Текст книги "Серебряная клетка (СИ)"
Автор книги: Юлия Буланова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
– Конечно же, ничего, – саркастично заметил Джейс. – Просто на него кто-то эмоциональный сканер навесил.
– И в чем проблема? – зевнула девушка
– Дана, ты, вообще услышала, что я только что сказал?
– Что на нем эмоциональный сканер. И?.. у тебя какая-то детская психологическая травмы, связанная с этим гаджетом? Чего ты так возмущаешься?
– Диана, ты серьезно? Это же... ужасно.
– Почему? На мой взгляд, даже забавно. Не было бы так дорого, я бы и себе такую наклейку купила.
– Это не наклейка. Ему этот сканер в кожу вживили!
Девушка перевела взгляд на второго приятеля. Но тот раздраженно хмурился, и прояснить ситуацию не стремился.
– Рей, – позвала она его. – Ну, объясни мне дуре, что происходит? Чего Джейс бесится?
– Не знаю. Это мое дело. Не его.
– А я сам объясню, чего. Такое ни один нормальный человек добровольно на себя не поставит. И вот меня интересует, кто с ним это сделал?
– Зачем? – убито поинтересовался Рей.
– Чтобы прибить эту сволочь по-тихому, а потом сказать, что так и было.
– Да сам я. Сам!
– Рей!
– Ладно, не совсем сам. Но насильно меня в клинику не тянули. Мне тринадцать было. И я подрался. С мальчишками на улице. Да, они меня задирали. Да, напали первыми. Причем, всей сворой. Да, я защищался... сначала. Но потом... сорвался. И чуть их не убил. Сам испугался, когда понял, что натворил. Но тренер... понимаете, мы все слово давали, что не будем использовать в драках то, чему у него научились. Он бы и слова не сказал, если бы я действительно только оборонялся. Отбил их нападение и ушел. Но...
– И что?
– Он меня выставил. Я просил прощения, обещал, что такого не повторится. Клялся, что усвоил урок. Бесполезно. Но потом все же согласился взять меня назад. С условием, что я поставлю ЭСку. И буду носить ее пока не получу четвертый кю. Раз уж не могу контролировать свои эмоции.
– М-да... – протянула девушка. – Ситуация. Ты поэтому борцовки не носишь и всегда надеваешь майки с рукавами? Чтобы плечо закрывать?
– Конечно, – хмыкнул Рэй. – Это же такое убожество. Красный квадрат, белая надпись: «Ярость». Зеленый квадрат, желтая надпись: «Умиротворение». И апофиоз всего этого ужаса. Розовый квадрат, бордовая надпись: «Сексуальное влечение».
Джейс не сдержавшись, прыснул, а Рей тем временем продолжил:
– Вот тебе смешно. А я знаешь сколько раз в идиотское положение попадал? И все из-за чего? Из-за надписей этих. А снять не могу. Потому что чуть-чуть осталось. Не сдаваться же на финишной прямой?! Мне до четвертого кю всего-ничего осталось.
– Стоп, – девушка подскочила и заметалась по комнате. – А ведь это, как раз можно исправить. Нужно только программу твоего сканера взломать. Но не думаю, что это будет так сложно. И будут у тебя только разноцветные квадратики.
– Да, это в какой-то степени решение проблемы, – задумчиво протянул Джейсон. – Но... все равно ужас. Если кто увидит, шепотков и смешков за спиной будет столько, что и представить страшно.
–Я его не сниму! Перетерплю и смешки и остальное. До этого я ведь как-то с этим справлялся. И ничего... живой.
– Так, а у меня идея! Что если сканер не прятать, а выставить на всеобщее обозрение? Ну, не такой, конечно, а после того, как я над ним поколдую. Представить это, как твой каприз. Ребят, маленькие странности аутсайдеров – повод для насмешек. Странности лидеров – повод для зависти. Этим они выделяются из толпы. И над ними никто не думает смеяться. Им завидуют. Им подражают. Тут главное, как мы это представим. Мне только надо в сети покопаться и программу нужную скачать. Но если мы с Дэном его дешевенькую наклейку взломали, так, что она целых полтора месяца имитировала ЭСку которая стоила в пять раз дороже. Потом, правда, она глючить начала и ее пришлось выбросить. Но тут ведь совсем другая ситуация. Вряд ли она сломается.
– А если у тебя не получится? – хмуро спросил Рей.
– Получится. На самом деле это не так уж и сложно. Но если я потерплю фиаско, попросим Тео нам помочь. Уж он-то с ЭСкой точно сладит.
Через полтора часа парни как зачарованные смотрели на обновленный эмоциональный сканер. А с плеча Рея на них с восторженным любопытством глядел маленький беловолосый чертенок чем-то неуловимо похожий на хозяина.
– Круто, – выдали они одновременно.
Чертенок улыбнулся и помахал им ручкой. Потом резко остановился и вытащив откуда-то воздушный шарик в виде сердечка, улыбнулся.
– Эм... Дана, это же не совсем то, что я чувствую! – осторожно начал парень.
Чертенок нахмурился и погрозил кому-то пальцем.
– Угу, – кивнула Диана. – Я сделала его на немного эмоциональнее тебя, добавив к этому некоторую задержку эмоциональной реакции. Также он не отражает вспышки эмоций, которые длятся менее семи секунд.
– Зачем ты это сделала?
– А ты хочешь, чтобы все могли читать тебя, как открытую книгу? Извини, но это неразумно.
– Но тогда... я с таким же успехом мог бы, и снять сканер.
– Нет. Рей, он отражает твои эмоции. Только немного искажая их. То есть это мы будем знать, что немного. А остальные быстро сообразят, что так сильно полагаться на чертенка все же не стоит. Можешь не благодарить.
– И не собирался.
– Тебе просто нужно время, чтобы осознать счастье на тебя свалившееся.
ГЛАВА 20
Вадим никак не мог успокоиться. Не помогало ничего. Ни бокал бренди. Ни прогулка по ночному городу. Было уже два часа ночи, а он все никак не мог выбросить из головы эту девчонку и ее слова, которые отчего-то так больно резанули его по сердцу. А потом... майор и сам не понял, как его пальцы набрали на коммуникаторе номер двоюродного брата. Станислав ответил почти мгновенно.
– Привет.
– Привет. Прости, что звоню так поздно...
– Ты опять забыл о разнице в часовых поясах. У нас сейчас только десять вечера. Что случилось?
– Нет, ничего.
– Ты что-то от меня хочешь?
– А я разве не могу позвонить просто так?
– Можешь. Но делаешь это, как правило, в менее взвинченном состоянии. А теперь я повторю вопрос. Что случилось?
– Ничего. Правда. Просто мне нужна твоя помощь. Ты можешь поискать информацию об одном человеке.
– Что тебя интересует?
– Все, что сможешь накопать. Я же знаю, в ваших архивах столько всего хранится. Просто если ты не репортер, тебе и соваться туда не стоит. Все равно ничего не найдешь.
– Да не проблема. Поищу. Сбрось данные по интересующему тебя лицу и подожди. Но если у вас поздно, иди спать. Я позвоню тебе завтра и расскажу все, что смог откопать.
– Не хочу спать. Позвони сразу, как что-нибудь найдешь. Ладно?
– Хорошо.
– Спасибо.
– Пока еще не за что. До связи.
Время тянулось медленно. И Вадим не раз уж пожалел, что вообще позвонил Стасу. Ведь ничего действительно интересного он откопать не сможет. Максимум пару детских выступлений. Ведь Диана всю свою сознательную жизнь провела в закрытой школе. О единственном происшествии с ее участием он и так в курсе. Так зачем он это затеял?
Звонок прозвучал неожиданно и через минуту он услышал голос брата:
– Еще раз привет. Не разбудил?
– Нет.
– Это хорошо.
– Тебе есть чем меня порадовать?
– На счет «порадовать» – не знаю. Но кое-что у меня на нее есть. Андорский театр мы же опустим? О фактах ты должен быть осведомлен лучше меня. А домыслы всяких идиотов...
– Пусть остаются на их совести.
– Эх, Вадим, неужели ты до сих пор не понял, что ни чести, ни совести, ни даже здравого смысла ты у этих падальщиков не найдешь? Но да черт с ними со всеми. Ты мне вот, что скажи. У тебя к девчонке... личный интерес?
– Прости... я не совсем тебя понимаю.
– Она просто твоя ученица или ты в ней лично заинтересован?
– А это имеет значение?
– Да. Если она может стать членом моей семьи, я забуду о том, что нашел и слова не пророню о ее местонахождении. Если же Диана Вирэн просто твой курсант, извини брат, ее ищут.
– Знаю я, кто ее ищет.
– Это вряд ли. То есть ее разыскивают многие. Но ты же не думаешь, что я могу сдать девушку тем, кто хочет ей навредить?
– И кому же ты хочешь сообщить о ней?
– Ты все равно их не знаешь. Но если так хочешь... Рудольф Карден, Антонио Верко, Пьер Норан, Изабелла Горская. Это самые активные. Выступают единым фронтом. Но есть и другие.
– А кто эти?
– Все за исключением Горской выпускники Танийской Академии. Изабелла – оперная певица.
– Танийцы – понятно. А этой Горской она зачем?
– Дед Изабеллы был одним из учителей Вирэн. Но из-за произошедшей трагедии, а точнее из-за того, что администрация решила выбросить на улицу единственного выжившего ребенка, только бы их не затронула и тень скандала, у старика случился сердечный приступ. А перед этим ему попытались подсунуть на подпись заключение в котором говорилось, что Диана Вирэн не имеет достаточных данных для дальнейшего обучения и неоднократно нарушала учебную дисциплину. Это-то его и добило. Он умер через четыре дня. Но пока был жив, успел пообщаться с внучкой и несколькими своими учениками. Ты даже не представляешь, сколько людей теперь готовы линчевать и директора той академии, и всю ее администрацию. За сорок восемь лет преподавания Горский выучил стольких артистов балета, что и подумать страшно. А это ведь не какая-то заштатная школа. Это Танийская Академия Классического Балета – лучшее учебное заведение, где девяносто пять процентов выпускников уже через полгода становятся солистами.
– А остальные пять?
– Их сразу приглашают танцевать ведущие партии. Ну, так что? Девчонка просто твоя подопечная или нечто большее?
– Нечто большее. Но ей семнадцать лет.
– Через несколько месяцев будет восемнадцать. Так что ничего предосудительного я в твоем интересе к ней не вижу. И уж раз она тебе нужна, дам совет. Не позволяй ей бросить Артен еще как минимум год. Пусть все успокоится немного. Сейчас ее неминуемо сделают оружием против Танийской Академии. Точнее, против администрации академии. Потом нужно будет осторожно связаться с Рудольфом Карденом. Он поможет ей устроится. Точнее, Рудольф хоть сейчас готов взять ее в свою труппу. Он направил на нее запрос о распределении, когда та еще подростком была.
– Это все?
– Нет. Хочешь узнать, что еще мне стало о ней известно? Ладно, смотри. Это традиционная рождественская постановка «Щелкунчика» Нового Мариинского Театра. Поклоны. Труппа выходит уже третий раз. Вот сейчас. На сцену выбегает молодой человек, который держит за руки двух девушек. Это, кстати, Антонио Верко. Маленькая в розовом платьице – твоя Диана. Ей сейчас одиннадцать. Кто другая – не помню.
– Почему она такая грустная? Такое ощущение, что еще чуть-чуть и расплачется.
– Там какая-то не очень хорошая история была. Танийцы ежегодно ставят «Щелкунчика». Три дня. Шесть спектаклей. Обычно роль маленькой Мари играют две девочки по очереди. Одна утром, другая – вечером. Но вторая исполнительница, тоже, кстати, Диана, заболела, за день до постановки, подхватив где-то кишечную инфекцию. Как итог Вирэн пришлось отдуваться за двоих. Она справилась, но на последнем спектакле у нее сдали нервы. Маленькая Мари проснувшись, и поняв, что и принц и сказочный мир ей попросту приснились, должна обнять куклу-Щелкунчика и улыбнуться.
– А она?
– Обняла его на пол и расплакалась. Но критики были в восторге. Решили, что необычная концовка – это подарок к окончанию Рождественских гастролей Танийской Академии и дань памяти какой-то так балерине, скончавшейся в этом году. Вроде как именно так двадцать лет назад оканчивалась одна единственная постановка, где ей довелось играть Мари. На их взгляд это символизировало... кажется, разочарования в том, что мечта так и не стала реальностью. Кстати, если захочешь, можешь посмотреть. Файл с записью спектакля я уже сбросил тебе на почту.
– Спасибо. Что еще ты нарыл?
– Смотри. Это если вдруг у тебя возник вопрос, насколько серьезно настроен Верко.
Темноволосый парень лет девятнадцати сидел на корточках возле девочки-подростка, которую он держал за руку. Девочка плакала, а молодой человек ласково ей говорил:
– Ну, маленькая, ну успокойся. Все уже закончилось. Ну, хочешь я тебе целое ведерко мороженного куплю? Шоколадного.
– Нам нельзя мороженное. Зима же. Холодно. Горло заболит.
– Тогда целый поднос пирожных.
– Нельзя. Я стану толстой и меня выгонят из академии. Но меня и так выгонят. Я все испортила. Слышал, как мадам Орлова ругалась? Она так кричала!
– Не выгонят. Ты сегодня танцевала лучше всех.
– Даже лучше Эльзы и тебя? – девочка удивленно посмотрела на старшего товарища.
– Несомненно! А если мадам еще раз на тебя голос повысит, сам с ней поговорю. Не бойся. Ладно?
– Но ты же скоро уйдешь из академии.
– Не скоро. Мне учиться еще полгода. Но и потом я буду за тобой присматривать. А когда вырастишь, мы с тобой «Спящую красавицу» станцуем. Станешь моей Авророй?
– Нет, – вдруг абсолютно спокойно ответила она.
– Почему?
– Ты – Синяя птица, а не принц Дезире. Значит, я буду принцессой Флориной, а не Авророй.
На этом запись обрывалась.
– Кстати, девчонка как в воду глядела, – усмехнулся Стас. – В «Спящей красавице» виртуоз Антонио Верко неизменно получает роль той самой Синей птицы. Но это лирика. Главное, он все эти годы следил за успехами Вирэн. Запрашивал видео-отчеты о всех смотрах Танийской Академии. Но ходит еще одна сплетня про него и Диану. Информация неподтвержденная, но...
– Да те томи ты!
– Говорят, она спасла ему жизнь. Случайно. Везет ей на такие случайности, право слово. Верко с парой приятелей протащили на рождественский прием в мэрии и твою Диану. Хотя младшие дети на него никогда не допускались. Но солисты устроили небольшой скандал, сказав, что, либо они идут все вместе, либо идет куда подальше мэр со своим приемом. Вроде как, Вирэн не меньше их заслужила право там находиться. Горский, который также сопровождал группу, своих учеников поддержал. Мол, девочка работала наравне со старшими ребятами. Так что ее грех не отпустить немного развеяться. Юные актеры прибыли к назначенному времени. Выслушали поздравления и благодарности мэра. Сфотографировались. После чего ребят предоставили самим себе. А они с утра ничего не ели. Сам понимаешь, первое, что сделала эта компания, набросилась на канапе и сладости. Но на столе, выделенном для танийцев, еды было прискорбно мало.
И кто-то из них, явно не обремененный излишней скромностью решил, что за соседним столом не должны сильно обидеться, если у них позаимствуют пару подносов с закусками. Как потом выяснилось в клубничные пирожные (любимый десерт мэра) было добавлено некое вещество. Оно через три часа после его попадания в организм, оно вызывало резкий отек дыхательных путей. Причем большую часть этих пирожный прикончили как раз Верко и Вирэн. Несколько человек, правда, съели по паре штучек. Но большая часть танийцев их даже попробовать не успели.
– И что было дальше?
– Невероятная удача. Диане, которая на голодный желудок съела десяток жирных пирожных, стало плохо уже через полтора часа. У нее были все признаки отравления. Старшие ребята, увидев состояние девочки, испугались. Ели ведь они одно и то же. Начали активно искать симптомы отравления и у себя. Как это ни странно, нашли. И дружно помчались в медблок. Экспресс-диагностика выявила в крови нескольких то самое вещество, которым хотели попотчевать мэра. Врачи срочно предприняли меры. Никто из детей не пострадал.
– Понятно. Но это же не все, что ты нашел?
– Не все. Есть еще с десяток записей ее выступлений. В том числе и последнее. Первый акт. Дальше... сам понимаешь, какие кадры. Несколько коротеньких интервью, общий смысл которых сводится к фразе: «Лучше нашей академии учебных заведений нет». Далее нашлось интервью заведующей медицинским блоком Танийской Академии. Вирэн там случайно засветилась. Но эпизод сам по себе интересный. Хотя бы тем, что заведующая, как оказалось, пятнадцать лет прослужила при кадетском училище и нрав имела весьма крутой.
– А вот здесь у нас измеряют и взвешивают учеников, – вещала грузная дама лет пятидесяти в белом халате и белой же медицинской шапочке. – И сейчас мы можем наблюдать группу...Что здесь происходит? Лукреция, почему мы наблюдаем здесь истерику, а не рабочий процесс?
Камера тотчас же выхватила из толпы плачущую девочку лет тринадцати, которая была на голову ниже своих одноклассниц.
– Не знаю, доктор.
– А почему ты не знаешь? – дама тотчас же напустилась на свою подчиненную. – У тебя ЧП на территории ответственности! Узнать! Дать успокоительное! Отчитаться! Быстро исполнять!
Но выполнить указание непосредственного начальства у девушки не получилось. То есть выполнить в полной мере и быстро. Ни уговорить, ни заставить плачущую ученицу выпить таблетку она не смогла. Но для того, чтобы впрыснуть препарат пистолетом согласие пациента не требуется. Однако ничего пояснить по поводу «ЧП на территории ответственности» она так и не смогла. Лишь глупо хлопала глазками. Доктор посмотрела на эту картину и перевела взгляд на учениц. Вперед выступила светловолосая девочка, и явно смущаясь, пробормотала:
– Младшая медицинская сестра Мнишек сказала Дане, когда мы взвешивались в прошлый раз, что она низкая и толстая, а это плохо. А сегодня оказалось, что Дана набрала еще почти килограмм. Потому она отправила отчет о состоянии Вирэн директору. И теперь ее исключат.
– Ее теперь уволят! – грозно припечатала доктор, а после напустилась на свою ассистентку. – Дура! Ты чем думала, когда такое говорила? И кому ты это сказала? Самой упертой девчонке в академии, на все готовой, чтобы только иметь возможность учиться. Без году неделя здесь, а уже решила, что право имеешь судьбы вершить. Нет бы, в личный файл ребенка заглянуть. Динамику развития посмотреть. У Вирэн ярко-выраженный скачкообразный рост. Она за две-три недели может на двенадцать сантиметров вырасти. А перед этим набирает вес.
– Ну, это же не нормально.
– А нормально ноги выше головы задирать, да на пальцах танцевать? Или восьмичасовые занятия на пределе возможностей – это нормально? Да тут у каждой второй сбои в менструальном цикле и задержка психофизического развития.
– И все равно...
– Эх, что я с тобой разговариваю? – устало вздохнул доктор. – Объясняю ей, время свое трачу! Она же нос задрала, слушать не желает. Вот так и бывает. Наберут по знакомству бестолочей вместо нормальных специалистов. А мне с ними мучайся. Ну, ничего. И не из таких людей делали. Так что готовься, Лукреция. Или заявление об увольнении пиши. Как хочешь. Теперь ты, Вирэн. Иди сюда.
Девочка, которая успела уже немного успокоиться, послушно шагнула к доктору.
– Дана, вытри слезы. Все хорошо. Не волнуйся. Тебя никто не собирается исключать. А директору я сама объясню, что это просто недоразумение. А ты сейчас пойдешь в столовую с остальными девочками и хорошо пообедаешь. Договорились?
– Нет, – всхлипнула Диана. – Я теперь не буду ничего есть, пока не похудею.
– Боже, дай этому ребенку немного здравого смысла, убавив категоричности. Дана, тебе нужно нормально питаться. Ты сама похудеешь. Когда расти начнешь.
– А если не начну расти?
– Начнешь. Причем уже скоро. Я твои анализы недавно смотрела.
– Правда?
– Правда. И только попробуй меня ослушаться! Положу в лазарет и поставлю запрет на посещение занятий.
– Даже классики?
– Даже математики и литературы. Вообще к занятиям не допущу. Будешь усиленно питаться под моим неусыпным надзором.
Диана воззрилась на доктора так, будто бы у той выросла вторая голова, которая начала изрыгать пламя. То есть с явным ужасом, но в котором был и отголосок восхищения.
– Нет, я лучше буду сама обедать.
– Действительно интересный эпизод, – согласился Вадим, когда Стас выключил эту запись. – Но есть еще кое-что? Я правильно понимаю?
– Да этот файл я изъял из общего архива и стер даже информацию о том, что он вообще существовал. Что, собственно, было не совсем законно. Но да черт с ним. Надеюсь только, копий больше нет, и до твоей подопечной ничего из того, что ты увидишь, не дойдет. Такое о себе узнать, я и врагу не пожелал бы. А уж девчонке семнадцати лет, которой и так от жизни досталось... Но смотри сам. Это интервью другого доктора – заведующего отделения реаниматологии центра «Акушерства и гинекологии имени Лидии Норт». Я тебе только кусочек покажу. Только не нервничай. Ладно?
– Да что ты со мной, как с больным обращаешься?! Я вполне здоров и оберегать меня от нервных потрясений не надо. Что бы там ни было, переживу.
– Не обижайся, Вадим, но я не уверен в том, что ты действительно здоров. Но не мне решать за тебя. Просто... то, что ты услышишь, лично меня повергло меня в настоящий шок. Захотелось напиться до чертиков, лишь бы не думать об этом.
– Да что там?
– Анатоль Вирэн рассказывает историю Дианы.
– Вирэн?
– Да. Этот человек хотел ее удочерить. Но попал в автокатастрофу незадолго до того, как были оформлены документы. Но социальные службы все же согласились оставить ей имя, которое он ей хотел дать. И избегая дальнейших вопросов. Ему было тридцать шесть лет. Сирота. Вырос в приюте. Родственников не имел. Женат не был.
– Скажите, Анатоль, а были ли в вашей практике случаи, которые в народе зовут чудесами? – спросил молодой светловолосый журналист у высокого поджарого мужчины в белом халате.
– Да. Конечно, – мягко улыбнулся кареглазый врач. – Хотите, я вам такое чудо даже покажу?
– Буду рад посмотреть.
– Тогда нам сюда. В отделение педиатрии. Заходите. Вот сюда. И смотрите, – Анатоль указал на пластиковую кроватку, где, свернувшись калачиком спал ребенок. – Красавица, правда?
Красавицей репортеру она, видимо, не показалась. Если взять во внимание его брезгливую гримасу, которую врач, поглощенный своей маленькой подопечной, даже не заметил. Но журналист быстро взял себя в руки и продолжил тоном, в котором слышалась живейшая заинтересованность:
– У этой девочки, наверное, очень интересная история?
– Да. И спорить готов, большое будущее. Иначе и быть не может.
– Почему?
– Упорная она. Вы знаете, что такое синдром Бринлера? Генетическое заболевание. Несовместимое с жизнью. Ни один из детей, пораженных им не прожил и полугода. Да и этот срок обеспечивали искусственно. А так... без немедленного медицинского вмешательства срок их жизни не дотягивает и до получаса. Нашей пациентке на тридцатой неделе беременности диагностировали у ее будущего ребенка именно этот синдром. Предупредили, что надежды нет. И она воспользовалась своим правом избавиться от нежизнеспособного плода. Были вызваны искусственные роды. Родилась девочка весом в два килограмма сто грамм. Родители отказались поддерживать жизнь ребенка.
– Почему?
– Ну, при синдроме Бринлера это все равно бессмысленно. Вылечить еще никого не удавалось. А за работу медбокс, надо платить. Страховка, как правило, не предусматривает патологическое развитие плода, несовместимое с жизнью.
– Они не могли себе позволить потратить такую сумму?
Доктор Вирэн зло усмехнулся, давая понять, что могли. Просто не захотели даже попытаться спасти их ребенка. Но чего еще можно ждать от тех, кто счел за благо избавиться от малыша за месяц до срока предполагаемых родов?
– Операция прошла нормально. Ничего необычного зафиксировано не было. Странности начались немного позже. Ребенок заплакал. Громко. И плакал долго. Это говорило хотя бы о том, что легкие развиты неплохо. Да и силы на такие вокальные упражнения у девочки с синдромом Бринлера быть не должно. Мы провели дополнительную диагностику. Но диагноз подтвердился. И по инструкции малышку поместили в медбокс, где она... должна была умереть.
Анатоль сделал судорожный вдох и резко отвернулся от камеры. Но буквально уже через минуту взял себя в руки и спокойно продолжил:
– Простите. Мне тяжело об этом говорить. Потому, что делал это я. И, не знаю... когда я ее на руки взял, она замолчала, а потом посмотрела мне в глаза. Внимательно так. Будто бы все понимала. И улыбнулась. У меня сердце замерло. А я, кляня себя за идиотизм и предвкушая штраф в половину моей месячной зарплаты за нецелевое использование дорогостоящей аппаратуры, пошел на должностное нарушение. Вместо режима «ожидание прекращения функционирования жизненных систем», я выставил «недоношенный ребенок». Бессмысленная трата ресурсов на безнадежного пациента. Это бы не помогло спасти девочку. Синдром Бринлера не оставлял ей ни малейшего шанса. Но поступить по-другому я не мог. Что, в конечном итоге, наверное, спасло ей жизнь. За два часа в холодном боксе с ограниченным поступлением кислорода и здоровый доношенный ребенок может серьезно заболеть. Что уж говорить о восьмимесячном? Когда моя маленькая пациентка не умерла ни через два часа, ни через десять, ее биологические родители написали отказ от ребенка, мотивируя это тем, что не желают переживать такой стресс, как ожидание смерти дочери.
– И что?
– Простите?..
– Ну, девочка ведь жива. Ее родители, наверное, обрадовались, когда узнали?
– Нет. Они не узнали. Социальные службы хотели с ними связаться, но эти люди воспользовались своим конституционным правом и запретили беспокоить их по вопросам как-либо связанным с ребенком, от которого они отказались.
– А эта малышка? Как ее здоровье?
– Ее состояние консилиумом врачей было признано идеальным для ее возраста.
– А синдром... как вы его назвали?
– Бринлера. На третий день ее жизни к нам нагрянула проверяющая комиссия. И они очень заинтересовались, почему безнадежно-больной ребенок все еще жив и занимает работающий медбокс? Потребовали объяснений. Ну, а что я мог сказать? Сознался в содеянном и ждал расплаты. Девочку разбудили, когда извлекли из уютного и теплого медбокса. Поместили на стол под яркую лампу. Ей это, разумеется, не понравилось. И свое возмущение она выказала единственным доступным ей способом. Начала кричать. Сорок минут без перерыва. Замолчала только когда я ее на руки взял. Председатель комиссии решила, что это признак того, что младенец... умирает. И заставила меня вернуть ребенка на стол. Но оказалось, малышка просто немного устала и заснула. Проспала она минут пятнадцать. Проснулась. Поняла, что ее снова поместили туда, где ей быть не слишком нравится. Возмутилась этому факту еще громче, чем в первый раз. Я снова не выдержал. У меня сердце кровью обливалось. Да и не только у меня. Две медсестры, работающие в этом отделении, убежали пить успокоительное. Схватил девочку и понес в камеру диагностики. Просто, чтобы чем-то себя занять. Начал проводить обследование и не нашел ничего, что так или иначе указывало бы на то, что ребенок болен. Первоначальный диагноз был снят.
– Может, это было следствием ошибки системы?
– Совершенно исключено. Было проведено врачебное расследование. Неисправности оборудования выявлены не были. Кстати, эта крошка здесь только потому, что врачи не могут понять, как она смогла выздороветь? Но ни обследования, ни наблюдение ничего не дает. А смириться с тем, что случилось чудо, они не могут.
– Ну, а как вы сами думаете, в чем причина этого феномена?
– Не знаю. Может в том, что она сама хочет жить? Или в том, что она кому-то очень-очень нужна? Я, вообще, фаталист. Если происходит что-то, что мы не понимает, это не значит, что в этом нет смысла. Он есть. Всегда. Но это метафизическое объяснение. Рационально звучит несколько по-другому. Цитировать не буду. Но общий смысл такой. У ребенка было неизученное нарушение внутриутробного развития с симптоматикой, сходной с синдром Бринлера, хотя им и не являющееся. Поэтому система и выдала ложный диагноз. Следствием этого было запрещение искусственного прерывания беременности на поздних сроках и обязательное помещение детей с данным синдромом в медбокс на срок до пяти суток.
– И это дало какие-нибудь результаты?
– Да. Мы уже спасли этим двух детей. Близнецов.
– А ваша подопечная?
– Растет. Развивается. Вот уже головку держать начала. Меня узнает. Улыбается. Погремушки обожает. Живет, одним словом. И при этом без какого-либо медикаментозного вмешательства и готовится к скорейшей выписке. Это знаменательное событие случится через неделю.
– А как же назвали девочку?
– Диана Вирэн. Я решил идти до конца. Мы в ответе за тех, кому подарили жизнь. Как бы это ни произошло. Да воспринимать ее иначе, как своего ребенка у меня не получается. Она по вечерам засыпает только у меня на руках. А если я по какой-то причине хоть на полчаса задерживаюсь, такой скандал закатывает, что в другом крыле слышно, несмотря на всю звукоизоляцию.
Экран мигнул, и на нем снова появилось напряженное лицо Станислава.
– Вот теперь все.
– Слушай, брат, давай потом поговорим? – рассеянно произнес майор. – Я должен в голове это все уложить.
– Ну, удаче в этом нелегком деле. Может хоть у тебя получится. У меня до сих пор волосы дыбом стоят.
– Да. Пока. И спасибо за помощь.
– До встречи, брат. Обращайся, если что.
Когда экран погас, Вадим встал из-за стола и медленно побрел в душ. Нужно было ложиться спать. Получится или нет – другой вопрос. Но попытаться-то стоит. Вдруг он и правда, заснет? Все же выпил он не так уж и мало. Да и горячая вода может поспособствовать. Только на это и надежда. Потому, что меньше всего он хотел думать о том, что услышал несколько минут назад. Желательно, вообще, это забыть.
И зачем он поддался любопытству? Ведь слышал он когда-то, что многие знания – многие печали. Вот только осознал он всю мудрость этого высказывания лишь сегодня. Но сколько бы он не сожалел об этом, дело было сделано. Вадим теперь знал о ней то, что, к счастью, не знала о себе даже она сама.
