Текст книги "Два угла (СИ)"

Автор книги: Юлия Шолох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава. 7

Внутри катера царил сумрак. Светились только панели индикаторов, тусклые лампа у потолка по обе стороны иллюминатора и струящиеся по стенам, волнистые и прямые полосы. Латиса сидела, укутанная выданным пледом, в одном из двух имеющихся в наличии кресел, рассчитанных на тела гораздо больших габаритов, и говорила. Ноги до пола не доставали, она иногда вытягивала носок, пытаясь нащупать что-нибудь внизу, но все равно не получалось. И болтала, слова текли сами собой, словно прорвавшаяся сквозь запруду вода.

Об иллюминаторе, непривычно огромном, обзором как минимум в 180 градусов, хотя, конечно, это не иллюминатор, а экран, на который поступает изображение с наружных камер.

О материале пледа, непохожем ни на синтетику, ни на один из известных ей натуральных материалов. Скорее всего, он все-таки синтетический, только вот на ощупь все равно необычно приятный. И пахнет вкусно, впрочем, как и вся одежда, встреченная ей у тайтов. Они ее, интересно, специально ароматизируют или это запах материала, из которого сделана ткань?

И как интересно устроен изнутри катер тайтов. Отдалено напоминает людские, но иначе и быть не могло. Ведь в любом катере должны быть места для экипажа, экран, радары и панель управления. И все равно – непривычные рисунки на стенах и странно окрашенный потолок – от темного к светлому, создается впечатление, что вверху купол. Хорошая идея, поднял голову – и кажется над тобой небо. Серое небо планеты тайтов.

Шалье внимательно слушал, иногда отвлекаясь на набор команд и изучение индикаторов. Смотрел без улыбки, но с благодарностью.

Латиса не помнила, когда в последний раз чувствовала себя такой счастливой. Когда столько смеялась и так легко болтала. Увидь ее сейчас Филиция, пожалуй, онемела бы от такого зрелища: лихорадочно горящие глаза, растрепанные волосы, из одежды один только плед и слова, соскакивающие с языка безо всякого участия хозяйки.

Таиси не было. И не будет, пока Шалье рядом. Вечно, конечно, это не продлится, Латиса прекрасно понимала, но зато будет время найти способ от Таиси избавится. Теперь, когда голову не застилал серый вязкий страх, она обязательно что-нибудь придумает!

И как красиво светятся эти лампы в углах. Они так похожи на… кристаллы, которые были в пещере…

Тут Латиса запнулась, решив, что сказала что-то не то. Шалье, впрочем, никак не отреагировал, разве что равнодушно посмотрел на один из кристаллов.

– В общем да, очень похожи, – согласился.

У него был на редкость усталый голос. Только сейчас Латиса поняла, что ему приходится прикладывать немало усилий, чтобы уследить за всем тем ворохом информации, за которым следует следить во время полета.

– Ты выглядишь уставшим, – сказала почти виновато. Это же за ней он летел, несмотря на утомление. Она, конечно, не просила, но только потому, что не знала, как. По большому счету из-за ее глупости все случилось, из-за ее доверчивости. Это она открыла дверь, предварительно не проверив по камере, кто пришел, так что чувство вины становилось все сильнее.

Шалье кивнул.

– Да… Видишь, справа стеклянная дверца? Достань мне синюю банку. Особо уже не помогает, но попробовать надо.

Латиса с готовностью открыла отсек и вытащила энергетик. Передала Шалье и тот чуть не уронил, когда брал.

– Ты… рассказывай, это хорошо… отвлекает, – попросил.

Латиса неуверенно улыбнулась.

– А тут нет еды? Есть хочется, – нерешительно спросила.

– Только концентраты.

– Все равно, пусть. Я сейчас и сухие таблетки готова грызть.

Он слабо улыбнулся.

– Сухих нет, бери белую коробку с желтой или оранжевой надписью.

Уговаривать Латису не пришлось, через минуту она уже открыла крышку и отрывала одноразовую вилку.

Концентрат походил на паштет и оказался очень нежным и вкусным, даже на зубах ничего не скрипело, что являлось неотъемлемым качеством всех концентратов, известных ей ранее.

Я полностью счастлива, вдруг решила Латиса.

Она говорила еще час. Про Эридну, где в детстве отдыхала с мамой, и какие там загадочные подводные города. Про старый мост, рядом с городком, где она родилась, и как они собирались с детворой и уходили туда рано утром. И весь день ловили крошечных дракончиков, живущих в щелях между каменными опорами, соревнуясь, кто поймает больше.

И даже про переезд на Гатиру, про самое начало, когда все еще было хорошо. Про мальчишек, которых оказалось куда больше девчонок. Про то, как однажды ее взяли играть в войну и она выиграла, перестреляв всех остальных игроков. И как чувство гордости от заслуженной и полной победы было отравлено обидой, потому что после этого играть ее больше не звали.

Потом экран закрыла раскинувшаяся впереди планета, сплошь покрытая разводами огромный темных туч, и Шалье занялся посадкой, так что Латиса молчала, чтобы не мешать.

Катер пропетлял над огромной равниной, без единого следа водоемов, а после опустился на ровную площадку за одиноко стоящим зданием без окон и крыши. Оно походило на куб, на однородный кусок гранита, забытый прямо посреди пустыря.

После очень мягкой посадки Шалье выключил питание, и теперь единственная лампочка светила только над входным шлюзом.

Латиса смотрела в потухший экран, боясь спросить.

– Это мой дом, – безразлично сообщил Шалье. – Теперь, наверное, и твой. Пошли?

Она быстро кивнула.

Снаружи это недоразумение на дом было совсем не похоже. Однако внутри все оказалось совсем неплохо. На лицо избыточный аскетизм, это точно, но помещения просторные и высокие. Гостиная, прямо напротив входа, могла легко вместить человек пятьдесят.

– Пошли кое-что сразу покажу, – сказал Шалье и голос у него стал неожиданно серьезным.

Они свернули налево от входа, в темный коридор, закончившийся отливающей металлической синевой дверью, утыканной всевозможными охранными системами.

– Сюда… никогда не заходи, – медленно сообщил Шалье. – Ты, конечно, не сможешь открыть, но… никогда. Ясно?

Латиса кивнула, только чтобы он успокоился, хотя ей сразу стало жутко любопытно, что же у него там заперто. Ладно, потом выяснит.

– Пошли.

Шалье брел в обратную сторону и, пройдя через гостиную, открыл одинокую дверь в противоположной от коридора стене. Комната почти не отличалась от той, где Латиса жила в человеческом секторе, разве что была выдержана в бежево-белой гамме, ее любимых цветах.

– Мне нужно выспаться, да и тебе поспать не помешает. В любом случае – из дома не выходи, – Шалье ушел, закрыв за собой дверь, а Латиса осталась изучать свое новое жилье. Все вполне привычно, кроме странного рисунка, покрывавшего белый потолок – вязь тонких золотистых линий: острые углы, концентрические круги и россыпи точек разного размера.

Она была уверена, что спать еще долго не захочет. Но стоя под душем в ванной комнате, размерами почти в половину жилой, уже почти засыпала.

Странная какая сонливость, лениво подумала, вернувшись в комнату. Одежды нигде не нашлось, да и искать особо было лень, так что Латиса просто заползла под одеяло и мгновенно уснула.

Шалье хватило пяти часов сна. С напитком, компенсирующим потерянные от энергетика минеральные соли, он отправился в синюю комнату.

Гууар спокойно спал и будет спать еще столько, сколько понадобится.

Шалье усмехнулся, подумав чуть ли не с гордостью, что в данный момент на его попечении целых две сони: Гууар и Латиса.

Собственно, Гууар уже подготовлен, но то, что собирался делать Шалье, требовало много времени и максимальной сосредоточенности. Сначала придется разобраться с проблемами Латисы, а потом, когда ничего не будет отвлекать, уже можно будет заняться ярицами.

Часа три Шалье изучал самые крупные поселения. В трех из них с неудовольствием обнаружил, как перед стоящей неподвижно ярицей женского пола в позе поклонения сидят другие особи. Шалье подозревал, что это предшествие грядущих неприятностей, нюх на такие вещи у него был развит отлично. Только пока не знал, насколько будет плохо.

Впрочем, тут тоже придется просто ждать.

Совершено неожиданно догадался проверить входящие сообщения. Как чувствовал, ему пришло приглашение на вечернюю встречу со Старшим Аеллой. Ну что же… дальше оттягивать эту встречу и правда бессмысленно. Но сначала… Латиса.

Наконец, оторвавшись от экранов, Шалье направился к ней.

Ладонь на спине… Горячая сухая ладонь, мгновенно что-то напомнившая. Сон прошел, как будто ледяной водой окатили. Латиса почти не успела испугаться, открыв глаза, первым делом увидела панель на стене. Незнакомый пейзаж: пустынные скалистые равнины, ощетинившиеся рваными темными краями, острыми, как шипы. Значит, это не корабль.

Шалье… Внутри тут же появились голоса, развязав яростный нешуточный спор. Первым выступил здравый смысл, заявивший, что ей нужно эту руку стряхнуть, причем немедленно и так, чтобы он раз и навсегда понял, что она не позволит к себе прикасаться кому ни попади. Второй, и его принадлежность Латисе определить не удалось, хотел, чтобы рука двигалась дальше. Но ладонь все так же лежала между лопаток, плотно прижимаясь к голой коже, и шевелится, судя по всему, не собиралась.

Тогда второй голос стал смелее и уже откровенно перекрывал первый. Ей действительно почти захотелось, чтобы рука продолжила движение, она, затаив дыхание, еще некоторое время ждала, но ничего не изменилось.

– Что ты делаешь? – тогда спросила Латиса.

– Мне нужно к тебе прикасаться, – ответил Шалье спокойно, будто не видел в своем поведении ничего необычного.

– Зачем?

Он неопределенно вздохнул.

– Нашла о чем думать. Тебя сейчас другие, более важные, вопросы должны волновать. Ты знаешь, что? Проще будет, если сразу скажешь, что мешает тебе жить?

– Меня преследует мертвая женщина, которую пять лет назад вы принесли в жертву свои богам, – сказала Латиса. И… оцепенела, когда поняла, что вот так просто, ни секунды не сомневаясь в правильности данного поступка, выложила свой самый страшный секрет. И кому? Тому, кто к этому, должно быть, причастен?

Шалье молчал.

Она почти не дышала. Что теперь будет? Почти все равно, только бы не оставлял… одну. Ведь иначе… Таиси.

Рука с места не сдвинулась.

– Это не все. Давай-ка рассказывай сначала и поподробнее, – сказал Шалье так мирно, будто его расу только что и не обвинили в одном из самых страшных для разумных существ преступлении.

И тогда она рассказала. Про все, с самого начала.

Ей было восемь, когда мама вышла замуж за гатирца и Латиса до сих пор помнила, как все друзья и даже просто знакомые пытались ее от этого шага отговорить. Гатирские женщины не существуют сами по себе, а только как приложение к мужчинам. Ты станешь вещью, убеждали маму, но она никого не слушала и у Латисы появился новый дом и отчим. Через год мама сбежала на Землю, оставив дочь на Гатире. Гатирцы никогда не отдавали детей и отчима даже не волновало, что Латиса не была его кровным ребенком.

Рассказала, как мама через посольство целый год пыталась вызволить дочь и к Латисе приходили множество хмурых людей, и раз за разом требовали подписывать отказы возвращаться к маме, потому что ей итак живется лучше некуда. На виске у нее с тех пор шрам, доставшийся от отчима, которому она заявила, что он не ее родной папа и не может заставлять жить у себя.

Возможно, у матери все бы и получилось, но в это время Гатира, вместе с несколькими другими планетами, промышляющими пиратством, была внесена в список Незакона и любые дипломатические контакты между ней и Землей были прекращены.

Латисе было десять, когда она поняла, что никто, кроме ее самой, ей не поможет.

Семь лет она прилежно училась, занималась домашним хозяйством и делала только то, что было сказано отчимом. В семнадцать, довольный ее послушанием, тот сделал широкий жест и взял ее поваром на свой корабль. Конечно, только потому, что ей можно было не платить, а кормить двадцать обитающих на корабле мужчин, так или иначе, нужно.

Во время первого полета Латиса впервые была благодарна отчиму за его существование, без которого ее обязательности быстро бы переместились от плиты в двадцать чужих кроватей. Но отчиму нужна была чистая дочь и его короткое, рычащие пояснение на этот счет, подкрепленное демонстрацией внушительных размеров парализатора, было единственным, что остановило в тот день команду.

Через год, во время очередного, энного на памяти Латисы захвата мелкого торгового судна, корабль отчима был арестован боевыми силами Земного союза.

Ее спасла только история, которой не поверили, но почему-то стали проверять. Преклонного возраста дипломат, у которого была внучка Латисиного возраста, из жалости тайком посадил ее на корабль до Земли, и даже выправил временный полулегальный паспорт.

Так Латиса начала самостоятельную жизнь. Пыталась искать маму, но след той терялся где-то во временах исключения Гатиры из состава союза.

Ей повезло и по рекомендации того самого дипломата Латису взяли в пастушью фирму. О, слушать и поддакивать она умела прекрасно, восемь лет на планете, где женщине не положено рот открывать без особого позволения, легко этому искусству обучают. Сложнее было сохранять спокойствие и не морщится, выслушивая всякие гадости, но это дело практики. Через два года ее жизнь можно было назвать счастливой: хорошо оплачиваемая работа, собственная, хоть и небольшая квартирка, приличный молодой человек.

Потом поступил заказ от некого очень известного Димы Которина, почти единовластного владельца одной из мелких курортных планет наподобие Эридны.

Дима разговаривать и жаловаться на жизнь не стал, а пристально и откровенно оглядел и предложил хорошую плату за некоторого рода услуги. К тому времени она уже хорошо знала, что бывает между двумя взрослыми людьми разного пола, но была уверена, что это должно происходить только по любви. Отказав достаточно резко, Латиса ушла.

Руководство фирмы ее откровенный отчет приняло, а после сразу же уничтожило. После произошел разговор с непосредственной начальницей, которая неловко дала понять, что такое тоже бывает, но ради спокойствия всех подобные случаи стараются не афишировать. Латисе выдали денежное поощрение и пообещали никогда больше к Диме не посылать.

Она опять была счастлива. А после… счастлива вдвойне. И одновременна несчастна.

Она нашла сестру по матери. А мамы в живых уже не было. Сестре было восемь лет, и она проживала в одном из детских домов Второй земли.

Латиса бросилась подготавливать документы на опекунство. Даже ее молодой человек был не против, хотя, по большому счету, он вообще был существом инертным и его мало что волновало. Ну, кроме того естественного, что происходит между двумя особями разного пола.

Все шло отлично. И вот, когда все разрешающие опекунство документы были практически на руках, к Латисе домой явилась эта женщина. Таиси зашла, окинув хозяйку цепкими глазами и Латиса, еще не зная, в чем дело, уже в душе понимала, что все разрушилось. Все кончено. Все пропало. Сухие глаза незнакомки не выражали ничего, кроме намерения получить то, что ей нужно.

На этом месте Латиса замолчала, заново переживая тот странный, ненастоящий вечер. Фальшивый, как улыбка Таиси.

– Дальше, – тихо сказал Шалье. Почти приказал, но Латису это никак не задело. Даже благодарность появилась за такое настойчивое желание все о ней узнать.

– Она меня шантажировала, – тоскливо продолжила Латиса. – У нее были доказательства моего, как она выразилась 'нечистоплотного прошлого'. Я, в компании двадцати гатирцев-пиратов, участвовала в грабежах и убийствах. Она показала отрывок съемки захвата, когда в кадр попала я. И фонограмму допроса. Достаточно отправить это все на работу и с ней можно будет распрощаться. Но… не это самое страшное. Сестра… Ее мне, естественно, не отдадут.

Латиса сжала попавшееся под руку одеяло.

– Чего она хотела?

– Она работала на… Дмитрия Которина. У всех богачей свои причуды. Этот собирал коллекцию записей своих любовных похождений с женщинами, во внешности которых видел что-то необычное. Он посчитал мою внешность оригинальной, 'ярко выраженный монголоидный тип со светлой кожей', как пояснил и был твердо намерен заполучить меня в коллекцию. Таиси… четко пояснила – ночь в его обществе перед камерой, примерное выполнение всех его требований, не таких уж, по ее мнению, и страшных – и больше они мне жить не мешают.

– Она меня просто раздавила, – Латиса была благодарна лежащей на спине ладони, которая словно держала на плаву, не давая уйти в глубину воспоминаний. – Еще сказала 'девка, которая двадцать мужиков обслуживала, и всем известно, как именно, да чтоб выделывалась, как девственница! Еще радоваться должна, что Дмитрий тобой не побрезговал. Думай, сказала, иначе не видать тебе ни сестры, ни работы'.

Латиса задохнулась.

– Говори, – вдруг очень ласково сказал Шалье. Латисе захотелось на него оглянутся, но она не рискнула.

– Я… не смогла. Отказалась. Не знаю, почему. Он был не стар и на вид вполне даже приятен, да и ничего особо извращенного не требовал. И даже был так добр, что пообещал взять с собой на намечающееся мероприятие не более двух друзей. Но я… не смогла.

Шалье молчал.

– Сестру… предала ее, маленькую и одинокую. Не смогла. Жалела потом, но было поздно. Таиси отправила собранное досье в рабочий офис и в бюро по опекунству. Сестру в целях безопасности перевели в другой дом и всю информацию изменили. Я до сих пор ничего о ней не знаю…

Шалье ждал. Она поняла, что он будет ждать столько времени, сколько понадобится. Поэтому заговорила сразу, хотя было очень страшно. Что он… о ней подумает?

– Так я и жила. Работала официанткой и санитаркой, в местах, где всем безразлично, какая у меня история. Потом мне помогла Советница Адина, одна из клиенток, сделала мне новую, чистую книжку. И вообще, она много раз меня выручала. И вот… когда объявили об этой экспедиции, все же знали, что нашли… Старшую расу. Тогда… она и пришла. Ночью. Сказала, что ей нужна моя услуга и в этот раз выбора у меня нет. Точнее есть: сделать, как велено или… умереть.

– Чего она хотела?

– Чтобы я прилетела сюда и нашла пещеру, где ее принесли в жертву, – тихо пояснила Латиса, думая, что еще неизвестно, чем все закончится. Что Шалье теперь станет делать?

– И все? – уточнил.

– Да, больше ничего вменяемого не говорила. Может, тело найти. Может, тайтов на чистую воду вывести, – еле лепетала.

Рука немедленно исчезла. Латиса судорожно вздохнула. Вот она, расплата?

– Пошли, поужинаем? – неожиданно предложил голос за спиной, и только тогда она поняла, что задержала дыхание, ожидая его решения. – Одевайся, я жду в гостиной.

Слушая шаги уходящего Шалье, Латиса не до конца верила, что он так ничего и не сказал по поводу Таиси. Значит, придется спросить! Окружающие ее в последнее время неопределенность и неизвестность слишком тяжелы, чтобы таскать на себе такой груз постоянно. Раз уж выложила все самое страшное, нужно идти до конца и лучше уж сразу знать, что ее там ждет.

Наличие уже знакомого набора одежды серого цвета воспринялось, как само собой разумеющееся. Быстро одевшись, Латиса чуть ли не побежала в гостиную. Шалье сидел за столом и, увидев ее, вдруг широко улыбнулся. 'Когда он не уставший, очень хорошо выглядит, – подумалось ей. – Хотя, и уставший…'

По привычке поморщившись своим мыслям, Латиса пошла уже более степенным шагом и уселась напротив. С интересом посмотрела в тарелку: уже знакомые шарики желтого цвета из пюре какого-то овоща и нечто, напоминающее рыбу. Помидоры, самые настоящие, только насыщенного оранжевого цвета. Что-то горячее, тонизирующее, по вкусу отдалено напоминающее кислый чай. Еще на столе стоял стакан с мутной серебристой жидкостью, назначение которого было совершенно непонятно.

Латиса поняла, что жутко проголодалась. Остановилась, только когда тарелка совершено опустела. Увидела, что Шалье старательно отводит глаза, но в них – смех.

– Хочешь еще? – спросил.

– Эээ… нет.

– Тогда выпей это, – показал на стакан. Она подозрительно стала разглядывать напиток, поверхность которого была радужной, словно покрытая пленкой мыла вода.

– Нужно, – спокойно пояснил. – Пей.

Она протянула руку, подняла неожиданно легкий стакан и скептически понюхала. Пахло металлом.

– Хотелось бы, чтобы ты мне верила, – ровно сказал Шалье, но Латисе показалось, он немного обиделся.

– Я верю.

Он красноречиво поднял брови. Тогда она решилась и отпила. Жидкость была очень странной, соленой, легкой и плотной, как пена. Коктейль из солей и металлов, почему-то решила Латиса. Странная какая смесь, но вряд ли опасная. Какой смысл Шалье ее травить? Ведь можно было просто тогда, в пещере, руку не протягивать. Эта мысль удивляла, Латиса была уверена, что могла оттуда и не выйти живой. Но почему она в этом так уверена?

Глубоко вздохнув, одним глотком допила смесь до конца.

– Что со мной будет? Таиси… она…

– Не волнуйся, это вполне решаемо. Она не вернется, мы ее не пустим.

Латиса с облегчением вздохнула. Похоже, выгонять или наказывать за клевету ее пока не собираются.

– И что мне теперь делать? – посмотрела на Шалье, теперь имея в виду жизнь у тайтов.

– Да что хочешь, – уверено сообщил Шалье.

– Вообще, что хочу?

– Ну да. Только позже, когда привыкнешь. Пока ты будешь много спать, утром и вечером – пить эту смесь, так надо. Через несколько дней сонливость прекратится и тогда делай, что хочешь. Можешь путешествовать, даже в пещеры… Только одна не лезь. Говори, я с тобой схожу. Рисуй, играй, читай, чем там еще люди занимаются. Хочешь – язык выучи, заведи рыбок или песни пой. Да все, что в голову придет. Познакомься с нашими женщинами и болтай с ними о жизни.

– Ты предлагаешь мне завести… подруг?

– Почему нет? Мне лично и одному неплохо живется, но обычно разумные существа предпочитают компанию. Особенно женские, – уверено подчеркнул Шалье и Латисе стало совершено понятно, что в женщинах он не очень-то разбирается, хотя и твердо уверен в обратном. Это ее почему-то обрадовало.

– Мы не видели ваших женщин. Где они?

Он пожал плечами.

– Женщинам общественные работы не навязывают, только по желанию. Они вообще у нас делают, только то, что сами хотят.

– Почему?

– Так сложилось, – уклонился.

– И где они все?

– Живут у себя, обычно группами далеко от города.

– Почему группами?

– Им так удобнее, – подумав, ответил.

– Сами живут, без мужчин? – напирала Латиса, хотя здравый смысл настойчиво велел притормозить допрос и не лезть, куда не просят.

– Когда как. Некоторые – с мужчинами, некоторые – одни, некоторые – в группе. Живут, как хотят.

– И я могу жить, как хочу? – с неожиданным удовольствием спросила Латиса.

– Почти. Пока нет, но скоро сможешь, – его голос немного напрягся.

– Я смогу уехать от тебя и жить одна? – не отводя глаз, уточнила Латиса.

Он помолчал. Потом посмотрел очень строго.

– Да. Но не сейчас. Сейчас ты полностью под моим присмотром. Да и не… рано ли собралась в одиночное плавание? Забыла, что ли, про свою мертвую?

Латисе показалось, он чем-то недоволен. Некрасиво с его стороны было… напоминать.

– Мне просто интересно, как у вас тут живут.

Но Шалье уже молчал, будто потерял к разговору всякий интерес.

От странного напитка во рту остался необычный металлический привкус, который не желал смываться чаем.

И вот еще, при ближайшем рассмотрении кафит Шалье оказался темнее, чем ее, хотя она почему-то думала, что они одного тона.

– Почему у меня такого цвета одежда? Так положено? – тут же спросила.

– Нет. Заказал, какой нравится. Хочешь другой цвет?

Латиса задумалась.

– Пусть пока такой будет, мне все равно. Просто, казалось, у вас какие-то ограничения по цветам, в которые можно одеваться.

– С чего бы? – рассеяно ответил. – Есть то, что принято, но это необязательно. Особенно женщине, – снова подчеркнул.

'Определенно, они тут как-то странно относятся к женскому полу. Неужели правда все капризы разрешают и терпят? Было бы… любопытно так пожить', – решила Латиса. И… зевнула. Поразительно, но ей опять хотелось спать! Разве это не странно?

– Это хорошо, – ответил Шалье и на следующий, откровенно изумленный взгляд добавил. – Нет, мыслей я не читаю. Но по лицам – неплохо.

– Я еще столько хотела спросить, – лениво сообщила Латиса, уже с удовольствием представляя, как сейчас вернется в комнату и растянется на удивительно удобной кровати.

– Утром спросишь, – предложил Шалье.

В последний раз посмотрев в его лицо, словно желая получше запомнить, Латиса отправилась в спальню.

Последняя ее мысль была о Таиси… Вернее, об ее отсутствии.

Позже Шалье заглянул в ее комнату и убедился, что Латиса крепко спит. Можно было ехать, он не мешкая, вышел из дома и направился к катеру. Старший сдался и пригласил на встречу, ни для кого не секрет, зачем. Что же, пора раскрывать карты. Не все, конечно, но хотя бы одну. Две – максимум.

У здания Совета было почти пусто. Двое младших тайтов-учеников, стоящих на лестнице рядом со входом, равнодушно на него оглянулись и продолжили разговаривать о своем. Войдя внутрь, Шалье встретил еще одного – этот увидел его ближе и узнал. Всю гамму чувств, отразившихся на его лице, Шалье видел уже не раз: удивление, страх, злость, презрение, отвращение, искусственная скука. Когда же, наконец, о нем забудут? Жить вроде никому не мешает, как жить правильно, тоже не учит. Но нет, никак не отстанут.

Впрочем, ученик быстро сделал вид, что Шалье его внимания недостоин, потому, резко сложив руки, пошел дальше.

Пустой коридор с бесцветными стенами, выложенными неровными кусками гранита, закончился круглым холлом. Кабинет Аеллы был слева, за высокой массивной дверью в выступающем широком косяке толстого, исчерченного заковыристыми иероглифами дерева.

Шалье нажал кнопку оповещения у дверного экрана и высветившаяся картина подтвердила, что Старший у себя и уже ждет. Дверь скрипнула, но не из-за неисправности, а потому, что Аелла любил наполнять окружающую обстановку звуками естественного мира, и был уверен что, к примеру, любая деревянная дверь просто обязана скрипеть. У каждого свои прихоти, Шалье был готов признать любую, только бы получить взамен ответное понимание.

Он вошел и, наконец, увидел Старшего. Если вспомнить, они не виделись почти год, Шалье признался себе, что общения с Аеллой ему не хватало. Однако Старший из числа тех, кто сразу пытается обернуть дружественное отношение других в свою пользу и Шалье не позволил себе показать, что соскучился.

Он вежливо поклонился и дал понять, что готов слушать.

– Тихого пути, Шалье, – мягко произнес Аелла, – мы давно не виделись.

– Дела, – коротко ответил Шалье. Старший хотел услышать не такой ответ, он еще ждал, но уже было понятно, что Шалье больше ничего не добавит.

Тогда, решив, что обмен любезностями можно пропустить, Аелла сразу перешел к делу.

– Ты знаешь, что через два световых дня вступает в силу новый этический закон 'О запрете манипулирования разумными малоразвитыми расами'?

Шалье нетерпеливо кивнул.

– Да. Но меня это не касается.

– Вот как? – до приторности добродушно поинтересовался Аелла, но все же было видно, что он насторожился. – Отчего же?

– На днях я внес поправку, что существующие в настоящее время эксперименты, начатые до начала действия закона, разрешено довести до конца, планируемого экспериментатором.

Старший улыбнулся почти снисходительно.

– Поправку еще должны утвердить! – многозначительно пояснил Аелла. И уж он-то был уверен, что такое никто утверждать не станет.

– Нет. Она уже утверждена.

– Кем?

– Воплощенный дал мне свое согласие.

Аелла растерялся. Шалье ждал обиды, может, раздражения, чего угодно, только не жалости, такой острой, что невозможно сделать вид, будто ее не заметил. Старший смотрел ласково, с непонятной болью.

– Шалье… Что же ты пообещал ему взамен?

– Это должно волновать только меня.

– Я тоже волнуюсь. Я… знал твоего отца.

– Мой отец был чрезмерно общительным. Его знало множество людей.

– Я любил его.

– Как и еще большинство других. Это разве меня к чему-то обязывает?

– Нет. Но он бы хотел, чтобы о тебе позаботились.

Сдаваться Шалье не собирался.

– Если больше никаких вопросов и претензий к моей деятельности нет, я, пожалуй, пойду.

– Шалье… остановись. – Теперь Аелла откровенно просил. – Ты уже потерял все. Ни семьи, ни друзей, ни привязанностей. И вот у тебя появилась эта девочка. Зачем?

Этот вопрос Шалье удивил настолько, что он остался стоять на месте.

– Она мне не мешает.

– Ты… что будешь делать, если она начнет мешать?

– Она не будет мешать, – покладисто повторил Шалье.

– А все-таки?

И впервые за весь разговор Шалье не нашелся, что ответить. Тогда просто откланялся, прощаясь, и пошел к выходу. Старший был так расстроен, что даже неискушенным глазом видно. Не тем, что проиграл, как многие бы подумали, а тем, что опять не смог остановить.

К двоим ученикам на ступеньках присоединился третий, встреченный в коридоре. Они молча проследили за движением фигуры в сером, насторожено, как за чем-то опасным. Шалье не обратил на них внимания, ему было плохо оттого, что пришлось так обойтись с Аеллой. Но иначе нельзя, Старший должен, в конце концов, понять, что от цели он не отступит. И если на пути встанет личная привязанность… даже это его не остановит.

Шалье приземлился у дома и осознал, что торопится попасть внутрь. И сразу разгадал, почему – ему хотелось проверить, все ли в порядке с Латисой, хотя в его доме ей вряд ли что угрожало. Но вероятно, если уж он взялся ее защищать, чувство ответственности требовало, чтобы все было безупречно. По крайней мере, лучшего объяснения своему желанию он не нашел.

Шалье бесшумно зашел к ней в комнату и почти час сидел в кресле напротив кровати. Как раньше, когда она только появилась в его жизни. Тоже кстати, интересный вопрос – как получилось, что она заняла часть его времени, причем, если подумать, немалую? Что-то в этом есть…

Вид спящей Латисы успокаивал. Шалье слушал тихое дыхание и забывал обо всем, что сделал. И что еще сделает…