Текст книги "Another. Часть 2. Как?.. Кто?.. (ЛП)"

Автор книги: Юкито Аяцудзи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Несмотря на мое собственное волнение, я пытался понять, что она сейчас чувствует, но…

– В ближайшие дни я разошлю вам распечатки с детальной информацией. Также там будут стандартные формы разрешения на участие; если вы будете участвовать, пожалуйста, верните мне подписанные формы к концу месяца. …Вопросы?

Вот и все объяснение, которое мы получили насчет этого летнего лагеря. Поднялась пара рук, но ответы Миками-сэнсэй были не лучше полного игнорирования…

…В общем.

Так я – мы – вошли в летние каникулы. Последние в средней школе летние каникулы… и, вполне возможно, последние в нашей жизни.

Интерлюдия III

Получила уже распечатку насчет летнего лагеря?

Да, сегодня.

И что думаешь? Поедешь?

Шутишь, что ли? Ни в жизнь.

Но Миками-сэнсэй сказала, это очень важный ритуал.

Да ладно, это что – какие-нибудь подготовительные курсы, что ли?

В распечатке сказано, что «цель – укрепление связей в классе».

И как это понимать? Почему они вообще устраивают этот лагерь на летних каникулах в «такой» год? Некоторые уже свалили, потому что оставаться в Йомияме слишком опасно. Если с нами что-нибудь случится в лагере…

…И все-таки.

Безопаснее всего вообще никуда не ездить. Сидеть дома и не выходить никуда.

Может, и так…

Снаружи полно опасностей, ты в курсе?

…

И почему ехать должны именно мы? Бред какой-то. Еще и каникулы на это тратить.

…Угу.

И вообще, если бы новенький не говорил с Мисаки-сан, талисман бы работал нормально.

…Может быть.

И безопасники тоже виноваты, мне кажется. Если б они с самого начала сделали все как надо… Ну что им мешало объяснить новенькому, что происходит, еще до того, как он пришел в школу.

Ага. Но сейчас-то чего об этом ныть.

Наверно. Мы же все тоже не верили, что люди правда начнут умирать…

Вот именно. Кто мог подумать, что все так получится…

*

Прислали распечатки для этого самого лагеря.

Да.

Что будешь делать?

Аа, я… ну…

Собираешься откосить?

Э… да.

Слушай, ты, староста, ты же у нас еще и безопасник, между прочим, забыл? Тебе вроде как положено ехать.

Да… но я…

Очкуешь? Боишься, что там что-нибудь случится?

Нет, не в этом дело. Я…

Я слышал, от этого реально может быть польза.

Э… Что ты имеешь в виду?..

Я слышал, эта поездка имеет какой-то смысл. Миками-сэнсэй же сказала: это важный ритуал. И еще – я после уроков перетер с Сакаки, и он сказал…

*

С восьмого по десятое. Пятнадцать лет назад лагерь в этих же числах был, да?

Да.

И храм Йомиямы мы тоже посетим?

Во всяком случае, это запланировано.

На второй день? Девятого?

По-видимому, пятнадцать лет назад они туда ходили девятого.

Но пятнадцать лет назад в тот день еще несчастные случаи были…

Я знаю. Тибики-сэнсэй показал мне свою папку. Но раз уж мы делаем эту попытку, необходимо приложить все усилия, чтобы все было как тогда.

А почему вы это не объяснили всем на собрании в последний день триместра?

Потому что… я была не уверена.

…

Я была не уверена, что это на самом деле «важный ритуал». И что так мы сможем прекратить «катастрофы» этого года. И что мне вообще стоит на это надеяться. И в результате я смогла сказать только то, что сказала.

А теперь вас это все не беспокоит?

…Я не знаю.

…

Я не знаю, но если есть хоть какой-то шанс, что этот план сработает, лучше его реализовать, чем сидеть и ничего не делать… Так мне кажется.

*

Наверно, я все-таки поеду в этот лагерь.

Чего снова об этом вспомнила?

Как-то вдруг подумала – может, он нас спасет.

Думаешь, этот лагерь… может нас спасти?

Просто слухи ходят. Ну, там же на Йомияме храм есть, знаешь? Так вот, они во время лагеря собираются туда пойти для очистительного ритуала.

Ээ?

И когда-то давно один класс так спасся.

Правда?

Только слухи.

Хммм…

А ты что собираешься делать?

Как думаешь, кто поедет?

Акадзава-сан сказала, что точно поедет. Это ее долг как старосты и ответственной за безопасность. И Сугиура-сан тоже.

Эта Сугиура-сан – ну прям вся из себя правая рука Акадзавы-сан.

Кажется, Накао-кун тоже собирается.

Что, готов на все, только бы быть рядом с Акадзавой-сан?

Точно, точно. «О моя королева, я ни за что вас не покину!»

Иногда на него просто смотреть жалко.

Кстати, Мотидзуки-кун ведь тоже едет, да? Но он-то втюрился в Миками-сэнсэй.

Да, Мотидзуки-куна видно насквозь. Теперь, Сакакибара-кун тоже едет…

Интересно, Мисаки-сан едет или нет.

Кто ее знает…

Если она едет, то мне не хочется.

Но это же уже не имеет значения, забыла? Этот талисман, что ее «нет», уже отменили.

Это, конечно, да. Но – в общем, тебе не кажется, что с ней малость… ну не знаю… трудно? Она всегда на всех так холодно смотрит…

Тебя это так сильно напрягает?

Не то что сильно напрягает, просто как-то жутковато…

…

…

…Когда я еще в начальной школе училась, у нас в классе была одна девочка, которая была очень похожа на нее.

На Мисаки-сан?

Ага.

Но у нее же нет сестер?

У нее какая-то другая фамилия была. Но имя было точно Мисаки.

Уаааа.

Иногда я думаю, может, это все-таки она и была…

А в какую среднюю школу она потом поступила?

Она куда-то переехала в пятом классе. Так что без понятия.

А у нее была повязка на глазу?

Кажется… не было.

Я слышала, Мисаки-сан потеряла левый глаз в четыре года.

Э? Ну тогда…

Глава 13. Июль III

1

Меня снова стали мучить ночные кошмары.

Не те, что были раньше. Теперь я уже не винил себя за то, что начались «катастрофы», не твердил себе, что «это все из-за меня»…

Кто мертвый?

Я стою один посреди черноты и без конца повторяю этот вопрос.

Кто мертвый?

В ответ одно за другим появляются лица.

Кадзами. Тэсигавара. Мотидзуки. Ребята, с которыми я более-менее подружился с тех пор, как сюда переехал.

Маэдзима из секции кендо. Мидзуно-младший. Вакуй, сидящий в классе прямо передо мной. Акадзава. Сугиура. Накао. Огура… парни и девчонки, с которыми я не особо общался, но чьи имена уверенно ассоциировал с лицами.

И… еще Мей.

И другие ребята из класса 3-3 – много ребят. Который же из них – «лишний» / «мертвый» этого года?

Лица одно за другим всплывают из черноты в случайном порядке. Потом их контуры растекаются, лица преображаются во что-то отвратное, воняющее гнилью. Они становятся как стандартные «страшные лица», которые гримеры делают для всех фильмов ужасов. А потом –

Лицо, которое всегда появляется последним, – мое собственное, лицо Коити Сакакибары.

Мое собственное лицо, которое я вижу только в зеркале и на фотографиях. Его контуры тоже расплываются, и я вижу страшную рожу, самую страшную в целом мире…

…Я?

Это я?

Может, я и есть «мертвый», который проник в класс, не сознавая того, что «мертвый»? Не, нереально.

Вцепившись руками в собственное расплывшееся лицо, я испускаю тревожный стон… и просыпаюсь. И вот так – каждую ночь…

Я же не могу и правда оказаться «мертвым»?

Я пытался подобраться к этому вопросу со всех мыслимых сторон… вот как и сейчас.

«Мертвый» не осознает, что он (или она) «мертвый». Он существует благодаря искажению и изменению воспоминаний, которые внушают: «Я не мертв. Я жив и всегда был жив». А раз так…

Значит, может получиться, что я и есть он?

В начале апреля в этом году парт и стульев в классе было достаточно. Начался май, и одного комплекта стало не хватать. Потому что я перевелся после начала триместра.

Я был тем, кто внезапно увеличил численность класса на единицу. И если это значит, что я и есть «лишний» / «мертвый»…

Может, я просто не сознаю этого сейчас, а на самом деле я умер, скажем, в прошлом году или в позапрошлом, а мои бабушка с дедушкой, и Рейко-сан, и отец, и все остальные просто забыли об этом, и все записи изменились, так что все сходится…

…Стоп, секундочку.

Я резко замотал головой и прижал руку к груди. Убедившись, что сердце неутомимо бьется, я успокоился и снова принялся все обдумывать.

Базовые правила касательно «лишнего» / «мертвого», которые рассказали Тибики-сан и Мей.

«Мертвый» – всегда кто-то из тех, кто в прошлом лишился жизни из-за «феномена».

Жертвами «катастроф» становятся только люди, относящиеся к классу 3-3, и их кровные родственники до второго колена. Однако даже при этом если человек находится вдали от Йомиямы, он вне группы риска.

Каковы мои шансы в свете этих правил?

Чтобы потерять жизнь из-за «феномена», я должен был хоть какое-то время жить в этом городе раньше. И при этом либо учиться в классе 3-3 Северного Ёми, либо учиться должен был мой родственник до второго колена. Однако ни того, ни другого не было.

Когда мама училась в третьем классе – это, конечно, само собой разумеется, но все же – меня еще не было на свете. Когда в третьем классе училась Рейко-сан, я как раз родился (это было весной), но Рейко-сан приходилась мне тетей, а это три колена. Стало быть, я не попадал в «зону покрытия». Моя мама Рицко попала, а я нет…

Пятнадцать лет назад в июле мама умерла; я, ее единственный ребенок, все эти годы прожил с отцом в Токио. Без малейшей связи с классом 3-3 Северного Ёми. Сейчас, в апреле, я начал последний учебный год в средней школе и впервые приехал в Йомияму…

…Невозможно.

Дзззззз… Вдруг из ниоткуда возник загадочный низкий звук. Что это? Меня пронзила вспышка беспокойства, но тут же исчезла без следа.

Невозможно, снова сказал я сам себе.

Да, я просто никак не могу быть «мертвым».

Уверен, Кадзами и Сакураги убедились в этом еще тогда, когда пришли навестить меня в больнице.

Да, их вопросы в тот день…

«Ты в Йомияме не жил раньше?»

«Просто подумала, вдруг ты здесь жил когда-нибудь, пусть даже давно».

«А когда бывал, останавливался надолго?»

Мне еще тогда эти вопросы показались странными; теперь же я понимал, что ребята прощупывали, не могу ли я, новенький, оказаться «мертвым».

А под конец Кадзами предложил обменяться рукопожатием.

– Это тоже часть проверки, – объяснила Мей перед самым началом каникул. – Если пожмешь руку «мертвому» при первой встрече с ним, его рука окажется ледяной. По крайней мере так говорят. Но это сомнительная версия. Тибики-сан говорит, что это просто один из дурацких слухов, у него нет никаких подтверждений.

Но предположим, что я действительно «мертвый» и что Кадзами с Сакураги в тот день это поняли. Что они собирались предпринять в таком случае?

Этот вопрос не давал мне покоя, однако Мей ответила и на него.

– Тогда, думаю, как только ты впервые появился бы в школе, они бы сделали тебя «несуществующим» вместо меня.

– Меня?

– Да. И все бы игнорировали «лишнего», которого не должно было быть в классе изначально. Получилась бы очаровательная симметрия. Это было бы гораздо лучше, чем назначать «несуществующим» кого попало.

– И тогда «катастрофы» бы не начались?

– Возможно.

– Тогда… – я выплюнул вопрос, родившийся у меня внезапно. – Что если мы в конце концов вычислим «мертвого»? Если сразу же назначим его «несуществующим»…

– Я уверена, что это не поможет, – с легкостью развенчала мои надежды Мей. – «Катастрофы» уже начались. Как бы мы ни старались привести ситуацию в порядок, поезд уже ушел.

2

Вечером четвертого дня летних каникул, 25 июля, я впервые за долгое время поговорил с сидящим в далекой Индии отцом.

– Приветик. У тебя там уже каникулы, да? Как дела вообще?

Первая фраза отца прозвучала беззаботно, как всегда. Ну да, он-то не подозревал, что тут у нас творится.

– Да вроде нормально.

И я тоже ответил своим обычным тоном. Меня не покидало ощущение, что рассказывать ему о здешних проблемах было бы неправильно. Не говоря уже о том, что, даже если я ему расскажу, это вряд ли что-то изменит.

– Кстати, Коити, ты помнишь, какой послезавтра день?

От этого вопроса у меня на секунду сердце остановилось. Но я изо всех сил постарался ответить как ни в чем не бывало.

– Уаа, так ты не забыл?

Голос отца зазвучал чуть громче.

– Ну конечно.

Послезавтра, 27 июля, будет годовщина ее смерти. Моей мамы Рицко, скончавшейся пятнадцать лет назад в этом самом городе.

– Ты ведь сейчас в Йомияме, да? – уточнил отец.

– Да.

– Не собираешься поехать в Токио?

– Ты хочешь, чтобы твой сын туда в одиночку поехал навестить ее могилу?

– Нет, ничего невозможного я от тебя не хочу. Мы же это заранее не обговаривали.

– Угу. Я сам не очень уверен, что мне делать…

Прах мамы покоился не в Йомияме, а в Токио, в склепе семьи Сакакибара. Каждый год мы с отцом ходили туда вместе. Сколько я себя помню, ни одного раза мы не пропустили.

– То есть я вообще-то подумывал самостоятельно вернуться в Токио хоть на пару дней…

У меня мелькали мысли свалить отсюда в Токио не «на пару дней», а на все каникулы. Потому что, сидя вдалеке от Йомиямы, я смогу хотя бы не париться насчет подстерегающих меня несчастных случаев и прочих бед. И все же –

– Но решил, что не поеду, – продолжил я. – Мама ведь здесь родилась и здесь же умерла. Поэтому, думаю, мне не нужно ехать аж в Токио, только чтобы навестить ее могилу.

– Все верно говоришь, – тут же поддержал меня отец. – Ладно, передавай привет старикам. Я им скоро сам позвоню.

– Ладно.

Были причины, почему я не собирался в Токио на летние каникулы. Главная из них… скорей всего, Мей. Меня как-то отталкивала идея оставить ее здесь, в городе, а самому выбраться из «зоны охвата».

Кроме того, меня не отпускали мысли о летнем лагере в августе. Разве это не мой долг – участвовать во всех мероприятиях, которые могут положить конец «катастрофам»? Это чувство становилось все сильней, хоть и не находило выхода в виде слов.

– Слушай, пап, – я вспомнил один вопрос, который давно уже хотел задать ему при случае, и чуть сменил тон. – Можно спросить кое-что про маму?

– Хм? Она была настоящая красавица, твоя мама. И отлично разбиралась в мужчинах.

– Я не об этом…

Во время прошлого разговора с отцом я затронул тему класса 3-3 Северного Ёми, но, похоже, никаких воспоминаний в нем это не пробудило. Значит ли это, что мама никогда не рассказывала отцу о «проклятии класса 3-3»? Или же она рассказывала, а он забыл? Сказать что-то определенное я никак не мог.

– Ты когда-нибудь видел мамины фотки времен средней школы?

Я живо представил, как отец на той стороне звонка, услышав мой вопрос, склоняет голову набок.

– Ты, кажется, уже что-то спрашивал про учебу Рицко в средней школе, да?

– Просто я сейчас хожу в ту же школу, и я подумал…

– Я точно помню, что она мне показывала свой выпускной фотоальбом во время помолвки. И из старшей школы тоже. Она была настоящая красавица, твоя мама.

– Эти альбомы сейчас в Токио?

– Угу. Думаю, в чулане где-то.

– А другие фотки есть?

– Хмм?

– Другие мамины фотографии, кроме выпускных фотоальбомов. Остались еще какие-то фотки времен средней школы?

– Мне кажется, я ничего не выбрасывал… Но были ли у нее еще какие-то фотографии из средней школы, кроме альбома? Хм. Вообще-то она не очень любила фотографии коллекционировать.

– Тогда, значит… – мне пришлось выдавить этот вопрос из горла силой, – ты не видел ту фотку? Когда они только выпустились из школы и вместе снялись у себя в классе?

– Нууу…

На несколько секунд повисло молчание, разбавляемое лишь потрескиванием на линии.

– А что с ней такое? – наконец осторожно спросил отец.

– Ммм… – забормотал я. – Ну, в смысле, я слышал, какая-то странная была фотка. Паранормальная или вроде того.

– Паранормальная фотка? – в голосе отца прозвучала тень раздражения. – Не знаю, откуда пошли такие слухи, но – Коити, ну ты даешь. Ты что, всерьез воспринимаешь такие вещи? Вот уж не подумал бы, что ты попадешься на слухи о паранормальных фотографиях…

– Не, я просто… в смысле…

– …Хм? – перебил отец, и его тон вдруг изменился. – Постой-ка. Погоди секунду, Коити. Хмммм. Если подумать – возможно, Рицко действительно что-то такое мне говорила когда-то давно.

– Правда? – моя рука крепче сжала трубку. – И что она говорила?

– Она сказала, что у нее есть какая-то странная фотография. То ли с привидением, то ли еще с чем-то таким. И… ну да – как раз со средней школы…

– А ты ее видел когда-нибудь?

– Нет, – понизив голос, драматично ответил отец. – Я в основном пропустил ее слова мимо ушей. Я не говорил ей, что хочу посмотреть, не просил ее показать мне, ничего такого. И потом, она сказала, что терпеть не может держать эту фотографию при себе, и поэтому оставила ее в доме у родителей.

– Здесь? – я едва не взвизгнул. – Ты хочешь сказать, она здесь, в этом доме?

– Ну, вообще-то я не знаю, там ли она до сих пор.

– А, да… конечно, – ответил я, одновременно думая: «Надо будет обязательно узнать у бабушки».

Может, фотка сейчас в комнате, где жила мама до того, как вышла замуж, а может, ее убрали в чулан. Или еще куда-нибудь. А может, мамины старые вещи вообще никуда не убирали, и они где-то рядом. И, может, там, среди них…

– Эй, Коити, там ничего странного не произошло? – спросил отец. Думаю, он заметил мое необычное поведение.

– Не, ничего. Все в порядке, – быстро ответил я. – Просто, знаешь, тут малость скучновато, так сказать. О – но у меня тут есть пара друзей, а в следующем месяце у нас будет летний лагерь, так что вот.

– …Понятно, – голос отца стал необычно сдержанным. – Твоя мама правда была совершенно очаровательным человеком. И мои чувства к ней даже сейчас нисколько не изменились. Знаешь, Коити, ты очень –

– Знаю, знаю, – как-то нервно я его перебил. Если он закончит фразу чем-то вроде «я люблю тебя, сын», я начну беспокоиться, не повредила ли индийская жара его мозги. – Я тебе еще позвоню.

И, уже нащупывая большим пальцем кнопку разъединения, тихонько добавил:

– Спасибо, пап.

3

Тэсигавара позвонил – «Надо поговорить. Можешь пересечься прям щас?» – в начале следующей недели. Ровно в день годовщины маминой смерти – выбрал же время.

Я к его предложению отнесся без энтузиазма, что сподвигло Тэсигавару на игривое замечание: «Что, свиданка с Мей-тян?» Ох уж этот тип… то ли у него язык быстрее мозгов работает, то ли просто ветер в голове… Впрочем, я уже достаточно хорошо знал его характер, чтобы не злиться на него за это.

Встречу он назначил в кафешке под названием «Иноя», расположенной в районе Тобии, недалеко от школы. И почему-то сказал, что Мотидзуки тоже придет.

О чем-то там он хотел поговорить со мной лично. И если у меня действительно свидание, – чтобы я привел и Мей тоже, потому что тема разговора касается всего класса… Вот все, что он мне сказал. И как после этого я мог не явиться?

Получив от него указания, как добираться, я тут же вышел из дома.

Под палящим летним солнцем я поехал в Тобии на автобусе. Затем, истекая потом, зашагал по маршруту, продиктованному Тэсигаварой. Добрался я в итоге где-то за час. Кафе «Иноя» располагалось на первом этаже дома на набережной реки Йомияма, на мой взгляд, чуток чересчур фешенебельного для этого района. Судя по всему, днем здесь было кафе, а по ночам оно превращалось в бар.

Стремясь побыстрее избавиться от жары, я вбежал внутрь. И, едва успев ощутить облегчение от встречи с кондиционированным воздухом –

– Привет. Мы уж заждались, Сакаки.

Тэсигавара замахал рукой, приглашая меня к столу, где они вдвоем сидели. Он был в гавайке с кричащим ананасным орнаментом. Буду откровенен: редкостная безвкусица.

Сидящий напротив него Мотидзуки поднял глаза, как только я подошел, но тут же смущенно опустил. Он был в белой футболке с каким-то изображением на груди, и я в первый миг подумал: «Футболка с "Криком"?» Но там оказался портрет какого-то усатого типа, которого я вроде бы уже где-то видел.

Не успев даже подумать «блин, кто же это?», я разобрал буквы, идущие по диагонали под подбородком усатого типа.

Salvador Dali

Хмм. А его пристрастия не такие одномерные, как я думал.

Я сел рядом с Мотидзуки и окинул помещение быстрым взглядом. В отличие от внешнего вида здания, внутри все выглядело довольно просто. Какое-то ощущение ретро, что ли. Играла музыка – что-то медленное и джазоподобное, что я, как обычно, совершенно не мог идентифицировать. Да – очень приятное местечко, на мой вкус.

– Добро пожаловать.

Ко мне тут же подошла женщина лет двадцати пяти на вид, чтобы принять заказ. Ее одеяние барменши и длинные прямые волосы идеально вписывались в облик заведения.

– Вы тоже друг Юи-куна? – и она изящно поклонилась. – Спасибо, что заботитесь о братишке.

– Э?

– Я его сестра. Приятно познакомиться.

– А, ага. А я…

– Сакакибара-кун, да? Я про вас слышала от Юи-куна. …Желаете что-то заказать?

– Ааа, это… чай со льдом. Лимонный, пожалуйста.

– Хорошо. Располагайтесь.

Позже я узнал, что она действительно была старшей сестрой Мотидзуки (с разницей в возрасте больше десяти лет), но от другой матери. Звали ее Томока, и она была дочерью предыдущей жены отца Мотидзуки, которая умерла. Несколько лет назад она вышла замуж и сменила фамилию на Иносэ.

Кафе «Иноя» принадлежало как раз ее мужу. Томока-сан заправляла делами днем, Иносэ-сан ночью – такое вот разделение труда и позволяло им справляться.

– Эта кафешка рядом со школой, и вот его друзьям тут всегда рады. Поэтому я сюда забегаю иногда. И тогда… я частенько натыкаюсь здесь на Мотидзуки, ага?

– Да, – тихо отозвался Мотидзуки на слова Тэсигавары.

– Ладно, к делу: почему мы тебя позвали, – Тэсигавара, до того сидевший расслабленно, выпрямился. – Мотидзуки, ты ему расскажи.

– А… ладно.

Мотидзуки промочил губы водой из стакана и протяжно вздохнул.

– Мы с Томокой-сан… у нас хоть и разные матери, но все равно мы кровные родственники… так что она может оказаться втянута в наши проблемы.

– Под «нашими проблемами» ты подразумеваешь «катастрофы» класса три-три? – уточнил я.

Мотидзуки твердо кивнул и продолжил:

– Поэтому я… я не мог ей не рассказать.

– Ты ей рассказал, что происходит?

– …Да.

– Все подряд рассказал, да? – это Тэсигавара.

– Да. Почти все.

– Томока-сан… – Тэсигавара покосился в сторону стойки, где она стояла. – Она тоже училась в Северном Ёми. Она сказала, что была не в три-три, но кой-какие слухи все равно слышала. Поэтому, когда Мотидзуки ей все сказал, она сразу прониклась.

– Ведь уже действительно несколько человек умерло. И она тревожится за меня и других в моем классе, – добавил Мотидзуки, и его щеки порозовели. Вот, значит, в чем дело, пацан? Вот откуда взялся твой интерес к женщинам старше тебя?

– Но проблема сама не решится от того, что она тревожится. «Катастрофы», если начались, уже не прекращаются. Что бы мы ни делали…

– Во, и Мотидзуки рассказал сестре о нашей ситуации и о летнем лагере в августе.

– …Так.

– И в этом разговоре, – Тэсигавара снова выпрямился, – всплыла кой-какая новая информация. От Томоки-сан.

4

Кацуми Мацунага.

Так звали человека, который принес эту «новую информацию» исходно.

Он закончил Северную среднюю школу Йомиямы в 1983 году. То есть – одновременно с Рейко-сан. Более того, в последнем учебном году они с ней были в одном классе – в том самом классе 3-3.

Потом он закончил местную старшую школу и поступил в университет в Токио. После университета устроился в какой-то средний банк, но через пару лет уволился, вернулся в Йомияму, снова поселился в доме родителей и стал помогать с семейным бизнесом.

Он был завсегдатаем «Инои».

– Мацунага-сан к нам заходит пару раз в неделю. Я знала, что он учился в Северном Ёми, но только в начале этого месяца выяснила, что он был именно в классе три-три…

Поскольку я зашел сюда впервые и раньше этой истории не слышал, Томока-сан принялась рассказывать ее лично.

– Я много чего услышала от Юи-куна и решила сама порасспрашивать. Я спросила Мацунагу-сана, был ли «лишний» в его классе, когда он учился. Он к тому времени уже успел прилично набраться. Он сразу вздрогнул, а затем…

Мацунага сидел у барной стойки и продолжал пить, не отвечая на вопросы Томоки-сан ни «да», ни «нет». Потом вдруг обхватил голову руками и запинаясь заговорил; история полезла из него сама, без понукания. Выглядело это как-то так:

«"Проклятие" того года… Это было из-за…

Это… это не я.

Я не сделал ничего плохого…

Благодаря мне они все…

…Я их спас. Я их спас!

Я хотел кому-то рассказать.

Я просто должен был…

…Я оставил это там.

Я спрятал…

Я спрятал в классе…»

Он еле ворочал языком, со стоном вываливая слово за словом…

Дальше он уже так набрался, что впал в прострацию и молча покинул бар.

– Ничего не понимаю. Что это все значит? – вырвалось у меня.

Томока-сан смущенно склонила голову набок.

– Я не вполне уверена. То, что я только что рассказала, было на прошлой неделе; с тех пор Мацунага-сан заходил сюда еще два раза. Всякий раз я пыталась вернуть его к этой теме, но он ничего не помнит.

– В смысле, не помнит, что сам говорил?

– Да. Сколько бы я ни спрашивала, он всякий раз делал недоумевающее лицо и говорил, что ничего не знает.

– …

– У меня сложилось впечатление, что он помнит, что пятнадцать лет назад в классе три-три происходили «катастрофы» из-за «проклятия». Но самое важное для нас – кто в том году был «лишним» и почему «катастрофы» прекратились – он не помнит.

– Как вы думаете – может, он все знает, но просто не хочет говорить?

– На это было непохоже, – Томока-сан вновь склонила голову набок. – В тот вечер он был настолько пьян, что, возможно, случайно ухватил какую-то тень воспоминания. Так мне показалось.

Начиная с определенного момента воспоминания о «мертвом» у всех вовлеченных тускнеют и исчезают. Почти наверняка это произошло и с Мацунагой-саном, бывшим учеником класса 3-3.

Сейчас, пятнадцать лет спустя, похоже, какой-то фрагмент воспоминания пробудился в его пьяном мозгу. А что? Нельзя ведь с уверенностью утверждать, что это невозможно. Такое у меня сложилось мнение на этот счет.

– В этом что-то есть, скажи? – и Тэсигавара заглянул мне в лицо. – Въезжаешь, что это значит? – теперь он заглянул уже в лицо Мотидзуки.

Мотидзуки опустил глаза. Я, жуя соломинку в своем бокале с ледяным чаем, ответил:

– Угу.

Тэсигавара торжественно кивнул и сказал:

– Я не против сгонять в этот лагерь и попросить богов о помощи, но до тех пор, может, не стоит просто сидеть по углам?

– …М?

– Тебя рассказ Томоки-сан ни на что не натолкнул? Что этот Мацунага пытался ей сказать?

– И что же?

– Он сказал «я их спас», так? Он сказал, что спас всех. И, чтобы кому-то сообщить, оставил «это».

– И спрятал в классе?

– Точно. Причем втихаря – то есть никто не знает, где именно. Я без понятия, что это за «это», но оно точно как-то связано с «проклятием»… теперь сечешь?

– Если под таким углом смотреть, то да.

– Скажи? Скажи? – лицо Тэсигавары загорелось энтузиазмом. – Нужно пойти его искать.

– Эээ? – вырвалось у меня, и я повернулся к Мотидзуки, чтобы посмотреть его реакцию. Он опустил голову и весь съежился. Я развернулся обратно к Тэсигаваре и осторожно спросил:

– И кто будет искать?

– Мы, – ответил Тэсигавара. Судя по его лицу, ответ был совершенно очевиден. Хотя насколько он продумал свое предложение, мне оставалось неясно. – Я, Сакаки, ну и Мотидзуки. Это ведь он добыл информацию у Томоки-сан.

Все еще не разгибаясь, Мотидзуки протяжно вздохнул.

– Я хотел бы Кадзами тоже припрячь, но он только на вид такой серьезный. Он если с нами пойдет, будет трястись как маленький. Эй, Сакаки, почему б тебе не пригласить Мей-тян?

Я возмущенно поджал губы и сердито уставился на Тэсигавару.

– Кончай уже, а?

5

Так я ему ответил, но…

Всего час спустя я был в Мисаки, на кукольной выставке «Пустые синие глаза в сумраке Ёми». Я позвонил Мей сразу, как только попрощался с Тэсигаварой и Мотидзуки на выходе из «Инои». В таком душевном состоянии я просто не мог не позвонить.

Трубку взяла Кирика-сан. Как и в первый раз, полтора месяца назад, когда я туда позвонил, в ее голосе прозвучало легкое удивление – или неловкость, – но, как только я представился, она тут же меня узнала – «А, Сакакибара-кун» – и передала трубку дочери.

– Я сейчас недалеко от школы, – сказал я самым небрежным голосом, на какой только был способен. – Ничего, если я к тебе загляну?

Даже не спрашивая, почему я хочу зайти, Мей тут же ответила:

– Конечно. Давай снова встретимся в подвале выставки. Скорее всего, посетителей не будет.

– Договорились.

Бабушка Аманэ не стала брать с меня плату, и я направился прямиком к лестнице в подвал. Мей уже была внизу. Она стояла у черного гроба у дальней стены, прямо возле куклы, так похожей на нее.

Одета она была по-спартански: джинсы в обтяжку и простая футболка. Причем футболка светлая, в тон платью куклы в гробу…

– Привет, – махнул рукой я. Потом подошел и задал вопрос, который меня уже долгое время занимал, но я не мог найти ответа. Собственно, он сам собой у меня вырвался. – Слушая, эта кукла… – я указал на куклу в гробу. – Ее ведь делали с тебя, да? Когда мы тут впервые встретились, ты сказала… что это только половина тебя? Но что это значит?

– Может быть, даже меньше половины, – отозвалась Мей. Ну да – она и тогда примерно так же сказала.

«Но она – только половина меня. Может быть, даже меньше».

– Она… – взгляд Мей скользнул по гробу. – Эта девочка – ребенок, который был у моей матери тринадцать лет назад.

– У Кирики-сан? Так она, значит, твоя младшая сестра?

Но Мей же говорила, что у нее нет сестер?

– Эта девочка была у нее тринадцать лет назад, но умерла, даже не родившись. Ей даже имя не успели придумать.

– Э…

«У тебя… есть старшая сестра или, может, младшая?»

Когда я задал этот вопрос, Мей лишь молча покачала головой. Если бы я сейчас спросил, почему, думаю, Мей ответила бы: «Потому что ты задал вопрос в настоящем времени».

– Да, делалась эта кукла с меня, но думала Кирика при этом о своем ребенке, которого она не смогла родить. Вот почему я только половина ее. Или даже меньше.

«Понимаешь, я одна из ее кукол».

Я вспомнил, как Мей описывала свои отношения с Кирикой-сан. Она говорила…

«Я живая, но ненастоящая».

Я совершенно ничего не понимал и не мог придумать, что сказать. Мей спокойно отошла от гроба и поинтересовалась:

– Кстати, что случилось? – она легко сменила тему. – Ты вдруг ни с того ни с сего позвонил. Что-то серьезное произошло?

– Ты удивилась?

– Немного.

– Понимаешь, я только что встречался с Тэсигаварой и Мотидзуки. Они попросили меня подойти в кафешку, которой заведует сестра Мотидзуки.

– Вот как?

– И… в общем, я решил, что надо с тобой поговорить.

Мысленно я увидел вкрадчивую ухмылку Тэсигавары, без слов говорящую: «Значит, ты таки берешь с собой Мей-тян, э?» Опять же мысленно я одарил его сердитым взглядом… и продолжал это делать, пересказывая Мей новую информацию, услышанную в кафе «Иноя».

Когда я закончил, повисла короткая пауза, потом Мей спросила:

– Где он собирается искать?

– В старом здании, – ответил я. – Кабинет в нулевом корпусе, где раньше был класс три-три. Ты говорила, что там берут старые парты для тех, кого «нет», да?

– Да. Но знаешь, там на второй этаж подниматься запрещено.

– Ну, сейчас каникулы… Мы решили, что выберем время, когда там рядом никого не будет, и попробуем пролезть. Конечно, кто знает, что мы там найдем… может, вообще ничего. Но мы должны попытаться.