Текст книги "Последний эксперимент (Земля спокойных) (СИ)"

Автор книги: Юлия Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Постойте. Взгляните. Поймите. Выслушайте. Взгляните хотя бы друг на друга... Они не умели и не хотели никого видеть, кроме себя. Живой среди мертвых, один.

На Земле-альфа это называли НЕНАВИСТЬЮ. Он должен испытывать к бетянам именно это чувство.

– Они не люди, Николь...

Но я всего год назад была одной из них. Я прожила жизнь одной из них.

И, изменившись, никогда не страдала от одиночества, потому что рядом был Эрл.

– Ты ненавидишь их?

Сама не знаю, спрашивала я или утверждала, Он глянул на меня будто откуда-то издалека, не понимая, потом покачал головой. Теперь нет. Теперь все равно...

"Теперь-ты", – хотел он сказать, но не сказал, потому что я и так знала.

Я держу твое лицо в ладонях. И это они тоже называли счастьем. В груди что-то нагревается, и я вся размякаю в этом тепле. С тобой я мягкая и слабая, но одновременно твердая и сильная. И той другое – я.

– Ты должна знать, – вдруг тихо сказал Эрл, покусывая травинку. Альфазин не кончился. Я сразу даже не сообразила, о чем речь.

– Альфазин?

– Я его сам создал.

– Ты?!

Мои пальцы замерли на его лице. Он вздохнул и сел.

– Ты должна знать. Все дело в троде. Видишь ли, в их атмосфере нет трода.

Он говорил быстро, глотая слова, будто опасаясь, что я ему помешаю наконец-то высказаться.

– Я все время искал причину. Почему они не похожи на нас? Почему я не могу понять их, как бы ни старался? Судя по всему, ключ к разгадке заключался в различии между двумя планетами, которое я должен был раскопать. Принялся за географию, геологию, изучил почву Земли-альфа, растительность, климат-все, как у нас. Кроме одного: в ее атмосфере не оказалось трода.

– Но это еще ничего не доказывает...

– Я тоже так считал, но все же попытался получить в лабораторных условиях воздух Земли-альфа. Это было непросто: чтобы искусственным путем удалить трод, получить для него реагент, пришлось потратить два года. И вот – альфазин.

Однако его было слишком мало, и производство обходилось мне слишком дорого, чтобы в ближайшем будущем... В общем, я выбрал другой путь. Предположим, что причина в троде. Предположим также, что в соединении с альфазином трод теряет свои свойства. Тогда стоит сделать себе инъекцию альфазина...

Любопытно. Опыты на животных разочаровали – никаких изменений в поведении. Я ввел себе дозу, достаточную, чтобы выработать в организме полный иммунитет к троду и его влиянию на психику, если он таковым обладает. Мне так не терпелось хоть на мгновение ощутить себя ТЕМ человеком, что я совсем не подумал о перспективе остаться им навсегда.

Нет, не думай, я никогда не жалел. Даже когда готов был к самоубийству. Опять стать одним из этих? Ни за что. Ты права: как я их ненавидел! Их непробиваемое спокойствие. Хорошо налаженные механизмы с двойной изоляцией. А если бы кому-то понадобилось... Их можно поодиночке уничтожить, превратить в рабов, заставить убивать друг друга. Я мог бы стать их господином, диктатором. Но я мечтал о другом. Заставить их страдать. Так же, как я. Как здорово было хоть ненадолго расшевеливать их альфазином!

– Поэтому цирк?

– Отчасти. "Сеансы гипноза" приносили к тому же немалый доход, а мне нужны были средства, чтобы осуществить задуманное.

Трод жадно соединяется с альфазином, теряя при этом свои свойства. Я бы назвал трод великим природным наркотиком, парализующим в человеке чувства друг к другу. Именно не убивающим, а парализующим. Помнишь, на Земле-альфа тоже искали забвения в наркотиках...

Отобрать у бетян трод, взорвать их рай – вот о чем я мечтал. Чтобы вызвать в атмосфере цепную реакцию, нужно всего лишь 12 тонн альфазина. В сутки мне удавалось получить максимум три килограмма. Одиннадцать лет непрерывной работы. Когда обнаружил слежку, не хватало четырех с половиной тонн. Из цирка пришлось уйти – иллюзионист я весьма посредственный, программа держалась только на номерах с альфазином. Доходы резко сократились, последней время удавалось получить не более килограмма.

И я решил уничтожить лабораторию. У меня есть ты, и плевать на них. Ненависть? Смешно, Зачем мне их страдания теперь, когда я счастлив!

– А их счастье?

Удивленный взгляд. Видимо, ему это в голову не приходило.

– Их счастье, Эрл. Так же, как у нас... Как было на Землеальфа.

– Зачем? – Эрл обнял меня. – Сколько времени, усилий. Наши часы, наша жизнь. И потом риск. Зачем?

Он целует меня. Конечно, он прав.

– Как ты собираешься уничтожить лабораторию? Она в подземном коридоре?

Эрл подмигнул, как нашкодивший мальчишка.

– Как бы не так! Коридор ведет к старой шахте, там спрятан почтовый аэрокар. Это в горах, сорок минут полета. Я сам нахожу ее только по автопилоту, кругом скалы – ни кустика, ни травинки. Пейзаж мрачный, зато надежно. Сколько раз я мысленно рисовал себе. Фиолетовое облако, которое я выпускаю на волю, оно поднимается, тает над скалами. Небо становится черным, над Землейбета проносится вихрь... Всего несколько минут, но тогда бы они... А, плевать на них.

– Поедем гуда...

– Зачем?

Его взгляд тревожно мотнулся по моему лицу. Опасность? Зря я поспешила. Встал, протянул руку,

– Пошли.

Я удержала его, заставила сесть снова, Я чувствовала себя виноватой перед ним. Он великодушно терпел мои нежности ровно столько, сколько 6ыло нужно для успокоения моей совести. Потом мягко, но настойчиво высвободился.

– Пошли, уже поздно.

И снова нас увлекает горланящая, веселящаяся толпа ряженых, снова вокруг что-то свистит, трещит, хлопает, проносятся над головой размалеванные яркими светящимися красками аэрокары.

Почти все уже разбились на пары, их ждут ночные отели, "Синее море", "Красный закат", "Зеленый лес".

Для пожилых и некрасивых – клубы, зрелищные балаганы. Или профессиональные ласки за умеренную плату.

И одинокие. На лавочках, прямо на траве. Глаза, обращенные внутрь себя. О чем они думают? О чем думала я, когда была бетянкой, вещью в себе? О многом. 127 лет!

Несостоявшиеся мыслители, художники, музыканты, поэты. Только для себя. Их мысли, их души умрут с их смертью. И я не в силах заставить их заговорить. Эрл мог бы...

Я подумала, что история повторяется. Снова Ева ведет Адама к древу познания. Лишить их рая.

Только та Ева была юной. И не самозванкой. А Адам...

– Пожалуй, сегодня и покончу, верно? Удобный момент – все на карнавале. Мы успеем.

– Да, Эрл.

* * *

Я еще продолжала по инерции идти, еще где-то в подсознании предстоял путь через кабинет вниз, по коридору к старой шахте, на аэрокаре к серым скалам, где Эрл Стоун прятал свою лабораторию. Но я уже остановилась. Так лопнувший стакан еще какое-то мгновение сохраняет видимость формы, но он уже перестал быть стаканом – это груда осколков, цепляющихся друг за друга.

В кресле у дверей кабинета сидел человек. Заходящее солнце золотило его голое, точно полированное, темя. Почему-то Шеф ВП не носил парика. Он обернулся и встал нам навстречу.

Не может быть. Та же мысль, что в лучшие минуты с Эрлом, Вернее, антимысль той. Слишком плохо, чтобы быть на самом деле. Я успела заметить повисший за окном полицейский аэрокар. Неужели конец? Я все еще чувствовала на плече руку Эрла, но уже летела куда-то вниз, в бездну, вместе с кувыркающимся сердцем. Темно, душно, шум в ушах. И будто в тумане приближающееся лицо Эрла.

– Николь, что с тобой? Николь!

Но физически я уже в порядке – мне ведь только девятнадцать.

Удается, наконец, восстановить дыхание, предметы вокруг приобретают нормальные очертания. С этой минуты я буквально мечтаю о физической дурноте, о небытие. Но я в порядке. Я даже машинально пожимаю протянутую руку отца.

– Вот и я, Рита. Неважно себя чувствуешь? Тогда можешь идти. Поль проводит тебя домой. Ты свою миссию выполнила.

Эрл! Я молчу. Я смотрю на Эрла, который отвечает на вопросы.

– Эрл Стоун, гражданский номер такой-то, год рождения такой-то, бывший химик, ныне иллюзионист, выступающий под псевдонимом Дэвида Гура, вы обвиняетесь в величайшем антигосударственном преступлении – сокрытии и хранении предметов, несущих информацию о Земле-альфа...

Мы знали, что это может когда-либо случиться, но гнали прочь подобные мысли, как мысли о смерти. Так же вероятно и так же невероятно, как смерть в любую минуту. И не были готовы к этому, как люди всегда не готовы к смерти. Эрл наивно попробовал отпираться:

– Ничего не понимаю, Шеф. Какие у вас основания?

– Основания? – У этого человека была моя улыбка! Я знала, что Эрл сейчас подумал об этом. Отец извлек из кармана уже знакомое мне яйцо, о существовании которого Эрл знал.

– Как дела, Рита? Как дела, Рита? Как дела, Рита? Меня не оставляло ощущение, что я всего лишь марионетка в жутком хаосе. Яйцо открылось. Я ожидала услышать какой-либо из монологов Риты, а вместо этого:

– Если ты думаешь, что меня подослала ВП... Давай рассуждать логически. Я больна и не совсем нормальна, значит, вопервых, не являюсь полноценным агентом... Зачем было им отправлять меня одну прямо тебе в руки?

– Как мы и полагали, это прозвучало достаточно убедительно, – прокомментировал Шеф. Мой голос! Эрл отвечает. Опять я.

– Просто я их убедила, что здорова. Обманула ВП, чтобы встретиться с тобой и выяснить...

– Когда я понял, что к чему, первой мыслью, естественно, было сообщить куда следует. Но кое-что в этом хламе меня заинтересовало...

Наш тогдашний разговор. Каким образом? Откуда? Что-то должно произойти, сейчас же, немедленно. Со мной, с Эрлом, с этой комнатой, с миром. Но ничего не происходит. Мы стоим и слушаем самих себя, то, что говорилось только друг для друга, самое сокровенное, самое интимное. В тайнике, в моей комнате, похожей на дно колодца, во время наших конспиративных прогулок. Нет, не может быть, мы же тогда были совсем одни! И "только человек" мог проникнуть... Как ни странно, техническая невероятность, неосуществимость этого спектакля помогла мне выдержать, убедить себя в нереальности происходящего. Абсурд, это не имеет ко мне никакого отношения. Нелепый сон.

– Прекратите!

Кажется, это крикнул Эрл, но я не узнала его голоса. А лицо! И напряженное тело, будто спрессованное, скрученное, готовое к прыжку. "Он его убьет", – вяло подумала я. Не как участница, а как зрительница.

Шеф отключает магнитофон, "яйца" в его руках как не бывало, на губах по-прежнему отштампована улыбка Риты.

– Я так и полагал, что этого окажется достаточно. Вы арестованы, Эрл Стоун. Мы бы хотели обыскать помещение.

– Вам нужно мое разрешение?

– Нет, помощь. Ведь мы не люди.

Ирония? Вряд ли. Просто констатация факта. Эрл тоже спокойно, как настоящий бетянин, распахивает дверь кабинета.

– Прошу.

Отец проходит, за ним "мальчики", неизвестно откуда веявшиеся. Эрл пропускает их, входит сам, не глядя на меня. Дверь захлопывается.

Я по-прежнему зрительница. Оба они вывели меня из игры. С кем я, кто я? Я лишена индивидуальности. Безвольное, одеревеневшее тело без чувств и без мыслей. Шок. Инстинкт самосохранения.

Рука на моем плече, там, где только что была рука Эрла. Красивый блондин с моим лицом. Поль, брат Риты, мой брат. Он чтото спросил, я ответила. Мягкое сиденье аэрокара. Телевизор, футбольный матч. Поль оставляет меня в покое. Я зрительница, я смотрю футбол.

* * *

Прячусь, бегу от самой себя куда угодно – в небытие, в безумие. Я облако, трава на лугу. Что-нибудь поэтичное. Легко и просто. Или я Рита? Настоящая Рита, бетянка, дочь Шефа ВП.

Нельзя, не смей. Надо вернуться в реальность, потому что там Эрл. Ты Ингрид Кейн. Все кончено, они увели Эрла. Слышишь, ты Ингрид Кейн? Ты в здании ВП, куда тебя привез Поль. В комнате Риты, на ее тахте. Я Ингрид Кейн. Я, я...

– Все во мне сопротивляется, потому что Ингрид Кейн – это боль. Неслыханная, нечеловеческая, гораздо страшнее физической. Эрл – они убьют его, может быть, уже... Я никогда его не увижу. Эрл!

Я молча кричу от этой боли. Отчаянно, исступленно. Я катаюсь по тахте, но я... неподвижна. Со стороны похоже, что я сплю.

Тысячи глаз, тысячи ушей. Возможно, они следят за каждым моим жестом. В спальне темно и тихо, но мне кажется, что это тишина сцены, перед которой зрительный зал. Невидимые наблюдатели, от которых невозможно скрыться.

Мне плевать, что сделают со мной. Только Эрл. Эрл, который неотделим от меня.

Так вот что они называли Страданием, вот от чего бежали на Землю-бета. Зло, несправедливость, жестокость окружающего мира. И бессилие что-либо изменить. Не могли? Не умели? Не знали?

Туда, где ты сам по себе и не страдаешь от зла. На планету одиноких и спокойных.

А мне некуда бежать, разве что от себя самой. Потому что Эрл – это я.

Боль. Молча кричу, неподвижно бьюсь на тахте, плачу без слез, притворяясь спящей, притворяясь бетянкой для тысячи невидимых глаз.

Эрл считает меня шпионкой, предательницей. Объективно так и есть. Неужели ничего нельзя исправить? Неужели? Я взываю к чуду, к богу. Господи, если ты есть...

Встаю, заказываю кофе и сандвичи. Пусть смотрят. Мне нужны силы.

Что, собственно, они знают? Эрлу предъявлено, обвинение в сокрытии тайника. Но ни слова об альфазине, о лаборатории, о намерении уничтожить "рай" бетян. Почему? Маневр или просто не знали? Если знали, то почему не арестовали Эрла прежде? О "критической массе" альфазина был осведомлен только сам Эрл, и тянуть было крайне рискованно. Выжидали, когда он полностью откроется? Это произошло сегодня, но ведь Эрл ничего мне толком не сказал, лишь общие слова.

Мы шли осматривать его лабораторию – наиболее ценная информация наконец-то плыла ВП прямо в руки. Казалось бы, самый подходящий момент, чтобы на месте все выяснить, захватить нас и обезвредить.

Но они непостижимым образом отказываются от добычи, которую так долго караулили. Сами себе перебегают дорогу. Зачем? Нелепо.

Не знали? Маловероятно. Нас подслушивали даже в постели. И что они знают обо мне? Теперь, когда я наконец-то обрела способность мыслить и попыталась вспомнить сцену ареста, мне и в ней открылось нечто страшное.

Они как будто опасались чего-то, связанного со мной. Сразу же взяли под крылышко, изолировали, увели... Я чувствовала, что еще нужна им. Зачем? Почему отец лично пришел арестовывать Эрла Стоуна – ведь обычно он поручает это кому-либо из помощников? Почему никто из агентов до поры до времени не присутствовал в холле? Мы могли бы вести себя не совсем спокойно, кстати, так и было. Я вспомнила, какое было у Эрла лицо. Шеф предпочел рискнуть, не допустить посторонних. Он явно боялся. Чего?

Я бессильна что-либо придумать, предпринять, и это хуже всего. Остается только ждать. Я даже не знаю, жив ли Эрл. Эрл, считающий меня предательницей.

Боль, отчаяние, бессильная злоба – всю ночь я с ними наедине. Даже плакать я не имею права, и притворяюсь бетянкой, которую караулят тысячи глаз...

Утром меня вызвали к Шефу. К одиннадцати. Заставляю себя позавтракать. Причесываюсь, замечаю, что волосы надо лбом будто обсыпаны пудрой. Я поседела. Что ж, у них тоже так было. Немного косметики, и мне снова двадцать. Теперь и у Риты крашеные волосы.

Хорошо, что Ингрид все еще сохраняет чувство юмора. Но я знаю, что стала другой. Эта ночь изменила Ингрид Кейн едва ли не больше, чем счастливые месяцы с Эрлом.

* * *

Я вошла по форме. Шеф кивнул и указал на стул. Эрл... На секунду перехватило дыхание. Только бы знать, что он жив! Пауза кажется бесконечной.

– Так-то, девочка. А ты думала, всех провела, да? Впрочем, их ты и вправду провела, целую комиссию. До сих пор ни о чем не догадываются. Только я знаю, что ты...

Он помедлил. Если бы он сказал, "что ты Ингрид Кейн", я вряд ли удивилась бы.

– Что твоя болезнь неизлечима. Знал, что отправишься к Гуру, как только мы тебя отпустим. Предвидел, что он клюнет. Мы опасались, что он связан с Землей-альфа, и не хотели раньше времени спугнуть. Правда, шутка с зубом тоже была рискованная, но уж очень заманчива. Моя идея.

– С зубом? – У меня пересохло во рту,

– Как, ты не знала? – Шеф усмехнулся. – А я был уверен, что вы обнаружили. Передачи вдруг прекратились, да, собственно говоря, я уже выяснил все, что хотел. Поэтому и решил – пора кончать. А то мало ли...

Меня даже замутило от отвращения к себе: примитивно, как дважды два обычная пломба в зубе. Разоткровенничалась! Пломба, которой не было у Николь и которая вдруг выпала у Риты. А я, погрузившись во всякие мистические измышления, не сумела сообразить... Наркоз, когда я спала, крошечный передатчик в просверленном зубе. Я даже не искала толком эту пломбу – выпала и выпала. Тьфу!

Это я виновата, Эрл. Я действительно была шпионкой. Они поспешили нас арестовать! Счастливая случайность. Они ничего не знают о троде и лаборатории. Впрочем, какое это имеет значение, когда за одну только книгу с Земли-альфа Эрлу грозит смерть?

А может, они его спровоцировали рассказать о лаборатории? Вряд ли. Шеф бы сейчас не был здесь.

– Что вы с ним сделали? – будто кто-то другой это спросил. Я приготовилась к крику, знала, что не смогу сдержаться, что от этой боли закричу, упаду на пол, признаюсь, что я Ингрид Кейн, стану травой на лугу, умру...

– Он здесь, в четвертом блоке. Тебе нехорошо? Мотаю головой. Пара глубоких вздохов, и я в порядке. Я даже могу говорить.

– Отец, он же не причинит никакого вреда. Уничтожьте тайник, Эрл снова займется химией, или любая профессия... Я вылечу его. Отец!

Ловлю себя на том, что пытаюсь воздействовать на его чувства. Чувства, которых нет. Я разучилась разговаривать с бетянами. Шеф слушает меня терпеливо и снисходительно, как больную.

– Дочь Шефа ВП просит отца нарушить закон – лучше молчи, Рита. Ты больна и не понимаешь, что несешь. Это будет показательный процесс – народу не мешает напомнить, к чему приводит любопытство. Кто знает, может быть, подобные тайники... Эрл Стоун должен умереть.

– Когда?

– Об этом я и хотел с тобой посоветоваться. Как тебе известно, право лишить преступника жизни принадлежит разоблачившему его агенту.

– Так вы хотите, чтобы я...

Это уж слишком. Они предоставляют мне право убить Эрла. Меня душит смех, не могу остановить. Что-то вроде истерики. Плохо, сдают нервы...

Шеф терпеливо ждет, когда я успокоюсь.

– Ты должна, девочка. Они думают, что ты здорова. Я их убедил, будто ты действовала по моей инструкции. Если бы они знали... Тебя бы поставили с преступником на одну доску. Забота обо мне? Отцовский инстинкт? Любопытно.

– Я их убедил, но кое-кто сомневается. Ты играла слишком правдоподобно. Я опасался: ты что-либо выкинешь, когда мы будем брать этого парня, и предпочел обойтись без свидетелей. Но ты держалась молодцом. А теперь... Если ты откажешься, они все поймут. Тебя будут судить. Или отправят в сумасшедший дом.

– Мне все равно.

– Но наша семья будет дискредитирована, мне придется подать в отставку. Наша династия...

Так вот откуда этот мягкий просящий тон, вот зачем я ему нужна. Династия. Смешно.

– Значит, ты законник только в том, что не касается тебя лично?

– Глупости. Разве ты виновна в своей болезни. Это было нужно для дела. Сразу же после смерти Эрла Стоуна ты получишь полную свободу. Можешь спуститься вниз, отдыхать, выбрать любую профессию. Единственное условие – никогда не упоминать о Земле-альфа. Если не хочешь, чтобы сами бетяне донесли на тебя. Надеюсь, ты достаточно благоразумна. Когда Эрла Стоуна не станет, твое безумие постепенно пройдет, я уверен. Ты должна выполнить свой долг для собственного же блага.

– А если нет?

– Тогда... я уберу тебя незаметно-воздушная катастрофа, несчастный случай, мало ли... У меня нет другого выхода. А Эрлу Стоуну уже не поможешь ничем.

Молчу. Все бесполезно; Шеф рассуждает вполне логично. Ничего, кроме логики. Мы говорим на разных языках, и мы в их власти.

– Когда я должна дать ответ?

– Сейчас. С Эрлом Стоуном все ясно – любая отстрочка с исполнением приговора покажется подозрительной. Завтра в полдень преступник должен быть мертв,

– Можно мне с ним увидеться?

– Нет.

Даже на боль уже нет сил, только мозг, отказываясь сдаваться, лихорадочно ищет выхода. Будто бесполезные удары в глухую, непробиваемую стену. Эрл, Эрл, Эрл...

И вдруг свет. Даже не мысль, а внезапное озарение, еще не успевшее сформироваться в слова. Спокойнее, Ингрид. Шеф ничего не должен заметить.

– Я согласна.

* * *

Двухместный аэрокар мчит меня в Столицу. Знаю, что за мной нет слежки, – Шеф афиширует ко мне полное доверие. Более того, я выхлопотала для Эрла право последнего желания, право умереть не в мрачной камере 4-го блока, а на мягкой кушетке одного из придуманных мной заведений. Среди пальм, цветов, павлинов и сладкой, дурманящей музыки.

Осмотрев для виду пару домов, я повернула аэрокар в направлении 593-й авеню, туда, где жила когда-то Ингрид Кейн.

Я рада, что пережила эту ночь, рада, что изменилась. Я теперь знаю, что это за перемена.

Я вновь научилась спокойствию. Спокойствие бетян – мертвое, высохшее русло, мое – русло, внутри которого бурлит река. Витиевато, но точно. Новая владелица, почтенная пожилая вдова в сиреневом парике, не знает, к счастью, что у меня внутри. Она видит перед собой лишь хорошенькую бетянку из ВП, выбирающую сносное заведение для казни настоящего альфиста. Вертит документы в руках, а сама не сводит с меня глаз, завидуя, вероятно, моей молодости, длинным стройным ногам и зеленовато-пепельным волосам, перехваченным золотой змейкой.

Когда-то я так смотрела на Николь. Только волосы теперь крашеные.

Конечно, она охотно покажет мне дом – альфисты на дороге не валяются, такая реклама ее заведению. Иду за ней – почти ничего не изменилось. Все те же аккуратно постриженные газоны, цветы, которые я посадила прошлой весной, а вот аллея – здесь умер Бернард. Ингрид Кейн... Неужели это когда-то было? Моя жизнь, мой эксперимент. Месяцы, годы.

Даже ржавый прут, о который Николь поранила ногу, попрежнему торчит из земли.

Но мне не до воспоминаний. Украдкой выдергиваю прут – он мне понадобится.

Сердце колотится гулко и равномерно, будто шарик пинг-понга о стол. Спокойнее, Ингрид. В усыпальнице пальмы нет. Спокойнее. Пальмы нет. Вот и все. Ничего не вышло, Эрл,

– Что-либо не так?

– Мало зелени. Вот на 146-й авеню в усыпальнице такие пальмы...

– Пальмы? Ради бога, у меня их полно. Я думала, здесь слишком тесно, и вынесла их в холл. Сколько угодно. Минуточку.

Робот таскает в усыпальницу кадки с пальмами. Вскоре помещение начинает напоминать тропический лес. Хозяйка смотрит на меня уже без прежнего благоволения.

Она! Наконец-то она. Но я требую, чтобы принесли еще одну пальму. И документы на право владения. Хозяйка исчезает. Пользуясь ее отсутствием, быстро сую прут в землю. Уперся во что-то твердое. Кажется, ДИК на месте. Тебе всегда везло, Ингрид Кейн.

Я еще что-то делаю, что-то подписываю, отдаю последние распоряжения на завтра, но я уже не здесь. Многое надо успеть. Ведь сегодня мой последний день на Земле.

Проститься с тем, что жалко оставлять. Я вспомнила Риту, она тоже прощалась. Тогда это меня удивило.

Пустынный в этот будний день берег реки, вода холодная, чистая. Прозрачные юркие мальки вспархивают из-под ног. Какой запах у реки – в нем снег и дождь, земля и солнце, день и ночь и все четыре времени года.

Плыву на другой берег, с наслаждением ощущая упруго журчащую вдоль тела воду. У меня даже нет времени сплавать на остров, где водятся раки. И я никогда туда не сплаваю. Никогда.

Тоскливый холодок где-то внизу живота. Нет, так нельзя. Это твой первый день на Земле, Ингрид. Здравствуй, река.

И здравствуй, небо. Погода ветреная, спортивные аэрокары выдают только профессионалам – я едва упросила, и теперь порыв ветра швыряет меня, крутит волчком,

Жаль, что не могу умереть, как птица, камнем вниз. Тело Риты мне больше не принадлежит.

К обеду я уже у моря. Самый разгар сезона, отпускники заполонили пляжи, двухместные лодки покачиваются на волнах, носятся вдоль берега, разноцветными точками мелькают у горизонта.

Рука Эрла на моем плече... Быстрей отсюда. Я только постояла босиком в волнах и послушала, как шумит море. Все-таки какое оно?

Оказывается, день-это очень много... Когда он первый или последний. Я даже успела слетать туда, где зима, и едва не заблудилась на лыжах, потому что вдруг повалил снег, лыжню занесло, и я осталась одна среди белых застывших елей и снега, который все падал, тихо и торжественно.

На обратном пути я скатилась с горы, поспешила к базе и уже проехала с милю, но подумала, что больше никогда не прокачусь с горы, и не могла не вернуться, и каталась снова и снова, хотя уже темнело, вместе с каким-то рыжим профессионалом лет двадцати. Мы шлепнулись в сугроб, он поцеловал меня холодными обветренными губами, а я вдруг разревелась, уткнувшись в снег.

В Столицу я вернулась к ночи. Перед виллой Эрла Стоуна пылал огромный костер – жгли наш тайник. Пленки, пластинки, книги. Вокруг собралась довольно внушительная толпа. Ребятня развлекалась, прыгая у огня, взрослые наблюдали. Одни равнодушно, другие с интересом. Смотрели, как пожирает огонь диковинные вещи, старались догадаться об их назначении.

Я протиснулась как можно ближе – туда, где оцепили костер "мальчики" из ВП. Многих из них я знала, со мной здоровались, поздравляли, согласно ритуалу, с успешным завершением операции. Мое появление здесь было воспринято как вполне естественное – агент номер 423 пришел взглянуть на дело своих рук.

Костры из книг. На Земле-альфа тоже так было. Я смотрела, как гибнет то, чем мы с Эрлом жили все эти месяцы, и вспоминала. Наши мысли, чувства, споры – все это со мной, и это нельзя уничтожить, пока я жива. Пока я жива, как грустно звучит!

И даже потом это останется с нами, Эрл, потому что ты и я – одно. Мы обманем их, обведем вокруг пальца. Мысль, которая меня почти развеселила.

Они бетяне. Их плечи касаются моих, чувствую их дыхание. Их лица, по которым мечутся трепетные отблески пламени, кажутся сейчас чуть ли не одухотворенными. Иллюзия. Для них-то не останется ничего, они сжигают последний мост, связывающий мертвое человечество с живым.

Ничего, кроме любопытства. Я должна бы чувствовать к ним презрение и ненависть, как Эрл, но в моей душе лишь сострадание. Может, потому, что я прожила жизнь, одной из них. Мой отец и дед были бетянами, мои дети, которых у меня отняли. Мои внуки, правнуки, которых я никогда не видела.

Нити, нас связывающие, на целый век прочнее, чем у Эрла. Впервые я по-настоящему осознала, что завтра сделаю это не только ради самого Эрла. Почтовый аэрокар, спрятанный в старой шахте, сорок минут полета, лаборатория в скалах. Только Эрл знает, где она находится, только ему известна тайна производства альфазина.

Фиолетовое облако поднимается и тает над скалами, небо становится черным, и над Землей-бета проносится вихрь. Всего несколько секунд.

Странно. Я смотрю, как горит наше прошлое, а сама вся в будущем, в котором меня уже не будет.

Слышите, я хочу взорвать ваш рай, ваше трусливое убежище! Но кто я? Какое имею право?

Я Ингрид Кейн, одна из вас. Право – это моя первая жизнь, век с четвертью. И вторая та, что сейчас горит перед вами. Всего лишь год.

И память многих поколений ваших предков с Земли-альфа, запрограммированная в этих пленках, книгах, картинах.

Я хочу разрушить ваш проклятый рай, вашу сонливость, ваше мертвое спокойствие. Ценой жизни Ингрид Кейн. Что меня заставляет? Не ненависть, не презрение, не злоба. Может, сострадание? Или любовь?

Это открытие меня поразило. Любовь? Примитивные мумии, застывшие у костра, в котором жгут книги. К ним?

Да, как ни странно, я их любила. Не их настоящее, а будущее, в котором меня уже не будет. Но в котором я все-таки останусь. В их пробуждении, слезах и смехе, в их вдохновении и в творчестве, в поиске. В том, когда "не может быть", и в руке, лежащей на плече. Я верну им это.

Десятки, сотни, тысячи поколений после меня. Я не умру, покуда живо человечество.

Так же, как те, кого сейчас жгут на костре. Кого жгли во все времена и все-таки не сумели уничтожить. Те, кто помог людям стать лучше, кто учил человека быть Человеком. Они живы во мне. В том, что я задумала.

Ингрид Кейн, одна, перед костром, где жгут все, что ей дорого. Эрл в их руках. Он считает меня предательницей.

Но я думаю о завтрашнем дне и... счастлива. Я не одна, потому что я с ними. В их будущем и прошлом, которое они сейчас наивно пытаются сжечь.

Как все просто – ощутить себя частью, эвеном великого целого, которое зовется человечеством.

Столб дыма и пламени взметнулся в черное небо – они взорвали виллу Дэвида Гура. Толпа вопила, свистела, улюлюкала, возбужденная необычным зрелищем, и никто не знал о почтовом аэрокаре, спрятанном в старой шахте. Никто не знал, что это последняя ночь Ингрид Кейн на Земле. Что она не одна. И счастлива.

* * *

Никак не думала, что вообще смогу спать, а заснула сразу и проспала до утра – последний раз молодость Риты продемонстрировала мне свои преимущества. Поймала себя на том, что уже думаю о ее теле, как о чем-то мне не принадлежащем, что привожу его в порядок с особой тщательностью, будто на продажу. Лицо в зеркале показалось мне совсем похожим на лицо Ин?рид. И закрашенная седая прядь – это Ингрид.

Гимнастика, душ, завтрак-тело Риты будет в полном порядке. Как хорошо, что я выспалась?

Последний разговор с Шефом. По моей просьбе он подготовил документы. Сразу же после того, как медицинский компьютер засвидетельствует смерть Эрла Стоуна, Рита может идти на все четыре стороны и жить в свое удовольствие, имея довольно приличную сумму годового дохода. Документы в сумочке, тут же магнитофонная кассета размером с пуговицу. Мое последнее письмо к Эрлу. Мой голос. Я подключу письмо к ДИКу, Эрл прослушает его во сне и узнает все.

Аэрокар везет меня в Столицу, к бывшему дому Ингрид Кейн. Меня сопровождает только Поль, который, к счастью, как всегда, поглощен телевизором. Все это в последний раз: и мой полет, и облака, и солнце, и мелькающие внизу крыши, но мне не до них. Думаю лишь о том, как меня встретит Эрл, и моя уверенность постепенно улетучивается,

Что если он поверил версии Шефа? Рита – шпионка, предательница, палач... Если он не захочет со мной разговаривать, от* вернется, плюнет в лицо? Как тогда осуществить задуманное?

Вилла Ингрид тоже оцеплена, вокруг все та же любопытствующая толпа, ждущая, когда ей покажут в назидание тело Эрла Стоуна. Мне сообщают что преступник уже доставлен, что он обо всем предупрежден и, кажется, ведет себя смирно. Но на всякий случай вручают лучемет.

Поверх платья меня обряжают в черную накидку с гербом-* пирамидовидное здание ВП, символ государственной власти.

Рослые загорелые парни в черных рубашках с такими же нашивками оттесняют толпу от помоста, установленного на площади перед домом.