Текст книги "Разрешаю себя ненавидеть (СИ)"
Автор книги: Юлия Колесникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 2
Начало
Близкое общение – вот откуда берут свое начало нежнейшая дружба и сильнейшая ненависть.
Антуан де Ривароль
Я никогда не была конфликтным человеком, просто не находилось таких людей с которыми мне было трудно общаться, если что я могла отстаивать свое мнение, а если находились упрямцы, то умывала руки.
Слово ненависть не было мне знакомо, как и конфликт. Даже и не помню, бывало ли так, до встречи с Ирвингом, чтобы я кому-либо грубила или хамила. Все кто меня окружал, если не были друзьями, то хорошими знакомыми, таковой была привилегия маленького города. Да, наверное, просто я всегда отступала, когда чувствовала, что ситуация становится напряженной.
Потому, когда в августе приехали Етвуды, я ждала их почти с радостным возбуждением, которое по сравнению с радостью Етни и Майкла, было мизерным. А что говорить про родителей – они ждали их словно родных детей, которые вернулись с отдыха. Даже в моих мыслях не было мысли или идеи, что Ирвинг Етвуд может стать моим врагом и кем-то еще на не целый год.
Родители занимались последними приготовлениями в их комнатах, когда мы трое выставив зады, висели в окне, ожидая приезда машины Ирвинга и Майи. Их вещи, большая часть, что они решили сохранить, была привезена грузовой машиной еще неделю назад. Они сами ненадолго улетели в Ирландию к прабабушке, по большей части потому, что Майя хотела приехать сюда, уже без гипса. Етни ожидала ее приезда, так как никогда не ожидала бы моего возвращения. Сама мысль о том, что теперь у нее есть сестра ровесница, ей нравилась. Ведь теперь им будет, о чем поговорить, и Майя точно не будет, так как я выгонять ее из своей комнаты. К тому же Етни была именно из тех людей, кому легко заводить дружбу, просто у нее не было времени продолжать ее. Иное дело, когда кто-то живет в одном доме с тобой. С сестрой не нужно церемониться, и объяснять ей, почему ты так много времени проводишь играя в лакросс, и редко ходишь гулять. Ежедневной одеждой летом для Етни являлась форма с лакросса, или спортивная одежда, которая бы не сковывала движения. Меня радовало то, что я пугала маму своей простенькой одеждой меньше чем Етни, своей спортивной.
Майкл надеялся, что вскоре у него будет брат, с которым можно будет поговорить о спорте, и это будет не только лакросс, как с Етни, и не скалолазание, о чем он говорил со мной.
Видимо я была единственным человеком в доме, который ничего не ожидал от Етвудов. Больше всего меня пугало то, что будут говорить в городе о взрослом парне, с которым мне теперь предстоит жить. Еще одна привилегия маленького городка – все обо всем знают. И я теперь буду под прицелом, множества любопытных глаз. Меня пугала популярность. В последний раз, когда мне пришлось участвовать в школьной постановке, я грохнулась в обморок прямо на сцене из-за переживания, и это был второй класс, после чего меня никуда не брали. Маму это убивало, меня не сказано радовало, а отцу было все равно. Вот если бы я не смогла принимать участие в спортивных соревнованиях, тогда он бы волновался. Нас же он воспитывал не разнеженными барышнями.
И вот, тоскливое ожидание, вдруг переметнулось в яркое возбуждение. Темная огромная машина, что-то дорогое и спортивное, вкатила на нашу дорожку. На миг я даже зажмурилась, таким ярким был блеск машины, пробежавшийся по нашим окнам. Сердце на миг остановилось в преддверии чего-то неведомого, но я постаралась взять себя в руки. Я всегда гордилась тем, что могу спокойно все переносить. Единственный раз моего падения на сцене, научил меня тому, что чувства нужно держать при себе. Ледышка Флекс, так меня называли многие за глаза, и лишь моя подруга Рашель, не боялась сказать мне это в лицо. Хотя так она считала, я набиваю очки у парней. Мне же казалось, что так жить легче – зачем попусту психовать, как это часто делала Етни. От этого проблемы не решаются.
– Папа, они здесь! – крикнул наверх Майкл, и прежде чем я успела его задержать, радостно побежал на улицу. Мне стало неловко, потому что нельзя так очевидно радоваться, что они будут жить здесь, ведь не прошло еще и двух месяцев, как их родители погибли. Как ребенок, Майкл этого не понимал, и я надеялась, что Етвуды не будут злиться или обижаться на него. Мне стала неприятна та мысль, что в первые же минуты их приезда, им станет грустно или же обидно. Да и Майкл может почувствовать неприязнь. Он был слишком простодушным, и я хотела, чтобы эта черта его характера сохранялась как можно дольше.
Выглянув в окно еще раз, я как раз увидела, вылетающего пулей Майкла, который едва не натолкнулся на тоненькую, худенькую девчушку с вьющимися, длинными волосами пшеничного цвета. Ее хрупкие руки взметнулись вверх, чтобы защититься, но она слишком поздно это сделала – Майкл уже крепко обнял ее. Несмелая улыбка расплылась на лице в виде сердечка. Ну что ж, мне пока что не было за что злиться на Майкла или же стыдиться его. Он был добрым малышом, хотя каким малышом, 10 год ему шел на то время, и любое приписывание его к детям, унижало Майкла. Да и еще как. Из-за этого ему разрешали ложиться спать почти в одно и то же время, что и Етни.
Другого члена семьи Етвудов, я не видела, так как он явно был с другой стороны машины и что-то там выкладывал. Мне было видно, лишь как Майкл куда-то вовнутрь, важно протянул руку и ее явно приняли. От гордости братишка просто сиял.
Неспеша на улицу, вышла Етьен, как всегда она по привычке дергала рукой, словно хотела ощутить в ней тяжесть ракетки для лакросса. Рыжие волосы. Вполне роскошные, хотя она этого не хотела признавать, собраны наверх, чтобы не мешали. Мешковатые шорты, когда-то принадлежавшие отцу, и хотя бы чистая футболка – она тренировалась почти каждый день, и сегодня ее аккуратный вид, был исключительно маминым настановлением и просьбой.
Они с Майей обменялись неловкими улыбками, и когда Майя взяла одну из коробок, Етни не позволила ей этого. И правильно, Майя не была еще полностью здорова, а для Етни это хоть какая-то физическая нагрузка, ведь она пропустила сегодняшнюю тренировку. Моя сестра была лакроссозависимой. Так мы иногда над ней потешались дома.
Когда сестра оказалась у открытой двери машины, с ней тоже поздоровались довольно тепло, так как я еще никогда раньше не видела такой ошеломленно счастливой улыбки на ее лице. Ну, еще бы, если судить по фотографиям, которые я тайком взяла из коробок Етвудов, Ирвинг был красивым. Или точнее говоря очень привлекательным. У него были шелковистые прямые каштановые волосы, как я могла судить по фото, подстриженные в модной прическе, и крепкое телосложение. Я не видела лишь его глаз, пока что они оставались загадкой. Одно я знала точно – Ирвинг Етвуд станет звездой программы на год вперед в нашем маленьком тесном обществе городка, в котором новыми людьми бывали туристы, но на них уже так не обращали внимания, потому что они приезжали и уезжали, а таких, кто бы оставался здесь, жить не было. Так что Ирвинг станет свежим мясом для девушек города. Таких откровенно красивых парней в нашем городе не было. А если и были, то принадлежали уже кому-то. Думаю, первой в очередь на него будет Рашель, она как раз рассталась со своим бой-френдом, и теперь в активном поиске. Мило. Я даже усмехнулась этой мысли. Почему-то у меня не было в планах, что у нас что-то выйдет. Как я уже говорила, в школе были девушки красивее меня. А Ирвинг не просто красив, после смерти родителей ему осталось приличное состояние. Да кто его не захочет?! Я, даже еще не познакомившись с ним, знала, что буду держаться от всего такого в стороне.
Наконец на улицу решила выйти и я. Родители пока не спешили вниз, значит, наверху еще не все было готово. Пригладив волосы, я в последний момент вытерла мокрые ладони об узенькие старые джинсы, потертые, с дырами на коленях, сидящие на мне как влитые. Давно уже пора было их выкинуть, но мне они нравились, в них было так много моего – моя история, память о тех случаях, что я бывала в них. И не такие уж они и страшные. Хотя бы майка нормальная – простая белая, в таких все ходят.
Выйдя на улицу, я тут же услышала лепет сестры, зато увидела ее не сразу, так как солнце ослепило меня, не только светя с неба, но и отражаясь от машины. Машинально подняв руку, чтобы прикрыть глаза, я тут же поняла, какую глупость сделала, надев эту майку. Мой живот вмиг оголился. Почувствовав пристальный взгляд на себе, я тут же опустила руку, и превознемогая боль в слезящихся глазах, шагнула в тень возле машины. К тому времени на меня уже явно никто не смотрел, я же ощутила облегчение, от того что глаза больше не слепило от этой яркости. Я не разбиралась в машинах, но глянув мельком по всей длине машины, поняла, как ему будут завидовать. Неприлично дорогая машина, от которой уже текли слюнки у Майкла.
Майя и Етни стояли сбоку, деля в руках очередную коробку, а Майкл промчался мимо меня, таща какие-то мешки. Чья-то спина скрылась вновь в машине
Етни отвоевав коробку у Майи, одними губами сказала мне, проходя в дом, что они классные.
Я несмело улыбнулась Майе, как и мои родственники до этого, на что в ответ получила такую же родную улыбку. Но стоило мне подойти к машине и неосторожно с грохотом взять ящик с их вещами с земли, и я тут же натолкнулась на пустой и в то же время озлобленный взгляд, полный неожиданной ненависти.
– Осторожней. Имей уважение к чужим вещам, – прошипел мне Ирвинг, и прошел почти вплотную ко мне, при этом вынося из машины сразу же несколько чемоданов. Терпкий запах, и чужое тепло мужского тела промелькнули совершенно рядом со мной, заставляя меня смутиться. Я припечаталась к дверце совершенно очумевшая от случившегося. Смотря ему вслед, я чисто автоматически разглядывала его фигуру. Его сила выдавала в нем пловца, хотя я знала, что фактически он продолжительное время занимался греблей, а потом регби. Впрочем, о чем это я, по словам отца не было такого вида спорта, в который не играл Ирвинг, или в котором не преуспел – водное поло, американский футбол, бейсбол, теннис. Он играл в то, что приходилось, когда их семье приходилось переезжать на другое место или в другую страну, в связи с работой родителей.
Стоило ему войти в дом, и я тут же отложила коробку с его вещами, с опозданием заметив, как много было пакетов и коробок с его именем. Потому уже с большей осторожностью взяла коробку с именем Майи, надеясь, что она не будет столь привередлива.
Понятное дело, что я была сбита с толку. Я не знала, чего ожидать дальше. К тому же к своему удивлению, я ощутила, как во мне поднимается ответная волна враждебности. Я же никого не ненавижу! Но незнакомая сила доселе, начала накатывать во мне, как волны спешат к берегу, чтобы разбиться там, превращаясь в пену. Да с какой радости он, вообще со мной так говорит! Я понимаю, что ему нелегко, но ведь Етни более надоедливая, чем я, уже минут пять прочищала им мозги, но Ирвинг вел себя с ней вполне миролюбиво, и терпеливо.
В тот день я впервые узнала, что есть ненависть с первого взгляда. Если я думала, что в доме он будет другим, то ошибалась.
Родители тепло обнимали брата и сестру Етвудов, и начали знакомить их с моими братом и сестрой, не смотря на то, что младшие уже и так времени не теряли. Я зашла в коридор, как раз во время этого трогательного момента. Я поставила коробку, и негодуя про себя, стала в стороне. Когда очередь дошла до меня, Майя улыбнулась мне, так как и на улице. Майя как оказалось потом, была добрейшим существом, потому они с Етьен так дополняли друг друга. Ей вообще не шел черный или серый цвета, и теперь с распущенными волосам она была такой трогательной, и милой, что ее хотелось обнять. Пока что объятья не были уместны, как считала я. Для родителей было другое дело.
А Ирвинг смерил меня тяжелым взглядом, от которого мне захотелось закрыться руками, и когда он сухо кивнул, я ответила тем же, снова, удивившись той волне вражды, что исходила от него. Такое со мной было впервые.
– Это наша старшая дочь – Флекс, – сказала мама, даже не заметив нашей напряженности. – Вы будете учиться вместе. Как я понимаю, ты пропустил один год учебы, и из-за этого остаешься на последний год вместе с младшими?
Никто кроме меня не отметил, как дернулся рот Ирвинга при этом упоминании. Я мстительно улыбнулась про себя, и тут же почувствовала вину. У него ведь погибли родители! Нельзя так относиться к парню, ведь ему и так тяжело. Может он и не такой кретин, как кажется сейчас. Вполне возможно, что выспавшись, завтра, Ирвинг покажется мне совершенно иным человеком.
– Да, – сухо отозвался он, и не стал ничего объяснять. Но кое-что отличало этот ответ, от того, что он бы дал мне – Ирвинг постарался скрасить свои слова улыбкой. Красивой такой, журнальной улыбкой. Мама была польщена. Я закусила губу, чувствуя подвох и тяжесть этой улыбки.
– Твоя комната возле комнаты Флекс, так что она тебе все покажет. А Майей займется Етни, – мама повернулась к бледной девочке, и потрепала ее по щекам. Лицо Майи залил румянец, и я поняла, как же ей этого видимо не хватало – тепла, и того чтобы ее любили. Ирвинг не выглядел как человек, который очень-то будет заботиться о такой стороне потребностей другого человека, даже если это его сестра. – А мы позабираем все вещи. Надеюсь вам понравиться, как я обставила ваши комнаты.
– Ну, кончено же миссис Хаттон, – Ирвинг взял маму за руку, и я увидела совершенно иного Ирвинга, чем тот, который предстал передо мной – очаровательного юношу, в которого без памяти должна влюбиться каждая девушка города. Сейчас меня стошнит.
– Ой, да зови нас Патрик и Ерика, – весело хлопнул его по плечу отец. Я ощутила прилив гордости за него – даже в самые сложные времена он оставался добрым и искренним. Теперь у него будет два сына, как он о том и мечтал. И отец видимо хотел, чтобы семьей мы стали уже. Для него это было нормально, уже считать Етвудов своими детьми. Я бы так не торопилась, по крайней мере, все в Ирвинге сопротивлялось этому. И почему это было понятно лишь мне?
– Спасибо, Патрик, – без смущения отозвался Ирвинг, и с уколом в сердце я поняла, что являюсь единственным человеком, который не понравился ему в этом доме. Его ненависть меня теперь не просто поражала, а задевала.
– Пойдем, – хмуро бросила я и поспешила наверх. Ирвинг догнал меня быстрее, чем я ожидала. И если я думала, что он начнет разговор, чтобы хоть казаться милым, то ошибалась. Тяжелое молчание Ирвинга злило меня еще больше, и видимо одну меня отягощало.
– Внизу столовая, гостиная, кухня и кабинет отца. Третий этаж принадлежит родителям целиком. А второй наш – то есть детей. – сквозь зубы процедила я, понимая, что хотя бы должна изобразить гостеприимство.
– Ваш этаж, – иронично поправил Ирвинг, и я оглянулась на него, чтобы понять, что он имеет ввиду. Смуглое лицо и яркие зеленые глаза были обращены ко мне. – Я в отличие от вас, себя ребенком не считаю.
– Повторяй это чаще, может и остальные поверят, – вдруг огрызнулась я, а когда поняла, что говорю довольно таки ехидно, момент почти перемирия был упущен.
– Чтобы не возникало вопросов – я не по своей воле пропустил год в школе, – процедил он, тут же утратив всю легкость в голосе, что была до этого, и даже ироническую улыбку. Проступила тяжесть на его лице, глаза стали старше, и темнее. Мне стало неуютно рядом с ним, потому что я почувствовала его боль и усталость.
– То есть, хочешь сказать, что ты не тупой, и тебя вовсе не поэтому оставляют? – кинула я и пошла дальше по лестнице, уже не смотря на него.
Ярость Ирвинга докатилась до меня теплом его тела, оказавшегося рядом слишком близко и быстрее, чем я успела отстраниться. Он развернул меня на верхней площадке и заставил посмотреть на него. Я уже давно так близко не видела лица парня, и от этого мне стало неуютно смотреть на него. Слишком интимно близко, для такого знакомства.
– Не будь грубой, деточка. То, что я не оценил прелесть твоих кристально серых глаз и розовых губок, еще не значит, что стоит меня обзывать тупым, – сказал Ирвинг мне и, продолжая смотреть на него вот так с близка, я поняла, что он намного интереснее, чем казалось на фотографиях. Но вовсе не его привлекательность заставила меня задохнуться, а ярость. Я скинула его руку, и подалась на шаг назад.
– Какую прелесть!? – возмутилась я, – Может это тебе нужно быть вежливей, это все же мой…
И тут я замолчала, понимая, что едва не сказала нечто ужасное, и непростительное.
– Ну, – лицо Ирвинга стало в один миг темным, замкнутым и почему-то довольным, словно он только и ждал, когда я скажу что-либо подобное, чтобы иметь настоящую причину меня ненавидеть. – Говори, что хотела. Твой дом? Поверь, я это прекрасно знаю. И здесь лишь из-за Майи. Доучиться я мог и в Австралии.
Я почти открыла рот, чтобы извиниться, но не стала этого делать. Он сам был виноват, и мои слова только ответная реакция на его. Не понятным было одно – почему эта реакция такая бурная.
– У тебя своя отдельная ванная, а так же огромнейший шкаф. Окна комнаты выходят частично на море. Другое закрывает дерево во дворе, но внизу видно сад.
Это я протарабанила ему в лицо, как уставший гид, который рассказывает одно и то же изо дня в день, и мечтает об отпуске. При этом Ирвинг так и не отпустил второй руки с моего предплечья. Я начала нервничать, лицо его даже не дернулось. Оторвав от меня свою руку, он пропустил меня вперед, чтобы я показывала куда идти.
И хотя мне было неприятно осознавать, что когда он шел сзади, я чувствовала себя при этом незащищенной, это было лучше, чем прожигать в его спине дыру. И когда уже казалось коридор не кончиться, мы дошли до наших дверей. Я только мельком глянула на свою, чтобы убедиться не оставила ли Етни под нею корзину с нижним бельем. Хорошо, что она была забывчивая, мне бы не хотелось видеть его гадкую ухмылку по этому поводу. Даже еще толком не зная его, я уже могла понять, что так бы и было. Ирвинг бы не упустил такой возможности сказать мне что-то плохое. Он меня ненавидел.
Толкнув дверь в его комнату, я не стала заходить, и не стала ставать слишком близко. Тепло его злости меня смущало. За эту неделю я много времени провела в его комнате, помогая маме красить и обставлять все мебелью. Время от времени я возвращалась к их фотографиям, но потом ставила все назад. Комната могла бы быть уже готовой, если бы не коробки с их личными вещами, к которым мы не прикасались, мама считала, что они сами все разложат по своему вкусу. Я стояла и смотрела во внутрь, думая, насколько такому парню как он, может понравиться эта комната, и вовсе не смотрела на него. Но чувствовала, как долю секунды мой профиль прожигают его глаза.
Я думала, что он зайдет, но Ирвинг тоже остался на месте. К моему удивлению он обернулся на 180 градусов и посмотрел на мою дверь, выкрашенную в серый цвет, с лимонной надписью моего имени. Творчество Етни, которое мне понравилось, и я решила его оставить.
– Серая дверь, – констатировал с улыбкой, которую никто веселой бы не назвал, Ирвинг. – Наверняка твоя.
Я тут же поняла его намек о моей серости. Вот урод! А потом посмотрел в другой конец, глаза его тут же цепко охватили то, что разрисованную и обвешенную сделанными из бумаги цветами, дверь Ентни, было видно даже сюда. На двери Майкла висели флаги нескольких футбольных клубов, которые тоже прекрасно просматривались издалека. Моя же дверь ни о чем не говорила.
– Спорим, что твоя комната из каталога, и вылизана так, что кажется стерильной больничной палатой? – сказал он, и мне захотелось двинуть его по лицу. Спрятав руки в карманы, я пошла к своей комнате, радуясь, что наши двери не напротив. Хватит и того, что мы учиться тоже будем вместе. Но встречаться каждое утро здесь, когда никого не будет рядом – боюсь, это приведет к погибели кого-нибудь из нас.
– Видимо экскурсия закончилась, – отозвался он, смотря мне вслед, и видимо, пытаясь тем самым смутить меня. Не спорю, темно-зеленые глаза были странными и красивыми, но в данный момент, я бы с большим удовольствием их выцарапала.
– Пошел ты, – буркнула я, и, хлопнув дверьми, на миг прикрыла глаза. А когда открыла, моя прилизанная каталожная комната смотрела на меня. Пустота, вот что в ней было. Эта комната вообще ничего не могла сказать обо мне. Чертов гад, оказался прав. Почему я раньше этого не видела?
Обойдя по краю комнаты, я уселась на диванчик возле окна, и продолжала осматривать свои владения. Серый, бордовый, лимонный – вот и все, что тут было. Несколько фото висящих в рамках на стене, которые купила мама. Книги обернуты в одну и ту же бумагу, чтобы гармонировать с помещением, и пару CD-дисков. Одежда не валяется, все сложено в шкаф, и повсюду чисто. Но разве это плохо? И вообще, зачем я его слушаю, я целое утро потратила на этот порядок!
Вечер для меня стал таким же малорадостным. Родители за ужином пытались осторожно говорить с Етвудами, чтобы не задевать тем, которые бы касались родителей. Скорее это делалось ради Майи. Она почти ничего не ела, и как я поняла, это было вызвано усталостью. Етни кого хочешь, могла заговорить до смерти, но это был перелет из Ирландии и дорога из Лондона сюда. А потом целый день распаковывания вещей. Я валилась с ног, а что говорить о ней, ведь девочка еще была слаба после аварии, и я удивлялась, как она еще держится на ногах.
– Думаю, Майя пойдет спать раньше всех остальных, так как Етни может занять ванную на час, – вставила я, в веселый разговор, и все тут же, как по команде уставились на бледную и измученную Майю. Только одна пара глаз, зеленых и бесноватых, смотрела на меня, и к своему ужасу я поняла, что краснею. Волна злости тут же заставила меня вскочить на ноги, и помочь встать Майе. Хорошо, что я это сделала, от усталости она начала хромать, и почти не ступала на ногу, что еще недавно была в гипсе. Мы похромали вдвоем в тишине, так как нам двоим было тяжело. Мой вес едва ли превышал ее, потому я не могла полностью взять на себя вес Майи. Нам помогло то, что в скалолазании я научилась распределять вес на все тело.
Когда мы дошли до ее комнаты на глаза девочки навернулись слезы. И так не слишком румяное лицо стало еще бледнее. Усталость просто сбивала ее с ног. Надеюсь, Ирвинг понимает, что он не смог бы позаботиться о ней, таким образом, как мои родители?
– Пошли в ванную, тебе нужно полежать в теплой воде, и выпить обезболивающее, – я настойчиво затолкала ее в комнату. – Тебе помочь?
Застеснявшись, Майя все же кивнула. Пока она снимала одежду сидя на стульчике, я принялась за воду и морскую соль, которая должна будет снять немного боль, и напряжение в ноге. Когда-то на лыжах, я тоже сломала ногу, потому представляла, что она ощущает, и тем более знала что делать.
Когда Майя устроилась в ванной, я сбегала вниз, и захватив обезболивающее, сделала ей чай с медом, чтобы лучше спалось на новом месте.
Когда я вернулась в ее комнату, под дверью сидел Ирвинг. Челюсти сжаты, под глазами темные круги, которых раньше я не замечала, и что-то такое тяжелое во всем его виде, что не позволило бы мне пройти мимо.
– Ты была у нее? – грубо спросил он меня, стоило ему понять, что я стою рядом. Мягкий ковер приглушил мои шаги, потому мне удалось застать его врасплох. Но мысль что я вижу его усталость, была Ирвингу явно не приятна, отсюда была повышенная грубость. Странно, меня это тронуло.
– Она в ванной, от теплой воды ей станет лучше. А на ночь дам обезболивающее, и чай с медом. Лекарство ей не повредит – его выписали мне. – терпеливо объяснила я, понимая его волнение за сестру. Бывало, что Етни меня раздражала, но мне казалось, что случись с ней что-то подобное, я бы переживала ужасно. Даже не представляю, чтобы было, если б с моими родителями случилось тоже, что и с его. Смерть родных это самое страшное, и Ирвинг держался вполне хорошо. Но я лишь теперь подумала обо всей величине его горя. Может пока что не стоит судить его?
Ирвинг кивнул, и потому я пошла в комнату. Там я помогла Майе вылезти из воды, и очень кстати, так как она почти засыпала.
Теплая персикового цвета кровать манила к себе, и Майя с сонной радостью туда легла. Она, в отличие от привередливой Етни быстро выпила лекарства и чай. Мне пришлось буквально несколько минут посидеть возле нее, пока она заснет. И это показалось мне таким знакомым, словно я вот так сижу возле ее кровати каждый вечер.
Стоило войти в комнату Ирвингу, я встала, чтобы уйти. Крепкая рука перехватила меня как раз когда я проходила мимо. Злость, вот что я почувствовал при этом. Но почему-то не стала резко вырывать руку, желая понять, что ему надо. Я терпеливо ждала, немного уставшая от этого дня и его поведения.
– Спасибо, – тихо сказал он, и при этом в его голосе звучало «но».
Я удивилась, почти была ошеломлена. Но ума мне всегда было достаточно. Мне хватило мига, чтобы выяснить, в чем дело. Это не было примирением.
– Я поняла. Все по-прежнему, – фыркнула я, и вышла. Наша ненависть с первого взгляда, перешла в негласную войну.
