Текст книги "За красным небом"

Автор книги: Юлия Котикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Диана металась по квартирке, которую они снимали в Мэдисоне ("ради твоей грёбаной работы, Майкл! Неужели нельзя не пить хотя бы ради неё?!"). Она устала. Она устала от него. Вот так вот запросто, как будто он чем-то её напрягал. Как вообще можно устать от человека?! Да и что такого в сущности он делал?

Да, пару раз не пришёл ночевать, ну так ведь ей и не нравится, когда он приходит в таком состоянии. Диану тошнит, когда Майкл такой. Ещё Диану тошнит от лактозы, сырой рыбы и сраных веганских фильмов о жестоком обращении с животными (после последних она способна рыдать часами), но ведь она их смотрит, так? Она заказывает себе роллы из ресторанчика на углу Харви и Реджи-стрит, и делает это каждый, мать его, месяц! Диана также любит выпить стаканчик топлёного молока с корицей, если не может заснуть, так что всё это хрень собачья, все эти её приступы тошноты вообще ничего не значат, но только не тогда, когда он пьян. Именно в случае с Майклом Конвеем Диана решила быть последовательной.

И Майкл злился на неё за это. Злился, когда приходил домой и врал, что выпил всего пару бокалов пива, злился, когда она специально заливала унитаз средством и запрещала туда ходить до утра. Однажды Майкл демонстративно нассал прямо в раковину, на её любимую кружку, и Диана кинулась на него словно бешеная кошка.

Тогда он почти ударил её. Почти. Было так близко, что Диана, кажется, почувствовала пощёчину, которой не было.

– Посмотри, в кого ты превратился! – прошипела она. – Посмотри на себя, Майкл! Меня тошнит от одного твоего вида!

Эти слова сработали как триггер для его омытого виски сознания. Он занёс руку, представляя звук, с которым его ладонь коснётся её щеки, представляя синяк на её скуле, как голова дёрнется вправо и ударится о шкафчик, в котором они держали хлопья.

– Думаешь, ты крутой? Хочешь ударить меня? Ну давай! Давай, Майкл! Ты ведь больше ни на что не способен, только жрать виски и бить свою девушку. Только бить, больше ничего. У тебя ведь даже не встаёт, ковбой! Ты помнишь об этом? Твой дружок уже сдался, так что всё, что тебе остаётся – это хорошенько мне вмазать!

И она засмеялась. Хохотала прямо ему в лицо и смех этот был с привкусом страха и истерики. В бессильной ярости Майкл намотал светлые волосы на кулак и потряс её как куклу.

– Заткнись! Заткнись, Ди, иначе… Клянусь богом, я…

К горлу подкатил отвратительный ком желчи и он едва не захлебнулся. Пришлось отпустить её и сблевать в раковину.

– Я же говорила, Майкл. Ты омерзителен.

Диана ушла. И это было хорошо, потому что он действительно ничего не мог ей сделать. Он не хотел её бить. Он не хотел делать ей больно. Возможно, он хотел трахнуть Ди, разложив на столешнице между салфетницей и солонкой, но сказать наверняка было трудно. Его нижний этаж давненько не подавал признаков жизни, тут она верно всё сказала.

В тот вечер Майкл сел на пол и заплакал впервые за свою сознательную взрослую жизнь. После он залез в шкаф, в коробку из-под кроссовок, и выпил спрятанную там половину мистера Бима33
  Виски «Джим Бим» – один из самых ярких представителей американского виски. Этот бурбон изготавливают из смеси кукурузного и зернового спирта и выдерживают в обожженых дубовых бочках.


[Закрыть]. Это помогло. Это всегда помогало.

Через месяц Диана собрала свои вещи, вынесла всё, включая корм для Дори, их золотой рыбки, почившей с год назад. Майкл восхитился её предусмотрительностью: Диана даже сменила простыни, чтобы не оставить ему ни частички своего ДНК. Вот как он ей опротивел. Это был провал и успех года одновременно.

Майкл не расстроился: когда-то они хотели завести собаку, большой дом в пригороде, двоих симпатичных малышей. Он собирался пойти учиться дальше, стать дипломированным врачом, спасать жизни. Диана хотела открыть свою маленькую клининговую компанию, порядок был её страстью. Все эти американские мечты сначала помогали Майклу цепляться за здравый смысл, но после потерялись где-то на пути к пабу Дэна. Он оплакал их давным-давно в гордом одиночестве, сидя за полированной барной стойкой.

Диана была права: он всем опротивел. На работе ему пригрозили увольнением, но ввиду чрезвычайного положения оставили в штате. Толку с этого было мало: с ним соглашался ездить только старый Дэйв, которому вообще было наплевать, с кем кататься, лишь бы он не был "грёбаным янки". Майкл сомневался, что Дэйв знал, кто такие янки, но был рад, что оказался на них не похож. Дэйва он считал не самым плохим попутчиком на пути к концу своей карьеры.

– Вот увидишь, однажды какой-нибудь педик пожалуется на тебя, Майки. Ты воняешь хуже свиньи в помойной куче.

– Заводи, Дэйв. Надо ехать. Учительнице из Шорвуд Хилс нечем дышать.

– Они пожалуются на тебя, Майки, они это любят. Им только дай возможность поиметь твою задницу, так они ж сразу по локоть вставят.

– Господи, Дэйв, да какого хрена ты несёшь?! Как насчёт сменить тему? Может, нам стоит обсудить твой судебный запрет на приближение к собственным детям? Что ты сделал, кстати? Едва не переехал младшенького на своём Плимуте?

– Я не видел его, понятно?! – зарычал Дэйв. – Закрой пасть и не трепи, чего не знаешь!

В машине воцарилась благословенная тишина.

– Так-то лучше, – кивнул Майкл.

Дэйв не ответил. Он не особо любил людей, но парнишку жалел. Помнил, как сам падал в пучину алкоголизма, забывая лица жены и пацанят. Их у него было трое, фото Дэйв хранил в бумажнике и демонстрировал всем при каждом удобном случае. Они пожелтели от времени, новых жена ему не высылала. Каждый раз глядя на заломы детских снимков, он думал о Майки. Но не сегодня.

Утром Дэйв проснулся с температурой и отёкшей гортанью. Ему не нужно было объяснять. что это значит. И он не сообщил о своём состоянии в больницу. Зачем? Они уже никого не принимали, даже тяжёлых больных. Вот и приехали.

Умирать ему не страшно. Дэйв видел это много раз: недостаточное кровообращение, остановка дыхания и пишите письма. Лёгкие, конечно, будут гореть огнём, мышцы диафрагмы работать на полную, но воздуха ему не получить. Потом начнутся конвульсии, агония. Он неизбежно обделается: дерьмо полезет со всех сторон. Так со всеми бывает. Главное, что он к этому моменту уже будет далеко и мокрые штаны будут последней из его забот. Подводя итог, можно сказать, что его ждут четыре минуты боли и ужаса, а это Дэйв сможет перетерпеть, уж будьте уверены.

Что страшно, так это то, что свежих фото своих ребят ему уже не успеть получить. Его глаза закроются, так их и не увидев. Но жаловаться Дэйв не планировал, он ведь не какой-то там педик, правильно? Нет, сэр, никакого нытья сегодня и до тех пор, пока его мозг не превратится в желе.

И Дэйв работал до последнего. Через два дня он скончался за рулём своей Скорой. Красный огонёк на крыше окончательно погас, но Майкла устраивало и это. В любом случае машина уже была не нужна. Мэдисон опустел и попахивал разложением. И Майкла тошнило от этого запаха.

На стоянке у торгового центра, где они с Ди выбирали шторы после переезда (это было вечность назад), Майкл нашёл белоснежную Субару с ключом в замке зажигания и водителем, полным мужчиной сорока лет. Из вежливости (её правила несколько изменились за последние месяцы) Майкл сначала попытался прощупать пульс на раздувшейся шее. Ничего.

– Извини, мужик, – вздохнул Майкл. – Тебе она ни к чему, ты же понимаешь?

Мужчина молчал, продолжая сидеть, уткнувшись носом в руль. Поза его выражала полное смирение. Майкл оттащил его в тень ближайшего дерева. Пот заливал глаза, но он не стирал его до тех пор, пока не снял перчатки и не продезинфицировал руки. Спиртовыми салфетками Майкл протёр салон своего нового автомобиля, отнёс в мусорный бак страховку и права, лежавшие в бардачке, обёртки из фаст-фуда, спрятанные в боковых дверцах. Детское сиденье, закрепленное сзади, Майкл поставил справа от мужчины, создав для него своеобразное надгробие. Что ж, сегодня это лучшее, на что приходится рассчитывать.

В багажник он положил собранную в больнице аптечку: полный запас антибиотиков, бинты обычные и эластичные, одноразовые шприцы, пластырь, обеззараживающие средства для промывания ран, обезболивающие, антисептик, даже небольшой набор для операций. Немного постоял, глядя на красный чемоданчик, а затем перепрятал его под второе дно к запаске. Чутьё подсказывало Майклу, что его могут убить за такой шикарный стратегический запас.

Вместо аптечки он положил чемодан со своими немногочисленными вещами, сумку-холодильник с запасом еды на ближайшие две недели, несколько пятилитровых канистр с водой и патроны для Магнума. В салон отправились сигареты и ящики с виски. Самое главное должно быть под рукой, так?

Запах в салоне почти исчез. Майкл оглядел пустынную парковку в последний раз. Никого. Телефон громко взвизгнул в кармане, оповещая о подыхающим аккумуляторе. Электричество всё равно уже вырубилось, так что…

Майкл прикоснулся к сенсору для распознавания отпечатков, и экран загорелся таким знакомым, утешающим светом, что грудную клетку немедленно сдавили подступающие рыдания. На заставке была Ди, одна из лучших её фотографий по его скромному мнению.

Они дурачились, валяясь на кровати и он снял её: волосы растрепались после сна, серый топ обтягивал стройное тело, но лучше всего была её попка, упакованная в желтые трусики-шорты из Кей Марта. На фото была только эта её часть, но Майкл прекрасно помнил остальное.

– Это будет веселенькое путешествие, Ди, – прошептал Майкл, обращаясь к её заднице, ныне покоившейся на переполненном кладбище Мэдисона. – Я тебе обещаю.

Экран устал ждать его действий и снова погас, теперь уже насовсем. Ну что ж, пришло его время. Майкл бросил телефон на асфальт, захлопнул дверцу и завёл двигатель. Он намеревался проехать через весь штат и закончить свой путь в Милуоки, на великих озёрах.

И, возможно, он так и сделал. Месяцы его жизни скрылись в алкогольном тумане. Когда Майкл не мог больше вести автомобиль, он спал прямо в кабине. Когда спина начинала разрываться от боли из-за неудобной позы, он просто пил больше обычного.

Несколько раз ему везло и он встречал выживших, таких же потерянных как и сам Майкл. На шоссе номер 14, по которому он пробирался в направлении Джейнсвилла, ему встретилась нелюдимая пара с ребёнком.

На вид девочке было лет 11, и каждые две минуты она заходилась сухим кашлем. Звук этот вспарывал густую, вязкую тишину, прорывался сквозь приоткрытые окна автомобиля и вызывал давно знакомое ему чувство предвкушения: и сейчас он может быть полезным! Майкл может остановиться и завязать непринуждённую беседу, как бы невзначай обратить внимание на девчонку, посочувствовать ей и послушать, как работают её лёгкие, а потом… Потом он попросит их подождать минутку, залезет в багажник и с видом фокусника вытащит оттуда пузырёк амоксициллина. Благодарный отец пожмёт ему руку, мать разрыдается, и Майкл снова будет героем. На него будут смотреть так, как когда-то смотрела Ди из своего любимого кресла: Майкл в тот день заявил, что собирается продолжить обучение на врача.

А, возможно, его просто застрелят и заберут автомобиль. У доброго папочки вполне может быть припрятан револьвер, и почему нет, действительно? Он ведь должен защищать свою семью.

И Майкл решил, что такой вариант его тоже устроит, потому что тогда на него вообще никто не будет смотреть, и это хорошо.

" У тебя ведь даже не встаёт, ковбой! Ты помнишь об этом?" – засмеялась Диана в его голове, и смех этот рассыпался на сотни мельчайших осколков, впивающихся в мягкую ткань мозга.

– Я помню, дорогая, не волнуйся, – процедил он и нажал на клаксон.

То ли вид у Майкла был совсем уж нечеловеческий, то ли эта семья просто предпочитала держаться особняком, но, когда Майкл начал сигналить, а затем и вовсе вылез из машины, крича и размахивая руками, все трое взялись за руки и пустились наутёк, виляя между машинами.

Несколько секунд Майкл стоял, оперевшись на крышу угнанной Субару, щурясь на лучи закатного солнца и не чувствуя слёз, катившихся по заросшим щетиной щекам. Той ночью он сожалел о том, что они предпочли не стрелять.

В Джейнсвилле первым делом ему пришлось помыться. Если он хотел кому-то помогать, нужно было постараться для начала хотя бы не убить их своей вонью, так что Майкл съехал с шоссе на Гамильтон-авеню и припарковался возле относительно симпатичного одноэтажного домика.

Переносные клумбы, раньше украшавшие фасад, теперь были опрокинуты, фигурные деревья разрослись и выглядели не лучше самого Майкла, газон пожелтел и пожух. Но стёкла были на месте и дверь не сорвана с петель. По большому счёту дом не пострадал, только лишился водосточной трубы, почтового ящика и былого лоска. Это было хорошим знаком.

Майкл сделал хороший глоток виски, набираясь смелости, вылез из машины и аккуратно прикрыл за собой дверь, стараясь не издавать лишних звуков. На въезде в город он видел кладбище (отличное приветствие, ни убавить, ни прибавить, а?), но теперь, набрав полную грудь местного воздуха, был уверен, что кладбищем стал весь город. И сейчас он собирался вскрыть одну из его могил.

Дверь оказалась незаперта. Уличного света хватало, чтобы разглядеть толстый слой пыли на вешалках. Из зеркала в прихожей на него уставилось странное существо: мешки на нижних веках по цвету приближались к нефти, нос покрылся тонкой сеткой проступивших сосудов, волосы засалились настолько, что теперь стояли непослушным ёжиком.

Майкл запустил в них пятерню, пытаясь пригладить, но тут же брезгливо отдёрнул пальцы и принялся вытирать их о такие же грязные джинсы. С этим нужно было что-то делать и немедленно!

Он обошёл дом, держа Магнум прямо перед собой, и, убедившись, что никто не прячется под кроватью, вернулся в ванную. Воды, конечно же, не было. Ожидаемо. Вздохнув, Майкл поднял крышку унитазного бачка. Запах оставлял желать лучшего, он будто заглянул в болото, но что с того? Вода есть вода, пусть и такая, зато целых 8 литров. Кроме того, Майкл вонял похуже.

Он вычерпал её кружкой, всю до последней капли перелив в ведро, найденное в чулане. Заткнул слив ванны резиновой пробкой, разделся и принялся за дело.

Ощущения полностью захватили его. Как же быстро он забыл, как приятно вдыхать запах мыла, натирать кожу мочалкой до красноты, чувствовать мятный холодок от зубной пасты.

Обмотав полотенце вокруг бёдер, он закинул в ванну свою одежду, тщательно выстирал, и только потом побрился. Вода в ванной была уже чёрной, пена осела на бортиках грязно-серыми комками, но он всё равно чувствовал себя совершенно чистым, словно заново родился.

В хозяйской спальне Майкл отыскал подходящие по размеру спортивные штаны и футболку, пару тёплых носков, и с удовольствием переоделся.

На кухне развёл костёр прямо в раковине, поставил сверху решётку из духовки и на импровизированной плите разогрел себе нехитрый ужин из остававшейся у него еды. Залезая в чужую кровать, он сожалел о том, что ему не с кем её разделить, но начал радоваться, что тогда на шоссе его не убили.

И его жизнь вдруг обрела свой ритм, и устремилась в свою бесконечность. Майкл снова был в дороге, и пил, и спал в кабине, а когда всё становилось совсем уж невыносимым, он заезжал на чью-то подъездную дорожку, опустошал унитазный бачок, брился, стирал, спал на простынях умерших хозяев, и снова отправлялся в путь.

Майкл грабил полупустые магазины, устраивал погребальные костры из Новых и тех, кому посчастливилось все-таки отойти в мир иной без лишней суматохи. Иногда профессиональный интерес брал своё, и Майкл изучал книги по анатомии и генетике в поисках ответов. Пока безуспешно. Он научился стрелять и купаться голышом, и однажды едва не утонул, когда на пьяную голову залез в холодную воду. Ноги свело чудовищной судорогой, небо и земля поменялись местами, а берег вдруг скрылся под мутной водой, вернее так Майкл думал, пытаясь дышать, а когда лёгкие обожгло огнём, вдруг понял, что под водой он сам, и он тонет, тонет, тонет… И Диана смеётся над ним, хохочет во всю глотку.

И Дэйв тоже тут, совсем рядом, похлопывает его по плечу: "Однажды какой-нибудь педик пожалуется на тебя, Майки, вот увидишь!".

И даже его мамаша, вот уж от кого он не ожидал, тоже здесь. Она зависла в мутной воде и половина её лица, сожранная рыбами до самого черепа, щерилась оставшимися зубами: "Ты никчёмный мальчишка, Майкл! Мисс Давенпорт опять звонила нам домой! Не хочешь рассказать мне, где ты был вместо двух последних уроков?!".

Святый Боже, если он не выберется, то останется с ними и будет вечно слушать про свой нестоящий член, грёбаных янки и стерву Давенпорт, и, честное слово, он не знал, что из этого хуже!

Они тянули к нему руки, покрытые водорослями и планктоном, они скалились, тела были склизкими, раздутыми до невозможности. Ди подплыла совсем близко и Майкл схватил её за волосы. Желудок сделал тройное сальто: её светлые локоны так легко отошли от скальпа, словно вообще никогда там не держались. И, когда рвотный позыв стал совершенно невыносимым, Майкл вдруг выплыл на поверхность.

Он выполз на песчаный берег, и мелкие камушки незамедлительно вгрызлись в измученное тело. Его рвало и рвало без остановки. Он увидел полупереваренную еду и литры алкоголя, и желчь, много желчи.

Отстранённо подумал, что это хорошо, желчь это даже прекрасно. Пусть выйдет вся, и тогда нагрузка на внутренние органы снизится. Перед глазами закружился рой чёрных мух, по ногам потекло что-то густое и тёплое.

– Ты мне противен, Майкл! – кричит его мать.

– Ты мне противен, Майкл! – кричит Дэйв.

– Ты обосрался, ковбой, – ухмыляется Диана. – На полном серьёзе, у тебя дерьмо даже на коленках.

Майкл падает на бок и разжимает кулак, в котором держит до сих пор волосы этой суки, но там ничего нет, только мокрый комок травы или водорослей.

– Я отравился, – шепчет Майкл. – Тебя нет! Тебя нет!

– Между прочим, признание проблемы – первый шаг на пути к исцелению, дорогой.

Ощущения уходят, никакой боли, никаких запахов. Зрение становится туннельным. Майкл засыпает, нет, скорее проваливается в мягкие объятия темноты.

– Тебя нет, потому что ты умерла, Ди! Ты бросила меня, а потом умерла в моей же больнице, и я смог выбить для тебя нормальные похороны, хотя мне и пришлось буквально хоронить тебя самому, потому что вы все умерли, вы умерли, а я здесь! Я ещё здесь!

– Это ненадолго, – холодно сообщает Диана. – У тебя ведь интоксикация алкоголем, и ты отключаешься. Мы оба знаем, чем это кончится.

И он знает, это точно. В багажнике у него есть активированный уголь и это может спасти ему жизнь, но только если он встанет. Если дойдёт.

– И не мечтай. Ты на это не способен, ковбой. Ты ни на что не способен.

– Да пошла ты!

Рыча, Майкл переворачивается на живот, но прежде чем ползти, собирает траву и песок, и кидает в лицо своей мёртвой бывшей.

– Пошла ты на хрен, Ди!

В ту ночь Майкл сожалеет о том, что начал пить.

Настроения путешествовать больше нет, мистер Бим отправляется удобрять газон, и теперь Майкл мчится по направлению к Милуоки, надеясь найти других выживших, с которыми можно было бы забыть о том, как ломает каждую клеточку его тела.

Глава 4.

А затем Хесус Хименес открыл глаза, которые ему больше не были нужны.

Глава 5.

– Эй! Эй, ты в порядке? Ты жива?

Кто-то настойчиво трясёт её за плечо. Пахнет дождём.

– Очнись! Очнись, ну пожалуйста! Надо уходить отсюда!

Где-то в отдалении гремит раскат грома. Ей хочется сказать, что она сейчас встанет, ей нужно всего-то пять лишних минуточек, но паника в чужом голосе заставляет открыть глаза.

Мышцы лица словно налились свинцом и не слушаются. В голове шумит море.

– Наконец-то. Ты можешь идти?

С большим трудом ей удаётся промычать что-то невнятное.

– Что? Ах, чёрт!

Молния сверкает прямо над головой склонившейся над ней девушки, заставляя ту пригнуться от страха. Небо тёмное, но не так, словно наступила ночь или собирается гроза. Почему-то оно кроваво-красное.

– Да встанешь ты или нет?!

Доли секунды незнакомка ещё смотрит на неё, а потом, махнув рукой, вскакивает и скрывается в неясных очертаниях деревьев. Голова устало опускается на асфальт. Что-то не так, она знает это. Чувствует глубоко внутри, там, где у любого человека зашиты первобытные инстинкты. Но сил нет, и она снова закрывает глаза.

Кажется, проходит целая вечность.

– Так не пойдёт. Давай, поднимайся! Держи руку!

Незнакомка зачем-то вернулась и теперь тащит её наверх, придерживает за плечи, помогая привыкнуть к новому положению в пространстве. Мир плывёт перед глазами, земля превратилась в бушующий океан.

– Ты можешь идти?

Хороший вопрос. Может ли? Она пробует пошевелить пальцами на ногах. Слушаются.

– Хорошо. Так, послушай меня, только очень внимательно, ладно? Мы сейчас побежим, и побежим быстро. Постарайся не отставать от меня и сохраняй спокойствие, что бы ты ни увидела. Я постараюсь защитить нас обеих, но гарантий не даю. Особенно если ты потеряешься. Поняла?

Слабый кивок. Не тратя больше время на разговоры, незнакомка разворачивается и несётся вперёд. Ей удаётся почти не производить шума: она тоненькая, словно тростинка, а шаг лёгкий, как у эльфа.

– Не отставай! – бросает она, не оглядываясь.

Но это сложно, так сложно! Ветки бьют по лицу, земля продолжает раскачиваться из стороны в сторону, ноги ватные, никакой опоры. То и дело приходиться хвататься за морщинистые стволы деревьев, чтобы не утонуть в этом океане.

Сверкнуло ещё раз, снова совсем рядом, и ослепительно-белый свет молнии выхватил из темноты огромное многоэтажное здание, трубы и несколько ангаров. И силуэты людей. Похоже на фабрику.

Незнакомка вылетела во внутренний двор здания первой и, не сбавляя хода, достала из-за пояса пистолет. Приглушённый хлопок и один из силуэтов, уже направлявшийся к ним, упал как подкошенный.

– Что ты делаешь? Что ты делаешь?! – попыталась крикнуть она, но зашлась сухим лающим кашлем. В горле словно наждачкой скребли. Незнакомка обернулась на звук, нахмурилась. Ей явно это не понравилось.

За кашлем последовала рвота. Тело сотрясал один спазм за другим, и она бы обязательно рухнула в отвратительную массу под ногами, если бы не её спутница, вовремя подхватившая её.

Это не мешало ей стрелять. Ещё хлопок, и ещё. Трое уже лежали на асфальте, и теперь ничто не преграждало им дорогу. Незнакомка снова устремилась вперёд, увлекая за собой и её. Сил сопротивляться не было.

Что-то здесь было не так. С этими людьми… "Нарушенная симметрия" – словосочетание вспыхнуло в голове и пропало.

Они были уже у самой двери в здание. Незнакомка на секунду замешкалась, а потом протянула ей пистолет:

– Если кто подойдёт, стреляй, не задумываясь. Да бери же ты его, Господи!

Она автоматически сжала пальцы прежде чем успела подумать об отпечатках, которые теперь полиция обнаружит, когда эту ненормальную поймают.

Ненормальная сняла с пояса маленький походный топор и двумя мощными ударами выбила стекло справа от двери. Подпрыгнула, ухватившись за подоконник, подтянулась и оказалась внутри.

– Давай пистолет! А теперь руки!

Она помогла ей залезть, что при разнице в их весе являлось непростой задачей. В здании было темно, где-то капала вода и пахло сырым бетоном. Незнакомка схватила её за руку и побежала дальше. Шаги её гулким эхом отражались от стен и растворялись где-то под невидимым потолком.

Перед тем, как последовать за своей ненормальной спутницей, она успела оглянуться: странные люди заполнили внутренний двор. Двигались они медленно, но уверенно. Цель их пребывания здесь была бы понятна даже ребёнку.

И от толпы шёл какой-то странный запах, ветер проносил его сквозь разбитое окно: такой бывает, если кто-то забудет убрать мясо в холодильник жарким летним днем.

Времени подумать об этом не было. Они рванули вверх по лестнице, и пробежали пролётов семь, не меньше, а дыхание у незнакомки даже не сбилось.

На последнем этаже она замерла, оглядываясь. Кажется, темнота, ставшая теперь совершенно непроницаемой, ей совершенно не мешала. Может, эта ненормальная всегда носится по темным заброшенным зданиям?

Для неё самой остались только звуки: кто-то кричал, где-то разбилось ещё одно окно, в железную дверь отчаянно барабанили.

– Им… Надо помочь, – с усилием выдавила она.

– Не смеши мои тапочки в коридоре, – прошипела незнакомка.

Потом спасительный алый свет ударил по глазам: спутница открыла люк на крышу.

– Жди здесь! – рявкнула девушка и скрылась в открывшемся проёме. Какое-то время ничего не происходило, и она устало прислонилась к холодной стене. Пожалуй, так плохо ей не было ещё ни разу за всю сознательную жизнь.

– Поднимайся, здесь чисто! – донеслось с крыши.

Чисто? Она взглянула наверх: первые тяжёлые капли дождя ударили по щекам.

– Давай мне руку!

– Я не могу, – прохрипела она.

– Сможешь, осталось чуть-чуть! Ну же! – внезапно девушка повернула голову, глядя чуть выше и правее её плеча, и завизжала. – Быстрее, сзади!!!

Тусклого света не хватало, чтобы определить, кто именно к ней приближался. Она только отметила какой-то частью недремлющего мозга, что странный запах стал сильнее. Желудок вновь скрутило, но она уже не обращала на это внимания, а всматривалась в темноту коридора. Мир остановился на мгновение, когда из темноты к ней потянулись искривлённые артритом пальцы, покрытые толстой корочкой запёкшейся крови и грязи. В полуметре от неё нечто голодно щёлкнуло зубами.

Она испуганно захрипела и метнулась на крышу, навстречу протянутым рукам. Девушка схватила её за подмышки и потянула. Вены на лбу вздулись, мускулы напряглись под футболкой. Она зарычала от напряжения, но не сдалась, продолжая тащить перепуганную девушку к себе. Наконец они обе свалились на гладкий металл крыши, крича от облегчения. Ненормальная спасительница ногой опрокинула лестницу и захлопнула крышку люка, отрезая их от жутких, ищущих в темноте пальцев и клацающих зубов. И только тогда она позволила себе расслабиться: рухнула на холодный металл крыши и рассмеялась.

– Что это было?

– Потом, – отмахнулась незнакомка. – Ты вся дрожишь, достань из моего рюкзака спальник. Я сейчас.

Она прогулялась, собирая разбросанные доски и обломки кирпичей, сложила очаг и вскоре обжигающее пламя уютно потрескивало у их ног.

– Грейс, – протянула она руку.

Теперь было видно, что ей не больше 30. Глаза серые-серые, как осеннее небо, и, кажется, добрые. Удивительно.

– Стефани.

– Очень приятно. Ты не против, если я тебя осмотрю?

– Зачем?

– Как это "зачем"? – растерялась Грейс. – Чтобы оказать первую помощь, к примеру. Или убедиться, что ты не захочешь меня съесть.

– Я не захочу. С чего бы?

Грейс вздохнула:

– Я все равно осмотрю тебя, хочешь ты того или нет. Но, если ты будешь помогать, получится быстрее.

Стефани перевела взгляд на пистолет, висящий на её поясе. От Грейс это не укрылось:

– Да ладно тебе! Если бы я хотела тебя убить, не стала бы утаскивать с той дороги.

– Ты так и хотела поступить. Сначала.

– Да, – просто ответила Грейс, пожав плечами. – Хотела. Но вернулась.

– Почему?

– Почему что? Почему вернулась или почему хотела бросить?

– И то, и другое.

– Скажу так: на моем месте ты бы поступила так же. Хотя, сомневаюсь, что ты бы вернулась. Или кто-то ещё.

Стефани не знала, что это значит. Покачала головой. Поморщилась.

– Болит? Упала ты что-ли?

– Не знаю. Не могу вспомнить.

– Вставай, хватит препираться. Я только посмотрю, правда.

Стефани осторожно приблизилась. На ней почти не было одежды: трусики, хлопчатобумажный топ и пара тонких носков.

Грейс начала осмотр. Неверный свет костра был не самым подходящим помощником для поиска укусов, но глаза давно привыкли работать в подобных условиях. Она аккуратно прощупала кожу девушки под спутанными каштановыми волосами, но нашла только неглубокую рану на виске и пару здоровых шишек на затылке. Должно быть, Стефани получила их в момент падения на землю. Хотя, почему сразу две?

Мягкие округлые бёдра девушки, её живот, ноги и спину покрывали старые синяки самых разных форм и размеров, что тоже было совершенно нормально для их дивного нового мира, представлявшего собой одну сплошную полосу препятствий. На ладонях красовались свежие порезы от окна, через которое они забрались на фабрику, царапины от веток украшали лицо. Никаких укусов. Она успела вовремя. Страшнее всего были ступни. Одному Богу известно, сколько она отшагала в этих носках, и теперь ноги её представляли собой кровавое месиво.

Из рюкзака Грейс достала пару бутылочек с золотистого цвета жидкостью, свежую футболку и банку, до краёв наполненную странной гелеобразной субстанцией.

– Иван-чай, – пояснила она. – А здесь гель из алоэ. Он заживляет и дезинфицирует.

– Ясно, – кивнула Стефани.

– Присядь, обработаю ноги.

– Всё плохо?

– Ну, неприятно, но не смертельно, если не заработаешь инфекцию. Не дергайся.

Она разорвала футболку на длинные лоскуты, смочила один из них чаем и начала бережно протирать раны. Окровавленную тряпку выбросила в костёр. Гель из алоэ приятно холодил кожу, и боль вдруг отступила, ушла в самую глубь костей.

– Спасибо, – пробормотала Стефани, когда Грейс закончила процедуру накладыванием самодельных бинтов.

– Пожалуйста. Приходи ещё!

Она повторила то же самое и с её ладонями, смазала порез на виске. Остаток чая протянула ей со словами:

– Немного горчит, но можно привыкнуть. Я люблю крепкий. Не думала, что придется кого-то угощать.

Стефани выпила всё и только потом поняла, что на Грейс чая не осталось. Ну что ж, она ведь сама предложила.

Блондинка не расстроилась. Достала из рюкзака спальник, разложила рядом с костром.

– Забирайся, тебе сейчас только простуды для комплекта не хватает.

– А ты?

– Я посижу рядом.

Стефани залезла в уютное сухое тепло мешка, и почти сразу почувствовала, как тяжелеют веки. Дождь усиливался.

– Если накроешься с головой, то он не будет тебе мешать, – Грейс снова проследила направление её взгляда.

Казалось, что она следит за ней постоянно, даже если занимается при этом своими делами.

– Ты голодная? Нет? А я, пожалуй, поем. Дорога меня совершенно вымотала.

Она достала из своего бездонного рюкзака пару консервных банок и жёлтую лепёшку, заботливо завёрнутую в вощёную бумагу.

– Ты убила тех людей, да?

Грейс, не удержавшись, прыснула. Изо рта полетели крошки странного хлеба.

– Шутишь что-ли? Кого?

– Тех, во дворе.

– Подожди, ты серьезно?

– Вполне.

– Не знаешь, от кого мы бежали?

– Нет. Почему я должна их знать?

Грейс смотрела на неё, застыв от удивления. Даже рот приоткрыла.

– Вот это тебя приложило, – наконец восхищённо произнесла она. – Я многое повидала, конечно, но чтоб память потерять, такое впервые. Ты точно не прикалываешься?

– Ты убила тех людей или нет?!

– Окей, – протянула Грейс. – Я покажу тебе, ладно?

Не дожидаясь ответа, Грейс встала и откинула крышку люка. Рычание, до этого едва различимое за шумом дождя и ветра, усилилось стократно и молотом ударило по барабанным перепонкам.