Текст книги "стихи"

Автор книги: яшка казанова

4:33

 
стану цветочком с бетонным стеблем
без лишних вопросов: с теми – не с теми ли.
с теменем нежным, как мизинец щенка.
ароматнее амбры твоя щека,
я цепко держусь ее очертаний
немного угольчатых. плавно растаяли
женские слезы. ошарашенно горд
по твоей отчужденности бью ногой,
ломаю голень открыто-красно.
новый виток отношений праздновать
мы будем кагором, наливай через край.
мои океаны ребенок украл.
еще не рожденный, но очень родный.
зима по обочинам жмется. и вроде бы
все так замечательно, но дело в том, –
что я стала цветочком. мой стебель – бетон.
он крошится, если мне нужно нагнуться к твоим словам.
2001/12/13
 

навыдохеименитвоего

 
ты спасешь меня многажды, тысячи раз
ты спасешь меня, милая, я это чую.
оголтелой зимы ледяная чадра
накрывает лицо обветшавшего чума,
и ребенок за рыбой бежит босиком,
наступая на краешек неба немытой
сбитой пяткой. он мне не знаком. не знаком
след его откровенно-лягуший. но мы-то
знаем, милая – всех бесприютных детей
прибирает господь на ванильную мессу.
он меня не прибрал, потому что для тех,
кто еще беззащитнее, не было б места.
он меня подарил тебе, милая, верь,
я – небесное чадо, я ангельски болен
оголтелой зимой. и я счастлив теперь
оттого, что сумел быть единым с тобою.
монолитным, как лоб, как кольца серебро
в мочке столь непременно любимой, что вряд ли
что-то может быть тоньше во мне.
2001/12/13
 

девочка сомлевшая моя девочка

 
втекла в кишки ароматом ребенка,
сонного едкого малыша...
теперь языком вензеля на бедрах
не порисуешь. меня лишать
таких удовольствий довольно жестко,
жестче наручников и хлыста.
ты спишь. и твоя вспотевшая шерстка
струит в ладонь материнство. сталь
губы заточена – я порежу
твой детский рот. опасайся, ну...
моя либидиная злая нежность
протяжно воется. на луну.
2001/12/19
 

полудурок-романтик 0220

 
все будет новым непременно.
и девочки. и (для примера)
мальчишки, и тяжелый мех
на полубелом-полуватном
ягненке (ныне – прикроватном
половичке). и колыбель
для кошки, вымоченной в виски,
а не в дожде. и кент, и винстон
в губах запретных. и слова
по-новому застрянут в горле,
и будет выбрано другое
вместо простого «целовать
ее перчатку теплой кожи».
 
 
все будет новым: свет в окошке,
не вовремя звонок... шабли,
оставит новое на память
пятно.
2002/01/09
 

курлыыыыыыыккурлык

 
погода стремительней всех моих настроений:
аааааах! – и тепло. и горло точит по-птичьи.
я непременно приеду к тебе. еле-еле
движется время. время кого-то ищет.
а за окном простывший январь, сопливый, сладкий
от крови с содранных губ, прилипших к железу.
я непременно найду твой поселок исландский
на задрипанной карте. глубже и глубже лезу
в топографический танец с материками. экватор –
совсем как талия. глобус по-женски мягок.
я непременно. я постоянно. в ватных
пальцах руки трепещутся и румяна,
и тушь, чтоб приехать к тебе красивой до рези
в глазах, привыкших к белому лаку наста.
я непременно приеду. я буду трезво
тепло и настойчиво губами с тобой пинаться.
2002/01/11
 

вытосковавшись до дырочек

 
я молюсь за тебя. ты только не смейся,
не возражай теологически точно.
иногда мне хочется молочные смеси
купить. и, как ребенка, тебя ими потчевать.
от себя ни на шажок не отпуская,
ни на минуту. мне же немного осталось.
офис такой электрический: стонет сканер,
одинокий без тани, а может, одинокий и с таней.
а я молюсь за тебя. воздух перетираю губами,
перебираю, как четки. хотя не знаю про бога.
ты только не смейся, ладно? я погибаю,
когда ты не рядом. работа... работа... работа...
2002/01/09
 

чикипуки

 
вот и запах мой сменился.
очевидно стала старше.
послезавтра еду в ниццу,
любоваться, зрить пейзажи.
 
 
в казановской телогрейке,
в маске, как меня и любят.
тетя-повар жарит гренки,
улыбаясь сонным людям.
 
 
в туристической кафешке
утро. пахнет непогодой.
телогрейка – это fashion,
это стильно, модно, гордо.
 
 
это сладко: брать любую,
как захочешь. как угодно
заманить любовной бурей –
это стильно, модно, гордо.
 
 
не пиши мне стихоспазмы.
я отвыкла, я обмякла.
из кусочков тела пазл
для невзрачного маньяка.
 
 
для того, что был когда-то
пестр, носил фривольный плащик.
для меня. не спит гадалка:
то ли хочет, то ли плачет
но о чем
ни о чем.
2002/01/16
 

мартышка

 
весной обостряется истеричность –
кусаю губы, курю до кашля.
в метро успокаиваюсь фабричной
девчонкой-бабой (кармен-алкашкой).
 
 
и этих букетиков многоликость –
насмешка марта над женским полом...
шатаюсь без дела, порог олимпа
терзаю, полубосая-полу-
 
 
каблучная. это представить просто:
каблук с набойкой – из легкой пятки
растет. так сапожник исполнил просьбу
слепить обувку. так ангел пьяный
 
 
шагает по небу, швыряя тучи
ступнями плотно ушедшими в осень.
он помнит как раньше бывал летучим,
а это много больней, чем вовсе
 
 
не знать полета. банально-жалок
его прозрачный профиль на фоне
портьер... я что-то в себе нажала
и звук исчез.
2002/03/12
 

влюбовь

 
глаза разбиваются о весеннее
и пляшут джигу в прозрачном мареве.
мартовской кошкой вопит о семени
каждая жила природы-матери.
 
 
мне пьяно от жидкого электричества
твоих недомолвок... а воздух бешено
терзает ноздрю, и хочется стричь его
косички тяжелые. русо-бежевый
 
 
солнца обрывок на подоконнике
кромсают, как хлеб, сослуживцы... кажется
никто не наестся, случатся колики
от перееданья весны. для каждого
 
 
лекарством – любовные перепалочки:
паленым пахнуть – не то, что жареным!
и под руку бродят по марту парочки,
и топчут март, и по-женски мне жаль его...
2002/03/12
 

стопы

 
ты вырываешь из горла шепот;
я выбираю крик.
чтобы чулок отношений штопать –
руку держи внутри.
пальцами чувствуй как нитки стерты
от долгих прогулок по углям и стеклам;
как рвется при каждом шажочке шов
от кесарева. большой
и болезненный, сколько бы время не ело
мое, потерявшее тело, тело.
мое, потерявшее пыл, тепло
и лоск потерявший – лоб.
2002/03/12
 

мат

 
я не стану двигать вперед эпоху,
если мне не заплатят. и это – честно.
кроме денег эпохе заметно по хуй
все. и меня всерьез беспокоит чем за-
платить за лекарства, которых надо
много: бабушка, видишь ли, вянет-тлеет.
а еще мне хочется винограда.
и босыми пятками по аллее.
2002/03/14
 

сыробуроманиловое

 
от записки в глазах – рябь.
электронной латиницы ртуть
с жидким запахом октября
почему-то застряла тут.
 
 
как в ботинке камушек, как
заусеночка на большом.
откровенно горит щека:
поминай меня лихом. шелк
 
 
электронных твоих фраз
намотаю на пальчик. как?
как получится. как раз –
и запуталась. в женихах.
2002/03/19
 

дэйданс

 
я раньше любила – как пахнет мама;
и тосковала по ней до визга.
трясусь в прохладном трамвае марта,
на зыбком поручне птицей висну.
 
 
я не привыкла к москве. и это
диагноз тихой периферии.
ну, нате строчку (толкаю enter):
перины, рифы, ревмиры, риги...
 
 
...регаты, ривкины, ревматизмы,
ребята с фигами по карманам...
на зыбком поручне птицей висну,
а крыльев мало и корма мало,
 
 
и крошки солнечные с бордюра
сметает дворник тугой метелкой.
я раньше многих любила. дура
была. а стала обычной теткой.
2002/03/19
 

завтрак

 
забавно: раз не накрасишь рот,
и сразу спрашивают – больна?
 
 
ребенком теплых чужих широт
небо валится в пальцы нам.
сахарное, черт подери,
а раскусишь – по нёбу лед...,
но другого способа – что внутри? –
я еще не усвоила.
2002/03/20
 

по целуй

 
память ласковей песка:
завитки твоих истерик
льнут покорно, мягко стелют –
жалко бить, но жестко спать
на тебе. твой бледный рот
пахнет обморочным зноем,
выбирая имя «зоя»...
я люблю его нутро,
чуть поджаренное криком,
чуть понеженное мной,
теплое, как воздух крита
золотой и жестяной.
пьяное от саперави,
от слюны другого рта...
 
 
так целуются пираньи:
жжет гортань.
2002/03/28
 

пяточка 29.03

 
еще немного – я стану влюбляться в утра,
в прожорливый запах кофе, в плач младенца соседки,
в выстрелы солнца по окнам, в удары метлы по урнам,
которые чистит выносливый дворник, во всех их
звенящие писки. в ворчанье мамы за стенкой,
в твои полусонные бредни, в мои кошмары.
и снова, черт подери, в плач младенца соседки,
и, знаешь, наверное, в сладенький запах шмали.
я буду влюбляться в женщин, в мужчин и даже
в мобильный звонок за которым живет твой уставший голос;
в меня непокинувших – раз, и – два – в меня покидавших,
но после вернувшихся – три. в откровенно-порнушно-голый
лес, недовесенний. и этим особенно мерзкий
мне, урбанистически-гибкой даже на шпильках.
и, все же влюблюсь в гостиничный одноместный
с видом на небо.
2002/03/29
 

мат2

 
я безусловно нарасхват:
курили, пели, танцевали...
одышливо ебет москва
раскрытый рот провинциальный.
 
 
мой третий год столичных благ =
дрессура в точке совершенства.
так каждой бляди сладок блат,
как мне – иллюзия ижевска:
 
 
дурацкий заводской пейзаж
с осколком дыма на багете.
я выйду вон. я выйду замуж.
пойдут пеленки, сопли, дети,
 
 
любовники. и даже – дамы
легко сразятся на дуэли
из-за меня. не ожидала?
прости. зверею. надоели

рабочие часы разлуки –
я кожей помню твой подшерсток.
смешно разглядывать под лупой
пейзаж дурацкого ижевска.
2002/04/02
 

после

 
сердце на сотни ударов рваное –
горстью бери, рассовывай по карманам его;
разбрасывай, как монетки туристы, в воду...
да, и прости, что я так долго вою.
 
 
никак не могу успокоиться – нервы
шалят, шалавы. потому что весна? наверное.
коньяк тает на языке, разламывается в жилах
на утренние истерики. ты не заслужила их.
 
 
самострелом – в висок: пах! глупые, юные
мальчики мрут. их ладошки собой убаюкивают
женщины в черном, весенним горем намазанные
иконоподобно. недолюбленные, недоласканные
 
 
женщины в черном. и я содрогаюсь от мужества –
отдернуть дуло.
2002/04/05
 

щание про

 
а я отпускаю тебя, как воздух
при выдохе. как ребятенок – детство.
мне стало странно ютиться возле
тебя. вероятнее, слово «тесно»
здесь будет уместнее, если только
учесть бумеранговость каждой фразы.
уже не шепчется мне «постой-ка!
подол испачкался мелом...» – «разве?»
и затяжной поцелуй навылет
выходит горлом, стихуем, жаром.
уже без вальса, уже на вы, и
кому-то пятому снится жанна.
2002/06/11
 

и юный июнь

 
любили без году неделя,
наделали стихов, поспешно
спеша. друг другу надоели.
и целовались по привычке
приветливо, как два супруга,
с упрямством дьявольским. но вы чем
от них отличны? та же тяжесть
таится в вашем брачном ложе,
лишь отличаясь сном, но так же
приземиста. и даже возглас –
не на двоих, как было раньше...
 
 
июнь. свежо. почти промозгло.
серьезный юный барабанщик
идет по набережной. звонко
чеканя песенку про счастье.
идет, мне кажется, за водкой
отцу. а может быть, прощаться
с любимой девочкой. ей – в лагерь,
там пионеры пахнут мылом
и голозадым девством. флаги
в небесных сферах про кумира
напоминают ежечасно,
ежеминутно, еже-еже,
ей-ей! ей хочется прощаться.
ему – влепиться пальцем между
ее ладошек. и жестоко
прижаться к щечке алой-алой.
и, как собака, сделать стойку.
вот три вокзала. три вокзала...
и девочка в короткой юбке.
плиссе? не вижу... просто в складку?
ее зовут, конечно, юлька.
ему в соитье этом лаком
дифтонг. он жмет его начало
так нежно, что готов взорваться.
и снится девочка ночами,
и сны, похожие на вальсы,
еще не выдают, что скоро
случится «без году неделя».
 
 
из многочисленных искомо
одно. и, обретая тело,
оно сопит, прижав височек,
к моей груди по женски жадной.
и снится сон. хмельной и сочный.
и на двоих.
2002/06/17
 

су

 
суицид по балконам – кто крайний?
телами, как к матери, жмемся к раме.
ночь такого густого замеса,
что нет ни страха, ни страху места.
лишь инстинкт скребется в подвздошье,
и мы – на асфальт. как дождик. как дождик.
2002/06/19
 

пiiт подрослик

 
он курил и молчал, как положено, метко.
обнимался со мной. незапятнанной меккой
представлял мои губы и, комкая галстук,
от желаний корявых стонал и ругался.
он был вовсе мальчишкой, забывшим про возраст,
седину, положенья. смешно и проворно
целовал мне ладошку, бледнея. носками
рисовал на ковре иероглиф. но с нами
был еще один мальчик, красивый и тонкий,
постоянно в уме подводящий итоги
наших жестов. бесплодно созревший до срока
под простынкой. и взглядов его катастрофа
затмевала веселого первого. галстук,
точно так же измятый, уже издевался
и стремился удавкой к ажурной лепнине
потолка... о беде своей мальчик, шепни мне.
я помочь не смогу ни руками, ни словом,
но ругай меня стервой поганою, слопай
все мои пожиманья плечами, разденься,
напугай меня яростной пылкостью действа
и пощечиной врежь без закона и цели.
знаю, что-то проснется в руках ли, в лице ли...?
ты изменишься, станешь проворным и сразу
позабудешь меня. и болячки отказов,
затянувшись чужим поцелуем, отсохнут.
ты какие-то цифры надавишь – по сотам
мед твоих разговоров с другой, объясняя:
«скоро буду. прости. засиделся с друзьями».
2002/06/25
 

погодаблагодать

 
хочу целовать тебя ртом в рот,
но мой барометр врет врет.
хочу раздевать тебя глаз в глаз
до бесстыжего теплого глянца
твоих округлостей. лбом в лоб
бодаться. стекать к омуту-логову
и томиться, тягучей слюной полнясь.
и сплетением бедер переползать полночь.
но мой барометр врет, улыбается мирно –
сегодня тебя не штормит.
2002/06/27
 

па-па

 
у меня характер папы.
только с синими глазами.
это было бы красиво.
только что-то не совпало.
 
 
у меня характер папы.
только рот покусан слишком.
это было бы пикантно.
только я сама кусала.
 
 
у меня характер папы.
только тоньше бедра-плечи.
это было бы желанно.
только трудно быть нарциссом.
 
 
у меня характер папы.
только он стихов не пишет.
повезло хорошей маме –
пап спит без сновидений,
не ворочаясь.
2002/11/11
 

поэту есенину и айседоре дункан

 
не брожу, не брежу, не бреюсь.
приласкать бы тебя, как кошку,
(ты красивая – просто прелесть)
через кожу бы, через кожу.
 
 
не бравирую, не бедокурю,
не блюю в сортире украдкой.
где еще тебе взять такую
толидевочкутоликралю?
 
 
где еще тебе взять такую,
чтоб в постели совсем по-шлюшьи,
а с утра не пьет и не курит,
и рубашку тебе утюжит?
 
 
где еще тебе взять с глазами
в пол-лица, с ароматным пульсом.
откровенность сродни казарме:
пот – портянки – поспешно – пусто...
 
 
я последний поэт деревни.
предпоследний скончался в пьянке.
приласкать бы тебя, да лень мне –
износилися лесбиянки.
2002/11/11
 

в ты каясь

 
мне нравится быть телом-тылом,
порой переходя на ты
с тобой. я все тебе простила.
я – теплый тыл.
 
 
мне нравится быть тылом-телом,
тычинкой жаться в темноте
с тобой. я все в тебе хотела
за гранью тел.
 
 
мне нравится быть ты. и даже
мне нравится быть я. с тобой.
2002/12/14
 

филёсофи

 
не с теми пили на брудер
не с теми давили шафт
но так красиво на блюде
распластывалась душа
 
 
и голубая каемка
и золотистое дно
и новогодняя елка
не с теми не с теми но
 
 
они для чего-то были
их помнились имена
их странно назвать любыми
что в принципе верно на
 
 
них надевались руки
и губы лепили лав
в оранжевой мясорубке
вся братия полегла
 
 
теперь никого не помним
настойчиво по часам
нежирный кефир на полдник
по радио чио сан
2002/12/14
 

приап прилип

 
пена в ванной пенится –
не хватает пениса
шоколадно-крепкого.
хочется, но редко, быть
женщиною-самочкой:
саечки и саночки
на каемке голубой...
не подходит мне любой!
 
 
мы порой порывисты.
ты порой-порви листа
снег – до первой до поры
почитаемый порыв.
 
 
пена в ванной пенится.
ты ревнуешь? перестань!
ароматна и смела
мой мне плечи добела.
 
 
рук твоих прохладный шелк.
хорошо.
2002/12/14
 

взбрикивая

 
лилю лелеяли многие,
многие лилю любили:
глаза умные, длинные ноги и
ситроёновский автомобиль.
 
 
лилю желали разные,
разные лилю баюкали:
бровь сурьмила, волосы красила
до 87 юная.
 
 
лилей бредили всякие,
всякие лилей мучились.
а ей стоило: «взять его!»
и – в зависимости от случая –
казнить миловать борщом угощать
фикус в нос тыкать мещанский
мерять наряды имена примерять
любить даже зачитываться рьяно...
 
 
брик брик кирпич на кирпич:
напичкана книжкой с вагонной полки
решаю – в спортзал подкачивать попу
и грудь.
2003/01/30
 

систа

 
она выросла из детского голоса.
она чаще смеется и реже колется.
она пахнет утром розовощеким.
она, подсмотренная в дверную щелку,
тайком поедает на кухне лакомства.
она не знает ни рола, ни лайкоса.
она аську мою пробует ощупью.
она ромашкой горькой горло полощет.
она красит ногти и губы тоже.
она похожа на папу – подбородок тот же.
она такая выросшая без разрешения.
но, проводя ей пальцем, по шее я
обнаруживаю шрам детскосадной давности.
2003/02/11
 

боязнь

 
мы храним наши запахи,
как большой бесконечный гербарий.
даже самые самые
вкупе с временем пахнут грибами
или прелыми листьями,
или мертвой несвежей газетой –
смялись, смылись, смелись... его
силуэт оставался на зеркале
сутки после прощания.
а теперь только трещины помнят
молодого прыщавого,
с грязной кружкой дешевого пойла
уходящего в пятницу.
и ее на диване под пледом.
2003/03/13
 

марочное

 
у весны грипп
у весны хрип
у весны гайморит
у весны радикулит
у весны туберкулез
у весны сальмонеллез
хочется весны до слез
 
 
у весны я
у весны янь
пьяный янь
ядреный янь
всех янок веселящий янь
одним глазочиком гляну? – глянь!
вот такой янь
 
 
у весны родинка
буренькаяродненькая
у весны сын
у весны сыр
сыр-бор у весны
сын бодр у весны
гонит шины по шоссе
пахнет шисейдо
сумасошейдо
дождь летит из-под колес
хочется весны до слез
2003/03/20
 

плясовая

 
словно вылеплен из гипса,
словно выеден из теста
шеи бежевый изгиб. сам –
и бесстыдство, и эстетство.
 
 
я люблю тебя. с изнанки
шелк подклада дразнит рябью –
в недомолвки, в недознаки,
в скобочки твои ныряю.
растревожена укладка...
 
 
рыбой быстрой, рыбой гладкой
рыбой наглой, рыбой дикой,
невредимой дивной льдинкой –
под язык и влажно таю.
 
 
пригласи меня на танец.
лучше медленный.
2003/03/21
 

плясовая два

 
я вальсирую. как барракуда
пожираю тебя. наизусть –
каждый шаг, каждый выдох. откуда
ты такая? сочится из уст
слово слаще шаманских снадобий:
я люблю целоваться в слова
и делить их на дольки, на доли
надоедливо-долго. сперва
проглотить и почувствовать – эхо
в нутрь вонзилось, согласных струя,
инвалидной мобильной помехой
начала по мембранам стрелять,
резью рваться в желудочных стенах –
яд чудесных неведанных блюд.
как ты можешь бояться измены,
после этого слова?
2003/03/24
 

плясовая три

 
у этого мальчика липкий профиль.
и я понимаю, что он не против –
сейчас подойдет, приземлится за столик,
и все будет ясно: сколько он стоит
+ что он можетза эту сумму...
 
 
купюру в трусишки ему засуну,
сцеплю ладони, сожму колени,
словами рот поперек заклею
и буду смотреть, как на гибком стуле
танцует мальчик, со мной танцует.
 
 
растерянно тело захочет биться
в его руках. напрягая бицепс
играючи, он, от меня теплея,
создаст иллюзию совокупленья.
мужской, возможно, лишь в капле пота
надбровной, а в прочем – совсем без пола
и даже без запаха.
2003/03/24
 

краля

 
ходить по краю?
по краю глаза
проходит краля.
так кареглаза,
 
 
что таю-млею.
такая краля
уже умеет
ходит по краю.
 
 
уже умеет?
мой пульс умерен:
чуть-чуть бы более,
чуть-чуть бы менее –
 
 
и пошатнулись
основы рая.
зрачок. по краю
проходит краля.
2003/08/11
 

Praha 1

 
прага. прага. прага.
сладкая, как курага.
правда. правда. правда.
 
 
она наваливается радостно
всеми немытыми чехами,
всеми туристами, честно
ползущими к пражскому граду.
 
 
прага. прага. прага.
она пахнет печеньем.
она пахнет печенью.
терпите, кочевники.
делать нечего.
 
 
она пахнет западом.
она пахнет задом.
засыпает за полночь
такси – огонек ниссана.
она пахнет сыром.
 
 
она пахнет ссссром.
дочерью, а не сыном.
барином, а не сэром.
она пахнет ленью
назойливо многократно.
любит она. жалеет.
 
 
прага. прага. прага.
2003/08/11
 

про любовь

 
надела юбку,
прихорошилась.
поеду к югу...
звучит паршиво.
поеду к юным...
звучит фальшиво.
надела юбку,
прихорошилась.
из дома юрко.
вокруг машины.
надела юбку,
прихорошилась.
подруга юля,
диеты, сплетни.
конец июля,
конечно. летний.
и юбка давит,
и пьянство грустно.
так покидает
большое чувство
ее.
2003/08/11