Текст книги "Жизнь, какая она есть"

Автор книги: Юлия Шошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

-Люблю тебя, – шепнул я. Люблю тебя. Это просто два глупых слова, которыми я никогда не опишу то, что действительно чувствую к ней. Этого не описать.

-Я тоже тебя люблю, – пропела она в ответ, сжимая своей ручкой мою. – Сегодня у тебя есть тренировка? Я буду там.

-Конечно будешь, – я нежно поцеловал ее за ухом. – Ты всегда рядом.

5.

-Юля, Никита! – мы вошли в студию, и нас тут же заприметила Анна – главный редактор журнала. – Как хорошо, что вы нашли для нас время.

–Всегда пожалуйста, – пожал плечами Никита. Он выглядел восхитительно. На нем были темно-синие джинсы, слегка потертые и выцветшие, белая футболка и угольно-черный, облегающий фигуру пиджак. Волосы его растрепались от ветра, а улыбка сверкала в свете софитов. Я на его фоне казалась какой-то потерянной.

Мне несколько раз махнули пуховкой по лицу, ассистентка поправила узкое и короткое белое платье на моей спине, затем чуть взбила мне волосы.

–Готовы…? – фотограф стоял на позиции, и мы с Ником двинулись вперед. Никита посмотрел на меня с улыбкой и раскрыл объятия. Я шагнула к нему и удобно устроила голову у моего будущего мужа на плече. Раздался звук затвора.

–Чудесно. Никита, полубоком, – скомандовал фотограф, и Ник подчинился. Я встала рядом с ним и чуть выставила вперед ногу – фотограф поймал момент и показал большие пальцы.

Съемка продолжалась не больше часа, а затем нас отвели в сторонку, усадили на диван, и Анна принялась расспрашивать нас для небольшого интервью.

–Когда вы познакомились, могли ли предположить, что все обернется свадьбой? – спросила она, конкретно ни к кому из нас не обращаясь.

–О да, я так сразу и подумал, – самодовольно ответил Никита и посмотрел в мои глаза с таким обожанием, что я не сдержалась и засмеялась.

–Он такой самоуверенный, – поделилась я, взяв руку Никиты и переплетя свои пальцы с его.

–Когда видишь такую девушку, сложно отступить, – продолжил Никита. – Юля – идеал для меня. Она умна, хороша собой и очень, очень нежна. Заботливее и милее девушки я не встречал. Она покорила мое сердце сразу же, и без нее я уже не знаю, как двигаться дальше. Она – моя вторая половина, как бы банально не звучало.

Я с умилением посмотрела на будущего мужа и добавила:

–Мы действительно иногда как Чип и Дейл – два не разлей вода бурундука.

Все мы засмеялись, и Анна успешно это записала.

–Ну а что вы можете сказать насчет вашего будущего? Юля, вы – успешная актриса, и Никита спокойно воспринимает вашу профессию?

–Да, наши отношения построены на доверии, – ответила я, слегка улыбнувшись. – Я не позволю себе думать о нем плохо без причины, а он никогда не будет ругать меня без оснований. Конечно, у нас бывают свои ссоры, но мы стараемся их решать по поступлению, а не забегать вперед.

–Отличное решение, Юля. Никита, вопрос к вам. Как вы думаете, как скоро вы подарите миру маленьких Левыкиных?

Ого, такого вопроса я не ожидала. От неожиданности я поперхнулась, а затем, переглянувшись с Ником, засмеялась.

–Анна, я думаю, здесь нельзя загадать. Я стараюсь изо всех сил, если понимаете, о чем я.

Они оба рассмеялись, а я слегка нахмурилась. Мы никогда не обсуждали с ним тему детей, и, что касается моего мнения, на данный момент к этому я не готова.

Интервью продолжалось, а я уже думала, как быстрее попасть домой. После вопроса о детях мне стало не по себе, и Никита, по видимому, это заметил.

–Я тебя чем-то обидел, малыш? – спросил он, когда мы ехали домой.

–Нет, – тихо ответила я, смотря в окно. Разговаривать не хотелось, я чувствовала себя оболганной и отвергнутой. Понимаю, это все глупости, но его ответ (без согласования с моим) меня задел.

–Малыш, – Никита свернул, и я слегка сдвинулась вбок с сидения. – Я же вижу, что ты расстроилась. Это из-за моего ответа на интервью?

–Да, – так же тихо ответила я.

Никита засмеялся, и после этого мне захотелось ему врезать.

–Как ты мог говорить о детях, если мы даже не обсуждали это? – все-таки не сдержалась я. – Я просто шокирована твоим ответом. Я… я может еще не готова к этому, а ты так легко рассказал обо всем на всю страну!

–Малыш, успокойся, – примирительным тоном сказал Никита, – это же просто интервью. Кому какое дело? Это наше с тобой решение, и если ты не готова к детям, я подожду. Честно говоря, я никогда не хотел тебя торопить. Все будет так, как ты захочешь, малыш.

Его елейность в голосе меня добила. Я замолкла и полностью отвернулась к окну. Настроение испортилось окончательно, и больше всего я сейчас хотела добраться до дома и упасть на кровать. Одна. Без него.

Домой мы вернулись в молчании. Он несколько раз бросал на меня умоляющие взгляды, но я была непреклонна.

Открыв дверь ключами, я вошла первой и, сбросив туфли на плитку, пошагала босыми ногами в спальню. Стянув через голову треклятое платье, я достала полотенце и отправилась в душ. Холодные струи помогли взбодриться, но мозг упорно отказывался выбрасывать глупые мысли из головы. Я знаю, он вовсе не набивал себе цену, не выпендривался перед Анной и не елейничал. Он просто ответил на вопрос, а я взъелась на него. Но извиняться я не буду. Ни за что.

Выключив воду, я вышла из душевой кабины и вытерлась полотенцем. Сбросив его в корзину с бельем, я пошагала в спальню и услышала разгоряченный разговор:

–…не могу уехать сейчас! Да что … Черт. Я не … У меня своя жизнь, отец. Я не собака: по первому зову бежать туда, куда тебе нужно.

Я слышала злость в голосе Ника, а также безысходность и грусть. Нахмурившись, я пошагала на звук и обнаружила его сидящего за барной стойкой и сжимающего в руке телефон. На стойке стоял бокал, наполненный бренди – его любимой выпивкой.

Подняв глаза, Никита устало прошелся взглядом по моему нагому телу и снова раздраженно вздохнул.

–Я вылечу завтра утром, – а затем сбросил звонок.

–Что-то случилось? – тут же спросила я, склонив голову набок. Мокрые рыжие пряди хлестнули меня по плечу.

–Отцу нужно, чтобы я завтра вылетел в Шанхай. У нас там очень важная встреча в четверг…

–Завтра? Но ведь завтра только вторник… – я озадаченно почесала нос.

–Вот именно, – грустно ответил Никита. – Малыш, прости, что опять придется оставить тебя. Может, прилетишь ко мне в среду? Или завтра полетели со мной?

–Нет, – отрезала я. – Я останусь здесь.

Никита вздохнул: он знал, что я не жена декабриста, и ездить по всему земному шару за ним не стану.

–Что ж… Хорошо. Пойдем в постель, сегодня был тяжелый день.

–Я хочу, чтобы ты спал на диване, – холодно сказала я, сложив руки на груди. Никита чуть подался вперед, словно бы не расслышав.

–Что?

–Я хочу, чтобы ты сегодня спал на диване, – повторила я свою просьбу и подняла брови. Я знала: это жестоко. Но пусть трижды подумает, прежде чем снова сказать какую-то дурость.

Никита вскинул на меня глаза.

–Это из-за глупого интервью? Боже, Юля, не будь ребенком!

–Это ты не будь ребенком и не говори всякую отсебятину. Это интервью завтра будет на первых страницах журнала, – сверкнув глазами, сказала я.

Никита резко втянул носом воздух.

–Это всего одна ошибка, Юля. Даже не ошибка, а простой прокол. Что в этом такого?! Для чего ты начинаешь скандал? Тебе грустно?! Хочется поругаться перед тем, как я улечу почти на неделю? Тебе что, совсем плевать на меня?! Может, я и ошибся, назвав тебя идеалом…

Я замолчала. Его слова хлестанули больнее плети по голой спине, и я слегка нахмурилась и закусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не расплакаться. Никита вновь посмотрел на меня – что-то в его глазах смягчилось, он понял, что перегнул палку и, как только он открыл рот, чтобы что-то сказать, я выплюнула:

–Подушку возьмешь в кладовке, – и была такова.

-Так, подтянулись и сначала! – скомандовала нам Марина Петровна, наша учительница по танцам.

Я улыбнулся котенку и подал руку. Та, без колебаний, взялась за нее, и мы встали на исходную позицию.

-Помните, что вальс – это интимный танец. Чем ближе вы стоите друг к другу, тем больше у вас будет получаться!

Некоторые с сомнением посмотрели по сторонам, словно бы не понимая, как можно стоять еще ближе. Я подтянул к себе Юлю, и она уперлась грудью в меня.

-Так близко?.. – с коварным смешком спросила она. – А еще ближе слабо?

Я вдавил ее в себя, и теперь в штанах стало тесно. Что же она со мной делает?! Ее порывистый вздох, когда она почувствовала, как я упираюсь в ее бедро, нужно было слышать… Он тут же спровоцировал меня послать всех к чертям и уединиться с ней за кулисами. Но, здесь мы были не одни, а судя по глазам котенка, она думала о том же самом.

-И…! – зазвучала музыка, и мы одновременно шагнули, – Раз, два, три! Раз, два, три!

Кружась в вальсе, я неотрывно смотрел на нее, а она на меня. Никого кроме нас не существовало, и я видел лишь блеск ее шоколадных глаз, ничего более.

-Я люблю тебя, – так просто, словно дыхание, сказала она.

-Я больше, – шепнул я, сжав ее талию.

-Ты же знаешь, что это невозможно, – легко улыбнулась она и облизнула губы.

-Не делай так, – погрозил ей я, усмехнувшись. – Иначе я уволоку тебя за кулисы и предамся грязным вещам.

Юля снова облизнула губы.

-Хочу на это посмотреть.

5.

Когда я проснулась, Ника уже не было. Я всю ночь проворочалась в постели, и постоянно осаживала себя, потому что почти каждую минуту я хотела вскочить и попросить его лечь ко мне.

Засыпать без него было тяжело. Сквозь приоткрытую дверь я видела, как он ворочался на диване, а потом, около трех часов ночи, услышала, как звенит лед, и раздался звук наливаемой выпивки.

Я ругала себя за вспыльчивость, а его – за грубые слова, которые он сказал. Он действительно так не считал, и я прекрасно знала это. Но, сказанного не вернешь, и поэтому я так и не встала с кровати и не попросила его присоединиться. Я уснула лишь под утро, а сейчас Никиты и след простыл.

Из шкафа исчезли три рубашки – сиреневая, белая и черная – все три ему дарила я. Также я не нашла двух брюк и джинсов. Он улетел в Шанхай и даже не попрощался.

Мы оба были гордецами. Я – в большей степени, но Никита такой человек, что если уж ему и взбрело что-то в голову, то переубедить его было очень трудно.

Совершенно подавленная, я вышла в гостиную и вдруг увидела белеющий на обивке дивана листок. Бросившись вперед, я подняла его и раскрыла:

«Малыш, уже три часа ночи, а я все не могу уснуть, потому что наговорил тебе много гадостей. Кроме тебя, ни о чем не могу думать, вообще ни о чем. Мне очень страшно за то, что ты успела себе сейчас надумать. Пожалуйста, прости за вчерашнее.

Мне очень хочется, чтобы ты знала – я так не считаю и никогда не считал. Это недоразумение, и я виноват.

Больше всего на свете я хочу, чтобы ты позвонила мне, как проснешься, и сказала, что с нами все в порядке. Я не хочу с тобой ссориться, малыш. Надеюсь, ты простишь меня… Я очень люблю тебя»

Я подавила в себе желание расплакаться и прижала тонкий лист бумаги к груди. Я – идиотка. Это – общепринятый факт.

Аккуратно свернув листок, я пошагала обратно в спальню и нашла на второй полке сверху шкатулку. Там я хранила все драгоценности и, освободив немного места, я положила внутрь это письмо. Оно останется напоминанием, как сильно Никита меня любит.

Подхватив с полки телефон, я нажала кнопку быстрого набора номера и услышала:

–Абонент временно недоступен…

Значит, еще летит. Ладно, получит сообщение о моем звонке и сразу же перезвонит.

День занимался. Я сделала кучу домашних дел, сварила обед и перестирала вещи. Всплакнула над нашей фотографией в холле – мы там такие счастливые!

Около шести вечера я вышла на прогулку, натянув растянутый свитер и узкие джинсы. На лицо пришлось напялить широкие очки, а волосы я связала в неаккуратный пучок. Для меньшей узнаваемости.

Телефон Наташи тоже был недоступен, поэтому я решила позволить себе похандрить в одиночестве.

Город раскинулся передо мной, готовый заманить в свои яркие сети, прямо в беду. Я давно и надолго влюбилась в Москву – как можно не любить ее?

Эти длинные проспекты, постоянно спешащие люди, ярко горящие огни центров и высоток. Куда не посмотри – везде красуются богатые здания и интересные виды.

Уличные торговцы предлагают пирожки, содовую, и всякую не нужную мне всячину. Люди в костюмах и платьях, джинсах и куртках спешат мимо меня, словно я – капля в море. Этот бешеный темп я так любила, и так люблю, особенно по вечерам, когда тебя никто не замечает и не узнает.

В киоске я заметила знакомый журнал, и тут же подошла ближе. Новый выпуск GQ – с нами на обложке – уже поступил в продажу. Как быстро сработанно!

Я протянула деньги продавщице и та, лениво зевнув, подала мне журнал. Я отошла в сторонку и чуть приспустила очки.

«Популярная актриса Юлия Лаврова и известный бизнесмен Никита Левыкин ЖЕНЯТСЯ! Эксклюзивное интервью на страницах журнала!»

На обложке – наша фотография. Я смотрю прямо в объектив, рыжеватые волосы горят пламенем, как и мои глаза. Я выгляжу стервозно и очень уверенно в себе. Платье сидит идеально, облегая мою и без того хорошую фигуру. Загорелые ноги, облаченные в дорогущие туфли, кажутся бесконечно длинными. Я – воплощение роскоши и богатства, и почему-то мне стало противно. Сейчас я была похожа на свою роль – Екатерину. Не удивительно, если люди думают, что и в жизни я как две капли воды похожа на нее. Я бы и сама так думала, если бы видела себя впервые. Ничего не поделать, я всегда производила впечатление ужасной стервы и суки. Те, кто по-настоящему знал меня, естественно, понимали – это не так. Но остальным же было невдомек, что за этим образом скрываюсь я настоящая. Ранимая и нежная, порою колкая и злобная, но лишь порою. И мне было наплевать сейчас, кто что думает. Я знала, что Никита любит меня настоящую, со всеми моими минусами и плюсами. И я люблю его за это.

Мой будущий муж выглядит потрясающе. Он не глядит в объектив, а смотрит на меня – в его взгляде столько обожания, что я чувствую, как в уголках глаз собираются слезы. Его рука лежит на моей талии, а вторая рука засунута в карман джинс.

Сморгнув непрошенные слезы, я открыла журнал и нашла интервью. Бегло просмотрев его, я увидела, что вопрос о детях изменили:

«-Никита, вопрос к вам. Как вы думаете, как скоро вы подарите миру маленьких Левыкиных?»

«-Анна, я думаю, здесь нельзя загадать. Я буду только рад, если получится, что на свете появится маленькая копия моей любимой.»

Слезы снова обожгли глаза, на этот раз прорываясь вниз, слетая с щек. Он позаботился и об этом. Он позвонил Анне и поменял ответ.

Я тут же снова достала телефон и набрала ему. Абонент по-прежнему был недоступен, и я начала волноваться. Я вышла в интернет и, зайдя на сайт авиакомпании, посмотрела сегодняшние вылеты. Самый ранний в Шанхай – 09:02. Приблизив страницу, я посмотрела время прилета – 23:08. Волнение сменилось облегчением. Никита просто еще не приземлился.

Задерживаться на улицах я не стала. Поймав такси, я тут же помчалась домой.

Вернулась я в начале десятого и, войдя в квартиру, вдруг ощутила ужасную усталость. Все, что я сегодня себе накрутила, навалилось на меня с огромной силой, и мне захотелось упасть на кровать и не просыпаться до тех пор, пока Никита не обнимет меня. Но, к сожалению, это означало, что мне придется проспать до четверга.

Скинув с себя мешковатый свитер и джинсы, я облачилась в одну из старых футболок Ника и отправилась в гостиную. Налила себе в бокал красного вина и, пригубив немного, почувствовала, как грусть отступает на задний план.

Упала на диван и закуталась в теплый плед, которым он укрывался сегодня ночью. Включила телевизор, чтобы не сидеть в полной тишине.

Тут же услышала, как звонит телефон. Подорвавшись, я кинулась к нему и, не смотря на дисплей, выкрикнула:

–Да?! Ты приземлился, Никита? Все хорошо?

–Юля… – услышала я тихий женский голос, так далекий от голоса моего будущего мужа.

–Мам? – подивилась я. – Мам, алло? Это ты?

–Я, дочка, я, – мамин голос доносился как будто из вакуума.

–Что случилось? – я отошла к дивану и нахмурилась, пытаясь услышать, что она бормочет. – Мам, я плохо слышу!

–Юля, дочка… – она почти шептала, и это не на шутку меня испугало.

–Алло? Мам? У тебя все хорошо? – паника просочилась в мой голос, схватила меня клещами за горло. Я понимала: что-то случилось.

И тут мама расплакалась. Я слышала ее тоненький, душераздирающий плач и не могла понять, что происходит.

–Мам?! – я сорвалась на крик. – Мама!!! Что случилось? Мама?!

–Доченька… – всхлипывая, выдавила мама, – папа умер.

Бокал с вином выскользнул из моих рук, разлетаясь на осколки на полу, растекаясь безобразной бордовой лужей.

С минуту ее слова не могли дойти до меня: я рассматривала различные варианты, но все они вели к одному.

Мой папа умер.

Мой крепкий, строгий и сильный папа. Умер.

Я кашлянул, и отец котенка поднял голову. Они были очень похожи – тот же сосредоточенный взгляд и манера держаться.

-Доброе утро, Руслан, – первым нарушил молчание он. Его голос – звучный и громкий, заставил меня внутренне съежиться.

-Доброе, Йосиф Владимирович, – вторил ему я. – Я полагаю, Юля говорила вам о поездке?..

-Говорила, – медленно кивнул ее отец. Меня пугал он до чертиков, но я стойко выдерживал его тяжелый взгляд.

-Так… что думаете на этот счет?

Послышался топот по лестнице – Юля сбегала со второго этажа их дома вниз. Ее отец склонил голову и вперил в меня самый страшный взгляд.

-Я думаю, – медленно начал он, – что это неплохая идея – съездить вам вдвоем в горы. При условии, что ты не на шаг не отпустишь мою дочь от себя.

Я облегченно выдохнул. Он доверил мне ее – а это много чего стоит.

-Что вы, – мгновенно ответил я. – Со мной она в полной безопасности. Я никогда не оставлю ее. Ни за что.

-Лучше бы, чтобы ты говорил правду, – кивнул ее отец, глядя мне прямо в глаза. – Она любит тебя.

-Как и я ее, – просто ответил я.

-Ты знаешь, что я ни за что не отдам ее кому попало, – продолжил он, – а ты – то, что ей сейчас нужно. Береги мою дочь, Руслан. Не вздумай ее отпустить. Ты сделаешь больно ей.

-Я никогда, клянусь, никогда не отпущу ее, – горячо пообещал я и нутром почуял, что Юля стоит позади меня. Я чувствовал ее всегда, а сейчас просто понимал – она нуждается во мне, как и я в ней.

Всегда.

6.

Новосибирск встретил меня лютым холодом. Я дрожала, выходя из аэропорта, и сама не понимала – от холода ли, или от утраты моего самого родного человека.

Прошло несколько часов, а я так и не плакала. Слезы не шли – я просто не понимала, что произошло.

Я не думала, что совсем скоро мне придется провести день, собираясь с духом, чтобы попрощаться с моим усопшим отцом.

Чем ближе машина, арендованная мною, приближалась к нашему дому, тем многолюднее становилось. Вместо того, чтобы сидеть дома, люди толпились на холоде. Я вдруг поняла, что они надеются хоть глазком взглянуть на меня, и мне стало тошно. На машину показывали пальцами, а местный телеканал вел съемку.

Автомобиль затормозил перед нашим домом, и собравшиеся разразились криком. Я ничего не понимала. Они что, не знают, что именно привело меня сюда?!

–Юля! Юля! – послышалось со всех углов, как только дверь машины распахнулась. – Юля, пару слов о случившемся!

Я пошла вперед, глядя прямо перед собой. Я смотрела на мою детскую обитель и понимала, что теперь без папы это совершенно не мой дом.

Все та же веранда, обвитая виноградной лозой. То же широкое крыльцо, с которого в детстве я так часто падала. Вот и качели, которые отец смастерил для меня так давно!..

Но это не мой дом.

Папы больше нет, и все это кажется мне неправильным.

Как только я зашла внутрь, то увидела маму. Ее лицо, казалось, постарело на десять лет. Рыжеватые волосы собраны в неуклюжий пучок, а глаза опухли от слез. Ее руки тут же обвили меня, и я обняла ее в ответ. Мне было не по себе, но папа умер, и это единственное место, где я должна была сейчас находиться.

–Юлечка, дочка… – мама всплакнула, – ты такая красивая!

–Спасибо, – неловко ответила я, отпуская ее.

–Я …. Мне помогал его агент … организовать похороны и…, – мама снова разразилась слезами, а я молча стояла, понимая, что совершенно ничем не могу помочь. Из моих глаз не выкатилось и слезинки, и я кинула взгляд на лестницу, ведущую в мою комнату.

Я не была здесь уже три года. С тех пор, как все и случилось.

Я понимала, что маме нужна моя поддержка, но ничего не могла с собой поделать. Ноги сами понесли меня наверх, и спустя несколько секунд я уже стояла на пороге своей комнаты.

Здесь ничего не поменялось – моя кровать, застеленная свежим покрывалом, несколько полок на стене, большой ковер. Поток воспоминаний мгновенно окутал меня, и я немедленно отступила назад, в коридор, чтобы не позволить им меня захватить.

Напрасно я думала, что боль проходит. Она никогда не пройдет, а лишь притупится, но стоит вам только вспомнить о ней, как она вернется с новой силой.

С новой, совершенно дерзкой и невероятно мощной силой, неподвластной никому.

Она съест тебя изнутри, и ты ничего. Никогда. Не сможешь. С этим. Сделать.

-Сегодня в семь? Я буду там! – ответил я и отключился.

-Что, снова тренировка? – поинтересовалась моя девушка, и я обреченно кивнул.

-Мне уже в печенках этот футбол!

-Боже, у меня все вещи в песке! – возмущенно проговорила Юля, вытаскивая из чемодана короткие шортики, которые я, к ее немилости, стянул с нее и бросил в кучу песка.

-Котенок, тебе грех жаловаться, – лукаво улыбнулся я, стрельнув в нее взглядом.

-Ой! – она ответила мне таким же взглядом и тут же расплылась в улыбке. – Я постираю их, и будут как новенькие. Спасибо, что вытащил меня.

Ее руки обвили мою шею, и я вдохнул запах ее волос. Как я любил ее.

-Всегда пожалуйста, Юля…

-Так странно, когда ты зовешь меня по имени, – вдруг сказала она, – я так привыкла к «котенку», что совсем забыла, что у меня есть имя для тебя.

-Я буду звать тебя так, как хочешь ты, – ласково ответил я, наклоняясь к ней и нежно целуя в щеку.

-Хмм, – она послала мне игривый взгляд. – Только звать? А может, и делать то, что я захочу?

-Всенепременно, – проговорил я и скользнул рукой по ее груди. – А что ты хочешь?

-Ну… – она сделала вид, что задумалась. – Например, тебя.

-Всего-то? – я притворно усмехнулся. – Это самая легкая задача!

-Неужели? – ее губы нашли мои, и мы слились в поцелуе. Я любил ее так сильно. Так сильно, что сводило все тело.

Она всегда будет моей. Несмотря ни на что.

7.

Дождь лил как из ведра весь день. Я не смогла оставаться у себя в комнате, и попросила маму постелить мне на диване. На любимом папином коричневом диване – мягком и старом – я чувствовала себя так, словно он все еще здесь и обнимает меня.

Спустя три часа моего сна с дороги, я проснулась и обнаружила маму на кухне – она пекла мой любимый тыквенный пирог, и я вдохнула с детства знакомый запах.

–Я разбудила тебя?.. Ох, гремела, наверное, как сумасшедшая… – мама, заприметив меня на пороге, всплеснула руками. Я подарила ей слегка вымученную улыбку, но покачала головой:

–Нет, ты не разбудила. Как вкусно пахнет…

–Твой любимый, – мама просто улыбнулась мне, но улыбка не затронула ее грустных карих глаз.

–Ты сегодня хоть немного отдохнула? – поинтересовалась я, залезая на высокий барный стул и, сложив руки под подбородком, повернула голову к ней.

–Да нет, что ты. Такая канитель. Телевизионщики до сих пор на лужайке, они помнут все цветы и клумбы, – мама проговорила все это на одном дыхании. – Папе бы не понравилось…

–Как он… – я не смогла произнести слово «умер». Холодок пробежался по моей спине, и я поежилась.

Мама вздохнула и отложила в сторону полотенце, все это время сжимавшее в руках. Она села на стул напротив меня, и я вновь увидела слезы в ее глазах.

–Мы не хотели тебе говорить. Неделю назад у него случился приступ… сердечный…

Я непроизвольно ахнула и прижала руки ко рту. Папу увезли в больницу, а мне даже не позвонили?!

–Вчера его должны были выписать… – кристально-чистая слеза выкатилась из ее глаза, – … но у него снова…. И врачи не смогли ничего сделать.

Мама уронила голову и залилась слезами. Я смотрела на нее и чувствовала, как горечь поднимается к горлу. Они ведь даже не сказали мне…

Я хотела кричать, закатить скандал, рвать и метать, но вместо этого я лишь молча сжала мамину руку. Слезы не шли: я не понимала, что со мной не так.

Папы больше нет. Он не обнимет меня крепко, не поцелует в лоб и не спросит, как мои дела. Он не выйдет на крыльцо и не помашет мне рукой, когда я уезжаю от них. Не скажет больше заумных фраз.

Ничего мне больше не скажет. И я виновата в этом. Я оставила их на три года, три гребаных года я не видела их из-за своего страха вернуться, а теперь я не увижу папу больше никогда.

Но даже прокрутив в голове все это, я не смогла вызвать слезы. Они не шли.

Тишину, нарушаемую лишь всхлипами мамы, разрезал противный звук телефона. Мама, спохватившись, подскочила и побежала отвечать. Я осталась сидеть за стойкой, совершенно разбитая и уничтоженная. Морально мне было очень тяжело и неспокойно.

С улицы слышался гомон людей, и я, соскользнув со стула, подошла к окну и приоткрыла штору. Они не уменьшались: более того, такое ощущение, что люди, как мотыльки, слетались сюда, словно на свет.

Так продолжалось до самой глубокой ночи, и я сидела у окна до тех пор, пока последний, самый назойливый журналист, не унес ноги с нашей лужайки.

В доме стояла полная тишина. Мама ушла спать давным-давно, и я уже дважды заходила к ней в комнату и проверяла, как она спит. Все детство она делала это для меня, а теперь пора было отплатить той же монетой.

И сейчас, спустившись вниз, я стащила с вешалки старую отцовскую куртку и вышла под дождь. Села на мокрые качели и уперлась ногами в размокшую лужайку. Дунул ветер, и я поежилась. Погода совершенно испортилась.

Темное небо нависало надо мной, все видя. Я подняла голову и позволила крупным каплям падать на мое измученное тяжелым днем лицо. Как так получилось, что я – такая гордящаяся своей семьей – потеряла главного человека из нее? Как? Почему все должно было случиться именно так?

Сжав руками цепи, я качнулась назад и прикрыла глаза. Сразу же вспомнилось детство, и то, как папа впервые качал меня на них. Грудь сковало спазмом, и я глубоко вздохнула. Папа, папочка...!

Так хочется сейчас открыть глаза, повернуть голову и увидеть его, сидящего на веранде в своем твидовом пиджаке и читающего какую-нибудь научную книгу. Увидеть, как он поднимет голову и посмотрит на меня ласковым взглядом, подмигнет и вновь углубится в чтение.

Хочется, но слишком многого.

Я смотрела перед собой, а дождь все капал и капал, заливаясь за шиворот куртки, намочив мои и без того мокрые ноги. Около крыльца образовались неровные лужи, и я подумала, как завтра мама будет расстроена, увидев, что ее идеально постриженный газон помят грязными ногами журналистов. Им лишь бы набрать побольше противных слухов и вестей, опошлить все. Я не сомневалась: завтра во всех газетах на первой полосе будет красоваться моя фотография, и фотография моего папы. Весь мир будет оповещен: умер известный писатель-фантаст.

Засунув руки в карманы, я вдруг нащупала внутри них какую-то пачку. Нахмурившись, вытащила. Это были его сигареты, а внутрь как обычно засунута зажигалка. Вытащив одну из сигарет, я подожгла ее кончик и увидела, как он ярко загорелся. Втянув горьковатый дым, я сдержала кашель и выдохнула его. Как он курил их – они же такие жесткие! Но я снова втянула дым. Может, и глупо, но так мне казалось, что он где-то поблизости, и пускает этот дым, окружая меня им, обволакивая.

Дождь потушил сигарету довольно быстро, а новую закуривать я не стала. Послышался шум шин подъезжающей машины. Я вскочила с качели и пошагала к крыльцу. Снова какой-нибудь жаждущий славы журналист решил попытать счастья и заснять нас? Злоба душила меня. Как они могут?!

Машина остановилась напротив нашего дома, и тут я с запозданием подумала, что даже не обратила внимания на то, что должно было меня привлечь сразу же, как только я приехала. Я была настолько поглощена горем, что совершенно забыла о доме напротив нашего. Спазм схватил мое горло, и на мгновение я подумала спрятаться на веранде и никогда больше не выходить. Открылась дверь, и из салона показалась широкая спина. Нет, только не это.

Громкий хлопок раздался на всю улицу – человек со злостью захлопнул дверь и, поправив на плече что-то, похожее на сумку, направился к крыльцу. От хлопка зажегся свет придорожного фонаря, и фигура, вышедшая из машины, осветилась им.

И тут я забыла, как дышать.

-Юля, доброе утро! – я спускался с лестницы и увидел ее в дверях. Мама открыла быстрее меня, и я немного разочаровался, что первым, кого она увидела сегодня, был не я.

-Здравствуйте, теть Нин, – ее лучистая улыбка осветила все вокруг, и я невольно улыбнулся, зная, что меня она еще не заметила.

С моего ракурса было видно, как на солнце мерцают ее медные волосы. Молочно-белая кожа будто светится изнутри, и я не видел ничего красивее, чем ее губы ото сна. Мягкие и полные, они манили меня целовать их и никогда не переставать.

Я наконец спустился, и мама, услышав мою поступь, отошла в сторону, напоследок подмигнув котенку.

-Привет, – я послал ей широкую улыбку и притянул своей лапищей в дом, обнимая.

-Привет, – шепнула она мне в шею и запечатлела короткий и целомудренный поцелуй в ямку плеча. – Ты хорошо спал?

Вопрос с подвохом. Я спал очень хорошо, особенно после того, как выбрался из ее комнаты в половине четвертого и прошмыгнул к себе в спальню.

-Я отлично спал, – наклонился к ее уху, – благодаря тебе.

-Я знала, – с улыбкой ответила она и посмотрела мне в глаза. – Чем займемся?

-У меня масса идей, – я поиграл бровями.

-С твоей мамой они все невыполнимы, увы, – притворно расстроилась она. – Но думаю, мы можем помочь ей на кухне.

-Фу, серьезно? – я вскинул брови. – Ты пришла ко мне, а не помогать маме.

-У твоего отца сегодня день рождения, перестань быть эгоистом, Руслан! – пожурила меня она и нахмурилась. – Уверена, что ей нужна наша помощь! У вас как всегда будет огромный банкет.

Я вздохнул и позволил этой замечательной девушке увести меня.

8.

Я не знаю, как мне удалось уснуть. Но сейчас, сквозь сон, я услышала до жути знакомый голос. Резко сев на диване, я открыла глаза. Звук шел с кухни, и я в панике спустила ноги с кровати, думая, что мне показалось.

Ледяной паркетный пол тут же заморозил мои ступни, но я упрямо шла вперед, на раздающиеся на кухне всхлипы.

Осталось два шага. Два шага, которые доведут меня до встречи с человеком из прошлого, таким далеким и будто бы чужим.

Не колеблясь ни секунды, я шагнула и выглянула из-за косяка.

У барной стойки стояла мама, а ее обнимала женщина ее возраста, почти не изменившаяся за эти три года. Ее лицо было красным от слез, а плечи мелко подрагивали. Руки, покрытые морщинами, перебирали тоненький кружевной платочек, похожий на те, которые она всегда мне дарила.