Текст книги "Морок"

Автор книги: Юлия Аксенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Да, конечно, – ответил Виктор, покачав головой. Не хватало только остаться сейчас без связи! – Постой! – спохватился он. – В любом случае позвони мне через десять минут!

Жена обещала.

Что-то еще беспокоило Виктора, помимо того, что теперь ее телефон для него недоступен. Беспокоило сильно, и он мучительно искал, что же еще такогобыло в се словах. Сердце отчаянно колотилось, мысли прыгали. Наконец, он ухватил за хвост ту мысль, которую искал. Жена собралась экономить заряд блока питания. Но она всегда регулярно проверяла его и не доводила до нулевых отметок! Значит, она допускает, что мобильник будет нужен ей еще в течение долгого времени, то есть что она может вернуться не очень скоро. Почему? Виктор издал короткий стон. Да что же такое с его женой?!

Он прижался спиной к ограде своего палисадника, обеими руками вцепился в прутья решетки. Ему хотелось броситься по следам жены. По тому маршруту, который она сбивчиво описала: на перекресток, маячащий сейчас справа кпереди, потом по перпендикулярному переулку до следующего перекрестка. Ему представлялось, что, прибежав туда, он увидит жену, торопливо шагающую ему навстречу, радостно закричит ее имя, прижмет к себе. Он бы ни на шаг больше не отпустил ее! Но сознание твердо требовало: «Оставайся на месте. Не смей отходить от дома!» Дом – это ориентир. Если жена вернется первой и опять не обнаружит его у калитки, как бы вновь не вышло какой-нибудь глупости. Из двоих кто-то один должен оставаться на месте.

Виктор выскочил на улицу без куртки, в легкой рубашке с коротким рукавом, и теперь его бил озноб. Но он не решался даже на минуту зайти в дом, покинув свой наблюдательный пост. Он ждал, сцепив зубы, не отрывая глаз от рокового перекрестка, кажется, даже не моргая.

Когда она позвонила снова, он не сразу сообразил, как взять трубку, пока не догадался разжать пальцы, сцепленные на чугунном пруте решетки.

Жена коротко сообщила, что новостей нет. Конца улицы еще не видно.

– Пожалуйста, послушай меня и скажи только «да», если правда то, о чем я спрошу, – произнес он заранее заготовленную фразу. – Ответь мне: тебя похитили? Ты в опасности?

Жена ответила не сразу. Виктор напряженно ждал. Наконец услышал в трубке ее безмерно удивленный голос:

– Что?! Виктор, что с тобой? Какое похищение?.. Виктор, что случилось?! – Ее голос стал тревожным. – Что-то с тобой? С детьми?

Виктору пришлось потратить много слов, использовав всю силу убеждения, чтоб успокоить ее. Теперь он был почти уверен, что жена находится в здравом уме и не похищена.

И все же…

– Извини, милая, я не хотел тебя напугать!

Виктор намеренно назвал ее «honey». Это обращение Джей запретила ему употреблять по отношению к ней еще в самом начале их романа, называя «переслащенными сантиментами». Всякий раз, когда он забывал о запрете, кроме самых интимных моментов, жена с каким-то новым оттенком иронии переводила это слово на русский язык.

Сейчас Виктор, затаив дыхание, ждал, что она ответит.

– Я понимаю, ты на меня сердишься, и поделом, – сказала жена после секундной заминки, – но называть родную жену «липкой и приторной» – это уж слишком!

У Виктора отлегло от сердца. Раз она заметила эту ерунду и не дала спуску, значит, у нее действительно все в порядке. Он, издав что-то среднее между смешком и вздохом, невольно пробормотал:

– Ну, слава богу!

– Выходит, ты проверял меня? – догадалась Джей. – Артист!

– Пойми, – оправдывался Виктор. – Я ведь не могу тебя видеть. Ты так странно потерялась, да еще на ночь глядя. Мне мерещится бог знает что!

– Я понимаю, – вздохнула жена.

Они одновременно дали отбой, и Виктор остался наедине с тишиной пустой ночной улицы.

Время тянулось, не заполненное ничем, кроме сырого ночного воздуха. Однажды улица ожила деликатным гулом мотора и шуршанием шин полуночного автомобиля по мокрому асфальту. Протопотали мимо и принялись орать в отдалении кошки. Стук открывающегося окна, неопределенный звук – и кошки затихли. Из соседнего дома вдруг полилась музыка, но быстро стихла. За углом прошаркали подошвы двух пар ног, слышалось тихое воркование влюбленной парочки. Улица, будто очнувшись от сумеречного забытья, жила медленной, но полнокровной ночной жизнью.

Виктор пытался коротать время, представляя, как его жена идет по своей улице без названия. Он видел тусклые фонари, горящие через три на четвертый и не дающие света, бугристый асфальт мостовой, палисадники, тонущие в темноте и сливающиеся с черными стенами домов. Ни единого освещенного окна. Кое-где на стенах домов – белеющие таблички с неразборчивыми надписями. Посередине дороги брела одинокая серебристая фигурка, Она то и дело сворачивала то на правый, то на левый тротуар, останавливаясь и подолгу вглядываясь в белеющие таблички. Затем брела дальше, спотыкаясь на выбоинах.

От этой картины у Виктора так стиснуло сердце, что он предпочел открыть глаза. Светлая фигурка продолжала брести по темной улице перед его мысленным взором. Тогда он крепко потер кулаками веки, чтобы отогнать видение, и вновь погрузился в созерцание сырой лондонской ночи.

– Витя! – В голосе жены звучали радость и возбуждение. – Я дошла до конца этой жуткой улицы. Тут она упирается в другую, покрупнее. Освещение гораздо лучше. Я сейчас перейду…

– Не делай этого! – крикнул Виктор. Он впервые в жизни испытывал жгучее раздражение по отношению к любимой ненаглядной жене. Он точно знал, что, если бродить беспорядочно по незнакомым местам, шанс заблудиться будет лишь возрастать. Нельзя увеличивать неопределенность! – Поворачивай назад, иди обратно, до другого конца той улицы, по которой ты только что шла! – в необъяснимой панике воскликнул он.

– Солнышко, – примирительно сказала жена умиротворенным голосом, – но я только посмотрю табличку.

Виктор сразу остыл. Он не понимал, что на него нашло. «Чего я от нее требую?! – подумал он. – Ведь там, по ее словам, светлее, а значит, безопаснее. И ей спокойнее. Бедная и так страху натерпелась!»

– Да, да, конечно, – ответил он смущенно.

– Виктор! – раздалось в трубке через несколько мгновений. – Я, наверное, попала в какой-то иностранный квартал. Здесь дома очень чудной формы, и таблички все какой-то непонятной вязью написаны…

– Нет, – прошептал Виктор. Его лоб покрылся испариной. Никакого иностранного квартала, никакой арабской, китайской и тому подобной улицы в этом районе Лондона отродясь не было. Но он вновь заставил себя успокоиться: ну когда он в последний раз праздно шатался по Лондону? Даже гуляя с детьми, старался вывезти их в парк, на природу. А так, чтобы по кварталу… нет, конечно! Мало ли что изменилось.

– Родной, ты, главное, не волнуйся, не переживай за меня. – Он нервно усмехнулся, закусил губу. – Здесь очень спокойно. Во многих домах свет, музыка. Но на улице ни одного человека. До утра не так уж долго. Я тут посижу на лавочке, на автобусной остановке…

– Какой номер маршрута? – вкрадчиво спросил Виктор, не веря в удачу.

– Да нету номера, милый, – с бесконечной усталостью ответила жена. – Если б был… Так что я утра подожду здесь, а тогда уж язык до Киева доведет.

– Не надо до Киева, – тихо попросил он, с трудом преодолевая дрожь в голосе, – давай лучше до дома.

– В общем, ты не волнуйся. Теперь все будет хорошо. Поспи хоть немного. Пока.

– Пока.

Они разъединились одновременно.

Виктор судорожно вздохнул и машинально опустился на бетонное основание садовой ограды, положив голову на подставленные ковшиком ладони. Откуда-то накатила такая пронзительная печаль, которой он не мог сопротивляться. Было несказанно жалко Джей, себя, пропавшего вечера, простывшего ресторанного ужина на двоих. И было чувство, которому Виктор не позволял облечься в слова. Чудилось, что ему больше не встретиться с Джей.

Когда Виктор заметил, что его судорожное дыхание становится похожим на всхлипы, он поднялся с холодного бетона и побрел в дом. Не раздеваясь, лег на диван, сковырнул с ног кроссовки и заснул пустым черным сном без сновидений.

Проснулся Виктор, когда в окна гостиной уже вовсю лилось солнце. Вчерашней непогоды не было в помине. В первый миг ему показалось, что все хорошо, как обычно. Потом вспомнил, и свинцовая тяжесть опять придавила все его тело.

Он был уверен, что, если бы жена уже вернулась, она сразу разбудила бы его, зная, что он обрадуется, а еще вернее, сидела бы рядом с диваном и ждала, когда он откроет глаза. Даже если бы ей понадобилось отойти, она не стала бы терзать его неизвестностью ни секунды и оставила какой-то неопровержимый знак своего присутствия.

Но слабая надежда в нем еще теплилась.

Виктор заставил себя встать и обойти все помещения дома, хотя сразу обнаружил, что в прихожей нет ее туфель и на вешалке у двери не висит ее куртка.

Ему понадобилось некоторое время, чтобы свыкнуться с невеселым открытием. Затем он сделал необходимые телефонные звонки на работу: предупредил, что из-за форс-мажорных домашних обстоятельств задержится или вовсе не придет сегодня, отдал необходимые распоряжения. Третий звонок – на мобильный жены – окончился монологом механического голоса, сообщившего, что «абонент временно недоступен».

Прихватив с собой телефон, он вышел в палисадник и сел на лавочку под стеной дома, уже вовсю нагретой утренним солнцем. Даже обнаженной кожей лица, шеи и рук Виктор не чувствовал тепла. В горле стоял ком. Он вяло думал о том, что где-то на свете есть полиция, служба спасения, частный сыск. Он даже отдаленно не представлял, с какой просьбой мог бы обратиться в эти инстанции. Найти в цивилизованном, густонаселенном городе женщину, находящуюся в здравом уме и трезвой памяти, способную самостоятельно передвигаться и разговаривать по-английски, имеющую в кармане некоторую сумму денег и мобильный телефон.

Когда жена позвонила, у Виктора оборвалось сердце. Только теперь он обнаружил, как сильно надеялся услышать звук ее шагов за оградой или бряцанье открывающейся калитки. Интуитивно он знал заранее, что кошмар прошлой ночи не закончится так легко, и все-таки очень расстроился.

– Милый, как ты? – спокойно и грустно спросила жена.

– Все в порядке. Где ты? – спросил он глухо, не в силах справиться с волнением.

– Я в том же квартале, ну, откуда прошлый раз звонила. Здесь нет никого, кто сносно говорил бы по-английски. Я только выяснила, как проехать на Трафальгарскую площадь. Правда, придется с пересадкой – двумя автобусами. Я спрашивала про подземку – они не понимают, наверное, здесь нет метро поблизости. В общем, я сейчас на остановке и туда поеду.

– Двумя автобусами? – переспросил Виктор без тени иронии, скорее, с обреченной усталостью.

Жена, умница, сразу догадалась о подоплеке его вопроса и поспешно ответила:

– Но я хорошо поняла, как ехать. – И честно добавила с легким смешком: – Мне кажется, хорошо поняла.

– Давай, родная, выбирайся скорее, – попросил он.

– Витенька, а ты… – она помялась явно для приличия, – тебе будет очень сложно подъехать туда встретить меня? Я так устала, – пожаловалась она. – Мне как-то страшно! – И неожиданно шепотом добавила: – Мне кажется, я теперь никогда ничего не найду.

Виктору стало так жалко жену – заплутавшую, потерянную, голодную, – что он забыл о собственных страхах и сомнениях.

– Я и собирался тебя встретить, – бросил он небрежно, – я дома, между прочим; на работу не пошел.

Он хотел пошутить, что готов встречать ее хоть целый день, но шутка показалась зловещей.

– Так что еду.

– Встречаемся у колонны?

– Конечно. И вот еще что. Жди! Приедешь, с места не сходи, никуда больше не двигайся, пока я не подойду. Ни шагу от колонны, поняла? – внушал он ей, как ребенку.

– И ты меня жди, – потребовала она.

– Я-то никуда не денусь, – улыбнулся он через силу.

«Не надо никого искать! Все само придет», – с досадой вспомнил Виктор собственные хвастливые слова.

На Трафальгарскую площадь Виктор отправился подземкой, побоявшись застрять в утренних пробках. Перестраховался, конечно, ведь рабочий день давно начался. Но он был уверен, что ей – на двух автобусах – в любом случае дольше. Да и не хотелось ждать лишнее время: он измучился в ожидании.

Около колонны Нельсона ему сразу бросилась в глаза знакомая фигура. Сердце радостно прыгнуло. Но Виктор подошел ближе, и иллюзия рассеялась раньше, чем он увидел лицо женщины. Сердце снова шлепнулось обратно, в ледяную пустоту.

Вокруг колонны он обошел несколько раз, внимательно разглядывая толпящихся там туристов и прогуливающихся горожан. Наконец остановился и даже перестал вертеть головой по сторонам: когда – если! – Джей доберется сюда, она обязательно его увидит. Солнце пекло. Ноги подгибались: сказывались не проходящая тревога и недосыпание двух ночей, считая предыдущую, когда они с женой встретились после томительной разлуки. Однако Виктор не решался отойти подальше, в тень. В толпе туристов, среди безумных голубиных стай можно найти друг друга, только если стоять у самого подножия колонны. Скоро он перестал уже замечать физические неудобства. Стоял неподвижно, остановившимся взглядом смотрел перед собой. Порой его волосы обдавало ветерком от крыльев кишащих вокруг голубей. Он не замечал. Тень от колонны подползла к его ногам. На время накрыла его целиком. Удалилась куда-то за спину.

Пару раз Виктор вздрагивал. Ему казалось, что он видит жену на тротуаре по ту сторону Черинг-Кросс. В первый раз он двинулся навстречу, но женщина прошла мимо. Сходство казалось таким сильным, что Виктору хотелось догнать ее, и мутящимся от солнца и усталости сознанием он заставил себя сообразить, что если бы это была его Джей, она направилась бы к Нельсону. Во второй раз он только проследил глазами за быстро удаляющейся фигурой.

Несколько раз из заторможенного состояния его выводили телефонные звонки: ему, как обычно, много звонили по делу. Он старался отвечать покороче и вновь погружался в ожидание.

Наконец Виктор услышал в трубке голос жены. Он молча ждал, что она скажет.

– Ты очень сердишься? – спросила она. Ее голос звучал тихо, как бы издалека. Интонаций было не разобрать.

Он не отвечал. Вначале накатило бешеное раздражение и он сумел бы только зарычать в трубку. Затем оно так же внезапно отхлынуло. Но Виктор онемел от открытия простого факта; которого следовало ожидать: батарея ее телефона почти села!

– У тебя есть деньги? – крикнул он.

– Есть… – то ли «много» она сказала, то ли «немного», он не разобрал. – Я куплю телефонную карту.

На мгновение на душе у него потеплело: жена, как обычно, прочла его мысли между произнесенных слов. Но он снова замолчал, не желая в который раз задавать вопрос «Где ты?» Сама скажет.

– Любимый мой! – Даже сквозь плохую связь Виктор услышал, что голос ее дрожит. – Поверь, я все сделала так, как они сказали… Наверное, они сами что-то напутали… У меня такое ощущение, что я заехала куда-то на самую окраину. Я тут выяснила: место называется «Чесхам».

– Как?

– Мне тут написали… подожди… или «Чешам»…

– Чешэм? – переспросил Виктор, не веря своим ушам: ведь это местечко находится уже за кольцевой.

– Ну да.

То ли сигнал стал получше, то ли он привык разбирать слабые звуки. Виктор отчетливо услышал, как она всхлипнула. И вдруг закричала, истерично рыдая, перемешивая английскую и русскую речь:

– Виктор! Солнце мое, родненький! Забери меня отсюда! Я не могу больше! Я не понимаю, что со мной происходит. Я хочу к тебе, я хочу обратно, домой!!! Виктор!

Виктор крепко зажмурился, зажал рот рукой. Он не мог, не мог сказать: «Все будет хорошо! Мы скоро встретимся». Он никогда ей не врал в том, что было действительно важно для них обоих.

И все-таки следовало приободрить ее.

– Любимая, слушай меня внимательно! – сказал он уверенно. – Никуда больше ехать тебе не надо. Главное, что я теперь точно знаю, где ты. Найди какую-нибудь лапочку, посиди на ней, отдохни, успокойся. Я приеду и заберу тебя.

– Виктор, когда ты меня найдешь? – спросила она голосом, полным тоски.

Ему стало не по себе оттого, что Джей, прекрасно владевшая английским, так коряво сформулировала свой вопрос: вместо «Когда ты за мной приедешь?» – «Когда ты меня найдешь?». Ей так плохо, так одиноко, что распадается приобретенный всего несколько лет назад языковой навык? Или ею тоже владеет это безотчетное ощущение преграды, непостижимо возникшей и неосязаемо стоящей между ними?

Перейдя на русский, чтобы она перестала чувствовать себя такой одинокой и заброшенной, Виктор произнес несколько очень ласковых, предельно интимных слов и по ее короткому, смущенному ответу почувствовал, как оттаяла она и приободрилась. Затем он выяснил название улицы, на которой Джей находилась и готова была его ждать.

– Только не переживай! – неожиданно попросила она. – Береги себя! Все как-нибудь образуется.

Чтобы не терять времени, Виктор взял такси. Назвал сначала Чешэм, но, пока пробирались по центру, сообразил, что маршрут проляжет совсем неподалеку от его дома, и решил заехать. Он сейчас не переживал о расходах на такси, но очень хотелось сесть за руль собственной машины: вынужденное бездействие изводило его.

Дома, торопливо собираясь, машинально подумал, что надо, на случай перемены погоды, захватить ветровку. Брать с вешалки свою куртку, к которой вчера прикасалась жена, заботливо снимая с его плеч, было так горько, как будто он последний раз в жизни дотрагивался до ее рук. Виктор закусил губу и торопливо сказал себе: «Не сметь! Она жива и здорова. С ней ничего ужасного не произошло. Несколько смешных и досадных случайностей. Разве можно из-за этого едва ли не хоронить ее?!»

Он перехватил куртку поудобнее и привычным жестом сунул руку в карман, проверяя, есть ли там деньги. Денег не было ни в одном кармане, ни в другом. «Ах да! – вспомнил он. – Джей ведь вчера выгребла у меня деньги, когда пошла в прокат». Хотел бы он знать, сколько там было: на что ей этого может хватить?

«Самое дорогое, что у меня есть», – вспомнилась ему фраза. Виктор, до сих пор двигавшийся с лихорадочной поспешностью, приостановился. Что это? Откуда эта фраза? Нечто холодное, противно прикасаться, бумага, деньги… ламинат. Есть! Заламинированная бумажка в один фунт стерлингов – то ли настоящая купюра, то ли хорошая копия, и посередине во всю длину – трудночитаемая готическая вязь надписи: «Самое дорогое, что у меня есть». Забавная вещица, поднятая им вчера из лужи на том месте, где стояла старая леди, которую он чуть не задавил и которую обдал с ног до головы водой из-под визжащих колес.

«Неразменный фунт», как тогда, еще усмехнувшись, окрестил заламинированные деньги Виктор, вчера тоже лежал в кармане куртки. Значит, жена прихватила его вместе с другими бумажками и монетками. «Как она могла не заметить?» – с тоской подумал Виктор. Если бы жена заметила эту штуковину, она бы подошла к нему – вместе посмеяться – и оставила бы ее дома, не взяла с собой. Виктор не смог бы толком объяснить, какое имеет значение, прихватила Джей «неразменный фунт» с собой или нет. Однако напрашивалась метафора: самое дорогое, что у него было, – потерял! Метафора казалась сентиментальной, как сопли в сахаре. Но на Виктора от нее повеяло бесконечной тоской, от которой стыло сердце. И губы, не слушаясь хозяина, навязчиво повторяли: «Самое дорогое, что у меня есть… Потерял… Потерял… Потерял…»

Улицы с указанным Джей названием в Чешэме не оказалось – Виктор узнал об этом сразу, причем опросил, перепроверяя информацию, несколько человек. Тем не менее он честно исколесил весь небольшой городок в буквальном смысле вдоль и поперек, внимательно оглядывая автобусные остановки, лавочки, вообще все обочины, пристально всматриваясь в каждую проходящую мимо женщину.

Когда объезд Чешэма был закончен, Виктор вышел из машины около одной из автобусных остановок. Там под стеклом висела крупная и красочная карта транспортных маршрутов Лондона и окрестностей. Виктор хотел попытаться определить по карте номера тех автобусов, которыми добиралась сюда Джей, чтобы проехать вдоль автобусного маршрута. Он не успел найти на карте Чешэм: взгляд его почти сразу уперся в другое название. Виктор ахнул. Как он мог раньше об этом не подумать?!

Местечко Чесхант – к северу от Лондона. Поэтому Джей произнесла так странно: «Чесхам»; она просто не разобрала от руки нацарапанное на каком-нибудь клочке бумаги слово – в конце вместо «nt» прочитала «m». Нужно было попросить ее произнести незнакомое название по буквам. А еще следовало надеть очки, когда перед выездом из дому рассматривал атлас, выбирая маршрут. Может, тогда второе, похожее, название бросилось бы в глаза…

Виктор быстро вернулся за руль и покатил в сторону кольцевой. Дороги были забиты битком: вечер пятницы, начало выходных. Солнце уже клонилось к закату. Было безумно совестно перед женой, которая так давно его ждет. И еще Виктора терзало ощущение ускользающего времени, какого-то безнадежного опоздания.

Новый телефонный звонок жены застал его, когда он только-только выбрался на кольцо. Он вначале обрадовался, что получил возможность все объяснить, успокоить ее и попросить подождать еще немного. Но Джей торопливо сообщила – ее голос доносился совсем издалека, – что обнаружила свою ошибку и собралась вернуться на электричке в Лондон.

«Нет! – хотел крикнуть Виктор. – Ни в коем случае никаких электричек!» Даже он-то с трудом разбирался в расписании железных дорог Соединенного Королевства. Для Джей, которая за город чаще всего выезжала с ним на машине, которая всем видам городского транспорта предпочитала привычное метро, несмотря на разительные отличия старенькой лондонской подземки от шикарного московского метрополитена, – Джей было совершенно противопоказано пользоваться английскими электричками.

Произнести это вслух Виктор не успел, потому что в следующей фразе жены услышал подтверждение своих опасений и понял, что опоздал. Она прокричала на грани слышимости:

– Но я ошиблась. Я еду в поезде, который идет в…

Звук ее голоса пропал. Трубка некоторое время безмолвно шуршала. Затем раздалось оглушительное мерзкое пиликанье – у Виктора мурашки прошли по спине – и синтезированный голос насмешливо сообщил, что «связь прервана». Виктор посмотрел на дисплей. Экранчик жизнерадостно предлагал «возобновить вызов». Виктор отказался. Больше всего на свете ему сейчас хотелось вызвать ее номер. Однако он понимал, что жена сама будет пытаться дозвониться ему снова и ей дорога каждая секунда вызова.

Виктор остановился на обочине.

Минуты текли, оставалось все меньше сомнений в том, что батарея ее аппарата села окончательно. Виктору было ясно, что теперь Джей сможет позвонить, только когда выйдет из поезда, со станции, если у нее остались деньги на телефонную карту. Правда, кто-то из пассажиров мог бы дать ей свой мобильник – в обмен на денежную компенсацию израсходованных минут, но остались ли у нее деньги?

Виктор развернул карту и стал внимательно ее изучать. От Чесханта по железной дороге прямой путь – только на Кембридж. Но ей незачем ехать до Кембриджа. Возможно, она сойдет раньше, и как угадать, где именно. Все равно пока следовало ехать вперед, пробираясь в плотном потоке автомобилей. Он уже тронул машину с места, когда раздался новый звонок. Слышимость была отличная. Она все-таки нашла пассажира с телефоном. Джей торопливо сообщила, что поезд оказался экспрессом и идет без остановок до Кембриджа. Он успел в ответ только коротко бросить: «Еду!»

Стараясь развить максимальную скорость в плотном потоке на кольцевой, Виктор лавировал так лихо и сложно, как никогда в жизни, с удивлением отмечая богатые возможности своей хорошей машины, которых он прежде не использовал. Ему хотелось как можно скорее оказаться на загородной трассе, где народу, конечно, тоже будет много, но средняя скорость потока выше. Еще издали заметив указатели развязки с автомагистралью, Виктор предусмотрительно перестроился в крайний левый ряд и после нескольких крутых виражей оказался наконец на прямой, как стрела, многополосной трассе. Здесь он сразу подался в крайний правый и понесся со скоростью потока. Сквозняк из распахнутого окна трепал волосы. Напряжение немного спало.

Глядя прямо перед собой на серую ленту дороги, отслеживая впереди и в зеркалах заднего вида аккуратные автомобильчики, размеренное, затейливое движение которых напоминало картинку в примитивной компьютерной игре, и поглядывая на краснеющий диск солнца, время от времени появлявшийся в левом окне, Виктор пытался осмыслить события истекающих суток. Он перебирал в памяти все телефонные разговоры с женой, восстанавливал в воображении безумные маршруты ее передвижений, собственные скачки в пространстве. Цепочка, состоящая из досадных случайностей и нелепых ошибок, все время рвалась и путалась в утомленном сознании. Виктор упорно принимался выстраивать ее заново. Постепенно из мешанины событий перед Виктором совершенно ясно выступил только один факт: вот уже почти сутки, как они с женой пытаются встретиться – и с каждым шагом оказываются все дальше друг от друга. Сначала расстояние между ними составляло не более одной мили, теперь оно исчисляется десятками миль.

Виктор встрепенулся и стал искать верстовой столб или дорожный указатель, на котором было бы обозначено расстояние. Указатель-то вскоре и появился перед его глазами. «Ковентри-20» – было написано на нем. Виктор сначала даже обрадовался: недалеко осталось! А потом похолодел от ужаса. Ковентри! Ни секунды не надеясь, что ошибся в чтении, он все же доехал до следующего указателя на очередном перекрестке и остановился на обочине.

Как он ухитрился свернуть на дорогу, что вела в Бирмингем?! Неужели только из-за того, что на указателе стояло также слово «Ковентри» и он автоматически идентифицировал его по первой букве с «Кембриджем»?

– Наваждение, – вслух произнес он.

Это не было жалобой на непостижимые обстоятельства, не было выкриком раздражения, не было метафорой. Просто это слово точно определяло характер происходящего. Виктор никогда не отличался суеверием или набожностью. Он и сейчас не думал о мистических материях. Но слово «наваждение» объясняло его затуманенному усталостью сознанию всю невозможную череду простых совпадений и нелепых случайностей.

Виктор с самого начала не представлял себе, чем жене и ему могли бы помочь служба спасения, полиция и любые другие организации, занимающиеся розыском людей. «Они не помогут, – подумал он и теперь. – Только я сам должен найти ее. Если не найду – я недостоин ее! Тогда ей просто не к кому будет возвращаться». Эта мысль казалась безупречно логичной и непреложной. Но от этой мысли Виктор все глубже увязал в тяжелой растерянности, переставая ориентироваться в окружающей действительности. Ему вообще было очень трудно думать, в особенности удерживать одну и ту же мысль дольше мгновения. Под воздействием длительного эмоционального напряжения сознание плыло, путалось. Он не представлял, что теперь делать им с женой. Что они оба ни предпринимали, с каждым шагом она – всей душой стремясь к нему – отступала все дальше.

Между тем Джей, вероятно, подъезжала к вокзалу в Кембридже, если уже не сошла на перрон. Следовало как можно скорее ехать вперед. Судя по карте, ему совсем немного оставалось до поворота на прямую трассу, ведущую в Кембридж. Далеко, конечно, но дорога там хорошая, да и выхода другого нет. Виктор сложил карту и сидел неподвижно.

Скоро позвонит обеспокоенная жена, спросит, где он. Он так боялся этого звонка, не представлял, как повернется язык сказать, что он ошибся. Хотя ему уже казалось, было бы почти нереальной удачей, если бы он попал по назначению.

Он понимал, что нужно немедленно трогаться в путь, – и не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, охваченный неодолимой апатией. Наконец, заставил себя повернуть ключ. Машина лихорадочно дернулась и встала, мотор заглох. Тогда Виктор опомнился, снял ее с передачи, завел.

Впереди как раз замаячил указатель поворота на Кембридж, когда зазвонил телефон. Жена так же торопливо, как и в предыдущий раз, сообщила Виктору, что не сошла в Кембридже – то ли проспала остановку, то ли не смогла открыть дверь в купе старого образца – она объяснила слишком неразборчиво из-за спешки, и теперь поезд везет ее в Ноттингем.

– Может, и к лучшему, – ответил Виктор, – потому что я в Ковентри.

В нем мгновенно вспыхнула надежда, что все недоразумения остались позади и теперь начнется полоса везения. Дорожная карта, которую он успел изучить в деталях, стояла перед глазами.

– Постой, – успел крикнуть Виктор прежде, чем Джей отключила связь, – тебе лучше выйти в Петербороу. Слышишь?

– Ноттингем, Виктор, – ответила жена, и трубка запиликала отбой.

Виктор понимал: у нее не было времени на то, чтобы думать и обсуждать варианты.

Спокойно, уже без лихорадочной гонки Виктор докатил в густеющих сумерках до Ноттингема. Он немного приободрился. Единственное, о чем старался не думать, – это о билетном контроле. Он был уверен, что у жены уже заканчиваются деньги и она не сможет уплатить штраф. Он лишь надеялся, что она сразу оплатила проезд до конечной остановки, хотя слабо представлял, как его карманных денег могло на это хватить. А ведь у нее нет при себе ни единого документа! Если Виктор позволял себе отдаться во власть этих тревожных мыслей и пессимистических предчувствий, сердце начинало тяжело и неровно колотиться, перехватывало дыхание. Когда ему удавалось подавить тревогу и забыть о дурных предчувствиях, сердце успокаивалось и он ощущал только холод в груди.

Странно: чем ближе он подбирался к вокзалу в Ноттингеме, тем слабее становилась надежда на добрые перемены.

На железнодорожном вокзале он провел сутки. Днем и ночью дежурил на перроне. Выучил наизусть расписание поездов. Свою приметную машину поставил так, что от выхода ее было видно обязательно, даже из-за голов толпы: договорился с полицейским, чтобы тот разрешил припарковать автомобиль там, где даже остановка была запрещена. Полицейскому пришлось рассказать – без подробностей – почти подлинную историю, приукрасив ее взбалмошностью любимой жены и полным незнанием ею английского языка. Человек попался отзывчивый, да и программы Виктора регулярно смотрел. Проникся, выписал специальное разрешение.

Честно говоря, он ни на что уже не надеялся. Только на собственную выдержку и терпение. Он был готов ждать столько, сколько потребуется. Правда, было бы гораздо лучше, если бы у Джей была возможность вот так сидеть на месте и ждать его. По истечении суток Виктор признал нецелесообразность дальнейшего ожидания. Если уж Джей не удалось сразу попасть сюда, далее она не будет стремиться в Ноттингем: как таковой, этот город ей не нужен.