сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
— Нет. Договорились так: фонд нам в этот раз платит, а второго раза не будет. И то — на фиг я туда второй раз сунусь! Половину пришлось Игнату за труды отдать, еще десять процентов все равно ушло в лужковский предвыборный общак, у меня от этой сделки рентабельность двадцать процентов! Я ниже ста вообще не работаю!
— И при чем здесь Игорь?
— А при том, что Игорь с главврачом — друзья. Это он ему «Зарю» сосватал сдуру, а я по его следам влез, как тупой. Знал, что из Игоря бизнесмен, как из баобаба, так нет же! Игорю до всех этих дел, как до луны, он ко мне в Москве приходит, глазки как два блюдца: «Ты знаешь, Дима! Я с Фиалковым разговаривал, они аналог нашего бетаферона покупают в шесть раз дороже! Ты с ним сходи поговори!» Поговорил, называется… Я еще поразился, что он знает, сколько у нас чего стоит.
— Ну и что? Почему эти, из «Стерха», должны подумать на Игоря?
— Потому что я его на стрелку с собой взял! — заорал Чердынский. — Потому что я его, дурака, жизни научить хотел! Ткнуть его носом в дерьмо и объяснить, что из-за самодеятельности его паршивой получилось! А он пришел на стрелку в свитерочке в полосочку, подходит к главному из «Стерха» и эдаким голоском отличника начинает на Адама Смита ссылаться. О свободе конкуренции и о том, что надо покупать тот товар, который дешевле и лучше. Всякое я слышал в своей жизни, но чтоб Адама Смита братве цитировали… И ты туда же. «Убийцы Игоря будут найдены!» Я, мол, за этим приехал в Тарск… На фиг тебе-то в Тарск было приезжать?
— Убийцы Игоря будут найдены, — повторил Сазан.
— И что? И что ты сделаешь с ними, а? Кого ты мочить будешь? Олигархов? Лужка? Семью президентскую? Ты понял, что я тебе сказал, или нет?! Что через медицину обналичиваются миллиарды на предвыборные кампании! Что твоего Игоря пристрелили просто на всякий случай, чтобы завод «Заря», коль скоро он лихой такой уродился, занимался экпортом продукции в какой-нибудь Пакистан, где взятки берут, а стрелять не стреляют, и в российский бюджет не лез. Бюджет — дело святое, особенно перед выборами! А у тебя фантазия, извини, на уровне разборки за пивной ларек!
Двери гостиной распахнулись, и в них появился один из ребят Сазана. В руках его была серая кошка.
— Звали, шеф? — осторожно осведомился он.
— Нет, — сказал Валерий, — у нас тут просто содержательная беседа о преимуществах бесплатного российского здравоохранения.
— А то я слышу — кричат вроде…
Чердынский вытянул голову. Охранник стоял в двери, приоткрыв ее, и сквозь щель была видна уходящая на второй этаж лестница и поднимающаяся по ней женская фигурка в халате.
— Извини, — сказал Чердынский.
Встал и побежал за фигуркой наверх.
Охранник исчез, а Сазан некоторое время сидел в гостиной один, смотря то на рояль, то на опустевшую плошку с салатом. Есть почему-то не хотелось. В голове шумело, и левое плечо как-то отяжелело и налилось усталостью. Еще утром, когда делали перевязку, Валерию казалось, что бинт наложен свободно. Теперь бинты вроде бы должны были разноситься и ослабнуть, а вместо этого они врезались в кожу, как если бы плечо распухло. «Блин, надо было у этого бывшего врача спросить насчет огнестрела», — запоздало подумал Валерий. Тяжело поднялся и прошел на кухню.
***
Виктория Львовна готовила на кухне обед, приспособив для чистки картошки Муху. Валерий никогда не видел Мухи за чисткой картошки, и поэтому он некоторое время стоял в дверях, любуясь на это удивительное зрелище. Наконец Муха спиной почувствовал присутствие шефа, воровато оглянулся, покраснел и сказал:
— Тут я типа того… в общем, меня попросили…
Виктория Львовна безжизненно подняла голову от шинковочной доски.
— Это ты, Валера? Садись.
Нестеренко присел на кухонный табурет.
— Вы долго еще здесь пробудете?
— А ты?
— Сколько нужно, — губы Валерия сложились в неприятную усмешку.
Виктория Львовна вздохнула.
— Демьян Михайлович был очень недоволен твоим приездом. Он сказал вчера… — Виктория Львовна запнулась.
— Так что он сказал?
— Что… он не намерен иметь дела с бандитами.
— И вы тоже хотите, чтобы я уехал?
— У комбината есть собственная служба безопасности, а в городе есть милиция.
— А если Игоря убили служба безопасности или милиция?
— Ты… ты серьезно так думаешь?
Валерий пожал плечами. Еще час назад он бы не исключил такой версии. Сейчас, после вдохновенного монолога Чердынского, его уверенность была несколько поколеблена.
— Когда Игорь уехал в Тарск?
— Два года назад. Сразу после университета.
— Как это получилось, что он уехал? Почему он не стал поступать в аспирантуру?
— Он поступил в аспирантуру и еще аспирантом ездил сюда консультировать. А потом…
— Что потом?
Виктория Львовна помолчала. Пятнадцать лет назад она казалась Валере Нестеренко почти старухой. Странное дело — теперь он видел перед собой стройную женщину немногим более сорока, женщину, которая еще с легкостью могла найти мужа или, по крайней мере, любовника…
— Это из-за меня, — сказала Виктория Львовна, — у меня тогда были очень плохие почки. Мне нужна была операция. Завод эту операцию оплатил.
— Как Игорь познакомился с Санычевым?
— Через Гаибова. Гаибов тогда работал на каком-то сибирском заводе… У него возникла эта идея — брать институтские лекарства, пробивать их через клинические испытания и производить на заводе, а у Игоря как раз было такое лекарство. Они пробили патент, Игорь к ним раз в месяц летал, а потом завод взяли и отобрали.
— Кто?
— Иностранцы какие-то. Гаибов тогда стал часто бывать у нас, он все рассказывал о своих проблемах. Там было что-то страшное. Какие-то бандиты, ОМОН руководство из окон швырял…
— А потом?
— Потом Гаибов ушел. На другой завод, тоже в Сибири. Вот тогда Игорь начал делать им феноцистин. Игорь опять туда ездил, привез десять тысяч долларов один раз и пятнадцать — другой.
— За лекарство?
— Просто задаток. Вот как раз на этом заводе замом главного был Санычев. У них опять начался какой-то конфликт с директором, а тут как раз на этот завод приехал тарский губернатор. Он в свите какого-то вице-премьера был, а вице-премьера потащили на завод, потому что завод хорошо себя чувствовал. Ну, Санычев с Гаибовым подружились с губернатором и пожаловались ему на судьбу, а тот и говорит: «Приезжайте ко мне, я вам даром такой же завод отдам, только вытащите его из выгребной ямы».
— И они приехали?
— Да. Стали составлять бизнес-планы. Игорь их консультировал. Потом они взмолились: Игорь, все, что хочешь, только переезжай в Тарск. Вот и переехал.
— Игорь часто приезжал?
— Нет. Он очень не любил Москву.
— А у него никаких неприятностей в Москве не было?
— В каком смысле неприятностей?
— Ну… следил кто-то за квартирой. Звонил. Угрожал.
— Да.
— Что — да?
— Звонили. Сначала звонили, а потом как-то вечером я возвращаюсь домой, рядом тормозят «Жигули», из них выскакивает громила под два метра и чего-то мне в руки пихает. И говорит что-то насчет того, чтобы Игорь в чужой бизнес не лез…
Виктория Львовна помолчала.
— Машина уехала, я выронила сумку и стою, потом смотрю — а у меня на руках дохлая кошка.
— Это когда было?
— Недели за две до его приезда. Последнего.
— Это который на конгресс?
Виктория Львовна кивнула.
— Вы ему рассказали?
— Когда приехал, рассказала.
— А он?
— Мы говорили только по телефону. Он был всего два дня и не заехал.
Валерий прикинул. Растерянный Игорь в холле «Рэдисон-Славянской». «У тебя неприятности с визой? Ты работал на оборонку и поэтому не можешь уехать?» — «Ах, да какая там оборонка…» Мог на него так подействовать рассказ матери? Возможно, и мог. Но сомнительно. Игорь был явно озабочен именно невозможностью отъезда, а не тем, что какие-то гниды, участвовавшие в дележке денег из медицинского фонда, были недовольны его поведением. Конечно, нынче такие времена, что любой человек имеет массу запуток. Но не из-за всех запуток стреляют. В московских историях были замешаны серьезные люди, серьезные люди не делают таких глупых ошибок и не убивают ученого технолога вместо того же Чердынского, который тот еще фрукт…
— Ты бы накрыл на стол, — сказала Виктория Львовна, — мы обедать будем. Меня этот швед пирог с лимоном научил делать.
— Я поеду, — проговорил Валерий. — Дела.
Когда он уходил, дверь в гостиную была широко распахнута. Чердынский сидел за роялем и играл что-то надрывное. На диване, заботливо укутанная пледом, лежала Яна и слушала своего бывшего любовника. Чердынский то ли не услышал шума в прихожей, то ли не счел нужным прерывать игру.
Виктория Львовна вышла проводить Валерия. Она стояла, держа на весу мокрые руки, и смотрела, как дворовый приятель ее сына надевает мягкое длиннополое пальто.
— Что вы так на меня глядите, — внезапно спросил Нестеренко, — это ведь не я убил Игоря, а?
— Его убили такие, как ты, — спокойно ответила Виктория Львовна.
У калитки водитель поспешно счищал мокрый снег с черного «хаммера» Мокрые крылья машины блестели в свете новенького галогенного фонаря, как бока загнанной лошади, из трубы глушителя шел черный нехороший дым — местный паршивый бензин явно не шел на пользу заграничной тачке.
— Ну что, поговорили? — спросил Лешка Муха, когда Сазан нырнул в накуренное тепло машины.
— Да. Очень душепользительная была беседа.
— Душепользительная в каком смысле?
— А в том смысле, — усмехнулся Нестеренко, — что когда бандиту рассказывают о разборках на самом верху, ему становится тепло на сердце и он думает: «А я-то порядочней, чем эта хевра».
— И что он рассказывал?
— Что Игоря убили из-за того, что медицинские деньги идут в предвыборные общаки. Что высокие московские политики не разобрались, кого давят…
— А тебя эта версия не устраивает?
— Если Игоря убили из-за федеральных запуток, то зачем стреляли в меня?
***
Губернатор области Виктор Жечков сидел в своем кабинете в чрезвычайно дурном расположении духа. Дурное это расположение проявлялось в том, что у губернатора болела голова. Он непрерывно хватался за толстую, зеленоватого стекла бутылку с минералкой, утирал лоб и красными воспаленными глазами глядел на своих собеседников.
Разговор в кабинете шел на смеси русского и английского, причем русским пользовались в основном двое из присутствующих, а именно: арбитражный управляющий «Тарскнефтеоргсинтеза» и начальник службы безопасности губернатора Антон Кононов, а английским — соответственно сам губернатор и доктор Гертцки.
Причину дурного настроения губернатора понять было трудно, тем более что речь шла о событии чрезвычайно приятном — об инвестициях в областную экономику ста девяноста миллионов долларов. Инвестировал доллары шведский концерн «Ланка-Гештальт», а объектом инвестиций должен был служить Тарский нефтехимический холдинг.
Идею холдинга выдвигал гендиректор «Зари» Демьян Санычев еще в позапрошлом году, когда они с губернатором были не разлей вода. В те поры предполагалось, что в холдинг войдут все четыре нефтехимических предприятия города, а главой холдинга, натурально, станет либо Санычев, либо его зам.
Два месяца назад, уже после того, как Санычев с губернатором поругались насмерть, холдинг-таки был образован. Но вошли в него уже не четыре, а три предприятия: «Тарскнефтеоргсинтез», «Тарский азот» и «Тарскшина». «Заря» в этом списке, естественно, отсутствовала, и отсутствие-то ее и служило основной темой дискуссии.
— Господин Жечков, — спокойно разводя руками, объяснял доктор Гергцки, — мы не будем покупать этот холдинг. Когда вы предложили нам этот проект, речь шла о компании, в состав которой входит «Заря». Мы видим перспективы для развития бизнеса «Зари». Мы готовы в нее инвестировать. Но мы не готовы инвестировать в три мертвых завода. Это значит зарыть деньги в землю.
— Я могу гарантировать, — сказал губернатор, — что после выборов «Заря» войдет в холдинг.
— Ну тогда мы и поговорим после выборов.
— Но деньги — то на выборы нам нужны сейчас! — резко сказал начальник охраны.
— Я не вижу связи между предвыборными тратами и инвестициями в «Тарскнефтеоргсинтез», — слегка удивился доктор Гертцки.
— Вы только проинвестируйте, — сказал арбитражный управляющий «Тарскнефтеоргсинтеза», а уж до выборов эти деньги сами дойдут. Да за пять миллионов не то что Жечкова — обезьяну из зоопарка можно губернатором выбрать!
— Господин губернатор, — сказал доктор Гертцки, — наш концерн два раза делать бизнес в России и два раза получать… как это у вас называется? Получать обман. Один раз мы продали препарат господину Брынцалову, и господин Брынцалов не заплатил за препарат, а расфасовал его и продал сам. Другой раз мы купили завод в Краснодаре, а русский директор разворовал завод и выкинул нас с него со словами, что мы фашисты. Это хорошо, если «Заря» войдет после выборов в холдинг. А если она не войдет? Получится, что мы купили три мертвых завода и еще потратили пять миллионов совсем непонятно на что. Как я объясню нашим акционерам, почему мы купили эти три мертвых завода?
— Почему же «Заря» не войдет в холдинг? — сказал губернатор.
— Может так получиться, что мы дадим вам денег, а вы проиграете выборы. А может получиться так, что вы выиграете, а «Заря» все равно останется сама по себе.
— Доктор Гертцки! — сказал губернатор. — Вы получите «Зарю». Есть куча способов поставить завод на колени. Но если я поставлю «Зарю» на колени сейчас, то это будет стоить мне полмиллиона голосов. И если я не получу от «Ланки» денег сейчас, это тоже будет стоить мне полмиллиона голосов.
— Господин губернатор, — сказал Гертцки, — в Тарске ходит много слухов о том, что ссора между вами и Санычевым — это просто пьеса для зрителей. Говорят, что Санычев будет финансировать своего кандидата лишь до тех пор, пока тот не выйдет во второй круг, а потом он его снимет И окажется, что мы три раза делать бизнес в России и все три раза нас обманывать Наш концерн не согласен, чтобы его три раза обманывать.
***
В три часа дня опера Яков Царьков и Александр Синицкий постучали в дверь хорошей трехкомнатной квартиры на пятом этаже престижного дома, в которой обитал Лесько с супругой и тещей. Квартира Лесько была не то чтоб богатой, но довольно зажиточной: в комнате стоял изрядный плоскоэкранный телевизор, в спальне — новый гарнитур, и большая кухня была уставлена техникой, бывшей явно не по карману среднему российскому служителю порядка.
Жена Лесько — полная сорокалетняя женщина в бигуди и халате — встретила ментов с нескрываемой враждебностью. Пробормотала что-то нелестное и удалилась в ванную — навести на себя лоск.
Тем временем в прихожей показалась сухонькая старушка, кутающаяся в пуховый платок, — видимо, мать Зинаиды. Старушка провела оперов в кухню и поставила чайник. На пластиковом столе появились корзиночка с фруктами и большой, с розочками, торт.
— Андрюша вчера принес, — сказала старушка. — Вот оно как складывается. Андрюши уже нет, а торт есть.
— А он во сколько вчера домой пришел? — спросил Царьков.
— Около восьми.
— А ушел?
— Около десяти.
Царьков оглянулся. Зинаида уже стояла на пороге кухни, без бигуди, но с ярко накрашенными губами.
— Доигралась, — сказала старуха, — я ей говорила, не надо доводить мужика…
— А что — довела! Что — довела! — пронзительно вскрикнула Зинаида. — Что, мамаша, вам бы приятней было, если бы мы, как нищие, жили!
— Замолчи, дура!
— А вот и не замолчу! — заорала Зинаида. — Все живут, как люди, один Андрюша должен забесплатно горбатиться, так? Ты думаешь, эти двое, которые пришли, ничего не имеют? Их послали все на Андрюшу списать, вот они теперь и будут списывать!
— Тьфу ты, стерва! — сказала старуха. — Не слушайте ее, товарищи милиционеры, из-за нее мужик погиб! Вот она его так всю жизнь пилила…
— Зинаида Семеновна, — сказал Царьков, — а скажите, двадцать третьего февраля поздно вечером ваш муж где был?
— Двадцать третьего? — Зина громко фыркнула. — Дома пьяный спал!
— А это кто-нибудь может подтвердить?
— Да вы что? Или забыли, какой двадцать третьего день? Они в отделении выпивали допоздна, а в одиннадцать его патруль домой притащил, он лыка не вязал! Они его на улице остановили, он в машину не мог залезть, увидели, что свой, и сами до дома довезли.
— Какой патруль?
— Да откуда я знаю? ГАИ, наверное… А что такое двадцать третьего было?
— Химика этого убили, с «Зари», — сказала старуха.
Зина уперла руки в боки.
— Все на Андрея хотите повесить, да? Как вам не стыдно, сволочи вы поганые! Милиционера, товарища вашего, бандит застрелил, а вы под бандита ложитесь! Да при старой власти кто ж вам этак-то позволил бы товарищей марать, а!
— Мы не мараем, — сказал Царьков, — мы просто выясняем обстоятельства…
— Сволочи! Этот бандит ваш — он милиционера убил! А вы.
