Текст книги "Метресса фаворита. Плеть государева"

Автор книги: Юлия Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Ну, я сторож Трофим. А вы кто такие? Отчего ночью шляетесь?

– С пути сбились, – взял на себя роль переговорщика Яков. – В Грузино ехали, заплутали.

– Так вон оно Грузино. – Мужик неопределённо махнул рукой. Не доехали вы.

– Не доехали, так что с того? Скажешь, обратно поворачивать? Можно подумать, вижу я, где здесь сворачивать! Того гляди, барина вместе с каретой свалю. Вот на одну из твоих могил и свалю, э-э-э...

– Свалить никак не можно, – поддержал возницу Трофим. – Что же, коли барин твой не побрезгует, можете у меня до утра посидеть. Избёнка, правда, крохотная, но всё не в чистом поле. Только уж не взыщите, угостить-то вас нечем. Печь я летом не топлю, а обед, что мне племянница из села приносила, давно уж поеден. Вот разве что, коли не побрезгуете, горшок простокваши.

Сторожка оказалась вполне пригодным для жилья, даже в зимнее время, домиком, добротная беленькая печь с лежанкой, лавка вдоль стены, явно для спанья, и ещё одна, на которой стояли какие-то мешки и катка. Крохотный столик со скатёркой у окна.

– Мы тебя сами и покормим и попоим, если желаешь. Правда, Яша? – Пётр Петрович подмигнул слуге, и тот, делать нечего, полез в свои закрома.

Вскоре на столе оказались шмат сала, колбаса, хлеб, лук, четыре пирога, по величине никак не уступающие размеру лаптя сторожа, кроме того, Корытников распорядился поставить одну из бутылок. Теперь он ясно видел, что наглый Яков умудрился умыкнуть комендантский самогон.

Наблюдая, как стол покрывается разными вкусностями, сторож счастливо улыбался, почёсывая затылок.

– Каких хороших гостей Бог прислал!

Сам Корытников пить не пожелал, распорядился, чтобы Яков угостил нового знакомого, а сам сел в стороночке. Запах спиртного после недавнего приключения вызывал тошноту, но тут уже ничего нельзя было поделать. После того как Яков и Трофим выпили по первой и закусили пирогами, Пётр Петрович взял за горлышко бутылку и, разглядывая мутную жидкость на свет, поинтересовался, хорошо ли сторож знает доверенные ему могилы. Когда же тот побожился, что сможет на спор с закрытыми глазами найти любую, позволил Якову налить ещё по одной и предложил проверить его память.

– Какую ищем? – с азартом поглядывая на вновь уплывающую бутылочку, осведомился Трофим. – Аглаю Лукьянову – кормилицу помнишь?

– Как не помнить? – расплылся в широкой улыбке сторож. – Родители там её и сынок новорождённый похоронены. Знаю.

– Показать сможешь?

– Обижаешь, барин! – Сторож поднялся, схватил кружку и тут же с сожалением поставил её на место.

– На лёгкий ход ноги? – догадался Корытников. И, заметив, как сверкнули глаза Трофима, прыснул ещё понемногу ему и Якову.

Вышли из избы, у сторожа оказались дополнительные фонари, так что теперь у каждого был свой собственный источник света и можно было надеяться, что поход через кладбище не увенчается сломанной ногой или синяком под глазом.

– А не боязно?! – усмехнулся Трофим.

– Ты тут днюешь и ночуешь, и ничего. – Корытников шёл по узкой тропинке, с подозрением разглядывая ограды и кресты.

– Мне-то что? Я тут свой. Почитай, полкладбища родственники, а вот вы пришлые. – Он попытался было развить мысль, но Пётр Петрович попросил его замолчать, ещё неизвестно, как россказни о воскресших мертвецах и пришлых на территории кладбища могли бы подействовать на суеверного Якова.

Выглянувшая из-за тучи луна осветила возвышающуюся на пригорке со стороны деревни церквушку, должно быть, ту самую, где совсем недавно отпевали Минкину, но в темноте Корытников не узнал даже её очертаний. Меж тем дорожка превратилась в тропку, ведущую вниз.

– Аккуратно тут, под ноги смотрите. – Трофим ловко лавировал между могил, поминутно крестясь и кланяясь, точно здороваясь с усопшими. – Ну, вот и пришли. Вот тут Артемий Нилович, тут Прасковея, тут...

– А где сын Лукьяновой? Тот, что в один день с барчонком народился? – Корытников затаил дыхание.

– Да вот же – прямо перед тобой. Только не приходил сюда давно никто. Аглая сколько годков уже при комендантской роте в прачках. Здесь не показываются. Да и не простое дело – нынче сюда добраться. Муж-то её калекой с войны вернулся. А самой не разорваться же... Вот, пока платили, ухаживал за могилками-то, теперь...

Корытников удовлетворённо кивнул и решительно направился обратно к сторожке.

Простокваша оказалась более чем кстати, Пётр Петрович получил в своё полное распоряжение горшочек, заедая неприятный вкус во рту и постепенно отходя от тяжёлого дня. Голова болела и немного кружилась, но он не придавал этому значения. Яков получил приказ непременно напоить сторожа допьяна, но при этом самому оставаться, по силам, трезвым. Но тот, по всей видимости, всё же норовил выказать неуместное усердие.

Поняв, что странный барин больше не покушается на горилку, Трофим налёг на выпивку, даже манкируя закуской, так что вскорости действительно захрапел, положив голову на стол.

– Что же, пора. Идти сможешь?

Яков поднял на барина осоловелый взгляд, но приказ выполнил.

Найди, где у него здесь лопаты, только постарайся не шуметь. Слуга, покачиваясь, вышел и вскоре действительно вернулся с двумя лопатами. Должно быть, сторож держал инструмент, чтобы следить за могилами. Не все же имеют такую возможность, кто-то слишком стар, кто-то горд, или вот как с Лукьяновыми – переехали в другую деревню. Могилы же бросать – грех. Вот и приплачивают кладбищенскому сторожу, чтобы доглядывал. Где крест поправить, чтобы прямо стоял, где оградку подновить.

До самой могилы Яков шёл молча, прокручивая в уме, для чего барину понадобились лопаты.

– Всё. Здесь копаем. – Корытников поставил свой фонарь на соседнюю поросшую мокрицей и земляникой могилку, снял сюртук, аккуратно сложил его подкладкой наружу и, устроив рядом с фонарём, взял одну из лопат.

– Могилу? – мрачно уточнил Яков, но вопреки всему на свете противиться и скандалить не стал, а перекрестившись, поплевал на ладони и принялся за дело.

Своего новорождённого Аглая подхоранивала в уже существующую могилу, так что копать пришлось недолго. Вскоре лопата Петра Петровича коснулась чего-то твёрдого, Яков, спрыгнув в яму и очистив со всех сторон гробик от земли, расшатав его в яме, наконец, с кряхтением поднял и поставил перед хозяином.

В ожидании, когда слуга выберется из могилы и откроет гроб, Пётр Петрович рассматривал стоящий перед ним предмет. Маленький, некрашеный, из плохо обструганных досок ящик почти весь уже прогнил, так что, не случись у Якова с собой ножа, его можно было бы, наверное, сломать руками. Гробик пах землёй, впрочем, чем ещё он должен был пахнуть после почти четверти века лежания в могиле?

Насквозь гнилая крышка поддалась сразу, то, что лежало в гробу, было завёрнуто в цветастую ситцевую тряпку. С отвращением, двумя пальцами, Корытников тихонько потащил её на себя, заранее готовый увидеть крохотный скелет. Помогающий барину Яков поднёс фонарь, дабы тот мог разглядеть содержимое гроба, лицо обнажилось и два горящих в свете фонаря глаза злобно уставились на ночных гробокопателей.

Глава 15. Приключения Петра Корытникова

Пётр Петрович и Яков отскочили одновременно, при этом слуга уронил фонарь, так что на несколько мгновений гроб оказался в зловещей тени. Корытников попятился, осеняя себя крестами. Не смея отвести глаз с раскрытого гроба, нащупал у себя за спиной второй фонарь, взял его в руки. В гробу лежала изрядно прогнившая кукла с глазами-зеркальцами. Широколицая, с опущенными уголками рта, она казалась недовольной тем, что кто-то посмел побеспокоить её сон.

– Пугало это. Вот что, – пьяно усмехнулся быстро справившийся с шоком Яков, снова зажигая погасший было фонарь. Корытников понял, что кучер держится только за счёт выпитого алкоголя. Блокнот, в котором Пётр Петрович обычно зарисовывал интересующие следствие предметы, бесследно пропал, так что он попытался запомнить куклу в деталях.

На востоке небо начало светлеть. Корытников приказал закопать находку, пока никто не заметил, что они осквернили могилу. Слуга не возражал.

Справившись с работой, они вернулись в сторожку, наблюдая, как красное солнце сонно выползает на небо. Почему-то подумалось, что дневное светило тоже вылезло из приглянувшейся ему могилы, где нашло ночной приют.

Полностью скрыть следы преступления не получилось, но Корытников надеялся, что, обнаружив неполадки, сторож, от греха подальше, приведёт могилку в порядок, не жалуясь властям. И то верно, как он объяснит нахождение на кладбище в ночное время совершенно посторонних людей?

Будить Трофима не стали, завтракать тоже. Понимая, что если обнаружится, что они с барином делали ночью на кладбище, им не поздоровится, Яков не настаивал на перекусе. Припасов не осталось, но Корытников надеялся купить что нужно по дороге в одной из деревень или заехать в первый попавшийся придорожный трактир. Добравшись до развилки, они решительно повернули от Грузино, направившись в сторону Ям-Чудово.

– Вот они, документы Анастасии Шуйской, – довольный собой заседатель Уголовной палаты Мусин-Пушкин положил перед Псковитиновым запрашиваемые бумаги. – Выдали.

– Садитесь, пожалуйста. – Псковитинов рассмотрел под лупой подпись адвоката Тамшевского[73]73
  Адвокат Тамшевский сделал поддельные дворянские документы Минкиной. Упоминается в книге А. И. Ракитин, «Загадочные преступления прошлого», 2001 г.


[Закрыть]. Она оказалась смазанной и нечёткой, тем не менее эта закорючка была прекрасно известна в судейском мире. – А не тот ли это каналья Тамшевский, который пропал в прошлом году?

– Скорее уж сбежал, – явил осведомлённость Иван Петрович.

– Так. – Псковитинов собирался с мыслями. – Без Корытникова, точнее, без его батюшки тут, пожалуй, не разберёшься. Придётся за Петром Агафонычем посылать в Ям-Чудово. Я ему уже писал, чтобы прислал списки с документов по пропавшим детям и по Шумскому, но теперь даже не знаю, такая каша заваривается...

– Может, в архив послать? – неуверенно предложил Иван Петрович. Разглядывая убранство залы, в которой принимал его Псковитинов. Должно быть, в связи с повышенной важностью дела губернатор повелел выделить для нужд следствия Александру Ивановичу Псковитинову лучшее, только после ремонта, помещение Уголовной палаты. По бокам комнаты стояли обитые штофом стулья в два ряда, сдвинутые так близко друг к дружке, что протиснуться во второй ряд не представляло возможным. В таком порядке им приходилось стоять вплоть до заседания, когда их расставляли шире, да вольготнее. Пока же мебель специально была оттиснута к краям, дабы оставить больше места для движения. Тяжёлые гардины на окнах были подобраны в тон обивки стульев. На потолке красовалась роскошная люстра на пару дюжин свечей. В простенках были закреплены зеркала аршина три в ширину и пять в высоту. Роскошно!

– А какое дело поднимать? – Псковитинов задумался.

– Так дело адвоката Тамшевского. – Лицо Мусина-Пушкина раскраснелось, круглые очки запотели, и он был вынужден снять их и тщательно протереть платком.

– Не слышал про такое, – удивился Александр Иванович.

– Было, было. Я давным-давно от самого Петра Агафоновича слышал, вы же его знаете, что не слово, то по службе. Мы с отцом тогда собирались в гости к родственникам, именины у кузины Оленьки, и Петра должны были с собой взять. Родители его в ту пору отчего-то не могли ехать, хотя и были приглашены, Петька же в Ольгу был влюблён и очень страдал, что пропустит такое событие. Я переговорил с отцом, а он с Петром Агафоновичем решили, что мы заедем за Петей и после обратно его привезём. Так и сделали. Думали, приедем, он тулупчик набросит – и к нам в карету, да не тут– то было. Оказалось, что-то там у них не готово – в общем, нас в дом пригласили, чаю налили, а пока чаёвничали, Пётр Агафонович моему отцу всё про этого клятого Тамшевского рассказывал. Как сейчас помню, сенатским расследованием грозил. А вот что дальше произошло, не ведаю.

– Дивная у вас память! – Псковитинов откинулся на спинку стула. – Сколько лет-то прошло? Я ведь помню этот день рожденья. И Петьку помню, когда он рыцарский замок, собственными руками построенный, Ольге Николаевне презентовал. Сколько же это лет прошло? Дайте вспомнить?

– Чего вспоминать-то, мне тогда ровно десять исполнилось, так что тридцать два года.

– Да, действительно. Что же это получается, адвокат Тамшевский ещё тогда занимался фальсификацией документов, и ему всё сошло с рук? Прошло ещё несколько лет, и он, как ни в чём не бывало, выдал бумаги Минкиной. Про которую доподлинно известно, что она родилась в Гатчине, в семье кузнеца Фёдора Минкина. Год назад Пётр Корытников ведёт дело об утоплении управляющего Грузино Синицина и в связи с этим поднимает давние дела о сыне Настасьи, Михаиле Шуйском, и тогда же пропадает Тамшевский. Похоже ли это на совпадение?

– А я вам о чём?! Минкину никто дворянкой не считал, а если и принимали, то, что называется, по обязательству, а то и по долгу службы. Впрочем, вы же знаете, Алексей Андреевич с означенной особой редко у кого показывался. А вот у себя они приёмы устраивали знатные. Хотя это не меняет дела. Может, мне в Ям-Чудово съездить? Как вы будете отрываться от дела? Столько подозреваемых, их же всех допросить нужно. Да и с Петром Петровичем можете разминуться.

– Да, вы правы. – Псковитинов поднялся, вслед за ним поспешно встал и Мусин-Пушкин. – Пойду, что ли, в архив, может, там что найду. – Он задумался, стоит ли говорить Ивану Петровичу, но всё же решился. – К супруге Аракчеева я одновременно с вами секретаря суда отправил.

– Линькова? – зачем-то переспросил Мусин-Пушкин.

– Его самого, – думал, он быстрее вашего обернётся, да вот ещё нет.

– Не извольте беспокоиться, явившись из командировки, Линьков первым делом к жене и деткам заскочит, пока всех расцелует, пока подарки раздаст, вот и время прошло. Не беспокойтесь, как только все дорожные байки малышам перескажет, сразу же в суд явится.

Вопреки опасениям, что их непременно догонят на пути в Ям-Чудово, всё было более-менее спокойно. Они даже сделали небольшую остановку в примостившемся у большой дороги трактире, где напоили лошадей и прихватили себе в дорогу пару кругляшей кол басы, хлеб, сыр и молоко. Останавливаться не стали, Корытников умирал от усталости, но старался бодриться, то и дело обращаясь с каким-нибудь вопросом к готовому заснуть на козлах Якову. На дороге уже попадались телеги, запряжённые мощными меринами и даже волами. Подрядчики перевозили древесину и камни на ближайшее строительство, поставщики спешили к сроку доставить в трактиры и лавки бочки с вином, корзины и мешки со всякой необходимой в хозяйстве всячиной. Приметив на одной из телег целый ящик знаменитого шампанского «Клико», Корытников невольно вспомнил о стоящих рядом военных частях. Воспоминание было не из приятных. Одновременно почему-то подумалось, что Аракчеев почти совсем не употребляет вина, предпочитая в любых жизненных ситуациях иметь трезвую голову. В Грузино, правда, их угощали отменным вином, но это говорило только о том, что гостеприимный хозяин не желал тем или иным образом ущемлять интересы и привычки своих гостей.

Сам Пётр Петрович вряд ли стал бы отказываться от рюмочки любимой мадеры, но чтобы напиваться как свинья... Несомненно, оглушивший его и позже насильно напоивший башибузука понятия не имел о привычках следователя, рассчитав, что, очнувшись далеко от комендантской роты, Корытников, согласится с тем, что, должно быть, действительно перебрал вчера с господами офицерами. Возможно, со многими другими такой фокус и прошёл бы за милую душу. Во всяком случае, уже то, что собственный слуга подтвердил бы факт праздника, и привело бы в результате к тому, что незадачливый следак принял бы всё за чистую монету и, даже обнаружив шишку на голове, решил, что навернулся в угаре на какой-нибудь дверной косяк. Корытников никогда не прикасался к сивухе, для него сам её запах казался отвратным, поэтому, узнав, что вчера он будто бы напился, и, понюхав свою залитую водкой и блевотиной одежду, он моментально заподозрил неладное.

Корытников втянул ноздрями воздух, явственно ощущая доносящийся неведомо откуда запах гари. По мере приближения к Ям-Чудово горелая вонь сделалась ощутимее, а за леском виднелась то ли туча, то ли чёрное от копоти облако. Пожар! С самыми тревожными предчувствиями они въехали в село. Яков направился по главной дороге, ведущей к барскому дому, заметив их, люди оставляли свои дела и молча следовали за коляской.

– Что им нужно? – встревожился Пётр Петрович. – Гляди, за нами уже целая процессия движется. Что бы это могло значить?

Но вместо того чтобы остановиться и задать вопрос, Яков щёлкнул кнутом, подгоняя лошадок. Молчаливая толпа ускорила шаг, стараясь не отставать от коляски Корытникова.

– Да, что это такое?! Эй, останови, что ли. Нужно же узнать, что им всем от нас нужно.

Но Яков точно не слышал барина, с перекошенным от ужаса лицом, он вглядывался в то место, где прежде стоял дом отставного следователя Петра Агафоновича Корытникова.

Пожар давно закончился, но пепелище ещё дымилось, из-под чёрных обугленных досок торчали такие же чёрные печи с трубами, в доме Корытникова их было три. Забора не наблюдалось, зато изящная литая калитка оказалась практически нетронутой и смотрелась посреди пепелища, как врата в ад. Возле дома стояли, не подпуская любопытных, вооружённые солдаты.

– Стой! – скомандовал один, когда Пётр Петрович на ходу выпрыгнул из коляски, бросившись к пепелищу.

– Я сын Петра Агафоновича Корытникова! – сдерживая рыдания, выкрикнул он.

– Это барин. Барский сын. Это же Пётр Петрович, пустите его! – раздалось сразу же несколько голосов.

– Сочувствую вашему горю, но не положено. – Навстречу Корытникову вышел молодой человек в форме полицейского. Есть жертвы. Ведётся расследование. Чем могу служить?

Корытников порылся в кармане и извлёк подписанный губернатором документ.

Отдав честь, полицейский пропустил его перед собой. Пётр Петрович сделал несколько неровных шагов, тут же вступив в жидкую грязь. Прежде под окном отцовского кабинета располагалась небольшая ухоженная клумба, старик обожал этот крохотный цветничок, предпочитая его даже специально построенной для него английским мастером оранжерее за домом. «Выглянешь после работы, а они тебе улыбаются», – говаривал, бывало, Пётр Агафонович. Теперь клумба была уничтожена, цветики вытоптаны, должно быть, люди пытались затушить разбушевавшееся пламя.

Пётр Петрович бросился к дому, угли всё ещё сохраняли тепло, а в некоторых местах продолжал куриться дымок. Среди обгорелых вещей работали несколько полицейских чиновников. Корытников кивнул знакомому медику – другу отца, в ужасе оглядывая последствие катастрофы.

Кухня, расположенная в левой части дома, пострадала, наверное, меньше всего, судя по характеру разрушений, огонь сосредоточился в кабинете и спальной отца. Отвратительный запах гари забивал ноздри.

Пётр Петрович закусил губу и хотел уже пройти в то, что осталось от рабочего кабинета и библиотеки, когда доктор решительно преградил ему дорогу.

– Там нашли тело.

У Петра Петровича сжалось сердце. Доктор Корф до боли сжал его локоть.

– Я не могу утверждать, что это он. Тело очень сильно обгорело. Мы запросили помощи из Тихвина...

Корытников отдёрнул руку и, почти оттолкнув Корфа, направился к кабинету отца, точнее, в то, во что он превратился, доктор последовал за ним.

На пепелище он застал двух следователей, один из которых, стоя над трупом, зарисовывал его положение в блокнот.

Сначала Пётр Петрович увидел только обгорелый охотничий сапог, потом, когда, заметив их, полицейские расступились, он застонал, узрев перед собой скрюченный чёрный труп. В нос ударил кухонный запах горелого мяса, который казался особенно неприличным в сочетании с видом лежащего здесь же покойника.

Корытникова затошнило, всё поплыло перед глазами, но он сумел взять себя в руки, попросив у подошедшего доктора Корфа стакан воды. Как ни странно, воду удалось раздобыть практически сразу, не посылали к соседям, не тратили лишнего времени. Скорее всего, работавшие здесь уже некоторое время полицейские успели запастись колодезной водой задолго до того, как коляска Петра Петровича приблизилась к деревне.

Холодная вода продавила собравшийся в горле комок, заставив мысли двигаться в правильном направлении.

Первым делом следовало осмотреть всё вокруг. Знакомый полицейский, теперь Корытников вспомнил его имя – Антон Шульгин, младше его самого лет на пятнадцать, из семьи отставного судьи. Так вот, именно этот Антон Антонович Шульгин сообщил Петру Петровичу, что в кабинете ещё практически ничего не успели тронуть. Труп находился в том положении, в каком его обнаружили. Собственно, его и не трогали, потому что решили сначала зарисовать.

Корытников склонился над останками, в который раз внушая себе, что никто ещё не доказал, что это именно его отец. Очень трудно работать на убийстве знакомых, тем более родственников. Идеально, когда жертва тебе не знакома, когда нет личных связей, не одолевают воспоминания. Но тут...

Правильнее, нет, профессиональнее было бы дождаться следователя из города, чужого человека, который бы... Нет, чушь, ересь, что сможет чужой заштатный сыскарь сделать такого, чего не оси лит он – один из лучших новгородских следователей? Чушь! И к чёрту личные сантименты, никто ещё не доказал, что это именно отец.

«А кто же ещё? – поинтересовался внутренний голос. – Судя по увиденному, пожар приключился ночью, кто мог оказаться в кабинете отца в столь неурочное время? – Да, кто угодно. Старый слуга, явившийся затушить свечи. Гость, отец был весьма хлебосольным хозяином, он... Ты сам сказал "был"!»

Пётр Петрович попросил ещё воды и протёр лицо, стараясь избавиться от наваждения. Итак, прежде всего необходимо заставить себя хотя бы осмотреть труп. Волосы и кожные покровы лица полностью сгорели, превратившись в чёрную корку, глаза лопнули и вытекли, рот приоткрыт, тело съёжилось в позе зародыша – обычная история, все трупы в огне скрючиваются подобным образом. Одежда тоже сгорела, на пальцах никаких украшений, но да отец и не признавал колец и цепочек, только карманные часы. Но дело происходило ночью, и, если человек встал с постели для того, чтобы что-то спешно записать, вряд ли он будет брать с ночного столика часы и тащить их за собой в кабинет. Зато возле живота трупа обнаружился массивный подсвечник. Корытников обвёл взглядом труп, пытаясь разглядеть, не упустил ли что-либо, и только тут обнаружил, что тело лежит не на полу, а на какой-то столешнице. Да, совершенно верно, сломанный стол.

– Антон Антонович, – не отрывая взгляда от трупа, позвал Корытников, вместе с Шульгиным подошёл полицейский с блокнотом. – Посмотрите, тело лежит на сломанном столе, – указал он.

– Да тут всё сломано: шкафы, стулья, стены... – не понял Шульгин. – Огонь, знаете ли... А вот видели ли вы подсвечник? – Стараясь не смотреть на обезображенный труп, Антон кивнул в сторону находки. – Полагаю, этот человек обронил свечу, огонь попал на занавески или скатерть – и начался пожар.

– И он бы не потушил его? – усомнился Корф. – Не позвал бы на помощь? В доме человек пять слуг.

– Может, стало плохо с сердцем, жертва упала в обморок, свеча запалила скатерть – и...

– Так или иначе, тело упало на стол и сломало его своим весом. – Пётр Петрович обошёл труп с другой стороны и, стараясь ни к чему не прикасаться, осмотрел череп. В затылке обнаружилась дыра с расходящимися в стороны паутинообразными трещинками.

– Полагаю, он был убит вот этим подсвечником, упал на столик, после чего убийца поджог дом. Когда, по вашим сведениям, начался пожар?

– Крестьяне говорят, за полночь.

– Отец ложился спать самое позднее в десять. Есть тут кто-нибудь живой?

В живых остались кучер Филимон, который как раз в этот день был отпущен барином на рыбалку, а следовательно, не застал и пожара, старуха, много лет служившая в доме у Петра Агафоновича нянькой да ключницей, и Лёнька – хворобый мальчонка-подкидыш, которого Корытников-старший держал при себе, для развлечения обучая сиротку чтению и письму и заботясь о нём так, словно тот был его собственным внучком.

Пётр Петрович попытался поговорить с бабкой, но та только плакала и молилась, осмотрел труп, по всей видимости, задохнувшегося в дыму старика садовника. В доме не удалось обнаружить денщика Филимона и старого слуги Михалыча, в стойле не было ни лошадок, ни брички.

– Филимона Васильева в розыск. – Разгадал загадку на свой лад Шульгин: – Убил барина, скорее всего, ограбил, да ещё и на его лошадях укатил. Орёл!

Опрошенные крестьяне припомнили, будто в сумерках слышали колокольчик с господской коляски, но никто не мог указать точного времени.

– Отец жив и уехал ещё до пожара вместе с Филькой, – после недолгого раздумья сообщил Корытников полицейским. – Вчера был почтовый день, стало быть, он мог получить какое-нибудь важное письмо. С учётом произошедших в последнее время событий и проведения в Новгороде расследования убийства правильнее всего было бы предположить, что Псковитинов отправил сюда официальный запрос. Если Александр Иванович не сделал этого с курьером или не отправил к отцу полицейских, а такое дело, как официальный визит полиции, не скроешь, стало быть, отец получил письмо. В почтовый день – более чем реальное предположение. А получив письмо, единственное, что он мог сделать, учитывая его темперамент и опыт работы, собрался и поехал на ночь глядя.

– Согласен. Дороги у нас, в Санкт-Петербурге таких нет, хоть днём, хоть ночью, хоть в дождь, хоть в снег разъезжай. Аракчеев Алексей Андреевич за этим делом зорко следит, спуска не даёт. Если всё было, как вы говорите, они должны были спешить на первый паром, – сообразил доктор.

– Следовательно, теперь он уже на пути к Новгороду, и догнать его мне не представляется возможным. – Пётр Петрович с унынием оглядел свой пропахший дымом сюртук.

– Но вы точно уверены, что ваш отец... – Шульгин замялся. – Ну, что он всё же уехал, а не услал одного денщика? Возраст всё же и вообще...

Корытников почувствовал острую боль в сердце.

– Отец ложился спать до десяти, пожар случился приблизительно в полночь. Если бы он вышел что-то написать к столу, у него на ногах были бы мягкие шлёпанцы, а никак не сапоги.

– Вы правы, Пётр Агафонович страдал водянкой, я с неделю назад провёл с ним операцию по откачке воды, стало значительно лучше, тем не менее без чрезвычайной необходимости он не стал бы натягивать сапоги, тем более ночью... – радостно поддержал его Корф.

– А кого в таком случае мы нашли в кабинете? – не отставал Антон.

– Его старого слугу Михалыча. – Пётр Петрович печально вздохнул. – Славный был дед, но жутко бережливый, все деньги складывал, сколько себя помню, отец ему отдавал свою старую одежду, возможно, и обувь.

Остановиться было негде, напоив лошадей, Пётр Петрович определил оставшуюся без крыши над головой бабку в один из домов, пообещав на будущее наградить гостеприимных хозяев за заботу о старухе, выплачивая её содержание. Хуже обстояло дело с мальчишкой. Узнав, что старый хозяин, возможно, погиб, он рыдал и трясся, синея лицом и, как казалось, готовый в любой момент упасть и забиться в падучей. Понимая, что, если с ребёнком что-нибудь случится, отец обвинит в этом прежде всего его, Пётр Петрович забрал Лёньку с собой.

Вместе с закончившим свою работу на месте происшествия и подписавшим все бумаги доктором Корфом они добрались до его дома, где Корытников наконец переоделся и, оставив несчастных лошадей и коляску на попечение докторской дворни, направился на станцию, где при помощи Шульгина раздобыл для себя свежих лошадей. Можно было особенно не спешить, так как на переправе всё равно пришлось бы ждать парома, но только, как говорит мужик, на Бога надейся, а сам не плошай. Это ведь повезло, что есть лошади и их отдают по первому требованию, но стоит только расположиться с удобством за столом, положить в борщ ложку жирной сметаны, налить рюмку, нет, впрочем, после приключения в комендантской роте Корытников не мог даже думать о спиртном. Впрочем, не суть, стоит только сесть за стол, как откуда ни возьмись прикатит какой-нибудь генерал и заберёт твоих лошадей, а сколько потом ждать?.. Конечно, у полицейских тоже есть лошади, но ведь они им, поди, для дела могут понадобиться. Поэтому Пётр Петрович велел запрягать и, прикупив в ближайшем трактире корзину припасов, а также получив от Корфа пару пледов, все трое отправились в обратный путь.