Текст книги "Разрешаю себя ненавидеть (СИ)"

Автор книги: Юлия Колесникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Юлия Колесникова
Разрешаю себя ненавидеть

Предисловие

Возненавидеть человека можно и без того, чтобы он причинил тебе зло.

Мигель де Унамуно

Я смотрела сквозь стекло на запыленные коридоры университета и видела своего парня, который разговаривал с девочками из нашей группы. Рядом, вплотную ко мне стояла моя подруга. Скорее она так думала, что является моей подругой, ей хотелось ею быть, но я знала, что это не так. Только она не знала, что я это знаю. А также что я знаю обо всех ее чувствах, хотя, я так же считала, что она должна знать, почему он, мой парень никогда не посмотрит на нее и на других девушек, так как на меня.

Я чувствовала, как она тяжело дышит, и сколько торжества было в этом ее дыхании, но Синтия плохо знала меня, как же она плохо понимала, кем я являюсь. Она думала, стоит мне увидеть такую невинную картинку, и я изойду желчью? Но ничего, я исправлю ее мнение, и она поймет, почему я всегда буду ему доверять и верить, почему мы всегда будем вместе, или по крайней мере до того момента пока жизнь не разлучит нас.

– Видишь, я тебе говорила, – сказала она, старательно скрывая в своем голосе удовольствие от того, что смогла не только уловить такой кадр, но и привлечь меня к его просмотру.

Прежде чем ей ответить, я сфокусировалась на своем отражении в стекле, которое было намного темнее чем то, что находилось за ним. Моя, теперь кучерявая, голова находилась на фоне ярко-синего неба, волосы были собраны высоко, открывая лоб, глаза словно растворились в стекле, такими ясно-серыми они были. Сливочно-белое шифоновое платье, которое я бы не надела еще три года назад, открывало плечи и ноги до колен. Нежный силуэт, странно сочетающийся с моей внешностью.

– Вижу. Ты считаешь, что это повод не просто для ревности, но и для того, что бы разорвать наши отношения?

Всего на миг Синтии хватило совести смутиться. Я пригрела на груди змею.

– Как по мне, то такого достаточно.

Я улыбнулась, так отстраненно, закрывая от ее любопытных глаз свои мысли и намерения, как делала это раньше.

– Я тебе не рассказывала, как мы с ним познакомились?

Синтия явно не ожидала такого вопроса. Она растерялась и покачала головой. Конечно, она ожидала гнева или еще какой-нибудь другой реакции, но я не стала бы так себя вести, даже если была бы по-настоящему зла. Синтия совершенно меня не понимала, а ведь мы дружили уже несколько месяцев, за которые она старалась ближе подобраться к моему парню. Какая она наивная, мой любимый разгадал ее уловки самого начала. И почему я не слушала всего того, что он мне говорил?

– Ты должна это услышать, чтобы все понять, – сказал я, и потянула ее к одному из деревьев в университетском дворе. На землю упала моя джинсовая куртка, я села на нее, а Синтия не зная преград в своей бессовестности, и предвкушая историю, которой никто не знал, положила голову мне на колени. У нас было больше часа свободного времени, до того, как нужно будет идти на занятия, хотя я думала, мне этого времени вполне хватит.

– Услышать что? – переспросила она, и зажмурилась от солнца, пробивающегося сквозь ветки деревьев.

– Нашу историю. Мою и Ирвинга.

Я тяжело вздохнула, думая о том, смогу ли вспомнить все, но стоило начать говорить, как воспоминания, словно волной нахлынули на меня. Я возвращалась назад, домой, к морю, детству, и тому, что случилось три года назад.

Глава 1
Флекс

Граница между светом и тьмой – ты.

Станислав Ежи Лец

Поверь. Никто не знал раньше этой истории до тебя. Вся она, как и наша первая встреча была ненавистью не только с первого взгляда, но и первых слов. Но для начала ты должна понять, что тогда я не была той Флекс, которой являюсь теперь.

Как и теперь, мой дом находился в хорошем районе небольшого города на юге Англии, точнее будет сказать Уэльса, город находится возле самого моря, а с другой стороны обширный и красивый лес. Для тебя не будет иметь значения, где именно этот город, а многие мои знакомые по-прежнему живут там, если ты однажды от кого-то услышишь названия моего города, то тебе станут известны и участники нашей с Ирвингом истории.

Отец мой в то время был лишь партнером строительной компании, и начинал он сначала просто как рабочий, но некоторая художественная деятельность в юности, привела к тому, что к нему начали прислушиваться не только архитекторы, но и владельцы кампании. Сначала он стал главным по отдельно взятой рабочей зоне, потом прорабом участка, а потом менеджером по стройке. К тому лету, когда все началось, отец был уже партнером, и построил для нашей семьи из пяти человек и собаки, большой, и наверное самый красивый дом в городке. После у него не раз заказывали подобный проект, но мне кажется, он больше никогда не смог воспроизвести то, что сделал для нас. Дом состоял из двух построек – гаража, как минимум на 5 машин, потому что в доме нас было трое детей и, не смотря на то, что моя сестра и брат, были слишком малы чтобы водить, он оставил место и для их будущих машин. Второй постройкой был сам дом – три этажа сплошной красоты, уюта и местами чрезвычайной современности, не свойственной нашему маленькому городку. Так как город был зажиточным, три этажа в нашем доме не казались большой роскошью, особенно если учесть троих детей в семье, чего мало кто себе позволял. И отец, как любой любитель спортивных игр, мечтал увеличить число детей в доме до числа игроков в какой-нибудь команде, ну хотя бы в волейболе, с учетом него самого, так как для мамы на свете существовал лишь один вид спорта – шопинг. Она часто поговаривала, что после удачного посещения магазинов в Лондоне, худеет как минимум на один размер. Итак, понятно, что отец мой отчаянный добряк, мама – милейшее существо, которое все же таит в себе грех покупок, и что у меня младшие брат и сестра. Но о них я еще расскажу. Итак, дом.

Три этажа сплошных комнат. Первый этаж отец оставил для тех комнат, в которые приглашаются гости и друзья, ничего личного, или дорогого о чем могли бы судачить потом в городе. Это была ультрасовременная кухня, на которой мама проводила большинство своего времени, так как когда-то не смогла воплотить в жизнь свою мечту стать шеф-поваром, потому что родилась я. Ей было не так уж и мало, почти 19 лет. Но когда мне было 3 и меня вполне можно было отдавать на попечение кому-то другому, мама забеременела моей сестрой Етни, точнее Етьен, и снова школа поваров осталась мечтой на некоторое время, и только название заветной школы отобразилось в имени сестры. Немного мужское имя, но если учесть что меня назвали Флекс – в честь хлопка, в котором как я понимаю, меня не понятно где зачали, сестра еще может радоваться. И снова, когда подросла Етни, я пошла в школу, и была довольно самостоятельной для того, чтобы ездить в школу на автобусе с другими детьми, нас обрадовали вестью о возможном появлении еще кого-то третьего. В итоге появился мой брат Майкл. К тому времени мне было уже 8 лет. А маме 26, и понятное дело, что поступать в какую-то школу, к тому же во Франции, она уже не собиралась. Отец лишь начинал постепенно подниматься по лестнице карьеры в своей фирме. В итоге мы стали для мамы вскоре нечто таким из чего она сделала потом бизнес. Как любая нормальная семья, мы ездили на пикники, и вместо того, чтобы набирать для нас троих, всяких сладостей в магазине, она пекла, готовила и выдумывала сладости. Вот так в нашем городке появился ее магазинчик с выпечкой и домашними угощениями, который теперь приносит денег не меньше чем партнерство отца.

Еще на первом этаже была гостиная, да такая, чтобы там можно было вместить весь мой класс, если у меня вдруг появиться такая бредовая мысль. Таких мыслей не было – я не из тех людей у кого толпы друзей, но и замкнутой меня тяжело назвать. Несколько помещений для удобства матери, которые она использовала для разных метел, или пылесосов. И отцовский кабинет, забитый книгами, но только для позерства – он не любил читать, и как сознался мне однажды, всегда себя за это ужасно ругал. На его мнение, интеллигентный человек, должен всегда читать. Себя он считал интеллигентом. Хотя вышел из семьи такого же строителя, как и был сам, и лишь маленькая доля таланта к рисованию, и смышленость, сделали из моего отца, того, кем он является и сейчас – богатого и уважаемого человека. Потому отец всегда старался водить дружбу с умными людьми, или людьми которые умнее его – так он сам говорил. Его харизма и обаяние, затмевали отсутствие хорошего образование, которое он настырно прививал нам. Потому среди его друзей было немало профессоров, учителей, музыкантов, даже были писатели, а еще архитекторы, художники и ученые. Мне иногда даже казалось, что он коллекционировал друзей, и настоящим другом считал лишь одного человека – доктора Етвуда, с которым он жил по соседству, когда был еще подростком. Они поддерживали связь, даже не смотря на то, что Етвуд, его семья и двое детей, колесили по свету, из-за работы мистера и миссис Етвуд.

Мой папа, даже был крестным для старшего ребенка Етвудов – Ирвинга, но видел он его после этого всего пару раз, и насколько знаю, парень был старше от меня на каких-то 1,5 года, и по словам отца всегда казался ему его старшим ребенком.

Это был первый этаж моего дома.

Второй этаж, находился полностью во владении детей – как говорила мама, это было наше царство, и мы как три властителя должны установить для себя правила пользования домом. Так как я была самая старшая – осенью мне должно было стукнуть 17 лет, то 75 % правил были моими, 20 % припадали на 13-тилетнюю Етни, и лишь пять на 9-тилетнего Майкла, который по сути своей был нашим маленьким ангелочком. Комнаты были большими, у каждого в пользовании находилась своя ванная комната, во избежание воин, но подвох был в том, что мы сами обслуживали, убирали и отчищали от накопления грязной одежды свои комнаты, и вскоре моя 20-тиметровая спальня не казалась мне уже таким раем. Помимо этого на нашем этаже пустыми еще оставались 4 комнаты, это была надежда отца на то, что мама совершит героический поступок и все же сделает для него полностью спортивную команду, впрочем, вскоре его мечта почти осуществилась, но не тем радостным путем, как он на это надеялся. Или думал когда-то.

Моя комната была более отдаленной от других детских, и в ней имелась башенка, которую я заказывала еще тогда когда мне было 13, теперь в ней для меня не таилось того же очарования, что когда-то. Зато там расположился удобный диванчик, куда я могла прятать свои любимые вещи подальше от загребущих рученек Етни, догоняющей меня уже как по росту, так и по телосложению, и на ее счету было больше парней, чем у меня за все 17 лет. Не то чтобы она была красивей, наверное, даже наоборот, но мне не хватало ее уверенности в себе, или некоторой харизмы, явно унаследованной ею от нашего отца. Я и Майкл были намного скромнее.

Моя комната вовсе не представляла собой подобие розового облака, по которому плывут блестящие статуэтки, искусственные бриллианты и пудели. Далеко нет! Я одевалась, так как одевались все в городе, не слишком выделялась, не была ни готом, ни эмо, явно ни неформалкой, или ярой модницей, хотя думаю, мама спала и мечтала, чтобы я позволила ей надо мной поработать. Я была как все в своей школе, моей особенностью были фильмы, музыка и книги. А чем еще заняться, в таком городе, как наш, если быть особенным и выделяться, это значит нечто позорное? Хотя, по-моему, именно таких больше всего любили в нашем городе. Такой была и моя подруга Рашель. Но и о ней позднее.

Моя комната скорее походила на страницу какого-нибудь каталога по дизайну, в общем, так и было – когда мама дала мне журнал по дизайну комнат, я пролистала его, выбрала одну страницу и ткнула в нее пальцем, через 3 недели, моя комната стала такой как теперь. Хотя нет теперь она намного больше уютная, потому что я, наконец, обрела себя. Как ты понимаешь, обрела я себя, когда в моей жизни появился Ирвинг.

В моей комнате было все, что только могла хотеть обычная девушка – свой огромный шкаф, просто исполинских размеров кровать, как говорила мама, для того, чтобы у меня на ночь оставались подружки. Трюмо, в которое я почти не имела что поставить, так как не очень интересовалась косметикой, как говорила мне Рашель, потому что я имела слишком смазливую внешность, чтобы даже думать о косметике. Тогда мне так не казалось. Я была просто я, но ни чем не отличалась. Все потом изменилось, когда в моей жизни появилось много неизвестных до того времени слов – как ненависть, страсть, страх, любовь, ревность. И именно в перечисленном мной порядке. Моя жизнь в то лето была, таких же цветов, как и комната – серо-бордовых, с редким вкраплением лимонного.

И в этой части этажа, была лишь еще одна комната, столь же большая, и с красиво отделанной ванной, и находилась она почти напротив моей, различие между дверями было в два метра. Потом я ужасно этому радовалась, когда конец лета принес для отца горе, а для нашей всей семьи неожиданные изменения.

Вот это был мой этаж. Это была я.

Третий этаж родители оставили для себя. Одна из комнат была полностью переоборудована мамой под свой гардероб. Другая, шикарная ванная комната, в которой она сделала средиземноморский дизайн, спальню же превратила во французский будуар, отец против этого ничего не имел. И еще одна комната, пустовала, если вдруг к нам нагрянут неожиданные гости – их всегда было четверо – дедушка и бабушка с маминой стороны, и отец папы, со своей «девушкой», как он ее называл, которой кажется, в то время исполнилось 60. В одно и то же время они никогда не приезжали, так как не очень любили друг друга. А если бы такое случилось, лишние комнаты на нашем этаже всегда были в их распоряжении.

И еще оставалась отдушина нашего отца, место, где нам бывать очень редко разрешалась – цоколь, в котором отец сделал для себя бильярдный стол, бар и кинотеатр. Мы могли попасть туда, лишь в случае, когда отец устраивал дружески-семейный просмотр кинофильмов. Всегда это было воскресенье, когда после церкви, к нам приходили в гости папины коллеги, со своими женами, они же мамины подруги, и их дети, уже по умолчанию наши друзья. Маленький город, тут дружили все и вся. Именно потому, я смогла сдружиться с самой красивой, и популярной девушкой города и школы – Рашель Фланер, слишком много таких воскресений мы проводили вместе. Мы не общались с ней постоянно, но если Рашель высмеивала почти всех в школе, и могла себе позволить командовать, со мной такого не происходило. Насколько знаю, многие ее подруги тогда ревновали Рашель ко мне. Моим же более постоянным другом была сестра, или же соседка Вокс. И она как многие, была дочерью тех, кто работал с отцом. Менялись лишь статусы, но отец дружил со всеми. Да с кем он только не дружил! Часто бывало так, что за неделю, каждый вечер был у нас расписан – в понедельник могли прийти, простые рабочие, с ними отцу не приходилось умничать или важничать, они играли в бильярд, а потом папа развозил по домам, тех кто слишком уж перебрал. То же самое бывало и во вторник. Среда и четверг, в основном были родители моих одноклассников, пятница кто-то из профсоюза, суббота, прорабы, и их семьи. А вот воскресенье – день самых важных членов общества нашего города. И ко всем отец относился одинаково, но я наверное была единственным человеком в мире, который догадывался, что любимыми днями для него были именно понедельники и вторник. С ними ему не приходилось напрягаться. Еще он любил часто звонить Етвудам, узнавать как у них дела, мама как я понимаю, тоже была в хороших отношениях с миссис Етвуд, так как она была единственной женщиной, с которой мама делилась своими секретами выпечки. Рассылая на лето нас по разным лагерям, или к дедушкам и бабушке, они часто встречались с ними. Таковым был для родителей отпуск. Когда-то я ревновала, думая, что дети Етвудов то с ними, но как оказывалось, они тоже отсылали своих детей на отдых в деревню.

Это мой дом. Остался гараж. В гараже кроме маминого минивена, стоял отцовский внедорожник, на котором он мог попасть в любую часть построек, так как часто они работали на разных территориях. Моей же машиной был мини-Купер – белый, с черной брезентовой крышей, которая опускалась. Со временем некто уговорил меня, его перекрасить.

Перед домом была лишь аккуратная подъездная дорожка, засыпанная гравием, фонари, работающие от электрического света по краям дорожки, и несколько деревьев. Зато за домом, было все, что можно лишь пожелать. Место для загорания, но не бассейн, так как море было всего в каких-то 300 метрах от нашего райончика. Барбекю, с лавочками, беседка увитая цветами, и спортивная площадка, так как отец больше всего любил спорт. Там были ворота для занятий Майкла, который занимался футболом, и Етни, которая играла в лакросс. С боку гаража, папа сделал для меня стенку, по которой я тренировалась скалолазанию, этот вид спорта мне приглянулся больше остальных. И хотя я считала, что не очень преуспела в этом, играла я почти во все, что только можно было назвать спортом, иначе я не смогла бы носить гордо фамилию Хаттон – отец точно бы лишил меня наследства, машины, да и свободы во всем. В таком маленьком городе как наш, бояться было нечего, так что гулять я могла хоть до утра, главное чтобы могла встать в школу.

Одевалась я в разную одежду, большей частью, купленную моей мамой, потому в гардеробе у меня можно было найти много платьев и юбок, и намного меньше джинсов или шортов. Зато в шкафу имелась особенная часть, где лежала моя одежда для походов – участие в походах, было отличительной чертой нашей школьной программы. Мне они нравились. Где я только не побывала за все годы учебы в школе.

Днем я преимущественно ходила в школьной одежде – черно-белой форме, к которой кроме юбки прилагались черные брюки, наверное, она напоминала немного морскую, но это, потому что в городке был маленький порт. Точнее сказать пристань. Чем все и гордились.

Я не была уродиной, но в школе всегда был кто-то красивей меня, та же Рашель. У меня были хорошие вещи, но кто-то обязательно одевался лучше. Мои карманные деньги, даже язык не поворачивается назвать мизерными, но кому-то выдавали больше.

И все же думаю, мне могли позавидовать. Кристально-чистые серые глаза, без вкраплений обрамляли темные ресницы, и тонкие брови, это досталось мне от маминой бабушки, кажется ирландки по происхождению, от отца белая кожа, такая чистая, что я никогда не переживала по поводу прыщей, их попросту не было. Черные волосы, подстриженные ровной копной, объемные, словно овечья шапка, которую натянули до плечь, оставались заветной мечтой Етни, которой достались рыжие волосы отца. Ровная гладка челка почти доставала до глаз. Это потом я поняла, что их можно завивать, или поднимать челку, открывая лоб, и все лицо таким образом. Я была невысокой, впрочем, как и теперь, всего 160, с простой фигуркой, но крепкими руками и ногами, и подтянутым животом, потому что летом, всегда плавала, а горы и скалы, не могли оставить на моем теле какой-нибудь жир. Любая еда усваивалась хорошо – еще одна зависть Етни. Она не была полной, но играя в лакросс, она становилась немного плотной из-за мускулов. Зато, думаю, после рожденья детей, они ей еще пригодятся. К тому же к 14 годам, мы были одного роста, и она все еще продолжала расти. Теперь уже видно, что это у нее от отца – достигнув теперь 167, она была еще той красавицей, с длиннющими ногами.

Майкл же был таким, как и я – сероглазым, с черными волосам, которые у него почему-то вились в густую шапку волос, и падали на лоб. Наверное, потому он уже в 10 лет пользовался бешеной популярностью у девочек. До сих пор помню, как на выходных становилась зачастую его секретарем, отвечая на звонки, его многочисленных подруг. Как же это меня раздражало!

Мы были счастливой семьей, со своими радостями и проблемами, немного богаче остальных, хотя в городке, не было понятия бедность. Церковь, и компания отца, в которой работало практически все мужское население, делали для этого многое.

Лето изменило все. Теперь я не могу сказать, что это было плохо. Просто однажды отцу позвонили, и не слова не говоря нам, и даже маме, он собрался за считанные минуты, заказал билет в Австралию, и уже через час улетел. Мама сразу же поняла, что случилось, просто они не стали посвящать в это нас. Их друзья, чета Етвудов разбилась на машине, когда однажды вечером ехали на игру сына. Их дочь Майя, сидящая на заднем сиденье, уцелела, непонятно как. Хотя сказать, что она вовсе не пострадала, было невозможно. Переломанная нога, ребра, множественные раны, по всему телу, осколки лобового стекла, и тому подобное. Просто Етвудов убила не сама авария, а пьяный водитель, не пристегнутый ремнем безопасности, который врезался в них, вылетел через свое стекло и Етвудов, пробив их, и забил Етвудов. Когда мой папа летел в Австралию, они, кажется, были еще живы, но как говорят врачи, раны были не совместимы с жизнью.

Отец так и не возвращался домой на протяжении 10 дней, и все что мы знали о его пребывании там, так это то, что он помогает их детям. Это было скупое объяснение мамы, но я ее слишком хорошо знала, и понимала, что за этим стоит что-то иное.

Еще до возвращения отца, мама неожиданно начала готовить на нашем этаже две комнаты. Одну в моей части этажа. Другую, совместную с комнатой Етни. Я подумала, что, наверное, дети Етвудов ненадолго приедут пожить к нам. Но все разъяснилось, когда отец вернулся. Он был явно убит происшедшим. Етвуды были для него друзьями, и он не скрывал того, как расстроен. Ели мы в тот вечер в гробовом молчании, не смотря на радость возвращения отца.

Нам всегда было весело за ужином, но не в этот день. А после отец позвал всех нас в кабинет, и мы приготовились к тому, что он скажет. Когда мы шли туда, я неожиданно поняла, что по какой-то причине, даже не забывая про горе, глаза моих родителей сияют. Я помню это до сих пор. Только со временем я поняла, что исполнилась их заветная мечта иметь еще детей, чего у них уже не выходило давно, потому что вынашивать Майкла было очень тяжело для мамы.

Мы расселись на диване, втроем – я, брат и сестра. Етни, испугавшись, схватила меня за руку, хотя бояться не было чего. Майкл, подогнув колени, уткнулся в них лицом. Ему вообще было грустно, когда он узнавал о смерти, а теперь, когда погибли те, кого любил отец, это было трагедией и для него. Я догадывалась, что так он прячет слезы, потому что не может видеть отца таким грустным. Милый мой Майкл!

Мама, как всегда с прямой спиной и собранными в гладкую прическу волосами, наверняка уже знала, что он должен сказать. Отец посмотрел на нас, и сказал:

– Как вы знаете, Етвудов больше нет… в живых, – я представляла себе, скольких сил ему стоило не просто сказать это, а поверить в то, что эти слова правда. – И у них осталось двое детей. Насколько знаю, из близких у них осталась лишь старая прабабушка, которая живет где-то Ирландии, и у нее просто нет возможности растить их. Майе столько же лет, как и тебе Етни, Ирвингу 18. Я понимаю, что вам это может не понравиться, но мы с мамой приняли решение забрать их к себе. Ирвинг как совершеннолетний, мог бы присматривать за сестрой, но думаю, мы справимся с этим лучше. Что вы скажете по этому поводу?

Что мы могли сказать? Ничего. Для нас Етвуды, были, чуть ли не мифическими людьми, которых мы вживую никогда не видели, а лишь на фотографиях. Но я-то, как самая старшая понимала, что родители все уже решили для себя.

– Мы не против! – тут же воскликнул Майкл. Для него это не могло быть проблемой. Для Етни, которая большую часть времени проводила за лакроссом тоже, как кроме того, что у нее помимо меня может появиться еще одна сестра. Одна я немного занервничала. Взрослый парень в доме – это показалось мне чем-то странным. А что скажут по этому поводу в школе? Я не могла назвать себя трусихой, но все же, мнение других было для меня важным. Все же я не Етни, которая вполне все лето могла прощеголять в верхе от купальника и коротеньких обрезанных джинсах. Мне стало немного страшно. Наверное, это уже тогда было предчувствие того, что моя жизнь вот-вот измениться.

– Мы за, – слабо отозвалась я. И тут глаза моих родителей, заблестели уже от слез. Мечта отца хотя бы о волейбольной команде сбылась.