Текст книги "Любовница на двоих"
Автор книги: Юлия Шилова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Глава 13
Ранним утром я проснулась от плача малышки и накормила ее. Галина, пожелав мне приятного дня, уехала в город, чтобы поговорить с так называемыми нужными людьми. При воспоминании о прошедшей ночи я мучительно краснела и ничего не могла с этим поделать. Порой мне казалось, что все это только приснилось, но мое сердце бешено колотилось, и я в который раз думала о том, что обманываю себя. Я и не могла понять, какое состояние я испытываю в данную минуту. То ли великое счастье, то ли ужасную агонию души. Мне хотелось верить, что я испытываю к Галине чувства, которые значат намного больше, чем обычная женская дружба, но в глубине души понимала, что это всего-навсего благодарность за то, что она для меня сделала, приняв участие в моей судьбе.
Прошло Несколько часов. Галина не возвращалась. Когда кого-то ждешь, время тянется необычайно медленно. Я немного перекусила и без конца поглядывала на часы. Нервы были на пределе, и я ничего не могла с этим поделать. Ничего. Из окна была хорошо видна шумная улица. Куда-то спешащие люди… Разноцветная реклама… Пестрые иномарки… Скоро наступит вечер, сядет солнце, город быстро заполнят сумерки… Меня терзали противоречивые чувства и страх перед тем, что я останусь одна в четырех стенах. С каждой минутой меня все больше и больше охватывала паника. Я осознавала, что мне нельзя нервничать, потому что как только я начинаю нервничать, Динулька тут же ворочается, начинает беспокоиться.
Галина не вернется, я не должна распускаться, я решусь на все ради дочки. А может, я просто нетерпелива и тороплю события.
Стараясь справиться с волнением, я налила себе крепкого кофе, сделала несколько глотков и подошла к зеркалу. Беременность явно пошла мне на пользу. После родов я расцвела. Я представила себя в свадебном платье. Наверно, я должна быть очень красивой невестой. У меня будет великолепное платье и пышная юбка со множеством складок и рюш. Я соберу волосы в красивую прическу и не буду надевать фату, чтобы не скрывать свою красивую длинную шею, наоборот, постараюсь подчеркнуть ее совершенную линию, тонкий, изящный изгиб. Да и вырез на моем свадебном платье будет глубокий, откровенный. Мой супруг будет неотразим точно так же, как неотразима я. И он никогда не причинит мне боль. Все эти фантазии привели к тому, что я расплакалась.
Когда на улице стало совсем темно, я уже не могла сидеть на одном месте. Я металась по комнате, то и дело подходила к двери, прислушиваясь к каждому шороху. Дочурка улавливала мое настроение и вела себя крайне беспокойно.
Галина не возвращалась.
В который раз подойдя к зеркалу, я отметила, что мое лицо припухло и стало болезненно бледным, под глазами большие синие круги.
Что же делать? Я перебрала один вариант за другим. Ни один не годился. Можно попытаться выйти на улицу и обратиться к какому-нибудь американцу за помощью. Но что я могу сказать, не зная языка, да и кто согласится мне помочь… У меня нет ни единого цента, а здесь есть только один язык, язык денег. Он понятен и прост.
Мысль о том, чтобы пойти в полицейский участок, я отмела сразу. Меня просто засадят за крепкую стальную решетку и навсегда разлучат с дочерью. Оставалось одно – найти Российское посольство, встать на колени перед послом и поведать свою страшную историю без каких-либо прикрас и исключений. Кроме своего ужасного поступка, когда я решила продать своего ребенка, обязательно расскажу о нелепо погибшей Динке и о других, которых отправляют за кардон так же, как отправили нас. Вот завтра встану с утра пораньше, накормлю Дину и пойду искать посольство. Хотя нет, я не оставлю малышку одну. Я ведь могу не вернуться так же, как не вернулась Галина. Я возьму свою доченьку на руки и пойду с ней.
За эти двое суток я очень изменилась. Исчезла вера в то, что завтрашний день будет лучше, чем сегодняшний. Надежда на то, что Галина вернется, испарялась с каждой минутой.
У меня даже не было сил думать о том, почему не вернулась Галина. Наверняка с ней что-то случилось. Жива ли она… Я знала только одно – она не сбежала. Она бы никогда не оставила меня одну в чужой квартире и чужой стране. Случилось что-то непредвиденное, что в корне поменяло все планы. Нужно только дождаться утра. Ночью я вряд ли смогу дойти до посольства, успокаивала себя я. В минуты горького отчаяния я закрывала свой рот руками и убегала на кухню, чтобы мои рыдания не разбудили и без того плохо спавшую дочь.
За эти двое суток я перекусила всего один раз, сказывалось сильное нервное напряжение. Из-за этого у меня почти совсем пропало молоко, а детские смеси, купленные Галиной, ПОДХОДИЛИ к концу. По всей вероятности, Галина не утруждала себя хозяйственными хлопотами и готовкой, а ходила поесть в какую-нибудь уютную кафешку или небольшой ресторанчик. Если бы я знала, что она так внезапно пропадет, я бы заставила ее накупить детского питания как можно больше. Хотя всего не скупишь, на всю жизнь не напасешься. Я поразилась тому, какие дурные мысли лезут в мою голову.
Ближе к полуночи я поняла, что мое самочувствие ухудшается с каждой минутой. Если бы я была у себя на родине, я бы уже давно позвонила в «скорую», в милицию, обзвонила бы все морги, бюро регистрации несчастных случаев. Но здесь…
Поняв, что я не в состоянии справиться с паникой, я взяла начатую бутылку шампанского и принялась пить прямо из горла. Простояв долго открытым, оно потеряло вкус и напоминало горьковатую воду. Выкинув пустую бутылку в мусорное ведро, я открыла холодильник и присвистнула – он был пуст. А ведь я не могу купить даже хлеба. Деньги… Опять все упирается именно в них. Возможно, если перевернуть, всю квартиру вверх дном, можно найти какую-нибудь заначку, но на это у меня просто не было сил.
Я вышла на балкон и бессмысленно уставилась на скопище припаркованных машин. Неожиданно мое внимание привлекла машина, показавшаяся довольно знакомой. Вроде бы я видела ее раньше. У меня перехватило дыхание. Господи, какая же я дурная? Как я сразу не догадалась, что она похожа на машину, принадлежащую Льву. На такой меня встречали в аэропорту, возили в клинику на обследование.
Я стояла ни жива ни мертва и с ужасом наблюдала, как из машины вышли трое мужчин. Мои опасения оправдались. Одного из них я отлично знала иле смогла бы его спутать ни с кем. Это был Лев. Двух других я видела впервые, но от этого мне не становилось легче, что это? Роковая случайность, и мужчины приехали к кому-то другому по своим делам, или все-таки по мою душу? Но ведь о моем местонахождении не знает никто. Никто, кроме Галины. Галина?! Нет, она бы никогда меня не сдала, Даже под дулом автомата… Она знает, что я совсем одна, без помощи и поддержки. Одна, с крошечной дочкой на руках… Она это знает…
Зайдя в комнату, я закрыла балконную дверь на щеколду и принялась ждать. Я ждала и слушала, как стучит мое сердце. Оно стучало так, что, наверно, его слышно даже в парадном. Ночная тишина и только громкие удары сердца… Такие громкие, что хочется заткнуть уши. От машины до моей квартиры идти не больше пяти минут. Если через пять минут в мою дверь не позвонят, значит, это простое совпадение. Причем счастливое. Возможно, в этом доме живут их знакомые или находится какой-нибудь магазин. В конце кондов тут масса магазинов, они занимают почти весь первый этаж, а если в мою дверь позвонят… Нет, я не знаю что.
Когда в мою дверь и в самом деле позвонили, я едва не умерла от разрыва сердца. Я посмотрела на дочку. Звонок повторился. Буквально на цыпочках я подошла к глазку и замерла. Первое, что пришло мне в голову – сделать вид, что в квартире никого нет. Но звонки были настойчивыми и продолжительными. Забеспокоилась дочка. Если не перестанут звонить, она обязательно проснется и раскричится, тогда ее могут услышать соседи. Перекрестившись, я постаралась изменить голос и еле слышно спросила:
– Кто там?
– Свои, – донесся до меня голос Льва. Припав к глазку, я увидела то, что боялась увидеть больше всего на свете.
– Вы к кому? Вы, наверно, ошиблись? – Я по-прежнему изменяла не только голос, но и интонацию.
– Мы не ошибаемся. Ольга, открывай по-хорошему!
– Какая Ольга? – не сдавалась я.
– Открывай, не тяни резину.
Я сейчас позвоню в полицию! – Я блефовала, потому что в квартире не было телефона. Звони куда хочешь, только не забывай, что к этой квартире не подведен телефонный провод, – словно разъяренный жеребец, заржал Лев.
– Тогда я выйду на балкон и начну звать на помощь. Мне обязательно помогут.
– Только погромче ори, чтобы приехал полицейский наряд и доставил тебя в тюрьму, потому что у тебя нет ни имени, ни родины! У тебя нет даже никаких бумаг, а здесь, как и везде, нет бумаг, значит, нет человека. Без бумажки ты какашка. А девку твою отдадут в приют, из которого мы ее обязательно заберем Можешь не сомневаться. У нас есть связи и деньги.
– Ну и сволочь ты, Лев, – обреченно произнесла я своим голосом. – Ну ты и сволочь!
– Давай не будем выяснять отношения через дверь. Пусти нас в квартиру, и мы подробно обо всем поговорим.
– Ага, нашел дуру! Утром я поеду в Российское посольство и подробно расскажу нашему послу обо всем, что со мною произошло. А еще я расскажу про тебя и твоих друзей. Так что в американскую тюрьму придется садиться тебе. Она уже давно по тебе плачет. Понял?!
– Не понял. Ты и из подъезда-то не выйдешь.
Поняв, что у меня может начаться истерика, я припала к двери и заголосила:
– Левушка, я тебе все прощаю… Будь другом, убирайся к чертовой матери вместе со своими братками! Я вас не знала и знать не хочу. Давайте разойдемся миром, вы забудете про меня и мою дочь, а я забуду про ваше существование без всяких претензий.
– Как это без претензий?!
– А какие ко мне претензии? – почти задыхаясь, спросила я.
– Их слишком много! Если ты прямо сейчас отваливаешь нам полтинник баксов, то мы на все закрываем глаза и забываем о том, что ты топчешь эту землю.
– Сколько?
– Полтинник баксов. Ровно столько стоит твоя свобода.
– Пятьдесят долларов?
– Пятьдесят тысяч, дура!
У меня пересохло во рту и потемнело в глазах.
– Ты что, совсем спятил?
– А ты думала, тебе всегда халява будет: халява, милочка, закончилась. Пришло время расплачиваться по счетам.
– По каким еще счетам?
– По обыкновенным. Тебя сюда наша фирма со всеми удобствами за своей счет доставила… – начал было Лев, но я зло перебила его:
– Да какая, к черту, фирма?! Вы жалкая кучка бандитов, торговцев живым товаром!!!
Лев не придал значения моим словам и продолжил:
– В мотеле на халяву жила, жрала, сколько хотела и что хотела! В клинику тебя возили! Это мы все вбиваем в наши расходы. За твоего ребенка нам покупашка тридцатку баксов заплатил, а ребенка так и не получил. Приходится неустойку оплачивать.
– Да вы, гады, хотели моего ребенка продать на органы! – чуть было не разрыдалась я.
– А тебя вообще не должно интересовать то, что мы сделаем с твоим ребенком. Ты хотела его продать, а мы хотели этому поспособствовать. Его дальнейшая судьба должна быть тебе просто по барабану. До балды, короче…
– Как это не интересовать? Это же мой ребенок!
– Это уже не твой ребенок, а наш. За него с нас теперь клиент деньги требует. Так что давай или полтинник баксов, или своего ребенка.
– Не получите ни того, ни другого.
На лестничной клетке открылась соседская дверь, выглянула пожилая женщина. Посмотрев сонным взглядом, она спросила их о чем-то и громко зевнула. Лев ей что-то ответил. Их диалог продлился около пяти минут. Как только старушка исчезла за порогом своей квартиры, громко хлопнув дверью, Лев проговорил уже более суровым голосом:
– Давай открывай, а то уже соседи потихоньку начали высовываться. Лишнее внимание нам ни к чему.
Так это же хорошо! Сейчас соседи начнут не только высовываться, но и вызовут полицию.
– Не откроешь, мы взломаем дверь…
– На вашем месте я бы не стала этого делать. Если соседи реагируют так только на то, что вы тут стоите, то представьте, что будет, если вы начнете ломать дверь.
– Хорош базарить!
– Ну так и проваливайте, если хорош, – с трудом проговорила я и почувствовала укол в сердце.
Ударив по двери кулаком, Лев посмотрел на братков и злобно усмехнулся:
– Ну что, придется немного у дома подежурить. Эта сука без еды долго не протянет. Немного поголодает, и сама нам своего выродка вынесет.
– А может, мы все-таки дверь того? – спросил браток с тупым лицом.
– Да эта старая карга нас уже просекла, – произнес Лев недовольным голосом. – Наверное, к двери припала и подслушивает. Скоро будет светать. День подождем. Если Ольга из дома не выйдет, следующей ночью придется брать хату штурмом, только тихо и осторожно, чтобы не привлечь внимание посторонних.
Припав к двери, Лев процедил сквозь зубы:
– Послушай, дура бестолковая, мы будем стоять у подъезда до тех пор, пока ты не сдохнешь в этой квартире. Как загнанная крыса. Или мы просто выберем момент и взломаем дверь. Если ты одумаешься, выйди на балкон и махни нам рукой. Мы забираем у тебя ребенка и гарантируем твою неприкосновенность. А это значит, что ты получаешь свою десятку баксов, мы посадим тебя в самолет и пожелаем мягкой посадки. Подумай хорошенько. Если ты не сдашься добровольно, исход будет плачевный, даже трагический. Ты же мечтала вернуться на родину с деньгами и начать новую жизнь! Пожалуйста, мы сделаем это. Мы всегда играем по правилам.
– Я хочу вернуться на родину со своей дочерью, – с трудом сдерживая рыдания, сказала я. – Если бы вы посадили меня в самолет вместе с дочкой… Я бы всю жизнь работала и все до копеечки вам отдала…
– У тебя только один выход. Подумай, но знай, каждая минута работает против тебя.
Мужчины направились к лифту и исчезли из поля зрения. Я села на пол и разрыдалась.
Начало светать. Я собралась с силами и подошла к окну. Прямо напротив моего балкона стояла машина, за рулем которой сидел Лев. Он смотрел прямо на меня и разговаривал по мобильному телефону… Проснулась и заплакала дочка. Я дала ей грудь, но молока не было. Я давила свою грудь, массировала соски, но так и не смогла выдавить ни капли. Видно, молоко перегорело из-за всех моих страшных потрясений. Достав полупустую и уже последнюю банку смеси, я принялась разводить ее водой и приговаривать, глотая слезы:
Дремлет папа на диване,
Дремлет мама у стола,
Дремлют наволочки в ванне,
Дина тоже спать легла.
Я взяла дочку на руки и стала кормить. Она удовлетворенно засопела.
– Динуля, много не ешь, – словно в бреду говорила я и с ужасом смотрела на то, как дочка доканчивает бутылочку. – Господи, ну оставь на следующий раз – Видимо, Динулька хорошо проголодалась, она выпила все содержимое бутылочки, откинула головку и сладко уснула. Я положила ее на диван, погладила беззащитное личико и прошептала:
– Родная моя девочка, спи. Я никому тебя не отдам. Это я тебе обещаю.
Когда совсем рассвело, я вновь подошла к окну. Машина была на том же "месте. Мне показалось, что мужчины смотрят на меня в упор. Но это и не важно. Важно то, что у меня нет малейшей возможности не только дойти до посольства но и просто выйти из подъезда.
– Господи, ну отъедьте, – шептала я, как помешанная, и кусала уже и без того ободранные губы.
Постояв около десяти минут, я отошла от окна, закрыла глаза и заплакала. Мне было совершенно безразлично, что холодильник пуст, но меня охватывал дикий ужас от того, что закончилось детское питание и мне нечем накормить свою малышку. Я даже не могла себе представить, что мне делать, когда ребенок захочет есть. Меня сначала бросило в жар, начало лихорадить. Я была в отчаянии от собственной беспомощности.
После появления Льва и его друзей у меня пропали последние надежды на то, что Галина вернется. Я опустилась на пол, обхватила голову руками, пытаясь справиться с головокружением. За эти дни я страшно обессилела. Квартира стала похожа на клетку, из которой был только один выход, да и то в пасть самого настоящего хищника. Трое суток… Господи, как же это долго! В нормальной обстановке эти сутки пролетают так быстро, а здесь… Трое суток недоедания, бессонницы, нервного напряжения, слез… Так можно свихнуться, сломаться, но мне нельзя. Если что-то случится со мной, никто не позаботится о малышке…
Галины нет и все разлетелось на куски… Все оказалось растоптанным… Жаль, что в квартире нет телефона, как жаль… Если бы он был, я бы обязательно позвонила. Стоп! А куда я могу позвонить? Бог мой, мне совершенно некуда звонить! В Россию? Кому? Матери? Чтобы окончательно добить ее? В полицию? Но ведь это смешно. Господи, как же это смешно. В голове был полнейший хаос, я ни на чем не могла сосредоточиться.
Нужно напиться, промелькнуло у меня в голове. Когда напиваешься, становится легче. Я принялась рыться в многочисленных кухонных шкафах в надежде найти хоть что-нибудь выпить. Мне повезло, в самом дальнем углу одного из шкафов стояла на четверть заполненная бутылка отменного виски. На голодный желудок алкоголь подействовал моментально. Перед глазами все поплыло, в ушах наконец прекратилось страшное гудение, которое преследовало меня в последнее время. Затем наступило какое-то онемение, было тяжело даже шевелить губами. Но стало намного легче. Приятное тепло разлилось по всему телу…
Обняв пустую бутылку виски, я села у кухонного окна. Неожиданно вспомнился московский офис, в котором мне предложили продать своего будущего ребенка. Молодая симпатичная женщина обнимала меня за плечи и восторженно говорила о том, какой героический поступок мне предстоит совершить. Мол, с их фирмой» связано много богатых молодых американских семей, которые спят и видят, чтобы усыновить ребенка. Они стоят в очереди по несколько лет и терпеливо ждут. Мое согласие будет благородным гуманным поступком. Ведь можно убить ребенка, сделав аборт, а я подарю ему жизнь. Для бездетной семьи этот ребенок будет самым желанным, самым любимым. И я поверила. Страшно подумать, но тогда я поверила каждому сказанному слову. Господи, какой же глупой я была!
Потом вспомнился момент, когда я в первый раз в жизни взяла в руки загранпаспорт. Тогда я заплакала. То ли от радости, то ли от страха перед неизвестностью, а может, и просто оттого, что за время ожидания сдали нервы. В американском посольстве я должна была скрывать беременность и доказывать необходимость своего выезда за бугор. Это было довольно сложно. Целая куча каверзных вопросов и целая куча лжи. В день получения визы меня жутко лихорадило. Сумасшедшая очередь на Садовом кольце… Я никогда в жизни не видела таких больших очередей. Человек четыреста, не меньше. И только около пятидесяти получили разрешение на въезд в Соединенные Штаты Америки. Остальные нервничали, ругались. Кто-то впадал в истерику и орал. Как же я боялась, пока ждала своей очереди. Я оказалась одной из немногих, кому посчастливилось получить визу. А затем аэропорт, таможня и – самолет.
Мысли мои вернулись к спящей дочке. Я с ужасом подумала, что она вот-вот проснется, а мне нечем ее накормить.
Глава 14
В который раз поглядев в окно, я увидела, что в машине остались двое – Лев и один из его приятелей, тот, с тупым лицом. Возможно, третий уехал по каким-либо делам, а может, стоит на моей лестничной площадке, рассматривает дверь с ее нехитрыми, но все же довольно массивными замками, чтобы решить, как их взломать.
Я услышала лязганье ключей в двери и замерла. Потом метнулась на кухню, схватила кухонный нож. Если мне сейчас придется кого-то убить, я сделаю это. Я должна защитить своего ребенка, я должна его спасти. Это ничего, что я такая хрупкая, справлюсь! Я притаилась в коридоре.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась». Галина.
– Ты что с ножом-то? Меня, что ли, резать собралась? – прошептала она, глядя на меня испуганными глазами.
– Я бы тебя не только зарезала, но и застрелила, – проговорила я, едва не плача.
– За что это?
– Где ты трое суток пропадала?
– Я не пропадала, я ездила в Луизиану.
– Куда?!
– В Луизиану. Это, между прочим, не близко. На самолете нужно лететь.
– И какого черта ты туда летала?
– Деньги добывала, да и документы тоже.
– А меня не могла предупредить?
– Времени было в обрез. Да убери ты нож, ей-богу! – тяжело привалилась к стене.
– Ты что, приросла? Стоишь как чужая. Заходи, – прикрикнула я на нее. – Скажи, это ты меня сдала? – спросила я и, затаив дыхание, с ужасом ждала ответа.
– Кому?! – явно опешила Галина.
– Льву и его товарищам.
– Как ты могла такое подумать?! – задыхаясь, проговорила Галина и даже изменилась в лице.
– Тогда какого черта ты бросила меня на трое суток одну? У меня кончилось детское питание, мне нечем кормить ребенка!
– Не кричи. Дина проснется.
– В том-то и дело, что я не знаю, что буду делать, если она проснется. У меня нет ни грамма смеси.
– А почему ты не кормишь грудью?
– У меня молоко перегорело.
– Нервничать меньше надо.
– Хорошенький совет! Ты хоть понимаешь, что, пока ты летала в эту свою Луизиану, мы могли сдохнуть с голода! Если бы ты вернулась чуть позже, обнаружила бы в квартире два трупа!
– Ольга, прекрати. Ты несешь ерунду. Я же о тебе заботилась, да и о малышке тоже. У меня никого нет ближе вас. Вы мне как родные. Да пусть меня лучше убьют, чем я сделаю тебе плохо. Тебе или маленькой Динке.
– Тогда откуда братки узнали о том, что я сижу в этой квартире?!
– Какие еще братки?
– Лев с товарищами. Они дежурят там, внизу. – Я перевела дыхание. – Ты что, и вправду не знаешь, о чем идет речь?
– Не знаю.
– У подъезда дежурят братки. Можешь посмотреть на них в окно. Правда, их было трое, а сейчас стало двое! Там никто на лестничной площадке не дежурил?
– Нет.
– Значит, один куда-то свалил.
– Я Ь не знала, что тут кто-то дежурит»
– Получается, что ты вошла в подъезд совершенно спокойно.
– Получается так.
– Значит, они не знают тебя в лицо.
Галина устало кивнула головой.
– Но ведь когда я раскапывала стукачку, ты вырубила Льва.
– И что?
– Он же мог тебя видеть.
– Но ведь я напала на него сзади, и он сразу потерял сознание.
Я потерла виски и пожала плечами.
– Странно как-то получается. Братки тебя в лицо не знают, а твою квартиру знают. Лев меня даже по имени назвал.
– Ольга, к чему ты клонишь? – сухо спросила Галина и отошла наконец от стены. – Я только сейчас узнала о том, что за квартирой следят. Спокойно зашла в подъезд, и никто меня не остановил. Получается, что тебя как-то выследили.
– Как, если я, кроме балкона, никуда не выходила?!
– Нужно подумать.
Галина нахмурилась и посмотрела на пустую бутылку, в обнимку с которой я сидела совсем недавно.
– А ты, я смотрю, времени даром не теряла, – холодно заметила она. – Виски уговорила.
– Ты не хуже меня знаешь, что, когда на душе гадко, самое лучшее – напиться.
– Что ты и сделала.
– Что я и сделала. Галина подошла к окну.
– Эта машина?
Я заметила на лице Галины горькое разочарование и усердно закивала.
– Эта.
– А кто в ней?
– Ну, Льва ты, наверно, узнала.»
– Ни хрена я его не узнала. Тогда в лесу темно было.
– Лев, это тот, что сидит за рулем.
– А второй?
– Второго я раньше никогда не видела.
– И давно они тут торчат?
– С ночи. Они в дверь звонили. Требовали открыть.
– А ты?
– А я что, ненормальная? Конечно, не открыла.
– Прямо мистика какая-то. И как они на твой след напали? Ты Веронике не говорила, где я живу?
– Нет. А как я могла ей сказать, если я у тебя никогда раньше не была?! Я здесь вообще не ориентируюсь.
– Чудеса какие-то все время… Похоронили домработницу, а когда раскопали – никого не нашли. Тут и в самом деле можно вдариться в мистику и поверить, что старуха ожила и поковыляла подальше от своей могилы. Потом этот застреленный браток в мотеле… Кто его застрелил, кому это понадобилось? И эта черная месса… Для полного счастья не хватало только этих, следящих за домом.
Мы долго сидели молча. Наконец я не выдержала:
– Ну и что принесла твоя поездка в эту, как ее?
– В Луизиану?
– Точно. В нее самую.
Галина полезла в карман и извлекла из него билет и разрешение на вылет в Москву.
Я с трудом сдержала себя, чтобы не разрыдаться. За эти трое суток я окончательно потеряла надежду на то, что смогу вернуться на родину. Такую любимую, такую желанную, единственную и неповторимую… Наверно, по возвращении домой моя жизнь в корне изменится и уже ничто не сможет вызвать моего раздражения или негодования… Ничто, даже реклама по телевизору, от которой я приходила в ярость, плевалась и ругалась. Особенно когда шел какой-нибудь интересный фильм, а реклама прерывала его через каждые пять минут. Меня учили чистить зубы определенной пастой, сутками жевать жвачку, правильно кормить кошку и пользоваться женскими прокладками с крылышками, употреблять бульонные кубики, которые на самом-то деле вызывали изжогу, мыть волосы шампунем от перхоти… Мне хотелось запустить в телевизор чем-нибудь тяжеленьким. Я обязательно посмотрю свою любимую «Санта-Барбару», которая идет уже черт знает сколько лет, заменяя постаревших актеров более молодыми и уже не такими амбициозными. За время показа сериала из жизни ушло немалое количество зрителей, так и не узнавших финала изрядно подзатянувшейся истории.
– Ты рада? – перебила мои мысли Галина.
– Чему?
– Ну тому, что я для тебя сделала. Мне было очень нелегко достать этот билет на Москву.
– А когда вылет?
– Сегодня вечером.
– Сегодня вечером? – не поверила я своим ушам.
– Совершенно верно.
– Господи, так быстро! Ну, Галина, ну ты даешь… А где ты взяла деньги?
– Да какое это имеет значение? Я дам тебе с собой тысячу долларов. Это на первое время. Не можешь же ты вернуться без денег. Буквально через пару недель прилечу я. Мне необходимо закончить лечение.
Ты хочешь сказать, что сегодня вечером я полечу в Москву? – Полетишь.
– Не верится даже!
– Что ж не верится, если билет на руках Летишь на Боинге, – деловым тоном сказала Галина, – со всеми удобствами. Скоро забудешь свою поездку в Штаты, как страшный сон. Хотя то, что ты пережила, даже во сне не приснится. Такое и выдумать невозможно.
Пока Галя говорила, я изучала билет. Дочитав до конца, я вдруг почувствовала, как сильно у меня прокололо сердце.
– Что ты, дуреха, так побледнела?! – спросила Галя. – Радоваться нужно!
– Радоваться?!
– Конечно. Не плакать же. Кончились твои мучения. Ты же домой едешь, на родину, понимаешь, на родину!!!
– Понимаю… – Мне показалось, что еще немного и я просто потеряю сознание. – Что тут непонятного.
– Тогда в чем дело?
– В чем дело? – повторила я ее вопрос.
– Ну, говори.
– Мне не все понятно.
– Говори, а я объясню.
Я смотрела на Галину в упор и видела, что она прекрасно понимает, что я имею в виду.
– Галя, но ведь билет выписан на мое имя.
– А что, ошибка произошла? Может, отчество неправильно написали?
– Да нет. С отчеством как раз полный порядок. Я же сказала, что билет выписан на меня… одну.
– Ну и что дальше?
– Тут про ребенка ничего не сказано.»
– А, про ребенка…
– Ему должны были сделать отдельный билет или вписать его ко мне.
Галина пригладила волосы и повела плечами. Ее лицо побагровело. По всей вероятности, она не нашлась, что сказать.
– Галя, билет на меня одну. Мне нужны документы на ребенка. Ты же знаешь, что я никогда в жизни не оставлю своего ребенка здесь и не полечу одна.
– Но ведь ты же хотела на родину?
– Хотела. Но только с ребенком. – Я пристально посмотрела на Галину и произнесла голосом, полным презрения: – Галя, неужели ты сука?
– Что?
– Ты самая настоящая сука. Каких свет не видывал!
В Галининых глазах промелькнула паника. Не удержавшись, я отвесила ей пощечину и, сунув билет ей в карман, прошипела, словно змея:
– Лети сама в свою Москву, дура переделанная. А может, дурак. Я и сама не знаю, какого ты пола. Ни Он, ни Она. Наверное, Она Точно, ты среднего рода. И как я сразу не догадалась! Тебе не пол менять надо было, а мозги. У тебя же с головой не в порядке. Непонятно как только тебя из дурдома выпустили! Короче, я беру свою дочь и иду в Российское посольство. Я думаю, меня обязательно поймут и отправят на родину. Я знаю, что ты меня сдала, что ты с ними заодно. Только они мне за ребенка десятку обещали, а ты даешь штуку. Девять тысяч прикарманила, чтобы пол поменять, а может, чтобы пришить какой-нибудь хвост и ослиную голову?! Только знай, мне вообще никаких денег не нужно. Мне нужен мой ребенок. И скажи своим товарищам, если со мной что-то случится, их за это накажет Бог. Он все видит и обязательно наказывает таких скотов, как Лев и его дружки. А ты, сука продажная, ко мне близко не подходи! Я ничего не боюсь. Ни тебя, ни твоего пистолета. Так что член себе можешь не пришивать. Такой мутант, как ты, мне не нужен ни в каком виде. Мне вообще никто не нужен, кроме моей дочери!
Галина вздрогнула. Лицо ее было мрачнее тучи.
– Я знаю, как я сделаю деньги: если я доберусь домой, я возьму свою малютку и пойду по всем газетам, чтобы люди узнали об участи так называемых биологических матерей и их детей. Я все обойду. И газеты, и телевидение. Такой шухер наведу, можешь не сомневаться! А наше телевидение передаст материал телевидению США. Это же будет сенсация, скандал. Ох, какой же будет скандал! Ведь всем этим бизнесом правит мафия! Самая настоящая мафия! Уверена, что эта мафия торгует не только детьми, но и наркотиками и оружием. Они ставят нас, оступившихся, в безвыходное положение, в самые страшные условия. Ведь мы словно подопытные кролики. У нас нет ни денег, ни документов. Многие из нас не знают английского. В чужой стране нас не ждет ничего хорошего, потому что даже те, кого мы принимаем за своих друзей, в результате оказываются недругами. Я и до Владимира Познера дойду. Я из телеведущих только ему доверяю. Мне кажется, он честный и очень даже порядочный. Я уверена, этим займутся спецслужбы и тогда кое-кому несдобровать.
– Дура ты. Сама не знаешь, что говоришь, – тяжело вздохнула Галина. – Во-первых, я тебе сразу скажу, что никто и никогда мафию не пересажает. Это же годами налаженный бизнес. Как может государство приструнить мафию, если оно само мафия? А во-вторых, я тебя не предавала и никогда не предам. Зря ты на меня столько грязи вылила. Не заслуженно это.
– Тогда почему билет выписан только на меня одну? – спросила я холодным голосом. – Почему у меня кет никаких документов на Динку?
– Потому что документы на твоего ребенка будут готовы не раньше, чем через две недели. Ты хоть понимаешь, как это сложно?
– Понимаю. Тогда я останусь в Штатах вместе со своей дочерью еще на две недели, пока не будут готовы документы.
– Но это очень опасно. Ты даже не представляешь, как это опасно.
– А ты можешь себе представить, что я полечу одна?
Понимаешь, ты должна мне довериться, – возбужденно заговорила Галина. – У нас нет другого выхода. Если между нами не будет доверия, тогда вообще мы не выберемся из этой ситуации. Я хотела тебе все объяснить с самого начала, но ты даже не дала мне раскрыть рта. Ты летишь первая. А в это время я сделаю документы на твоего ребенка, улажу кое-какие свои дела и вылечу следом. Ты встретишь нас в аэропорту. Я договорился с одной милой, пожилой эмигранткой о том, что эти две недели девочка поживет у нее. Она живет тут, в пригороде. Это очень хорошая и чистоплотная женщина. Она будет следить за твоей дочерью. Ты можешь в этом не сомневаться. Я покачала головой: