Текст книги "Гибель и возрождение"

Автор книги: Йен Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 16

Микис позвонил наследующее утро, и Мэри повела разговор в соответствии с инструкциями его отца. Сегодня не было обычного звонка от Луизы, и от беспокойства она не находила себе места. Однако Мэри не хотела выдавать своего волнения Микису. Она положила трубку, вышла из номера и направилась к ближайшему телефону-автомату.

– Как насчет моей внучки?

– Всему свое время.

– Время уже пришло.

– Она в полной безопасности. Мы перевезли ее поближе к дому. Она позвонит вам сразу после того, как вы выполните задание. Вы достали икону?

Она сделала глубокий вдох.

– Да, – сказала она, – икона будет у меня через час.

– Где она сейчас?

– Это не ваше дело. Коммерческая тайна.

– Не пытайтесь играть со мной в эти игры, миссис Верней. Я хочу знать, где она находится.

– А я говорю вам, что это не ваше дело. Она будет у меня через час, и ближе к вечеру я смогу передать ее вам. Этой информации для вас достаточно. Я не хочу, чтобы вы еще кого-нибудь убили. Кстати, зачем вы убили Буркхардта? Это было глупо и совершенно бессмысленно. Тем самым вы только всполошили полицейских.

Микис на другом конце провода фыркнул.

– Он сказал, что картины у него нет, и я решил, что он обманывает меня. Мне хотелось преподать ему урок.

– Со мной будет то же самое?

Харанис кашлянул.

– О Боже, конечно, нет. Мы же с вами партнеры, разве вы забыли? С партнерами я так не поступаю. Кроме того, кто знает, когда вы мне еще пригодитесь. Вы женщина, кто станет вас подозревать?

– Римская полиция, например.

– Ах да. А в чем дело?

– Они отвезли меня в участок. Все это было таким кошмаром, что я была готова умолять их арестовать меня. К счастью, у них нет никаких доказательств. Но я хочу провернуть дело раньше, чем у них что-то появится. Так что поторопитесь. Если вы хотите получить икону, выполните условие сделки – отпустите Луизу.

– Сначала я должен увидеть икону.

– В этом нет необходимости.

– Есть. Вы должны показать мне икону, хотя бы на расстоянии.

Мэри быстро прокрутила в голове варианты.

– Очень хорошо. Через полтора часа приходите на Понте Умберто и стойте на автобусной остановке со стороны Лунготевере Марцио. Я приду туда и покажу вам икону. После этого вы отпустите Луизу. Пусть ее мать позвонит мне и скажет, что девочка дома, живая и невредимая. Только тогда я скажу вам, где взять икону.

На другом конце провода повисла долгая пауза.

– Через час, – сказал Микис.

Мэри Верней с бьющимся сердцем положила трубку. Пришла пора действовать.

– Ну вот. Что скажете? Конечно, она немного грубовата.

Волнуясь, Дэн Менцис отступил, и Флавия взяла икону в руки.

– Лицо получилось, – нервно заметил он, явно напрашиваясь на комплимент.

Флавия внимательно изучила лицо.

– Правда, некоторые царапины и потертости не идеальны, – добавил он.

Флавия немедленно переключила внимание па указанные недостатки.

– Зато фоном я очень доволен. Очень. Конечно, если бы мне дали побольше времени…

Флавия отложила картину и кивнула.

– По-моему, работа великолепная, – сказала она наконец. – Намного лучше, чем я ожидала.

– Правда? Вы правда так думаете? – благодарно воскликнул Менцис. – Но она действительно хороша. Немногие справились бы с ней, тем более за такой короткий срок. Какой-нибудь Донофрио все еще выбирал бы доску.

– Мы сделали правильный выбор, – заверила его Флавия. – Я довольна. Меня смущает только одно – запах свежей краски. С этим можно что-нибудь сделать? Конечно, это не столь важно: Мэри Верней знает, что вы работали с картиной. И все же запах слишком сильный.

Вдруг у нее появятся подозрения и она начнет рассматривать ее более внимательно?

– Сколько у нас еще времени? Флавия посмотрела на часы:

– Максимум пятнадцать минут. Менцис секунду подумал.

– Микроволновка, – сказал он.

– Простите?

– Она закрепит краску.

– Я не совсем понимаю.

– Мне нужен плотно закрывающийся контейнер. Менцис начал носиться по комнате, собирая нужные ингредиенты, потом смешал их в металлической чашке и, установив ее на подставку, зажег под ней свечу.

– Что это?

– Ладан. Он забивает большинство запахов и окутывает вещь загадочным флером. После этого мы добавим еще два ингредиента, которые при сгорании окончательно уничтожат запах краски.

– Что же это за ингредиенты?

Менцис усмехнулся;

– Грязные шерстяные носки. Этому меня научил старый друг. Десяти минут будет достаточно, чтобы нейтрализовать запах краски. Не навсегда, конечно, но на сегодняшний день хватит. Важно, чтобы носки тлели, но не загорелись. Иначе все пойдет насмарку.

Через пятнадцать минут они открыли микроволновую печь. Оттуда хлынул такой дух, что сразу стало ясно: для приготовления пищи она больше непригодна. Флавия махнула па это рукой: если дело выгорит, расходы окупятся; если же нет – компенсация за микроволновку окажется сущей безделицей по сравнению с тем, что ее ожидает. В настоящий момент цель была достигнута: запах свежей краски исчез.

– Хорошо, – сказала Флавия. – Теперь мне надо уходить. Вскоре к вам придет женщина лет пятидесяти. Она скажет, что работает в полиции и пришла забрать икону. Вы согласны подыграть нам?

– Ну конечно, – без колебаний согласился реставратор. После того как Флавия похвалила его работу, он проникся к ней теплым чувством. – Нет проблем.

Флавия ушла. Через несколько минут ей позвонил Паоло. «Миссис Верней вышла из гостиницы», – доложил он. «Ну, началось», – подумала Флавия.

Отец Жан и отец Ксавье сидели друг против друга в больничной палате и не знали, что сказать. Отец Ксавье казался углубленным в свои мысли, отец Жан пребывал в состоянии сильного душевного волнения. Ему требовалось время, чтобы осознать невообразимое: глава ордена совершил… да, аморальный поступок, иначе не скажешь. Отец Ксавье пренебрег решением совета ордена. Немыслимо. Неслыханно. Особенно неприятно было то, что отец Ксавье рассказал всю правду именно ему – человеку, который был просто обязан предпринять в связи с этим какие-то меры.

В принципе он должен был обрадоваться возможности прекратить реформистскую деятельность отца Ксавье. Но радости он не испытывал. И дело, разумеется, было не в тайне исповеди; в последние дни он много думал, в корне пересмотрел свои взгляды и беспощадно осудил себя. Если бы отец Ксавье признался ему несколько дней назад, все было бы по-другому. Теперь же отец Жан чувствовал, что сам должен принести извинения, а не наоборот. Вместо того чтобы признать авторитет отца Ксавье, он всячески пытался подорвать его. Он сам поставил его в безвыходное положение и несет точно такую же ответственность.

– Можешь не сомневаться: я сложу с себя обязанности главы ордена, – сказал отец Ксавье, нарушив молчание. – Уверен, тебя выберут на этот пост абсолютным большинством. Возможно, это и к лучшему.

– Ты, может быть, удивишься, но я умоляю тебя подумать, – тихо ответил отец Жан. – Конечно, вся эта история очень неприятна, но я не думаю, что тебе следует покидать пост. Я виноват не меньше тебя – я должен был оказать тебе поддержку и не сделал этого. И я готов во всеуслышание сказать об этом на совете.

Отец Ксавье удивленно поднял голову: он не ожидал таких слов от своего ярого противника.

– Ты очень добр, Жан. Но не стоит. Моя ошибка слишком велика, и рано или поздно она станет известна за пределами монастыря. Я не хочу бросать тень на весь орден, оставаясь на посту. К тому же мои раны еще не скоро заживут.

– Доктора говорят, ты полностью восстановишься.

– Когда-нибудь, вероятно. Надеюсь. Но на это уйдет несколько месяцев, и все это время я буду не в состоянии исполнять свои обязанности. Будет лучше, если я уйду. Мое место должен занять ты, Жан.

Отец Жан покачал головой.

– Раньше я ухватился бы за эту возможность обеими руками, – с легкой улыбкой ответил он. – Но после долгих размышлений я пришел к заключению, что не гожусь на роль лидера. Я слишком стар и консервативен. Если мы изберем на пост правильного человека, это станет поворотным моментом в развитии нашего ордена. Мы придем к великим свершениям.

– Мы? – спросил отец Ксавье. – Мы? У меня такое ощущение, что ты не имеешь в виду совет ордена, когда говоришь «мы».

– Я говорю о нас с тобой. Если мы вдвоем придем к согласию и выдвинем общую кандидатуру на совете, братья проголосуют за нее единогласно. Ты понимаешь это не хуже меня.

– Если мы придем к согласию. Кого ты предлагаешь?

Отец Жан покачал головой и придвинул свой стул ближе к кровати.

– Как насчет отца Бертрана? – спросил он. – Он хороший администратор и не имеет политических пристрастий.

– Он так прикипел к своей больнице в Болгарии, что его оттуда не вытащить никакими силами. Он, конечно, хороший человек, но для нас не подходит. Я думаю, может, отец Люк?

Отец Жан рассмеялся:

– О нет! Святой человек, с этим не поспоришь, но, на мой взгляд, слишком уж радикальный. Он заставит нас истязать себя розгами по ночам. Нет, избави нас Боже от отца Люка.

– Марк?

– Слишком стар.

– Он моложе меня.

– Все равно слишком старый.

– Франсуа?

– Он никудышный администратор. С ним мы разоримся уже через год. А учитывая наше теперешнее положение…

Повисла пауза.

– Не так-то это легко, верно? – сказал отец Ксавье.

– Нам нужен кто-то совершенно новый, человек, не связанный ни с какими фракциями и способный привнести свежие идеи. Все, кого мы обсуждали, не годятся. Мы знаем, чего от них ожидать. Нужен кто-то со стороны, кто-то вроде отца Поля.

Это имя вырвалось у него непроизвольно, но, прозвучав, оно крепко засело у него в голове и уже не отпускало.

– Ему всего тридцать лет, – возразил отец Ксавье. – У него нет административного опыта, он не успел нажить сторонников в ордене, не стремится к высоким постам и к тому же африканец.

– Все так, – подтвердил отец Жан, но идея выбрать отца Поля уже завладела им, и он был не в силах от нее отказаться. – Он не реформатор и в то же время не традиционалист. Приверженцы реформ проголосуют за него, потому что он поддерживает идею миссионерства. А традиционалистам должна импонировать его искренняя и глубокая вера; я бы даже сказал, что отец Поль – единственный истинно верующий в нашем ордене в самом высоком смысле этого слова. Во всяком случае, когда он находится здесь, а не у себя в Африке. Бог его знает, каков он там. И я считаю его хорошим человеком, Ксавье. А это немало.

– Я знаю. Ведь это отец Чарлз разыскал его и привел к нам? Я тогда сомневался, что из него может выйти что-нибудь путное, но постепенно привязался к нему и даже полюбил.

– Меня смущает только одно: что скажут люди? – задумался отец Жан. – Африканец? Самый молодой за всю историю ордена?

– Может быть, настало время забыть о предрассудках? И кроме того, Жан, друг мой, мне не хочется показаться тебе слишком прагматичным, но подумай, как о нас повсюду заговорят! Сколько молодежи захочет вступить в наш орден!

– Но в принципе как ты считаешь: он годится для этой должности? Лично я в него верю. По-моему, он подходит как никто другой. У него есть важнейшие качества: цельность и верность. И здравый смысл.

Ксавье удовлетворенно сложил руки на животе.

– Он прекрасно подходит на эту должность, – с окончательной убежденностью заключил он. – Тем более если мы выразим ему свою поддержку.

– Так ты поддержишь его кандидатуру? – спросил отец Жан, понимая, что в эту минуту его безумная идея начинает обретать реальные черты. – Ты дашь ему рекомендацию?

Отец Ксавье задержался с ответом лишь на долю секунды.

– От всего сердца, – сказал он.

– Ну тогда и я тоже.

Отец Ксавье радостно засмеялся, впервые за много дней.

– Итак, у нас появился новый лидер. Нам нужно составить меморандум для совета ордена. Я бы предпочел сделать это как можно быстрее. Прямо сегодня. Мое собственное заявление об уходе с поста и наше общее пожелание избрать отца Поля. После твоего ухода я сделаю еще несколько телефонных звонков, но вести собрание придется тебе. Главное, чтобы отец Поль не отказался от предложенной ему чести.

Жан покачал головой:

– Я считаю, лучше не говорить ему заранее. Иначе он точно откажется. А если предложение прозвучит неожиданно на собрании и все быстро проголосуют, тогда… тогда у него просто не останется выбора.

Ксавье откинулся на подушки.

– Бог мой, Жан, Бог мой. Это будет такой щелчок по носу иезуитам!

Отец Жан встал с таким ощущением, словно гора свалилась с плеч. Слегка прослезившись, он похлопал отца Ксавье по руке, потом с чувством потряс ее.

– Я так рад, – сказал он. – И знаешь, мне кажется, нами руководил кто-то свыше.

ГЛАВА 17

Менцис сидел на диване, любуясь делом своих рук. Он был эгоистом во всем, кроме того, что касалось его работы; тут он был чрезвычайно самокритичен – но, разумеется, лишь наедине с собой.

Менцис встал, взял икону в руки, повертел ее и так и этак, провел по ней пальцем, еще раз критически всмотрелся и вновь остался доволен. Можно ли назвать ее совершенством? – думал он, аккуратно заворачивая ее в чистую тряпочку. Нет. Есть ли у нее недостатки? – снова спросил он себя, обернув ее газетой и стянув резинкой. Конечно, хотя он и сам заметил их не сразу. Заметят ли их другие? Он задумался. Нет, не заметят, решительно постановил он. Работа очень приличная, а учитывая обстоятельства, можно сказать – блестящая.

Он все еще поздравлял себя с удачей, когда в дверь позвонила Мэри Верней. Она сказала, что работает в полиции и пришла забрать икону, принадлежащую монастырю Сан-Джованни. «Интересно, заметит она подмену?» – волнуясь, подумал он.

– Я думаю, вам лучше взглянуть на нее, – озабоченно сказал он, вручая ей старательно упакованную икону. – Я не хочу, чтобы вы повредили ее и потом сказали, что так и было.

– Я уверена, ничего подобного не случится.

– Я настаиваю, – заявил Менцис. – И хочу получить расписку.

– Хорошо.

Мэри тяжело вздохнула и начала разворачивать газеты.

– Отлично, – сказала она, бросив на картину беглый взгляд.

– Нет, вы рассмотрите ее как следует, – потребовал Менцис.

Она еще раз оглядела картину.

– По-моему, все нормально. Вы уже работали над ней?

– Да, немного. Я только начал.

– У вас еще будет возможность закончить работу.

– Вы подтверждаете, что я отдал вам икону целой и невредимой?

– О да, конечно. А теперь мне нужно идти. Я опаздываю.

– А моя расписка?..

С трудом скрывая раздражение, Мэри отложила икону в сторону и торопливо написала расписку. «Получила от синьора Д. Менциса одну икону с изображением Мадонны – собственность монастыря Сан-Джованни». Менцис забрал расписку и, улыбаясь, прочитал. Сертификат качества, подумал он. Будет забавно продемонстрировать ее друзьям.

– Ну все, я ухожу.

– Чудесно. Берегите ее. От нее и так уже столько хлопот.

– Можно подумать, я не знаю.

С иконой под мышкой Мэри вышла из здания и, пройдя несколько шагов до угла, повернула налево.

Мужчина, сидевший в кафе на той же улице, заметил, как она выходила, и схватился за телефон.

– Можешь добавить к списку ее преступлений, что она выдавала себя за сотрудника полиции, – тихо сказал он. – Она вышла и направляется к Кампо-дей-Фьори. Я иду за ней.

Мэри Верней взяла такси на стоянке возле церкви Святого Андрея. На рынке было еще полно народу, но пик наплыва уже прошел, и ей не пришлось стоять на виду у всех с краденой вещью под мышкой слишком долго. Когда подошла ее очередь, она села в машину и первым делом дала водителю сто тысяч лир.

– Слушай меня внимательно, – сказала она. – Поездка будет необычной. Я хочу, чтобы ты в точности выполнил мои указания. Если ничего не перепутаешь, получишь еще столько же. Ну что, едем?

Шофер – молодой парень с недобрым прищуром и сатанинской улыбкой – жутко осклабился.

– В том случае, если вы не собираетесь никого пристрелить.

– А ты что – против?

– Это будет стоить вдвое дороже.

– Кажется, я села туда, куда надо. Значит, так: я хочу, чтобы ровно в три часа ты двигался на юг по Лунготевере Марцио к перекрестку на площади Умберто. В пятидесяти метрах от нее находится автобусная остановка. Там должен стоять мужчина. Запоминаешь?

Водитель кивнул.

– Там ты перестроишься в крайний правый ряд и притормозишь. Как только я скажу остановиться, ты остановишься; как только я скажу ехать, ты должен моментально тронуться с места. Дальше разберемся по ситуации. Ну как, все ясно?

– Один вопрос, – ответил парень, и Мэри вдруг уловила сильный сицилийский акцент.

– Да?

– Это Ланготвере… или как вы назвали…

– О Боже! – пробормотала она. – У тебя есть карта?

Через пять минут они тронулись в путь. В одной руке Мэри сжимала карту, в другой – сумку с иконой. Она благодарила Господа за то, что ехать им было недалеко, иначе в таком плотном потоке машин они ни за что не успели бы вовремя. Таксист проехал по виа делла Скрофа, потом обогнул Порто-Рипетта и снова вырулил на юг. Сердце Мэри начало гулко стучать. Она вытащила икону из сумки и положила на колени.

– Перестраивайся ближе к тротуару, – скомандовала она, заметив, что транспортный поток замедлился еще больше. – Так, теперь притормаживай.

Микис стоял у автобусной остановки.

– Стоп.

Таксист затормозил, и Мэри поднесла икону кокну. Микис смотрел на икону, Мэри смотрела на Микиса. Это длилось примерно десять секунд, затем он кивнул и сделал шаг вперед. Потом опустил руку в карман.

– Едем! Быстро! – вскричала Мэри. – Выбираемся отсюда.

Шофер, радуясь приключению, вдавил педаль акселератора, и машина рванулась вперед. Выбраться было не так-то просто: со всех сторон их окружали машины, в двадцати метрах от них горел красный светофор и, мало того, – дорогу перегородили два здоровенных грузовика.

– Едем, едем! – кричала Мэри. – Делай что хочешь – только не останавливайся!

Таксист не нуждался в понуканиях. Он въехал на бордюр, нажал на гудок и погнал машину по тротуару, вынуждая пешеходов прижиматься к краям. Доехав до пешеходного перехода, он выехал на противоположную сторону дороги, чуть не сбив туриста, и с такой скоростью пересек перекресток, что л ишь по чистой случайности ни с кем не столкнулся. С этого места он помчался, набирая скорость, к пьяцца Навона и оттуда свернул на старинную, мощенную булыжником улочку.

– Вы так кого-нибудь убьете! – прокричала Мэри, когда он снова чуть не наехал на пожилую туристку с мороженым.

Ответа не последовало. Сицилиец продолжал гнать машину как профессиональный гонщик. Потом вдруг резко снизил скорость и въехал в гараж, расположенный на первом этаже старинного здания.

Двигатель умолк, и несколько секунд они сидели в полной тишине. Мэри дрожала от ужаса.

– Где мы?

– В гараже моего шурина.

Он вышел из машины и закрыл большие старинные ворота, внезапно отрезав доступ солнечному свету. Маленькая лампочка, которую он включил, не справлялась со своей задачей. Мэри несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя, потом порылась в сумке и вытащила сигарету. Дрожащими руками она прикурила и затянулась.

– Спасибо, – поблагодарила она водителя. – Это была изумительная работа.

Парень усмехнулся:

– В Палермо все так ездят.

– Вот. – Она вручила ему пачку банкнот. – Еще сто тысяч, как я обещала. И еще двести за то, что ты никогда меня не видел. В случае чего – ты меня не знаешь.

Он спрятал деньги в карман.

– Спасибо. Если захотите еще куда-нибудь прокатиться…

– Да.

– …ко мне больше не обращайтесь.

Мэри кивнула, затушила недокуренную сигарету и выбралась из машины. Завернув икону в газету, она снова убрала ее в сумку и спросила:

– Далеко отсюда до виа дей Коронари?

Парень взял с шаткого столика бутылку и налил себе воды.

– Вам туда, – махнул он рукой.

Мэри вышла из гаража и вновь очутилась под лучами яркого римского солнца.

На параллельной улице в пятистах метрах от нее, затертый грузовиками и легковушками, Паоло рыдал от бессилия и унижения. Такси, в котором сидела Мэри, умчалось, нарушив все мыслимые правила. Следовать за ним было сущим безумием – Паоло не был самоубийцей. Он замолотил кулаками по приборной доске, потом взял телефонную трубку и вяло сказал в нее:

– Упустил.

– О Боже! – с упавшим сердцем простонала Флавия. – Паоло, ты не мог… Скажи, что ты меня разыгрываешь.

– Извини. Какие будут указания?

– Ты не думал о самоубийстве?

***

– Послушай, я не играю в такие игры, – разъяренно сказала Мэри. Она уже успела выпить, успокоиться и сейчас звонила Микису из бара. – Мы заключили сделку. Ты ничего не добьешься, если будешь размахивать «пушкой».

– Я не размахивал «пушкой», – ответил Харанис на другом конце провода.

– Ну конечно.

– Я не размахивал «пушкой», – повторил он. – Какой смысл мне тебя убивать? Ты же сама это сказала. Так что не устраивай истерик. Я хочу получить картину и убраться отсюда.

– Ты видел икону?

– Да.

– Тебя все устраивает?

– Пока да. Мне нужно рассмотреть ее как следует. Через пятнадцать минут тебе позвонят. Я перезвоню тебе через полчаса, и ты скажешь мне, где взять икону. Берегись, если попытаешься меня обмануть.

Сейчас он ее не запугивал, он говорил серьезно. Мэри Верней взглянула на часы: она чувствовала, что в эти пятнадцать минут должно решиться очень многое. О Боже, почему у нее нет никаких запасных вариантов?! Если что-нибудь пойдет не так…

Мэри снова посмотрела на часы. Тринадцать минут. Она закурила – в ее возрасте это уже не имело значения – и начала прикидывать, где может произойти сбой.

Зазвонил телефон. Она схватила трубку, чуть не потеряв равновесие.

– Она на свободе. – Раздался щелчок, затем послышались короткие гудки.

Мэри набрала номер своей невестки, запуталась, набрала снова, снова ошиблась и лишь на третий раз дозвонилась.

– Привет, бабуль, – послышался звонкий детский голос, и из глаз Мэри брызнули слезы. Услышав этот голос, она поняла, что победила. Она сделала все, что наметила. Пробормотав в ответ приветствие, она сказала, что сейчас у нее нет времени с ней поболтать.

– А мама дома?

Трубку взяла невестка. Мэри не дала ей заговорить: та всегда болтала слишком много, и если уж раскрывала рот, остановить ее было нелегко.

– Как Луиза?

– Нормально. Я не знаю, что произошло…

– Я расскажу тебе позже. Бери Луизу, сажай ее в машину и увози.

– Куда?

– Куда угодно. Нет. В полицию. Поезжайте в ближайший полицейский участок. Задержитесь там как можно дольше – скажи, что у тебя пропала собака или что-нибудь в этом роде. Я сообщу тебе, когда все закончится.

– А что должно закончиться?

– Просто сделай, как я говорю, дорогая. Это всего час, не более.

Мэри отключилась и посмотрела на сверток с иконой. Теперь ей нужно отвезти ее на место. Тяжело вздохнув, она приступила к выполнению последней стадии своего задания.

***

Выслушав отчаянное объяснение Паоло, как он потерял в потоке движения Мэри Верней, Флавия швырнула трубку через всю комнату. Конечно, риск, что что-нибудь пойдет не так, есть всегда. Но совершить такой грубый промах в самом начале? Паоло, коренной житель, изучивший улицы Рима вдоль и поперек, славился своей сумасшедшей ездой и пренебрежением к правилам. Флавия была уверена: кто-кто, а уж Паоло не упустит иностранку, едва знакомую с городом.

И вот пожалуйста. Теперь им ничего не остается, кроме как сидеть и ждать, когда кто-нибудь из преступной компании соберется выехать из страны. Какое разочарование! Какой стыд! Какое унижение! Какая глупость!

Флавия мерила шагами комнату, не потому что так легче думалось – думалось лучше в горизонтальном положении, а потому что ходьба давала слабую иллюзию хоть какого-то действия.

Стоп. Где-то должна состояться передача картины. Они хотят сделать это без свидетелей, иначе Мэри отдала бы ее на остановке. Вместо этого она медленно проехала мимо Хараниса, а потом так резко укатила, что даже Паоло ее потерял. Значит, Мэри не доверяет греку. Он убедился, что икона у нее, и теперь, видимо, должен предпринять какие-то действия, после чего Мэри отдаст ему ее.

Только где это будет происходить?

Флавия зашла в соседнюю комнату, где сидела Джулия в ожидании дальнейших инструкций.

– Дай мне свои записи, – попросила Флавия. – Рапорты за те дни, когда ты сопровождала миссис Верней.

Девушка открыла ящик стола и вытащила стопку бумаги.

– Куда она ходила? Я не имею в виду магазины, музеи и тому подобное. Куда еще она ходила?

Джулия пожала плечами:

– К торговцам картинами. Мы обошли чуть ли не все галереи на виа дей Коронари. Потом она потащила меня гулять. Сказала, что всегда проходит не меньше четырех-пяти километров вдень.

– И где вы гуляли?

– Мы прошли вниз по виа Корсо, потом пересекли Кампо-дей-Фьори и мост Систо. Зашли попить кофе в заведение, расположенное напротив Санта-Марии в Трастевере. Потом пошли посмотреть часовню Браманте в соборе Святого Петра, затем дошли до Джаниколо и оттуда любовались заходом солнца. Там миссис Верней взяла такси, и мы вернулись в гостиницу. Я была без сил, но ее это абсолютно не волновало.

– Она не делала чего-нибудь необычного? Тебе не показалось, что в какой-то момент она насторожилась? Может быть, что-то проверяла? Или сказала?

– Да мы все время болтали. Она очень интересная особа. Но она не говорила ничего такого, что могло бы мне запомниться.

Постарайся вспомнить. Она должна передать икону Харанису. Нам нужно вычислить, где это произойдет. Подумай: тихое место, где нет посторонних, куда она может зайти, оставить там икону и сразу уйти? Она не доверяет Харанису, и неудивительно. Он до смерти запугал ее. Думай, Джулия: где у нас тихое место с хорошей транспортной развязкой?

– В Риме? – спросила девушка. – Нигде. А почему бы ей не передать икону через посредника, если она боится приближаться к этому человеку?

– Предложи кандидатуру посредника.

– Ну, например, кто-нибудь из галерейщиков. Флавия остановила на ней застывший взгляд. Возможно, у девушки все-таки есть будущее в полиции.

– К кому, ты говоришь, она заходила?

Джулия передала ей список. Флавия быстро просмотрела его.

– Она представляла меня им как свою племянницу, – добавила Джулия.

– Она была с ними знакома?

– О да. Все они приветствовали ее очень тепло. Некоторые вели себя осторожно, но тем не менее проявляли гостеприимство.

– И этот тоже? – Флавия ткнула пальцем в середину списка.

– Да, и он тоже.

От радости Флавия чуть не расцеловала ее.

– Да, – возбужденно воскликнула она, – да, да! Это он. Это должен быть он.

– Почему?

– Потому что ты говоришь, что они прекрасно знакомы, а он уверял меня, что впервые слышит ее имя. Ну, старина Джузеппе Бартоло, теперь я сцапаю вас обоих. Собирайся. Быстро. У нас нет времени.

Флавия позвонила Паоло и велела всем мчаться в галерею Бартоло, но к тому моменту, когда они с Джулией пересекли пьяцца Навона и спустились вниз по виа дей Коронари, она поняла, что раньше их туда вряд ли кто-нибудь доберется. Начинался час пик, а все ее коллеги находились слишком далеко от места, чтобы добраться пешком или даже бегом. Джулия – единственная ее подмога. Флавия с трудом представляла себе свои дальнейшие действия. Что делать? Оставаться на улице и ждать? А если окажется, что она не ошиблась в своих предположениях? Флавия ужасно не любила применять оружие и была никудышным стрелком. Джулия, наверное, тоже проходила курс по стрельбе, но практикантам оружие не полагается. И правда, что делать, если Харанис откажется ей подчиниться и следовать в участок?

На бегу трудно сосредоточиться на проблеме. Пока главной ее задачей было успеть к началу событий. Это единственный шанс поймать Хараниса с поличным, и она его не упустит. Только бы ее догадка оказалась верна. А что, если в этот самый момент Мэри Верней передает икону где-нибудь совсем в другом месте, а не в галерее Бартоло? Ну что ж, тогда ничего не поделаешь. А вот уже и галерея.

Флавия замедлила шаг, подождала Джулию и нерешительно остановилась, переводя дыхание.

– Что мы теперь будем делать?

– Ждать. И надеяться. Флавия огляделась.

– Наверное, лучше сесть, чтобы не вызывать подозрений.

Неподалеку находилось уличное кафе. Они выбрали столик, откуда хорошо просматривались галерея и улица.

– А если она войдет в здание с другой стороны? – спросила Джулия.

– С другой стороны входа нет, это я знаю точно.

Девушки заказали по бутылке воды. Потом Флавия открыла сумку и с опаской притронулась к пистолету. Порывшись, нашла мешочек, в котором хранила пули. Она принципиально не носила заряженный пистолет, хотя инструкция обязывала ее к этому. И никогда не говорила, что может выстрелить в любой момент.

Джулия с тревогой наблюдала, как ее начальница неловко заряжает пистолет.

– Нормально, – мрачно сказала Флавия. – В прошлый раз, когда мне пришлось стрелять, я чуть не убила Джонатана.

Практикантка жалко улыбнулась.

– А как мы узнаем, что он еще не приходил? – спросила она.

Хороший вопрос. Флавия подняла голову, размышляя, потом нахмурилась и сказала:

– Узнаем, потому что я вижу, как он спускается по улице к галерее.

Она кивнула в направлении пьяцца Навона, и Джулия обернулась, чтобы взглянуть на человека, которого до сих пор видела лишь на размытой большим увеличением фотографии. Это был высокий и довольно красивый, несмотря на намечающееся брюшко, мужчина. Вид у него был очень деловой. Джулия с первого взгляда поняла, что он не из тех, кого можно взять на простой испуг.

– Я думаю, нам нужно наброситься на него сзади, когда он будет выходить из галереи, – сказала Флавия. – Тогда у него будет только одна свободная рука – в другой он будет держать икону. Надеюсь, вдвоем нам удастся повалить его на землю. К тому же, заполучив икону, он должен немного расслабиться.

Джулия напряженно кивнула.

– Волнуешься?

Девушка снова кивнула.

– Не ты одна. Пошли, – скомандовала Флавия, выкладывая на столик банкноту. Микис вошел в галерею. – Расстановка следующая: ты встаешь с одной стороны двери, я – с другой.

Они поспешили к галерее, изо всех сил стараясь походить на покупательниц, озабоченных покупкой подарка к дню рождения любимой тетушки.

Флавия взмокла от волнения и заметила, что Джулия дрожит. Только бы она не сплоховала в самый ответственный момент. Если они навалятся на Хараниса одновременно, у них есть шанс справиться с ним. Но если Джулия промедлит, могут возникнуть большие проблемы.

Они заняли свои места, и Флавия посмотрела на часы, изображая девушку, поджидающую возлюбленного. Джулия сконцентрировала внимание на машине с красным верхом, где сидели два молодых парня и слушали музыку, включив ее на полную громкость. Парни посматривали по сторонам, явно пытаясь привлечь к себе внимание и вызвать враждебность окружающих. «Только не вздумайте подходить к ним и просить убавить громкость, – мысленно взмолилась Флавия. – Пожалуйста».

Улица была полна народу; туристы гуляли, обнявшись или под ручку, наслаждались теплом и солнцем. Нормальные мирные люди, ведущие нормальный мирный образ жизни. Но куда же подевались ее работнички? Ни Паоло, никого…