Текст книги "Разреши тебя любить: возвращение к мечте (СИ)"

Автор книги: Юлия Флёри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Неожиданно…

– Если ты сейчас скажешь, что тебя что-то не устраивает, то лучше промолчи.

– А если я скажу, что… что я не… – Прикусила губу, глянула исподлобья, но всё же решилась. – Данила, я не понимаю, когда ты шутишь, а когда говоришь серьёзно. Какая жена, какие дети?.. Ты меня знаешь несколько часов, большую часть из которых я проспала и не могла никак повлиять на это решение. Ты чего?

Как раз после этих слов я и узнала, что для Данилы всегда была раскрытой книгой. Он поведал познавательную историю о любви с первого взгляда, со мной в главной роли. Оказалось, что Даня меня увидел задолго до самого знакомства, и про деда не шутил. И было это три года назад, на каком-то юбилее дедовой компании. Мне было пятнадцать, по его словам, я была нереально красива и он не смог отвести взгляд. А мой дед, будучи человеком прозорливым и очень мудрым, подобный взгляд понял по-своему, усмехнулся, понимающе похлопал по плечу и пообещал повлиять. Только вот повлиять он не успел, автомобильная авария внесла свои коррективы в его планы. А уже через год мы с мамой оказались на улице. Всё это время Даня не выпускал меня из поля зрения, не помогал, не вмешивался, но и не оставлял одну, зная обо всех действиях и передвижениях. Знал и о маме, и об отце. На мой логический вопрос о том, почему же не помог, не вступился, был лаконичный и простой ответ: ты личность и я не мог препятствовать тебе развиваться. Позже я думала над этим вопросом и понимала, что его помощь в тот момент поняла бы иначе, как подачку, как помощь бедным родственникам, сама, меж тем, оставалась гордой и непреклонной. Ему не нужна была слабая размазня, ему нужна достойная, женщина, которая справится с ним, выдержит тяжёлый характер. Из виду он меня не терял, но и не вникал в дела, для этого был нанят специальный человек. И когда мы впервые встретились на одном из приёмов, Даня даже меня не узнал. Он не любил продажных женщин, одно дело, когда ты признаёшь, что проститутка, и совсем другое, когда прикрываешься другим обличием, являясь, по сути, именно продажной женщиной, да и блондинки никогда не были слабостью Дементьева. И только спустя несколько встреч ему удалось разглядеть в моём лице знакомые черты, но так и не уловить сути. Переломным моментом стала одна из моих фотографий, что-то из первых работ, сделанная фотографом Евгенией Майли. Эта работа висела в какой-то галереи, и не узнать меня он не мог, как не смог и отказаться от уже развитого, сексуального тела, от своего желания, от своих мыслей, которые не единожды возвращались на несколько лет назад к юной, неприступной красавице. Решил, что уже пора и начал активные действия. Ну, как активные, набрал номер своего человека, который за мной следил, и узнал всё. Всё, что можно, и что нельзя. И каково было его удивление, когда на стол легла фотография, только не той девчонки, которую он запомнил, а моя. Вот такая, какая я сейчас. Да, да, тот самый ангелочек, который, как смеялись друзья Данилы, не сводил с него глаз при каждой встрече.

– Вот насчёт «не сводила глаз», ты явно преувеличиваешь! – Возмутилась я, злясь в первую очередь на себя, я могла, знаю, что могла, а на него по-другому и не глянешь. Есть он и никого больше.

– Ни капельки. Честно, я уже успел подумать, что ты на меня нацелилась. Хочешь за меня замуж ведь, признайся.

– Нет.

– Ты подумай… – Что это, он уговаривает?

– Только когда передо мной будет лежать кольцо. – Сложила я руки на груди, протестуя против его уверенности. На самом деле, просто пыталась выиграть время и понять его уловки.

А с другой стороны… Да, я хотела его, хотела с ним, и хотела замуж. Но вот так, вдруг, без ухаживания, прелюдии, без всех прелестей молодой пары, да ещё этот небрежный самоуверенный тон, словно его упрашивают. Вот ещё! Не знаю, как получалось, но в свой взгляд я старалась вложить огненный заряд, который пробьёт его оборону, но нет же, разве с этим человеком я могу тягаться?! С широкой улыбкой он вышел, а через минуту вернулся и передо мной действительно лежало кольцо. «И где, спрашивается, музыканты, шампанское, куча приглашённых дармоедов?! » – твердил мой грозный взгляд, а Даня смотрел в ожидании ответа. А какой ему, собственно говоря, ответ, если он ничего не предложил, а может, это кольцо и не для меня вовсе, а только приманка для признания. Вообще ничего ему не ответила, отодвинула кольцо дальше и показательно отвернулась.

– Подумай, я ведь люблю тебя…

– Точно меня, ты ничего не путаешь?

– Вчера мы это обсуждали. – Как-то строго заметил Дементьев и в его голосе стали слышны нотки недовольства.

– Не помню такого!

– А как же признание о том, что случайных женщин в моей постели не бывает?

– Да, я уже поняла, что не случайная. – Хмыкнула громко. Забылась, не иначе.

Не знаю, что на меня нашло, но уже не играла, всё было реально, и моя внезапно нахлынувшая обида и тот факт, что он обратил внимание только оттого, что я внучка своего деда. Дура!

– А как насчёт того, что я тебя больше не отпущу… никогда.

– Так уж и никогда? – Соизволила повернуться я.

Повернулась, сверкнула глазами и тут же растаяла. Он, строгий, деловой, опасный, мой и только мой, смотрел с теплотой и нежностью, и в глазах грусть, желание заботиться, оберегать – всё то, чего я была лишена. Но не любовь. Хоть расстреливайте, но не любовь! Нет, не подумайте, я не претендую на человека, который может разгадать чужую душу с первого взгляда, нет. Только Данила мой, мой человек, мой мужчина и каждый его вздох мне понятен и словно знаком, он как часть меня, и не нужны годы, чтобы понять это, только лишь один его взгляд, не прикрытый маской безразличия.

– Ты выйдешь за меня замуж? – Без улыбки повторил он, сжимая кольцо в широкой ладони.

– Я люблю тебя. – Ответила тихо, в сторону.

– Меня, правда? – Усмехнулся в ответ он, со злом, с негодованием, припоминая мой же укол.

– А почему не тебя? – Разозлилась я за это в ответ. Свернула глазами, отбросила волосы на плечи.

– Не знаю… может, моё положение, мой статус. С чего вдруг? Мы знакомы несколько часов.

Нежность испарилась, ласка растаяла, не оставив после себя и воспоминание, и передо мной человек с железной хваткой, со стальными нотками в голосе, с острым леденящим взглядом.

– Я люблю тебя. – Упрямо повторила, поджала губы.

Молча перевела взгляд на его ладонь, в которой скрывалось кольцо, разжала пальцы (он, конечно, не сопротивлялся), и сама же одела кольцо на палец.

– Моё кольцо и мой жених.

– Вот и умница, – улыбнулся он. – И всегда помни об этом, и никому меня не отдавай.

В этот день моя жизнь изменилась второй раз. Не нужно больше бояться, переживать, планировать, всё это за меня сделает мой мужчина. Именно рядом с ним я поняла, что не хочу бороться за свою жизнь, не хочу преодолевать трудности, я женщина, слабая и ранимая, нежная. И предназначена не для того, чтобы работать как лошадь, а только для того, чтобы любить его, единственного.

Только на следующий день не началась сказка, как, впрочем, и через три дня. Мы словно два хищника, оказавшиеся в одной клетке по чужому принуждению. Вроде и понимаем, для чего сошлись, только не получается всё выполнить по пунктам. Не рождается семья от одного слова «надо». И притираться не получалось. Данила дома практически не появлялся и дело здесь не только в его работе, а во мне, в частности. Казалось, он просто не знал, что со мной делать, о чём говорить и надо ли говорить вообще. Вроде всё просто: будущая жена, всё обсудили, друг друга поняли, но оказалось, что просто бросились на амбразуру и в итоге нам двоим стало тесно. Ему, потому как свободе пришёл условный конец, у меня – в принципе вся жизнь изменилась в один момент. Даже спальня, которую он изначально предоставил, оказалась моим личным пространством. Не общим, а конкретно моим. И от этого всего было сложно. Плюс слова, сказанные, опять же, потому что так положено, стояли поперёк горла. И причины всех этих его мучений всё чётче стали вырисовываться в моём сознании. А в день, когда я решилась на откровенный разговор, Данила пригласил меня посетить свой кабинет. Официально, по деловому, как и все наши отношения за эти несколько дней.

– Оксана, если ты не занята, я хотел бы с тобой поговорить. – Процедил он сквозь зубы и тут же отправился по месту назначения, прекрасно понимая, что я не откажусь, даже если буду умирать. Его слово закон и это не обсуждалось.

В кабинете я оказалась впервые, но не была особо удивлена. Всё основательно, с шиком, почти как у моего деда, и пока я невольно засмотрелась на интерьер, Данила уже удобно устроился в своём кресле за столом.

– Присаживайся, дорогая, назрел один неприятный разговор, и оттягивать обсуждение не имеет никакого смысла.

Сказал он всё это с какой-то ленцой, словно мне одолжение сделал, только я не показала эмоций, спокойно села, поёрзала под его взглядом, устраиваясь.

Как бы Данила меня не назвал: хоть невестой, хоть женой, роднее я за эти дни не стала. Оттого и тон был соответственный. Как приказ, который у меня нет прав обсуждать.

– Могу я начать первой?

– Считаешь, что понимаешь, о чём я?

– Сложно не понять… – Развела я руками.

– Тогда вещай. – Усмехнулся Дементьев. Тут же закурил, делая вид, что полон внимания.

– Ты привёл меня в свой дом, показал, где я буду жить, наверняка уговорил себя, что так нужно, только вот уговоры не действуют. Так?

Он усмехнулся и не спеша выпустил дым изо рта.

– Рад, что не ошибся в тебе. Продолжай. – И снова его показательная лень в голосе. Неприятно.

– Ты не доверяешь мне. Ты вообще мало кому доверяешь и тебя это напрягает: жить под одной крышей с человеком, которого практически не знаешь.

– Было бы странно, если бы я надиктовывал тебе номера счетов в банке, не считаешь? – Вскинул на меня взгляд, который, словно пощёчина, заставлял отшатнуться. Я вжалась в кресло.

– Зачем мучить себя? Может…

– Я не привык отступать от намеченных панов. – Жёстко прервал он и я замолчала. – И я, правда, рад, что ты всё понимаешь. Когда говорю тебе о любви, себя же дураком и ощущаю. Потому что ты всё знаешь не хуже меня самого. И спектакль тот же играешь, что и я. Почему – не спрашиваю. Не интересно.

Я опустила взгляд, не в силах сдерживать набежавшие слёзы. Думаю, если сейчас о любви начну говорить, Дементьев рассмеётся мне в лицо.

– Так вот. – Продолжил он, вдоволь насмотревшись на такую мою реакцию. – Если уж между нами всё предельно ясно, то и повода притворяться не вижу. Любовь это слишком сложно. В семье она не обязательна, можно и без чувств обойтись. С чего бы всё не начиналось, результат один – привычка.

– Так просто?

– А что ты хотела усложнять? Между нами сейчас есть более, чем достаточное чувство: желание. С твоей стороны, возможно, даже влюблённость. – На последнем слове он достаточно громко хмыкнул, ставя меня на место. Всё ведь понимает, всё видит. Только не его это: верить в сказки. – Только сути это не меняет. Всё проходит.

– Суть ясна. К чему ты ведёшь? – Так же, по-деловому, решила продолжить я и смогла посмотреть отрыто. На Данилу глянула, и поняла: он до этого глаз с меня не спускал, после каждой своей фразы проверял, как меняюсь, пытался понять, что чувствую, что думаю. И это не просто смутило, это так, словно я кого-то поймала на подсматривании. И он понял, почувствовал, но холодно ухмыльнулся, не переставая оценивать взглядом.

– А суть, дорогая моя, в том, что если между нами всё предельно ясно и с твоей стороны никаких иллюзий нет, то и повода продолжить ломать комедию, я не вижу. На данном этапе, ты интересна мне только лишь с одной стороны. Как пойдёт дальше – зависит от тебя.

Я посмотрела, но ответить так ничего и не смогла. А Дементьев не стал зря терять времени. Из-за стола поднялся, обошёл его и стал напротив меня. Приткнувшись к столу, слегка на него присел. Он продолжал курить, заполняя кабинет белым непрозрачным дымом, жёстко улыбался, давая мне возможность осознать смысл своих слов. Только я и без него всё поняла, оттого и взглянула резко и открыто: я не боялась. А Данила принял этот взгляд, упрямо оттопыривая подбородок, затушил сигарету о пепельницу и теперь смотрел выжидающе.

– Я вижу, готова к реальной жизни. – Хохотнул издевательски.

От стола отпрянул, подошёл ко мне ближе, потом сделал ещё один шаг и стал вплотную, устраивая свои ноги между моих.

– Я разговаривал с твоим гинекологом. Меня заверили, что всё в порядке. – Отметая всякие сомнения тихо проговорил он, провёл кончиками пальцев по волосам, дотронулся до подбородка, заставляя поднять на него взгляд.

– Я хочу тебя. Сейчас.

– Я…

Дементьев отрицательно качнул головой, сделал неудачную попытку улыбнуться и резко дёрнул меня за руку на себя. Усадил на стол, не обращая внимания на разложенные на нём документы, и широко развёл мои ноги в стороны.

– Так случилось, что в сексуальном плане претензий у меня к тебе гораздо меньше.

И приоткрытыми губами провёл мимо виска. Едва касаясь, так, чтобы я только дыхание его почувствовала. Потом языком по скуле, вычерчивая тонкую горизонтальную линию и тут же, уловив момент, когда я расслабилась, заставил прогнуться, больно потянув за хвост волос. И он упивался своей властью. Я упиралась обеими руками позади себя, а Дементьев рассматривал, приценивался. Одну руку опустил на шею, несильно её сдавив, провёл большим пальцем по подбородку, оттянул им нижнюю губу и приблизился лицом к моему лицу, но не прикоснулся, не поцеловал. Его рука ослабила хватку на шее и потянулась вниз, падая на моё тело тяжёлым грузом, так, чтобы я прочувствовала её ход, так, чтобы запомнила его силу. На секунду широкая ладонь смяла грудь, опустилась на талию, а затем быстро к колену, и уже оттуда снова, с той же тяжестью, вверх, задирая широкополое платье. Когда Дементьев нащупал бельё, жадно смял его в кулаке, но не порвал, не дёрнул, а лишь поддел большим пальцем, отодвигая в сторону. Всё это время смотрел прямо в глаза, не желая упустить мгновение моей паники. Ведь сейчас он был другим. Совсем не таким, как в прошлый раз. Как я поняла, настоящим. Сам ведь сказал, что врать не получается. А я смотрела на него в ответ, боясь пошевелиться и хоть как-то проявить неуважение. Хотела его безумно, но не понимала этой игры, её сценария, оттого и покорялась, изредка пытаясь поймать приблизившиеся губы. А дальше всё очень быстро: его расстёгнутая ширинка, резкое глубокое проникновение, мой стон и его триумф. Ведь он понял, что даже так мне нравится. Без розового налёта, без пафоса и сахарной пыльцы, которая могла бы сгладить впечатление. Чёткие глубокие толчки, под которыми я не могла устоять, медленно опадая на массивный стол. Помню потолок, странной формы люстру, ведь Данила на меня больше не смотрел. Просто получал животное удовольствие, вбиваясь, вжимаясь в меня. Со стола от тряски слетали редкие предметы, громко ударяясь о пол, бумаги, скатилась ручка. Рукой Дементьев смёл монитор, о который секундой ранее я ударилась головой. Ему не было интересно, больно мне или нет, хотя стоны вполне чётко определили этот вопрос. И меня сейчас не было, точнее, сложилось такое впечатление, что ему всё равно, кто сейчас лежит на столе. Главное – цель, а целью стало получение наслаждения. Оргазм. Сбитое от бешенного ритма дыхание. И всего за несколько минут он выполнил все пункты плана. Кончил в меня, отдышался, из нижнего ящика стола достал салфетки, вытер себя, толкнул упаковку ко мне. Когда отметил полное отсутствие движения, и поймал на себе мой взгляд, усмехнулся. Вернулся в обратное положение, навис, опираясь обеими руками по сторонам от моего тела, склонился над лицом, будто бы принюхиваясь, определяя, его ли это самка. Поцеловал больно, грубо, прикусывая губы.

– Да, детка, вот такая суровая правда жизни. Трахаться на рабочем столе, не снимая брюк.

Он и сам взорвался от своих слов, нахмурился, губы растянулись в сплошную твёрдую линию. Бурно дышал, навис надо мной так, что между телами оставалось не более сантиметра, руки сжались в кулаки.

– И пока я большего тебе не смогу.

А потом так же резко разогнулся и посмотрел с некоторой долей презрения. Кого презирал, сказать сложно, да и всё равно. Между нами стена. И Данила не собирается разбивать её, предлагая действовать мне.

Он вернулся к рабочему месту, нажал на телефоне незамысловатую комбинацию цифр.

– Нужно прибрать в кабинете. – Приказным тоном отдал распоряжение кому-то из охраны.

К тому моменту я поднялась и нетвёрдо стояла на ногах, пытаясь определить, что чувствую. Данила перевёл на меня потемневший взгляд.

– Приведи себя в порядок. – Бросил небрежно. – Прислуга в этом доме не для того, чтобы заглядывать в нашу постель. И… иди к себе.

И тут же занялся своими делами.

– А мне кажется, ты значительно переоцениваешь возможности этого стола. – Гневно проговорила я в его широкую спину и, так и не дождавшись ответа, из кабинета вылетела, не желая задерживаться и на секунду.

Прямо перед дверью столкнулась с мужчиной, которого и вызывал Данила, тот словно ждал, пока я выйду. Мерзко было от понимания того, что все они знают, что моги бы там увидеть, потому и топтались у входа. Внутри у меня клокотала обида, а внешне я даже не пыталась скрыть эти же чувства. И в спальне показательно громко хлопнула дверью, хотя это едва ли кого-то впечатлило. Но плакать не хотелось, уж не знаю почему. Да и злость на Дементьева быстро переросла в понимание его сущности, его ко мне претензий и я готова была полностью оправдать его поведение. Только вот мириться не хотела. Приняв душ, вернулась к своему обычному времяпрепровождению в последние несколько дней – лежанию на кровати. И с мыслями о вариантах перемен в отношениях, уснула, не смотря на дневной час. А проснулась от ощущения присутствия, отчего сразу же поёжилась и подобрала ноги. Глаза открыла и наткнулась на внимательный изучающий взгляд. Данила с лёгкой улыбкой вздохнул и провёл по моей ноге, поверх пледа.

– А я уж думал, ты тут рыдаешь. Волнуюсь… – Я показательно хмыкнула, услышав это его «волнуюсь», а Данила ничуть не обиделся, попытался улыбнуться и в этот раз весьма удачно.

– С чего бы? – Ответила дерзко и на кровати присела, прижимаясь спиной к адаптированному мягкому изголовью.

– Может, обиделась?.. – Проговорил вкрадчиво, не переставая поглаживать ногу, был показательно ласков и податлив.

– Обиделась. И что?

– Не знаю. Я не хотел бы, чтобы ты так реагировала.

– Дай, угадаю: ты такой, какой есть и меняться не сбираешься.

– Глупости. Я всегда согласен на перемены к лучшему.

– Что тогда? Сбросил напряжение и решил продолжить подкоп?

– Ты смешная. – В подтверждении своих слов он мягко улыбнулся. Когда поймал мой недовольный взгляд, направленный на его поглаживающие движения, нажим усилил. Намерено. Словно я могла противостоять и он вовлекал меня в это. – Только обижаться действительно не нужно. Это мои правила. Я так живу.

– Я поняла. Только жить сама по ним не собираюсь.

Данила хищно улыбнулся, медленно, позволяя мне идти на попятную, приблизился, кончики наших носов практически соприкасались, когда он довольно облизнулся и прошептал:

– Тогда диктуй свои… И заставь меня их исполнять.

С того знаменательного вечера наши отношения изменились. От меня требовалось только лишь быть собой, оказывается, искренность в чувствах действовала на Данилу безотказно. Вскоре я отвоевала место на кухне и полностью готова была посвятить свободное время будущему мужу и его удовольствию. Чего бы это не касалось. Как то сексуальные развлечения, либо плотское удовлетворение в процессе приёма пищи. И каждый новый день становился моей маленькой победой. Маленьким шагом на пути к идеалу. И Дементьев не мог отрицать, что я подкупала его своим отношением.

Нам было сложно. Обоим. И притирались мы жёстко, иногда вплоть до военных действий, но окончательно я поняла, что завоевала доверие, путь хрупкое, пусть практически прозрачное и такое незначительное, в тот раз, когда при очередных проблемах, Данила не заперся в своём кабинете с напитком покрепче, а пришёл ко мне. Просто, чтобы я была рядом, чтобы поддержала, чтобы была в этом вместе с ним. И вот тогда началась наша семья.

Данила открылся для меня с другой стороны, больше не был чем-то мифическим, недосягаемым. Я узнала, что такое положение – это только его заслуга, и не буду углубляться, рассказывая, как мальчик-сирота из детского дома добился успеха в большом городе. Не буду рассказывать, что всё это он получил благодаря своему уму и трудолюбию, он не ангел, он человек. И на пути к успеху совершил много поступков, и хороших, и плохих. Для всех вокруг был чёрствым снобом, не имеющим возможности чувствовать и любить, многие женщины, в том числе и его бывшие любовницы, мне искренне сочувствовали, не подозревая, что я самая счастливая на свете. Что он делает меня такой. Даня рано повзрослел, обстоятельства не позволяли ему расслабляться, мечтать. Его жизнь – это действие. Работа днём и ночью, и он не прекращал движение вперёд ни на секунду. Утром я его встречала за работой, спать Данила ложился далеко за полночь, и эта была его жизнь, и я для него не стала обузой и не мозолила глаза, я для него была живым воплощением того, для кого он всё это делал, и будет делать в будущем. Семья была его единственной целью, смыслом его жизни. Жена, дети – вот о чём он мечтал, когда работал, когда засыпал в обнимку с компьютером, а не деньги и дорогие машины. И за это я его уважала, как своего мужчину, а через год смогла назвать своим мужем.

Три года счастья, сказки, беззаботной жизни, жизни со смыслом. Он для меня, а я для него. Было всё: и ссоры, и непонимания, и обиды, и переживания, но мы были вместе и ни разу не усомнились в правильности поступка. Я была примерной женой и лучшей хозяйкой, готовила, убирала, заботилась об уюте. Помнила слова матери, когда та учила меня кулинарному мастерству, приговаривая, что готовить поистине вкусно, можно только с любовью. И да, она права, только рядом с Данилой моя еда приобретала незабываемый вкус, муж даже обедать приезжал домой. Мы были счастливы вместе, а однажды, когда я вернулась домой с радостной вестью о ребёнке в скором будущем, жизнь приняла новый, головокружительный виток. И я узнала своего мужа с новой стороны. Теперь он был не просто хорошим, он стал лучшим. Вы когда-нибудь задумывались, что чувствует мужчина, который готовиться стать отцом? Нет? Мой мужчина летал, и я парила вместе с ним, взмывая к облакам. Мы вместе ходили на каждую консультацию к врачу (помню даже его возмущение по поводу того, что меня однажды забыли взвесить, бубнил на всю клинику), сердцебиение малыша мы слушали минут двадцать, пока доктор не посмотрел на меня умоляюще, снимок с каждого УЗИ. Нет, Данила не стал фанатиком, просто каждый новый день был для него счастьем, которым он делился со мной, с нашим малышом. Даже от половины дел отказался, доверив всё управляющим. И я была спокойна только когда муж рядом, всё остальное время, не могла усидеть на месте.

– Ксанка, ты где, давай, лети скорее. – Вопила в трубку Алла, – единственная, кто за меня порадовался после замужества.

– А что такое, я как-то ничего сегодня не планировала…

– Что значит, не планировала? А кто обещал меня поддержать? Я, может, тоже хочу замуж за олигарха, давай, несись в наш салон, я тут образ менять буду, вот, без твоего совета никак.

– Я вообще-то за городом, так что час, полтора – минимум.

– Как раз успеешь, жду.

Куда успею, и чего она ждёт, думать было лень, о её смене образа я помнила смутно, скорее всего, подруге это только что взбрело в голову. Да и про Даню она зря так сказала, тот потребовал от меня клятвенного обещания, что я после свадьбы вернусь к родному чёрному цвет волос, на что я смогла только крепко зажмуриться и обнять его, знал бы, как ненавистен мне образ этакой куколки с блондинистыми мозгами. Против блондинок я ничего не имею, но это не моё, вот и всё.

На пороге меня уже окликнул водитель, предлагая свои услуги, но нет, молю, прошу, хотя бы машину оставьте, не могу я в окружении, руль – это моя слабость. И я как всегда, восседаю на водительском сидении, но добраться до подруги, было не суждено. Как только въехала в центр города, автомобиль впереди резко затормозил и остановился, я и испугаться-то не успела, когда мой передний бампер встретился со столбом. Нет паники, нет истерики, нет даже страха, есть только вода подо мной и понимание того, что роды вроде как начались. Через час я уже лежала в заранее подготовленной для меня палате, через два часа боли внизу живота начали напоминать те самые схватки, о которых пишут рожавшие во множествах блогов, а через три часа, когда требовала сделать хоть что-нибудь, на пороге палаты появился бледный Данила с бешеным взглядом и перекошенным от злости лицом. Молниеносно приблизился ко мне, присел на койку, склонился к лицу и только для нас двоих знакомым шёпотом произнёс:

– Как только всё закончится, придушу своими руками… – Бешенство в глазах сменилось на тревогу и какую-то не свойственную ему растерянность. – Люблю тебя… всё будет хорошо, обещаю…

Едва ощутимое прикосновение его губ к моему холодному лбу и наш мальчик потребовал немедленного освобождения, услышал папочку, наконец-то. А дальше роды… роды – это что-то нереальное, не передаваемое словами. Кто-то из соседних палат ходил по коридору и громко стонал, кто-то кричал не своим голосом, что неимоверно раздражало, и, да, я сама виновата, что не доехала до забронированной клиники и оказалась в рядовом роддоме, но Данила и здесь всех, кроме, собственно, рожениц, построил. А вот я не могла ни ходить, ни стонать. Предпочитала лежать на спине, и вспомнить, как нужно дышать. Вскоре боль стала невыносимой, онемели ноги, онемели руки, открывать глаза я боялась, так как перед ними всё плыло. Точно помню, как упиралась рукой в стену, пытаясь перетерпеть боль, но вскоре поняла, что, скорее, кровать отъедет от стены, чем как-то мне поможет. Я чувствовала, как стремительно начала бледнеть, и тут же кровь бросилась к лицу, принося с собой жар. Наверно это был единственный момент в жизни, когда мужа видеть не хотела, слишком грозно во мне отзывалась обида, что только я терплю всё это, а вот когда всё закончилось и меня порадовали, сообщив, что родился мальчик, я улыбнулась и заказала Даню в палату. «Никогда больше с ними не расстанусь» – прошептала, увидев, как в дверях показался любимый с сыном на руках, на глазах появились слёзы радости, пряча улыбку ладонью, я боялась спугнуть своё счастье. Потом было первое кормление, я впервые сама взяла сына на руки, впервые поменяла ему подгузник, и каждое мгновение хотелось запомнить, настолько дорого было для меня это чувство. И в этот день, получилось окончательно убедиться в своём предназначении – я домашняя наседка. Уважаю и принимаю выбор женщин, которые посвящают себя карьере, бизнесу, любимому делу, но я могу посвятить себя только семье, для меня это неземное счастье, любить и быть любимой. Любовалась на маленькие светлые глазки Максима, как он сопел, пока ел, как засыпал, выпуская из ротика сосок. Счастье…

На выписке, казалось, нас встречал весь город, по крайней мере, его журналистская часть. Вспышки фотоаппаратов, вопросы со всех сторон. «Как вам роль матери» – услышала я вопрос, улыбнулась, это самая замечательная роль, нет, это не роль, это моя жизнь! Смотрела на Данилу с Максимом на руках: он, как тигр, защищал своего младенца от внешнего мира, защищал меня. Приехали домой, получили поздравления от прислуги, хотелось отдохнуть. Сынишка мирно сопел на руках и не думал просыпаться, пока его укладывали на нашу широкую постель, Даня лёг рядом, увлекая меня за собой. Первое, что пришло в голову, так это несоответствие размеров. За четыре дня, привыкла, что рядом лежит мой малыш, мой кроха, а теперь рядом был муж и казался просто невероятных размеров. Посмотрела в его глаза, наполненные счастьем и радостью, улыбнулась, обняла его лицо обеими ладошками, поцеловала в нос и, поверьте, ничего интимнее и сокровеннее не испытывала в жизни, как этот невинный поцелуй к моему мужу.

Кошмар начался ночью. Сын плакал, и не просто плакал, а вибрировал от собственного крика, и от этого звука разрывалось сердце и густой, болезненный ком затягивался в груди, через час непрерывного плача, у меня сдали нервы, скорая не ехала и Данила вызвал знакомого врача. Головка ребёнка побагровела от напряжения, каждая венка набухла, на щёчках лопнули несколько сосудиков. Чтобы не сорваться на паническую истерику, я закрыла рот руками, пытаясь успокоить свой вой, муж пробовал успокоить Максима, тоже безуспешно. Время тянулось, ребёнок не успокаивался, он не хотел пить, не хотел есть, он уже охрип, но продолжал разрываться от крика и плача.

Врач приехал спустя час, сразу же, без объяснения причин, экстренно госпитализировал. Глядя на меня, решил, что с ребёнком поедет Даня, и моему состоянию можно было не завидовать. Меня колотило, мои руки тряслись, зубы стучали. Безумный взгляд покрасневших и опухших от слёз глаз, болезненно бледное лицо, груди ныли от переполненности, к ним нельзя было прикоснуться. Позже вкололи какой-то укол, после которого я практически сразу уснула, а когда проснулась, Данила уже был дома. Один. Диагноз, как приговор – гидроцефалия. Что это – я не знала, я даже не представляла. А Данила молчал, но его напряжённая поза, сжатые кулаки, говорили за себя.

– Собирайся, поехали. – Небрежно, с плохо скрываемой злостью проговорил он.

Переодевшись в считанные минуты, я стояла на пороге дома. В машине он так же не проронил ни слова, а я боялась подать голос, таким своего мужа никогда не видела. Он прятал от меня взгляд, отворачивал лицо, всё, что угодно, только бы не говорить. В клинике за руку отвёл в кабинет врача.

Дальше были вопросы, много, разные. Как протекала беременность, как прошли роды, чем болела, что ела и хорошо ли спала? Отвечала на автомате, практически не задумываясь над смыслом сказанных слов. Нервное истощение, плюс остаточное действие снотворного сделали из меня полу зомби, единственное, что заметила, так это то, как сжались кулаки мужа на вопросе об аварии перед родами. Он сидел, опустив голову вниз, ничего не комментировал, ничего не спрашивал, я понимала: он знает то, что мне узнать только предстоит. На просьбу увидеть сына, врач промолчал, перевёл взгляд на Данилу, не знаю, подал ли тот какой-то знак, но врач согласился провести меня в палату. Я ещё плохо понимала, что происходит, по дороге спрашивала, как будет проходить лечение, как долго и что для этого нужно, можно ли мне быть в это время с ребёнком. Конечно можно, я ведь мать…