Текст книги "Все напоминает о тебе (СИ)"

Автор книги: Юлия Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

История не шла из головы, и я сама не поняла, как оказалась возле роддома. Не зная, что скажу, отправилась внутрь, но меня не пустили дальше регистратуры. Представляться журналистом я не рискнула, вряд ли кто-то захочет откровенничать о подобных вещах с человеком, способным придать сие огласке. Вразумительной причины, чтобы попасть к главврачу, я не смогла придумать, к тому же оказалось, без флюорографии меня вообще внутрь не имеют права пропускать. Мне предложили договориться о встрече по телефону. Я покинула здание, кусая губы, и тут же набрала Рогожина.

–Слушаю, – судя по голосу, он что-то жевал.

–Мне нужно срочно попасть в роддом.

–Ну это дело нехитрое, приезжай домой, полчаса работы, и через девять месяцев попадешь.

–Очень смешно. Ты не можешь выдать мне удостоверение?

–Какое? – хмыкнул Илья.

–Ну, адвокатское, или юридическое, я не знаю. Тогда я смогу сказать, что представляю своего клиента.

–Где я, по-твоему, возьму удостоверение?

–У тебя же юридическая контора.

–Вот именно, а то кажется, ты думаешь, у меня подпольное производство поддельных документов.

–Хорошо, у тебя ведь есть удостоверение? Приезжай к роддому, пойдем вместе.

–Что ты там вообще забыла?

–Мне нужно кое-что разузнать.

–В роддоме?

–Ну... В принципе, мне нужен кто-то, кто работает там не меньше двадцати пяти лет.

Илья помолчал.

–То есть, если я найду такого человека, ты удовлетворишься встречей с ним?

–Да, а у тебя есть такой человек?

–У матушки подруга работала там, возможно, она поможет. Я ей сейчас позвоню.

–Отлично, я жду.

Рогожин перезвонил через десять минут.

–Она сегодня дома, приезжай на Чапыгина, семнадцать, я буду ждать тебя во дворе.

Если мне не изменяет память, это дом, где Рогожин вырос. Надеюсь, я не наткнусь на словоохотливую бабульку, а то вопросов будет не избежать. К счастью, двор был пуст, а Илья ждал меня возле второго подъезда, прислонившись к машине. Кивнул, предлагая следовать за ним, прошел вперед и набрал номер на домофоне.

–Слушаю, – ответил приятный женский голос.

–Это Илья.

–Проходите.

Что-то пискнуло, дверь открылась, и мы оказались в подъезде. Лифта не было.

–Ты объяснишь, в чем дело? – спросил Илья.

–Может, после? Вы хорошо с ней общаетесь?

–С тетей Людой? Вполне. Лет до десяти она во мне души не чаяла и даже мечтала, что когда я вырасту, женюсь на ее дочке.

–Что же помешало?

–То, что у этого мальчишки совершенно несносный характер, – раздался голос, я подняла голову и увидела перед собой статную женщину лет шестидесяти, темные волосы коротко стрижены и уложены в прическу, одета она была в домашнее платье, но выглядела на отлично. Видимо, ухаживать за собой умела и любила. Красавицей даму было не назвать, но лицо приятное. Илья поцеловал ее в щеку, и она похлопала его по плечам.

–Проходите, – кинула на меня любопытствующий взгляд, – будем пить чай. Меня зовут Людмила Петровна.

–Я Алиса. Очень приятно.

Разувшись, я поинтересовалась, где ванная, и отправилась туда. Уже выходя, услышала слова женщины:

–Она красавица.

–Я в курсе, – голос у Ильи был как обычно насмешливый.

–И что, давно вы вместе?

–С чего ты взяла, что мы вместе?

–Брось, только дурак не заметит, как вы друг на друга смотрите.

–Ничего себе, какая проницательность, а мы-то живем под одной крышей и ничего не заметили.

–Вы живете вместе?

–Вот черт, – досадливо сказал Рогожин, – только не надо доводить эту информацию до матери.

–Ты с ума сошел? Ты живешь с девушкой, а я должна молчать, да она мне этого не простит.

–Тетя Люда...

–Не хочу ничего знать, я... – договорить она не успела, я посчитала необходимым появиться, пока ситуация не усугубилась. Теперь женщина меня рассматривала с еще большим любопытством. Я присела рядом с Ильей, передо мной тут же возникла чашка с чаем.

–Так что вас привело ко мне? – спросила она, присаживаясь напротив, Илья перевел на меня взгляд. Я помолчала, не зная, с чего начать.

–Понимаете, – сказала неловко, – двадцать четыре года назад в роддоме случилась необычная история: сразу после нового года был украден ребенок.

Илья нахмурился и не сводил с меня глаз, Людмила Петровна вдруг кивнула.

–Помню я эту историю, она у нас столько шуму наделала. Правда, за пределы отделения она не должна была выйти.

–То есть? – нахмурилась я.

–Кто вам рассказал об этом?

–Одна знакомая, а ей ее мама, у той вроде какая-то приятельница работала в роддоме и поведала об этом случае. Потом эта знакомая уехала из города, а мне история не дает покоя. – Я врала на ходу, но Людмила Петровна, похоже, поверила. В отличие от Рогожина, который хмурился все больше.

–Это неудивительно, что она все же вышла в мир. Тем более, столько лет спустя вряд ли она причинит вред.

Я была с ней не совсем согласна, потому что кое-какие мысли в моей голове появлялись, и мне очень не хотелось, чтобы они оформились.

–Значит, вас привело ко мне любопытство?

–Не сочтите блажью, но это дело меня очень заинтересовало... Я хочу разыскать этих людей.

Людмила Петровна вздохнула.

–Не думаю, что получится. Давайте я расскажу с самого начала. Были новогодние праздники, и в отделении, уж извините, творилось, черте что: врачей не хватало, их всегда не хватало, а тут уж... Санитары выпивали, было около одиннадцати вечера. И тут заваливается в приемный покой девчонка... Меня тогда не было, но историю эту так измусолили, что все знали подробности. Лет двадцать ей было в лучшем случае, при себе ни документов, ничего, кричит от боли, рожает. Что делать прикажете? Вся в испарине, еле соображает. Записали имя с фамилией, да на родильный стол... Родила она девчонку, здоровенькую, сама тут же сознание потеряла, пульс нитевидный, кровотечение началось. Данных-то о ней никаких не было, может, ей вообще рожать нельзя? В общем, попала в реанимацию. Девочку ее в порядок привели, покормили и уложили, а на утро – хвать! – ребенка нет. Что началось! Само собой, первым делом главврача вызвали. Он велел всем молчать. Мужик ушлый был... Думал, сам разберется. Опросили всех, никто ничего не видел, что неудивительно. Предположили, что вор через заднюю дверь прошел, там обычно закрыто, но в праздники открыто было, санитары выпивали и курить бегали постоянно... Ну это ладно, что дальше делать? Девчонка без сознания, при смерти, ребенка нет, а из данных только ее имя и фамилия. Мы были уверены, кто-то да объявится, отец или родные какие. Должны же понимать, раз она пропала на таком сроке, то, наверняка, в роддоме. А на второй день девчонка умерла, так и не приходя в сознание.

–Умерла? – выпалила я.

–Да. Тут уж ясно: надо в милицию идти, но главврач все тянул. Время-то какое было: конец советского союза, неразбериха, все дрожат, не зная, чего ждать. А тут такой скандал: неизвестная роженица и похищенный ребенок. Головы полетели бы будь здоров, начиная с главврача и кончая санитарами. И он, главврач, вот что придумал... Только это уже точно неизвестно, как все было, мы сами слухи собирали и картину составляли. У главврача друг был начальником морга, и девчонку туда свезли и оставили там. Вроде как ждали, что кто-то объявится. Только все данные о ней удалили и сообщать никуда не стали, а когда месяц прошел и никто не объявился, история утихла. Про девушку старались не вспоминать, потому как выходило: от тела избавились, – вот и вышло, что не было ни девушки, ни ребенка. И всем было строго-настрого запрещено об этом говорить, вплоть до увольнения. А тогда это хуже чумы было, и так никакой уверенности в завтрашнем дне, да еще работы лишишься... Только врать не пришлось, никто так и не явился. Вот и сгинули оба: и мать, и ребенок, – только где, неизвестно. А главврача потом все-таки посадили, в конце девяностых. Он, оказывается, занимался незаконной трансплантацией органов... Вот такие дела.

Я сидела, уперев кулак в губы, и смотрела вниз. Все происходящее действительно походило на дурной фильм, как заметила Марина. Только мне в нем отвели не роль зрителя, к сожалению. Рогожин был мрачнее тучи, нетрудно догадаться, о чем он думал.

–Вижу, вы расстроились, – заметила Людмила Петровна, – но тут, увы, ничего не поделаешь.

–Вы не помните, как ее звали?

–Звали Верой, это точно, а фамилия... – Людмила Петровна задумалась, – фамилия такая простая, похожа на город какой-то... Москва... Москва... Москвина! Точно, Вера Москвина.

–Почему же не попытались разыскать ее близких, ведь было имя?

–Во-первых, я вам уже объясняла мотивы главврача. Разыскать – одно дело, а что про ребенка говорить? Что из роддома среди рабочего дня украли младенца? А во-вторых, вроде как искал он ее, на всякий случай, и в нашем городе она не была прописана. Ну и опять же – кто-то же младенца украл, значит, знал, что она рожает? Как размышляли: были у кого-то мотивы. В общем, история темная, и вряд ли сейчас на нее возможно пролить свет.

Я кивнула, мы немного помолчали, Людмила Петровна обратилась к Илье:

–Ты у своих давно был? – видимо, хотела перевести тему. Они стали разговаривать, мы просидели еще минут двадцать, после чего стали собираться. Я была в состоянии прострации, прощалась по инерции. Только мы оказались в машине, Рогожин выругался, трогаясь с места.

–Скажи, моя радость, когда у тебя день рождения?

–Пятого января. То есть в этот день меня нашли у крыльца детского дома.

–Двадцать четыре года назад?

–Да.

–Черт, – снова высказался он сквозь зубы. Мне было не до разговоров, хотя со словами Ильи я была вполне согласна. Только он видел часть картины, а я – всю. И выходило, что известный в этом городе бизнесмен Иван Абрамов – мой отец, а Наталья – моя сводная сестра, укравшая меня из родильного отделения и подкинувшая на крыльцо детского дома. Вполне вероятно, ее план бы провалился, если бы Вера Москвина не умерла, и если бы главврач не замял эту историю, сделав так, что никакой Москвиной в роддоме вовсе не было. Почему Абрамов не приехал к Вере в роддом? Почему она не позвонила ему? Почему при ней не оказалось никаких документов? Что случилось в тот вечер, когда у нее начались роды? Витя сказал, Наталья сообщила ему о роженице, значит, следила за ней, могла ли она навредить ей в надежде, что девушка потеряет ребенка? Могла ли помешать отцу узнать о том, что начались роды? Чтобы успеть унести ребенка из роддома и избавиться от него? Когда Вера умерла, она, скорее всего, успокоилась: отец будет искать как минимум женщину с ребенком, ему и в голову не придет, что они могли быть разлучены. Будет искать, и не найдет. Все это время я была у него под носом... Стоп! Я не могу с полной уверенностью говорить о том, что тот младенец я. В жизни случаются разные совпадения, и меня могли подкинуть в тот же день случайно, в то время, как дочь Абрамова и Москвиной может быть погибшей...

–Мне надо найти ее, – сказала я вслух, бросив взгляд на Рогожина.

–Москвину?

–Да.

–Попробуем.

Дома он налил мне коньяка и приказал выпить все, сам же отошел к окну, набирая чей-то номер.

–Привет, – я слушала его разговор, глотая горячительный напиток и морщась, – мне срочно нужна информация на одного человека. Данных мало: Москвина Вера, родилась около сорока пяти лет назад. Не из нашего города, может, не из нашей области. Больше данных нет. Интересует любая информация, как можно скорее. Звони в любое время. Спасибо.

Илья сел рядом и уставился на меня.

–Как ты узнала об этой истории?

–Что?

–Тетя Люда ясно дала понять, что об этом за стенами больницы не болтали. Никаких знакомых и их знакомых, как ты наплела, у тебя нет.

Отставив бокал, я потерла лицо руками. Он все равно узнает, стоит ему выйти на Марину. Свяжет все воедино, может, не сразу, но свяжет. Мне не хотелось рассказывать. Это было ужасное, медленно наступающее безумие.

–Я, действительно, узнала случайно. Пыталась накопать что-нибудь на Наталью, на случай, если она будет наседать, искала ее старых друзей, попала к одной женщине, жившей по соседству. Она рассказывала про Наталью, а потом как-то всплыла эта история, совершенно не в тему, но я... не знаю, я вдруг почувствовала, что слишком много совпадений, понимаешь? Стала расспрашивать, но женщина толком ничего не знала, ей мать рассказывала. И вызнать не было возможности, потому что та уже умерла...

–И ты решила поехать в роддом?

–Да.

Рогожин устало потер лицо руками и некоторое время сидел, глядя перед собой, упершись локтями в колени.

–Ситуация, – высказался в итоге, поднимаясь, – вот что, давай поедим, надо успокоиться и все обдумать. Если Вера Москвина существует в природе, мы ее найдем.

И мы, действительно, нашли. Около одиннадцати у Ильи зазвонил телефон, переговорив, он что-то записал на листе.

–В соседней области была регистрация, – сказал мне, роясь в телефоне, – Москвина Вера Павловна, семьдесят третьего года рождения, зарегистрирована в поселке Рыбацкое, улица Ленина, дом шесть. Это около пятисот километров от нас, – добавил он, смотря карту.

–Надо выяснить, как лучше туда добраться.

–Я отвезу тебя. Завтра утром выедем, после обеда будем там.

Я кивнула, глядя на него.

–Спасибо.

Полночи я не могла уснуть, представляя, что меня ожидает в Рыбацком. Если эта та самая Москвина, что умерла в роддоме, по крайней мере, правду узнают ее родные. Они искали ее? Знали о ее беременности? Если нет, то встреча ничего для меня не прояснит, я так и не буду уверена в том, что я та самая девочка. И что? Идти к Абрамову? Нет, это выше моих сил. Уснула я под утро, проснулась разбитой. Илья предложил мне устроиться на заднем сиденье и поспать. К счастью, мне это удалось. Проснулась я, когда до Рыбацкого оставалось чуть больше ста километров.

Поселок оказался крохотным: две старые пятиэтажки и несколько частных домов, разбросанных вдоль дороги, выводящей к речке. Улица Ленина была единственной. Дом шесть располагался сразу возле поворота к реке, был обветшалым, участок зарос травой в половину человеческого роста. Ставни закрыты.

–По всей видимости, здесь никто не живет, – заметил Илья, – давай поспрашиваем соседей. В доме напротив женщина лет сорока развешивала на веревках белье, на наше приближение смотрела со строгим вниманием.

–Добрый день, – улыбнулся Илья, – мы ищем Москвиных.

–Москвиных? – протянула женщина удивленно, отставляя таз и направляясь к калитке. – А я уж подумала, хозяева дома объявились.

–Разве он не Москвиным принадлежит?

–Давно уже нет. Лет пятнадцать назад они его продали, сами в город переехали. Вот с тех пор никто здесь не появлялся. Пару раз приезжали хозяева, а потом как в воду канули.

–Вы не знаете новый адрес Москвиных?

–Нет. Но вы в десятый дом сходите, спросите Лену, она в больнице работает, помогала сиделку Москвиной искать.

Поблагодарив женщину, мы отправились в десятый дом. Он выглядел добротно: качественный сруб, хорошая отделка, облагороженный участок. На веранде сидела девушка лет тридцати с ребенком на руках и читала книжку. Увидев нас, поднялась и подошла к калитке.

–Мы ищем Москвиных, – сказал Илья, поздоровавшись, – нам сказали обратиться к Елене.

–Это я, – кивнула она, – зайдите, я вам напишу адрес.

Девушка скрылась в доме, малышка трех лет рассматривала нас с интересом, Илья ей улыбнулся и подмигнул, она засмеялась. Тут вернулась Елена с листком в руках.

–До города минут пятнадцать на машине, как выедете из поселка, держитесь главной дороги, никуда не сворачивайте, она выведет прямо в город. Проедете мимо автобусного вокзала, за ним будет магазин детской одежды и сразу поворот во дворы, ближайший дом -Ирины Георгиевны. Адрес я вам записала, и на всякий случай телефон сиделки.

–Простите, – кашлянув, сказала я, – а с кем она живет? Я имею в виду, кто-то из родных...

Елена посмотрела на нас с удивлением.

–Она одна. Пал Палыч, муж ее, умер лет семь назад, детей нет, то есть была дочь, но уехала больше двадцати лет назад и не появлялась. А других нет.

–Как ее состояние сейчас? – влез Рогожин.

–Не очень хорошее. У нее было два инсульта, так что она сама не передвигается, только в кресле инвалидном, сиделка с ней постоянно, мать моя попросила помочь, я по социальной программе ее пристроила, так что все не так плохо: пенсию получает, уход тоже хороший. Простите, а вы ей кто?

–Возможно, родственники, – уклончиво сказал Илья, – а кто-то из родных еще есть?

–Нет. Ирина Георгиевна родом с севера, родители рано умерли, а с родными связь потеряна, Пал Палыч был единственный ребенок в семье. Где-то, наверное, родня есть, только никто о ней не знает. А Ирина Георгиевна постоянно говорила после смерти Пал Палыча, что она одна осталась.

До города мы ехали молча. Выходит, если все так, как я предполагаю, Ирина Георгиевна моя бабушка. И больше никого. Если она совсем плоха, то я не узнаю правду, а это значит, я так и буду до конца жизни задаваться вопросом: не эти ли люди мои родители?

Квартира располагалась на первом этаже. Покосившись на меня, Илья нажал на звонок. Открыли почти сразу: на пороге стояла женщина лет сорока пяти, невысокая, полноватая, с убранными назад светлыми волосами. Лицо доброе и приятное.

–Вы к кому? – поинтересовалась она, тут показалась женщина постарше: на вид лет шестидесяти пяти, коротко стриженая, лицо простое, круглое, нос картошкой. Передвигалась бойко, и я сделала вывод, что это не Москвина. Увидев меня, женщина замерла, открыв рот, и вдруг пробормотала:

–Матерь Божья.

Мы с Ильей переглянулись, женщина приблизилась к нам, разглядывая меня и держась руками за щеки.

–Как похожа, – повторяла она, качая головой, – вылитая Вера.

От этих слов меня слегка повело, и я вцепилась в Илью.

–Мы бы хотели поговорить с Ириной Георгиевной, – заметил он, женщина суетливо проговорила:

–Аня, пусти их, – мы зашли в небольшую прихожую и разулись, – сюда идите, в кухню.

Кухня была маленькой, чистой и уютной. Усадив нас за стол, женщина плюхнулась напротив, не переставая качать головой.

–Ты, что же, Верина дочка? – спросила меня, я глубоко выдохнула.

–Давайте по порядку, – нахмурился Илья, – кто вы?

–Я Инна Викторовна Светлова. Мы с Ириной с детства подруги, вместе выросли в Рыбацком, это поселок недалеко отсюда.

–Вы и сейчас там живете?

–Нет. Детки в город перевезли, не хотят меня одну оставлять, мало ли что. Лет десять уже как. Живу неподалеку, вот и торчу тут... – Она на мгновенье замолчала и продолжила, понизив голос, – Ирина совсем плоха, доктор сказал, в лучшем случае пара недель ей осталась. Я вот даже не знаю, как про вас говорить, как бы не схватило ее. А Вера, Вера-то как?

Я снова выдохнула.

–Вера умерла во время родов, – сказала все-таки. Инна Викторовна зажала ладонью рот, но тут же быстро перекрестилась.

–Пусть земля ей будет пухом. А Ира так ее ждала, так ждала... До сих пор ждет, надеется, что она появится... А тебя как зовут?

–Алиса. Вы мне можете рассказать, почему Вера уехала?

–Конечно, – она кивнула и подскочила, – что ж мы так сидим...Анечка, милая, завари чаю. Вы есть не хотите?

–Нет, спасибо. А где сейчас Ирина Георгиевна?

–Спит. Она еще часа три проспит. Хотите на нее взглянуть? Сейчас самое время, а то боюсь, она вас увидит и ...

Инна Викторовна поднялась, маня нас за собой к единственной комнате, прикрытой дверью. Сначала сама заглянула, потом позволила нам. Комната выглядела бедно, но тоже была чистой. В углу стоял шкаф, рядом инвалидное кресло и телевизор на тумбочке, напротив кровать, где и лежала женщина. Правда, на женщину шестидесяти пяти лет она походила мало: вылитая старуха, исхудалая, лицо выделялось острыми чертами из-за худобы, было бледновато-синим и с одной стороны застывшим в ужасной гримасе. Мне стало не по себе, Илья прикрыл дверь, мы вернулись в кухню.

–Первый инсульт ее ударил после Пашиной смерти, это муж ее, – сказала Инна Викторовна, подавая нам чай, – второй полгода назад. С тех пор она не встает. Редко когда Ане удается ее в коляску усадить и на улицу вывезти, а то просто к окну открытому. В основном, лежит, в потолок смотрит и все бормочет: где же Верочка или на что ты меня покинул... Это уже о Паше... Вот такая судьба. Честно сказать, меня она узнает через раз.

–Расскажите мне о них, – попросила я.

–Да что рассказывать... Обычная жизнь была у нас: деревенские девчонки, отучились в школе, тогда в поселке поболе людей жило, это потом в город стали разъезжаться. Школа была, после нее мы вместе в город подались, в техникум на швей поступили, там она с Пашкой познакомилась, он ее на год старше был, учился на автомеханика. Ну он в нее сразу влюбился, она красавица была, только держись, и Вера вся в нее пошла... Только характером другая... Ира всегда была серьезная, собранная, все по полочкам, все правильно должно быть. Потому Пашка и получил от ворот поворот, мол, сначала выучиться надо, потом семью создавать. Так он ее ждал три года, на работу устроился, деньги копил, а как она окончила, пришел к ней домой руки просить, представляете? Она согласие дала, родители не против были. Через год родилась Вера, жили они в Рыбацком. Работал Пашка автомехаником, Ира устроилась на ткацкую фабрику, и я с ней. Как он ее любил, вы себе представить не можете, пылинки сдувал, а когда Вера родилась... Счастливее их было не найти во всем поселке, вот ей богу. Им все завидовали. Ну время шло, Верка росла, только характером пошла неизвестно в кого, своевольная, ни мать, ни отца не ставила ни во что. Они мухи не обидят, все пытались лаской и любовью, но куда там... Учиться ей было неинтересно, с трудом из класса в класс переходила, все больше по мальчишкам бегала, боялись лет в четырнадцать в подоле принесет, но обошлось... А после школы она вдруг заявляет, я, мол, хочу уехать из этой тьмутаракани, не хочу себя хоронить. Ира с Пашей думали, она неподалеку подастся, в областной центр, может, а она заявляет: в Москву поеду. Как Иру тогда удар не хватил, не знаю. Одного взгляда на Веру хватало, чтобы понять: в Москве она сгинет, или на панель пойдет, или еще чего хуже... И тут Пашка твердость проявил, сказал, никуда не поедешь, сначала получишь образование, а там посмотрим. Только они Веркин характер не учли. Она вещи в сумку покидала, да и сбежала ночью. Что было... Искали ее всем поселком, в городское отделение обращались, только от нее ни слуху, ни духу, так и сгинула... Тебе сколько годков?

–Двадцать четыре.

–Выходит, через два года она уже и умерла, – Инна Викторовна покачала головой, сжав губы. – Вот тебе и счастье. Так кто же тебя воспитал?

–Я выросла в детском доме. И ничего не знала о своих родителях. Честно сказать, я и сейчас узнала случайно... Дело в том, что Вера попала в больницу без документов, она назвала свое имя, но ее родных не нашли.

–А отец?

–Я не знаю, кто он, – быстро проговорила я, хотя теперь могла твердо сказать, что знаю, все сомнения отпали: мой отец – Иван Абрамов.

–Выходит, поматросил и бросил, – вздохнула Инна Викторовна, – раз в роддоме не появился. Ну, это неудивительно.

–Здесь нет Вериных фотографий?

–Альбомы старые есть, сейчас посмотрим.

Инна Викторовна ненадолго скрылась в комнате и вернулась с толстым альбомом в бархатной красной обложке. Внутри были серые картонные листы с наклеенными на них черно-белыми фотографиями. Мы просмотрели весь альбом. Маленькая Вера не вызывала у меня особых эмоций, но вот фотографии последних лет, то есть с четырнадцати до шестнадцати вызвали в горле спазм. Мы, действительно, были очень похожи. Пожалуй, у меня был немного острее нос, пухлее губы, и форма лица более вытянутая, но в целом, сходство бросалось в глаза.

–Похожи, как сестры, – снова покачала головой Инна Викторовна, – хотя ты вышла даже красивее. Видать, отец тоже хорош собой.

Я не представляла, как выглядит Абрамов. Интереса к нему у меня до сего момента не возникало, а теперь? Я решила пока об этом не думать. Нужно как-то разобраться с тем, что есть.

–Я могу взять себе фотографию? – указала я на фото, где Вере (назвать ее мамой не получалось) было лет семнадцать, она стояла на фоне стога сена, уперев руки в бока, и хмурилась.

–Бери, конечно, – Инна Викторовна аккуратно отклеила фотографию и передала мне, я сунула ее в сумочку.

–Скажите, с Ириной Георгиевной я смогу поговорить?

Женщины переглянулись.

–Надо бы посоветоваться с врачом, – высказалась сиделка, слушавшая нас, – сложно сказать, как может повлиять на нее ваше появление.

Она удалилась в прихожую и несколько минут говорила по телефону.

–Врач сказал, вы можете с ней поговорить, только ни слова о дочери и пока не упоминайте о вашем родстве. Она плохо видит, так что вряд ли вас узнает.

Я кивнула.

–А что случилось с ее мужем? – задала вопрос.

–После того, как Верка сбежала, у них вся жизнь, как беда. Сначала оказалось, что Вера больше не сможет родить. Потом Пашка заболел, рак легких... Лечили, как могли, дом продали, в город переехали, чтобы удобней было. Прожил долго: почти до шестидесяти дотянул, но все равно болезнь взяла свое. Ну и Иру она подточила, сердце у нее шалить начало, а как он умер, так ее и разбило следом. Выходили, слава Богу, работать уже не могла, встала на инвалидность, но сама ходила, потихоньку, говорила с трудом, лицо-то парализовало наполовину. Потом второй удар, и слегла совсем, пришлось сиделку нанимать. Только Ира уже и вставать не хочет, хотя была бы воля, могла бы на кресле инвалидном передвигаться. Ей жизнь не мила... Доктор заходил дней десять назад, сказал, осталось недолго. Может, со дня на день... – Инна Викторовна замолчала, вытирая слезы, было видно, что подругу она любит.

Больная проснулась через час, и я зашла к ней вместе с женщинами. Беседа оказалась бесполезной: Ирина Георгиевна бредила и никого не узнавала, в разговор не вступала, и нам пришлось уйти ни с чем.

–Приходите завтра, – предложила сиделка, – может, у нее будет прояснение.

Я вышла из дома в самом мрачном расположении духа.

–Что будем делать? – спросил Илья, закуривая, я пожала плечами.

–Я останусь до завтра, если хочешь, можешь ехать домой.

–Да ладно уж, останемся вместе, поехали, поищем гостиницу.

Гостиницу мы не нашли, но в десяти километрах от города оказался придорожный отель, правда, одноместных номеров не было, мы взяли двухместный, в номере стояли две дряхлые кровати, качающийся стол и тумбочка. Туалет с ванной были, но тоже не вызывали доверия.

–Да уж, – усмехнулся Илья, – райский уголок.

Я села на край кровати и уставилась перед собой. Моя жизнь перевернулась с ног на голову, и то, что я все еще куда-то двигаюсь, так это из страха. Если остановлюсь, то осознаю все происходящее и сойду с ума. Илья присел на корточки передо мной и положил руки мне на колени, мы посмотрели друг на друга.

–Я понимаю, что тебе сейчас хреново, – сказал он, – зато ты знаешь правду. Твоя мать не бросила тебя, насчет отца сказать сложно, но он мог просто не знать о тебе. Тот, кто украл тебя, какие бы причины у него ни были, не оставил тебя умирать, а отнес в детский дом, и ты выжила.

–Наверное, ты прав, – кивнула я, он встал и потянул меня за руку, когда я поднялась следом, обнял и прижался губами к волосам. Так мы постояли некоторое время. Мне было хорошо, стало вдруг спокойно, словно я оказалась под защитой, и никто не мог меня обидеть. Это было странное чувство, обычно я всегда была сама за себя, и рассчитывать на других не приходилось. Подняв голову, я посмотрела на Илью, мы встретились взглядами и замерли. Я чувствовала тепло его тела, его руки, его дыхание. Потянулась к нему, он наклонился, поцеловав меня в лоб, отстранившись, сказал:

–Пожалуй, стоит принять душ и спать, – и ушел в ванну. Я так и стояла посреди комнаты, не до конца поняв, что произошло.

Лежа в темноте, я глазела на потолок, изредка освещаемый фарами проезжающих машин, и думала о том, что делать дальше. Я чувствовала, что Илья тоже не спит, и порой кидала в его сторону взгляды, но он лежал, не двигаясь. Вскоре дыхание его стало размеренным, а я вздохнула. Почему он не поцеловал меня? Он меня поддержал, утешил, но черту не переступил. Почему? Это явно не в его характере, тем более что я первая сделала шаг к нему. Ответа не было, и я постаралась уснуть, боясь, что если отвлекусь от этих мыслей, снова погружусь в пучину переживаний от только что узнанного. К счастью, усталость взяла свое.

Утро началось в восемь часов, зазвонил мобильный, это была Инна Викторовна (я оставила ей свой номер).

–Умерла, – всхлипнула она в трубку, – Ирочка умерла.

–Что? Когда? – Бестолково спросила я.

–Час назад, пока провозились, вот звоню тебе.

Вскоре мы были в квартире, Ирина Георгиевна лежала в комнате, женщины в кухне суетились.

–Столько теперь дел, – причитала Инна Викторовна, – Ира с пенсии откладывала деньги на похороны, теперь надо со всеми договориться.

Илья достал кошелек и выложил на стол крупную сумму.

–Сделайте все хорошо, – сказал он уставившейся на него Инне Викторовне. Она охнула и всхлипнула, переводя взгляд на меня.

–Вот, девонька, ты прямо как попрощаться приехала, хоть увидела ее. Теперь-то никого не осталось... Вы как, поедете на похороны?

Илья посмотрел на меня, я покачала головой.

–Понимаю, – кивнула она, – понимаю. Спасибо вам. Я за вас в церкви свечку поставлю.

Из города мы уехали через пару часов.

–Почему ты не осталась? – спросил Рогожин. Я пожала плечами.

–Я так и не осознала, что она моя бабушка.

–Ничего, может, со временем.

Дома мы были ближе к вечеру, уже неподалеку у Ильи зазвонил телефон, бросив взгляд на дисплей, он вздохнул.

–Мама, я веду машину... Уезжал по делам из города, буду дома минут через двадцать... Что? Нет, мама... Мама... Черт, – последнее слово он сказал, уже убрав телефон. – Матушка подъедет примерно вместе с нами.

–Навестить тебя?

Он бросил на меня насмешливый взгляд.

–Навестить нас. Я сдуру ляпнул тете Люде, что ты живешь у меня, и теперь матушка мечтает тебя увидеть.

–Ты от этого, кажется, не в восторге?

–А чему радоваться? Придется ей врать. Не скажу же я, мама, эта Алиса, дело в том, что одного любовника у нее убили, а второй, узнав об этом, вышвырнул ее из квартиры, которую снимал. Боюсь, она этого не оценит.

–Ты, что, стесняешься меня?

–Что за глупости? Просто хотелось избежать лжи перед матерью.

Я задумалась, глядя в окно. Стало ясно, почему вчера он так себя повел. Одно дело затащить в постель на ночь, и совсем другое поцеловать во вчерашней ситуации. Это означало бы, что он относится ко мне серьезно, чего на деле нет.

–Знаешь, – сказала я, – пожалуй, я у тебя загостилась. Пора выметаться, завтра съеду в гостиницу и займусь поиском квартиры.

–Ты, что, обиделась? – покосился он на меня.

–Нет, просто ты прав: сколько можно пользоваться твоей добротой.

–Ты мне не мешаешь. Просто... – он вздохнул, – пойми, моя мать знает, какой образ жизни я веду, и не одобряет его. Тут ей сообщают, что я живу с девушкой, и она выдумает, что я наконец-то влюбился и остепенился, и может быть, скоро женюсь. Сейчас она познакомится с тобой, ты ей, скорее всего, понравишься, а что потом? Она будет расстроена гораздо больше, узнав, что все это фэйк, нежели бы жила и думала, что у нее распутный сынок.