Текст книги "От Диогена до Джобса, Гейтса и Цукерберга. «Ботаники», изменившие мир"

Автор книги: Йорг Циттлау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Йорг Циттлау
От Диогена до Джобса, Гейтса и Цукерберга. «Ботаники», изменившие мир

Все сам, все сам.

Мне не нужна ничья помощь, я все могу сделать сам.

Биг Билл Брунзи (1898–1958, американский блюзовый певец)

Предисловие. Здорово сдвинутые!

 «Ботаники? Это, что ли, о цветочках?» – мама не поняла, о чем пойдет речь в моей новой книге. «Вероятно, проблема поколений, – подумал я. – Ей все‑таки уже за 80». Я попытался объяснить, сделав акцент на окончании: «Нет, не ботаника, а ботаники! Это такие чудаки в очках с толстыми линзами, которые могут часами говорить о чем‑то заумном, что никому не интересно. Только ботаникам. У вас в школе наверняка такие были».

Моя мама немного подумала и ответила: «Нет, таких у нас не было».

Может, она и права. Она ходила в школу в Германии во времена Третьего рейха, а тогда у ботаников не было никаких шансов, потому что они совершенно не соответствовали голубоглазой и светловолосой идеологии энергичных людей‑господ. Вы можете себе представить ботаника этаким парнем из гитлерюгенд, который шагает по Баварскому лесу и во все горло поет «Слышите, как барабаны стучат»? Думаю, вряд ли. Во времена нацистов умник должен был вести себя незаметно, чтобы потом спрятаться где‑нибудь в центрах разработки оружия и химической промышленности. Или эмигрировать.

Ботаники могут существовать лишь там, где стараются терпеть их своеобразную натуру и не показывать открыто пренебрежение. Именно поэтому они являются неким показателем степени свободы слова и возможностей индивидуума: общество тем либеральнее, чем естественнее ведут себя в нем интеллектуалы. Поэтому история ботаников так же изменчива и настолько же увлекательна, как и история свободы.

На протяжении всей книги я буду придерживаться основной мысли: у ботаников длинная и богатая история. Они не появились вдруг в век компьютеров в компании википедистов и хакеров; это понятие возникло не в 1950‑х годах, когда оно стало синонимом слов «дурак», «чокнутый», «зубрила» и «узколобый специалист». Ботаники существуют намного дольше, скорее всего столько же, сколько существует человек разумный. Однако раскрыться они смогли, только когда древние люди распрощались с примитивным образом жизни собирателей и охотников и постепенно стали позволять своим немного странноватым соплеменникам заниматься их – пусть на первый взгляд и бессмысленными – делами. Особенно часто ботаники как явление появляются в относительно спокойные и продуктивные эпохи мировой истории.

Первый значимый период расцвета интеллекта и интеллектуалов наблюдался в Древней Греции, когда индивидуум впервые получил возможность самовыражаться и развиваться в своей уникальности. Афиняне, ионийцы и македонцы, конечно, тоже не всегда понимали, что именно хотели сказать Фалес, Гераклит, Архимед, Аристотель и другие умники, но предоставляли им свободу действий. Зачастую им удивлялись. Например, Диогена еще при жизни считали настоящим героем (пусть и немного чудаковатым), потому что он не боялся спорить с самыми влиятельными мужами того времени. Легендарен его диалог с Александром Македонским, которого он, недолго думая, «спустил с пьедестала». Мужественное противостояние щуплого, но умного ботаника могучей македонской глыбе до сих пор потрясает.

Вспомните встречу по спорному делу основателя сети Facebook Марка Цукерберга и адвокатов противной стороны в фильме «Социальная сеть». Когда один из юристов распалялся, делая какие‑то пространные заявления и предъявляя дерзкие претензии, Цукерберг отрешенно посмотрел в окно и сказал: «Кажется, дождь начинается». Представитель закона опешил и спросил его: «Мистер Цукерберг, вы меня слушаете?» – «Нет». – «Вам неинтересно?» – «Нет».

Ботаник не пасует перед Великими и Могущественными. У него есть дела поинтереснее, чем вступать с ними в спор: например, понаблюдать, как капли дождя бьются о землю, или просто понежиться на солнышке. В интеллектуале есть нечто дворянское и величественное, что замечаешь не с первого взгляда. Классический аристократ всегда подчеркивает свою важность – одеждой, роскошью и властью. В управлении производством и политике сегодня все еще можно заметить схожую манеру поведения. Ботанику этого не требуется. Он – нечто особенное, потому что в своей области он разбирается намного лучше, чем кто‑либо другой (и ему нравится быть не таким, как все). Все остальное – не важно.

Тем не менее в истории ботаника с времен Древней Греции до сегодняшнего дня отмечаются постоянные взлеты и падения. В древнем воинственном Риме он затерялся, во времена расцвета монашества снова возродился, чтобы затем во времена инквизиции быть заключенным в тюрьму и замученным. Однако в эпоху Просвещения и расцвета наук интеллектуал вернулся, чтобы позднее, при Сталине и Гитлере, спрятаться или принять участие в разработке программ уничтожения. Например, Йозеф Менгеле и Адольф Эйхман являются ярким примером того, как ботаник из‑за своей педантичности и постоянного поиска четких структур и решений может попасть в злые руки и стать опасным оружием.

Во времена американского сенатора Маккарти и его политики, направленной на уничтожение интеллигенции, ботаники практически полностью исчезли. Потом появились компьютеры, а с ними наступила и самая значимая эпоха ботаников. Они сегодня пользуются большим авторитетом, можно даже сказать, огромным. При вводе слова «ботаник» Google выдает почти 9 миллионов ссылок; средства массовой информации, конечно же, активно используют это понятие. Сегодня можно приобрести футболки, очки, обувь, пряжки для ремней, брюки и другие аксессуары «в стиле ботаника». Барак Обама встречался с создателями крупнейших компаний, производящих интеллектуальные продукты, – знаменитыми Биллом Гейтсом (Microsoft), Стивом Джобсом (Apple), Эриком Шмидтом (Google) и Марком Цукербергом (Facebook), потому что знает, что нельзя игнорировать этих гигантов компьютерной и интернет‑индустрии, если хочешь серьезно заниматься политикой. Министерство обороны США в начале 2010 года даже обратилось за помощью в обеспечении компьютерной безопасности к бывшему хакеру по прозвищу Мадж – чудаковатому Пейтеру Затко. Прошли те времена, когда американскому президенту помогали держать скипетр загорелые лоббисты, управляющие нефтяной и автомобильной промышленностью, а также производством оружия. Сегодня домоседы в выцветшей одежде и очках с толстой оправой прогуливаются по Белому дому и Пентагону, а 20 лет назад их не пустили бы даже помыть здесь полы.

Конечно, есть определенная доля риска, когда ботаники начинают подниматься по этажам власти. Они могут потерять свою принципиально анархическую натуру. Нельзя игнорировать тот факт, что интеллектуалы, выбравшие темную сторону власти, могут причинить много вреда и превратиться в худшем случае – примерно как во времена Третьего рейха – в жестоких технократов. Однако пока опасности нет. На интернет‑платформах WikiLeaks, OpenLeaks и GuttenPlag еще достаточно ботаников, которые ставят господствующую верхушку то в одно, то в другое затруднительное положение. Когда осенью 2009 года китайское министерство обороны представило свой новый веб‑сайт, на него уже в первые три месяца обрушилось 2,3 млн атак. В ноябре 2010 года одна из фракций хакеров переделала главную Немецкого атомного форума: при входе вместо привычной заставки все могли видеть знакомое красное солнце из антиатомного сопротивления со спичкой в руке, а также горящий компьютер и слоган «Атомная энергия – настолько же надежная, как этот веб‑сайт». В марте‑апреле 2011 года пришлось удалить веб‑ресурс Федерального агентства по вопросам финансов США, потому что обнаружилась нежелательная утечка информации.

Ботаник делает перевороты, он создает – в этом его сущность. Он – движущая сила изменений и прогресса. Интеллектуалы не любят быть у власти. Это им так же чуждо, как и хорошая прическа.

Кроме того, история показывает, что ботаники могут освоить совершенно любую сферу деятельности. Если вы считаете, что они занимаются лишь математикой, естествознанием и информатикой, то это обычное предубеждение. Например, Фридрих Ницше мало интересовался физикой и математикой – его слабостью были музыка, философия, древнегреческая культура, а также проблемы окружающих людей (особенно женщин). Альберт Эйнштейн увлекался физикой, а также музыкой, политикой и, конечно, женщинами, с которыми он, правда, никак не мог наладить отношения. Искусство оказалось «инфицировано ботанизмом» начиная с Микеланджело, а музыка попала под влияние этого явления благодаря таким великим композиторам, как Моцарт и Бетховен.

Сегодня средства массовой информации причисляют к числу ботаников даже футболиста Арьена Роббена, но я с этим не согласен. Может, голландский король футбольного мяча и живет в своем собственном мире, а на ругательства судьи («Ты – дурень!») не обращает внимания. Однако не каждый, кто одержим своим делом и при этом забывает о людях вокруг себя, автоматически причисляется к интеллектуалам. В главе «Анатомия и психология обычного ботаника» вы увидите, что для ботаника характерны такие существенные признаки, как аналитический и трезвый ум, а также принципиально враждебное отношение к своему телу и безразличие к деньгам и имуществу – то есть те качества, которые в футбольном мире встречаются крайне редко.

Впрочем, ботаникам удалось овладеть святилищем тщеславия – сферой моды. Здесь, конечно, редко можно встретить упомянутые выше особенности, но есть ботаники – иконы моды и фэшн‑блогеры. Самая известная из них, Тави Гевинсон, родилась лишь в 1996 году. Она называет себя «симпатичной, как мокрая крыса» и «худым ботаном», который в основном сидит дома и носит «практичные кофты и милые шляпки». На самом деле ее кофты кричащие, шляпки абсурдные, а если еще добавить ее огромные очки, покрашенные в седой цвет волосы и посмотреть на плечи, которые не намного шире ее головы. В любом случае в своем интернет‑блоге, в котором она уже в 11 лет высмеивала модные тенденции и разрабатывала новую линию одежды, она стремилась к сенсации. Сестры‑дизайнеры Кейт и Лаура Малливи, создавшие Rodarte, тесно общаются с ней и регулярно приглашают ее на Нью‑Йоркскую неделю моды. Она сидит в первом ряду, там же, где обычно сидят Мадонна и Виктория Бекхэм.

Однако если одни завсегдатаи мира моды находили ее комментарии смешными и бодрящими, то других они очень сердили. Например, Анна Винтур, главный редактор Vogue, жаловалась: «У нас создается впечатление, что многие из новоприбывших в этот мир не совсем понимают моду и не имеют достаточного опыта». Однако, возможно, ее лишь расстроило колкое высказывание Тави о том, что в США нет интересных журналов о моде.

«Простой народ, интересующийся модой» сформировал собственное мнение по этому вопросу. Толпа поклонников Тави уже насчитывает миллионы. Vogue приходится мириться с тем, что год за годом его доход становится все меньше, хотя глянцевый журнал продолжает публиковать модные картинки с шикарными моделями, в то время как его конкурент‑ботаник зачастую создает свои шедевры всего лишь с помощью непрофессиональной камеры.

А ведь это не предел. Если ботаники уже добрались и до моды, то интересно, что же последует дальше. Было бы забавно наблюдать, как в скором времени в Бундестаге один прыщавый юноша в джемпере с капюшоном и кроссовках будет рассказывать о внешней политике в Афганистане. В любом случае ботаников так много, что теперь и моя мама знает, кто они такие. Она натолкнулась на ботаника в одном журнале. Кажется, это был женский журнал, потому что ботаника там описывали как безобразного, непривлекательного и просто невозможного человека («Он вообще какой‑то странный»). «Теперь я понимаю, кто такой ботаник, – сказала мама недавно. – Это тихий и спокойный неприметный домосед. Разве можно вообще о таких людях написать книгу?»

Можно.

Глава 1 От наскальных рисунков до атомной бомбы. Краткая история ботаника

 Вообще‑то, ботаники делятся на две категории: те, которые предположительно появились только в 1950‑е годы, и те, кто жил давно. «В истории человечества ботаники существовали всегда, – объясняет профессор Матиас Мертенс из университета Хильдесгейма. – Так же, как во все времена были денди и яппи» [1]1
  Молодой, преуспевающий, считающий себя хозяином мира, уверенный в себе человек. – Примеч. перев.


[Закрыть].

Понятие «денди» появилось в середине XVIII века, в начале XIX века оно вошло в повседневное употребление. «Если другие одеваются, чтобы жить, денди живет, чтобы одеваться», – писал шотландский историк Томас Карлейль. А ведь такие люди существуют намного дольше. Еще в античные времена жили тщеславные позеры, резко выделявшиеся среди других одеждой. То же можно отнести и к ботаникам: история явления намного древнее, чем само понятие.

Присутствует мнение, что ботаники существовали еще в доисторические времена. Это были люди, которые не очень преуспевали в охоте. Они предпочитали рисовать на стене созвездия или собирать жуков и раскладывать их в определенном порядке. Тогда вряд ли кто‑то понимал человека, тратившего время на бесполезные вещи вместо того, чтобы быть как все. Древних ботаников, скорее всего, либо заставляли заняться чем‑то разумным, либо просто оставляли, когда уходили в другие места. В жестокой борьбе за выживание люди не могли и не хотели таскать за собой какого‑то чудика.

Открыто ботаники начинают проявлять себя только в ранних высокоразвитых культурах, и прежде всего в Древней Греции. Здесь было достаточно толерантности и свободы мнения, чтобы давать петь и очень странным птицам. Поскольку тогда всю обычную работу выполняли рабы, почему бы обществу не позволить себе чудаков? Неудивительно, что это было время расцвета ботаников и история культуры обогатилась такими необычными людьми, как Фалес из Милета, киник Диоген, Гераклит «Темный», и многими другими.

После этого «урожай» ботаников как‑то оскудел. В воинственном Риме они были не нужны. Для участия в оргиях интеллектуалы не годились, потому что тогда, как и сегодня, они, как правило, не интересовались ни алкоголем, ни женщинами. Они вернулись, когда широкое распространение получили монастыри. Покой и уединение давали человеку возможность раскрыться в полной мере. Ботаники Средневековья были, прежде всего, обитателями монастырей, например Ансельм Кентерберийский, Альберт Магнус (которому приписывается изобретение говорящих и думающих роботов) или Фома Аквинский.

Однако когда все больше монастырей стало закрываться, ботаники снова «потерялись». В начале современной эпохи они влачили жалкое существование этаких деревенских дурачков либо их считали колдунами, из‑за чего подвергали пыткам и сжигали на кострах.

Следующий расцвет данного явления приходится на эпоху Ренессанса (XV–XVI века), когда возвращаются античные идеалы. Теперь наконец‑то странные люди могли открыто показать себя во всей красе, как, например, Никколо Макиавелли (1469–1527). Его биограф Пасквале Виллари описывал этого ботаника так:

Худой, с очень живыми глазами, немного маленькой головой, слегка загнутым носом, постоянно сжатыми губами, он вызывал впечатление зоркого наблюдателя и мыслителя, а никак не человека, внушающего уважение и воздействующего на других людей. Он не мог отделаться от своего сарказма, который так и играл на его губах, брызгал у него из глаз и придавал ему вид трезвомыслящего человека.

Очень умного, обстоятельного и язвительного щуплого Макиавелли сегодня можно было бы представить основателем интернет‑платформы, а его сайт мог иметь название www.belocked‑and‑formidable.it («Будь скрытным и внушающим страх») – некий ответ WikiLeaks.

В искусстве в эпоху Ренессанса наступило время великих гениев, таких как Микеланджело, Альбрехт Дюрер и Леонардо да Винчи. Все они имели черты типичного ботаника. Микеланджело даже считали человеком с явно выраженным синдромом Аспергера. Это умеренный аутизм, который как нельзя лучше вписывается в сущность ботаника.

Следующий взлет явления «ботанизм» относится к XVIII–XIX векам и связан с расцветом философии и естественных наук. Философы того времени хотели открыть обществу действующую структуру мира с помощью хитроумных систем либо фактов, чисел, формул и физических законов, а как раз это точно характеризует настоящего ботаника. Так, Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831) объяснил течение мировой истории с помощью собственной философской системы. Этот странный, ворчливый, гнусавый, постоянно покашливающий философ, которого долгое время не хотел принимать преподавателем ни один университет, является ярчайшим примером ботаника.

В это время музыка также переживает расцвет. XVII и XVIII века характеризуются рождением великих опер и симфоний. Именно тогда творят и создают величайшие шедевры такие ботаники, как Моцарт, Брукнер, Шуман и Бетховен.

Всеразрушающая волна Первой и Второй мировых войн подавила ботанизм. Ведь интеллектуал разительно отличался от идеального типа сильного мужчины, который соответствовал духу того времени. К тому же фашизм и коммунизм позаботились о том, чтобы создать настолько неблагоприятный климат в европейском обществе, что странным личностям оставалось только искать убежище в Новом Свете. Многие ботаники отправились в Америку и благодаря своим разнообразным способностям положили основу культурной гегемонии США в XX столетии.

После Второй мировой войны слово «ботаник» стало использоваться как понятие. Как оно появилось, точно установить нельзя. Возможно, история происхождения такова: в 1950 году американский мультипликатор и писатель Теодор Сьюз Гейзель издал книгу под названием «Если бы у меня был зоопарк», в которой он рассказывал, что привез из путешествия в свой воображаемый зоопарк странное существо, некоего нерда, как он его назвал. Ботаник, или нерд, – это, в общем‑то, одно из многочисленных непонятных слов, которые любил придумывать Сьюз. Годом позже журнал Newsweek использовал это слово как синоним для «квадрата». Любители беллетристики и поклонники писателя, представителя литературы бит‑поколения Джека Керуака знают: «квадрат» – это скучный неинтересный человек, который никогда не идет на риск и довольно упрям.

По другим теориям, слово «ботаник» связано с пришедшим из английского языка словом «нерд», которое произошло от слова knurd, образованного от английского drunk – «пьяный». Понятие относилось к студентам колледжа, которые посвящали себя учебе вместо того, чтобы праздно жить и выпивать. Позднее из слова knurd возникло фонетически схожее слово «нерд» (nerd) – ботаник.

Убедительно звучит также теория о том, что это понятие – сокращение от названия компании Northern Electric Research and Development – NERD (сегодня это Nortel Networks). Служащие предприятия – их легко представить в очках с толстой оправой или с указателем напряжения для фазировки в нагрудном кармане – обязаны носить униформу с логотипом NERD. Так с течением времени умелые парни‑технари стали именем нарицательным.

Другое возможное объяснение: нерд (ботаник) – это аббревиатура от non emotionally responding dude (безэмоциональный дуд [2]2
  Житель восточной части США или горожанин, который проводит свой отпуск на ранчо в западной части страны.


[Закрыть]). Это подчеркивает типичную отличительную особенность ботаника – его эмоциональную отчужденность – и звучит вполне логично и понятно. В последние годы появилось большое количество похожих сокращений для характеристики современных социальных типов. Например, слово dink (чудак) – сокращение от double income no kids (двойной доход, если нет детей) или lohas – от lifestyle of health and sustainability (здоровый образ жизни).

Не имеет большого значения, откуда пришло это понятие. С появлением в 1970‑х годах персональных компьютеров триумфальное шествие ботаников больше не остановить. Мир компьютеров довольно быстро стал для интеллектуалов естественной жизненной средой, в которой они смогли преуспеть. Теперь следует четко понимать: не компьютер породил ботаника – этот необычный социальный тип существовал давно. Однако электронная вычислительная машина стала для него отличным собеседником; наконец‑то он нашел того, с кем ему было бы хорошо. «Ботаника создал не компьютер, – заявляет Мертенс. – Однако он приманил к себе столько ботаников, что теперь именно компьютер воспринимают как причину их возникновения».

До недавнего времени понятие «ботаник» воспринималось негативно. В нем видели какого‑то неприятно пахнущего, угреватого, с сальными волосами и совсем непривлекательного человека с бледным лицом, который, правда, хорошо ориентируется в мире битов и байтов, но во время игры в футбол постоянно получает мячом по носу и не имеет никаких шансов у девушек. «В первый раз слово “ботаник” я услышал год назад, – писал Макс Голдт в 1998 году в книге “Невероятно”. – Я узнал от одной американки, что во время ее учебы в университете двадцать лет назад еще не придумали никакого подходящего слова для сокурсников, которые не пользовались особой популярностью у студенток, но неожиданно появилось слово “ботаник”, и всем оно безумно понравилось – оно стало как долгожданный дождь в жаркую погоду».

Физик и писатель Карл Саган в начале 1990‑х годов брал интервью у одной ученицы, которая крайне нелестно отзывалась о ботаниках:

Эти чокнутые носят свой ремень прямо под грудной клеткой. У них рубашки с короткими рукавами и нагрудными карманами, в которые натолкана куча всяких карандашей. В специальном кармашке на поясе они носят калькулятор. У всех очки с толстой оправой и обязательно со сломанной частью на переносице, заклеенной лейкопластырем. Они понятия не имеют об изысканности. Они просто не понимают, что это такое, либо им совершенно безразлично, как они выглядят и как себя ведут. Когда они смеются, издают просто жуткие звуки. Они между собой говорят на каком‑то марсианском языке… Они смотрят свысока на нормальных людей, которые, в свою очередь, смеются над ними… Среди этих чудиков больше парней, чем девушек, хотя хватает и тех, и других. Они никогда не ходят на свидания с девушкой (или парнем). Если ты – ботаник, то ты явно не классный.

Так было в 1990‑е. Однако многое изменилось. С тех пор как на сцену взошли такие ботаники, как Билл Гейтс, Стив Джобс, Джулиан Ассанж и Марк Цукерберг, и практически каждый рад иметь в своем окружении умника, который легко может починить его сошедший с ума компьютер, образ этих особенных индивидуумов значительно изменился в лучшую сторону. Издатель газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung Франк Ширмахер точно выразился, когда сказал, что ботаники уже «давно захватили общество», потому что они – единственные, кто понимает его цифровую сторону. В качестве типичного примера успешной карьеры ботаника он называет Чарльза Симони, разработчика Word – самого лучшего текстового редактора всех времен. В возрасте четырех лет маленький Чарльз, тогда еще в коммунистической Венгрии, играл с компьютером, за которым работал его отец. В десять лет он написал свою первую программу, в 18 поехал в США, где днем работал частным преподавателем, а ночи проводил за компьютером. В возрасте 31 года он встретился с Биллом Гейтсом, для которого и разработал Word и Excel, причем в обеих программах, дабы увековечить себя как автора, сделал крошечные надписи – «The Hungarian» (венгр). В апреле 2007 года, уже будучи миллиардером, Симони позволил себе за свой счет полететь в космос. Он был фанатом Жюля Верна и «Звездных войн», поэтому захотел нечто, что вырвало бы его из катакомб первых компьютеров с Microsoft и центра мирового господства (кто бы из пользователей Windows и Office в этом сомневался?) в бескрайний космос. Так он смог осуществить свою детскую мечту. «Это, так сказать, ботаник в чистом виде», – смеется Ширмахер.

Проблема в том, что слово «ботаник» обозначается с помощью различных альтернативных понятий. В США это «чокнутый», в Японии – «аниме» (изначально используемое как обращение в научно‑фантастическом комиксе). В Англии, Индии и Южной Африке можно встретить слово «баффин» (в английском произношении звучит как «паффин») (птица тупик, чья голова выглядит так, как будто ее облили краской).

Изменение образа послужило тому, что ботаники в фильмах теперь все реже представляются как странные и зависимые, этакие комичные хитрецы, как, например, доктор Дэвид Хаксли (Кэрри Грант) в картине «Воспитание крошки» или профессор Говард Биннистер (Райян О’Нил) в фильме «В чем дело, док?». Невезучий ботаник‑невротик Вуди Аллен – яркий представитель безэмоционального, находящегося постоянно в каком‑то своем мире и бесконечно умного «вулканца». Мистер Спок (Леонард Нимой) за последние десятилетия снискал себе славу практически недосягаемой величины в киноиндустрии. Новые киноботаники – а их немалое количество – сделаны из совершенно другого теста.

В середине 1990‑х годов начинает меняться восприятие ботаников как таковых. Так, исполнитель главной роли в фильме «Джонни Мнемоник» (Киану Ривз) – некий агент 007 эпохи цифровых технологий. Он переносит в своей голове 320 гигабит (по тем временам невероятное количество информации) из пункта А в пункт Б в ущерб личной памяти, часть которой просто стирают. Женщины тоже могут быть настоящими ботаниками: Сандра Баллок играет в фильме «Сеть» специалиста по программному обеспечению, который мешает группе хакеров получить мировое господство. Она представляет собой классического ботаника, который питается пиццей, слишком требователен к жизни, а во время отпуска «в раю» в номере гостиницы в первую очередь ищет телефонный разъем, чтобы подключить модем. Однако Ривз и Баллок – молодые и сексуальные, на ботаников внешне не похожие – лишь положили начало. Нет сомнений, что ботаники из таких фильмов, как «Наполеон Динамит», «Фанаты», «Пипец», «Суперперцы», и многих других просто покорили сердца кинозрителей.

Примером сверхботаника является Лизбет Саландер (Нооми Рапас), героиня детективного романа Стига Ларссона. Кроткая, социально незащищенная девочка, страдающая синдромом Аспергера, она постоянно подвергалась физическому насилию и теперь благодаря своим феноменальным способностям и невероятной жестокости без сожаления мстит. Когда Лизбет делает своему мучителю на лбу татуировку «Я садистская свинья» или хладнокровно бьет по голове врагов бейсбольной битой, у читателя замирает сердце. Ее агрессивность на первый взгляд кажется нетипичной для ботаника, но это не так: интеллектуалы могут быть как спокойными и безобидными, так и жестокими, если их моральные ценности поруганы или когда вред причиняют их немногочисленным друзьям. Потому у героини Ларссона абсолютно характерное поведение. Нетипично лишь то, что она – женщина. Однако, как уже было сказано, образ ботаника меняется и все больше интеллектуальную армию пополняют представители женского пола. При этом они довольно успешны – не только в кино, но и в реальной жизни. Вспомните о Мариссе Майер, вице‑президенте компании Google.

На рынке появляется множество типичных для ботаников аксессуаров: очки, шорты, пуловеры с капюшонами, брюки, обувь, зубные скобки и – внимание! – куклы Барби, выглядящие как ботаник. В Интернете даже есть кулинарные рецепты для ботаников – веб‑сайт «Ботаник на кухне» со слоганом «Вредно для здоровья, зато вкусно». Как обычно, если что‑то становится модным, на этом сразу начинают делать деньги.

Ботанику, конечно, это вряд ли чем‑то помешает. Наоборот, даже привлечет внимание, которое он уже давно заслуживает. Ботаник превратился в эдакую супермодель цифровой культуры. Теперь все очевидно: час ботаника наконец настал. Пришло время, когда он в полной мере может заняться своим внутренним миром.