Текст книги "Любовница на двоих"
Автор книги: Юлия Шилова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)
Глава 28
Прошло ровно четыре месяца.
Мы живем в роскошном доме за городом и ведем довольно уединенный образ жизни. Баба Глаша живет с нами и, по-моему, очень довольна. В те минуты, когда она начинает хандрить и вспоминать свой самогонный бизнес, я сажаю ее в свой джип и везу в нашу любимую коммуналку, на улицу Академика Скрябина и наблюдаю за тем, с каким энтузиазмом она гонит самогонку, гордо объясняя мне все секреты производства, что поделаешь, это семейное. Наследственность – дело непоколебимое. Пока баба Глаша получает кайф от своего любимого занятия, я брожу по комнате и вспоминаю, как в первый раз мы тут увиделись с Сашкой. Звонит мобильный. Я достаю его из сумочки из крокодиловой кожи и слышу голос родного и любимого человека. Сашка сидит в своем офисе на Тверской, пьет кофе с Серегой и говорит, что не может дождаться, когда вернется домой, потому что очень по мне скучает.
Я рассказываю ему о том, с каким восторгом баба Глаша гонит самогонку и как у нее это здорово получается. Сашка громко смеется, и я на расстоянии чувствую его прерывистое дыхание. Такое горячее, такое обжигающее… Сунув мобильник в сумочку, я возвращаюсь на кухню и говорю бабе Глаше, чтобы она закруглялась. Хорошего, мол, помаленьку. Баба Глаша вздыхает, прячет свой аппарат и в который раз упрекает меня в том, что я не рожаю ей внуков. Пока она отдыхает от бизнеса, она могла бы их нянчить. Тогда я отворачиваюсь к окну, закрываю глаза и вспоминаю свою маленькую доченьку, тихо напевая себе под нос:
Дремлет папа на диване,
Дремлет мама у окна,
Дремлют наволочки в ванне,
Дина тоже спать должна.
Почувствовав, что к горлу подкатывают рыдания, я замолкаю и пою свою песенку молча.
Один раз баба Глаша сильно простыла и слегла на целую неделю. Я поехала на улицу Академика Скрябина одна. Я часто сюда приезжала. Думала, ходила по комнатам, вспоминала Штаты, пела колыбельную – давала волю своим чувствам. В один из таких приездов раздался звонок в дверь. Я бросилась к двери и распахнула ее настежь. Передо мной стояла… Галина, только выглядела она уже совсем по-другому. Выступающий подбородок, мужская щетина и… мужская одежда.
– Галя… – прошептала я, сползая по стене на пол.
– Ольга… Ольга… Если бы ты только знала, сколько времени я тебя ищу!
Галина села рядом и обняла меня за плечи.
– Убери руки! Сука ты драная! Какая же ты все-таки сука!
– Ольга, там, внизу, твоя машина?
– Моя.
– Ты должна съездить со мной в одно место.
– Зачем?
– Не спрашивай.
Как только мы сели в джип и выехали со двора, я полезла в сумочку и отключила мобильный телефон. Затем достала платок, смахнула слезы и поправила полы норковой шубки.
– Ты выглядишь просто отвратительно, – зло усмехнулась я. – Теперь хрен кто догадается, какого ты рода.
– Я уже четыре месяца употребляю мужские гормоны.
– Тебе все неймется!
– Готовлюсь к операции.
– Опять собралась менять пол?
– Собралась. Я буду настоящим мужчиной. Я же тебе обещала.
Да по мне ты хоть собакой будь. Можешь себе хвост пришить, какая мне разница! – говорила я, а по моим щекам непроизвольно текли слезы, и я ничего не могла с этим поделать. Мне вспоминались Штаты, мокрая после дождя Галина, мебельный магазин, корзинка в ее руках…
– Хорошо же ты меня тогда предала, – язвительно сказала я и, сняв руку с руля, отвесила Галине пощечину. От моего большого бриллиантового перстня на ее щеке остался довольно приличный след – большая кровавая царапина. Галина не издавала ни звука, даже не подняла глаза. Моя рука покраснела, и на ней выступило раздражение.
– Бреешься, что ли?! – брезгливо спросила я.
– Бреюсь.
Подъехав к небольшому сталинскому дому на Автозаводской, мы вышли из машины и направились к подъезду.
– Какого черта ты меня сюда привезла?
Галина молча сунула ключ в замочную скважину и распахнула входную дверь. Из дальней комнаты послышалось воркование. У меня поплыло перед глазами.
– Кто там? – одними губами спросила я.
– Динка.
– Что?!
– Я же говорю – Динка. Сними шубу, а то сейчас инфекция ходит. И руки вымой. Заходи осторожно, она же не знает тебя.
Скинув шубу и туфли на шпильках, я, словно пьяная, зашла в ванную и сунула руки под горячую воду. Руки покраснели, от воды шел пар, я ничего не чувствовала.
– Ты что, дура! Ты же руки обваришь?! – закричала появившаяся Галина и сунула мои руки под струю холодной воды.
– Да Бог с этими руками…
Я вошла в комнату и увидела красивую кованую детскую кроватку, в которой полулежала девочка в красивых ползунках и играла погремушкой. Рядом с кроваткой сидела пожилая женщина. Она быстро встала, поздоровалась, сказала, что она приходящая няня и что малышка в полном порядке. Галина вышла проводить няню, а я протянула малышке руки, замерла от счастья, когда она потянулась ко мне.
– Галя, видишь, она меня узнала! – Я и плакала и смеялась одновременно. Взяв Динульку на руки, я стала целовать пухленькие щечки и повторяла, словно в бреду: – Я твоя мамочка, я твоя мама…
Динулька улыбалась и моргала своими большими глазищами.
В этот день я так и не вернулась домой и так и не включила мобильный телефон. Я не спускала Динульку с рук, меняла ей памперсы. Кормила, играла с ней. Я чувствовала себя такой счастливой, такой спокойной!
Вечером Галина откупорила бутылку шампанского и, разлив его по бокалам, произнесла:
– Я сделала все, как обещала. Только я вернулась немного позже.
– Почему ты меня не сразу нашла?
– Потому что тебя уже не было на улице Академика Скрябина. Я поехала к твоей матери, но она сказала, что ты так и не возвращалась. Я взяла у отца деньги и купила эту квартиру. Оборудовала детскую комнату. Сделала ее в розовых тонах с белыми и голубыми облачками… Нашла няню. Начала принимать мужские гормоны. Это очень тяжело. Я испытываю страшные боли. Опять эта ломка! Но без этого операцию просто не станут делать. Я же тебе обещала, что сделаю операцию.
– Но я живу с мужчиной.
– Ну и что? У нас с тобой ребенок, и только мы знаем, какой ценой он нам достался. Пойми, я тебя не предавала. У меня не было другого выхода. Это мафия. ОНИ меня выследили и заставили играть по своим правилам. Но я их перехитрила. Они кое-что не учли. Они не учли, что я очень тебя люблю. Тебя и нашу дочь… Я сделала вид, что продалась и продала тебя вместе с ребенком, но это была только игра, на самом деле все было не так. Помнишь ту девушку по имени Вера, которая встречалась со Львом?
– Помню. Это она нас выдала?
– Она.
– А как же женская солидарность?
– Какая, к черту, женская солидарность! Я видела, что она подозрительно на меня посматривает, понимает, что я переделанная. Она рассказала об этом Льву. Тот сразу сообразил, что я приехала в Штаты менять пол. Не я первая, толпы летят. Вычислил, в какой клинике я лечусь, узнал, где снимаю квартиру. Мне пришлось делать вид, что ты мне безразлична. Я уговорила оставить тебя в живых, они-то хотели тебя убить. Помнишь, как я стояла в аэропорту вместе со всеми?!
– Конечно, помню. Разве такое забывается.
– Как только мы отъехали от аэропорта, я достала пистолет и первым делом выстрелила во Льва, затем в братка и только потом в стукачку. Они этого не ожидали, потому что отобрали у меня оружие и не знали, что я приобрела новый пистолет. Бросив машину с трупами, я взяла корзину с малышкой и уехала из этого города. Потом добывала деньги, делала документы. Как только вернулась в Москву, бросилась искать тебя, но никто не знал, куда ты переехала. Сегодня обнаружила тебя чисто случайно. Просто у меня вошло в привычку ездить на улицу Академика Скрябина…
– В мою тоже. Галька, сколько же тебе пришлось пережить!
Динулька мирно посапывала в своей кроватке, а мы лежали на пушистом ковре и пили шампанское.
– Галька, а как стукачка-то ожила? – спросила я.
– Да она и не умирала!
– Как это не умирала?! Я же ее собственноручно убила.
– Хреновенько ты ее убила. Не добила, а мы впопыхах это и не заметили. Она, на наше несчастье, живучая оказалась. Да и закопали мы ее тоже хреновенько, видимо, оставили приличную дыру для воздуха. Ее не Лев раскопал, а какой-то случайный бомжеватый прохожий, который услышал стоны из-под земли и по пьяни начал раскапывать. Потом так перепугался, что убежал, Стукачка, баба здоровая, очухалась, сама вылезла. Даже ямку свою закопала, чтобы никто не узнал. Затем сутки полежала в больнице, вернулась в мотель и со злости замочила какого-то братка. Лев ее простил и снова взял на службу.
Галина замолчала, и я поцеловала ее:
– Прости меня, пожалуйста, за то, что плохо о тебе думала. Ты столько для меня сделала, даже страшно представит»! Ты вернула мне дочь.
Галина громко застонала и стала кататься по полу. Я перепугалась и схватила ее за руку:
– Что с тобой?
– Это ломка.
– Какая ломка?!
– От мужских гормонов.
– Господи, но зачем же ты так себя мучаешь?
– Затем, что я очень тебя люблю и хочу стать мужчиной…
Мы слились в страстном поцелуе и отдались тому волнению, которое охватило истосковавшиеся друг по другу тела. Нас слишком многое связывало. Слишком многое. Нас связывало прошлое, которое нельзя было ни зачеркнуть, ни забыть. Это прошлое переросло в настоящее…
Я вернулась домой только на третьи сутки, так ничего и не объяснив Сашке.
Я СТАЛА ЛЮБОВНИЦЕЙ НА ДВОИХ И СТАЛА ЖИТЬ НА ДВЕ СЕМЬИ ДВУМЯ РАЗНЫМИ ЖИЗНЯМИ…
ПРОШЛО ЕЩЕ ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА.
Я разрывалась между двух огней. Жила с Сашкой, но при первой же возможности садилась в джип и мчалась к Галине с Динкой. Когда Галину положили на операцию, с Динкой была няня, да и я старалась проводить с ней как можно больше времени. Перед операцией я дежурила у Галиной постели, поддерживала ее морально и говорила о том, как сильно ее люблю. Потом выходила в коридор, доставала мобильный телефон, звонила Сашке и говорила, что просто не могу без него жить.
Я НЕ ВРАЛА. Я ВООБЩЕ НИКОМУ НЕ ВРАЛА. Я ОЧЕНЬ СИЛЬНО ЛЮБИЛА САШКУ, ТАК СИЛЬНО, ЧТО НЕ ПРЕДСТАВЛЯЛА БЕЗ НЕГО СВОЕЙ ЖИЗНИ. НЕ МЕНЕЕ СИЛЬНО Я ЛЮБИЛА ГАЛИНУ И БЫЛА ЕЙ БЛАГОДАРНА ЗА ТО ОГРОМНОЕ УЧАСТИЕ, КОТОРОЕ ОНА ПРИНЯЛА В МОЕЙ СУДЬБЕ…
За пять минут до операции я подошла к каталке, на которой лежала Галина, взяла ее за руку и сквозь слезы спросила:
– Может, откажешься?
– Нет. Я тебе обещала.
– К черту твои обещания…
– Так не пойдет. Мужик я или не мужик? Щетина есть, а ни члена, ни яиц…
Галину увезли, а я осталась в коридоре ждать. Галина умерла в самом начале операции. Организм не выдержал таких страшных перегрузок за короткое время. Выслушав врачей, которые в общем-то и не рассчитывали на другой исход и, оказывается, Галина прекрасно об этом знала, я выбежала из больницы, бросилась в джип и поехала на работу к Сашке. Закрыв дверь его кабинета на ключ, я принялась говорить, постоянно смахивая слезы. Я говорила долго. Про то, в какой семье я родилась, как полетела в Америку, чтобы продать свое дитя, про Галину, про ее приезд в Москву, про свою встречу с дочерью, про то, что все это время жила с двумя дорогими мне людьми. Сказала о том, что час назад Галина умерла прямо на операционном столе. Я замолчала и ждала, ЧТО случится самое худшее. Сашка ударит меня по лицу, выгонит прочь, разлюбит и наговорит гадостей. Но он, мой милый, родной Сашка, не сказал ни единого слова упрека. Он просто положил свои руки мне на плечи и тяжело вздохнул:
– Господи, как долго я этого ждал…
– Чего?
– Чтобы ты мне рассказала. Я чувствовал, но хотел, чтобы ты сама решила рассказать.
– Я вызываю у тебя отвращение после всего, что рассказала?
– После всего, что ты рассказала, я полюбил тебя еще больше. А теперь хватит хныкать, поехали.
– Куда?
– За нашей дочерью. Может, хватит уже скрывать ее от родного отца? Пора везти ее домой. Вот для бабы Глаши радости-то будет…
Я заплакала, засмеялась и бросилась Сашке на шею.
Эпилог
Мы живем в том же доме, у нас две чудные дочери. Одной уже шесть и ее зовут Машенька. Другой – годик и ее зовут Диночкой. Сестренки не только ладят друг с другом, они друг друга любят. Машеньку мы удочерили сразу, как только узнали, что у нее умерла бабушка и никого из родни не осталось. Первым делом мы повезли ее на море. Баба Глаша на время завязала со своим самогонным бизнесом и осталась с маленькой Динкой. Она говорит, что нянчиться с внуками более благородное дело, чем приторговывать. Как Машеньке понравилось море! Вытащить ее из воды было просто невозможно. Они с Санькой строили замки из песка, играли, плескались в воде. Вечером мы ходили на дискотеки, ужинали в ресторанчиках и решили на следующий год обязательно взять с собой маленькую Динульку. Вдвоем им будет веселее.
У них чудесная детская комната, море игрушек. Во дворе горки, детский городок. Я написала письмо своей матери, попросила прощения и сообщила ей свой адрес. Я звала ее перебираться к нам насовсем – дом большой, места хватит всем.
По праздникам мы садимся за шумный стол и ставим бокалы для тех, кого нет с нами. Один прибор для Дины, другой для Павла, а третий, конечно же, для Галины… Санька обнимает меня за плечи, а я закрываю глаза и представляю, что они с нами… Как жалко, что их нет!
А сегодня вечером у меня было какое странное предчувствие, словно что-то должно произойти. Что-то, чего я ждала очень долго… Я выбежала на улицу и увидела за забором свою мамочку. Она стояла с чемоданом в руках и испуганно озиралась по сторонам.
– Мамочка! – громко закричала я и бросилась к ней, чуть было не свалив ее с ног. Следом за мной выбежала Машенька и притопала Динулька, за которой едва успевала баба Глаша. – Мамочка, проходи, у нас дом очень большой, всем места хватит, – произнесла я сквозь слезы и поцеловала ее. Мы обнялись и громко заплакали. Санька подошел к нам и сказал, что мы чокнутые. Мол, не плакать нужно, а радоваться…
