Текст книги "Два угла (СИ)"

Автор книги: Юлия Шолох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

…Гууар выжил. Дрожь прошла, сменившись редкими слабыми судорогами, температура начала повышаться. Шалье мрачно изучал результаты повторных анализов – теперь в его распоряжении был не молодой здоровый самец, а обычный полутруп. Как много времени понадобится Гууару на восстановление, да и восстановится ли он после такого вообще? Шалье бездумно переводил взгляд с одного экрана, показывающего Гууара на другой, где жрицы все активнее и активнее тянули руки к небу, а от неба – к Богине.

Полутруп не может убедительно изображать посланника Бога.

Гууар – полутруп.

И он – это все, что есть у Шалье…

Когда толпа яриц неожиданно пала ниц и только главная жрица стояла, вереща оглушительно громко, взгляд Шалье оторвался от экрана и задержался на трехмерном манекене в углу комнаты.

Костюм из ярких красных полос ткани, соединенных блестящими кожаными ремешками был придуман еще Ранье. Мужскую модель он надел сам. А эту… сделал в подарок Мальтике. Она, помнится, не оценила.

Жрица верещала, радостно вскрикивая и красные лоскуты вздрагивали и блестели, отсвечиваясь в глазах Шалье.

Целый день Латиса ничего не делала, только ела, смотрела старые любимые фильмы да земные новости читала. Получила длиннющее письмо с извинениями от Филиции. Все что случилось при отлете экспедиции казалось чем-то настолько давним и забытым, что Латиса с трудом обо всем этом вспоминала, а уж от злости и следа не осталось. Поэтому она сразу же ответила, что все в порядке и ей тут совсем неплохо живется, так неплохо, что даже домой неохота. Хотя иногда не хватает океана…

Курить сегодня не хотелось, да и кофе порядком надоело. Латиса пила сок и смотрела комедию, где земные животные, внезапно ставшие разумными, спасали землян от безумных инопланетян и, конечно же, спасли. Белоснежный тигр косился янтарным глазом прямо в камеру и без слов было понятно, что он готов на все ради людей. С чего бы это?

Очень быстро пришел ответ от Филиции – она просила Латису подписать прошение к Советникам, в котором они всем коллективом просили не наказывать Леви. Ни секунды не раздумывая, Латиса подписала и отправила, надеясь, что эта история, наконец, осталась в прошлом и про нее можно будет спокойно забыть.

Хотелось видеть Шалье. К тому же им нужно было серьезно поговорить. Может не сейчас, попозже, но придется. Сейчас Латисе хотелось просто его увидеть и чтобы он посидел рядом и улыбнулся. И чтобы позвал по имени тем голосом, от которого просто дух захватывает. Ни у кого больше так не получается…

На ужин она заказала только овощи, зато самую большую тарелку. Разноцветный салат вперемешку с кусочками местного подобия сыра пах чем-то настолько свежим и выглядел таким красивым, что, несмотря на голод, его было жаль уничтожать.

Услышав звук открывающейся двери, Латиса вскочила и пошла встречать Шалье.

Он стоял прямо у выхода, дверь в синюю комнату за спиной осталась открытой. На застывшем потемневшем лице сумасшедшим блеском жили одни только глаза.

Никогда раньше Латиса не видела, чтобы он оставил дверь открытой. Обычно закрытие замков происходило настолько быстро и автоматически, что занимало всего пару минут.

Однако, дверь была открыта… Можно было разглядеть угол стола, экраны над ним и проекцию какого-то материка, плавно плавающую в воздухе. Вероятно, ей удалось бы разглядеть что-нибудь еще, но увидев лицо Шалье, Латиса уже ничего не замечала.

Он сделал шаг к ней и остановился. Губы разлепились, нехотя пропуская воздух.

– Мне нужно живое воплощение Кровавой Богини, – очень медленно сказал Шалье. – И ты… прекрасно подходишь.

Глава 3

– Кто тебе рассказал?

На всех окружающих мониторах плескался спокойный бесконечный океан, сплошь покрытый мелкими кляксами-островками. Второе кресло Шалье вытащил из угла, сбросив с него на пол целую груду мусора и теперь Латиса сидела в кресле с ногами, старательно отворачиваясь от горячечного вопрошающего взгляда.

– Ульрих. А какая разница?

– Ульрих… Ну, каждый рассказал бы по-разному. Я бы предпочел, чтобы это сделал Аелла.

– Сам бы тогда рассказал, – Латиса пыталась разозлиться, но не получилось. Всякие эмоции пропали и отказывались возвращаться. Думать совершено не хотелось, полумрак, царивший в синей комнате прекрасно подходил такому же пасмурному настроению.

– Ладно… Могу представить, что он сказал. Давай… поговорим?

– Очень вовремя…

– Ну, не злись… Мог бы – сам рассказал.

Латиса впервые с тех пор как очутилась в комнате, к нему обернулась.

– И что же сейчас изменилось? Я понадобилась тебе в твоих грандиозных далеко идущих планах? Из соседки по дому в один миг превратилась в жизненно необходимую пешку, так?

Шалье молча смотрел на нее и даже не пытался ничего ответить. Что-то темное застыло в его глазах и никак не желало опознаваться. Недолго же отсутствовали эмоции, их подтолкнул всего один невероятно чужой взгляд и в ответ внутри Латисы поднималась, вскипая, волна ярости. При должном стечении обстоятельств подобные волны способны смывать спокойное существование не только отдельно взятой семьи, но и целого клана.

– Злишься, – вдруг как-то колко, что звучало у Шалье очень необычно, потек его голос, – Давай, да-а-а. Давай, покажи мне настоящий праведный гнев. Вы, женщины, отлично это умеете, все, как одна, не правда ли? Давай, докажи в очередной раз свою принадлежность к таким же, как ты, потребительницам. О, внешне вы, конечно, бываете очень разные. И типы у вас разные, но как же вы любите делать из меня… собственность. Вам всегда мало… всего. Одна, вместо того, чтобы сразу остановить, долго выслушивает мои жаркие признания, и, в конце концов, легко заявляет, что вообще-то предпочитает моего брата. Отлично, я молчу и ничем не напоминаю о своей слабости, оберегая их семейное счастье. Но нет… ей мало молчания, она все время провоцирует на постоянные подтверждения, что я все еще целиком и полностью принадлежу именно ей, все еще готов в любой момент бросить к ее ногам свою жизнь и…

Пауза была недолгой, но Латиса поняла, что такого Шалье она не знает, да и лучше бы им не знакомиться. Растущее напряжение в его голосе и разгорающиеся глаза сейчас не имеют никакого отношения к Стекляшке, сейчас это результат каких-то ее действий, которые он воспринял как продолжение чего-то, с чем уже не раз сталкивался.

Шалье говорил, все глуше и презрительней, и Латиса быстро сглатывала, сдерживая дрожащие губы, безуспешно пытающиеся что-то вставить в этот поток бесконечно злых слов.

– Вторая приходит в мой дом и заявляет, что единственное счастье в ее жизни – быть рядом со мной. Прекрасно, пусть живет, мне не так уж и важно, но вскоре выясняется, что кроме моего внимания ей нужно еще показывать меня окружающим, как зверушку, опасную и непредсказуемую, но ловко удерживаемую легкими движениями ее руки на поводке.

– З…ачем ты мне это говоришь? – Латиса уткнулась в колени и они расплывались, пропадали, заволакиваемые серым туманом слез.

– Ты – одна из них, – жестко и коротко пояснил Шалье. – Знаешь, сколько их приходило? О, тут у меня перебывала, наверное, половина всех жительниц этой планеты. Убийца брата, хитростью избежавший правосудия – это же так щекочет нервы! На меня спорили, мои повадки обсуждали, как погоду прошедшего сезона… Сначала я не брезговал пользоваться подобным вниманием, почему нет… Да, Латиса, сколько же их было… И вначале я даже действительно пытался сделать кого-то счастливее, дать то, что им нужно. Но им всегда, слышишь, всегда было мало!

– Почему ты так… разговариваешь, – не поднимая головы, пролепетала Латиса.

– Потому что тебе тоже мало, – почти прорычал Шалье. – Но в этот раз это как раз весьма удачно! Это позволит нам легко договориться. Видишь ли, так получилось, что я не люблю обращаться за помощью. Никогда. Ни к кому. Но вот сейчас приходиться. А помогать запросто так никто никогда не готов, даже те, в ком ты был полностью уверен. И как же удачно, что тебе что-то от меня нужно! Итак, у меня чудное предложение – ты играешь для меня роль Кровавой Богини. Делаешь то, что я прошу, для тебя это, естественно, просто дурь, но для меня это почти последнее, что еще держит в жизни. Итак… а потом я даю тебе все то, чего ты хочешь от меня получить.

– Ты о чем?

– О себе. Ты же хочешь получить меня полностью и безраздельно в свою власть, так? Ты меня получишь, клянусь. Я буду делать все то, чего еще не делаю. Спать на коврике у кровати, охраняя твой чуткий сон. Стоять под дверью ванной, ожидая, пока ты выйдешь, чтобы сразу замотать в подготовленное полотенце, дабы ты случайно не замерзла. Вставать утром первым и приносить кофе в постель.

На глаза навернулись слезы, крупные, как горошины и сразу же покатились вниз, тяжело хлопаясь об ткань кафита, оставляя на нем темные пятна.

– Кормить твоих рыбок, если ты их заведешь.

Губы пришлось прикусить, потому что они опять начали сильно дрожать.

– Таскаться с тобой в гости, на отдых, в любое место и с улыбкой терпеливо ожидать каждого твоего желания, чтобы мгновенно броситься его исполнять. Ты же этого хочешь, правда?

От услышанного было так больно… Наверное потому, что все сказанное было правдой. Она этого хотела. Всего того, что он перечислил и именно в таком виде, как перечислил. Вот только одно НО – она хотела, чтобы он делал это… не по принуждению, по другой, совсем по другой причине.

– Каждую минуту быть в зоне досягаемости, готовому к твоим новым приказаниям. Ты же этого хочешь, правда? – тише и вкрадчивей заговорил его голос. – Хотела с нашей самой первой встречи… Хотела меня приручить и выдрессировать.

– Нет, – автоматически качнула головой Латиса.

– Хотела, не спорь… С того самого дня, когда посмотрела на мой экран и он тебе не понравился, потому что закрывал от твоей власти. С того самого дня… Именно меня хотела, потому и в пещере больше никого не заметила, – как то устало закончил Шалье. – Любой мог бы освободить тебя от мертвой, всего-то – получить и исполнить инструкции Воплощенной. Но ты хотела чего-то именно от меня. И я отдавал тебе… все. Но тебе тоже… всегда… мало…

Шалье замолчал и только тогда Латиса быстро обернулась к нему. Он щурился, как-то тяжело, болезненно и рвано дышал, словно воздуха не хватало.

– Зачем же ты тогда… протянул мне руку? – с отчаянным страхом прошептал Латиса, полная тяжести, оставленной его словами, правдой произнесенных им слов. – Зачем? – хотелось кричать и она не стала себя сдерживать.

– ЗАЧЕМ ТЫ ТОГДА ПРОТЯНУЛ МНЕ РУКУ? – заорала Латиса. – Мог бы просто этого не делать! Оставил бы помирать в пещерах и никаких проблем… Так что случилось? Пожалел глупое существо, слабое, как котенок среди тигров? Ты меня настолько… пожалел?!

– Нет, – спокойно сказал Шалье и Латиса сразу замолчала.

– Мне не было тебя жаль, – секунду он помолчал, удивлено смотря в океан на экране, будто увидел в нем что-то неожиданное. – Просто с того самого дня, помнишь, когда ты первый раз заблудилась? Конечно, помнишь. Все дело в том, что с того самого дня мне… тоже что-то от тебя было нужно. Настолько нужно, что я даже толком не сопротивлялся этому весьма ненормальному для меня желанию. Сначала – чтобы ты просто была рядом, это казалось таким… правильным. Я отдавал тебе все, что было и ни разу… не пожалел. Даже не задумался ни разу, просто отдавал и все.

Он не улыбался, вода экрана дрожала, отбрасывая вокруг легкие суетливые тени.

– А теперь мне нужна твоя помощь, – твердо закончил Шалье. – Тебя устраивает предложенная сделка? – добавил, так на нее и не посмотрев.

О, сделка Латису действительно устраивала. Она с болезненным удовольствием медленно прокрутила в голове все, им предложенное – как здорово звучит. Как просто, кажется, все это заполучить…

– Нет… Не нужно никаких сделок. Просто скажи, чем я могу помочь. Только у меня одна просьба, может, – она замялась, – кофе сначала сварим? Голова немного гудит.

Тогда Шалье оторвался от мониторов, оглядываясь, посмотрел очень долгим и ровным взглядом и Латиса рискнула ему слабо улыбнуться. Чего-чего, а покупать его она не станет. Никогда. Лучше уж остаться одной.

Латиса допивала уже третью чашку, а Шалье все так же без умолку, с огромным воодушевлением говорил.

– …и собирают их каждое утро, примерно три дня после этого губки светятся, а после их растирают с водорослями в пасту и используют, чтобы оборачивать рыбу, перед тем как томить на горячих камнях.

Иногда картинки на экране менялись так быстро, что Латиса не успевала даже толком их рассмотреть

– Вот… Нет, лучше тут. Смотри – так они садятся, когда собираются сидеть долго. Видишь, хвост опирается очень низко? А когда ненадолго – почти стоят, слегка на него облокачиваясь, здорово, да?

На такой горящий восторгом взгляд невозможно ответить отрицательно.

– Да, – твердо соглашалась Латиса.

– Сложнее всего оказалось приучить самцов ухаживать за самками и потомством, – картинка уже поменялась на деревню, где у хижины сидела какая-то женская особь, поблескивая на солнце оранжевой чешуей и держала в руках круглого вертлявого бутуса.

– Пришлось делать самок более… – почти извиняющийся взгляд искоса, – более… интересными для противоположного пола. Тогда, помниться удалось включить в работу целый отдел по генной инженерии, – сейчас Шалье был очень далеко. И даже не на Стекляшке, нет. Сейчас он был в прошлом, в том самом месте, где все еще чувствовал себя счастливым. Было удивительно больно оттого, что он не ощущает подобного восторга, просто находясь рядом с ней.

– А это водяные кроты, не знаю даже, что они больше – рыба или мясо… Ранье хотел как-то попробовать, но не успел.

Их глаза почти одновременно оторвались от мониторов и встретились.

– Почему ты его не спас? – спросила Латиса, так и не придя к решению, стоит ли вообще задевать эту тему. Просто спросила не думая, и все.

– Так получилось… когда мы прилетели… – Шалье терялся в словах и не мог найти нужные. Потом тяжело и длинно вздохнул.

– В общем, – собравшись, сказал, – у меня был выбор – предотвратить взрыв, который уничтожил бы все население материка или Ранье… забрать. Я даже не думал, хотел забрать брата и улететь, но…

Шалье опять посмотрел куда-то, где не существовало ничего, кроме наполняющих его память неисправимых событий. Латиса терпеливо молчала.

– Но… он попросил меня спасти яриц, – довольно гладко и очень быстро закончил Шалье. – Я спас.

Латиса медленно протянула руку, дотрагиваясь до его плеча. Потом до щеки, и он тут же прижался к ладони, словно прячась за ней от действительности.

– А сейчас что? – задала Латиса странный вопрос.

– Я должен доделать то, что начал брат, иначе его смерть окажется совсем бесполезной.

Примерно так она себе все и представляла. Молча рассматривала экраны – окна в совершенно чужой мир, который так настойчиво пытался изменить мужчина, в одночасье ставший для нее немного более важным, чем собственная жизнь. Потом рассматривала угол, где плавно кружил костюм из ярких длинных полос ткани, соединенных ремешками.

На одном из экранов, транслирующих изображение центра деревни, самка ярица подняла с горячих камней сверток с готовой рыбой. Осторожно очистила спекшуюся корку. А после растянула тонкие губы, обнажая несколько рядов узких и удивительно острых зубов, которыми тут же впилась во все еще жесткую пищу. Рыба порвалась мгновенно, с резким треском, отозвавшимся где-то глубоко в голове, отдаваясь нервным тиком в мышцах.

– И что именно я должна сделать? – пересохшими губами спросила Латиса о том, что пугало больше всего.

Шалье протянул руку и одним быстрым движением отключил экран с жующей ярицей.

Еще через две чашки кофе его план был расписан по пунктам и больше вопросов не вызывал. Теперь приходилось думать, действительно ли он в своем уме, если собирается пустить ее… туда.

– Не бойся ничего, – где-то на заднем плане терпеливо повторял Шалье, – я не дам им тебе навредить. Но пойми, фантом пускать бесполезно – они понимают, что это просто картинка и не верят. Мы начали именно с фантомов и первый же брошенный в него камень развалил весь наш прекрасно обдуманный план.

Латиса пока ничего не могла сказать, пытаясь уложить все им сказанное в кучу. Куча получалась безобразно огромной и так и норовила развалиться.

– Ярицы тебя не тронут, нужно только, чтобы мой жрец разыграл спектакль, в котором тебя победил. А когда опуститься туман я сразу же тебя заберу и все…

– Ты так уверен, что они меня не тронут? – напомнить о судьбе двух уже погибших подобным образом тайтов Латиса не решилась.

– Совершено уверен, – ответил Шалье, но его голос на мгновение неуловимо дрогнул.

– И как он меня победит?

– Да что-нибудь придумаю… Попрыгает кругом, поднимая руки с оглушительными воплями, к примеру, а ты испугаешься его невидимой сокрушительной силы и сдашься на милость победителя. Это вообще не вопрос, даже в голову не бери… Гууар считает меня богом, наплету ему какой-нибудь ерунды, в крайнем случае, напугаю. Он выполнит, не бойся, Гууар ничего больше приказанного не сделает, он полностью под моим контролем. Слышит мои команды прямо в голове и беспрекословно им подчиняется. Да и…

Дальнейшего Латиса не разобрала. В сдавливающихся висках рассерженным вихрем гудел, набирая обороты, заунывный вопль, постепенно заглушая все остальное. Когда-то так начинались приступы, в которых ее посещала мертвая.

– Он… что ты с ним делаешь?

– Он полностью под моим контролем, – ничего не замечая, уверенно повторил Шалье. – И сделает только то, что я скажу.

– Ты… насильно залез в его голову и заставляешь исполнять все свои приказания?

Тут Шалье немного напрягся, но Латиса настойчиво смотрела в ожидании ответа.

Тогда он просто кивнул.

– Ты… ты… Это же просто мерзко! – она вдруг вскочила, отталкивая кресло. – Как… Таиси!

– Что? – уставился Шалье непонимающе.

– Таиси тоже лезла в мою голову и пыталась руководить моими действиями. И я помню, КАК это было!

– Не сравнивай, это не одно и то же, – быстро проговорил Шалье. Быстро, но не очень уверено.

– Это так МЕРЗКО! – закричала Латиса прямо ему в лицо, – как же ты посмел?! И чем же ты в таком случае отличаешься от мертвой?! Чем ты лучше?!

Шалье глубоко и быстро вздохнул, но ничего не ответил. Помрачнел, прилипая к экрану с такой дорогой его сердцу Стекляшкой.

– Это отвратительно, – с омерзением добавила Латиса.

Слегка склонив голову к плечу, Шалье, видимо, успокаивался. Обвел тяжелым взглядом комнату, останавливаясь на каждом предмете. А потом на Латисе.

– Уходи, – глухо сказал.

Она дрогнула.

– Что? – неверяще спросила.

– Уходи… Прямо сейчас, – спокойно повторил Шалье и отвернулся к экрану, как будто был здесь совершено один. За тем, как неловко она пятилась к двери и уходила, следить не стал.

Стоило войти на кухню, как зажегся яркий слепящий свет. Было очень тихо, Латиса стояла посреди комнаты, смотря куда-то перед собой и ничего не видела. Сколько она прожила в этом доме? И ведь только вначале чувствовала себя, как в гостинице, где вынужден томится во время командировки – какое-то подобие уюта там, конечно, возможно создать, но ничего похожего на атмосферу домашнего вялотекущего покоя. А потом…

Все равно, это место еще не успело стать ее домом. Латиса с полным равнодушием подумала, что это к лучшему. А по дороге в комнату остановилась только один раз. Слева стоял стол, заваленный ее вещами: исписанными мятыми листами и четкими, расчерченными твердой рукой схемами. На их фоне пепельница, полная смятых окурков, выглядела хоть и весьма к месту, но все равно неопрятно. Почти не глядя, Латиса протянула руку, сунула в завал и сразу же нащупала мягкий пакет. Схватила, потянула, пластиковый угол попытался выскользнуть, но сдавленный пальцами все-таки был бесцеремонно вытащен на белый свет. Сжав кулак, как будто пытаясь что-то придушить, Латиса побрела в комнату, не выпуская из руки главного – пакета шаманских благовоний.

Теперь самое время…

Довольно долго Шалье сидел, ни о чем не думая. Потом включил просмотр истории, записанной камерами и стал так же безучастно смотреть. Никаких событий он не искал и сам бы не смог сказать, зачем он этим занимается.

Нужно было думать, что делать с Гууаром, но именно сейчас, провалив план с участием Латисы, новый выдумывать сил не было.

А ведь нужна была такая малость! Никого после Ранье ни осталось, ни единого соратника, хоть на минуту способного понять его план и сделать элементарное усилие, чтобы помочь. Всего однажды ему действительно понадобилась помощь – и вот тебе, человек, на которого Шалье рассчитывал почти так же уверено, как на себя самого, перечеркивает все одним резким обвинением и оставляет разбираться с проблемами одного.

Никого вокруг нет и не будет, все, конечно же, придется делать самолично. А чего он, собственно, ждал?

Скорее всего, выход остается один – лететь самому… Даже подстраховать некому, хотя… Лучше изначально надеяться только на себя, потому что в последний момент все равно останешься один на один со всеми возможными опасностями.

Как она вообще могла сравнить? Таиси действовала в своих интересах и единственное, чего хотела – поменяться, отдав за себя Латису. А его цель – сделать мир яриц безопасным для них самих, сделать его милосердным и справедливым, таким, как ему уже давно следует быть. Разве это не та цель, ради которой некоторые методы вполне можно использовать?

Шалье был уверен, что именно та.

Гууар на экране завозился, просыпаясь. По данным компактного автомата, который, уже не скрываясь, стоял прямо в углу, медицинских препаратов хватит от силы на двое суток по времени Стекляшки, по времени тайтов – чуть больше двух.

Как же он от всего этого устал! Но зато почти привык – сколько раз за последнее время все висело на волоске? Все наладится, потому что Шалье готов был жертвовать многим… очень многим, а если сказать точнее – то всем.

Гууар оглядел матовую куполообразную верхушку аппарата и перевел взгляд куда-то под потолок хижины.

А смотрящий за ним тайт вдруг отвернулся, гася жалящую жалость к существу, которое, скорее всего, никогда уже не будет прежним. Из-за него. И может быть зря.

Все… не могу больше, решил Шалье и поднялся, ища коробку с ампулами. Если бы Аелла знал, какие именно препараты имеются у него в запасе… Хотя, и тогда бы ничего не изменилось.

Несколько часов Шалье просто спал, набираясь сил для последнего дела и вполне вероятно последнего в своей жизни. Но… это вызывало даже какое-то облегчение. Просто вернется туда, откуда они все родом. Главное, чтобы задуманное получилось. Он же обещал…

Нужная кнопка экрана почему-то поддалась далеко не с первого раза. Латиса нажала трижды и стала ждать, упорно смотря на пустующую поверхность.

Лицо всплыло мгновенно, щурясь от света и с подозрением разглядывало того, кто посмел разбудить его посреди ночи, словно взвешивая возможную причину – а стоит ли она того?

Потом тайт быстро поднял голову вверх, задирая подбородок.

– Латиса… Что-то случилось?

Хорошо, что улыбаться она уже давно умела чисто автоматически.

Открыв глаза, Шалье равнодушно рассматривал потолок. Время пришло, пожалуй. Пора набросать последний план, а после отправиться на Стекляшку и сделать то, что давно уже пора – уничтожить память о Кровавой богине, превратив ее во что-то давно забытое и несущественное.

Он уселся напротив экрана, увеличивая изображение Гууара, все так же бессильно лежащего на одном и том же месте. Потом изгнал жалость, которой не должно быть. По большому счету, себя-то он не жалеет? А сколько весит жизнь одного, ну… двух существ по сравнению с весом счастья для всех остальных?

Рука уже уверенней прикоснулась к клавиатуре.

Здравствуй, Гууар.

Тело резко дрогнуло.

– Ты здесь… я был уверен, что больше тебя не услышу. Зачем я нужен такой…

Раздумывать над словами подопечного не было смысла, как и уверять, что все планы и соглашения остались прежними, потому что (неужели он сомневался?) бога не остановят какие-то глупые попытки соплеменников помешать.

Скоро вернется Кровавая Богиня и ты ее победишь.

Подопечный некоторое молчал, уставившись в пол, на котором уже проступали пятна вездесущего мха.

– Я умру? – спросил невпопад.

Это имеет значение?

Пальцы Шалье словно сталью налились, но он продолжал печатать.

Тебя отравили и жизнь твоя может оборваться очень скоро. Это имеет значение?

– Нет, – неожиданно ответил Гууар, – не имеет. Я ведь был счастлив.

Шалье удивился, причем так сильно, что даже задал вопрос.

Когда?

– Лини, – не дрогнув, сообщил Гууар. – Кстати, это она меня… кормила.

Тайт молчал, не понимая, что именно его подопечный имеет в виду. О каком счастье говорит? О счастье быть отравленным самкой, которую настолько любил, что даже переступил через страх перед божественным всесильным существом с неуравновешенным характером?

Но следующее сообщение и подавно привело Шалье в шок.

– Несчастный ты, Раан, – мягко сообщил Гууар.

– Что? – вслух спросил Шалье, как будто его и правда могли услышать. Но яриц ответил, словно находился рядом в комнате.

– Ты совсем один… И никогда не любил. Мне тебя жаль.

Подумать только – его жалеет существо, во всех отношениях слаборазвитое, одно из тех, кто живет подобно животному и умрет в раннем возрасте от болезни или нападения хищника. Которое даже не знает, насколько мир больше одной планеты, даже не так – одной деревни с окрестностями, за пределы которого тот никогда бы даже не подумал сунуться, если бы не Раан. Ущербный по всем статьям подопечный, жалкая ящерица, вынужденная жить в грязи… И все равно… жалеет.

Я не один.

Что послужило причиной ответа, Шалье сам не понял. Просто увидел, как на экране расцвела напечатанная им фраза. А после раздались звуки, отдалено похожие на скрежет и они словно скреблись где-то внутри, царапались, раздирая в кровь всю его уверенность в верном и неизменном течении его жизни.

Он… смеется, понял Шалье.

Звуки, впрочем, быстро прекратились и Гууар тяжело задышал. Тут же активировался аппарат, впрыскивая в воздух облегчающую дыхание смесь, а после делая укол снотворного, потому что подопечному снова следовало отдыхать.

– А ведь это самое главное… – упрямо прошептал Гууар, закрывая глаза.

Вот тогда-то все и взорвалось. Как-то мгновенно вспыхнуло, оглушительно разбросав в стороны ошметки всего, чем Шалье так старательно обматывал себя перед погружением в Стекляшку. Как стрелка компаса, попавшего в аномальную зону, развернулось куда-то в сторону, дергаясь и толком ни на что не указывая.

Он пока не соображал, что произошло, просто поднялся и пошел к выходу из комнаты.

А вот когда нигде не нашел Латису, тогда в полной мере ощутил быстро расползающийся настойчивый страх, настолько сильный, что даже остальные проблемы на его фоне померкли и отдалились. Выгоняя ее из комнаты, Шалье даже подумать не мог, что она как-то по-другому поймет его слова и совсем уйдет из дома. Но других объяснений ее отсутствию не наблюдалось, она всегда предупреждала, что уезжает и насколько, даже в самом начале, когда он из комнаты носа не казал – все равно оставляла записки. А сейчас ничего не было…

Шалье, конечно же, не забыл о Стекляшке и о том, что время быстро уплывает. Он просто не стал об этом думать, потому что начал прокручивать в голове список тех, к кому могла уйти Латиса и первый же номер этого списка заставил его лицо превратится с яростную, почти потерявшую всякое сходство с обычным состоянием маску.

Карасан открыл дверь, лишь мельком увидев на экране входной двери Шалье. Если бы он знал, в каком состоянии тот явиться, точно бы сто раз подумал, прежде чем открывать.

…Когда Шалье понял, что с крепко сжатым горлом Карасан вряд ли что сможет сказать, слегка ослабил давление.

– Где она? – спросил еще раз, почти нормальным тоном. Если не видеть лица, невозможно догадаться, насколько голос не соответствовал его выражению.

– Отпусти, – прохрипел Карасан и отлетел к дивану. Тут же поднялся, опираясь о спинку.

– Ты с ума сошел… – безо всякого удивления, а даже с какой-то радостью, сообщил. Словно наконец-то получил доказательство всем своим подозрениям.

– Знаешь, Карасан, – все еще спокойно заявил гость. – Я не Ульрих и если уж меня запрут в изоляторе, то за дело. Будет за что, понял?..

Тут уж хозяин дома откровенно напрягся. Разбираться и выяснять насколько слова Шалье правдивы почему-то не хотелось.

– Где она? У тебя? Позови. – Отрывисто, словно приказывая, выдавал Шалье.

– Да успокойся! Ты про Латису? Ее тут нет и не было! С какой стати она вообще должна быть в моем доме?

– Врешь, – Шалье шагнул ближе и Карасан тут же закатил глаза, нетерпеливо вздыхая.

– Мы с ней недавно перестали общаться. Из-за тебя, между прочим… Такой упертой слепой влюбленности в того, кто этого вовсе не заслуживает, в жизни не видел… Со мной поссориться из-за одного дурного слова в твою сторону!

Шалье думал, его челюсть двигалась, словно он примерялся с какой стороны будет удобнее кусать стоящего напротив.

– Не верю, – и понесся по дому. Он зашел в каждое помещение, где заглянул под все столы, кровати и открыл все шкафы и хранилища. Карасан, делая вид воспитателя, на которого свалили необходимость приглядывать за десятью карапузами одновременно, ходил следом.

Ничего не найдя, Шалье вернулся в гостиную.

– Убедился? – терпеливо повторил Карасан. – Что вообще произошло?

Его еще раз старательно оглядели и Шалье тут же направился на выход, сдерживая желание все рассказать, во всем признаться. Даже в том, что не делал.

Карасан после его ухода отправился в ванную, где старательно поворачивая голову перед зеркалом, осмотрел оставленные на шее хваткой Шалье синяки. Вспомнил лицо Латисы, когда она с ним прощалась, жестко, словно хоронила. Вздохнул:

– Только бы они не вздумали размножаться!