Текст книги "Опасная ложь (СИ)"
Автор книги: Юлия Гетта
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
8
Прячу руки под стол, потому что они дрожат так, что Баженов легко может это увидеть. Господи, какая же дура! Как можно было так сглупить?! Шпионка хренова… А Захаров ведь предупреждал меня. Хорошо еще, про него ничего вслух не ляпнула, тогда бы меня точно в лесу закопали. Заставляю себя оторвать взгляд от тарелки и посмотреть в глаза своему врагу. Ощущение, будто Баженов видит меня насквозь. Но я знаю, что на самом деле это не так, иначе я бы сейчас здесь не сидела. Он не может читать мои мысли, и у меня все еще есть шанс обернуть все в свою пользу. Главное, быть достаточно убедительной.
– Послушай, я не врала тебе, я и правда не содержанка, и не охотница за богатыми женихами, – стараюсь говорить проникновенно, чтобы казаться максимально искренней. – Я обычная девушка. Только упрямая. И привыкла всегда добиваться своего, чего бы мне это не стоило. А тебя я увидела на одном ролике в ютубе, и влюбилась. Просто влюбилась, как в актера или поп-звезду, понимаешь? Я ведь не знала, что ты психом окажешься и в гараже меня запрешь! На видео ты казался идеальным мужчиной. Красивым, успешным, сексуальным… Крутым, в общем. Таким, как надо. Как будто взял и материализовался из моих девичьих фантазий!
Баженов слушает меня очень внимательно, даже вилку с ножом отложил. Я бы душу сейчас продала, чтобы узнать, что творится в его башке. Верит он мне хоть чуть-чуть или нет? Он все молчит, а я уже не знаю, что еще говорить.
– Я наняла брачного агента, ту самую Жанну, – перевожу дыхание и киваю на его телефон, что по-прежнему лежит на столе. – Она обещала, что поможет познакомиться с тобой и завоевать твой интерес. Но с самого начала все пошло не так.
Я замолкаю, а Баженов по-прежнему не торопится как-то прокомментировать мою пылкую речь. Смотрит задумчиво, слегка сузив глаза, но по выражению его лица невозможно ничего понять.
– Влюбилась, значит… – медленно произносит он после довольно продолжительной паузы.
– Да влюбилась, – тихо повторяю я, и для убедительности скромно опускаю взгляд. – Так бывает.
– Не бывает, – отрезает Баженов, и я резко вскидываю голову.
– Ты знаешь, если бы мне кто полгода назад сказал, что я помешаюсь на человеке, которого ни разу в жизни в живую не видела, я бы тоже ни за что не поверила. Но я все-таки здесь. А значит, так бывает.
– Ты меня за идиота держишь, что ли? – сухо интересуется он с пренебрежением во взгляде. От этого взгляда мне становится дико не по себе.
– Не веришь? На вот, смотри, – нервно хватаю свой клатч, рывком достаю оттуда телефон, чтобы в следующую секунду разочарованно бросить его на стол. – Черт… Разрядился. А то я бы тебе показала, сколько у меня там твоих фоток. Я, блять, уже несколько месяцев на них мастурбирую!
Даже почти не соврала. Разве что слово «мастурбирую» употребила в переносном смысле.
Брови Баженова медленно ползут вверх, похоже, мне, наконец, удалось его впечатлить. Кажется, он даже дар речи потерял, бедняга, по крайней мере, в течение следующих нескольких секунд так ничего и не произносит. Это придает мне уверенности, и я продолжаю свое наступление:
– Если честно, я не совсем понимаю, почему так сложно в это поверить? У тебя комплексы, что ли? Думаешь, не можешь больше ничем привлечь женщину, кроме как баблом своим?
– Комплексы? – усмехается Баженов, и на этот раз куда эмоциональнее, чем когда-либо прежде. – А ты молодец. И, кстати, можешь вполне обойтись без психологов. Сама неплохо справляешься.
– Я не пыталась сейчас манипулировать, просто сказала, что думаю…
– Ладно, – Баженов жестом остановливает поток моих оправданий. – Допустим, я тебе поверил. И чего же ты хочешь от меня?
– Отношений, – невинно пожимаю плечом.
– Каких отношений?
– Не рыночных, разумеется. Твои деньги мне не нужны, и замуж, не переживай, я тоже в ближайшее время не собираюсь. Я просто хочу встречаться. Точнее, нет, не так. Я хочу попробовать. Если, конечно, я тебе нравлюсь.
Он молчит несколько секунд, уперев два пальца в висок и продолжая сканировать меня цепким взглядом.
– Сколько тебе лет? – небрежно интересуется.
А я изо всех сил стараюсь казаться невозмутимой, хоть изнутри всю трясет.
– Двадцать два.
– Я в два раза старше тебя.
– Ну и что? Ты отлично выглядишь. Мне вообще никогда не нравились сверстники, – не моргнув глазом, вру я. – Они все тупые, как пробки.
Баженов снова усмехается, а потом с минуту смотрит на меня тяжёлым давящим взглядом.
– Ты хоть понимаешь, с кем связалась, Алена? Или сама интеллектом недалеко ушла от своих сверстников?
Его слова не задевают меня, потому что не имеют ко мне настоящей никакого отношения. Алена Малинина действительно не до конца осознает, с кем она связалась, а вот Алена Черных – вполне. Терять мне настоящей нечего, поэтому я внезапно решаюсь на провокацию. Почему-то сейчас это кажется единственным беспроигрышным вариантом.
– Ну что ты, я прекрасно понимаю, кто передо мной, – произношу с язвительной улыбкой. – Старый комплексующий импотент, которому кроме денег и предложить-то больше нечего влюбленной девушке. Ну, разве что пресануть еще может, показать, какой он крутой мужик. Это же круто, правда? Тех, кто слабее пресовать?
Взгляд Баженова становится еще более заинтересованным, а губы растягиваются в хищной улыбке.
– Имей ввиду, ты сама напросилась, – вкрадчиво произносит он, поднимаясь со стула.
– Что, ударишь? – героически вскидываю подбородок, стараясь не обращать внимания на то, как внутри все буквально клокочет от переизбытка адреналина, поступающего в кровь.
– Я не бью женщин, – он подходит вплотную и наклоняется ко мне, так, что я чувствую жар, исходящий от его тела. – Но это не значит, что я не смогу по-другому научить тебя манерам.
– Изнасилуешь? – с достоинством выдерживаю его подавляющий взгляд, и надменно выгибаю бровь.
– Ну что ты, – холодно произносит он, кладёт руку мне на подбородок, и большим пальцем с нажимом ведёт по губам. – Как я могу? Я ведь импотент.
9
Его порочное прикосновение к моим губам заставляет застыть на месте. Кровь приливает к лицу с такой силой, что в голове начинает звенеть и становится очень жарко. Внутренний мандраж неожиданно приобретает совершенно иной характер. В груди словно обрывается что-то, а низ живота сводит горячим спазмом. Близость Баженова больше не пугает меня, сейчас я испытываю совсем другие эмоции, совершенно нелогичные, если учесть, как на самом деле я к нему отношусь. Но я списываю это на инстинкт самосохранения. Ведь от того, поверит ли он в мои чувства, зависит моя дальнейшая судьба.
Он смотрит мне в глаза и ведёт рукой вниз по щеке, прикасается к шее, прочерчивает пальцами дорожку вдоль линии декольте, заставляя нежную кожу на этом участке покрыться мурашками. Наклоняется к виску и шумно втягивает носом воздух.
– Ну что, Алена, – на выдохе произносит негромко. – Поиграем?
– Не нужно… – неуверенно кручу головой, помня о наставлениях Жанны (нельзя слишком рано ложиться в постель, иначе быстро потеряет интерес), но, кажется, мое мнение на этот счет его мало волнует. Проигнорировав его полностью, Баженов хватает меня за руку и тянет на себя, вынуждая подняться со стула. Я оказываюсь в его руках, слишком близко, слишком тесно, чтобы сохранять спокойствие. Сознание сковывает паникой, и я даже не сопротивляюсь, когда он разворачивает меня к себе спиной, делает вместе со мной несколько быстрых шагов к противоположному краю стола и укладывает на него грудью. Потом резко задирает длиннющий подол моего платья до самой поясницы, так ловко, будто всю жизнь только этим и занимался. В голове мелькает дурацкая мысль о том, что на мне слишком простое белье для соблазнительницы. Я не планировала спать с ним так быстро. Но его, конечно, это не волнует. Он накрывает ладонью мою промежность и грубо ласкает прямо сквозь тонкую ткань трусиков. А я все еще настолько обескуражена и дезориентирована происходящим, что не могу даже возразить ему. Чувствую, как он прижимается бёдрами ко мне сзади, и в ягодицу упирается его член, большой и твёрдый, как камень. Низ живота простреливает горячим спазмом, дыхание перехватывает от остроты момента.
Делаю жадных вдох, потому что мне вдруг резко начинает не хватать кислорода. Я долго готовила себя к тому, что мне придется терпеть прикосновения этого человека, прятать ненависть за улыбкой, презрение за томными вздохами, отвращение за страстными стонами. Но к тому, что его прикосновения будут возбуждать – оказалась совсем не готова.
Я теряюсь от волны совершенно новых эмоций, не представляя, как с ними справиться. Это я должна его соблазнять, а не наоборот. Это я должна с ним играть, а не становится в его руках безвольной игрушкой.
– Отпусти… – шиплю со злостью, предпринимая попытку подняться, но его ладонь упирается мне в спину между лопаток, припечатывая обратно к лакированной столешнице.
– Лежать, – раздаётся сверху в приказном тоне.
Его бёдра ещё сильнее вжимаются в мою ягодицу, позволяя в полной мере прочувствовать всю степень его возбуждения. Но этого ему кажется недостаточно. Он поддевает пальцами резинку моих трусов и оттягивает назад, из-за чего ткань впивается в мое самое нежное место, которое стало сейчас невыносимо чувствительным. Волна тягучего жара простреливает низ живота, и возбуждение становится уже просто невыносимым… Нет, это просто черт знает, что такое!
– Отпусти меня, я сказала! – дёргаюсь изо всех сил, пытаюсь вывернуться, но его рука впивается в волосы, больно сжав их у основания, и прижимает мою голову к столу.
– Я сказал, лежать… – ледяным тоном цедит он сверху.
С моих губ срывается позорный скулёж, но самое паршивое, что возбуждение никуда не уходит. У меня между ног горячо и влажно, моему телу очень нравится то, что он со мной делает, и Баженов это знает. Его пальцы проникают под тонкую полоску ткани, что должно быть, уже вымокла насквозь, касаются изнывающей плоти, и настойчиво гладят меня там.
– Течёшь… – вторя моим страхам, звучит его хриплый голос. – Неужели правда нравлюсь?
Я сжимаю зубы, чтобы не застонать в ответ. Но, кажется, ответ ему и не нужен. Баженов склоняется низко надо мной и касается губами открытого участка шеи под ухом. Касается совсем легко, почти невесомо, а меня прошибает так, будто разряд тока прошел по позвоночнику.
– Пожалуйста, отпусти, не надо… – жалобно хриплю, готовая умолять, лишь бы не свихнуться от всей абсурдности происходящего. Но жалость – это не про него.
– Надо, Алёна, – раздаётся тихое сверху, и в следующую секунду из моей груди вырывается крик, потому что его пальцы входят в меня сразу слишком глубоко.
В глазах темнеет, становится невозможно дышать, и я хватаю ртом воздух, зажмуриваюсь, а потом вдруг слышу какой-то странный звук, напоминающий вежливое покашливание.
– Константин Владимирович… – произносит мужской голос, и я резко распахиваю глаза.
К своему ужасу вижу, что у входа в гостиную стоит Николай. Стоит и невозмутимо пялится на своего шефа, скотина, будто ничего особенного в этот момент не происходит. Грудь сводит острым чувством стыда, я неосознанно дёргаюсь в попытке встать и занять более приличное положение, но рука Баженова тут же пригвождает меня обратно, так, что я больно бьюсь щекой об столешницу.
– Выйди, – строго произносит он, и я улавливаю в его голосе ноты раздражения.
Но гребаный терминатор, кажется, даже не испугался, и не собирается никуда уходить.
– Извините, что прерываю, – торопливо говорит он. – Но там ваша дочь вернулась с занятий, и уже идёт сюда.
– Почему так рано? – прохладным тоном уточняет Баженов, вытаскивая из меня пальцы.
– Петр сказал, что она плохо себя почувствовала, и отпросилась с занятий.
– Хорошо, иди.
Николай тут же исчезает. А меня, наконец, перестают придавливать к столу, одёргивают вниз платье и даже помогают подняться.
– Сядь за стол, – сухо требует Баженов.
Я чувствую себя тряпичной куклой, из которой вытрясли всю душу. Неспособной самостоятельно двигаться и соображать. Продолжаю стоять и тупо пялиться на него, вцепившись в край столешницы обеими руками, чтобы не упасть от головокружения.
Баженову достаточно одного взгляда, чтобы оценить мое невменяемое состояние, и в следующее мгновение, он больно хватает меня за руку чуть выше локтя, протаскивает вдоль стола и усаживает на один из стульев. После чего быстрым шагом обходит стол и занимает своё прежнее место.
Спустя еще минуту на пороге столовой появляется девочка в школьной форме. На вид ей лет двенадцать-тринадцать. Симпатичная, но слишком бледная, и взгляд… какой-то печальный. Светлые волосы собраны в высокий хвост на затылке, за спиной увесистый ранец пурпурного цвета.
– Привет, малыш, – мягко произносит Баженов, поднимается со стула и идет к ней на встречу.
Девочка едва достает ему до середины груди, поэтому ему приходиться наклониться, чтобы ее поцеловать. – Что случилось? Мне сказали, что ты плохо себя чувствуешь?
– Все нормально, пап. Просто голова разболелась.
– Я позвоню Альбине Ивановне, пусть приедет, осмотрит тебя.
– Не надо, пап. Все в порядке. Голова уже почти прошла.
– Ты уверена?
– Да, – с готовностью кивает девочка и косится на меня. – А это кто?
– Это Алена, моя знакомая. Мы встретились, чтобы обсудить пару вопросов. Алена, это моя дочь, Мелания.
– Очень приятно, – пытаюсь выдавить из себя улыбку, и у меня почти получается.
– Взаимно, – девочка тоже сдержанно улыбается мне в ответ.
Не знаю почему, но это все заставляет меня испытать полный диссонанс. Я знала, что у Баженова есть дочь, но не думала, что так скоро с ней познакомлюсь. То есть, нет, я вообще не думала о знакомстве с ней.
– Ладно, пап. Я пойду наверх, не буду вам мешать.
– Хорошо, иди. Я поднимусь к тебе через пять минут.
– Пап, не нужно, – девочка отрицательно качает головой, строго глядя отцу в глаза. – Со мной все в порядке, правда. Тебе не о чем беспокоиться.
– Уверена? – уточняет он.
– Да уверена, уверена, – устало вздыхает она.
– Ну хорошо, – Баженов снова наклоняется, нежно обнимает ее и целует в лоб. – Иди.
От этой трогательной картины в груди начинает невыносимо тянуть, а к горлу подкатывает ком. Когда я была маленькая, и болела, отец точно так же нежно целовал меня в лоб, чтобы проверить, нет ли температуры.
Я тогда обожала болеть. Потому что в такие дни он становился особенно внимательным и ласковым ко мне, и даже забывал на время о своих бесконечных делах.
От этих воспоминаний на глаза непроизвольно набегают слезы, я нервно смахиваю их. Нельзя раскисать. Делаю короткий вздох и несколько раз быстро моргаю глазами, прогоняя ненужные воспоминания.
– Дочь у тебя очень красивая, – негромко произношу, как только девочка скрывается из вида. – А ты, кажется, заботливый отец. И совсем не импотент.
Баженов склоняет голову набок, и, сунув руки в карманы брюк, медленно идёт ко мне. Я вся подбираюсь внутренне. Когда расстояние между нами становится критическим, не выдерживаю и резко отодвигаю стул, чтобы соскочить с него и снова увеличить дистанцию между нами. Он неторопливо следует за мной, насмешливо глядя в глаза:
– Чего шугаешься, Алена? Я тебя напугал?
– Ну как тебе сказать. Ты меня похитил, держал всю ночь взаперти, потом чуть не изнасиловал, – перечисляю я, продолжая пятиться назад, отступая на безопасное расстояние. – Чудо спасло.
– Ты ведь сама хотела сблизиться со мной? Или уже передумала? – вкрадчиво спрашивает он, все же настигая меня у стены, когда пятиться становится больше некуда. Небрежно поправляет выглядывающую лямку бюстгальтера из под бретельки моего платья, и понижает голос почти до шепота. – Хотя, нееет… Вряд ли ты передумала.
Я непроизвольно сглатываю. Понимаю, о чем он. Он был груб со мной, и видел, что я завелась от его действий. А сейчас наверняка пытается понять, действительно ли причина в этом, или я и правда насколько тащусь от него, что готова терпеть все.
И я вдруг понимаю, что это выход для меня. Потому что нежных поцелуев с ним я просто не вынесу. Я не настолько актриса, черт возьми, и не смогу долго так играть. Грубый секс – как раз то, что нужно.
– Да… – произношу с придыханием, пристально глядя ему в глаза. – Наверное, я окончательно свихнулась, но теперь хочу тебя ещё сильнее.
По его губам скользит лукавая улыбка. Он пристально смотрит мне в глаза, слегка сузив веки, берет за руку и тянет на себя. Я упираюсь руками в его грудь, и сердце начинает бешено колотиться. Кажется, сейчас все точно произойдёт.
– Тогда минет сделать все-таки придётся, Алена, – вкрадчиво произносит он, заставляя все внутри меня перевернуться в бешеном кульбите.
Уговариваю себя не паниковать, но оставаться спокойной не получается. Одна мысль об оральном сексе с ним заставляет тело пылать, кровь устремляется вниз, вызывая возбуждение, и я ненавижу в этот момент физиологию. Это что, такая дебильная шутка природы? Ненависть пробуждает либидо с той же силой, что и любовь? Или как ещё можно объяснить это явление? Мне должно быть противно. Мерзко. Я столько времени настраивала себя терпеть, сжимать зубы и притворяться, а вместо этого как сучка течная не могу игнорировать сладкое предвкушение от предстоящего.
И почему у него такой крышесносный парфюм? Почему эта приталенная черная рубашка так охренительно сидит на нем, и эти чертовы брюки до такой степени ему идут? Как может мужчина его возраста быть настолько сексуальным? Так выглядеть? Так пахнуть? Откуда в нем столько бешеной харизмы? И почему при всем при этом он такая мразь?
– Ты ведь уже понял, что у меня крыша слегка не на месте? – лениво интересуюсь, стараясь изо всех сил казаться невозмутимой. – Не боишься, что в порыве страсти достоинство твое откушу, и реально импотентом сделаю?
Баженов ухмыляется одними губами, кладет ладонь мне на ягодицу и крепко сжимает её, заставляя меня стиснуть зубы от боли.
– Ради того, чтобы натянуть твой рот на свой член, – тихо произносит, максимально приблизив свое лицо к моему, и пристально глядя в глаза. – Я готов рискнуть.
Нервно сглатываю, и презираю себя за идиотскую слабость, что разливается по телу от его близости и этих вульгарных слов.
– Хорошо, – тихо произношу после небольшой паузы, нечеловеческим усилием воли подавляя внутренний протест.
– Отлично, – его губы растягиваются в холодной улыбке. – Тогда готовься. Сейчас Коля отвезет тебя домой, а вечером увидимся.
10
Снова оказаться на заднем сидении черного «Майбаха», того самого, в котором меня привезли сюда, чтобы запереть на всю ночь в гараже, становится для меня еще одним непростым испытанием. Я нервничаю еще из-за того, что вижу в окно, как Баженов разговаривает с Николаем недалеко от автомобиля, но не слышу ни слова из их разговора – в машине отличная звукоизоляция. Мне все еще не верится, что меня действительно сейчас отвезут домой. Наверное, пока не переступлю порог своей квартиры, не перестану дрожать от страха, что он вдруг передумает.
К счастью, разговаривают эти двое не слишком долго, вскоре Николай обходит машину и садится за руль, а Баженов разворачивается и возвращается в дом, даже не взглянув в мою сторону.
Уговариваю себя забить на то, в каком положении гребаный терминатор видел меня в гостиной со своим хозяином. Какое мне дело, что он мог об этом всем подумать? Он служит человеку, которого я ненавижу, и, судя по всему, верой и правдой служит. Значит, он такая же мразь. И мне плевать на мнение мрази. Но как ни стараюсь убедить себя в этом, внутри все равно все горит от стыда, будто кислоты наглоталась. Чувствую себя грязной, отвратительной, жалкой шлюхой.
Морально готовлю себя к тому, что этот козел позволит себе шутить или как-нибудь пошло высказываться по этому поводу, но это оказывается лишним. После того, как он выясняет мой адрес, желания пообщаться со мной у него больше не возникает всю дорогу. Лишь изредка я ловлю на себе заинтересованный взгляд в зеркале заднего вида.
Мы едем довольно долго, и все это время я не могу расслабиться ни на секунду. Перед глазами без конца прокручивается все, что произошло в доме Баженова. Как он говорил со мной, как прикасался, хватал за волосы, засовывал в меня пальцы. Как я дрожала от возбуждения. На душе становится очень гадко. Ну почему мое тело так реагирует на этого мужчину? Даже сейчас, от одних воспоминаний о нем, меня трясет, а низ живота наполняется тяжестью и страстно жаждет разрядки.
«… натянуть твой рот на свой член…»
Он даже не пытался скрыть своего пренебрежения, а я с радостью согласилась ему отсосать. Боже… Как я докатилась до этого? Как могу быть такой гадкой?
Меня тошнит от Баженова. И от себя самой. Но больше всего тошнит от того, что я собираюсь сделать. И, как ни стараюсь, я не могу найти точку опоры, чтобы вернуть уверенность в необходимости своей изначальной цели, и то хлипкое равновесие, которое эта цель мне давала. Мозг взрывается, закипает, я впиваюсь ногтями в свои ладошки, чтобы усидеть на месте и не начать биться головой о боковое стекло. Когда Николай, наконец, тормозит у моего дома, я готова выпрыгнуть из машины едва ли не на ходу.
– Я заеду в восемь, будь готова, – сообщает он, не оборачиваясь. Вместо этого снова смотрит в зеркало заднего вида, и лишь после того, как я, сгорая от стыда, согласно киваю, нажимает кнопку, чтобы разблокировать дверь и выпустить меня наружу.
Оказавшись дома, запираю дверь, скидываю туфли и прямо у порога стаскиваю с себя всю одежду. Ненавистное платье, побрякушки, белье – все это сворачиваю в узел и несу на кухню, чтобы запихать в урну под раковиной. Потом иду в ванную, забираюсь в душевую кабину и включаю воду на всю мощь. Упругие горячие струи полосуют мою кожу до острой боли, я хватаю зубную щетку и остервенело чищу зубы. Потом отбрасываю её в сторону, беру вихотку и растираю порозовевшую кожу, что есть сил. Чтобы смыть с себя его прикосновения, его запах, которым я, кажется, пропиталась насквозь. Стиснув зубы, тру себя между ног, причиняя жуткую боль, чтобы избавиться от следов его пальцев, чтобы забыть, какие ощущения они мне дарили. Отшвыриваю вихотку в сторону, и без сил опускаюсь на колени, обняв руками голову. Слезы градом катятся по щекам, смешиваясь с потоками горячей воды, что заливает меня сверху. Дико хочется выть в голос, и я делаю это. Вою, как побитая собака, сгибаясь пополам. Упираюсь лбом в дно душевой кабины, рискуя захлебнуться водой. Я не могу сейчас анализировать свое состояние, даже не пытаюсь как-то объяснить себе эту истерику, мне просто плохо. Так плохо, что хочется удавиться.
В такие моменты начинает казаться, что папа и правда мог застрелиться сам. Что на самом деле никто не помогал ему уйти на тот свет. Просто есть такая степень душевной боли, которую человек неспособен вынести. Становится плевать на всех, на все, лишь бы перестать испытывать эти адские муки, перестать гореть заживо без единой надежды на то, что однажды это прекратится. Если он проходил через что-то подобное, то может быть он действительно сам… Но нет. Даже когда мне настолько плохо, я все равно не могу поверить в это. Он не мог. Он бы не бросил меня одну. Я бы не бросила его, даже несмотря на все наши многочисленные конфликты. Я бы не бросила ни за что и никогда. Не предала бы так. И он бы ни за что меня не предал. Я не имею права так думать о нем. Он никогда не предал бы меня по доброй воле.
Господи, папа, во что я превратилась? Как хорошо, что ты не видишь меня сейчас. Наверное, ты бы умер со стыда, если бы узнал, что я затеяла. Я столько раз заранее просила у тебя прощения за то, что собираюсь сделать, но теперь мне кажется этого недостаточно. И пусть я делаю это, чтобы вернуть компанию, которую ты много лет строил по кирпичику, создавал с нуля, растил с любовью и заботой, холил и лелеял, как родное дитя. Дитя, которое любил, пожалуй, даже больше, чем меня, свою родную дочь. Ты всю жизнь положил, чтобы создать ее. И это все, что после тебя осталось. Я не могу оставить её ЕМУ. Не могу хотя бы не попытаться вернуть. И отомстить. За то, что так жестоко отнял у тебя самое дорогое. За то, что отнял тебя у меня. Не понимаю только, зачем ему это понадобилось. У него ведь и так было все, о чем другие могут только мечтать. Деньги, положение, власть. Зачем ему понадобилось уничтожать тебя, папа?! Вы же были друзьями… Самыми близкими друзьями. Что между вами произошло тогда?
Когда я была совсем маленькой, ты очень редко покупал мне игрушки. Разве что на день рождения и новый год. Потому что не было нужды. Дядя Костя и без того задарил меня ими, обеспечив всем необходимым для всевозможных детских забав на много лет вперед. Он часто бывал у нас дома, и каждый раз что-то, да приносил. То куклу, то мягкую игрушку, то книжку со сказками, то набор для рисования… Он был так добр ко мне, и ты называл его братом… Что произошло между вами потом? В тот день, когда ты приказал мне закрыться в своей комнате, а вы с ним в кухне орали друг на друга, как сумасшедшие? Мне было так страшно, я забилась в угол и плакала. А когда вы перестали кричать, и он, наконец, ушел, ты отыскал меня и усадил к себе на колени, чтобы успокоить. Долго гладил по голове, а потом сказал такие слова, которые на всю жизнь врезались в память.
«Запомни то, что я тебе сейчас скажу, Алена. Никогда никому не доверяй в этой жизни. Никогда. И никому. Каким бы проверенным человек не был, сколько бы вместе трудностей вы не прошли… Даже самый близкий друг однажды может всадить тебе нож в спину»
После этого случая Баженов больше никогда не появлялся в нашем доме, а ты никогда больше о нем не говорил. Со временем я даже забыла о его существовании. Пока снова не услышала его имя в полицейском участке три месяца назад.
Что он сделал тебе тогда, папа? Наверняка, это было что-то ужасное. Почему я никогда раньше не спрашивала тебя об этом? Почему меня совершенно не интересовала твоя жизнь? Папа… Я такая плохая дочь…
Забив на полотенце, выхожу из ванной и плетусь в спальню, оставляя мокрые следы на полу. Вода с моих волос ручьем бежит по спине, но мне плевать. Захожу в комнату и, не доходя до кровати, падаю на колени, сбивая их об жесткий ворс коврового покрытия.
Я ужасная дочь. Как была эгоистичной неблагодарной тварью, так и осталась. Снова предаю тебя, собираюсь лечь в постель с твоим врагом. С человеком, который дважды предал тебя. Тебе ведь уже все равно, правда? Что будет с твоей компанией… А мне никогда себя не простить. За то, что не была рядом с тобой в трудные моменты. За то, что не сражалась плечом к плечу, не поддерживала, ничем не помогала. За то, что ненавидела дело всей твоей жизни лютой ненавистью, и когда ты говорил, что однажды я стану у руля, с презрением морщилась. Я ведь собираюсь вернуть компанию и уничтожить Баженова не ради тебя. Я собираюсь сделать это ради себя. Чтобы хоть немного очистить свою совесть. Сбросить этот многотонный груз. Чтобы не чувствовать себя такой отвратительной мразью…
А что, если у меня ничего не получится? Что будет со мной тогда, папа? Как я буду дальше жить, зная, что позволила пользоваться собой тому, кто отнял тебя у меня? Позволила по доброй воле, не имея никаких гарантий на успех!
С чего я взяла, что смогу обхитрить его? Обскакать матерого волчару, с которым даже ты не справился?! Как можно быть такой самонадеянной!
Это ненависть настолько ослепила меня? О боже, я ведь собираюсь отсасывать человеку, который тебя убил! Собираюсь позволять ему трахать себя, делать все, что взбредет ему в голову, и при всем при этом еще и буду получать от этого удовольствие… Господи, какая же я мразь… Я ведь позорю твою память этим поступком.
Как же хорошо папа, что ты этого не видишь. Мне стыдно, ужасно стыдно перед тобой. Перед собой. Сколько я собиралась пресмыкаться перед ним? Сколько раз мне пришлось бы отсасывать ему, прежде чем я смогла бы узнать хоть что-то? Если бы вообще смогла…
Нет. Я не буду этого делать. Я ни за что не буду делать этого, папа. Я буду жить, ради тебя. Ради твоей памяти. Уверена, если бы это я умерла, а ты бы остался жив, то меньше всего на свете мне бы хотелось, чтобы ты мстил за меня ценой своей души. Наоборот, я бы всем сердцем желала, чтобы ты жил дальше, и попытался отыскать свое счастье.
Я не буду ничего делать, папа. Я вернусь в Лондон и постараюсь исцелиться. Обещаю, я сделаю все, чтобы стать счастливой. Уверена, ты хотел для меня именно этого.
Ты заботился обо мне даже тогда, когда тебе самому грозило разорение. У тебя ничего не осталось после гонки за компанию, но мое безоблачное будущее ты обеспечил. Оставил для меня счет в швейцарском банке просто с астрономической суммой. Будто заранее знал… Ты не тронул эти деньги, чтобы спасти дело всей своей жизни, хотя мог. Я всегда была для тебя дороже, папа… Как я могла в этом сомневаться? Почему была так слепа? Почему до меня всегда так долго все доходит? Прости меня… Прости. Главное, еще не поздно. Пока еще я не успела сделать то, чего не смогла бы себе простить. А значит, я еще могу остановиться. Ты еще будешь гордиться мной, там, на небесах. Обещаю, папа.
