Текст книги "Вне зоны доступа (СИ)"
Автор книги: Юлия Резник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 7
Как и обещала, Светка на ужин идти отказалась. Все время, пока я таскал сумки в дом и разбирал чемоданы, она делала вид, что меня не замечает. А я делал вид, будто меня это не бесит, что было довольно сложно, учитывая то, как Светку разбаловали. Еще бы! У девочки умерла мать… И поначалу это, наверное, оправдывало некоторые послабления в её воспитании. Вот только это «поначалу» уж слишком растянулось во времени. И ни к чему хорошему не привело.
– Если ты не пойдешь со мной, то останешься голодной.
– Отлично!
– Отлично, – пожал плечами я, натягивая фланелевую рубашку прямо поверх футболки. – И еще… не забудь извиниться. Я не шутил, когда это сказал.
– Перед этой? И не подумаю! Она убила мою мать!
– Это неправда. И тебе хорошо это известно.
– Поверить не могу, что ты ее защищаешь!
– Я был к ней несправедлив, Света. И я могу понять твою злость, потому что очень долго ею и сам питался. Но правда в том, что в нашем несчастье никто не виноват. Дерьмо случается. И сколько боли бы это нам ни причинило, стоит признать – винить в этом некого. А еще не стоит подслушивать. Это мерзко.
Я вышел из дома. Привычным движением, которое не забылось даже за целый год плена, достал телефон из кармана. Набрал единственно важный для меня номер, чтобы в очередной раз услышать, что абонент вне зоны. Не знаю, зачем я это делал. Во-первых, меня уже ждали на ужин, а я не привык опаздывать, а во-вторых, если бы Тень вышла на связь, мне бы пришла sms-ка. Сколько таких сообщений я стер за годы наших с ней разговоров? Да не сосчитать. И она тоже их получила не меньше.
Хозяева, похоже, ждали только меня. Во главе накрытого по всем правилам стола восседала – иначе не скажешь, Янина бабка, которую мне так и не удосужились представить, на другом краю – Валентин Петрович, а по правую руку от него – Елена Васильевна. Яны нигде не было видно.
– Меня Капитолина Львовна зовут. А Яськи не будет. Можешь головой не вертеть.
Я хмыкнул. И сел на свободное место. За столом повисло гробовое молчание, которое мне, очевидно, полагалась нарушить глупыми вопросами из разряда: «а как вы, мать его, догадались, о чем я думаю?», но не тут-то было. То, что старуха была дамой непростой, я уже понял. И если бы нормальный человек тут же принялся бы искать рациональные объяснения происходящему, то я, повидав чуть больше, чем все остальные, уже ничему не удивлялся. Знал, что на свете хватает людей, которым открыто чуть большем… Знал и принимал эту правду, как есть.
– Светы тоже не будет.
Елена Васильевна подхватилась со своего места:
– Я тогда ей во флигель ужин отнесу.
– Не нужно. Спасибо. Она не голодна.
– Но как же…
– Она не голодна. А если проголодается, выйдет к столу. Ноги есть.
Елена Васильевна нахмурилась, но все же села на место. Валентин Петрович, все это время молча наблюдающий за разворачивающимися событиями, кивнул каким-то своим мыслям, прокашлялся и, не найдя лучшей темы для разговора, а, может, и не стремясь к этому, взялся за мой инструктаж. Впрочем, тот не отнял у нас много времени. Я был опытным путешественником. Осознав это, Валентин Петрович задумчиво почесал в затылке и, оставив мне для изучения ориентировочный план нашего маршрута, встал из-за стола. Я поднялся за ним следом, вернулся во флигель, но, быстро заскучав в четырех стенах, вновь вышел на улицу и пошел вверх по дорожке, сам не зная куда. Просто осмотреться. Подышать здешним кристально-чистым воздухом. Насладиться смолистым ароматом хвои и горько-сладким распустившихся по лугам цветов. Может быть, даже тех самых, от которых мне велели держаться подальше.
– Иди вверх по дороге и за поворот, – раздался будто бы ниоткуда скрипучий голос. Я хмыкнул. Кивнул головой, ничего не спрашивая, и пошел, куда послали, не уточняя, зачем и почему. Кажется, такая моя покладистость пришлась по душе старухе. Потому что, ей богу, я услышал ее тихий смех.
Третий раз я позвонил Тени уже из Стамбула, где у нас была пересадка на рейс. Мали остался для меня позади. И я еще не знал, куда судьба занесет меня снова. Просто планировал побыть дома пару недель.
– Привет, Тень.
– Привет, специалист по похмелью. Долго же ты не звонил. Я уж думала, тебя и не было.
– Как это не было? Был! И вообще… тебе не кажется, что «Специалист по похмелью» довольно странное прозвище?
– И длинное.
– И длинное, – согласился я.
– Тогда как же мне тебя звать?
Я не хотел… Правда, я не знаю, почему тогда с моих губ сорвалось:
– Птах… Зови меня Птах.
– Тень и Птах? Что ж… Мне нравится. И где же ты так долго летал?
– А что? Успела соскучиться?
– Не знаю. Это удивительно, но почему-то я думаю о тебе непозволительно много.
Я улыбнулся, потому что прекрасно понимал Тень. Это было действительно странным… То, как сильно мне хотелось ее услышать.
– И что же ты надумала?
– Всякие глупости. И да, кстати… Я тебе совершенно не верю.
– И в чем же я, по-твоему, слукавил?
– Это было никакое не кино. Ты куда-то влип. Я права?
– Да не то, чтобы. Это просто моя работа.
– Ходить под пулями?
Голос Тени в тот момент осип. А мое сердце почему-то забилось чаще.
– Да брось. Я не рискую без надобности. И вообще, сейчас мне абсолютно ничего не угрожает, так что… Давай не будем о плохом.
– А о чем будем? – спросила Тень после короткой паузы.
– На чем мы там остановились? На фильмах? Можем проверить, совпадают ли наши вкусы. Уверен, что нет.
– Это еще почему?
– Потому что все женщины любят сопливые мелодрамы.
– Поклеп! – горячо возмутилась Тень.
Объявили посадку на мой рейс, и, конечно, нам нужно было сворачивать разговор, но как же мне не хотелось! Я подсел на разговоры с Тенью с первых слов, с первых повисших между нами пауз.
– Прости, нам нужно сворачиваться. Запомни, на чем мы остановились, – улыбнулся я в трубку.
– Я запомню, будь уверен. Хорошего тебе полета, Птах…
Я как раз размышлял о том, откуда Тень узнала, что мне предстоит перелет, когда телефон тихо тренькнул, оповещая о входящем сообщении. Я нажал на виртуальный конверт и расплылся в улыбке. В сообщении было всего несколько слов. Названия трех фильмов через запятую. Что ж… Я был вынужден признать, что у Тени имелся вкус. Три последующих за моим возвращением вечера мы с ней провели вместе. За просмотром фильмов из ее списка. Все, как в кинотеатре. Попкорн, чипсы, колла… Только никаких соседей в рядом стоящем кресле. Только её тихий голос в трубке, комментирующий особенно острые моменты.
Господи, как же сильно мне её не хватало…
Я остановился и растерянно осмотрелся по сторонам. Передо мной раскинулось приземистое строение. Вывеска над входом гласила, что это амбулатория. Так вот, где теперь, моими стараниями, вынуждена трудиться Стоцкая… Неудивительно, что меня так сильно невзлюбила её родня. Подгоняемый любопытством, я вошел внутрь. Никого… Я прислушался. Из глубины коридора доносились тихие голоса, и я пошел на звук.
– Нет, вы меня категорически не желаете слушать!
– Желаю, Яна Валентиновна! Кого же мне слушать, как не вас! Просто…
– Просто Петька запил, а кому-то нужно за огородом следить. Я это слышала уже тысячу раз, Катерина!
– Да… нужно кому-то следить, – эхом отозвалась та, которую Стоцкая звала Катериной. Я подошел еще ближе и замер у чуть приоткрытой двери. Мне было видно ноги лежащей на кушетке дородной тетки и красивый профиль Яны Валентиновны. На ней был надет белый халат. А в тот день, когда погибла Леська, её халат был бурым от запекшейся крови.
– Но не вам же! На девятом-то месяце, господи! – вспылила Стоцкая и, вскочив со стула, подошла к окну. – У вас высокое внутричерепное давление. Вам нельзя так себя нагружать, неужели вы не понимаете? Да вам бы вообще на сохранение лечь. В область! Я вас направляла?!
– Направляли, – вздохнула пациентка. – Да вы, пожалуйста, не сердитесь, Яночка Валентиновна. Это вредно. Не дай бог, град пойдет, или ураган какой…
– Что ты несешь, Катерина?
– Ну, как же… Все знают, что вам нельзя нельзя волноваться. Вот вы на Генку-пьяницу недавно разозлились за то, что тот за сынком своим не уследил… Обругали его, весь поселок слышал… Вот тогда-то у нас дорогу и смыло.
– И каким боком я к дороге?
Яна развернулась лицом к пациентке, чуть сощурив глаза. Что-то подсказывало мне, что она понимала, к чему клонит тётка, и почему-то была по этому поводу жутко сердита.
– Ну, как же… – смутилась Катерина, – мальчонка кипяток на себя вылил, Генка не уследил, вы его отходили… Досталось бедняге, конечно… Ну, и дорогу в тот же день тогось… Ох же и непогода разыгралась тогда, Яна Валентиновна… Ужас и кошмар. Нельзя вам злиться, ой, нельзя!
– Вот и не зли меня, Катерина! Сказано тебе – шуруй в область. Так ты и шуруй.
– Да я лучше тут, тихонько дохожу и у вас рожу, да, Яночка Валенти…
– Нет! Ты что, меня совсем не слышишь, Катерина? Ну, как тебе объяснить, что ты в зоне риска? А здесь ни реанимации, ни черта! Что-то не так пойдет – труба. Понимаешь? А у тебя, помимо этой ляльки – четверо. Они кому тогда, твоему алкашу останутся?
– Ладно-ладно… Вы только не злитесь… Вон, уже тучи собираются, так что я это… пойду уже.
– В больницу! В область! К специалистам!
– Хорошо-хорошо… – пробормотала женщина, осторожно поднимаясь с кушетки. Я с Сан Санычем договорюсь – он отвезет.
– Слава тебе, господи, – сердито пробормотала Стоцкая и… встретилась со мной взглядом.
– Данил? А ты здесь какими судьбами?
– Да так, вышел проветрить мозги и набрел на вашу амбулаторию, – развел руками я. За окном громыхнуло. А ведь какие-то десять минут назад небо над головой было абсолютно безоблачным.
Катерина, взирающая на нас с нескрываемым любопытством, вздрогнула. Перекрестилась и, как солдат, распрямив руки по швам, повторила:
– Я с Сан Санычем завтра в больницу… Как вы сказали. Вы же… вы же больше не злитесь, правда?
Яна застонала и запрокинула лицо к идеально выбеленному потолку. Тучи разошлись, и яркий солнечный луч, проникнув в окно, запутался в её выбившихся из хвоста золотых прядях, образуя вокруг головы светящийся золотой нимб. У меня перехватило дыхание.
– Нет, я не злюсь, Катерина. Идите… И не забывайте о постельном режиме.
Катерина яростно затрясла головой, соглашаясь, и бочком скользнула за дверь.
– Не поздновато ли ей рожать? – спросил я, стряхивая с себя оцепенение.
– Кто я такая, чтобы судить? – Яна отвернулась, дернула кнопки халата, стаскивая его с себя и убирая в шкаф.
– Кажется, она тебя побаивается.
– Местные довольно суеверные. И этот факт когда-нибудь меня доконает.
– Наверное, у них были какие-то причины думать…
– Думать что? – снова сощурилась Стоцкая.
– Думать, что ты обладаешь некой силой.
– И ты туда же?
– Ну, извини, – я развел руками, получая какое-то ненормальное удовольствие от этого странного разговора. Вот уж, чего я не мог и представить…
За окном сверкнула молния, а спустя несколько секунд загрохотало.
– Нужно возвращаться. Пойдем. Я тебя подброшу.
– Спасибо…
Пока Яна закрыла кабинет и опустевшую амбулаторию, пока мы вышли – дождь спустился стеной. И хотя наш УАЗик был припаркован совсем неподалеку, мы здорово вымокли, пока до него добежали. Настоящий ливень… Я уже даже забыл, что такое бывает. Будто сумасшедший, я замер посреди размытой дорожки и, запрокинув лицо, принялся ловить ртом прохладные крупные капли.
– Ты что делаешь, сумасшедший?! Простудишься! – перекрикивая шум дождя, проорала Стоцкая. Я тряхнул головой, как пес, послушно открыл двери и неуклюже забрался в салон.
– Я тысячу лет не видел дождя… – зачем-то сказал я, отворачиваясь к окну, за которым не было видно ничего, кроме размытых пятен.
– Тяжело было?
Я обернулся. Взгляд невольно скользнул по мокрым волосам Стоцкой, ее безупречному в каплях дождя лицу, и ниже. Её футболка промокла насквозь, облепила грудь с заострившимися сосками. Мое сердце грохотало в ушах, а по телу разливалась жаркая удушающая истома. Я с трудом поднял глаза… выше по тонкой шее, на которой в бешеном танце бился пульс, к ее потемневшим глазам.
Прошло столько лет, а я все так же хотел её трахнуть.
Даже вопреки тому, что между нами случилось в прошлом. Вопреки собственной воле и пониманиям правильного.
Я очень… очень хотел.
Глава 8
Данил понравился мне как-то сразу, хотя он был явно не из тех мужчин, у которых имелись шансы произвести на меня впечатление в обычной жизни. Да и вообще… и он, и я были несвободны. Я в принципе не смотрела по сторонам. Не приглядывалась к мужчинам, как это непроизвольно делают женщины в поиске, и на себя не примеряла. Тем удивительнее было то, что я почувствовала, когда впервые его увидела.
Мое тело наполнилось странной расходящейся кругами вибрацией. Я уже так давно не испытывала ничего похожего, что даже не сразу определила природу творящегося со мной безумия. Это была химия чистой воды. То, что осталось в человеке нестертым тысячелетиями эволюции. Не вытравлено моралью и правилами приличия… Я почувствовала самого подходящего для себя самца и отреагировала. Не могла не отреагировать. У меня не было ни единого чертового шанса.
Данил не был красавцем в общепризнанном понимании этого слова. Скорее он был харизматичным. От него исходило настолько мощное силовое поле, что оно магнитом притягивало всех вокруг. И меня притягивало тоже…
– Ну… я пойду? – спросил Соловьев, сверля меня темным, пробирающим до костей взглядом. Я знала, что ему понравилось то, что он видел, и это было неожиданно приятно. Так приятно, что я оказалась к этому не готова.
– Конечно.
Я сделала вид, что мне что-то понадобилось в бардачке, и отвела взгляд. Дверь открылась, впуская в салон душистую вечернюю свежесть. Я каждый раз с наслаждением вдыхала ароматы родного дома и не понимала, почему принято считать, что привыкнув, такие вещи перестаешь замечать. Я не переставала… вот уже который год я дышала этим эфиром и никак не могла насытиться. Это то, чего мне не хватало, пожалуй, больше всего вдали.
Дверь за Данилом захлопнулась с легким щелчком. Я вздрогнула. Провела взволнованно подрагивающими руками по рулю и замерла, не зная, что делать дальше. Мне нужно было решить, как я доберусь домой по такой непогоде. Эксплуатировать отцовский УАЗик и дальше я не могла, ведь ему он и самому мог понадобится в любой момент.
Пока я размышляла, из дома, накинув на плечи брезентовый плащ, вышел отец.
– Перелезай, – распорядился он. Я шустро перебралась на соседнее кресло, освобождая для него водительское. – Отвезу тебя. Или ты думала у нас остаться?
– Нет-нет. Мне домой надо. Спасибо…
От моего родительского дома до моего ехать было минут пятнадцать. Мой домик тоже стоял в стороне ото всех, мне нравилось это уединение.
– Чего этому надо было? Как он с тобой очутился?
– Да так… Случайно набрел на амбулаторию.
– Позлорадствовать пришел?
– Ничего подобного. Пап, ну, я же все объяснила, а? Давайте с ним полегче как-то…
– Посмотрим. Пока не заслужил. Знал бы, кто это – отказался бы от работы. Нечего ему здесь делать.
Я пропустила слова родителя мимо ушей и отвернулась к окну.
Низ живота непривычно тянул, и я была готова поклясться, что если бы сейчас коснулась собственной плоти, там бы было горячо и влажно. Я поерзала на сиденье. Шов на джинсах врезался между ног, и мне с трудом удалось сдержать стон. Это было неправильно, но так сладко… Я так давно не была с мужчиной… так давно не испытывала самой потребности быть. За пять лет, что прошли с моего развода, секс у меня был лишь несколько раз. Виртуальный секс с Птахом…
И знаете, я ведь понимала, почему подруги считают наши отношения ненормальными. Может быть, такими они и были, но я не променяла бы их ни на что другое. Был он… был его хриплый голос, были наши разговоры, в которых я с такой лёгкостью перед ним обнажалась… И этот душевный стриптиз делал нас гораздо ближе, чем могло бы сделать все остальное. Его обнаженная душа… и моя. Наши находящиеся на одной радиоволне души… С Птахом я поняла, что самое сексуальное, что вообще может быть – это возможность быть собой. Не играть кем-то навязанные роли, не бояться, что он подумает или скажет, зная, что он примет тебя любой. Со всеми твоими чертями.
До моего дома мы домчали быстро. Погруженная в свои мысли, я вообще не заметила, как это случилось. Очнулась, лишь когда меня окликнул отец. Попрощалась скомкано и, подхватив сумку, выпрыгнула из машины.
Мне нужно было остыть. Остыть и решить, что делать дальше с моим вдруг проснувшимся желанием. Я забросила вещи в спальню, стащила с себя одежду и, отправив ее в корзину для грязного белья, забралась в пустую ванну. Я никогда не ждала, когда она наполнится. Это происходило в процессе…
Закрыв глаза, я откинулась головой на бортик и мысленно унеслась далеко-далеко. В тот день, когда мы впервые смотрели с Птахом кино. Вместе. Кто бы что по этому поводу ни думал, я знала, что мы с ним были вместе… Тогда в наших разговорах еще не было никакого чувственного подтекста. В то время мне было не до этого. Я думала о другом, о том, что мой Птах… не знаю, почему мой, но никак иначе с тех пор я о нем не думала, ходит по краю. И я не знала, как мне его уберечь.
– Ты спишь, что ли?
– Нет…
– Уже титры.
– Я вижу. Хорошее все же кино. Птах…
– Да?
Я так много хотела сказать, но не знала, имею ли право спрашивать. Он мог быть кем угодно… Кем угодно…
– Береги себя, хорошо?
– Хорошо. Ты тоже.
– Максимум, что со мной может случиться в моей глуши – так это нападение комаров.
Птах рассмеялся, и его хриплый смех обернулся дрожью на моем теле. Я зажмурилась и затараторила, в попытке вернуть себе самообладание:
– Чего смеешься? Я тебе серьезно говорю! Знаешь, какие у нас комары? Размером с лошадь. Такой укусит – неделю потом волдырь. А оводы? Те сразу по полноги оттяпывают.
– Тебя послушать, так это мне о тебе беспокоиться надо, – посмеивался Птах.
– А ты беспокоился бы? Ну, если бы мне что-то грозило?
В трубке повисла пауза. Такая долгая, что я чуть не сожрала себя, костеря за идиотский вопрос.
– Да. А тебе что-то грозит?
В тот момент я осознала удивительную мысль. Он ведь тоже обо мне ни черта не знал. И ничего не спрашивал.
– Разве что нападение комаров.
Так мы приняли негласное решение сохранить свои инкогнито…
Пока я предавалась воспоминаниям, моя ванна наполнилась под завязку. Я поднялась, чтобы выключила кран, и едва не застонала, когда горячая волна омыла меня между ног. Черте что! С тех пор, как в моей жизни возник Птах, в ней не осталось места для других мужчин. Я их не замечала. Он вытеснил их всех. Поэтому я так удивилась, когда мое тело отреагировало на Данила. Оно и сейчас горело, требуя своего. Как зачарованная, я коснулась своей груди. Прошлась пальцами по соскам и ниже… Развела ноги шире, позволяя воде ласкать меня, и все же застонала тихонько.
Глупо… Но я чувствовала себя предательницей! Стараясь не смотреть на собственное отражения, я выскочила из ванны, замоталась в полотенце и замерла, хватая ртом влажный, будто бы вязкий, воздух. Сердце колотилось. И тысячи мыслей роились в моей голове. Я пыталась убедить себя, что это все ничего не значит, но… больше не могла отрицать – даже если Птах объявится, если только он объявится, Господи… мне уже будет мало того, что было. Я захочу большего. Уже… хотела. И мне было страшно. Так страшно… Потому что я не знала, как буду жить, если он не сможет… не захочет мне этого дать. Я уже не смогу ограничиться тем, что у нас было раньше. А как быть, если он не захочет иного, что делать – не знала. Я не могла потерять своего Птаха, но в то же время у меня не осталось сил быть с ним и… не быть. Чертов максимализм пер из меня, словно пар из кипящей кастрюли.
Я прошла в спальню, достала телефон, чтобы снова прослушать опостылевшего робота. Игнорируя затаившийся в груди страх, скользнула в постель. С каждым днем мне было все труднее поддерживать в себе огонек надежды. В душу закрадывались сомнения. И я накручивала себя все сильней и сильней.
Я вскочила и заметалась по комнате.
Что, если он сознательно решил прекратить наши отношения? Это было так просто… Сменить телефон, карточку… и все! Как будто ничего и не было. Как будто меня не было в его жизни! Но если так, то почему Птах поступил со мной настолько жестоко? Не объяснив, не предупредив… Он ведь не мог не знать, что для меня значит?! Не мог не знать, что значит для меня… всё!
А потом, как озарение… Дурочка! Радуйся… радуйся, если он сам принял такое решение! Решил и решил, бог с ним. Жив, здоров – и только это важно. Гораздо хуже, если связь оборвалась по каким-то другим причинам. С работой Птаха это могло быть все, что угодно. И почему я только не догадалась как-то перестраховаться на такой случай?! Почему?! Вопросов было больше, чем ответов. И все, что я могла – так это просто гнать их от себя. Не думать о плохом, убеждая себя, что я бы непременно почувствовала, если бы что-то произошло. Я была уверена в этом так же, как и в том, что солнце встает на востоке. Мы так тесно переплелись в пространстве радиоволн, что стали практически одним целым. Он – птица, летящая в далекие дали, а я – его Тень. Нет Птаха, и мне откуда взяться? А пока я дышу и куда-то движусь, значит, и он летит… Значит, его полет не прерван.
Рука невольно поднялась к груди. Пальцы коснулись маленького золотого крестика.
– Иисусе Христе, сыне божий, буди милостив ко мне, грешной…
Молитва помогла совладать с приступом паники. Опустошенная, я вернулась в постель и уснула, едва коснувшись головой подушки. Обычно мне снились странные сны. Я летела над землей, мимо проносились пустыни и джунгли, саванны и дельты рек, дикие звери и птицы, которых я как будто бы догоняла. Но этой ночью мне приснился совсем другой сон. Такой же яркий, насыщенный красками, но другой… Со мной был Мужчина. Вот так… с большой буквы, и никак иначе. И мы занимались любовью. Я так явно ощущала скользящие по телу пальцы. Немного шершавые, как будто загрубевшие от работы… Я тонула в сочетании нежности и сводящего с ума напора, я подавалась навстречу их ласке. Я открывалась… совершенно бесстыдно. Замирала под его губами, настойчивыми и голодными. Они покусывали мои вытянувшиеся соски, оттягивали их и скользили ниже. И мне было так хорошо, так невыносимо хорошо… Когда губы мужчины накрыли самое сокровенное, я выгнулась и закричала… Зарылась руками в прохладные шелковистые волосы и чуть потянула за них, заставляя своего любовника посмотреть на меня. Я знала, что со мной Птах… Я была в этом уверена. И мне так сильно хотелось его увидеть, что не передать словами. Но когда это все же произошло, я испытала шок. Потому что на меня смотрели темные глаза Данила.
Я вынырнула из сна, как из болотной трясины. Села на постели и трясущимися руками растерла лицо. Мне хотелось плакать. От разочарования… А еще мне так сильно хотелось кончить. Как никогда в жизни хотелось. И не было смысла, обманывая себя, оправдывать собственное разочарование несвоевременным появлением Соловьева. Да, я мечтала о Птахе. И я хотела его больше жизни, да… Но правда в том, что сегодня я не смогла бы остановиться. Даже осознав, что это другой… не он! Я бы не смогла остановиться.
Черте что…
Со стоном отчаяния я встала с постели. В который раз пожалела о том, что взяла отпуск. Сейчас бы загрузила себя работой – и не лезло бы всякое в голову. А так… Я замерла от пришедшей в голову мысли. Помчалась в ванную, почистила зубы и, схватив полотенце, рванула через лес, спускающийся клином аккурат к моему дому. Там, в чаще, располагалось небольшое озерцо. В отличие от большого озера, которое манило туристов, вода здесь успевала прогреться. Не совсем, конечно, не до комфортных температур, но чтобы охладиться – самое то.
Я уже потянулась к майке, когда заметила, что нахожусь здесь не одна. Разрывая водную гладь мощными движениями рук, в озере плавал мой ночной кошмар. Данил Соловьев собственной персоной. Я затихла, кажется, и не дыша, спряталась в зарослях давно отцветшего багульника. Данил коснулся ногами дна и стер с лица прозрачные капли. Голый. Он был абсолютно голый.
