Текст книги "Вредная привычка жить"

Автор книги: Юлия Климова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ну почему не поверят, каждый человек имеет право на свое хобби, у меня подружка Альжбетка в ночном клубе работает, так она, представляете, накладные ногти коллекционирует.

Валентин Петрович улыбнулся и сказал:

– До этого я пока не дошел. А на тебя тут, кстати, жаловались.

Да не может быть!!! Это кому я тут не нравлюсь?!

– Кто? – поинтересовалась я.

– Семенов Борис Александрович.

Ах ты, скрипучая раскладушка, ах ты, потаскун болотный, ах ты, краснопопая обезьяна, ах ты, подмышка енота на субботнике, ах ты, налет на зубной эмали, ах ты, облезлый ноготь и пожелтевшая пятка!!!

– И что же не нравится этому прекрасному человеку? – спросила я, сжимая зубы.

– Он говорит, что ты постоянно оскорбляешь его и вообще грубо с ним разговариваешь.

– И вы ему поверили?

– Если честно, то да, но разбираться в этом у меня нет никакого желания, так что просто попрошу тебя быть более сдержанной.

– Что, и плеваться в него нельзя, проходя мимо?

Селезнев посмотрел на меня укоризненно и вновь углубился в бумаги.

Я вернулась на свое место, взяла ластик и положила его на гладкую и блестящую поверхность стола, взяла папку потолще и, сказав:

– Ну что, Борис Александрович, жаловаться ходили?.. – негодующе плюхнула ее на ни в чем неповинный ластик. Стало значительно легче.

Будильник звонил и звонил, а я все лежала и лежала.

Запиликал телефон, и я, откинув одеяло и проклиная все на свете, отправилась брать трубку.

– Кому тут жить надоело? – угрожающе спросила я.

– Что это ты еще спишь? Тебе давно пора вставать, – затараторила Солька.

Я положила трубку. Телефон зазвонил опять.

– Напрасно ты сердишься, просто мне необходимо тебе кое-что сказать.

– Говори.

– Понимаешь, Славка меня в кино пригласил сегодня, и я вот подумала… что, может, ты с нами пойдешь?..

Я положила трубку.

Телефон зазвонил опять.

– Это очень важно, я же трезвая не могу с ним… Ну, как бы он мне нравится, но в кино… темно же… А ты пойдешь с нами, и как будто у нас дружеский вечер.

– Солька, – начала я, – я с вами никуда не пойду, и вообще, не втягивай меня в свои нездоровые любовные отношения.

– Это не любовные отношения, – запротестовала Солька, – просто так сложилось, и что теперь делать?..

– Я скажу тебе, что делать, – я подошла к зеркалу и посмотрела на свое помятое отражение, – ты выпей, расслабься и получи удовольствие.

– Ты думаешь? – осторожно поинтересовалась Солька.

– Даже не сомневайся, уверена, что все твои ученики, все четыре класса и продленка, так бы и поступили.

Я положила трубку, зажмурилась и сказала:

– Меня окружают сумасшедшие влюбленные, не дай бог стать такой!

Минут пять я чистила зубы. Почему так долго? Просто засыпала: эти движения щеткой туда-сюда меня убаюкивали.

Одеваться мне было приятненько: стопочка одежды 46-го размера бесконечно радовала и умиляла меня. Я надела коротенький желтый свитерок и коричневые брюки. Покрутившись немного у зеркала, я мысленно выиграла не один конкурс красоты.

Настроение было чудесное, и на работу я пришла со щедрой улыбкой на лице, правда, опоздала на пять минут, но кто считает эти копейки…

Мне захотелось сделать что-нибудь прекрасное, поэтому я взяла леечку и стала поливать все три цветка, стоявшие на подоконнике. Под окном суетился народ, накрапывал мелкий дождик, а около ларька с хлебом стоял мальчишка и уплетал бублик.

Жизнь прекрасна!

Я вспомнила, что у Селезнева на подоконнике проживает полудохлый фикус, и, широко распахнув дверь его кабинета… пошатнулась и прислонилась к стене…

Конечно, мне хотелось закричать, да любая бы закричала на моем месте, но руки даны не только для того, чтобы держать ложку, то есть ручку, я хотела сказать, но еще и для того, чтобы вовремя зажать себе рот.

Итак, я не закричала.

Кабинет был в полнейшем беспорядке: кругом валялись клочки бумаг, стулья были перевернуты, ковер сжался в гармошку, стакан с ручками опрокинут, графин разбит, и так далее, и тому подобное. Это все было бы ничего, если бы на полу, раскинув руки и ноги, не лежал абсолютно мертвый Селезнев Валентин Петрович. Вот он как-то тут был не к месту…

Я тихонечко подошла к нему и наклонилась. Никаких ран или еще чего нервирующего не было… Оценив еще раз окружавшую меня обстановку, я пришла к выводу, что тут произошла неслабая драка.

Что делать, я не знала и, растерявшись, заметалась по комнате. Почему-то сначала я побоялась прикоснуться к чему-либо, потом, вспомнив, что я все же секретарша и имею право на некоторые вольности, я стала осматривать валяющиеся на полу бумажки, но ничего интересного не нашла. Сделав решительный шаг к столу Селезнева, я наступила на ручку, нога подвернулась, и я шмякнулась рядом с трупом… Только этого мне не хватало! Вот только еще рядом с покойником я не лежала, просто превращаюсь в Альжбетку… А что это там под шкафом?.. Я, словно партизан в тылу врага, виляя попой и не жалея новенький свитер и брючки, проползла метра три и засунула руку под шкаф… Кассета, обычная кассета для видеомагнитофона, немного треснутая на углу, без надписи…

В моей голове просто колокол зазвучал: бум-бум-бум! Нет, это не в голове, это сердце колотится… Да каждый миллиметр моего тела и каждая частичка моей души кричали, что это – кусок всех необъяснимых событий, что это не просто кассета – это ключ, которым открывается тяжелая дверь под названием «Тайна».

Я выскочила в приемную, вывалила все из сумки на стол, положила на дно кассету и засыпала ее всем своим барахлом, скопившимся за многие годы.

Вот теперь можно известить общественность.

Я открыла дверь пошире и закричала:

– А-а-а!!!

Глава 13

Я становлюсь обладательницей относительного богатства, а также радую следователя отсутствием алиби

Первой прилетела Виктория Сергеевна. Она вопросительно посмотрела сначала на меня, а потом на мой стол. Эта знойная женщина, по всей видимости, думала, что трупы должны лежать только на моем столе. Я махнула рукой в сторону кабинета Селезнева. Виктория Сергеевна подошла к открытой двери, заглянула, повернулась ко мне и заорала:

– А-а-а!!!

Следующим влетел наш программист Юра. У него был весьма помятый вид, такое впечатление, что он ночевал в курятнике: рубашка в гармошку, рыжие кудри приплюснуты на макушке, галстук просто уныло болтался, и для меня так и осталось загадкой, какого же он цвета.

– Что у вас тут стряслось? – спросил Юра.

– У нас тут все та же фигня, то есть труп, – разъяснила я.

Виктория Семеновна перестала кричать, закрыла лицо руками и выскочила из приемной.

Юра посмотрел на лежащего Валентина Петровича, нервно поправил галстук и пробурчал:

– Как же это так?..

Народ начал собираться, ибо Виктория Сергеевна бегала по офису и, надрывая горло, кричала:

– Начальник мертв, все наверх!!!

Крошкин пришел вместе с Носиковым. Они вытолкнули из кабинета Зиночку, которая, словно мышь, сновала по углам и ахала-охала, и начали предпринимать положенные действия.

– Милицию вызвала? – спросил Илья Дмитриевич.

– Нет, не успела, я же тут экскурсоводом подрабатываю, трупы показываю…

– Где Любовь Григорьевна, она уже пришла, она в курсе?

– Нет, Илья Дмитриевич, опаздывает. А что у вас за царапина на лице? – поинтересовалась я.

– Ерунда, – отмахнулся Крошкин, – доставал с антресоли инструменты, так всякий хлам прямо мне на голову и посыпался.

– Я вызову милицию, – сказал Носиков и направился к двери.

Мне не хотелось ничего пропускать, и я сказала:

– Леонид Ефимович, а вы с моего позвоните.

Зиночка куда-то убежала и вернулась с Лариской. Та была уже зареванная, видно, ей успели изложить подробности случившегося. Лариса подошла к телу бывшего любовника, зарыдала навзрыд и уже собиралась было упасть, но ее подхватил Юра. Я с этой сцены не сводила глаз. Как отреагирует Лариса – вот что меня интересовало, но мне показалось, что у нее был просто шок.

– …да, да… это фирма «Ланди», да, у нас опять… мертвый человек… Это директор нашей фирмы, запишите: Селезнев Валентин Петрович… Девушка, пригласите следователя, вы что, не понимаете, это же не шутки!..

– Следователь – Ерохин вроде бы, – шепнула я Носикову.

– Я хочу говорить с Ерохиным, – потребовал Леонид Ефимович.

Дальше мне не удалось подслушать, да и слушать-то особо было нечего. В приемную влетела Любовь Григорьевна: лицо бледное, руки трясутся.

– Этого не может быть, этого не может быть…

Я прислушалась… Виктория Сергеевна все еще бегала по офису с криками:

– Начальник мертв, все наверх!!!

Уж лучше бы она вопила что-нибудь другое, например: «Требую срочно предоставить всем оплачиваемый отпуск!!!»

Любовь Григорьевна схватила меня за локоть, оттащила в угол и забормотала:

– Я туда не пойду, я видеть такого не могу… Это правда? Скажи ты мне, это все правда?!

– Да, Селезнев лежит в своем кабинете, явно не живой, и сейчас сюда прилетит милиция.

– Этот кошмар повторяется! Валентин Петрович, Валентин Петрович… Мы проработали вместе пять лет!

– Сочувствую.

– Нет, он был хороший начальник… и человек тоже… Хотя я не знаю, какой он человек… Мы просто работали… Как это ужасно… Что делать?!

– Леонид Ефимович уже вызвал милицию, нам остается только ждать.

– А как его убили? Как его уби… ох!

– Не знаю, в кабинете все перевернуто, похоже на драку.

– Это ты обнаружила… все это?

– А кто же еще? Вы бы приходили вовремя, без опозданий, было бы мне тогда не так одиноко здесь.

– Прости, я же не знала…

Дальше Любовь Григорьевна зашептала какую-то полную ерунду. Опомнившись, она посмотрела на Лариску, которая ревела в голос на плече у Зиночки.

– А эта что ревет? – спросила финансовая директриса.

– Видать, есть у нее причина… Может, она тайно любила нашего шефа…

Я не стала рассказывать Зориной всю правду. Возможно, Лариска не имеет никакого отношения к делу, так ведь ее, как любовницу, затаскают потом, да и к чему это обнародовать, Селезнев все же был человеком женатым…

Волшебный Борис Александрович стоял напротив нас и бросал на меня какие-то мстительные взгляды: наверное, он в душе надеялся, что все это натворила я и остались считаные минуты до того, как наручники лязгнут на моих руках.

Зашел Гребчук и предложил свою помощь.

– Я вас очень прошу, отловите вы Викторию Сергеевну, пусть замолчит, и ей валериана нужна, наверное. Отведите ее в бухгалтерию, ей там будет о чем поговорить, заодно и успокоится, – попросила я его. – Зина, Лариса, давайте топайте к себе, сейчас к вам в бухгалтерию поступит тяжело больная на всю голову Виктория Сергеевна, окажите женщине первую помощь.

Любовь Григорьевна снова схватила меня за локоть.

– Обыск будет? – спросила она.

– Думаю, да.

– А вдруг там, в кабинете или в сейфе, лежит что-нибудь?..

– Что?

– Ну, знаешь, как бывает: деньги, документы какие-нибудь…

Я повернулась к собравшейся публике и поняла, что мне надо опять принимать меры по изгнанию сотрудников из приемной. Я заглянула в кабинет: там, точно это было поле для гольфа, разгуливали все кому не лень.

– Юра, Люська, Илья Дмитриевич и другие не менее достойные люди, прошу вас очистить территорию: мы ждем милицию и хотим ее

обрадовать своим чутким пониманием происходящего. В тот раз нам не удалось блеснуть соплей на солнце, так давайте блеснем сейчас!

Я еще немного покричала, помахала руками, и вскоре в приемной остались только мы с Любовью Григорьевной. Она протянула мне ключ и сказала:

– Шифр от сейфа: сорок четыре триста сорок два.

– Вы – на шухере, приоткройте дверь и смотрите в щелку, как на лестнице увидите милицию – кричите.

– Что кричать?

– Ну, кричите: «Я самая обаятельная и привлекательная».

Я шмыгнула в кабинет Селезнева, прошла мимо мертвого Валентина Петровича и направилась к сейфу.

– Вы уж простите меня, – сказала я, засовывая ключ в замочек, – придется мне здесь немного похозяйничать.

Я поймала себя на мысли, что в последнее время часто разговариваю с покойниками.

Дверка открылась, за ней был шифр. Я быстренько набрала нужные цифры, задвижка щелкнула, и я открыла еще одну дверку.

В сейфе лежали две пачки стодолларовых купюр, еще одна видеокассета, несколько аккуратненьких конвертиков и три папки с замусоленными бантиками. Кассету и конверты я сунула за пояс брюк и сверху прикрыла свитером, папки и деньги – под мышку. В пустой сейф положила какие-то блокноты со стола, чтобы не подумали, что тут произошло ограбление, все закрыла и вышла в приемную. Я вдохнула что было сил и замерла: не хотелось мне излишней полноты, на которую меня обрекала кассета, но Любовь Григорьевна была в таком состоянии, что мой слегка прямоугольный живот совершенно ее не заинтересовал.

Увидев меня, она бросила свой наблюдательный пост, взяла у меня папки, деньги и побежала к себе в кабинет.

Я же метнулась к своей сумочке: просто молилась, чтобы туда влезла еще одна кассета. Спрятав свою добычу, я отправилась к Зориной.

Тоненькая Любовь Григорьевна металась между стульями, не зная, что делать с этим компроматом.

– Да стойте же вы! – прикрикнула я, отбирая у нее и деньги и папки. – Так, что это за деньги?

– Я не знаю, левые какие-нибудь.

– А не многовато для левых? – поинтересовалась я.

– Многовато… Валентин Петрович иногда без документации продает всякую мелочь, чтобы были наличные на взятки или еще на что, – шепотом сказала Любовь Григорьевна.

– Ничего себе мелочь… И что, никто об этом не знает?

– Да нет, только я, нам это по работе необходимо… Ты же не думаешь, что я хоть раз позволила себе…

– Не думаю, – сказала я.

Вы вот, Любовь Григорьевна, себе бы не позволили, а вот Валентин Петрович, думаю, попроще к таким вещам относился.

– И что же теперь делать с этими деньгами… милиция же…

– Ну, раз милиция, – сказала я, – то наш долг – спасти фирму от позора и дальнейших проверок!

Я протянула одну пачку тонюсенькой директрисе, а вторую взяла себе.

– Это теперь наше, прячьте, и никому ни слова, – сказала я.

– Ты уверена?

– Это единственный выход, – серьезно сказала я, представляя, что куплю на эти бешеные деньги.

– А куда прятать? – растерялась Любовь Григорьевна.

– В лифчик, конечно, – сказала я, запихивая за ворот свитера ровненькую пачечку долларов.

Любовь Григорьевна последовала моему примеру.

– А здесь что? – спросила я, указывая на папки.

Директриса развязала тесемки и стала перебирать бумаги.

– Это договора, это тоже… отчеты…

– Дребедень всякая, я так понимаю?

– В общем да, это можно и не прятать.

– Тогда я это оставлю вам.

Открылась дверь, и на пороге появился уже знакомый нам следователь.

– Ерохин Максим Леонидович.

– Да мы вас узнали, вы нам уже как отец родной, – приветственно сказала я.

Не обращая внимания на мой сарказм, Максим Леонидович задал весьма своевременный вопрос:

– Кто обнаружил тело?

– Я, конечно.

– Почему «конечно»?

– Потому что, как лучший сотрудник фирмы, я всегда прихожу вовремя и просто как человек, не желающий упасть, всегда смотрю себе под ноги.

В приемной послышался шум, защелкал фотоаппарат, из чего можно было сделать только один вывод – наша милиция работает.

В кабинет заглянул высокий молодой человек и сказал:

– Максим Леонидович, смерть наступила около одиннадцати часов.

– Где вы были вчера в это время? – тут же спросил нас Ерохин.

– Я была дома… одна… – забормотала Любовь Григорьевна.

– Я тоже дома, но не одна, как раз в одиннадцать мне снился высокий брюнет с каштановыми глазами…

– Это я выслушаю позже, – сказал Максим Леонидович, – с вами мне все понятно.

Смерив нас суровым взглядом и покачав при этом головой, он вышел.

– А что ему понятно? – засуетилась моя тоненькая директриса.

– Вид у нас, наверное, подозрительный.

– Что, правда?!

Любовь Григорьевна бросилась к зеркалу.

– Шучу. Я пошла.

– Куда?

– Желательно – домой, посмотрю по обстановке; а вы не забывайте, что в лифчике у вас приличная сумма денег.

– У тебя тоже.

– Я не забуду, не беспокойтесь.

Я оказалась в приемной. Работа кипела, и на меня особо никто не обращал внимания.

– Может, мне домой пойти, поспать? – спросила я Максима Леонидовича.

– Нет, я хотел бы задать вам несколько вопросов, сядьте за свой стол и не мешайте нам работать.

Я села за стол и от скуки стала играть на компьютере. Вообще-то, скуки в моей душе было маловато, но я должна была изображать абсолютное спокойствие: мне все время казалось, что цепкий взгляд Ерохина изучает меня.

Алиби у меня нет… Мотива тоже, что утешает… Какое я произвожу впечатление?.. Разное-всякое… Как только я устроилась на работу, так и повалили трупы… Мне это могут припомнить… Эх, Валентин Петрович, вроде неплохой был мужик… хотя кто вас, мужиков, знает?.. Я теперь богата, только бы резинка на лифчике не лопнула… А могут ли обыскать?.. Не думаю, на это нужны какие-то там санкции… Кассеты!.. Что там…

– В каких отношениях с покойным вы были? – услышала я голос Ерохина и оторвалась от компьютера.

– В положительных.

– Подробнее.

– Однажды я оказала Валентину Петровичу особую услугу, – я отмерила паузу, вся милиция, затаив дыхание, смотрела на меня. – Я приучила его пить зеленый чай – это, знаете, полезно для почек.

Ерохин, поняв, что мне надо задавать только конкретные вопросы, спросил:

– Вы состояли со своим шефом в интимных отношениях?

– Что вы имеете в виду?

– Вы с ним спали? – почти ласково спросил Ерохин.

– Вы что! – изумилась я. – Мы же с ним не были женаты.

Ерохин налил себе воды из графина и спросил:

– Вы знакомы с его женой?

– Нет.

– Какие-нибудь друзья или знакомые заходили к Селезневу?

– Нет.

– На ваш взгляд, происходило ли что-нибудь подозрительное в офисе, может, какие-нибудь звонки насторожили вас?

– Звонки нет, а вот подозрительное… было!

– Что именно?

– Несколько дней назад я пришла на работу и обнаружила на столе труп, это можно отнести к подозрительному? – я глупо захлопала ресницами.

– Это я знаю, – вздохнул Максим Леонидович.

В это время из кабинета вышла Любовь Григорьевна. Глаза у нее покраснели, это говорило о том, что она только что плакала, руки тряслись, это говорило о том, что она нервничает, а грудь была нетипично угловатой, и это говорило о том, что в ее лифчике спрятана пачка стодолларовых купюр.

– Вы финансовый директор? – спросил Ерохин.

– Да, меня зовут Зорина Любовь Григорьевна.

– Скажите, а эта фирма принадлежала Селезневу?

– Нет, он просто директор, фирма принадлежит его жене Галине Ивановне.

Глава 14

Кое-что становится понятным, а кое-что – нет

На работе пришлось задержаться, и домой я пришла позднее обычного. Альжбетка дрыгала ногами в ночном клубе, а Солька, по всей видимости, ушла в кино с Лесопилкой. Я позвонила в дверь к тете Паше и уже через пару минут наслаждалась картофельным супом с фрикадельками и теплым пирогом с капустой.

– Давай еще супчику подолью, – сказала тетя Паша, размахивая половником.

– Подлейте, я сегодня вообще ничего не ела.

– А что же ты не бережешь себя совсем, исхудала вон вся.

– Так у меня на работе такое творится… такое…

– А что стряслось-то?

– Начальника моего убили.

– Батюшки, да что же это делается! – вытирая со стола, воскликнула тетя Паша. – За что же его, голубчика?

– Не знаю, – пожала я плечами, – там такое дело: все кругом перевернуто, у начальника ссадины… Драка, видно, была… То ли упал он неудачно, то ли удар был роковой, а вот только фирма наша осиротела.

– Тебя что ж, уволят теперь?

– Все может быть, вот не понравлюсь новому начальству…

– А кто же теперь директором будет?

– Не знаю, фирма эта, оказывается, жене покойного принадлежит, может, сама и надумает управлять.

– И милиция была? – не унималась тетя Паша.

– Куда же без нее, замучили вопросами…

– А кто ж его убил-то?

Я на секунду задумалась: честно говоря, день прошел в такой суматохе, что этот вопрос отошел на второй план. Хотя что тут думать, ясное дело: Потугины постарались, не зря же они звонили и угрожали Селезневу, а он под давлением все же согласился на встречу. Вот и встретились… Не поделили свое богатство, подрались… Результат этой встречи я и наблюдала сегодня утром. Только вот кто из Потугиных участвовал в этом, возможно, что и оба… Мне очень хотелось посмотреть кассеты, но я решила дождаться Сольку, с ней было как-то спокойнее. Я бы и Альжбетку подождала, но она придет только утром, до этой поры я не дотерплю.

– Так известно, кто убил-то? – прервала мою задумчивость тетя Паша.

– Нет, – замотала я головой, – будет следствие… Вот у меня, кстати, алиби нет.

– Алиби – это тебе знакомство какое надо?

– Это мне надо назвать имя того, с кем я была в то время, когда умер мой начальник, кто, так сказать, может подтвердить, что не я начальника замочила…

– Так ты на меня скажи!

Я с благодарностью посмотрела на тетю Пашу.

– Я этой милиции не боюсь, ты скажи, что со мной по рынку ходила.

– Так поздно уже было, и не хочу я вас

впутывать, – сказала я, запихивая в рот последнюю фрикадельку, – да и бояться мне нечего.

– А во сколько же, голубушка, случилось все?

– В одиннадцать где-то…

– Что же я делала-то в одиннадцать… цветы поливала, что ли… Так нет же, вспомнила… Соседи наши нашумели вчера, намучилась я с ними, ничего же не знают, не умеют…

– Какие соседи? – навострила я уши.

– Так новоселы эти, их сосед сверху, Костик, залил, ну знаешь, рыжий такой, пьет все время… Кран не выключил, а в раковине засор; сам напился и спать, вот и затопил их, а уж они давай шуметь, да ты, может, сама слышала?

– Нет, – сказала я, – спала, наверное, уже, я вчера рано легла.

– Они ко мне прибежали… Макар Семенович в тапках мокрых, с тазиком, а Вера Павловна с совком и веником, руками машут, кричат – опомнились… А чего ко мне бежать, что я им тут, пожарная машина…

– Дальше-то что было?

– У них-то телефонов местных служб нету, куда звонить – не знают, побежали наверх, да Костика не добудишься…

– Сколько времени было? Только вспомните точно!

– Десять, я свой сериал глядела, сцену-то показывали – срам один, я смотрела, оторваться невозможно было. Так, а они в дверь звонят… бесстыжие… Я им дала телефоны, все, что есть у меня, и сантехника нашего, и из управы, и вообще все, что нашла. Уж они тут бегали два часа, весь тамбур водой своей залили да натоптали, я полночи домывала за ними. Пока сантехника дождались, пока воду собирали… кошмар, да и только, я спать чуть ли не в два ночи легла…

Я вскочила, чмокнула тетю Пашу в лоб, пожелала ей долголетия и вылетела в коридор. Получалось, что смерть Селезнева лежит вовсе не на совести Потугиных… Мне нужно было срочно посмотреть кассеты!

В коридоре я стала свидетелем совершенно бесстыдной сцены.

Солька, этот образец для подражания четырех классов и продленки, эта учительница, закладывающая в юные души свет знаний, эта вечно правильная Фрося, сейчас стоит на лестничной площадке, откинув голову назад, закрыв глаза от удовольствия, и позволяет огромному Славке одной рукой трогать ее правую ягодицу, а второй рукой – сжимать ее пупырчатую грудь и… лобзать страшными лобзаньями ее коралловые уста…

Фрося, Фрося, ай-яй-яй…

– Это как же вам не совестно, дети мои?.. – добавив в голос побольше строгости, спросила я.

Солька отскочила от Славки и, заикаясь, начала оправдываться:

– А мы что… мы ничего…

– Что удумала на старости лет… – качая головой, напирала я. – А ты что стоишь и смотришь? Нравится, так женись, нечего девчонке мозги пудрить, она девушка порядочная, кто на ней потом женится после этого, из нашего подъезда уже точно никто…

– Ты что, очумела?! – вернулась на грешную землю Солька.

Я засмеялась.

– Простите, кролики, что мешаю вам предаваться сладостному разврату, но у меня срочное дело. Солька, пойдем, а ты, Славка, пили, тумбочки нынче в цене!

Солька, надув губы, последовала за мной. Я видела, как, проходя мимо Славки, она подпрыгнула и чмокнула его в щеку. Хотите правду?.. Я позавидовала.

Мы бросили сумки в коридоре, включили чайник и развалились на диванчике у окна.

– Чего стряслось-то? – скрывая неловкость, спросила Солька.

Я вкратце изложила ситуацию.

– Вот это да! – вскричала Солька. – Ну ты даешь!

– Я-то тут при чем, уж не думаешь ли ты, что это я его угробила?

– Нет, конечно, просто у тебя такая жизнь насыщенная – просто обалдеть!

«Уж лучше бы я с кем-нибудь стены подпирала в подъездах», – подумала я.

– Мы должны все рассказать в милиции, – выпалила Солька.

– Ты надоела мне со своей милицией! И что рассказать-то?

– Что это наши соседи Потугины пришили твоего начальника.

– Это не Потугины.

– Да они, не сомневайся…

– У них железное алиби, – перебила я Сольку.

– Какое такое алиби?

– Я у тети Паши была, она вчера с ними весь вечер воду в тазик собирала.

– Какую еще воду?

– Потугиных затопило, вот они тут и носились колбасой, так что вовсе это не они, а кто-то другой.

– Что, и Тусик, и Вера Павловна… оба здесь были?

– Оба.

– Тогда они наняли кого-нибудь!

– Эта версия – мимо. Когда нанимают, тогда пуля в лоб – и свободен, а там была драка, работал явно непрофессионал.

– Так что же это получается?

– Не знаю.

Я сходила за сумкой, достала из нее две кассеты и кинула их на диван, потом достала из лифчика пачку стодолларовых купюр и тоже плюхнула ее на диван.

– Вот, – сказала я.

– Что это? – изумилась обалдевшая Солька.

– Моя добыча, сейчас будем изучать это все.

– Откуда такие деньги?!

– Из сейфа Селезнева. Мы с директрисой поделились: дебет с кредитом у нее не сходился, а милиции это знать не положено, вот мы с ней и упростили положение.

– Ничего себе, это же куча денег! А что за кассеты?

– Одну нашла под шкафом, вторая в сейфе лежала, есть еще конверты, вот смотри.

Солька взяла четыре конверта в руки, стала доставать из них по листочку и читать:

– «Вам будет интересно посмотреть на это», «Хотелось бы увидеть деньги в ближайшее время», «Последнее предупреждение», «Сумма в двадцать тысяч долларов меня устроит».

Солька посмотрела на меня и спросила:

– Что это?

– Шантаж, – ответила я.

– Какой такой шантаж?

– Самый обыкновенный. Думаю, когда мы посмотрим кассеты, все станет ясно.

Я повертела кассеты в руках, выбирая, с какой начать. Одна, треснутая, из-под шкафа. Сдается мне, там что-то серьезное, из-за нее, возможно, драка и случилась… Пожалуй, начнем с другой… Я засунула кассету в видеомагнитофон, уселась на диван, обложилась пультами, как гранатами, и сказала:

– Пристегните ремни, взлетаем… Сейчас, Солька, мы раскроем это преступление!

Нажав кнопку, я замерла, и Солька тоже.

На экране появилась довольно мутная картинка. Обстановка была до боли знакомой: это первый этаж моего офиса, кладовка, где стоит старый ксерокс и навалены коробки с отчетностью, которую уже давно можно было приравнять к макулатуре. Открывается дверь, и заходят двое… Смех… Они явно навеселе… Зиночка…

– Иди-ка сюда, моя кошечка…

Смех… Обнимаются… Мужчина стоит спиной, и непонятно, кто это… Он еле стоит на ногах, одной рукой обнимает Зинку, второй держится за стену.

– Я же тебе нравлюсь? – спрашивает Зинка, хихикая.

– О тебе весь вечер думаю!

Что-то бормочет, не разобрать… Целуются… Он лезет к ней под кофту.

– Я это смотреть не могу! – кричит Солька и нажимает на паузу. – Это же сущий разврат!

– Дай посмотреть спокойно, и к чему это лицемерие, десять минут назад Славка делал с тобой то же самое.

– Неправда… да и они-то, похоже, на этом не остановятся.

– Если бы я не появилась, вы бы со Славкой тоже не остановились. Сядь и смотри.

Зинка залезла на стол, ксерокс явно был лишним… Мужчина повернул голову и сказал:

– Ты не кошечка, ты рыжая тигрица!

– Тьфу, – влезла со своим возмущением Солька.

– Это Юра! – вскочила я. – Смотри, это же наш программист Юрка!

– Что ты орешь! – возмутилась Солька. – Я твоего Юру в глаза не видела.

– Он женат, у него кольцо на пальце…

– Так, может, он на этой Зинке и женат?

– Ты что, кто на ней женится… То есть не Юра, точно…

В это время страсти накалялись: Зинка по мере возможности улеглась на столе, а Юра нервно расстегивал брюки…

– Мне кажется, что нам не стоит на это смотреть, – заволновалась Солька, – все же это личная жизнь…

– Дай хоть посмотреть, вспомнить, как что делается, – перебила я ее.

Солька потянулась за пультом, я хлопнула ее по руке.

– Да не для удовольствия я смотрю на эти игрища, вдруг там дальше что-то важное…

Дальше ничего важного не было, если не считать пыхтения и наигранных стонов Зинки.

– Плохая она актриса, – подвела черту Солька, – изображает из себя нимфоманку, невозможно это лицезреть…

Юра вышел первым. Когда он открыл дверь, послышались отдаленные дружные голоса, кричали что-то похожее на «Поздравляем! Поздравляем!», потом пошла сетка.

Я отмотала еще немного вперед, чтобы убедиться, что на этой кассете ничего больше не записано, потом посмотрела на Сольку и сказала:

– Все ясно, эти записочки – для Юрки, его шантажировали.

– А может, Зинку?

– Да кому нужна эта Зинка, зачем ее шантажировать, а Юра женат, вот ему и писали: «Вам будет интересно посмотреть на это».

– А у него с Зинкой давно роман?

– Уверена, что никакого романа нет, да Юрка и попался-то случайно.

– Как это – случайно?

– Вот у тебя на работе как отмечают праздники и дни рождения?

– Собираемся в учительской, колбаса, сыр, маринованные огурцы и выпивка.

– Правильно, а что потом?

– Танцуем немного…

– И некоторые разбредаются парочками по кабинетам.

– Ты что, с ума сошла, это же школа…

Я укоризненно посмотрела на Сольку.

– Хорошо… бывает и такое, но после того, как физрук уволился, это уже редкие случаи, – признала она нехотя.

– А куда обычно парочки идут? В привычные, насиженные места, и что это значит?

– Что?

– А то… Нужно просто дождаться ближайшей пьянки, поставить нужное оборудование в этих самых привычных уголках, и все – шантажируй потом кого угодно и сколько угодно.

– Да где же такое оборудование возьмешь?

– Не думаю, что это проблема для знающего человека. Да и качество – посмотри, какое плохое, особо денег в камеры не вкладывали, все по-быстрому, тяп-ляп.

– А почему тогда эта кассета лежит в сейфе у твоего начальника, и письма тоже?..

– Не знаю… и деньги же были…

– Так, может, твой начальник всех и шантажировал?

– Ты что, зачем ему это надо? Пока это все в моей голове не укладывается… Давай другую кассету смотреть.

Мы налили себе чаю и поменяли кассеты. Солька залезла с ногами на мой желтый диванчик и с ужасом уставилась в телевизор: похоже, она ждала худшего.

На этот раз действие происходило в кабинете Селезнева: он сидел за столом и работал. Перекладывая бумаги, он хмурился и даже

в какой-то момент отшвырнул карандаш. Потом он встал и подошел к окну, дверь открылась, и в кабинет вошел… Федор Семенович!..

Солька, расплескивая чай, бросилась к телевизору.

– Не может быть, смотри, как живой!

– Да сядь ты, он и есть живой.

Валентин Петрович, увидев своего одноклассника, улыбнулся, они пожали друг другу руки. Разговора не было слышно, но пока, думаю, мы ничего не пропустили, по всей видимости, они просто здоровались.