355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юлия Голубева » Рим. Цена величия » Текст книги (страница 15)
Рим. Цена величия
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 23:57

Текст книги "Рим. Цена величия"


Автор книги: Юлия Голубева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

XXVIII

Кальпурния медленно угасала. Мертвенная бледность покрыла ее некогда румяные щеки, чернота окружила запавшие глаза, на губах выступала белая пена. Юния, в темной тоге, с влажным лоскутом в руке, все время сидела рядом и вытирала эту пену. Когда начинался жар, мачеха бредила, металась по кровати, покрывалась обильным потом.

– Марк! Марк, где ты? – все время звала она. – Почему тебя нет рядом? Я не вижу тебя!

Юния все так же молча, силой укладывала ее на место, поправляла сбившиеся простыни. Силан должен был вернуться завтра – срочный курьер привез с Капри ответ, что он немедленно выезжает. Кальпурния болела уже пять дней. Занемогла она неожиданно, отведав фиников, привезенных из Египта. Юния, едва вернувшись, сразу уложила ее в кровать, обложила грелками, меняя теплые на ледяные. Жар и озноб чередовались каждый час. Началась обильная рвота. Гемма и Хлоя сбились с ног, меняя белье. Паллант следил, чтобы нежный бульон готовился из свежих цыплят и тщательно процеживался – никакой другой пищи желудок больной не принимал. Гай Цезарь прислал дворцового врача. Но ничего не помогало, состояние только ухудшалось, Кальпурния сильно похудела, щеки впали, руки покрылись темными пятнами. Из цветущей пышной красавицы она превратилась в старую развалину. В доме воцарились тишина и печаль. Рабам было приказано сменить светлые одежды на темные, Паллант готовил похороны. Новоявленные клиенты и знакомые выражали соболезнования. Объявили, что свадьба Юнии откладывается.

Но никто в Риме не догадывался, что два человека в доме радуются этим грустным событиям – те, кто это подстроил.

Днем Юния изображала убитую горем падчерицу, а по ночам они с Калигулой тайком предавались наслаждениям или у нее в покоях, или убегая в лупанар Лары Варус. Клавдилла выдавала себя за Квинта Юния, вновь переодеваясь мужчиной. Они попадали в переделки в ночных тавернах, грабили случайных прохожих, избивали и сбрасывали их в канаву, поджигали дома. «Разведчики» – так гордо именовали они себя. В компанию входили два известных гладиатора, которым после запрещения Тиберием публичных зрелищ негде было применять свое умение, актер Аппелес, кое-кто из преторианцев, и новое лицо – возничий Евтих. Его Калигула приблизил к себе, доверив уход за Инцитатом. Конь обещал быть лучшим на скачках, к тому же Евтих выступал за «зеленых» [12]12
  В скачках участвовали четыре колесницы, различавшиеся по цвету платья своего возницы, отсюда и возникло название партий приверженцев того или иного возницы: «красные», «белые», «зеленые» и «синие».


[Закрыть]
, а Калигула являлся их горячим приверженцем. Субура стала их вторым домом, каждый закоулок был знаком, самое грязное заведение почтено вниманием.

Вернувшийся Силан не отходил от постели больной супруги, отлучаясь лишь на заседания в курию. Благодаря тонкому уму, неожиданно открывшимся ораторским способностям и благоволению цезаря он приобретал все больший вес в Риме.

Болезнь стала отступать, состояние Кальпурнии понемногу улучшалось. Она начала изредка вставать и бледной тенью бродила по перистилю, присаживаясь у фонтана и любуясь игрой диковинных рыб. На щеки возвращался румянец, фигура снова обретала пышность.

Свадебные торжества, отложенные ранее на месяц из-за отъезда Силана на Капри, приближались, теперь ничто не могло этому помешать. Старый Тиберий слал письма с Капри «сиятельным отцам-сенаторам», дело Акунции завершилось, несчастную матрону осудили, и восхищенный ораторскими способностями Лелия Бальба сенат предложил наградить обвинителя. Но неожиданно этому воспротивился народный трибун Юний Отон, и сенаторы теперь с интересом наблюдали за разгоревшейся меж ними борьбой, обсуждая в банях ход событий и споря, кто из них одержит победу.

Неутомимый Домиций без счета тратил сестерции, каждый день посылая Юнии роскошные цветы. Агриппинилла уехала в Анций: ее гордость и любовь были растоптаны окончательно, когда ей передали слова супруга. Когда все узнали, что Агриппинилла ждет ребенка, в ответ на поздравления друзей он воскликнул, что, верно, ее обрюхатил Макрон, когда она на коленях вымаливала у того милости. Весь Рим пребывал в возмущении.

Клавдилла поражалась его настойчивости в безнадежном деле. Агенобарбу грозила ссылка за разврат с собственной сестрой, а он даже и не пытался защищаться, пользуясь тем, что Энния упросила Макрона отложить рассмотрение дела на неопределенный срок и выпустить врага из-под ареста.

Калигула рассказал невесте, что, после того как преторианцы взяли Домиция под стражу в доме Ливиллы, он попытался сбежать на пути в Рим: ему, знатному римлянину, претила мысль въезжать в город под стражей на глазах плебеев. Он хлестнул упряжку, понесся вскачь по Аппиевой дороге и с разгону, нарочно со злости подгоняя коней, задавил крестьянского мальчика, игравшего на обочине. «Что ж, плебеи плодовиты, – заметила Юния, – нарожают еще».

Кассий Лонгин последовал совету Макрона и вернулся в Капую, оставив Друзиллу в Риме. Она наслаждалась свободой, приглашая по ночам к себе Фабия Персика. На форуме ходили всевозможные сплетни об их распущенности.

Рим жил ожиданием небывалых свадебных торжеств. Храмы форума чистили, мыли, сгоняли жертвенных животных. Каждый в Риме перед сном упоминал в молитве Гая Цезаря и его прекрасную невесту, желая им счастья и любви. Везде, где бы ни появлялись нареченные, раздавались приветственные крики, и огромная толпа сопровождала их по городу. Множество клиентов осаждало дом Силана в надежде на милости могущественного сенатора, на обеды стекалось такое количество приглашенных, что триклиний пришлось срочно расширять. Достраивались и жилища для многочисленных рабов, Паллант приобретал все новых и новых работников: искусных поваров, лучших танцовщиц, актеров, садовников для загородных домов, служанок, рослых носильщиков. Каждое утро с Велабра на нескольких телегах доставлялась всевозможная снедь. Из Остии подвозились изысканные яства с разных концов империи.

Силан выкупил соседние здания, принялся перестраивать дом Ливии, превращая его в настоящий дворец. Тиберий нашел в его лице надежную опору в сенаторских прениях и теперь без конца заваливал письмами с указаниями. Макрон ежедневно обсуждал с ним разные дела, всякий раз ища повод встретиться с Клавдиллой. Он выжидал, лелея свои планы. Энния помирилась с Юнией, попросив прощения за вздорные слова, но никто ничего не забыл.

Клавдилла всякий день совершала прогулки или с подругами, или с Гаем Цезарем. Каждый ее выезд привлекал толпы праздношатающихся. Кортеж Клавдиллы теперь составлялся из избранных рабов: тут были и курьеры, и выездные лакеи, и вестники, прокладывающие путь. Прекрасные молодые рабы-египтяне с изящно завитыми волосами составляли почетную стражу. Все племена, подчиненные империи, имели своих представителей в толпе рабов, окружающих носилки: здесь в качестве носильщиков были рослые каппадокийцы или сирийцы; сбоку держали подножки либурны; впереди бежали курьеры из нумидийцев с кожей цвета черного дерева, и этот матово-черный цвет красиво оттенял висевшие на груди серебряные таблички с именем Юнии Клавдиллы. Вскоре, однако, Юния заменила серебро золотом.

Римские матроны с ума сходили от зависти, наблюдая за прекрасной Клавдиллой, в окружении знакомых прогуливающейся то по ювелирным лавкам форума и скупающей украшения без подсчета денариев, то выбирающей драгоценные ткани и благовония, то слушающей вечерние чтения и новости с ростральной трибуны, рука об руку с женихом. Многие пытались подражать ей, стараясь превзойти в роскоши. Иногда какая-нибудь римская матрона уводила с собой на прогулку всю домашнюю челядь, стремясь пустить пыль в глаза обилием рабов. Мужья залезали в огромные долги, оплачивая счета жен. Рим точно сошел с ума, все говорили только о Юнии и Калигуле – где их видели, что они делали, в каком роскошном наряде появлялась невеста наследника, какие украшения были на ней. Каждый шаг был под надзором любопытных глаз. Поэтому все чаще Юния задергивала плотные занавеси носилок, избегала шумных улиц и предпочитала прогулки в закрытом Палатинском саду в обществе близких друзей.

Вот и сегодня Юния вдвоем с Гаем нежились в прохладе под раскидистой тенью платана в Палатинском саду. Молоденькая рабыня медленно махала огромным опахалом, расписанном павлинами.

– Послезавтра наша свадьба! – лениво потягиваясь, заметила девушка. – Вчера на форуме только и толковали, что о бесплатном хлебе и монетах. Тиберий так и не ответил на твою просьбу устроить праздничные игры?

Калигула отрицательно мотнул головой. Раскинувшись на зеленой траве, он мечтательно молчал, поглаживая округлое бедро Юнии под легкой туникой.

– Я мечтаю увидеть состязания колесниц, скачки в Большом цирке, – сказала Юния. – Хочу увидеть искусство Мнестера и Аппелеса в величественном театре Помпея, а не на домашней сцене. Мне хочется посмотреть, как кровь гладиаторов рекой льется на арену, как дикие звери терзают беззащитные жертвы. Рим забыл, когда последний раз наслаждался подобными зрелищами.

Калигула нагнулся к ее уху и горячо зашептал, озираясь вокруг:

– Милая, едва я стану принцепсом, ты увидишь такое, отчего захватит дух у самого придирчивого знатока. Если захочешь, я буду устраивать для тебя зрелища хоть каждый день. Все, что пожелает моя любовь, будет брошено к ее ногам.

Юния счастливо рассмеялась.

– Ничто в мире не разлучит нас, – сказала она. – Я благодарна богам, что они помогли нам найти друг друга. Кровь свадебных жертв рекой польется на торжествах. Какие планы на сегодняшний вечер?

– Я приду к тебе под утро. Сегодня первый день празднеств арвальских братьев, состоится жертвоприношение. Будут присутствовать все члены коллегии. А после нашей свадьбы на Капитолии мы приносим жертву великому Юпитеру, и я должен ввести в братство нового члена вместо умершего Луция Сальвия Отона. Угадай, кто кандидат?

– Не знаю.

– Твой отец! Тиберий дал указание.

– Чем мой отец так расположил его к себе? – Голос Юнии был полон недоумения. – А мне нельзя там быть тоже?

– Нет, любимая. Это сугубо мужское дело. Присутствие женщин недопустимо, и не вздумай разыгрывать трюк с переодеванием.

– Я не глупа и не стану делать то, что тебя может разозлить. Я приму предложение Ливиллы отобедать и вернусь домой ждать тебя.

Калигула знаком приказал рабыне удалиться.

– Кальпурния уже здорова? – спросил он.

– О, да! Ест за троих, – ответила Юния. – Лекарства из ларца Ливии просто творят чудеса. Быть на пороге царства мертвых и вернуться к живым! Надо же, – продолжала язвить она, – Ливия, видно, была величайшей целительницей.

– Что ж, после нашей свадьбы твоя мачеха отправится к Плутону, – сказал Гай.

– О, там ее не успеют заждаться. – И девушка опять рассмеялась.

Майское солнце стояло в зените, щедро даря тепло. Благоухали дивные цветы, пели птицы. Все было так безмятежно спокойно. Молодые люди, обнявшись, заснули. Рабыня вернулась и принялась обмахивать их огромным опахалом.

XXIX

Дома Юнию встречала Кальпурния. Едва девушка ступила в вестибул, она кинулась к ней навстречу:

– Дочка, где ты так долго пропадала?

Отношения их изменились. Теперь мачеха с почтением относилась к падчерице, выказывая искренне расположение. Благодарность переполняла ее после того, как она узнала, что Юния безотлучно сидела около ее постели, преданно ухаживая во время болезни. Но она не догадывалась, что лоскуток, которым падчерица вытирала ей пену на губах, был пропитан вначале слабым раствором яда, большую дозу которого она подсыпала в финики, а затем – противоядием, что постепенно воскресило ее к жизни. Узнав это, вряд ли Кальпурния испытывала бы такую благодарность к заботливой падчерице. Но смертный приговор был произнесен, только чуть отсрочен. Юния уже не нуждалась в союзнике, тем более что отец, неожиданно разбогатевший лишь по причине того, что она понравилась Тиберию, теперь исполнял любую ее прихоть, закрывая на все глаза. А сама Клавдилла тайно готовила почву для женитьбы Силана на молодой Эмилии, сестре красавчика Ганимеда.

– Я гуляла с Гаем Цезарем в Палатинском саду, – ответила девушка, улыбаясь. – Чудный май выдался в этом году! Солнце такое ласковое, что мы немного поспали на зеленой траве, нежась в его теплых лучах.

– Привезли твое свадебное одеяние. Ты должна взглянуть, примерить! О Венера, оно так прекрасно!

– Приятная неожиданность! Я думала, оно будет готово завтра! А что сегодня на обед? Я проголодалась, пусть Хлоя принесет чего-нибудь вкусненького.

Они прошли через осциум, где толпились клиенты в ожидании своей очереди. У многих в руках были таблички, по которым они повторяли приветственную речь или содержание прошения. С Юнией почтительно здоровались. Приветливо улыбаясь, она прошла в таблиний к отцу. Но комната была пуста, лишь мраморные головы взирали на нее с полок. Клавдилла усмехнулась, проскользнула за колоннами перистиля и тихо заглянула за тяжелые, расшитые золотом занавеси ойкоса. Отец мирно спал. Глядя на его добродушное лицо, она вспомнила, как когда-то он укорял ее, что живет за чужой счет, досадуя на то, что в Риме не нужен никому, что имя Юниев забыто, был против брака с Сапожком и посмел угрожать ей смертью за непослушание. Злоба исказила ее красивое лицо, ладони сжались в кулаки. Как все переменилось! Теперь он и не вспоминает о своих «унижениях», а его влиянию в сенате, огромному богатству можно позавидовать. Он даже забыл, как возмущался ужасной репутацией жениха.

В этот момент Силан открыл глаза. Лицо дочери мгновенно приняло приветливое выражение, сонный отец не успел ничего заметить.

– А, дочка! Приветствую тебя, красавица! Как прогулка?

– Прекрасно, – улыбнулась Юния. – Мы разоспались на свежем воздухе, и я только что вернулась. Кальпурния сказала, что доставили мой свадебный наряд, я шла смотреть, но решила по пути проведать, как идет у тебя работа. Вижу, ты трудишься очень усердно. В осциуме толпится человек сто, не меньше.

– Пусть их, устал. Сегодняшняя речь в сенате утомила меня, к тому же я готовил ее целую ночь. Дебаты были долгими, но под конец большинство приняло мою сторону. Мои оппоненты остались в жалком меньшинстве.

Юния в ужасе всплеснула руками:

– О нет, отец! Не продолжай! Мне неинтересно! Глядя на твой безмятежный сон, я просто вспомнила, как когда-то ты жаловался, что в Риме никому не нужен, и хотел вернуться в Александрию. А я сказала, что ты еще будешь прятаться в ойкосе от докучливых посетителей. Припоминаешь?

Силан поморщился и, воздев руки кверху, с пафосом произнес:

– О, боги! Как я заблуждался! Я не хочу в Александрию! Я люблю Рим!

Обернувшись, он увидел, что Юния уже исчезла. Со вздохом он не спеша поднялся, протер влажным лоскутом лицо и отправился в таблиний принимать клиентов.

Клавдилла как вихрь ворвалась в комнату:

– Где мой наряд, Кальпурния? Скорей показывай!

– Вот он, дочка!

– О боги! – воскликнула Юния в восхищении.

На кровати была разложена белоснежная тончайшая туника, рядом причудливо украшенный пояс, который надлежало в день свадьбы завязать геркулесовым узлом, яркие сандалии из тонкой цветной кожи и свадебная мантия желто-красного цвета. В лучах заходящего солнца драгоценные нити горели ярким огнем. Юния осторожно, будто боясь обжечься, погладила ткань ладонью.

– Это самое роскошное, самое прекрасное одеяние, что я видела. Я так счастлива, что выхожу замуж. Более пятнадцати лет я ждала этого чудесного дня. И боги смилостивились надо мной, сделав детскую мечту явью. Наши жертвы во славу богов превзойдут все, что им когда-либо приносили.

Кальпурния ласково погладила ее по голове. Юния с трудом сдержалась, чтобы не отшатнуться.

– Что это ты? Еще месяц назад ты скорее вырвала бы клок моих волос, чем стала бы проявлять ласку, – все же не удержалась она, но старалась унять возмущение и выглядеть как можно спокойнее.

– Я никогда раньше не думала, что мы сможем поладить. Ты всегда отталкивала меня, мое прошлое рабыни было тебе ненавистно, но ведь я обычный человек из плоти и крови, как и ты, как и Силан. Я не виновата, что судьба уготовила мне такой путь. Я не знала ни отца, ни матери, мне приходилось терпеть побои и издевательства, но боги сжалились, и я встретила Марка Юния.

Юния отвернулась, чтобы эта женщина не смогла увидеть бешенство на ее лице. Ей захотелось крикнуть, чтобы она не смела равнять себя с высокородными патрициями. Мать Юнии принадлежала к знатному роду, безропотно последовала в ссылку за Силаном в Египет, там родила Юнию, но даже не успела услышать крик новорожденной, узнать, дочь это или сын, как безжалостные парки перерезали нить ее жизни. Скоро, совсем скоро Клавдилла отомстит за все и признается Кальпурнии, кто отправил ее в царство Аида.

– Хочешь примерить? – спросила мачеха.

Юния заколебалась, разглядывая мантию. Но потом тряхнула кудрями:

– Нет, надену только на свадьбу. Боги, как этот наряд прекрасен!

– Гай Цезарь заказывал его самому искусному мастеру в Риме. Мантию и пояс вышивали втайне. Их принесли, завернув от чужих взоров, кроме меня и тебя, никто в доме не видел, – рассказала Кальпурния.

– Я думала, отец проявил усердие в подготовке свадьбы.

– О нет, Силан разговаривал с Гаем Цезарем, но тот запретил ему вмешиваться и даже помогать деньгами. Все за счет императорской казны. Марк рассказывал, что Тиберий часто усмехался, получая счета за свадебные расходы. Цезарь расспрашивал подробно о тебе, Силан превозносил твою красоту, грацию, ум, но стоило Тиберию обмолвиться, что вы знакомы, Силана едва не хватил удар. Ты напомнила цезарю первую, дорогую сердцу жену, с которой Август разлучил его и даже запретил встречаться. Юний был польщен, узнав, что император подарил тебе драгоценный перстень.

Юния посмотрела на свою руку – огромный изумруд искрился темным блеском в угасающих лучах. Интересно, дошло ли до Силана, почему его возвели в сенаторы и пожаловали таким богатством? Вряд ли он это понял, как и то, что все эти рудники в Испании и земли в провинциях ранее принадлежали казненным за оскорбление величия. Ей неожиданно показалось, что кровавый отблеск мелькнул в зеленом камне; она вздрогнула и поспешно опустила руку, испуганная зловещим предзнаменованием.

Но дурные мысли быстро исчезли из хорошенькой головки, когда номенклатор доложил, что прибыли госпожи Ливилла и Друзилла. Юния велела проводить их в перистиль, подать финикийского вина, сладостей и преподнести цветы. Гемме она вручила две золотые булавки для волос с опалами и приказала вставить в цветы для подарка девушкам. Едва Хлоя закончила укладывать Клавдилле волосы, как номенклатор сообщил о приходе Эннии Невии и Эмилии Лепиды. Юния заулыбалась: приятно, что весь цвет римской красоты собирается у нее дома. С Эмилией она была не знакома, Силан прервал переговоры с родителями девушки относительно помолвки, стоило Юнии воспротивиться его разводу с Кальпурнией. Однако Клавдилла через Ганимеда внушила им надежду на возможно скорый брак. Старые патриции были рады браку дочери даже с тем, кто годился ей в отцы, ведь за Эмилией было незначительное приданое, к тому же дочь Силана выходила за наследника императора. Саму Эмилию, одну из признанных римских красавиц, это не смущало, скорее наоборот, ей льстило, что она станет родственницей знаменитой Клавдиллы и самого Гая Цезаря. Она безжалостно разорвала любовную переписку с братом Виниция, который боготворил ее и которому ранее обещала руку и сердце. Сегодня она упросила Эннию Невию ввести ее в дом Силанов.

Блистая роскошью нарядов, драгоценностями и, наконец, своей вызывающей красотой, гостьи сидели тесным кружком у фонтана, ожидая хозяйку, пили вино из маленьких серебряных чаш и беззаботно смеялись, обсуждая римские сплетни, принесенные с форума. Красивые египтяне-рабы, совсем недавно приобретенные Силаном за бешеные деньги для прислуживания в триклинии, поднесли четыре букета. Восторгу не было предела, когда каждая обнаружила в цветах золотую булавку для волос с драгоценным камнем. Появилась Юния в белоснежной тунике с затейливым золотым поясом, ее точеные плечи окутывала облачком прозрачная муслиновая шаль с тонкой золотой греческой каймой. Белокурые локоны, обрамляя нежный овал лица, были расчесаны на пробор и поддерживались золотой диадемой, а сзади затянуты в продолговатый греческий узел. Руки и шея опутаны тончайшей сеткой золотых цепочек. Единственное исключение было сделано для изумруда Тиберия, с ним, как с талисманом, Юния не расставалась.

Гостьи разом обернулись к ней. Ливилла смотрела с доброй улыбкой, Друзилла и Энния – с ревнивой оценкой, а молоденькая Эмилия – с робостью. Глаза Друзиллы зло сузились, она глянула на Невию. Та, поймав ее взгляд, раздраженно махнула рукой.

Клавдилла приветливо раскланялась с подругами. Гостьи разом затараторили, благодаря за чудные подарки. Юния обратилась к Эмилии:

– Рада видеть тебя в своем доме. Я много наслышана о твоей красоте, но не ожидала, что она настолько ослепительна.

Польщенная Эмилия зарделась. Теперь Энния метнула взгляд Друзилле. Она умна, эта Клавдилла, если расточает похвалы будущей мачехе, которая моложе ее на несколько лет. Бледненькое личико Эмилии явно проигрывало в сравнении с изысканными чертами Юнии.

– Мы собираемся посетить общественные бани, – сказала Ливилла. – В женской половине поэтесса Марция Корнелия собирается устроить чтение своих стихов. Она восходящая звезда римской поэзии. У нас так мало талантливых поэтесс, к тому же только мужчины-поэты осмеливаются устраивать публичные чтения, но одна знатная покровительница искусств уговорила ее отбросить стеснение.

– О, я надеюсь получить огромное удовольствие, – промурлыкала томно Энния, – но только от купания, а не от творений доморощенных стихоплетов.

– Наша подруга далека от искусства, – с извиняющею улыбкой сказала Ливилла, – однако согласилась пойти с нами. Я же очень люблю поэзию, Эмилия тоже. А что до Друзиллы, то она послушает лишь только затем, чтобы при очередном любовном объяснении вставить подходящую цитату.

Все рассмеялись, а на щеках Друзиллы заалел румянец.

– Кстати, поддерживаю Невию, я тоже не в восторге от нынешних слащавых поэтов, – заметила Юния, – я не признаю никакой лирики, кроме творчества моей излюбленной Сафо и Овидия. С удовольствием цитирую едкие эпиграммы Горация. Гомер для меня слишком тяжеловесен, не поклонница. Поэтому мы с Эннией насладимся купанием и душистыми благовониями, а вы можете слушать вашу Марцию. А Друзилла потом изобразит нам, как будет происходить ее любовное свидание под влиянием творчества восходящей звезды поэзии.

Друзилла опять покраснела, затеребив по привычке браслеты. Ливилла и Энния звонко рассмеялись, одна Эмилия по-прежнему молчала, робея в обществе изысканных красавиц.

На выходе Друзилла тихонько остановила Юнию:

– Скажи мне, дорого ли твой отец заплатил за того египтянина? – И она указала на красивого юношу с вьющимися до плеч кудрями. Он выделялся из всех рабов, стоящих у стены в ожидании приказов, тонкими изящными чертами лица, рослой мускулистой фигурой и стройными ногами. «Потекли слюнки у кошки на молоко», – подумала про себя Юния и сказала:

– Неважно, сколько стоил этот презренный раб, он теперь твой, моя Друзилла.

Гостья просто остолбенела – такой раб стоил тысячи сестерциев, неожиданная щедрость Юнии потрясла ее. А Юния тем временем сделала знак Палланту:

– Отправь египтянина в дом госпожи Друзиллы.

– Но твой отец… – попытался возразить управляющий.

Юния хлестнула его по лицу.

– Не смей мне перечить, презренный раб, – тихо сказала она. – Я здесь полновластная хозяйка. Отправляйся на кухню, где получишь двадцать плетей. – Она подозвала дюжих охранников. – Отдашь ключи от кухни и кладовых Кальпурнии, она подберет нового управляющего. А ты отправишься на полевые работы.

Паллант в ужасе заломил руки, запричитал, бросился ниц перед госпожой, преграждая ей путь. Она спокойно наступила ему на спину и направилась к выходу. Потрясенная Друзилла молча последовала за ней.

– Сегодня же вечером египтянин будет у тебя, – ласково сказала ей Юния, будто и не было этой безобразной сцены. – Это второй раз, когда управляющий перечит мне, в первый я его просто предупредила по-доброму.

Ливилла, Энния и Эмилия уже расположились в роскошных носилках с инкрустацией из черепаховых панцирей с золотым изображением Венеры, любимой богини Юнии. Носилки надежно покоились на мощных плечах восьмерых рослых сирийцев. Либурны помогли Клавдилле и Друзилле подняться, придерживая подножки. Две чернокожие рабыни огромного роста пристроились идти рядом, держа широкие опахала из множества павлиньих перьев. Курьеры, быстроногие мизики с кожей цвета черного дерева, устремились вперед расчищать дорогу на тесных римских улицах, громко выкрикивая имя госпожи Юнии Клавдиллы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю