Текст книги "Книга Бытия"

Автор книги: Йен (Иен) Уотсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Часть четвертая
«РОЗА ВЕТРОВ»

Над Мужским Домом Юг по небу струилась кровь. Алый поток разливался над Главной башней Братства, над кирхой и часовней, где по выходным проходили службы.

Пэли придирчиво разглядывала закат. Претенциозное окно второго этажа, сложенное из множества мелких толстых стекол, было широко раскрыто; найти здесь раму на петлях было уже большой удачей!

– Должно быть, там, наверху, тонны пыли, – сказала она.

Йалин заканчивала упаковывать вещи.

– Пыли? – Она подняла глаза.

– Ну а отчего здесь такие закаты? Облаков совсем нет. Это все из-за пыли.

Йалин тоже подошла к окну и встала рядом с подругой. И правда, небо было чистым, если не считать тончайших муслиновых облаков, застывших в вышине, будто кто-то легко прошелся по небу тонкой кистью. И почти весь купол неба был очень яркого цвета.

Пэли указала рукой в сторону запада:

– Держу пари, в этой пустыне только что закончилась сильнейшая песчаная буря. И на что годится твой сумасбродный план, если представить, что воздушный шар влетит в песчаную бурю? Если он еще сможет потом оторваться от земли!

– Воздушные шары обычно отрываются от земли, дорогая.

– Да, а как с планом? Что скажут в храме реки? Тебе же нужно получить их благословение.

– Хм, – сказала Йалин. – Посмотрим.

– Так что ты будешь делать, если вдруг песчаная буря?

– Мы будем лететь высоко, Пэли. Там, где ветры понесут нас на восток.

– Всегда только на восток, и никогда обратно.

– Ты старая брюзга! – Йалин провела кончиком пальца по подоконнику, на пальце остался серый след, она внимательно посмотрела на него: – Это никакая не пыль пустыни, а обычная грязь. – Счищая ее, она прижала подушечку пальца к стене и оставила отпечаток на потрескавшейся штукатурке безумно аляповатого цвета.

– Ненавижу эти трущобы, – брюзжала Пэли. – Ты только посмотри на эти улицы. Разве люди могут здесь жить? Это не люди, это псы, который рыщут в дерьме, разрази меня гром! И это еще лучшая часть города. Дождусь ли я возвращения к цивилизации!

– В Гинимое, знаешь, тоже не особо чисто.

– Сравнила! Там же промышленность, а здесь полное запустение! По крайней мере, в Гинимое мужчины никогда не посмотрят на девушку злобным взглядом, если она решит начать собственное дело.

Йалин хмыкнула:

– Может, стоит преподать Сынам урок по части наведения глянца? Взять и отскрести весь дом от носа до кормы? Провести здесь всю ночь, чтобы к утру дом засверкал? А ты будешь боцманом, Пэли.

– Это вряд ли. Вот доберется сюда постоянная миссия, им и щетки в руки, пусть займутся. – Она неподвижно смотрела в небо. – А и суеверные же псы эти Сыны! Я вот думаю, не сочтут ли они знамением это кровавое небо? Ведь оно стало таким две недеЛи назад, как раз когда мы прибыли. Хочется верить, что нашему экипажу удалось припугнуть их этим небесным огнем. Чтобы им не пришло в голову, что это знак приставить ножи к нашим глоткам на пути домой.

– Эй, не шути так.

– Ну не знаю. Мы же не на переговорах.

– Но кое-что нам удалось разузнать: Тамат и Марти рассказали много полезного.

– Да уж, растолковали все местные табу. Я очень надеюсь, что наши хозяева не видят в нас будущих кухарок и посудомоек для посольства.

– Лучше им не надеяться понапрасну. Лично у меня другие планы.

– Ой, ну конечно, мне ли не знать: полетать над песчаной бурей. Будем надеяться, что местные говнюки принимают всю эту красную ерунду за родильную кровь. – И Пэли стала передразнивать Тамат, копируя ее речь и движения: – «Рождение новых плодотворных отношений между двумя великими берегами реки» и все такое. Скорее это кровь смерти. Ну ладно.

– Родильная кровь? Мне кажется, это больше похоже на кровоизлияние.

– Так роды-то не шуточные! Нового жизненного пути, как-никак: запад и восток делают шаг навстречу друг другу. А со своими женщинами они обращаются теперь поприличнее. Далёко не все навязывают дамам свою фобию к реке. Их женщины могут даже кататься на лодках.

– Я не верю, – вдруг сказала Йалин, – что эти закаты имеют какое-то отношение к пустыне. Думаю, эта пыль от какой-то другой встряски. – Она поежилась. – Думаю, это была Пауза, Пэли.

Пэли немного помолчала. Потом фыркнула:

– Конечно, пустыня тут ни при чем!

– Это была Пауза, – повторила Йалин.

– Только помалкивай об этом. Никакая это была не Пауза, или как ты там это называешь. Это все твои фантазии. И откуда ты их только берешь?

– Ты ведь тоже ощутила на себе – когда весь мир остановился на какое-то мгновение. Почему же ты не признаешься в этом?

– Ладно, могу допустить, что это было легкое землетрясение.

– Да? Землетрясение ли? Когда у всех сразу вдруг чуть не выскочило сердце, одновременно? Никакого землетрясения не было.

– Нет, было! Это от него поднялась пыль в пустыне. Потому что оно в пустыне и произошло. Ты что, так хорошо разбираешься в землетрясениях? Они случаются не только под голубым солнцем. Осталось только объяснить, отчего у всех стало выпрыгивать сердце.

– Бывает и голубое солнце, Пэли.

– Сообразительная ты моя. Лучше не нервируй меня. «Под голубым солнцем» – это просто поговорка такая. Это же ясно, что в нашем мире солнце никогда не было голубым даже близко.

Йалин исследовала отпечаток своего пальца на стене.

– Случилось что-то еще. Я уверена!

– А я нет.

– Ну это твое дело. По крайней мере, тебе придется согласиться, что нам не стоит волноваться по поводу песчаных бурь.

– Нам? Кому это «нам»?

– Тэму. Хассо. Мне. Всем, кто полетит с нами.

– Тэму и Хассо, да! Тебе будет нелегко.

– Я могу уравновесить их. Я умею управлять шаром.

– Теперь давай начистоту: Я что-то не могу взять в толк. Ты хочешь, чтобы я занялась Хассо, пока ты с Тэмом, и наоборот. Ты для этого берешь меня с собой, да? Давай, признавайся.

– Ну ты даешь.

– Эй, вон идут наши дипломаты. – Пэли с трудом закрыла окно.

К этому времени солнце уже село. Кровь отливала от неба. На кирхе печально звонил колокол; Йалин пришло в голову, что в тот момент, две недели назад, целый мир, казалось, звонил, как этот колокол. Она взяла с подоконника еще пыли на палец й снова припечатала подушечку к штукатурке. Когда она отняла руку, можно было заметить, что грязного пятна не осталось, отпечатка замысловатых узоров кожных линий не было. Результат ей понравился. Сравнив отпечатки, она почему-то и обрадовалась, и испугалась.

– Во что ты теперь играешь? – спросила Пэли. – Они, должно быть, порядочно проголодались и помирают от жажды.

Она не ошиблась. Дипломаты – это сеньора Марти, хозяйка гильдии, ее помощница Тамат, Искатель Истины Стамно и капитан Мартан из армии джеков. Четверо солдат-джеков, которые осуществляли эскорт, и проводники (может быть, они из тайного общества гильдии джунглей?) отправились в свои жилища.

В столовой Пэли налила местного некрепкого эля для дипломатов, а Йалин поставила на стол баранину с пикулями.

– Не хотите ли присоединиться? – пригласила Марти.

– Сочтем за честь, непременно, – сказала Пэли. – Спасибо, хозяйка. – Она налила эля себе и Йалин, но проигнорировала тарелки: они обе поели раньше. – Хотя сначала ты могла бы прояснить кое-что.

Столовая, с пятнами на потолке и слоящейся штукатуркой на стенах, с большими скрипучими половицами, лак на которых давно почернел от грязи, с единственным окном, которое не открывалось, все больше погружалась во мрак. Это был довольно большой старый дом, который западное Братство отписало миссии после недавней победы на востоке. По крайней мере,

он стоял неподалеку от остальных правительственных зданий, и был достаточно просторный. Может быть, для Мужского Дома Юг это был верх изыска. Пели поспешила зажечь масляную лампу.

– Я просила вас задержаться, – сказала Марти, немного помедлив, поскольку боролась с кусом вареной баранины, – из-за пары Сынов, которые присоединятся к нам после ужина. Они прибыли сюда в качестве послов, поэтому я хочу, чтобы за ними присматривало как можно больше глаз. Они не такие уж важные персоны, но они были близки к некоему доктору Эдрику, погибшему на войне. А он был одним из крупнейших сановников.

– А правда, что самые важные Сыны надевают парики, когда заседают в совете? – спросила Йалин.

Марти улыбнулась:

– Конечно. Для того, чтобы спрятать рога. Пэли сдержанно откашлялась:

– Но, госпожа, я думала, что они собираются отправить сюда женщин в качестве послов? Для того, чтобы упрочить статус и достоинство местных женщин?

Тамат кисло рассмеялась:

– О да. Мы хотели, чтоб они послали лучших из своих женщин. Поразительно, но у них не нашлось кандидаток.

– Это Сыны намеренно чинят нам препятствия?

– Не совсем так, Пэли, – сказала Марта. – У них действительно нет лучших женщин – на данный момент. Я уверена, они появятся здесь, через несколько лет работы нашего посольства в Мужском Доме. Ситуация изменится. Но не так быстро! Между тем эти два Сына кажутся лучшими представителями своего стада. По крайней мере они довольно симпатичны. И это обнадеживает; с ними можно скорее договориться, чем с их чопорными «шишками». Нужно посмотреть на эту пару… э… в неформальной обстановке. Может быть, напоить их. Поэтому я и попросила тебя остаться, Пэли.

– О, благодарю вас, госпожа. Рада слышать, что старая пьяница еще на что-то сгодится.

Марти рассмеялась:

– Ладно, я неудачно выразилась! – Заметив, что Йалин смотрит на нее, она добавила: – О да, и ты тоже, Йалин. Ты единственная крошка, как они здесь говорят. Но ты заслужила свой билет. Ты не побоялась жалоносцев, спасая Марсиаллу, когда она свалилась с мачты, правда? Ты настоящая морячка, хотя упрямая и взбалмошная. Ты – достойный пример для всех нас. Поэтому если те двое Сынов немного выпьют с нами, они увидят…

– Как я могу пить наравне со всеми? Хозяйка гильдии вздохнула:

– Я хотела сказать, что все мы можем расслабиться.

– Простите меня, госпожа, – сказал капитан джеков Мартан, – но я не планирую слишком расслабляться. Я хочу вытянуть из этих парней, как они относятся к грибному наркотику. Мы никогда не получали вразумительного ответа на этот вопрос, верно?

– Тогда как со своей стороны, – манерно выворачивая фразу, заявил Стамно, невзрачный Искатель Истины, – мне следует деликатно проанализировать возможные отличия между их наркотиком, который подавляет фобию к реке, и нашим наркотиком, который позволяет нам бросить взгляд на неизъяснимое. И таким образом проникнуть под покровы затуманивания рассудка, которыми мир и люди в нем окутывают себя!

Пэли подняла бровь.

– Он и мне рассудок затуманивает прилично, – прошептала она Йалин.

– Будь хорошим искателем и не слишком напивайся, – сказала Тамат. – Смотри внимательно, чтобы не пропустить, когда они начнут глаголить истину.

– Мне вообще не следует стремиться притуплять свои способности чрезмерной дозой алкоголя!

– Ну, развеселая будет вечеринка, – заметила Пэли, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Да, а я намеренно буду создавать видимость опьянения, – сказал Мартан. Он повернулся к Стамно. – Тамат просто поддразнивает тебя. Давай вместе попробуем выяснить, почему у них истощается запас этого наркотика, а?

– И можем ли мы производить его у себя? И контролировать его производство! – воскликнула Йалин, хотя никто не спрашивал ее мнения.

После вмешательства Йалин Тамат сердито нахмурилась. Мартан, напротив, выглядел задумчивым. Лицо Марти приняло отсутствующее выражение.

– Ага. – Стамно начал косить глазами – это была одна из его наименее привлекательных черт, – он всегда косил, когда концентрировался на поисках скрытой истины. – Могу ли я обнаружить наивную молодую особу, которой случилось проникнуть под один из тех самых покровов, о которых я только что упоминал? Дайте подумать… Господа, нас всех – с запада ли, с востока – нас всех что-то сдерживает, разве не так? Сыны с запада интуитивно чувствуют сильное отвращение к реке и ее мощному течению. Тогда как на востоке мы имеем возможность проплыть по реке лишь однажды в своей жизни и лишь однажды сочетаться браком. И вот появляется вышеупомянутый наркотик, открытый здесь на западе, посредством которого западная военщина может временно подавлять свое отвращение…

– Мы все это знаем. – Тамат попыталась заставить его замолчать.

– …Итак, они вторгаются к нам. Но постепенно запасы наркотика, подавляющего их отвращение, истощаются. Как следствие, они больше не получают подкрепления, и мы одерживаем победу в войне. А одержав победу, мы завладеваем теми малыми остатками их запасов, благодаря которым мы с моим добрым коллегой капитаном Мартаном сегодня здесь. Каковы результаты исследований наших аптекарей в области изучения этого наркотика? Не очень, я слышал. А может быть, это и к лучшему, что они не достигли высоких результатов? Может быть, их успех перевернул бы с ног на голову все наше общество! И может быть, также контроль источника этого наркотика – а именно гриба, предположим, что он произрастает в наших джунглях, – составит политическую модель будущего.

Эта модель может соответствовать представлениям гильдии реки об общественном устройстве – но будет совершенно противоположна представлениям других гильдий1 С точки зрения гильдии реки, идеальной может быть ситуация, когда искомый наркотик используется по каплям, тонкой струйкой, а не потоком. Но тогда случайно ли то, что наши гости – те, кого гильдия представляет как послов, – считаются также и первооткрывателями грибного наркотика?

– Подбери паруса! – оборвала его Тамат. – Ты несешься прямо на рифы!

– О боже, – сказала Йалин, испугавшись того, что было спровоцированно ее бесхитростным вмешательством.

Стамно обернулся. Уставился на нее взглядом косых глаз. Глаза его фокусировались в точке прямо перед его носом таким образом, что его пристальный взгляд, казалось, раздваивался, огибая нос, проходил сквозь Йалин и сверлил дыру в ее затылке.

Ему не надо напиваться, он был уже опьянен – своими речами.

– Я чувствую тонкую черную границу длиной в сотни лиг, разделяющую речной поток в самой середине! Эта граница такого свойства, что видят ее только мужчины, и к тому же не глазами. Она начертана у них в мозгу. Пренебрежение этой границей для мужчин чревато безумием, болезнями и смертью. Кто начертал ее, если не наши далекие предки? Те, что были предками наших предков? Наркотик же стирает на некоторое время ее черные чернила. То, что начертано, может исчезнуть ненадолго. Но потом проявляется снова.

– Держи себя в руках! – Голос Марти прозвенел, как пощечина. – Наши гости вот-вот будут здесь. А ты несешь такую чушь.

– В самом деле, – сказал Мартан. Он был практичным человеком, для которого черное всегда было черным, а белое белым. Пылкая велеречивость Стамно совсем не вдохновляла его, от таких заумных фраз у него только болела голова. В поисках укрытия он перетащил свой стул подальше от Искателя Истины. Стамно снова сфокусировал взгляд, но выглядел удрученным.

Спустя минуту зазвучал дверной гонг.

Сынов звали Джотан и Эндри. Джотан был рыжеволосый; у Эндри волосы были абсолютно черные. Оба носили бороды, над которыми недавно поработали ножницы. Крепкий эль пришелся Сынам по вкусу. Поэтому вся компания засиделась почти до полуночи, то и дело наполняя кувшины.

Позже, когда Йалин с хмельной-головой отправилась спать, она все вспоминала капитана Мартана, который изрядно поднабрался и стал ей загадочно подмигивать и все бормотал: «Я не должен быть здесь. Совсем не должен. Дорогая моя, о чем это я? Не имею понятия! Он накрыл свой графин ладонью. – Достаточно. Мне явно достаточно. Черт бы побрал этот эль. И что я здесь делаю?»

Хозяйка Марти похлопала его по руке: «Всякий раз, когда чувствуешь, что запутался и не знаешь, как поступить, надо поступать в соответствии со своими неписаными законами».

«Точно! – воскликнул он. – Точно. Но и наши гости поступают в соответствии со своими собственными неписаными законами. От этого все трудности».

Сын по имени Эндри оскалился, как пес готовый укусить: «Мы все придерживаемся определенных заповедей, это факт. Мы руководствуемся заповедями длиной в тысячи слов, дошедшими до нас из глубины веков. Заповеди здесь, на западе, звучат немного иначе, чем ваши на востоке. А наши заповеди говорят „нет" реке, в то время как заповеди наших женщин говорят в точности обратное. Заповеди ваших мужчин гласят „только однажды", а заповеди ваших женщин похожи на заповеди наших. Чьи же, то есть которые из них, верны? Ваши приятнее читать. Правда, так и есть». – Эндри даже слишком долго разглядывал Йалин через стол, она подумала, что мужчина представлял себе, как овладевает ею, использует для своего удовольствия, от этой мысли у нее мурашки поползли по коже.

«Вам будет полезно послушать восточные заповеди, – сказала она ему. – Там мужчины умеют вести себя по-человечески».

«Позвольте вам заметить, я никогда не имел дела со сжиганием женщин! И у нас уже этого нет. Ведь это одно из условий нашего мирного соглашения, не так ли? Теперь у нас будут прекрасные вина, и драгоценные камни, и о, все, что угодно».

«Товары, которыми мы собираемся торговать, – это не откуп за ваше хорошее поведение, сир!» – сказала Марти.

«А я это и не имел в виду. Хотя по всему получается, что нам придется платить за старые грехи цену гораздо более высокую, чем просто монеты». – Эндри отвернулся от Марти и снова устремил пристальный взгляд на Йалин.

Но избавиться от Марти было не так-то легко.

«Да, вам придется еще проложить приличную дорогу к речному берегу, сир. И построить надлежащую пристань, которой будут распоряжаться ваши женщины».

«Да, да. – Эндри не отрывал пристального взгляда от Йалин. – Думала ли ты, – обратился он к ней, – ты, такая тонкая и свежая, с ореховыми волосами и такой мушкой на открытой шейке, думала ли ты, что, быть может, те заповеди, что дошли до нас из глубины веков, и были той силой, что должна была заставить всех нас поступать по-человечески, сдерживая наши звериные инстинкты? Потому что мы, мужчины, как звери: мы жаждем крови, мы сражаемся за территорию, завидев хорошенькую самочку, мы готовы тут же завалить ее, а при встрече с опасностью мы рычим, неистовствуем и рвем на части.

Единственное, в чем эта сила ограничила нас неправильно, – она заставила нас, мужчин, безумно бояться большой воды. Мы говорили реке категоричное „нет" – и запрещали реку нашим женщинам, тем, которые любят волны. Мы не позволили нашим женщинам захватить лидерство, как это произошло у вас. Мы приспособились сами, как мыши-пираньи, что могут только уничтожать все на своем пути, а потом засыпать в беспамятстве. Я говорю истинную правду сейчас, милая девица». – Он смотрел с вожделением.

«Чтоб ты провалился», – подумала Йалин. Но не издала ни звука.

«На мой взгляд, – сказала Марти, – нам необходимо присутствие какой-то тайны – по меньшей мере до тех пор, пока мы когда-нибудь не поднимемся в небо и не разгадаем ее сами, но это еще в далеком будущем. А сейчас от нас зависит, каким предстанет перед нами это будущее. Мы изменим заповеди, что прописаны для нас в веках. Шаг за шагом».

«Изменим заповеди, что прописаны!» – эхом отозвался пьяный Мартан. Ему не слишком хорошо удалось играть роль пьяного и при этом не напиться. Эндри уставился на Марти: «Выходит, что человек в состоянии смыть с себя краску, которой он был выкрашен изначально. Или по крайней мере изменить ее оттенок. Выходит, что мне необходимо встретиться с одной из ваших нежных леди, чтобы она научила меня учтивости? Познакомиться с ней поближе. – Он сделал большой глоток эля, затем опрокинул свой графин в сторону Йалин. – Как с человеком».

Йалин решила, что самое время ей самой стукнуть по своей кружке с элем. Или, может быть, кружка сама опрокинулась; она не была уверена.

«Опс!»

Йалин приснился странный сон. Пока сон длился – кто знает, как долго? – они была уверена, что не спит; но когда на заднем дворе закукарекал петух, сон мгновенно улетучился…

Она была в кирхе Мужского Дома Юг, куда никогда не заходила прежде. Но тем не менее Они знала, что это была кирха.

Изнутри та была вся голубая и напоминала пещеру. Округлые стены, укрепленные дополнительными ребрами кладки, плавно переходили в свод крыши. Пол был неровный, выложенный крупной бирюзовой галькой, ступать по которой было удивительно приятно. Розовато-лиловые листья папоротников распускались в глиняных горшках, как фонтаны брызг; пахло дохлой рыбой.

Посреди кирхи возвышался холм белого мрамора, по одной стороне которого наверх вели ступени. Спереди на холме была высечена надпись: «Ка-федральный собор», которая ничего не значила для Йалин. Вершину холма венчал великолепный мраморный пюпитр, вырезанный в форме порхалки.

Распахнутые крылья поддерживали увесистый фолиант.

Неожиданно рядом с пюпитром появился мужчина. Он был нагой и совершенно лысый, без единого волоска. Все тело у него было такое бледное, хилое и болезненное, как у раненного на войне солдата, с которого только что сняли бинты. Плоть была белая, как яйцо-пашот. Он был похож на гигантскую личинку, такие встречаются в джунглях. Кроме того, по тому, как мужчина косил глазами, Йалин поняла, что это, должно быть, Искатель Истины Стамно.

Сжимая открытую книгу, Стамно вещал:

– Как ты написала, так тому и быть! Но помнишь, как пустота пузырилась вокруг тебя в никогда-всегда? Возможно, ты погрузилась в свое собственное время и пространство. В свою собственную вселенную! Таким образом, все случившееся с тобой впоследствии…

– Пустоты? – воскликнул Йалин. – Пузыри? О чем ты говоришь?

– Я не сказал, что так случилось, я лишь сказал, что так могло случиться. Или же когда ты умерла в хранилище-Ка…

– «Ка» что?

– …Червя…

– Кого?

– …когда ты умерла и, погружаясь в безумие, твое сознание раскололось. Тогда же ты, может быть, и сплела мир-для-себя-одной. А может быть, это Червь сплел его для тебя.

– Я не понимаю ни слова из того, что ты говоришь! Замолчи!

– Тогда я повторюсь: может быть, нам нужно принять во внимание эффект, который оказывает наркотик остановки времени? Необычный эффект в твоем случае. Исключительный эффект. Когда время останавливается, наступает Пауза, тогда могут разматываться целые клубки никак не связанных между собой событий.

– Пауза? Что ты знаешь о Паузе?

– Я не говорю, что мои предположения есть истинная правда. Но они могут быть правдой.

– Кто ты?

Человек-личинка рассмеялся, смех забулькал где-то у него внутри.

– И в самом деле, кто я? Искатель Истины? Призрак Червя? Голос Пустоты? Или средоточие самой смерти? Во всех возможных и невозможных мирах? – Нагой человек ткнул в нее указательным пальцем: – Или просто я – это ты, Йалин? Может быть, ты присутствуешь в каждом!

Несмотря на то что Йалин не поняла всего этого, она ощутила ужас. Она выбежала из кирхи на улицу.

Тогда и закукарекал петух.

После этого она проснулась.

И, проснувшись, все забыла.

Успокоенная утренним светом, Йалин лежала, слушая петушиные крики и тихое сопение Пэли на соседней кровати, когда, к своему удивлению, обнаружила, на своей руке кольцо. Кольцо с бриллиантом! Выскочив из-под одеяла, она метнулась к окну, чтобы получше рассмотреть находку.

Должно быть, кольцо стоило больше шестидесяти фишей!

У нее никогда раньше не было такого кольца. Кроме того, ей казалось, что это странное кольцо как будто срослось с ее пальцем – словно она всегда носила его, просто не чувствовала и не замечала.

Она быстро разбудила подругу:

– О, спасибо, Пэли, дорогая! Оно очаровательное! Даже слишком. Вот так сюрприз.

– А? Что? – Пэли силилась сфокусировать затуманенный взгляд на руке перед своим носом.

– Значит, ты согласна лететь на воздушном шаре, Пэли? Это правда? Или, дорогая, ты решила таким способом сказать мне «прощай», нет, адью?

– Ты это… ты о чем, а?

– Вот о чем! О твоем подарке. О кольце, которое ты так легко надела мне на палец, пока я была пьяна!

Пэли резко села:

– Я не надевала. Ничего подобного! – Она схватила руку Йалин. – Ты шутишь. Где ты взяла это?

– Поклянись рекой, что не надевала это мне на палец!

– Честно. Да чтоб меня стошнило, если я лгу.

– Но если ты этого не делала… – Йалин прижала руку к губам. – Тогда это Эндри! Он весь вечер не сводил с меня глаз.

– Взгляды – это одно, а бриллиант – совсем другое.

– Он, должно быть, вернулся сразу после полуночи! Они же сами выбирали для нас дом, значит, должны здесь все знать, – может быть, тут есть проход через подвал. Он наверняка тихо прокрался сюда и надел мне кольцо.

– Как романтично!

– Не думаю, что это романтично. Он поставил на мне свою метку, Пэли, как срермер ставит метку на своей корове. Или у них у всех тут в головах не пойми что. Я его выброшу. Я не собираюсь принимать такие подарки. Оставлю его на подушке.

– Не глупи, такое красивое кольцо!

Йалин дергала свой палец, пытаясь снять кольцо. Но потом вдруг передумала и оставила палец в покое.

– Хм, а я и не хочу снимать его.

– Так и не снимай! Носи. Радуйся. Мы будем на выстрел от этой свалки, прежде чем ты сможешь сказать ему «иди гуляй!» Почему бы не написать для него что-нибудь неприличное на оконном стекле? Когда он заявится сюда тайком после нашего ухода». Нет, лучше не так. И он еще мнит себя одним из самых достойных Сынов, а? Я никак не могу поверить, что он осмелился пробраться сюда. Но если так, какая наглость! – Пэли осмотрела свои руки. Забавно потупившись, она сказала: – А можно мне тоже померить кольцо?

– Конечно, Пэли, ты можешь даже поносить его! Держи. Я не шучу, честно. Я наверняка сразу потеряю его в воздухе, когда попаду в твою песчаную бурю.

– Не глупи. Оно твое. Да и пальцы у меня слишком толстые. Вот что я тебе скажу: ты нацарапай этим кольцом свое имя на стекле. Это будет значить, что оно твое навсегда.

– Ладно. Раз ты говоришь…

Старательно, тонкими, как паутина, штрихами, Йалин нацарапала свое имя на толстом зеленоватом стекле. В стекле отражалась кирха, ее изображение выгибалось в створке окна, как в кривом "зеркале. От каждого движения руки Йалин оно то растягивалось, то сжималось.

– Не послы, а варвары какие-то! – фыркнула Пэли. – Что они еще устроят?

– Ха. Это детские шалости по сравнению с тем, какие бесчинства они творили в Веррино.

– Да, только детишки подрастают. И пьют они совсем не по-детски! О, моя голова! Лучше бы я умерла вчера, чем такое пробуждение!

Йалин отступила от окна, чтобы полюбоваться плодами своего творчества. Можно было подумать, что эти каракули выводила трясущаяся рука какой-нибудь подагрической старушенции.

Несколько часов спустя партия, состоящая из десяти уроженцев восточного берега, двинулась к реке, где на якоре стояло судно, ожидая отправки обратно в Гинимой.

Никто не подстерегал их по дороге, никто не покушался на их жизни, поэтому определенно миссию можно было считать успешно выполненной.

На обратном пути Йалин придумывала пространные извинения на тот случай, если гильдия реки попросит ее вернуться в Мужской Дом Юг в качестве постоянного представителя. Или на случай, если гильдия захочет, чтобы она задержалась в Гинимое и приняла посла с запада, помогла Эндри освоиться и постаралась привить ему правила поведения в обществе. Ее собственные устремления были направлены в воздух, в небо над пустыней и за ее пределы. Может быть, ей придется навсегда покинуть реку, а не просто уйти на время?

С другой стороны, предполагаемая экспедиция еще не получила благословения храма реки. А без него на такое рискованное предприятие могли наложить запрет.

«На худой конец, – думала Йалин, – может быть я смогу обойтись и без их благословения? Допустим, что Тэм, Хассо и организаторы путешествия тоже смогут».

Еще немного поразмыслив, она сказала себе: «Не в этом ли истинная причина того, что они пригласили меня с собой? Не потому, что они действительно любят меня, а потому, что я женщина реки, член ее гильдии? Так они хотят умилостивить храм реки?

Нет! Они действительно любят меня.

А я люблю их. Я люблю Тэма. Хассо. Тэма. Одного из них; я не знаю кого. Но я уверена, что люблю.

Проблема в том, что я не знаю, что такое любовь! Это потому, что я никогда никого не любила. Но я полюблю. Обещаю.

Что же это такое, что называют любовью? Может быть, я уже люблю? И сама не знаю? Люблю Тэма. Да, Тэма. Его».

Пока «Голубая гитара» отплывала от западного берега, Йалин концентрировалась на концепции любви, будучи уверена, что таким образом она могла бы действительно полюбить, через некоторое время.

В чем же было истинное предназначение кольца, которое сверкало у нее на пальце? Может, в том, чтобы она могла подарить его Тэму как залог своей любви?

Едва ли! Пальцы Тэма были такими большими и узловатыми (хотя ничуть не грубыми). Тогда, что же, выходит, кольцо насмехалось над ней?

Вовсе нет. Бриллиант был прозрачный, чистой воды, и предназначение его тоже должно быть чистым. Он сиял, как солнечный свет на поверхности волны, которую рассекала «Голубая гитара».

Изначально инициатива экспедиции на воздушном шаре исходила от Хассо, одного из Наблюдателей, что в телескоп следили за западным берегом со Шпиля Веррино. Их бдительность не спасла Веррино от вторжения солдат с западного берега, наглотавшихся своего наркотика, чтобы преодолеть фобию к реке. Но, по крайней мере, Шпиль выдержал осаду. Хотя теперь, когда война закончилась и западный берег уже не был таким загадочным, роль Наблюдателей, возможно, отчасти утратила значение, но оставалась неизведанной другая, еще более загадочная территория, что простиралась вдали за пустыней и откуда не вернулось уже несколько разведывательных экспедиций.

Есть ли способ лучше обозревать новые горизонты, чем поднявшись на воздушном шаре, который придумали мастеровые Гинимоя благодаря развитию промышленности после войны?

Но, конечно, этот способ передвижения находился еще на ранней стадии развития. Останется он просто новшеством или разовьется во что-то большее и перевернет жизнь, во многом зависело от решения гильдии и храмов реки. В Мужском Доме Юг хозяйка гильдии Марти заявила: «Всякий раз, когда чувствуешь, что запутался, и не знаешь, как поступить, надо поступать в соответствии со своими неписаными законами». Даже Йалин соглашалась, что эта аксиома разумна. Когда возможность подняться на воздушном шаре стала реальностью, это повлекло за собой многие изменения.

Стремительное развитие воздухоплавания могло разрушить традиционно женскую монополию на торговлю и коммуникации. Оно могло ослабить или совсем ликвидировать табу на единственное в жизни путешествие мужчин, табу, которое сослужило хорошую службу главным образом на восточном берегу. Оно основывалось на медицинском заключении, что мужчина, который нарушил запрет на повторное путешествие по реке, будет сломлен умственно и физически и даже погибнет. Но если мужчины смогут плавать по воздуху высоко над рекой, они, таким образом, станут мобильными и свободными от табу (на минутку отвлечемся от проблемы наркотика, подавляющего фобию). Возможно, мужчины станут стремиться добиться доминирующего положения в делах, подобно тому как петух стремится топтать своих кур, – то есть может случиться что-нибудь подобное тому, что так замечательно продемонстрировали Сыны западного берега. Сыны перевернули собственное, более строгое табу с ног на голову так, что запретили своим женщинам даже подходить к воде, контролируя береговую полосу. Если такие мужчины получат доступ к власти, они сделаются еще более жестокими, авторитарными и воинственными.