Текст книги "Чужая жена – за долги (СИ)"

Автор книги: Яся Белая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Хлопаю глазами:

– Он же собирался меня трахать, – грубое слово мне самой режет слух, но я всё же произношу его: не любовью же Вазир со мной заниматься будет?! – когда моего мужа найдёт?

Рыба гыкает:

– Да это как настроение у него… может, и сегодня. Говорю же, глянулась ты ему. Любит он таких – беленьких, тоненьких, – а у самого глаза сально блестят, и слюна едва не капает. Меня передёргивает. Невольно вспоминаю, как смотрит на меня Кирилл – с восторгом, страстью, нежностью. Так же и касается.

Рыба моё передёргивание по-своему понимает:

– Да ты не ссы, девка. Босс, пока сам не попробует, другим не даёт.

Утешил!

– И жри, силы понадобятся.

Киваю:

– Хорошо, поем. И, – скромно опускаю глаза, – ты не мог бы выйти. Мне надо всякие женские дела сделать.

Он соглашается:

– Пожрёшь – стучи. Мы с парнями – сразу за дверью.

Он уходит, а я хватаюсь за голову: перспективы у меня такие, что в пору в петлю лезть. Если этот Вазир… поимеет меня – как я потом буду Кириллу в глаза смотреть? Как мне потом с этим жить?

Ну где же, где же мои спасители?

Дверь в стене, как я и предполагала, ведёт в ванну. Здесь только мыло и полотенце, нет даже зубной щётки. А сама ванна – глухой коробок: ни окна, ни какого-то отверстия.

Уныло полощу рот водой (почистить зубы хочется просто смертельно), и плетусь в комнату. Хожу босиком, потому что на моих «шпильках» бегать туда-сюда тяжеловато.

Сажусь есть, но не чувствую вкуса пищи. Ем только потому, что Рыба прав – силы мне могут понадобиться. Для побега!

Я уже понимаю, что сидеть и ждать, когда меня спасут, – нет возможности. Видимо, Кирилл всё-таки отказался от меня. Или… решил проучить таким образом… И мне, как не печально это признавать, придётся действовать самой.

Ну а если всё-таки ищут – в отце-то я уверена – значит, будет что-то вроде «подкопа на встречу». Папа рассказывал о таком. Я сбегу, и тогда он меня быстрее увидит.

Быстро перекусив, стучу в дверь, чтобы отдать посуду.

Рыба тут же материализуется на пороге, забирает поднос, фыркает:

– Что так мало поела?

– Спасибо, я не голодна.

– Босс её накормит, – доносится из коридора, а за тем следует дружный гогот.

Даже знать не хочу, о чём они. Но в приоткрытую дверь рассматриваю коридор – длинный, узкий и полный бандитов. Когда дверь закрывается – возвращаюсь на кровать. Тут я чувствую себя в относительной безопасности.

И с печалью вычёркиваю очевидный путь побега – через дверь не выйдет.

Остаётся окно. Задираю голову – узкое отверстие под потолком едва пропускает свет. Даже если я встану на стул, даже на каблуках – всё равно не достану. Вернее, даже если поставлю стул на кровать, а потом заберусь на стул на каблуках – не доберусь. Я – не сотрудник спецслужб, как некоторые. У меня нет нужных навыков. Да и вылезать из окон в узкой юбке и на «шпильке» не очень-то удобно.

Чёртов Кирилл с его запретами и загонами!

Это началось ещё на Сейшелах, после нашей сногсшибательной первой ночи.

Когда мы утром вышли на террасу нашего бунгало, Кирилл замотал меня в покрывало едва ли не с головой и, проведя носом по щеке, хрипло прошептал:

– Не смей загорать.  Млею от белизны твоей кожи.

Когда мы вернулись из свадебного путешествия – и вовсе распоясался. Вытащил как-то из шкафа все мои вещи, включая бельё, собрал их большую сумку, оставив только пару платьев, и понёс выкидывать.

Я бежала за ним с криком:

– Зачем ты это делаешь?! – и пыталась отобрать сумку.

Но воевать с Кириллом – всё равно, что с асфальтоукладчиком. Он мягко отстранил меня и сказал:

– Мы купим тебе всё новое, а из этого ты выросла.

– Что значит «выросла»? – возмущалась я, вспоминая, что некоторые вполне миленькие вещи я купила всего месяц назад.

– А то, Дарушка, – спокойно возразил этот деспот, – что теперь ты – моя жена. И должна выглядеть, как желанная женщина, а не как подросток-неформал, – он подошёл к мусорному контейнеру, что стоит на заднем дворе нашего с ним дома, и бесцеремонно зашвырнул туда сумку с моими вещами. Потом – притянул меня к себе, приподнял лицо за подбородок, поцеловал в заплаканные глаза и проговорил: – Любимая, трусики с медвежатами – конечно, верх милоты и даже немного меня заводят. Но, поверь, кружевное бельё и чулки заводят меня куда больше. – И, обжигая горячим дыханием шею: – Даже, когда я тебя просто представляю в таком виде.

В тот же день мы поехали по магазинам, и Кирилл мне накупил нарядов, которые больше подошли бы моей маме – это она любит элегантные платья, строгие костюмы, юбки и блузы. Я всегда предпочитала более свободную, молодежную одежду. Растянутый свитер и старенькие джинсы были моей любимой одеждой. Как и туфли на толстой высокой платформе. От них, как и от нескольких пар кроссовок, мой депотичный муж тоже избавился.

Я не могла ничего поделать – Киру даже скандал закатить невозможно. Он всегда умеет погасить любую мою вспышку – нежно, ненавязчиво, задобрив красивым подарком или просто зацеловав. А я, как мама, не умею долго дуться.

С обувью и вовсе удалось быстро убедить.

Как-то утром, когда я ещё нежилась в постели, он подошёл к кровати, опустился на колени и поцеловал мою ступню.

Мои щёки залила краска смущения от такой необычной ласки.

Кирилл улыбнулся и поставил на покрывало коробку.

Я заглянула в неё и увидела очень хорошенькие туфельки – светло-серые, нейтральные и очень стильные.

Кирилл нежно погладил мою ступню – она помещалась в его ладонь – и проговорил, наполнив голос обволакивающим бархатом:

– Такую изящную ножку нужно подчёркивать столь же изящной обувью.

Вот и пришлось мне осваивать туфли на каблуках.

Тоже было и с волосами.

Как-то я посетовала, что они у меня слишком длинные – тогда ниспадали уже почти до пояса – и что не мешало бы их подстричь.

Мне показалось тогда, что на лицо Кирилла набежала грозовая туча – мы как раз завтракали, и он сжал вилку так, что та согнулась.

– Ты не будешь стричь волосы, – произнёс он таким пугающим ледяным тоном, что у меня мурашки побежали по позвоночнику. Всё-таки Кирилл умеет быть по-настоящему жутким.

И скорее из врождённого духа противоречия, чем действительно желая с ним спорить, когда он в таком состоянии, я возмутилась:

– Это почему ещё?

– Потому что, – безапелляционно заявил он, – когда ты сладостно выгибаешься подо мною, твои волосы так красиво рассыпаются по подушке.

Весомый аргумент, нечего сказать!

Теперь, по его вине, у меня коса до бёдер.  А это та ещё морока!

В общем – теперь я бледная, длинноволосая и в неудобной одежде! Зато Кирилл млеет, или сгорает от ревности, когда на меня таращатся другие мужики.

Ревнивый фетишист! Вы слышали о таком? А я с ним живу уже два года.

Почему я соглашаюсь со всеми его запретами? Почему не иду поперёк? Это бесполезно. Пустая трата сил и нервов. Он разбивает меня в пух и прах и в словесном поединке и в противостоянии характеров. Вернее, мне просто никто не позволяет противостоять – меня берут на руки и несут в постель. А если я возмущаюсь – затыкают рот поцелуем. Целуется Кирилл отпадно, и секс у нас всегда крышесносный, но сил на войну после него не остаётся.

А ещё его любимый аргумент/довод/козырь – фраза: «Ты – моя жена». Без комментариев. Без пояснений. Словно достаточно сказать это – и всё становится понятно.

Размышления о Кирилле и о побеге, так увлекают меня, что я пропускаю момент, когда в коридоре вновь начинается возня. В себя прихожу, лишь когда распахивается дверь, и в комнату вваливаются… Рыба и Бык.

– Я поведу.

– Нет я, ёпт…

Вскидываюсь, смотрю на них с ужасом и лепечу:

– К-куда?

– К боссу, – ухмыляется Рыба, – говорил же: глянулась ты ему.

Холодею внутри: пока сидела, вспоминала – упустила время. Теперь не убежать. Но… можно попытаться договориться…

И я пробую:

– Ребята, – выжимаю из себя улыбку, – мой отец – обеспеченный человек. Он вам хорошо заплатит. Только помогите выбраться отсюда.

Они переглядываются и ржут.

– Ты чё, девка, – лыбится Бык, – подкупить нас решила? Только зря. Мы-то всю твою подноготную знаем. Нас богатым папой не проведёшь. Но, – его похотливый взгляд скользит по мне, и я чувствую гадливость, – если бы ты предложила кое-что посущественней, мы б может и подумали… Ёпт..

Рыба кивает, ухмыляясь и поддерживая подельника.

– Но мне нечего вам предложить, – развожу руками, – сумочку вы у меня забрали, телефон разбили…

– Ты чё, в натуре лохушка, ёпт? – говорит Бык. – Зачем нам твои деньги и шмотки. Если у тебя есть сладкие дырочки…

Мрази! Вот что им нужно, оказывается.

– Не дождётесь! – вскидываю я голову.

– Ещё как дождёмся, – гыкает Рыба. – Щаз босс тебя выдерет, а мы – следующие. Хватай её, Бык.

Я прыгаю на кровать, пытаюсь отскочить в самый дальний угол, по пути – задеваю стул, и тот падает под ноги Быку…

Бык кувыркается, цепляет Рыбу, и теперь уже они оба катятся кубарем.

Это даёт мне фору. В коридор – нельзя, но закрыться в ванной – могу. Задираю юбку, спрыгиваю с кровати и мчусь, что есть сил, к заветной двери. Остаются считанные сантиметры, но Бык – недаром, я его проворность ещё раньше отметила – вскакивает, перегораживает путь и буквально сгребает меня в охапку.

4(2)

Я лягаюсь, пытаюсь укусить.

Но он тащит меня, вопящую, по коридору, полному бандитов. Они бросают нам вслед скабрезные шуточки.

Рыба семенит следом и гундит:

– Говорил же – шустрая, потому и глянулась.

– Он её быстро обкатает, ёпт, – комментирует Бык, и оба – буквально вталкивают меня в кабинет Алиева, где я уже была.

Не знаю, как мне удаётся устоять на ногах. Но уже в следующую минуту – закашливаюсь: Вазир снова сидит в облаке сигарного дыма.

– Подойди, – требует он. Холодно, властно. На лице застыла каменная маска, но глаза горят, как у хищника.

Недаром его прозвали Зверем. И сейчас я одна в клетке с чудовищем. Оно пока спокойно и расслаблено, но в любой момент зверь может броситься, и тогда…

Я не хочу думать, что будет тогда. У меня сердце колотится в горле, паника накрывает удушливой волной.

Я немею, каменею, застываю.

– Что замерла, шалава? – он сбивает пепел с толстой сигары и смотрит на меня в упор. С трудом сглатываю колючий ком. – Я сказал – подойди.

Когда он злится, акцент в его голосе слышен сильнее. А сейчас он очень зол, вернее, он в ярости, потому что не привык даже к малейшему неповиновению.

Но ко мне постепенно возвращаются силы, и я мотаю головой.

– Нет.

– Нет? – кажется, он даже удивлён. – Как мне это понимать?

– Как хочешь, – я гордо вскидываю голову и больше не «выкаю» ему.  – У тебя счёты с моим мужем, вот и разбирайся с ним. Я тут не причём.

Зверь ухмыляется – самодовольно и опасно:

– Говорят, он очень любит тебя?

От этого предположения меня буквально прошивает отчаянием: Кирилл много раз признавался мне в любви, но что его любовь, когда сейчас его рядом нет? Так, пустые слова. Отец всегда учил, что мужчину следует оценивать по поступкам. Вот я и оценила! Бросил меня в пасть чудовищу и сбежал. Где он сейчас, когда так нужен?

Поэтому отвечаю бандиту почти без сомнений:

– Не уверена.

– А вот и проверим, – говорит Вазир и встаёт из-за стола.

Мне следовало бы уже привыкнуть к крупным мужчинам: у меня и отец немаленький, а чтобы смотреть на Кирилла – мне и вовсе приходилось задирать голову: при его-то росте метр девяносто восемь, и моём – «полтора метра с кепкой в прыжке». Но Вазир действует иначе – подавляет, пугает, будто гора движется на меня.

Останавливается близко, рассматривает, как интересную букашку. Чуть склоняет голову набок: короткие волосы, бычья шея, на которую наползает чёрная татуировка, черты лица резкие и неприятные. Чёрные глаза прожигают меня насквозь. Мне хочется раствориться, исчезнуть, провалится под пол. Обнимаю себя руками, шарахаюсь от него.

Но Вазир резко хватает меня за полу блузки и тащит на себя.

Впечатываюсь в  железное тело. Невольно вскидываю голову и встречаю взгляд, в котором – похоть и злость.

– Я не твой муженёк, – рычит он, встряхивая меня, – цацкаться с тобой не буду. И чем сильнее ты меня бесишь, тем вероятнее, что я тебя трахну прямо здесь. Трахну жёстко. Не дожидаясь, пока твоего найдут. Поняла.

Киваю.

Внутри всё обрывается и летит в пропасть: если он захочет это сделать – я не смогу его остановить. Куда мне против такой махины? И что тогда? Как жить с таким позором?

Вазир ухмыляется:

– Правильно. Слушайся. И тебе даже понравится.

В чём я сомневаюсь – от одного его прикосновения ко мне, меня мутит и трясёт от отвращения. И сделать с этим я действительно ничего не могу – он противен мне. Кажется, в умных книжках это называется «синдром девственницы» – когда в жизни женщины длительное время только один партнёр, который при этом её первый и единственный, который нежен с ней и любит её, то откровенные прикосновения другого мужчины вызывают неприятие и отторжение.

Тем более Зверь не собирается касаться меня с тем благоговением, с каким касается Кирилл…

Нет…Вазир тянет свои огромные волосатые ручищи, хватает за воротник моей блузы и разрывает её одним движением.

Когда Кирилл срывает с меня одежду, я всегда трепещу от предвкушения, потому что знаю: если он такой – меня ждёт безудержная страсть и ослепительное удовольствие.

Сейчас же – дрожу от страха, отчаяния и гадливости.

Вазир сжимает мою грудь прямо через лифчик, мерзко улыбается.

– Сладкая шлюшка, – тянет он довольно. – С такими нужно пожестче. И так и будет, но всё-таки на глазах у твоего мужа.  Я решил. Хочу, чтобы он слышал, как ты будешь орать, когда я тебе засажу. Этот шакал заслужил.

Я чувствую, как слёзы текут рекой по щекам. Мне так страшно, мне так невыносимо страшно и гадко настолько, что лишь усилием воли я заставляю себя не упасть в обморок.

Ещё несколько дней назад – встреться мы при других обстоятельствах – я бы лишь рассмеялась и сказала, что это мой муж скорее засадит ему кое-что кой-куда. Но теперь… я ни в чём не уверена. Я не знаю своего мужа. Он бросил меня в самый страшный момент. Если я выберусь живой из этой передряги (на целую и невредимую уже не надеюсь), то никогда ему этого не прощу. Никогда!

Но судьба в лице Вазира ещё не наигралась со мной. Он убирает свои мерзкие руки, которыми продолжал всё это время лапать и тискать меня, и командует:

– На колени!

Хлопаю глазами, не понимая, чего он от меня хочет. Я ещё не очень пришла в себя после его недавних прикосновений – кажется, у меня от них горит всё тело, словно медуза обожгла.

– На колени! – повторяет он, но уже куда более грозно и раздражённо.

– За-а-чем? – всё-таки выдаю я.

– Сосать будешь, сучка, – говорит он буднично, – раз я тебя решил пока не трахать.

– Не буду! – мотаю головой, а саму – тошнит от омерзения: мне даже говорить о таком гадко.

За два года, что я замужем, Кирилл даже не заикался о чём-то подобном. Сам же целовал меня во всех местах, но меня ни о чём таком не просил ни разу. Более того, однажды я произнесла при нём: «Все мужики любят минет», Кирилл устроил мне такой разнос! Чётко дал понять: существуют две категории женщин – которые знают, что это и делают это, и те, кто даже представления не имеет, что значит это слово. Именно к этой, второй, категории отношусь я. И поэтому,  чтобы он никогда от меня ничего подобного не слышал.

– Ты – моя жена! – привёл он тогда своё любимый аргумент.

 Кирилл просто полыхал гневом, серьёзно напугав меня тогда, показав, каким суровым и бескомпромиссным он умеет быть. С тех пор к этой теме мы больше не возвращались…

И вот теперь левый мужик предлагает мне… такую гадость! И ярится от того, что я отказываюсь.

– Ты будешь, сучка! – зло говорит он. – Будешь сама! И постараешься, как следует! А если не станешь на колени сейчас – перебью тебе ноги, выбью зубы, вставлю распорку и выебу в рот так, что год глотать не сможешь!

Давлюсь слезами, трясусь от ужаса и отчаяния. Ведь никто не помешает ему сделать то, что он говорит.

Но… пусть лучше убьёт, но на колени я не стану.

Убивать он меня не собирается – лишь даёт пощечину, такую, что у меня дёргается голова и клацают зубы, потом бьёт по другой щеке. Чувствую, как рот наполняется солоноватой тёплой жидкостью – Вазир разбивает мне губу.

Захлёбываюсь слезами, вою и падаю на колени, обхватывая себя за плечи. Не перед ним, а потому что ноги не держат, потому что сил больше нет. Меня в жизни никто даже не оскорблял, (Кирилл так и вовсе называл «Дарочка», «Даруша», «ПоДарёнок мой» и прочими нежностями), не говоря о том, чтобы бить.

И сейчас мне больно, так больно и так невыносимо страшно.

Вазир решает, что я сдалась, шагает ко мне, и… я слышу, как вжикает молния ширинки. Мне в губы упирается крупная головка, обдавая противным мускусным запахом.

– Соси, сука! – требует он.

Но я не обращаю внимания на его приказы – меня складывает пополам рвотный спазм. Прямо на его дорогой, с пушистым ворсом, ковёр и лакированные остроносые туфли.

Он ругается не по-русски, отскакивает от меня, хватает графин воды, плещет на меня.

– Сука! – клокочет он. – Хотел ведь по-хорошему. Теперь ты у меня языком вылизывать будешь, шалава. Ты лизать, а я тебя трахать…

Он наматывает мои волосы на кулак и тычет меня лицом в вонючую лужу, как нашкодившего котёнка.

– Лижи, лижи, тварь! Хорошо лижи…

Не знаю, чем бы всё закончилось – наверное, я бы выполнила то, чего требовал этот урод. Я уже отупела от страха и боли, и готова была на что угодно, только бы это закончилось.

Но тут открывается дверь и вбегает Бык, размахивая… моим паспортом. За ним нарисовывается Рыба.

– Босс! Босс! Тут непонятки!

Вазир ревёт, но всё-таки отпускает меня и даже вроде бы забывает.

– Что у вас там ещё, шакалы паршивые?! – орёт он, направляясь к своим подельникам.

– Босс, – юлит Бык, – мы тут в её паспорт заглянули, ёпт… Так вот, ёпт… Она – Тихомирова.

– И? – вижу, как у Вазира ходят желваки и как он сжимает кулаки.

– Ну а должна же быть Доронина… так же, ёпт?

Не будь я сейчас так измочалена эмоционально, ухватилась бы за эту мысль. Но мне уже всё равно – Тихомирова я или Доронина, без разницы…

Лежу на ковре, куда недавно изверглась, свернувшись эмбрионом, обняв колени, и тихо всхлипываю. В голове – звенит пустота. Нет ни боли, ни отчаяния уже…

Только пустота…Холод… Одиночество…

Голоса звучат в отдалении, сквозь вату. Кажется, мужчины ругаются, спорят.

Потом меня хватают, тащат в ту комнату, где я уже была, и грубо швыряют на кровать.

Дверь защёлкивается на замок.

Но… по крайней мере меня больше не тронут…

Пока…

 Глава 5

Шаги за дверью стихают. А в моей голове пульсирует только одно: Тихомирова – не Доронина... Кажется, этот факт здорово напугал бандитов! Правильно напугал. Потому что сейчас – сквозь туман сознания – доносится

бархатный голос Кирилла, заявляющий: «Ты – моя жена». Постепенно всё начинает укладываться по полочкам теперь, и я понимаю, что это значит. Без комментариев и пояснений. Я – его жена, а значит, он придет за мной. Вытащит из этого ада, вылечит все раны, закроет от всех бед. Потому что он – мой муж. А мой муж по-другому не может. Это я о нем знаю точно.

Понимание этого придает уверенности. Я приподнимаюсь на кровати на дрожащих руках.

Нужно перевести себя в порядок.

Кое-как доползаю до ванной. Включаю кран и умываюсь – вернее, тру лицо мылом так, что оно начинает краснеть. Накатывает воспоминание о случившемся, и к горлу снова подступает тошнота.

Бросаю взгляд на себя в зеркало – да уж, красотка. Как там Кирилл говорит: «Наваждение. Одержимость. Соблазн». Угу, тот ещё соблазн – губа разбита, по скуле расползается темный синяк, волосы дыбом, блузка разорвана и заляпана кровью. Всхлипываю от жалости к себе, обнимаю плечи руками, сползаю по стене. И мне снова чудится голос мужа, полный тревоги: «Любимая моя! ПоДареночка!». И будто наяву сильные руки обнимают меня, кутая в нежность.

Кир…Кирилл...Кирюшенька... Любимый мой...

Дура! Какой же я была дурой! Как можно не любить тебя, если ты – лучший на земле? То, что случилось со мной сегодня – наказание за глупость. Ведь за неё судьба всегда карает особенно строго.

Даже если ты не успеешь, даже я погибну в руках насильника, знай – я любила тебя. И умирая, буду шептать твоё имя.

Любовь, которая подобно весеннему паводку, затапливает всё мое существо – будто поднимает над всей грязью этого места, возносит над болью и унижением, через которые мне пришлось пройти. Даёт силы.

Откуда повелось, что любовь – слабость? Она – сила, самая могущественная на земле.

Я встаю, наспех принимаю ванну. Мыть голову мылом, правда, не решаюсь, а шампуня здесь нет. Кое-как застирываю белье и блузку – всё-таки стирать я не очень умею – развешиваю их на батарею  и плетусь обратно в комнату. Там, в шкафу, я нахожу чистое постельное и старую растянутую майку...

Так, по крайней мере, у меня хоть создаётся ощущение чистоты. Прикрываю глаза – разумеется, сна никакого нет.

В голове – один Кирилл. Порой, мне кажется, что он отпечатался у меня на внутренней стороне век. И сейчас, закрыв глаза, я смотрю кино о нас, хоум-видео, больше похожее на сказку...

После нашей нереально красивой свадьбы, мы приехали домой (да, теперь дом Кирилла мне предстоит называть своим). В спальню он занёс меня на руках и бережно, как величайшую ценность, опустил на кровать...

Но я тут же отшатнулась от него, отползла подальше... Не знаю, что именно испугало меня: то ли голод в его глазах (он всю свадьбу смотрел на меня, как дикий зверь на кусок мяса), то ли перспектива боли (накануне моя лучшая подруга Марта поделилась со мной воспоминанием о своей дефлорации: «Крантец, как больно было! В меня будто нож воткнули и провернули. А потом ещё – горящие угли туда насыпали. Я орала так, что соседи сверху по батарее колотить начали. А Пашка, мой, бывший – всё не унимался, пыхтел, дёргался во мне. Плевать ему было на мои крики. Так то Пашка, которого не зря дразнили «дохлый огурец», потому что, скажу я тебе, «огурец» там реально – с палец. А у твоего, судя по всему, габариты о-го-го! Прикинь, как тебе больно будет?»)

В общем, я шарахнулась от него тогда, как чумная. И успела заметить, как помрачнело лицо Кирилла. Когда он сел на угол кровати, я перестала дышать.

– Дарина, – произнес он, и в голосе мне почудилось недовольство, – что происходит?

Я помотала головой и зажмурилась:

– Ничего... Просто... Ты мог оставить меня сейчас...

Но вместо того, чтобы уйти, он наоборот приблизился, взял меня за руку и выдал своё фирменное:

– Посмотри на меня.

Я вскинула на него испуганный взгляд. Мужская ладонь нежно легла мне на щеку, глаза Кирилла странно блестели, а ещё – я точно знала: он открыт передо мной, распахнут до всех тайников своей души.

– Мне жаль, – проговорил он, и в голосе его слышалась печаль, – что я произвожу впечатление чудовища, которое способно наброситься на невинную девушку и причинить ей боль. Это целиком моя вина, Дарина. Но всё-таки я осмелюсь попросить тебя верить мне. Я обещал беречь и лелеять тебя, и я намерен выполнить своё обещание. Веришь?

Я кивнула.

 Он обнял и тихонько привлёк к себе, затем наклонился и поцеловал в уголок губ.

– Я не трону тебя, моя девочка, – прошептал он, – пока ты не будешь желать меня так же сильно, как я тебя.

– Насколько сильно? – я оттаяла и прогрелась в его руках.

– Так, что мутится рассудок. Так, что невозможность быть рядом причиняет почти физическую боль.

Он говорил это и осторожно целовал меня: щеки, шею, плечи...

Меня обдавало таким жаром, словно у него была высокая температура...

Поцелуи жглись.

– Так, – продолжал он, – что порой мне кажется, что кто-то проклял меня тобой. Потому что так желать женщину – это ненормально. Ты моя болезнь, моя одержимость, мой сладкий дурман...

Хрипловатый бархатный голос касается нежно, обволакивает, укутывает, чарует...

– Но каким бы сильным не было моё желание, я не трону тебя. Не бойся, моя хорошая, моя маленькая, моя чистая девочка.

И страх действительно ушел, я сама склонила голову ему на плечо. Мы переплели пальцы, и так и сидели, молча, слушая биение сердец друг друга.

Потом он поцеловал в волосы и тихо сказал:

– Отдыхай, любимая. Завтра, – бросил взгляд на свои изысканные брендовые часы, – вернее, уже сегодня самолёт.

Я удивилась:

– Мы разве куда-то летим?

В глазах Кирилла заиграли так красящие его лукавинки:

– Конечно, – тоном змея-искусителя проговорил он, – в свадебное путешествие на Сейшелы.

Я с визгом бросилась ему на шею. Тропические острова были моей давней мечтой. Но родители предпочитали более близкие курорты – Краснодарский край или Крым. Папа вообще не любит летать гражданской авиацией.

Кирилл лукаво и самодовольно улыбался:

– Благодарности принимаю только в поцелуйном эквиваленте.

Мне не жалко – я радостно целовала его. Кирилл замирал и даже, кажется, не дышал, пока я его благодарила.

– Тебе пора спать, – сказал он наконец, мягко отстраняя меня. – Осталось всего три часа сна.

– Ой, – пискнула я, – мне же собраться надо!

– Не надо, – строго оборвал он, – мы все купим по дороге. А во что переодеться – у тебя есть. Поэтому отдохни, потом промчимся по магазинам, и сразу в аэропорт.

Я кивнула и начала устраиваться спать, когда услышала тихий смешок.

–Ты что, собралась спать в свадебном платье и фате?

Я только сейчас осознала, что на мне всё ещё мой великолепный наряд.

Жалобно посмотрела на Кирилла, развела руками и прохныкала:

– Самой мне это не снять. Мне одеваться мама и её сёстры помогали.

Глаза Кирилла полыхнули потусторонним пламенем.

– Иди ко мне, – произнес он, таким тоном, будто гипнотизировал. И не подчиниться  было невозможно.

 Я подалась к нему, и тут же оказалась в плену его рук. Он тут же обнял меня со спины, прикусил мочку уха и опалил кожу возле горячим дыханием:

– Искусительница... Жестокая... Ты хоть понимаешь, на что обрекаешь меня?

Я не понимала. Я прикрыла глаза и откинулась ему на грудь.

Руки Кирилла скользнули по моим плечам. Потом мужские ладони нашли мою грудь и сжали её сквозь плотный лиф платья. Но и этого хватило, чтобы я судорожно вздохнула.

Кирилл аккуратно вытащил шпильки и снял с меня фату. Освобождённые волосы тяжёлой волной упали на плечи.

 Взгляд Кирилла в этот момент ощущался, как прикосновение – обжигающе, откровенно, остро.

Муж начал расшнуровывать корсет, осыпая поцелуями каждый открывающийся сантиметр кожи. Я таяла, плавилась, сгорала в его умелых руках...

Но вдруг он отстранился, прошептал:

– Прости, любимая, – и открыл тумбочку у кровати. Извлёк оттуда нож и снова вернулся ко мне.

Если бы он не попросил меня раньше верить ему – я бы шарахнулась от него вновь, на этот раз – с диким ором. Потому что громила под два метра ростом, с ножом в руках, всклоченными волосами и дико горящим взглядом – зрелище не для слабонервных...

Но он попросил верить ему – и я верила. С трепетом и замиранием сердца ожидая, что будет дальше.

А дальше – последовал треск ткани, полетел в разные стороны бисер, но мне стало легче дышать... Хотя до этого я не дышала, потому лезвие прошло в миллиметре от кожи. Я чувствовала его холод.

– Спасибо, любовь моя, за доверие! – шею обжег поцелуй. – Я бы просто не выдержал расстёгивать эти бесконечные крючки...

Муж  дышал тяжело и хрипло, как после марафона.

Кирилл быстро избавил меня от остатков корсажа и легко справился с пышной юбкой...

Когда я переступила через эту белопенную кипень, на мне были только ажурные кружевные трусики и тонкие белые чулки с изящной резинкой...

В глазах Кирилла вспыхнул восторг.

– Моя юная богиня только что родилась из пены, – проговорил он, накрывая ладонями мои теперь уже обнаженные грудки...

Он играл с моими сосками, пропуская их между пальцами, и при этом целовал шею, плечи, спину...

И вот – оставляя огненную дорожку на всем своём пути – одна ладонь дерзко скользнула вниз, туда, где почти ничего не скрывала тонкая полоска белого кружева. Рука накрыла лобок, пальцы – чуткие, длинные, – забегали по складочкам половых губ, раздвигая, чуть натирая, сдавливая через кружевную преграду.

Я не выдержала и застонала, откинув голову на плечо мужа. Чем он тут же воспользовался, осыпая беззащитную шею жаркими поцелуями. Пальцы, что касались меня внизу, стали смелее, жёстче и яростней...

Я всхлипывала и задыхалась...

– Кирилл... Кирилл... – накрыла его руку, что хозяйничала у меня внизу живота, своей ладонью – то ли останавливая, то ли подстегивая, – ты же...обещал...

– Не мучить...тебя... – выдохнул он мне в ухо, опаляя жаром ... – нет... не обещал... Посмотри, что ты делаешь со мной.

С этими словами он прижал мои ягодицы к своему паху, и я почувствовала его эрекцию...От её внушительности мне вновь стало страшно – Марта права... насчёт размера... Но это был другой страх–страх-предвкушение, страх-жажда...

Кирилл развернул меня лицом к себе и впился в мои губы жадным диким поцелуем... Я отвечала ему тем же, путаясь пальцами в густых шелковистых волосах...

Ещё секунда – и мы бы полетели в пропасть наслаждения, но Кирилл оторвался от моих губ, нежно провел согнутым пальцем по щеке...

– Маленьким принцессам пора спать, – сказал он, снова кутая меня в ласковый бархат своего голоса.

Я готова была расплакаться – он ведь не мог не понять, что я если и не хотела его до помутнения рассудка, то была не против.

Он приподнял моё лицо за подбородок, и я едва не утонула в раскаленной тьме его глаз...

– Спасибо, – проговорил он, голос звучал севши и хрипло.

– За что? – удивилась я.

– За красоту, за страстность, за то, что согласилась стать моей...

– Но я ещё не твоя.

– Моя, – сказал этот несносный мужчина, целомудренно поцеловал меня в лоб и ушёл...

…Поездка с Кириллом на Сейшелы стала тем ещё испытанием. Вернее, вообще появление в обществе в компании Кирилла. Я ещё на свадьбе заметила, как регистратор в ЗАГСе пялилась на моего мужа! А теперь – в магазинах, в аэропорту, везде, женщины, видя его, в буквальном смысле зависали. Девушка-бариста перелила кофе, стоило Кириллу просто улыбнуться ей.

Как же меня это бесило!

Да, красивый мужчина! Но зачем же так смотреть и слюной капать?! Не видите что ли – кольцо на пальце и жена рядом! Я собственнически обнимала его, приникала к нему, а Кирилла, кажется, забавляла ситуация. В невероятных глазах цвета грозового неба плясали смешинки, а с красивых губ не сходила ироничная усмешка. Которая, надо признать, ему чертовски шла.

До вылета я купила буклет о Сейшельских островах и прочла его вдоль и поперек. Больше всего меня порадовало, что пляжи там, в основном, пустынные. Вот и славно. Кирилла с работы всего на неделю отпустили, и тратить её на то, чтобы отгонять от своего мужа озабоченных девиц мне точно не хотелось.

Во мне просыпалась хищная собственница. Надо ли говорить, что после того, как Кирилл весьма специфически снял с меня платье, я, разумеется, не уснула. Из-за чего была сейчас злой и издерганной. Кирилл же – напротив – выглядел расслабленным и отдохнувшим, словно замечательно спал всю ночь. Хотела бы иметь такую железную выдержку!