Текст книги "Грешник (СИ)"
Автор книги: Юлия Резник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
–А когда разговор перекинулся на нас с тобой, а, Глебушка? Я о Джамиревской сучке толкую.
Карина облизала губы и прошлась пальцами по груди.
– Да твою ж мать! Может, хватит? – поморщился Глеб, отворачиваясь. Если бы эта девчонка была его дочерью – битая бы она была уже давно. А так... пусть Амир сам с ней разбирается. Слава Богу, Громову ее терпеть осталось недолго. Месяц – и все. Свобода.
– Я что, тебе совершенно не нравлюсь? – раздался неуверенный голос за спиной. Играя роль взрослой женщины, Карина все еще оставалась маленьким недолюбленным избалованным ребенком.
– Ты хорошая девочка, Карина. По-своему я тебя даже люблю. Но это совсем не те чувства, на которые ты намекаешь. Не ставь ни себя, ни меня в неловкое положение. Если я тебе хоть немного дорог на самом деле.
– Конечно, дорог! Иначе... зачем бы я это все делала?
– Понятия не имею. Да и знать не хочу. Спасибо тебе за информацию. Но сейчас тебе лучше вернуться домой.
– Будешь с ней? – надулась девушка, злым кивком головы указав куда-то в направлении коридора.
–Тебя это не касается.
– Но ты с ней спишь?
– Наташа моя невестка! Довольна?!
Несколько мгновений Карина ошарашенно открывала и закрывала рот. Потом ее губы расплылись в улыбке, а глазах вновь появился свет.
– Не знала, что у тебя есть взрослый сын.
–Ты вообще обо мне ни черта не знаешь. Давай... Выметайся. Не гневи бога.
Карина кивнула головой, сунула ноги в узкие туфли на шпильке. Сделала шаг к двери, но оглянулась:
– Это она влетела? Или...
– Или! Вали ты уже.
Как только за девчонкой закрылась дверь, Громов связался с Матвеем. Дал команду тому нарыть как можно больше информации на эту Лику. Да и вообще проверить версию Карины. Чтобы идти к Джамиреву-старшему – ему нужно было получить доказательства вины девчонки. Разузнать о мотивах. Удивительно, почему сам Джамирев не рассматривал такой вариант.
Нарезав задачи заму, Глеб вернулся в кухню, одним глотком осушил остатки виски, порядком разбавленного подтаявшим льдом, и прижал к носу тыльную сторону ладони.
– Поговорили?
Громов чуть дрогнул. Совсем он раскис. Или вконец заебался. Не услышал даже, как она подошла. Скорее просто вообще не думал, что Наташа выйдет из комнаты. Уже привыкший к тому, что она в таких ситуациях замыкалась. Ложилась в постель, укрывалась с головой и лежала так, аж пока он не заставлял ее подняться, чтобы поесть. Знал уже, как это бывает.
– Поговорили. Это... Карина Каримова. Дочь моего друга и шефа по совместительству. Я за ней присматриваю, пока ее отец с мачехой находятся в Америке. Они с Джамиревым одно время в одной тусовке были. Вот она... и в теме побольше многих.
– И? – спросила Наташа, растирая свои озябшие плечи.
– У нас появилась зацепка, которую нужно проверить. Есть шанс, что все, наконец, прояснится, и Кириллу перестанет что-либо угрожать.
– Кроме смерти... – тихонько шепнула Наташа.
– Тут уж я не властен.
Наташа отвернулась к окну, за которым темнело. Они знали, что чем дольше Кирилл находился в коме, там меньше у него было шансов выкарабкаться. Они жили не в Америке, где коматозников могли выхаживать годами, не ставя напрямую вопрос об отключении аппаратов жизнеобеспечения. Они старались, делали все возможное, подключали всех более-менее значимых специалистов, но время играло против этого. Их усилия не давали результата.
– Мне кажется – вы властны над всем... – прошептала Наташа, не отводя от окна взгляда. Глеб зажмурился, сделал пару шагов, чтобы подойти к ней поближе.
– Это обманчивое ощущение, – прошептал прямо в волосы. Наташа поежилась. Не в силах себе отказать, Громов обхватил руками ее плечи и легонько растер: – Холодно?
– Нет... Совсем нет.
Они стояли, молча глядя в это чертовое окно. Громов не знал, о чем думает его невестка, сам он как будто плавился изнутри, находясь настолько близко к своему наваждению.
– И что теперь будет? Когда... это все закончится?
–Ты о чем?
– Я, наверное, смогу вернуться домой?
– А ты хочешь? – замер Глеб, давясь кислородом. Почти касаясь носом ее виска, где под тонкой кожей пойманной птицей бился пульс. Упиваясь ей, захлебываясь необратимой жаждой и диким страхом, что она захочет уйти. Видит бог, он не был уверен, что даже при желании сможет ее отпустить.
– Нет... Совершенно не хочу, но, наверное, надо?
– Кому?
– Вам? – не то чтобы уверенно спросила Наташа.
– Бред какой! – возмутился Глеб и, чуть изменив положение, так, чтобы видеть ее лицо, подпер задницей подоконник.
–Нет?
– Я ведь уже говорил, что мне в радость то, что ты здесь. Мне так спокойнее – вы под присмотром. Ты и маленький...
– А может, маленькая, – Наташа мечтательно прикрыла глаза и, скользнув вниз по телу ладошкой, замерла, поглаживая низ живота.
В ее жесте не было ничего такого! Вызывающего или призванного соблазнить. А его будто кипятком ошпарило. Это вам не Карина со своими блядскими штучками. Это... другое. Чувственность на грани фола. Неосознанная, сокрушающая... Пробуждающая в нем дикость. Сметающая любые запреты. Повторить ее движение собственной ладонью, задевая пальцами ткань. Обнажить... Прижаться ртом, губами к начинающему округляться холмику. Боготворить... Ртом, телом, всей своей мужской сутью перед ней преклоняться. Пальцы дрожали от едва сдерживаемого желания. Рот наполнился слюной. Стояк был таким твердым, что причинял боль. Ему бы передернуть, чтобы эту боль облегчить, вернуть себе хоть какое-то подобие контроля... Не то ведь дров наломает! Однако, как тут уйти? Когда можно быть совсем к ней близко, дышать одним воздухом на двоих?
– Скоро узнаем... – сквозь окутавшее его, будто вата, желание, пробивался любимый Голос, – послезавтра уже на УЗИ. И если ребенок лежит, как следует – пол уже можно будет узнать. А вы внучку хотите... или внука? – улыбнулась Наташа.
– Да... – просипел Громов невпопад. Наташа прыснула и прикрыла ладошкой рот.
– Нет! Не надо... Смейся. Это так красиво... – Громов перехватил ее ладонь и медленно отстранил. А потом, как под гипнозом, вернулся пальцами к ее губам и очертил контур. Его поступки были за гранью нормальности.
Не то, чтобы это его волновало.
Или ее...
Наташа так вообще не видела в них ничего такого. Лишь улыбнулась шире и затараторила, как будто это не его пальцы мешали ей говорить:
– А мне тоже все равно, кто родится. Я не для этого хочу узнать пол.
– А для чего? – заплетающимся языком поинтересовался Громов, жмурясь и впитывая кончиками пальцев тепло ее обжигающего дыхания.
– Ну, как бы э-э-э... из практичных соображений. Нужно ведь знать, постельное какого цвета купить, и вещички... Раньше я думала и обои в комнате поклеить такие... – она покрутила рукой, – ну, знаете... детские, что ли, но...
Наташа осеклась. А Глеб и так понял, что та хотела сказать. В съемных квартирах, которые ты меняешь в месяц по два раза, ремонт в детской комнате – не вариант.
–Так в чем же дело? Давай поклеим? Дальняя спальня подойдет, как считаешь?
Разговоры о скором появлении ребенка позволили Громову несколько остыть.
– Да! Только... Мы же уедем, когда Кирилл очнется. Зачем вам спальня в единорогах? – на этот раз ее улыбка была совсем не такой, как вначале.
Глеб проглотил образовавшийся в горле ком. Он не знал, что будет делать, если это случится. Ситуация выходила патовой, с какой стороны ни посмотри. Каждый раз, как холодный душ – она жена его сына.
– Ну, придет. И что? Я вас выгоню, думаешь? Кириллу реабилитация долгая будет нужна, помощь... Первое время так точно. Будем вместе жить. А потом... – Глеб горько хмыкнул, – что, внук деда навешать не будет?
Слово «дед» далось Громову нелегко. Не в том смысле, что он комплексовал как-то, или еще что-то вроде этого. Просто он-то и отцом не был толком. А тут дед. Вот так сразу, мать его.
– Будет! Обязательно будет. Внук... или внучка, – снова улыбнулась Наташа.
– Или внучка, – подтвердил Глеб.
Девушка еще раз кивнула и снова уставилась в окно. На секунду на ее лицо набежала тень. Глеб, жадно следящий за каждым ее движением, вмиг напрягся. На языке крутились сотни вопросов, ему жизненно важно было знать, что же огорчило Наташу, но зная о том, что она не любит идти на контакт, к которому ее побуждают, лишь закусил щеку. Все, что ему оставалось – ждать, когда она сама захочет это обсудить. Если вообще захочет.
– Лариса Викторовна хочет пойти со мной...
– Куда пойти? – даже не удивился Громов. В последнее время Лариска уж слишком сильно бросилась опекать Наташу. Еще бы – в ней рос ее внук! На саму девушку, Глеб в том был уверен, ей было все так же плевать. Для нее Наташа стала инкубатором. Пока тот исправно функционировал – все были счастливы.
–Так на УЗИ ведь.
– А ей там что делать?
– Я не знаю. Но она настаивает.
– Пошли ее! – бросил Громов.
– Я не могу.
– А хочешь, я пошлю?
– Нет. Нет! Не нужно. Я сама скажу, что не хотела бы... ну, это ведь такой процесс... интимный, что ли? Мне не хочется, чтобы при нем присутствовали посторонние.
– А на самое первое УЗИ ты ходила с Кириллом?
Наташа отвела взгляд:
– Нет. Сама...
Вот не нужно было спрашивать. Какого черта? И ей напомнил лишний раз, и сам... А что, собственно?
– На кой черт он тебе нужен? Оставим за рамками, что он мой сын... На кой вообще? Он ведь тебя не стоит!
Заткнись! Заткнись, Громов! – ревело у него в мозгу, в то время как вслух он произносил совсем другое.
– Он мой муж, Глеб Николаевич.
– Люди разводятся!
– Да, наверное... – Наташа растерла виски и вмиг как будто осунулась.
Ну, вот! Ты доволен? Смотри теперь! Тебе ж поговорить захотелось, придурок хренов.
– Я пойду к себе, ничего? Что-то я немного устала.
–Да, конечно. Наташ...ты меня извини...
– Ничего. Вы меня тоже... Я, наверное, опять что-то неправильно делаю.
Да твою ж мать! Громов стиснул зубы. Шаг вперед. Два шага назад. С ней – как на войне. Осторожно надо. А он... Ну, вот и чего в итоге добился? Так бы, может, еще хоть немного с нею побыл. Поиграл бы в карты, или посмотрел какой-нибудь фильм по огромному кинотеатру в гостиной, который он до Наташи никогда даже и не включал. А теперь гонял практически каждый вечер, выдумывая для нее развлечения. Черт! Они ведь даже прогуляться не успели, как делали обычно по вечерам!
Твою ж мать. И ведь сам все испортил!
Глава 12
Было только утро, а Глеб уже хотел застрелиться. Работы в офисе накопилось невпроворот, к тому же к его привычным обязанностям с отъездом Каримова добавилось великое множество других. Негласных для широкой публики. Он присматривал за назначенными Амиром на ключевые руководящие должности менеджерами, дополнительно проверял по своим каналам прозрачность текущих сделок из тех, принятие решений по которым Каримов делегировал своим ставленникам. Да, те были проверены вдоль и поперек. И, наверное, ему можно было расслабиться, но привычка – такая штука. В мире бизнеса всегда лучше подстраховаться. Да и Амир просил приглянуть. Вот он и вертелся, как белка в колесе.
А за обедом другая головная боль – дела сына.
Матвей заглянул, когда Громов первый раз за день взялся за свой кофе.
– Можно, Глеб Николаевич?
– Проходи, – взмахнул рукой тот. – Что выяснил?
– Да ничего хорошего, – фыркнул Матвей, растирая лицо ладонью.
– Не спал, что ли?
– Да как-то некогда пока.
–Ты все же отдыхай. Это тоже надо.
– Ну, как с этим делом разберемся – так сразу. У меня в нем, можно сказать, личный интерес наметился.
Разговор прервало появление секретаря, которая поставила на стол еще одну чашечку кофе и удалилась. Громов вскинул бровь:
– Вот как? И в чем же он заключается?
– Эта Лика, которую вы мне препоручили проверить, дурь купила прямо в школе. Ничего так ситуация вырисовывается? – хмыкнул мужчина.
–Лицей Карины?
– Ага. То еще местечко, как оказалось. У меня там дочь учится...
–И? – Громов поднял бровь еще чуть выше и отставил чашку. О своем заме Глеб знал все. Буквально. И о дочке, и о непутевой жене. Так что ничего нового он не узнал.
– Она в первом классе пока, вряд ли первоклашкам толкают дурь... – криво улыбнулся Матвей. – Но хотелось бы быть уверенным, что когда она подрастет, с этим дерьмом будет покончено.
– Что ты хочешь? Говори прямо!
– Хочу это прекратить. Вычислить барыг и тех, кто их крышует, ну и... Да хоть под суд отдать. Не принципиально.
– А от меня что требуется? – спросил Громов, прекрасно понимая, что если Мат задастся целью – он и сам раскрутит эту ситуацию. Без всякой помощи. – Благословение?
Мужчина пожал плечами:
– Ну, тут уж называйте, как хотите. Да только моя Лизка – первоклашка, а вот Карина Каримова – в группе риска. Насколько мне известно, с ней уже были проблемы.
Неторопливо Громов отпил свой кофе и в задумчивости отвернулся к окну. Карина... Нет, он не думал, что девчонка возьмется за старое. После того, как ей диагностировали лейкоз, после всех тех мучений, которых ей стоило выздоровление – она здорово попритихла. В ней произошла большая переоценка ценностей. А может, на это также повлияло появление мачехи, которую Карина боготворила. В любом случае, Глеб был твердо уверен, что сумасбродные вечеринки, пьянки и травка – остались для нее в далеком безрадостном прошлом.
Но торговля наркотой в школе... Блядь, ну, как-то совсем за рамками. И хоть Громов не питал абсолютно никаких иллюзий касательно этой сраной жизни, но одно дело – знать о какой-то происходящей в ней грязи чисто теоретически, и совсем другое – наверняка.
Глеб повернулся к заму, который терпеливо ждал его ответа. Растер указательным пальцем бровь:
– Ну, ты сунься. Осторожно. Мне тебя не учить... А там посмотрим, что за люди. Если реально серьезные – будем думать. Официально – мы Швейцария. То есть нейтральны по отношению ко всем. Даже к наркоторговцам.
– Понял. Я могу идти?
– Иди. Я так понимаю, у тебя и план уже имеется?
– И даже предполагаемые подозреваемые. Если все подтвердится – расскажу. Пока это только домыслы.
Едва за Николаем закрылась дверь, как у Громова зазвонил телефон. Личный. Тот, номер которого знали несколько человек от силы. Почему-то теперь, каждый раз, когда тот звонил, Глеб напрягался. А все началось с того звонка Ларки, из которого он узнал, что Кирилл попал в реанимацию.
Но в этот раз звонила Наташа. А вот это было совсем уж странно. Сама она ему не звонила, опасаясь, как она говорила, отвлечь его от работы.
– Да, Наташ. Все в порядке?
– Ой, как хорошо, что я вам дозвонилась! – донесся до него возбужденный голос, перекрикивающий фомкий звон. Глеб напрягся, но потом понял, что это просто звонили колокола. Наташа была на репетиции в храме.
– Случилось что-то?
–Да! То есть нет... я не знаю!
Глеб зажмурился. Что бы она ни говорила, и что бы ни происходило, он с наслаждением впитывал ее голос. Кутался в него как в одеяло.
– Давай по порядку... Так станет понятнее.
– Мне позвонили из больницы и сказали, что время моего УЗИ перенесли.
– Ну... это ведь ничего? Или...
– Конечно, ничего! Но со мной хотела поехать Лариса Викторовна, а я не могу до нее дозвониться, чтобы предупредить.
Ну, вот и разобрались. Когда ситуация резко менялась, отклонялась от изначального плана, Наташа обычно терялась. А тут еще Ларка не отвечает. Вот она и вконец расстроилась. А он уже чего только не передумал.
– Так что мне делать?
– Скажи моим ребятам, чтобы тебя отвезли в клинику. На который час перенесли твой прием?
– На три!
– Я скоро буду.
Когда Громов примчался в больницу, Наташа была уже там. Сидела, как и тогда, когда он впервые ее увидел, скрученная на стуле. Он еще даст просраться тем, кто заставил его девочку перекроить свои планы, а пока:
– Привет.
– Здравствуйте, – шепнула Наташа, поднимая голову.
– Все хорошо?
– Да. Только немного волнуюсь.
– Это ничего. Я бы тоже волновался.
– Правда?
– Ну, конечно, – заверил Глеб и взял в свою ладонь ее руку. – Я Ларке тоже звонил – не берет трубку.
– Может, так даже лучше. Не пришлось ей ничего объяснять. Хотя она теперь, наверное, расстроится.
– Забей, – отмахнулся Громов, поглаживая её тонкие пальцы. Несколько секунд Наташа напряженно вглядывалась в его лицо, а потом как будто расслабилась:
– Ладно.
– Наталья? – из кабинета высунулась голова в стерильной голубой шапочке. – Пахомова?
–Да!
– Проходите. Вы следующая.
Тонкие пальцы на руке Громова сжались в смертельной хватке. Он уже подумал отложить это все дело, перенести... раз для нее это так трудно. Но Наташа резко встала со стула и, сама того не замечая, потащила его за собой.
– Проходите за ширму, раздевайтесь до пояса, трусы приспускайте и устраивайтесь на кушетке. Папочка, вы можете присесть на стул.
Громов замер. Вот это «папочка»... Как будто никто даже не сомневался, что он может им действительно быть. Как будто никого не удивляла такая разница в возрасте между ним и Наташей. Вот как... Так просто. И, наверное, даже намного более реально, чем он изначально думал. Глеб не стал поправлять врача. Не смог почему-то. Да и зачем? Я не отец ребенка – я его дед? Серьезно? Зачем шокировать публику?
Пока мысли Глеба скакали от одной к другой, Наташа чуть справилась с волнением. Потянулась руками к тонкому свитеру и стащила тот через голову. Громов сглотнул. Зажмурился. Снова широко распахнул глаза. Какого черта ты вытворяешь? Отвернись... Немедленно! – приказывал он себе. – Выйди, к чертовой матери, из кабинета!
– Да вы присаживайтесь! – повторил просьбу врач. И сам подкатил к кушетке, прямо не вставая со стула на колесиках.
Громов и присел. Наташа тоже легла на кушетку, взволнованно шаря руками по своим же голым бокам. Глеб перехватил одну ладошку и легонько сжал. Девушка перевела на него стеклянный, безумный взгляд и... в то же мгновенье расслабилась. Опустила ресницы и сжала его руку в ответ.
– Белье, пожалуйста, приспустите на бедра. Мне нужен больший доступ...
Наташа сглотнула, не отпуская его руки, другой – стянула резинку сначала с одной стороны, потом с другой.
– Ну, поехали... – пробормотал доктор, наливая щедрую порцию геля на живот Наташи.
И этот мужчина еще много чего говорил. Да только Громов его не слышал. Хреновый из него вышел помощник. Вообще ничего не запомнил. Он как привязанный смотрел то на крошечное существо на экране монитора, то на саму Наташу. На датчик, который скользил по ее коже, то в самый низ, задевая темную аккуратную полоску волос, то в самый верх. И, наверное, хорошо было, что сама Наташа не отрывала взгляда от монитора. Вряд ли в тот момент Громов мог контролировать тот дикий голод, что накладывал темные печати на его лицо. Он, как последний извращенец, пялился на ее спелые груди, натянувшие простой удобный хлопчатый лифчик для беременных и туда, куда пялиться уж точно вообще не стоило. Ни при каких обстоятельствах. А он пялился. И гадал, какая она там... Господи. Какой он придурок...
– Сейчас послушаем сердечко.
Тук-тук-тук... У зайца и то не так быстро бьется.
– Почему так часто? – задал свой первый вопрос Громов. Голос, отвыкший от разговоров, или просто охрипший от чувств – подчинялся с трудом.
– Это нормально. Не беспокойтесь. У вас вообще хорошенькая девочка. Молодцом.
Глеб кивнул. Еще бы, Наташа отлично держалась.
– Слышите, Глеб Николаевич? Все-таки девочка.
Он перевел растерянный взгляд на Наташу. Залип на ее улыбающихся губах.
– Что? – прохрипел он.
– Девочка. Это все-таки девочка.
Взгляд Громова метнулся к монитору, где из размытых непонятных ему пятен, опять собралась цельная картина. А... вот, о какой девочке речь.
– Она красивая, правда? И ротик открывает... Посмотрите! А пальчики, боже, у нее самые настоящие пальчики... – восхищалась Наташа, не замечая, как по ее лицу катятся крупные, хрустальные слезы.
– Десять на руках, десять на ногах – полный комплект, – подтрунивал над пациенткой доктор, хитро щуря глаза. То, что для него было обычной рутинной работой, для пациентов было настоящим чудом.
Громов залип. Малышка на экране и правда открывала крошечный ротик, шевелила тощими ножками и ручками. До этих пор ребенок в животе Наташи был для него явлением довольно абстрактным. Он представлял его эдаким головастиком, но это был человек! Крошечная девочка. Продолжение Наташи... и его в какой-то мере продолжение. Пусть не прямое, но через сына. В масштабах космоса и быстротечного времени – разницы нет.
– Очень красивая... – заставил разжаться спазмированное горло.
Наташа улыбнулась.
–Так, значит, все хорошо?
– С ребенком все просто отлично. Плацента прикреплена слишком низко, это из минусов. Но вам уже об этом, наверное, говорили.
На лицо девушки набежала тень. Она кивнула и принялась стирать с живота гель салфеткой, которую ей протянула медсестра.
Из кабинета врача они вышли несколько оглушенные происходящим.
– Устала?
– Нет. Просто слишком много эмоций.
Наташа отвела от лица выбившиеся из хвоста пряди и чуть повернула голову, приковывая к себе взгляд Громова.
– Спасибо, что были со мной.
Тот откашлялся. Кивнул.
–Ты же не хотела посторонних? – поинтересовался будто бы между делом.
– Ну, да... Посторонних не хотела, конечно.
Движением головы Громов отпустил ребят, присматривающих за Наташей, и усадил ту в свою машину. Сел за руль и повернулся вполоборота. Что она имела в виду? То, что он ей не чужой? Наверное, это. Или...
Сотни вопросов кружили в голове, но он так и не решился их озвучить. Как бы это выглядело? Наташа, я тебе нравлюсь? Так? Ну, бред! С какой стороны ни посмотри. К тому же и так понятно, что она ему доверяет, наверное, как больше уже никому. Чем он заслужил такое? Хрен его знает. Но ведь это есть. Есть! Он это чувствует. Наташа как будто расслабляется рядом с ним. Он наблюдает это превращение каждый раз, когда возвращается домой. Она выскакивает в коридор. Каждый раз выскакивает. Ее глаза загорается, а губы растягиваются в улыбке. Может быть, рядом с ним Наташа становится собой, настоящей. Снимая с себя контроли, забывая о том, как надо... Она смешно трясла ладонями перед лицом и прогоняла его мыть руки. А потом сидела в сторонке и, не мигая, наблюдала за тем, как он уминает все, что она приготовила, нахваливая ее стряпню. Ей даже хватает смелости делать ему замечания...
– Не разговаривайте с набитым ртом! Подавитесь!
– Вкуфно же, – протестовал Громов, и тогда вся строгость уходила из ее взгляда, и она начинала хохотать. Она была почти счастливой, когда забывала о муже.
Глава 13
– Ну, что? Я тогда возвращаюсь на работу? – Глеб Николаевич сдвинул манжету, бросил взгляд на шикарные известного бренда часы, украшающие его широкое запястье, и снова на нее посмотрел. Степенно. Он все делал степенно. Если бы кто-то попросил Наташу охарактеризовать этого мужчину одним только словом, им бы стало слово «надежный». Рядом со свекром она чувствовала себя так, как ни с кем и никогда. Может быть, только с мамой...
Будь Наташа обычным человеком, смотри она на мир, как все другие люди, а не сквозь цветное стекло своего синдрома, наверное, она бы задумалась о причинах того, что происходило. Стала бы копаться в себе и, может быть, уже тогда заметила бы что-то необычное в своих чувствах. Задумалась бы об их первопричине. Но она была другой... Наташа не анализировала происходящее. Просто наслаждалась тем чувством свободы и счастья, которое в ней поселилось. Это было так хорошо – расслабиться. Она не представляла, как сильно в этом нуждалась, пока внезапно не осознала, что маска, которую она носила годами, соскользнула с ее лица – и мир не перевернулся. Наташа отчетливо помнила тот момент. Момент, когда она впервые встретилась с Глебом Николаевичем взглядом. Такие чистые... и такие спокойные его глаза...
– А вы папа Кирилла, да? Он никогда о вас не рассказывал. Хорошо, что вы приехали... – тараторила она, чувствуя, как отпускает... впервые отпускает ужас, сковавший тело в момент, когда она узнала о том, что случилось с мужем. И напряжение, вызванное необходимостью контролировать каждый свой жест, каждое действие, каждый звук, вырывающийся из горла. Понимая, что ты не такой. И все, что делаешь в порыве эмоций – неправильно, что все ждут от тебя совершенно иного.
Наверное, она бы здорово повеселила публику, если бы упала на спину в коридоре реанимации и хохотала, катаясь по полу. Вот чтобы этого не случилось – она и сидела на стуле. И непонятно было, что убивало ее сильнее – липкий страх за Кирилла или необходимость контролировать проявление собственных чувств. Напряжение было таким, что у нее тянуло в затылке.
– Наташ? Так, как? Ты справишься одна, или... может, мне дома остаться?
– Нет-нет! Что вы, Глеб Николаевич. Я ведь не маленькая. Давайте-давайте! Идите, пока вас не уволили, – она опять взмахнула руками перед его носом. Кирилл не любил, когда она так делала. Ругал ее. Говорил, что она как будто комаров от себя отгоняет. И когда так происходит, он чувствует себя назойливым насекомым. В какой-то момент Наташа научилась контролировать свои жесты. Просто прятала ладони за спину, когда ловила себя на том, что руки снова взмывают к носу. А рядом с Громовым она почему-то забывало об этом и махала руками, как ветряная мельница. И ведь ничего! Он совершенно не злился. Не одергивал ее, и не отводил глаза, испытывая неловкость от ее поведения. И это было так хорошо... Делать то, что хочешь, говорить, когда есть желание, а не через силу выдавливать слова из себя, потому что так надо и принято.
– Меня не уволят.
– Вы очень самоуверенный.
– Я – лучший, – подмигнул он.
– Никто и не спорит, – на полном серьезе кивнула головой Наташа. А Глеб Николаевич почему-то опять замешкался. Посмотрел на нее так... внимательно, но все же кивнул напоследок и вышел за дверь. Подмигнул. Он ей подмигнул... Что означает подмигивание? Наташа села на обитую коричневой кожей скамейку, расположенную вдоль стены в большом холле, который в этой квартире занимал привычный простому люду коридор. Как и у многих аутистов, у Наташи были сложности со считыванием некоторых способов выражения эмоций: с пониманием их по лицу и жестикуляции, или, скажем, по интонациям в голосе. И хоть со свекром у нее раньше таких проблем не возникало, его подмигивание она понять не могла. Или могла... но то, что приходило на ум, казалось слишком невероятным.
И все же... что это было?
Стены холла как будто стали давить. Каждый раз, когда чего-то не понимала, Наташа испытывала это мерзкое давящее чувство. Как если бы высокие потолки вдруг опустились ей на плачи, как небо – атлантам.
Ей нужен был кислород. Наташа поднялась со своего места, провернула замки и вышла прочь из квартиры. Лифт сейчас стал бы для нее слишком большим испытанием. Поэтому она просто воспользовалась лестницей.
На улице стало лучше. Наташа вдохнула воздух, подставила лицо солнцу и на несколько секунд зажмурилась.
Когда ты хочешь жить полноценной жизнью, но испытываешь трудности с пониманием большинства окружающих тебя людей, приходится выкручиваться. В попытке понять их Наташа в свое время перечитала уйму художественной литературы. Так, читая, она познавала образ мышления нейролептиков, изучала их мотивации и поведение. Если прибавить к этому тонны книг по психологии и терпеливые объяснения матери о том, как думают обычные люди, можно было с уверенностью говорить
– зачастую на логическом уровне Наташа понимала людей даже лучше, чем они сами себя понимали. В конце концов, у них не было абсолютно никакой необходимости заниматься глубоким изучением собственного поведения, как это было в случае с ней самой.
А сейчас... сейчас она не понимала того, кого еще недавно, казалось, чувствовала всем сердцем. В её голове Глеб Николаевич ей подмигивал снова и снова, как будто запись этого события кто-то поставил на бесконечный повтор.
Наташа дошла до остановки, шмыгнула в автобус и поехала туда, где ей лучше всего думалось.
Их старый дом уже давно покосился. Сочная зеленая трава взяла в плен палисадник, повитель оплела деревянный потемневший от времени забор. В воздухе пахло цветущим виноградом и отсыревшей листвой, которую с осени никто не потрудился сгрести. Наташа зажмурилась, толкнула хлипкую калитку. Та открылась, задев краем разросшиеся кусты свекольно-бордовых пионов. Набухшие круглые бутоны качнулись. Еще день-два, и распустятся. Когда-то ухоженные клумбы под окнами теперь разрослись. Цветы вылезли за треугольники красного кирпича, отгораживающего цветник от дорожки. Наташа улыбнулась, вспоминая, как мама любила возиться в земле. Сколько времени проводила, ухаживая за цветами. Почему-то стало стыдно, что все здесь запустело. Наташа нахмурилась и, присев на корточки, принялась осторожно выдергиваться сорняки.
Глеб Николаевич был к ней добр. Он был ласков и терпелив. А еще он не делал ничего такого, что могло бы ее насторожить. Так откуда это тревожное чувство в груди? Почему оно там засело занозой? Наташа прокручивала в голове каждый его взгляд, каждое слово, как если бы все происходящее было фильмом, а она – зрителем, пришедшим на его показ. Если бы он не был ее свекром, она бы решила, что... нравится ему, как женщина. Но ведь это полный абсурд.
Наташа стряхнула со лба пот и распрямилась. Как долго она уже тут находилась? Ноги затекли и спина тянула. Похлопала по карманам, но не обнаружила телефона. Теперь ни времени узнать, ни позвонить... Позвонить! Вот же черт! Наташа огляделась. Торопливо пересекла двор и в страхе выглянула за забор. Она идиотка! Тупица... Ненормальная! Погрузившись в себя, она совершенно забыла о том, что ей не стоило выходить без охраны. Наташа настолько привыкла, что та следуют за ней тенью, что совершенно забыла – после приема Глеб Николаевич сам отвез ее домой. И, видимо, парни, которым за ней поручили присматривать, просто не успели вернуться к его отъезду. Она ведь ушла так быстро! Никого не предупредила и вообще – даже телефон не взяла.
Господи, что же теперь делать? Паника пронеслась холодком по взмокшей от активной работы спине. Наташа нырнула вниз, прячась за забором. Несколько секунд она была полностью оглушена пониманием совершенной ошибки. Взять себя в руки не получилось! Черт! За последнее время она стала настоящим параноиком! И кто в этом виноват? Кирилл, вляпавшийся по самую маковку? Или взявший её под свою защиту свекор? Наташа так привыкла к ощущению покоя, обретенного рядом с ним, что теперь и не знала, как будет жить, если его лишится! Чем она думала, когда позволяла себе привыкнуть? И что ей делать теперь? Что, если за ней придут? Сейчас... с минуты на минуту? Одной было не так страшно. А теперь, зная, что на тебе ответственность за еще одну, крохотную жизнь – ужас мерзкими щупальцами сковывал тело. И не пошевелить ни рукой, ни ногой. А между тем ей нужно было как-то подняться! Земля была еще слишком холодной.
