Текст книги "Все напоминает о тебе (СИ)"

Автор книги: Юлия Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

–То есть дороже, чем приобрел?

–Точно. И теперь я подумываю сделать то же самое. На парня за границей спрос, но я как умный бизнесмен его в известность не ставил.

–Так ты хочешь выкупить его картины и продать за границей? – поняла я.

–Да. В связи с его смертью цена на них возрастет в разы.

–А картин много?

–Около тридцати.

–И ты хочешь купить все?

–Именно. Сделка серьезная, я приехал лично, чтобы проконтролировать процесс. Выставка уже готова, сегодня я был в галерее, посмотрел картины, они шедевр, – он даже глаза закатил от удовольствия, а я подумала, что он и вправду фанатик коллекционирования. Впрочем, если все так, как он говорит, он еще и фанатик легких денег, коих получит немало, продав картины Гарри за рубежом. Мне стало обидно: Гарри был так талантлив, и если бы Максимов захотел, он мог вывести его на мировую арену одним только тем, что не продавал бы картины тайком в частные коллекции, а устроил выставку в той же Германии. Гарри мог уже быть знаменит и богат. И ему не пришлось бы связываться с непонятными людьми, вследствие чего он бы не погиб... Стоп! Наталья вчера сказала, следователь пришел к выводу, что это самоубийство, но я, кажется, не готова в это поверить. Все из-за этого дурацкого блокнота, не найди мы его тогда, я бы успокоилась со временем, но вот он путал все карты. Максимов или не имеет отношения к смерти Гарри, или просто пудрит мне мозги, причем с упованием. Сам Петр Павлович все еще разливался соловьем об искусстве, я кивала, делая вид, что его слушаю, но думала о своем. Невзначай повернула голову вправо, и тут меня бросило в жар: неподалеку сидел Рогожин и поглядывал на меня своим презрительно-насмешливым взором. Напротив него сидела брюнетка в красном платье, я видела только ее спину, наверное, она что-то ему говорила, потому что Илья кивал ей. Я быстро отвернулась, но его взгляд продолжал жечь спину. Максимов, словно почуяв, поинтересовался:

–Что-то не так?

–Нет-нет, – я торопливо улыбнулась, – просто... мне надо отойти на минутку.

Я скрылась в туалете и там, прислонившись к прохладной стене, слушала, как успокаивается сердце. Рогожин здесь...

–Даже не смей думать о нем, – хмуро пригрозила себе, и, выдохнув, открыла дверь туалета, боясь, что он окажется в коридоре. Опасения мои были напрасны: коридор был пуст. Илья сидел на своем месте и проводил меня тем же взглядом, я, хоть и силилась казаться веселой, не могла больше спокойно сидеть: мне казалось, что он все время смотрит на меня.

–Может, прогуляемся? – предложила я, и Максимов стал расплачиваться. Я постаралась увести его подальше, но через пятнадцать минут мы оказались напротив ресторана возле дверей в гостиницу.

–Я остановился здесь, – кивнул он в сторону здания, – не хочешь подняться, выпить кофе?

Улыбнувшись, я постаралась ответить обнадеживающе:

–Может, в другой раз.

Петр Павлович тоже усмехнулся, особенно, когда я протянула ему руку, но пожал ее, правда, не успела я и пикнуть, как он легонько притянул меня и поцеловал. Поцелуй вышел коротким, но однозначным. Я растерянно улыбнулась, он же сказал:

–Я тебе позвоню.

Я поспешила к пешеходному переходу. Шествуя по стоянке, увидела машину Ильи, она стояла через одну от моей, а сам он как раз вышел из ресторана под руку со своей спутницей. Девушка была симпатичная, но у него неплохой вкус на внешность, только с принципами проблемы. Илья усадил девушку на переднее сиденье, захлопнув дверцу, повернулся, мы встретились взглядами: я продолжала стоять возле машины, не двигаясь, как полная идиотка. Он окинул меня быстрым взглядом сверху вниз и, усмехнувшись, направился к водительской дверце. Еще через полминуты его машина скрылась из виду, а я, наконец, рухнула на сиденье. Строго приказала себе не плакать, но слезы сами покатились из глаз, а в груди стало больно, так сдавило, что захотелось разорвать ее, вытащить сердце и выбросить к чертовой матери. Я ничего не могла с собой поделать: сколько ни пыталась себя заверить, что мое увлечение Рогожиным мимолетно, – приходилось признать, что я действительно в него влюбилась. Чувство это, доселе мне незнакомое, вовсе не приносило радости, наоборот, так и подмывало застрелиться. Я представила его с этой девушкой и закусила губу. Она для него ничего не значит, удовольствие на одну ночь, а я и того хуже: игрушка для достижения цели, игрушка, которой можно попользоваться ради ублажения собственных потребностей. Я несколько раз ударила по рулю, раздался гудок, приведший меня в чувство. Наскоро вытерев слезы, я выехала со стоянки и направилась домой. Взгляд и усмешка Рогожина то и дело всплывали перед глазами, я заходилась то слезами, то злостью. Не знаю, как доехала без происшествий. Оказавшись в квартире, с ужасом представила, как пройдет мой вечер, быстро сходив в душ, приняла снотворного и отбыла в мир снов.

Утром за окном пошел дождь, небо заволокло тучами, так что любой человек, которому не надо на работу, наверняка, вылез бы из постели только за тем, чтобы налить кружку чая и взять с полки книгу. Я сидела на подоконнике, глядя в окно. Голова раскалывалась, кофе не помогал. Чтобы прийти в себя, я приняла контрастный душ и снова уселась на подоконник. Стоило решить, что делать дальше. Сегодня открывается выставка, Максимов, наверняка, будет там, так что мне лучше в галерее не появляться. Посмотреть, что получилось, я все-таки хотела. Тем более, если Петр Павлович не врал и действительно увезет всю коллекцию. Наталья, по всей видимости, подсуетилась и задурила мозги матери Гарри, чтобы продать картины. А может, Гарри подписывал бумаги, которые позволяли ей сделать это? В любом случае, она своего не упустила: Гарри все равно, а она поимеет хорошую прибыль. Я грустно усмехнулась: а ведь как пела о большой любви... Впрочем, одно другому не мешает, тем более в свете того, что я о ней узнала. Сердце на мгновенье сжалось, я поморщилась, напомнив себе, что ступила на запретную территорию. Вопроса о своем прошлом я пока решила не касаться, неплохо бы разобраться с историей Гарри, тогда можно и подумать... Это были оправдания, на самом деле я боялась сделать какой-либо шаг. Да и что делать? Идти к Абрамову и говорить, что я его дочь? Глупость какая, даже при моем сходстве с Верой нет гарантии, что это принесет плоды, тем более, положительные. Я мимоходом отметила, что не могу заставить себя назвать погибшую в роддоме девушку матерью.

"Да и смогу ли вообще"? – усмехнулась я, спускаясь с подоконника и усаживаясь за стол. Если Максимов не врет, то Наталья в кафе передала ему папку с картинами Гарри. Возможно, там же были договора о купле-продаже. Думать не хотелось, хотелось залечь в кровать и глазеть в потолок, слушать дождь. Как ни стыдно это признать, я так и сделала. Большую часть дня проспала, а между сном тыкала интернет, осознавая, что жизнь моя стала абсолютно бессмысленной.

В понедельник распогодилось, выглянуло солнце, и я заставила себя собраться и поехать в галерею. Телефон я отключила после возвращения из ресторана, и включать не планировала. Петр Павлович мог позвонить, а мне не хотелось ни говорить с ним, ни видеться. Надо признать, мне вообще ничего не хотелось. К такому выводу я пришла, вышагивая вдоль луж к машине. Приводить себя в порядок не стала: нацепила джинсы и легкую кофту, волосы завязала в небрежный хвост. Посмотрев в зеркало, поморщилась: выглядела я на троечку. Чувствовала себя и того хуже.

Галерея была полна, чему я порадовалась. Купив билет, двинула к нужному залу. Николаева постаралась на славу, и Светка тоже: выставка была оформлена прекрасно. Пока мы встречались с Гарри, я не углублялась в его творчество, потому сейчас смотрела картины с интересом. У парня, и вправду, был талант. Вздохнув, я остановилась напротив одной из картин, разглядывая ее и думая о нелепости жизни, когда слева раздался голос:

–Ничего себе, какие гости, – на мгновенье я закрыла глаза, потому что это была Наталья, но все же нашла в себе силы улыбнуться и повернулась в ее сторону. Здесь мне понадобилось больше сил, потому что она была не одна: рядом с ней шел Андрей, а следом мужчина и женщина лет шестидесяти пяти. Если бы я не была участницей данной сцены, смогла бы оценить ее забавность: я стою, словно изваяние, Андрей тоже превратился в статую, и мужчина рядом с Натальей застыл, как громом пораженный. Она одна, кажется, ничего не замечала.

–Как выставка? – спросила насмешливо, я кивнула в знак одобрения, и тут меня саму как молнией поразило. Я перевела взгляд на мужчину рядом с Натальей, он по-прежнему смотрел на меня, не двигаясь, сцепив зубы и побледнев. Он был хорош, даже в свои годы: высокий, статный, широкие плечи, красивые глаза с густыми ресницами, пухлые губы, островатый нос.

"Это он, – мелькнуло в голове, – мой отец. И смотрит так, потому что я напомнила ему Веру".

Я спешно отвела взгляд, наткнулась на Андрея, и мне захотелось убежать. Я не понимала, что говорит Наталья. Тут мужчина подал голос:

–Наталья, представь нас.

Николаева смешалась, но все же сказала:

–Это мой отец, Иван Сергеевич Абрамов, а это... – она на мгновенье запнулась, но я не собиралась ей помогать, боясь поднять глаза, – это Алиса Воронцова, возлюбленная погибшего художника.

Я удивленно на нее посмотрела, она презрительно отвернулась, и мне пришлось перевести взгляд на Абрамова. Он протянул мне руку, неуверенно, продолжая рассматривать так, словно я не человек, а эфемерное создание. Руку я пожала и даже бросила на него взгляд, но тут же отвела глаза. Женщина рядом с ним рассматривала меня насмешливо. Наталья была похожа на мать, и я догадалась, что передо мной супруга Абрамова. Отпустив руку, я отошла, бросив взгляд на Андрея, он стоял бледный, убрав руки за спину.

"Ну и маскарад", – подумала я, к счастью, Наталья сказала:

–Не будем задерживать девушку, идемте, – и они прошли мимо, причем каждый посчитал необходимым посмотреть на меня.

Я старалась держаться в стороне, но то и дело на них натыкалась, потому сочла за благо удалиться в туалет. Выходя из него, столкнулась с Андреем и вздрогнула.

–Алиса, – он взял меня за локоть, – нам надо поговорить.

–Я не хочу, – покачала я головой.

–Пожалуйста.

–О чем?

–Я... – Он запнулся, – я не могу без тебя.

–Андрей, это бесполезно. – Я попробовала уйти, он меня удержал.

–Ты ушла от него?

–А ты как думаешь? – усмехнулась я.

–Прости, я должен был рассказать тебе раньше, но я... Я не мог поверить, что ты с ним...

–Что между вами произошло?

Андрей вздохнул, отвернувшись.

–Тебе не стоит в этом копаться.

–Почему?

–Потому что... Все это не имеет значения. В том, что случилось, никто не виноват, но этот парень решил, что он знает лучше всех и...

–Кого вы не поделили?

–Алиса... Это прошлое, меня интересует только настоящее, мы с тобой.

–И что ты предлагаешь? – я усмехнулась. – Договоримся, что не было ни Гарри, ни Ильи? Ты будешь приезжать ко мне два раза в неделю, мы будем трахаться, ты будешь жить со своей женой, а я ходить на работу и делать вид, что именно об этом мечтала всю жизнь?

Андрей сжал зубы.

–Я думал, тебя все устраивает, ты ни разу не сказала мне, что...

–Больше не устраивает, Андрей, извини, мне надо идти.

Я вырвала руку и быстро прошла в зал, направляясь к выходу, но была остановлена Абрамовым, показавшимся из-за колоны.

–Алиса, – сказал он негромко, и я к месту приросла, стоя напротив него. Он рассматривал мое лицо с каким-то мучением. – Алиса... – Абрамов снова умолк, размышляя, я тоже молчала. Со стороны это выглядело, наверное, странно, но мы оба не замечали этого. – Простите, что интересуюсь, но... Вы действительно были возлюбленной художника?

Я поняла, что вопрос он задал просто так, но кивнула.

–Совсем недолго, – ответила ему.

–Вы... вы местная?

–Да.

Я заметила, как он немного побледнел.

–Простите, а ваши родители...

–Я не знаю своих родителей, я воспитывалась в детском доме с момента рождения.

Он отвернулся в сторону, размышляя над полученной информацией, я разглядывала его, стараясь делать это незаметно. В такого, как он, влюбится любая, тот тип мужчин, которые подчиняют одним взглядом. Сейчас он очень растерян, но все равно видно, что берет города. Я представила Веру, вздорную красивую девчонку, и Абрамова вместе, ему тогда было лет сорок... Почти как я с Андреем. От этой мысли я усмехнулась, Абрамов успел взять себя в руки.

–Приятно было познакомиться, – сказал учтиво и, пожав руку, отошел в сторону. Не знаю, зачем, я прошла следом и увидела его рядом с женой.

–Мог бы и не охмурять девиц у меня на глазах, – услышал ее резкий голос, Абрамов обернулся, мы встретились взглядами, и я спешно покинула галерею.

Отойдя квартал, села на лавочку возле кафе и перевела дух. Итак, я только что видела своего отца. А он догадался, что я могу оказаться его дочерью. Что теперь? Если он не раскопал правду о Вере тогда, где гарантия, что получится теперь, тем более что она хранится в тайне? Может, тогда его это и не интересовало? А Наталья преувеличивала его любовь и свои страхи за будущее? Может, Абрамов вовсе не собирался ни из семьи уходить, ни вообще принимать участие в жизни Веры и ее ребенка. И тот факт, что девушка пропала, принес только облегчение. А сегодня, увидев меня, он удивился и растерялся от неожиданности. Это вовсе не значит, что теперь он примется копаться в прошлом и искать со мной встреч.

"А если начнет"? – мелькнула в голове мысль. Что я буду делать, если он придет и скажет: я твой отец?

Мне поплохело от данной мысли. При таком раскладе он рано или поздно узнает, что сделала Наталья. И что? Она не посмеет ничего предпринять... Черт, она украла младенца из роддома, будучи шестнадцати лет отроду, она способна на все... Может, самой все рассказать Абрамову? Обрадуется ли он мне? А если начнет копаться в моей жизни и узнает, что я любовница Андрея?

Я тяжело выдохнула. Этими "если" можно себя далеко загнать. Пожалуй, стоит остановиться.

Я побрела обратно к галерее, потому что оставила машину возле. Мне никто не встретился, беспрепятственно загрузившись, я поехала в сторону дома. Пожалуй, машина мне больше не пригодится, надо вернуть ее Алле. Но пока она у меня, можно сгонять до Березняков. От этой мысли я поморщилась. Спрашивается, зачем? Ни Илья, ни Андрей не горят желанием раскрыть правду, что мне даст эта поездка? Я тряхнула головой. Все просто: я хочу знать, что произошло между ними такого, что это стоило того, чтобы разрушить жизнь одного человека на зло другому. А может, я просто хотела понять, почему Илья так поступил, надеялась найти оправдание его поступку, впрочем, это все было так глупо, что подобные мысли я выбросила из головы. Было около двух часов, и я решила выдвинуться прямо сейчас. Покидала в рюкзак пару футболок и трусов на всякий случай, положила зубную щетку с пастой, мыло, загрузила карту в телефон и двинула в путь.

Дорога до соседнего областного центра была отличной, видимо, проложили новую в связи с очередными выборами. Туда я добралась бодро, а вот дальше стало сложнее. Нужная мне дорога уходила на Сосново, а там, где на карте был поворот на Березняки, до которых оставалось всего двадцать километров, оказалась заросшая и изрытая дождями, как сказал Александр Сергеевич, дорога. Аллина машина подобное путешествие не выдержит, потому я двинула дальше, доехала до ближайшего поселка, где поинтересовалась, как добраться до Березняков.

–Эха ты, – ответил мне мужичок, сидящий на крыльце магазина с бутылкой пива в руке. – По той дороге не проехать, в объезд надо. Доедешь до Сосново, оттуда завернешь налево, на Кривцы, и обратно в сторону города двинешь, с той стороны подъезд к Березнякам есть. Не скажу, что хороший, но твоя машина пройдет.

–Там вообще живет кто-нибудь? – посчитала я нужным спросить, он пожал плечами.

–Одни старики оставались, вся молодежь, что была, еще лет пятьдесят сбегать начала, – он хихикнул, – за лучшей жизнью, так сказать. Так что оставались одни старики. Они из Березняков редко выбираются поди. Хозяйство свое, кладбище рядом, – он снова хихикнул, хотя я ничего смешного не видела.

–Сколько в объезд ехать?

–Километров сто намотаешь, да и дорога после Сосново не очень будет, так что не разгонишься.

Поблагодарив мужчину, я вернулась в машину и поехала в Сосново. Дорога после поселка и впрямь стала хуже, но все же была сносной. Поворот на Березняки я чуть не пропустила, уже опускались сумерки, а он не был обозначен на карте. Дорога была узкой, но на машине проехать можно, я аккуратно свернула и принялась лавировать среди ям и колдобин. Здесь дождей не было, это меня и спасло, в первой же луже я бы застряла. В деревушку я въехала около семи вечера. Она представляла собой жалкое зрелище: широкая пыльная дорога с покосившимися избами по сторонам. Впечатление было, что тут давно никто не живет. Впрочем, вдали громадой стоял лес, поражая своей красотой и величием, и это примиряло с заброшенностью вокруг. Всю дорогу я думала, кем представиться и кого лучше искать – Николаева или мать Ильи. Спрашивать обоих я посчитала неразумным, потому что если история их вражды известна, меня могут выставить, не сказав ни слова. Значит, надо выбрать кого-то одного и через него попытаться вызнать правду. Я остановилась на Андрее. Мать Ильи родом отсюда, но если они с мужем познакомились в другом городе, о нем могут вовсе не знать, а девичья фамилия мне неизвестна. Оставалось решить, с чего я вдруг разыскиваю семейство Николаевых, в голове была одна идея, которая мне, правда, не нравилась. Я медленно проехала по дороге, посматривая по сторонам: некоторые дома совсем разваливались, участки заросли травой, судя по всему, там никто не жил. Всего было домов двадцать, а жилых, на мой взгляд, четыре. Перспективно. Бросив машину у ближайшего, я отправилась к калитке. Дом был старый, деревянный, когда-то голубого цвета, теперь какого-то пыльного. Белые резные окна, трава на участке выкошена, небольшое крыльцо с перилами. Собак не наблюдалось, да и кого тут опасаться? В окнах горел свет, не успела я ступить на крыльцо, как отворилась дверь, и показался дед строгой наружности: небольшое лицо с нависшими над глазами бровями, придававшими грозности, широкий нос, узкие сжатые губы. На голове кепка с маленьким козырьком, одет в простую рубаху и тренировочные штаны. На меня смотрел с подозрением, так что я замерла.

–Вам кого? – поинтересовался сурово.

–Я... Я ищу Николаевых.

Он вздернул брови в удивлении, отчего лицо его потеряло суровый вид, и стало забавным.

–Дык это... – он почесал затылок, кепка съехала на лоб, – уехал он.

–Далеко?

–Черт его знает. Как все случилось, так и уехал.

–Случилось что?

Мужчина на мгновенье замолк, раздумывая, потом спросил:

–А ты зачем его ищешь-то?

Помявшись, я сказала:

–Честно сказать, я хочу сына его найти, Андрея. Я вроде как его дочь.

Тут дедок аж рот открыл.

–Как дочь? Еще одна?

–В каком смысле?

–Васька, – открылась дверь, и показалось полное старушечье лицо, – ну чего девку на пороге держишь, давайте уж в дом и поговорим.

Дед нахмурился, но махнул мне рукой, предлагая следовать за ним. Видимо, любопытство оказалось сильнее приличий, по крайней мере, бабушкино. Старушка оказалась маленькой и круглой, широкое лицо с большим носом, добрые глаза, в чем-то супруги были похожи. Звали старушку Марией, на вид им было около восьмидесяти. Бабушка передвигалась бодро, семеня маленькими ножками, дед шел размерено, не спеша. Из небольшого предбанника, заваленного хламом, мы попали в широкую комнату, служившую одновременно кухней, столовой и гостиной, если можно применить такое понятие к избам. Куда больше подошли бы слова вроде: это была большая горница, в данный момент тускло освещаемая стоящей в центре стола масляной лампой, отчего углы комнаты тонули в темноте, и глазом можно было выхватить только большую белую печь в углу, да сам стол с обычными скамейками без спинки.

–Садись, – сказала мне старушка, – и рассказывай. Значит, ты Андреева дочка? А откуда ж ты взялась?

–Я... Из областного центра приехала. Моя мама не хотела рассказывать об отце, я знала только, что это был скоротечный роман, и что он уехал. Недавно она сказала, как его зовут, и что родом он из Березняков, вот я и решила съездить сюда, попытать счастья.

Они переглянулись, старушка вздохнула.

–Вот уж правду говорят: горбатого могила исправит, – махнула она рукой, – это он, видать, тебя заделал, когда в институте учился. Ни стыда у парня, ни совести.

–Вы можете рассказать о нем?

Чета снова переглянулась, старушка поднялась и стала хлопотать с чаем. Дед Василий снял кепку и, положив на стол, разгладил ее рукой.

–Что тут сказать, – начал он, – где он сейчас, мы не знаем, никто из местных не знает. Серега, отец его, когда-то сказывал, что он в соседнюю область уехал, но на этом все. Здесь он года три не появлялся... Да и не появится уже. Дом их через два от нашего по этой стороне, весь покосился, рухнет скоро. Место здесь глухое, за участки никто не держится, все разъехались, одни старики доживают, и тех осталось... – он печально махнул рукой, я ждала, решив его не торопить. Баба Маша поставила на стол чашки с пахучим травяным чаем и розетку с вареньем, сама уселась рядом с Василием. Сделав глоток, я осторожно спросила:

–Значит, у Андрея есть ребенок?

–Да, – кивнул Василий, поджав губы, – дочка. Катюшкой зовут, не девочка, загляденье. – Старушка на эти слова вздохнула, а дед, наконец, перешел к рассказу. – Отец его непутевый был, вот и он в папашу пошел. Серега гулял много, уж какая деревня у нас небольшая, так он ни одной юбки не пропускал. Ну и конечно, забеременела одна от него, Светка Мальцева, на пару лет младше его. Пришлось жениться, только он и от нее постоянно налево ходил, не мужик, а сплошное недоразумение. Среди наших с ним никто не связывался, он в Кривцах работал, там и развлекался. Ну а потом у Федоровых девчонка подросла – Ленка, и такая красавица, любо-дорого смотреть. Стали замечать, что он возле нее крутится, куда это годится, мужик-то взрослый, а она молоденькая дуреха. После школы Ленка в Сосново отучилась, а потом резко уехала. Все только порадовались, потому что Серега за ней все годы волочился, боялись, как бы не соблазнил. Ну вот, как она уехала, так он весь переменился, хмурый стал и замкнутый, на баб смотреть перестал, работать много начал, и выпивать. Но Светка, жена его, только рада была, он пьяный спокойный, спит в основном. А спустя четыре года Светка-то и померла.

–Почему? – удивилась я.

–Болезнь какая-то скоротечная, я уж и не помню, как называется, Машка, не помнишь?

–Женская, – пожала плечами старушка.

–Ну вот, как она померла, Серега совсем переменился. Пить бросил, стал такой серьезный, работал постоянно. Мальчишку-то воспитывать надо было. А зимой сорвался куда-то, оставил Андрея с родителями, и смылся. Не было его около недели, уж думать начали, как бы не замерз где по пьяной лавочке, тут он приезжает, а с ним девочка. Маленькая, годика три. Народ обалдел, мол, откуда ребенок. Он и говорит: удочерил. Долго мусолили, но потом утряслось, и к Ане привыкли все, так ее звали. Девочка росла красавица, и умненькая такая, но замкнутая, себе на уме. Компаний сторонилась, дружили они только с Андреем, он же ей вроде брата стал. Он ее оберегал, скажу тебе, носился везде, приглядывал, чтобы кто не обидел, все для нее. Народ умилялся. Потом он вырос, уехал в институт учиться, пять лет от него ни слуху, ни духу не было, но после приехал погостить. Так Анька к нему на шею бросилась на радостях, рыдала, а он ее кружил на руках. На месяц он приезжал, потом опять в город вернулся. Аня после его отъезда совсем замкнулась. Такая девчонка красивая, а на ухажеров даже не взглянет, всех отметала сурово. Ей в ту пору шестнадцать исполнилось, поехала учиться в Сосново, думали, кого найдет, куда там... Так одна и была, серьезная такая росла, в душу к ней не пробраться было. Лет через пять опять Андрей наведался, ему тогда лет двадцать пять было, ей около двадцати. Она вся расцвела с его приездом, смеялась все время, радовалась, нипочем не скажешь, что букой ходит постоянно... Андрей несколько дней побыл да уехал, а следом – бац! – оказалось, Анька беременная. Тут уж понятно стало, чего она ухажеров отметала.

–Вы хотите сказать, – не выдержала я, – что Андрей и его приемная сестра...

–Именно, – кивнул он, – да это еще не самое страшное. Как правда вскрылась, отец его рвал и метал. Андрей в ту пору уже женат был, да и что за дело такое – пусть она приемная, но все же дочь... Но у него совсем крыша поехала, напился сильно, давно он не пил, а тут прямо совсем никакущий, напился и рассказал правду. Оказалось, Анька-то сестра сводная Андрею.

–Что? – открыла я рот.

–То и есть. Ленку Федорову он все же соблазнил, и она от позора сбежала, потому что уже беременная была. Ей повезло, замуж выскочила сразу, и муж ее увез, а Серега не мог смириться, нашел, и девчонку выкрал, после смерти жены. То ли хотел близкого человека рядом, когда потерял одного, то ли еще что в голову стукнуло. Мать-то Ленки Федоровой знать не знала, где дочка ее, та так и не объявилась, соотносить данные некому было... В общем, вышло, что Андрей свою же сестру и того... Только Серега Аньке этого не рассказывал, и Андрею тоже, сил не хватило. Анька девчонку родила, Катюшей назвали. Сейчас взрослая уже она, годков восемнадцать стукнуло. Так и жили. Андрей не появлялся, видать, Анька ему сообщила, что отец с ним сделает. Ее даже и с ребенком сватали, так она ни в какую, любила, видать, Андрея, только непонятно, за что.

–Мозг он ей с детства запудрил, вот и всех делов, – вздохнула баба Маша.

–Кто знает. Но стала она сама уезжать на несколько дней. Говорила, в командировки ездит, оказалось, что к нему. Раз в два месяца стабильно. Долго это продолжалось, несколько лет... Потом она мрачной стала опять, и уезжала очень редко, может, раза три в год, а сама все больше молчит да с Катькой играет. Серега уж как ее любил, сил нет, Аньку-то. Все понимал и себя проклинал, считал виноватым, что так вышло. А чуть больше трех лет назад Анька после очередной поездки сама не своя приехала, плакала много, но молчала, ничего не говорила, а на третий день нашли ее в сарае – повесилась она.

Дед замолчал, я сидела не в силах оценить новую информацию. Чем больше узнаю, тем меньше хочется жить в этом мире.

–Но что случилось? – все же спросила я. Баба Маша вздохнула.

–Записку она оставила, – продолжил дед, глядя в кружку, – прошу никого не винить, это мой выбор, позаботьтесь о Кате. И все. Серега чуть не свихнулся, уж как его тут все успокаивали, боялись и вправду крыша поедет. А потом он ее дневники нашел, и все ясно стало... – Дед еще помолчал. – Там только и было, что про Андрея. Любила она его с детства. С женитьбой его смирилась, потому что он ей наплел, что не по любви это, а ради карьеры. Не понимала этого, но приняла. И верила, что она одна у него. Так и жили – она к нему в город ездила, в гостинице останавливалась, они встречались, она уезжала. А потом он сказал, что надо повременить, объяснить толком не смог, в чем дело, но она опять приняла, хотя слез, видать, пролила немало. А через несколько лет причина стала ясна: она его с девицей молоденькой увидела. Приехала без предупреждения, пошла в кафе, где они встречались, там напротив институт какой-то. Возле его машина. Она затаилась, а тут девчонка выбегает, в машину садится, Анька не будь дурой – за ними на такси. В общем, что говорить: любовницу он себе завел, и от этого Анька совсем впала в отчаянье, потому что решила, что он в нее влюблен. Она и представить не могла такого. С женой мирилась, потому что Андрей говорил, что не любит, а тут... Стала разведывать, и точно уверилась... Ну и не выдержала, дневник ее и не перескажешь весь, сколько там отчаянья было....

Снова наступила тишина, я сидела, опустив голову, лицо горело, а в висках звенело. Аня увидела нас с Андреем и покончила с собой, решив, что он променял ее на другую. Вот как все было. Тут меня как обухом ударило: та девушка, что была запечатлена на фотографиях, которыми я шантажировала Андрея – и есть Аня. И Аня эта – сестра Ильи, дочь Николаева и Рогожиной, в девичестве Федоровой. Как я в обморок не грохнулась – не знаю. Тут заговорила старушка, возвращая меня в реальность.

–Серега жить здесь не смог, уехал, а куда, никому не сказал. Хотел, наверное, новую жизнь начать... А через пару месяцев объявился парнишка, тоже разыскивал Николаева, точнее, Аню. Оказалось, сын Ленки Федоровой. Та ему рассказала, видать, свою историю, тот и поехал искать. Задиристый парнишка такой, всех опросил, а как правду узнал, сразу уехал.

–Глаза у него были такие... – подал голос дед, я посмотрела на него, – когда уезжал он... Я таких глаз у человека никогда не видел. Ненависть в них стояла страшная, и жестокость. Я даже струхнул маленько, хотя человек старый, много повидал... Еще подумал, не дай бог им с Андреем встретиться, не поздоровится тому...

Мы немного помолчали, я ничего не соображала, только пила чай, уставившись в стену.

–Вот такие дела, – вздохнула баба Маша, – так что можешь отца своего поискать, только особо не надейся. Он на Катюшку-то ни разу не приехал взглянуть... – Она поднялась, тяжело опираясь на стол, и стала убирать чашки.

–Ты издалека приехала? – спросил Василий. Я назвала город.

–Далековато. Поздно уже ехать назад, дорога от нас худая, сама видела, еще встрянешь. Оставайся до утра, мы тебе на печи постелем.

Я приняла предложение и вскоре лежала, глядя в потолок. Старики разошлись спать, было около девяти вечера, но за окном стояла темнота. Ночевать я осталась, боясь, что не выдержу обратной дороги, изводя себя мыслями. Меня захлестывало со страшной силой. В конце концов, я свернулась в клубок и заплакала, стараясь сдерживаться, рыдания душили, и хотелось орать в полный голос. Я вдруг подумала: лучше бы меня вообще на свете не было. С самого того момента, как я только зародилась в животе своей матери, я стала эпицентром бед, вихря, который постепенно разрастаясь, принимает масштабы катастрофы. Моя мать погибла во время родов, мое появление на свет повлекло за собой смерть подростка, укравшего меня из роддома. Когда я выросла, стало только хуже: сначала я сломала жизнь Андрею, потом из-за меня покончила с собой Аня, и Илья таким образом потерял сестру. Гарри влюбился в меня и рискнул своей жизнью в надежде, что мы будем вместе. Теперь он мертв, а я лежу тут, и надо как-то дальше жить. Я даже ему позавидовала.