Текст книги "Лифт (СИ)"
Автор книги: Ярославия Кузнецова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Музыкальная школа стояла в отдаленном тихом районе. Оттуда до дома можно было добраться только на автобусе. Обычно Саша ездила с Ленкой. В последнее время её стал забирать Володька, провожая до подъезда. Родители были против общения дочери с местным балагуром и донжуаном, поэтому ребята общались втихую, скрывая свою дружбу от близких и прощаясь на втором этаже, хотя девочка жила на третьем.
Саша глянула на часы. Начало восьмого. Автобус только что ушел. Следующего ждать придется двенадцать минут. Она повернулась к скамеечке на автобусной остановке, чтобы сложить туда свою сумку с нотными тетрадями, как внезапно почувствовала резкую боль в подреберье и упала на колени. Где – то вдалеке раздался звук, будто кто – то выбивал ковер. Но дальнейших хлопков не последовало.
"Не может быть! У меня никогда раньше не болело сердце!" – подумала девочка и плашмя рухнула на проезжую часть. Из – под теплого серого драпового пальто, перешитого из бабушкиного, на снег ручейком вытекала алая кровь. От её тепла в морозном воздухе растворялся легкой струйкой дымок. Это было последнее, что увидела Саша перед тем, как покинуть этот мир.
* * *
Лев Карлович никогда раньше не сидел в «Запорожце». У его отца были «Жигули», которые вечно ломались, а сам он как только смог накопить на машину, приобрел себе вместительный внедорожник, который позже поменял на более дорогой и навороченный. После отцовской машины сам он недоверчиво относился к советскому автопрому, поэтому принципиально откладывал больше половины зарплаты каждый месяц, чтобы купить без кредитов и рассрочек себе элитную машину, в которую будет не стыдно посадить любимую Таисию.
Всё в жизни бывает в первый раз. Сегодня он с трудом втолкнул себя внутрь белого "Запорожца" и попытался уютно устроиться на сиденье. Когда с пятой попытки ему это не удалось, он успокоился, решив, что неплохо уже то, что он сидит в машине, а не стоит в своем продуваемом легком пиджаке на апрельском пронизывающем ветру. Его запястья сковывали ледяные металлические оковы, прямо под часами, с которыми поминутно сверялся Лев Карлович. Лейтенант Федосеенко наотрез отказался их снимать, напоминая о том, что "пианист" всё еще на свободе и всё еще очень опасен.
Лейтенант ехал строго туда, куда указывал ему Лев Карлович и лишних вопросов не задавал. На беседу он был категорически не настроен, как и его попутчик. Они ехали в полной тишине, если не считать редких реплик Льва Карловича.
– Налево, – командовал Лев Карлович, и Лейтенант молча поворачивал.
Наконец, машина остановилась.
– Дальше снег не растаял. Застрянем, – сказал Федосеенко и заглушил двигатель.
– Значит идем по тропинке вдоль реки. Они уже там. Выявляют очередность прыжков на лед. Спорят на камень – ножницы, – сказал Лев Карлович, снова взглянув на часы.
В его голосе лейтенант услышал нотки паники. Ему всё больше казалось, что седой мужчина не лжет, хоть и всё, что он рассказывал, казалось невероятным.
Лев Карлович первым почти побежал по тропинке. В самом её начале они обогнали семью из трех человек. Они шли медленно и весело смеялись, иногда перекидываясь снежками. Судя по всему, они вышли на послеобеденную прогулку.
– Извините, – оттолкнул их Лев Карлович с тропинки.
– Мужчина, можно и поаккуратнее! – воскликнула женщина в серой мутоновой шубе, которая чуть не упала от его толчка. Её сын вовремя среагировал и подхватил за руку.
– Простите, – вслед за ним протиснулся по узкой тропке молодой парень в милицейской форме.
– Преступника что ли задерживают, – пожал плечами глава семейства.
Лев Карлович издалека увидел, как прыгает первым Юрок, красиво приземляясь на одно колено. Остальная троица весело заливалась хохотом, представляя себя Геком Финном, который пережил кучу приключений на реке.
Схватившись за сердце Лев Карлович ускорился и закричал:
– Ребята, стойте! Остановитесь!
Но за своим весельем и азартом его просто не услышали. Разогнался для прыжка Санек и запрыгнул на спину Юрке. Двое покатились по льду, барахтаясь в дружеской мальчишеской драке.
Лев Карлович прибавил темпа и обернулся к Федосеенко, чувствуя, как разгорается огонь в груди:
– Лейтенант, за Степкой лед провалится! Помогите! Я не успеваю!
Федосеенко прибавил скорости и сам начал кричать ребятам:
– Ребята, на лед прыгать нельзя!
Но было уже поздно. Его крик раздался в тот самый момент, когда Степка оттолкнул Левку, чтобы прыгнуть прямо на кучу из своих в шутку дерущихся друзей.
Снова тот страшный треск, много лет подряд преследовавший его в самых неожиданных местах приступами паники и необъяснимого ужаса. Лев Карлович ухватился за сердце обеими ладонями, увидев наяву тот самый кошмар, от которого он с криками просыпался по ночам уже больше половины века. В голове, словно кувалдой, стучала одна – единственная мысль "Опоздал!". Черное чувство опустошенности двухтонной плитой навалилось на плечи. Лев Карлович стоял на коленях в сыром снегу и держался за сердце. В груди полыхал костер, который выжигал его изнутри, доставляя невыносимую боль. У него никогда раньше не болело сердце, и он еще не знал, как это тяжело. Ему стало трудно дышать. Он расстегнул верхнюю пуговицу на белоснежной рубашке и расслабил узел галстука, чтобы вдохнуть спасительный холодный воздух, как это пытались сделать и ребята в полынье.
Ситуацию взял под свой контроль молодой лейтенант Федосеенко. Он молниеносно скатился с обрыва и затормозил у самой кромки льда.
– Ребят, барахтаемся изо всех сил, но не топим друг друга! – скомандовал он сначала мальчишкам, а потом уже Левке, увидев, что Лев Карлович непригоден для спасательной операции. – Левыч! Живо скинь мне самую крепкую ветку, что найдешь! Секунда на поиски!
От его крика парнишка очнулся и подскочил, замотав головой по сторонам. Хорошо, что вдоль берега росли невысокие, но раскидистые кусты. Пока маленький Левка отламывал большую ветку от ивы, лейтенант Федосеенко лежа на животе ползком пробирался к полынье. Он помнил из спасательного курса, что эта наилучшая поза для передвижения по хрупкому льду.
– Дядь Лейтенант, сойдет? – закричал Левка и бросил на лед длинную ветку.
– Сойдет, – крикнул в ответ ему Федосеенко и протянул её к полынье.
– У кого кончились силы, хватается первым! – скомандовал он, и Юрка со Степкой подтолкнули к ветке Санька, которого течением уже тащило под лед.
Околевшие детские ручки никак не могли сжаться в кулачок, чтобы ухватиться за ветку. Поддержка Лейтенанта не помогала. Соскользнув во второй раз в воду, парнишка совсем было отчаялся, но услышал вопль своего лидера с берега:
– Один за всех и все за одного!
Юрка со Степкой собрали все силы воедино и снова подтолкнули своего друга, который никак не мог выбраться и у того, наконец, получилось. Лейтенант Федосеенко подхватил парнишку за руки и почувствовал, как под ним самим предательски хрустит лед.
– Я не успею! – чувствуя, как сам начинает паниковать, закричал он.
– Мы поможем, – услышал он голос сзади.
К нему точно так же по – пластунски ползли муж и сын из той семьи, которую они обогнали в самом начале тропинки. Они ускорились, увидев, как бегут седой мужчина в наручниках с милицейским и услышав отрывки разговора о мальчишках. Их помощь подоспела очень вовремя.
– Оттащите мальчишку! – велел лейтенант. – Лед хрупкий, сейчас все с вами под воду уйдем!
– Ловите еще ветку! Спасите моих друзей! – умолял с обрыва Левка, бросая еще одну отломанную ветвь от кустарника.
– Ползите с той стороны полыньи, нужно распределить вес! – скомандовал лейтенант взрослому мужчине, поскольку молодой уже перетаскивал Санька на берег. Женщина на обрыве спешно расстегивала свою шубу, чтобы укутать в неё первого ребенка, который дрожал, как последний осиновый листок на декабрьском ветру. Зубы мальчишки стучали так сильно, что женщина переживала, как бы они у него не раскрошились.
Обогнув провалившийся лед с другой стороны, мужчина протянул ветку Юрке, а лейтенант в это время уже тащил на себя Степку. Мальчишки были крупнее Санька, тащить было тяжелее и мысленно лейтенант, бывший всю жизнь атеистом, молился всем богам, чтобы ветка не обломилась, иначе вытащить парнишку он уже не сможет. У того просто не хватит сил выкарабкаться и придется нырять вслед за ним.
– Мужчина, вам плохо? – обратился стоя на краю обрыва Левка к седому мужчине, который стоял на коленях и жадно хватал воздух открытым ртом, внимательно наблюдая, как спасают его друзей.
– Нет, Левушка. Ты молодчина. Ты очень сильный парень. Ты лучше меня, – ответил ему Лев Карлович со счастливой улыбкой на лице.
– Они из – за меня чуть не утонули. Это я виноват, – сказал напуганный до липкого пота на спине под курткой мальчишка, кусая губы от напряжения и страха.
– Ты их спас. Ты никогда, возможно, этого не узнаешь, но это ты их спас. Ты смог. Ты хороший друг. Настоящий.
Он посмотрел на одиннадцатилетнего себя и почувствовал, что боль в груди медленно отступает. Лев Карлович потихоньку смог подняться на ноги. Он осторожно подошел к обрыву и, в силу своих возможностей, постарался оказать Левкиным друзьям помощь. Увидев, что Степка с Юриком тоже лежат на льду и их потихоньку оттаскивают в безопасное место, он спокойно вздохнул и счастливо рассмеялся. Впервые за долгие годы.
Кулем свалившись в мокрый снег, он умиротворенно глубоко вздохнул. Светлые глаза смотрели в серое низкое небо, затянутое тяжелым облачным одеялом. Низко – низко летел самолет. Лев Карлович ухватился за него взглядом и провожал за горизонт, как и много лет тому назад. Сегодня он вновь ощутил, что значит быть наполненным изнутри.
* * *
На своем «Запорожце» лейтенант отвез мальчишек в больницу. Врачи сказали, что они очень сильно переохладились и испугались. Жизням их больше ничего не угрожало. По звонку главного врача, в палату примчались родители парнишек, отпросившиеся с работы. В руках у каждого была авоська с апельсинами и термос с горячим черным чаем. Все они целовали своих детей в лоб и расспрашивали о случившемся. Левка сидел вместе с ними в углу на казенном железном стульчике. Понурив голову, он исподлобья смотрел на свою ватагу, пытаясь утихомирить разбушевавшуюся совесть и поверить в то, что всё обошлось.
Лев Карлович же, наконец – то, почувствовал долгожданную свободу и смог простить себя. Затихла совесть, которая бесконечно грызла его все эти годы. Он перестал себя винить в смерти троих лучших друзей и обрел покой, о котором раньше мог только мечтать. Теперь он просто наслаждался жизнью. Он знал, что у маленького Левки всё сложится куда лучше, чем у него, ведь теперь он никогда не будет одинок. Теперь в самые трудные моменты жизни у него рядышком всегда будет его верная команда.
– Лейтенант Федосеенко, не хотите узнать имя школьного мясника? – спросил Лев Карлович, уютно расположившись на неудобном сиденье чуда советского автопрома.
– Знаете, Лев Карлович, это уже не столь важно. Мы сегодня спасли четыре жизни. Важно, что трое ребят остались живы, а четвертый не будет чувствовать себя виноватым за то, что остался жить. А повышение – это такая ерунда. Вы сказали, что маньяк будет найден и понесет наказание. Это самое главное.
– Тем не менее, мне хочется отблагодарить вас за то, что вы мне поверили. Я бы на вашем месте отправил меня в психиатрическую лечебницу.
– Вы не выглядите душевно больным.
– Спасибо, – с улыбкой кивнул Лев Карлович. – Я, все же, буду с вами честен и сообщу имя школьного мясника. Вы сами решайте, что вам делать с этой информацией. Его зовут Вячеслав Нетиенко.
– Не может быть! – воскликнул лейтенант, резко зажав педаль тормоза.
Лев Карлович прекрасно понимал его реакцию. Дядя Слава жил на одной лестничной клетке с лейтенантом и часто они ходили друг к другу в гости на чай с ватрушками. Федосеенко сам вызвался дней десять тому назад водить его дочь в школу, чтобы максимально обезопасить её от возможности нападения школьного мясника. Слава воспринял эту дружескую помощь с большим воодушевлением и даже вечером в виде благодарности пару раз заносил банки варенья и повидла, которые ему заготавливала теща, живущая в средней полосе. По – соседски они вместе в гараже ремонтировали "Запорожец" лейтенанта вдвоем в гараже, за что тот бывало подвозил жену Славы до дачи или магазина. А вечерами они курили на балконе, обсуждая последние новости. Лейтенант рассказывал ему, как продвигается дело по поимке преступника, а Слава делился новыми страшными легендами о мяснике, что возникли в городе на сегодняшний день.
Дядя Слава помогал и соседским мальчишкам, выручая их гвоздями на штабик или насосом, подкачать колеса велосипеда. Он помогал строить ребятам домик на раскидистом клене, уводя всю компанию за город, в небольшой лесок, где они могли остаться незамеченными. Он брал с собой бутерброды и термос, в котором плескались кофе с молоком. Родители без лишних вопросов отпускали своих детей с дядей Славой, поскольку для всех он был вторым отцом. Особенно привязался к нему Юрок, отец которого работал в две смены, практически не появляясь дома. Лев Карлович помнил свою шальную мысль о том, что он даже рад, что Юрка так и не узнал, кто оказался тем самым маньяком, которого боялся весь город.
Внушала доверие и интеллигентная внешность дяди Славы. Худой и долговязый, он ходил в неизменном сером свитере, которые стопками вязала ему жена, чтобы он казался немного внушительнее в них. Несуразные круглые очки на большом носу делали его похожим на школьного учителя ботаники или физики. Он был невероятно высок для одиннадцатилетних мальчишек. Его рост был около двух метров, чем он очень выделялся из толпы остальных людей. Стесняясь своего роста, он сильно горбился, а к ребятам и вовсе старался присесть на корточки, чтобы не смотреть на них свысока. У него был спокойный тихий голос доброго сказочника и талант располагать к себе людей. Уважали и ценили Славу все, кто знал от мала до велика.
У Нетиенко была благополучная семья. Любящая жена и дочь возраста Саши Безручко. Все они были улыбчивы и веселы. Жена его трудилась учителем русского языка и литературы в той же школе, где училась вся ватага тимуровцев и где в параллельных классах учились дочь и жертва мясника. Их семья была одной из показательных. Соседи никогда не слышали, чтобы кто – то из них повышал голос, уж не говоря о ссорах или рукоприкладстве.
Лейтенант Федосеенко поверить не мог, что такой, со всех сторон положительный и интеллигентный мужчина мог совершить такое страшное убийство.
– Он уже давно психически болен. Несколько лет назад он взял ружье своего умершего отца, сделал из него обрез на заводе и хранил в ящике с двойным дном, под инструментами. Выстрелить из готового обреза стало делом времени. Все эти слухи, что маньяк будет убивать сегодня всех в зеленом, а завтра в красном – полная нелепица. Он просто хотел узнать, сложно ли убить человека. Приехав забирать свою дочь с музыкальной школы, он увидел девочку на остановке и выстрелил. После чего спокойно забрал своего ребенка и уехал с ней домой на автобусе с той же самой остановки, где уже работала милиция. Саша оказалась случайной жертвой. Если бы на той остановке стоял любой другой человек, он бы всё равно выстрелил. Проведите обыск на заводе. Вы найдете обрез под его токарным станком. Слава не будет сопротивляться. Он будет сотрудничать со следствием и всё сам вам расскажет. Эту историю будут знать все жители Котласа. Я вот помню до сих пор.
– А его семья? – спросил Лейтенант.
– Конечно, его жена не выдержит такого позора. Они с дочерью не виноваты, что их любимый глава семейства заболел психически, но все же они уедут к бабушке в среднюю полосу подальше от этого кошмара. Никто не знает даже названия этого города, – ответил Лев Карлович.
– Я знаю, – кивнул он задумчиво. – Его теща живет в Липецке.
– Я буду рад, если вы сохраните эту тайну. Ни к чему его семье тащить клеймо за собой. Они не виноваты
Лейтенант промолчал. В голове его путались мысли. Он вспоминал, сколько времени Слава провел у него в гостях. Сидел на кухне, пил чай с малиновым вареньем и рассказывал о себе, о своем детстве о своей семье. Вспоминал, как несколько раз жена рассказывала, что к ним заходил Слава за молотком или за сахаром. И жена Лейтенанта всегда по – доброму относилась к нему, угощала пирожками с картошкой и грибами. Ему вдруг стало до дрожи страшно, когда он вспомнил, что его жена была наедине со Славой. Что было бы, окажись вдруг она тогда на месте Саши Безручко? Ему было безразлично, кто стоит там, на остановке. У него была потребность просто выстрелить в живую мишень. Он бы ни на секунду не задумался, что эта женщина принимала его у себя дома, как родного.
– Спасибо тебе, Левка, – улыбнулся он спустя время. – Ты стал достойным членом нашего общества.
– Спасибо тебе, дядь Лейтенант, что спас моих друзей, – улыбнулся ему в ответ Лев Карлович.
– Николай Николаевич, – сказал лейтенант на прощание у подъезда. – Я завтра познакомлюсь с тобой Левка. Достаточно уже мне "дядькать". Меня зовут Николай Николаевич.
Лев Карлович легкой походкой взлетел по ступенькам и вошел в лифт, который приветливо распахнул перед ним дверцы, словно ждал только его.
Вся троица уже была там.
– Что – то вы задержались, Лев Карлович! – воскликнула Яна.
– Теперь я свободен, – ответил он ей вместо приветствия.
– Всем на первый? – привычно спросил Егор, нажимая кнопку на панельке в лифте.
Часть 2.
Похищение.
Яна едва поспевала семенить на своих высоченных каблуках вслед за Егором, который размашисто вышагивал по направлению к школе. Он остался тверд, упорен и настойчив. Ничего не изменилось. Таким она его и запомнила. Взрослая жизнь нисколько не сломала Егора. Он относился к тому типу мужчин, которых хочется слушаться. С ним не страшно создать семью, потому что он настоящий. Он не бежит от проблем, не устраивает скандалов и не боится трудностей. Рядом с ним Яне всегда хотелось быть просто девушкой. Он был спокоен и непоколебим, словно скала. Решителен и целеустремлен. Настоящий мужчина.
Она хотела с ним поговорить, но от быстрой ходьбы в неудобных лаковых модных туфлях с красной подошвой, у неё сбилось дыхание. Ей так много нужно было ему сказать, но он категорически не желал её слушать. Егор относился к тому типу людей, которые могут верить только фактам, а слова для него – лишь пустой звук.
Они были знакомы с детского сада и даже дружили в раннем детстве, пока Егор не возненавидел её по причине, которая осталась ей неизвестна. Они посещали одну группу и даже проводили в одном "комоде" тихий час. Их группа была единственной на весь город, где в спальне вместо обычных железных кроватей с пружинками, провисающими почти до пола, стояли высоченные "комоды", состоящие из трех отделений. Выдвигая одно из них, выезжали пирамидкой и все остальные, на манер ящиков. В каждом ящике лежал матрас и подушка. Их удобство заключалось в том, что кровати можно было задвинуть обратно в "комод", отчего освобождалось огромное количество места для проведения групповых игр, танцев или же часа чтения. Раньше Яна думала, что у всех были такие интересные кровати, но потом мама рассказала ей, что это богатый отец Валерки Козлова решил сделать для сына достойный детский сад.
Яна спала на первом этаже, прямо над ней располагался Егор, а еще выше мальчишка – добряк, который подружился с Яной с самого первого её посещения группы. Валеру с детства мама величала Вэлом, поэтому так он представлялся всем своим новым знакомым и вскоре все настолько привыкли к его прозвищу, что иначе его никто и не называл. Втроем они были лучшими друзьями. Валерка спускал простынь со своего третьего этажа, устраивая шалаш, и ребята сидели в нем днями напролет.
Но в школе всё закончилось. Валерка сел рядом с Яной, а Егора учительница отправила на заднюю парту. На этом их пути разошлись и наступило начало Яниного собственного ада.
Всю начальную школу Егор учился на хорошие оценки, потому что за его учебой следил папа. Они с отцом были очень близки. Папа был для него лучшим другом. Вместе они ходили на рыбалку, катались на велосипедах, играли в шахматы по вечерам. Холодными зимними вечерами устраивали турнир на денди в "Мортал Комбат", где рубились наравне. Егорке не было никаких поблажек в силу возраста.
– Не умеешь драться, не берись за джойстик, – говорил ему отец, и Егор дрался не на жизнь, а на смерть.
В шесть лет отец отдал его обучаться боевым искусствам, а сам через окно наблюдал, как ловко у сына получается сделать бросок через плечо. Вскоре мастер предложил Егору поучаствовать в городских соревнованиях, и отец сидел в первом ряду, сжимая до боли кулаки, когда его сын летел через всё татами, пропустив очередной удар. После турнира весь вечер они провели закрывшись в комнате за разбором полетов. Отец указывал на ошибки и рассказывал, как правильнее было бы выйти из каждой ситуации. За старенькими фильмами с Брюсом Ли в главной роли они хрустели чипсами и часто ставили на паузы видеомагнитофон, чтобы проработать очередной удар друг на друге. Они гордились друг другом и были по – настоящему близки.
Но во взрослой жизни всё обстоит не так радужно и безоблачно. Летом, после того, как Егор окончил четвертый класс, мама вдруг заявила, что сыну необходимо собрать вещи, потому что они больше не будут жить с папой. Теперь папой нужно будет называть дядю Максима из восемьдесят третьего дома, которого он еще никогда раньше не видел. Егор не верил своим ушам. Как можно называть папой человека, которого не знаешь? И как у одного человека может быть два папы? Он подошел к отцу и взял его за руку. Глядя на маму, которая швыряла вещи из шкафа в чемодан, глазами полными слез, мотал головой и шептал как заведенный, что не хочет уходить.
– Нет, мам, я не брошу папу. Ты бросай, а я не брошу. Я не хочу идти ни к какому дяде Максиму.
Он стоял за спиной отца, будучи абсолютно уверенным в том, что тот ни за что не даст его в обиду и никуда не отпустит. Папа всегда был его самым лучшим на свете другом, советчиком, и помощником. На папу Егор равнялся. С него брал пример. На него мечтал быть похожим. Но папа силой вытащил свою руку из его маленькой ладошки и ласково подтолкнул в сторону к маме.
– Сынок, ты уже большой мальчик. Ты должен понимать, что в жизни может случиться всё, что угодно. И семья – это самая непостоянная штука из всех возможных. Мы с мамой больше не семья. А дети должны оставаться с мамой, потому что так правильно. Это не значит, что я тебе больше не отец. Это значит, что я больше не муж твоей мамы.
Егор качал головой, делая вид, что всё понимает, но на самом деле ничего не понимал. Как так могло случиться? Быть может, он в чем – то виноват? Быть может, это он был плохим сыном? Родители разводятся из – за него? Он смотрел на отца и по его щекам катились слезы. Он не хотел уходить к чужому дяде. Он хотел остаться с папой. Но тот помог ему собрать вещи и не предложил остаться. Завязывая шнурки на кроссовках в коридоре у двери, он сам попросил папу не заставлять его уходить с мамой. Но отец снова произнес свое твердое "Нет" и помахал сыну рукой на прощание.
– Пап, ты больше не любишь меня? – спросил Егор, цепляясь за его домашнюю футболку.
– Люблю, сынок. Просто так надо. Так будет правильно.
Он отцепил от себя ребенка и, за плечи развернув его в сторону бывшей жены, легонько подтолкнул в спину. Мальчишка всхлипнул и понуро поплелся вслед за матерью, подгонявшей его злыми окриками.
За спиной захлопнулась деревянная дверь и замок повернулся дважды.
Маленький мальчишка в свои десять лет прочувствовал, как больно бывает в жизни, когда рвется на части сердце. Когда бросают те, кого любишь так сильно, всей душой. Когда не предлагают остаться. Когда захлопывается дверь и дважды поворачивается замок, отрезая путь обратно.
В полной уверенности, что отец его предал, Егор несколько ночей рыдал в подушку, слушая как за стенкой веселятся мама с отчимом. Лето после начальной школы стало для него самым страшным этапом в жизни. В пятый класс он перешел абсолютно взрослым сформировавшимся человеком, познавшим предательство. Общение с одноклассниками стало для него неинтересным. Они были еще детьми. Егор нашел себе друзей среди студентов колледжа и потихоньку начал свой медленный полет в антисоциальную яму.
Когда маму в очередной раз на родительском собрании отчитали как первоклашку за неуспеваемость сына и его отвратительное поведение на уроках, её терпение лопнуло. Не успев войти домой, она с порога взялась за ремень и за ухо выволокла сына на воспитательную казнь в центр зала. Егор вытерпел всё молча, не проронив ни звука. Выпустив пар, она отбросила в сторону ремень и еще час кричала на него, обещая лишить всех радостей жизни до тех пор, пока он не подтянет свою учебу хотя бы до троек, уж не говоря о хороших отметках.
Егор перевел взгляд на часы.
– В половину девятого вечера ты что от меня хочешь? – задал он ей вопрос тем же тоном, которым обычно спрашивал, есть ли что – то на ужин.
– На два этажа выше живет твоя одноклассница Яна. Классный руководитель сказала, что она хорошая девочка и не откажет тебе в помощи.
Яна. От воспоминания о ней у него сводило судорогой скулы. Ничего толком из себя не представлявшая, но вся такая правильная и дисциплинированная, что раздражала одним своим появлением по утрам на пороге класса. Все заходили хмурые и швыряли свои рюкзаки на парту так, словно в утреннем посещении школы была минимум половина их вины. Но Яна была другая. В неизменной расклешенной юбочке и белой рубашечке с отглаженным воротничком, с широкой улыбкой и бутылкой негазированной воды в руке, она вставала возле доски и громко со всеми здоровалась. Ребятам она нравилась своей улыбкой и волной позитива. Девочки называли её "солнышком". А Егор желал швырнуть ей в лицо мокрую тряпку за этот её бесконечный оптимизм. В каждом человеке всегда встречается изъян. У одних их больше, у других – меньше. В Яне он не видел отрицательных черт. И своей идеальностью она злила Егора день ото дня всё больше У нее была единственная подружка Аллочка. Вся такая же чудесная, как и сама Яна. Они сидели за одной партой, и Яна училась за двоих, чтобы не подвести подругу. Вместе они приходили в школу, вместе ходили в столовую, вместе секретничали на переменках и вместе уходили из школы. Егору иногда казалось, что они живут вместе. Со временем они даже стали похожи между собой. Обе светленькие, голубоглазые, невысокие и стройные. Как лучшие подружки, часто они одевались одинаково.
Вскоре их начала путать даже классная руководительница, что было неплохим выходом для Аллочки, отвечать за которую к доске иногда выходила Яна. Класс хихикал, но не выдавал девчонок.
К Аллочке Егор всегда относился ровно. Без симпатии, но и без отвращения. Обычная девчонка, которых тысячи вокруг. Ничем не примечательная, но и не красавица. Но Яна его злила. Яна его раздражала. Яна его бесила буквально одним своим видом, отчего ей от Егора доставалось каждый день и не по одному разу. В классе у нее со всеми были ровные дружеские отношения и только один Егор цеплялся буквально к каждому слову. Подсовывал ей вонючие бумажки из туалета, подбрасывал свои слюни в бутылочке, просил передать записки, которые оказывались с содержимым из его носа внутри, досыпал перца в её забытый на столе чай. Он выдергивал ей волосы по одному, незаметно для учителя портил её сданные работы, отчего девочка получала незаслуженно низкие оценки. Он называл её не иначе как "хорек" и отравлял жизнь одним своим существованием.
Гордая и воспитанная девочка стойко сносила его издевательства, не подавая виду, что ей больно или обидно. Бесконечное Янино ангельское терпение и самообладание злило его так сильно, что хотелось ударить её, чтобы хоть так она вышла из себя. Она никогда не плакала и не жаловалась учителям. Поначалу одноклассники пытались притормозить Егора, за что получали от него тумаков. Вскоре Егор стал признанным лидером в коллективе благодаря своей силе и старшим друзьям, а Яна только свободно вздыхала, когда Егор вдруг прогуливал уроки и не приходил в школу.
– Я не пойду к Яне, – сказал он маме твердо, но увидев, как наливаются кровью её глаза, понял, что назад пути нет и благоразумно поправился. – Сегодня уже поздно. Может, завтра?
– Нет, ты к ней пойдешь сейчас! Возьмешь у неё домашнее задание и договоришься с ней заниматься после уроков, – велела мать всё тем же тоном, не терпящим возражений.
– А если она откажется?
– Я отправлю тебя в спецучреждение для несовершеннолетних, поскольку устала возиться с негодяем, – ответила она.
Егор не поверил и заглянул матери в глаза. Они не выражали ровным счетом ничего. Она не лгала. Что такое спецучреждение для несовершеннолетних Егор знал от старших друзей. Побывать там было равносильно отсидке на детской зоне. У него не было выхода, кроме как идти на поклон к Яне.
Ступени на два этажа выше показались для него вечностью. Он плелся к ней, словно на каторгу, представляя, как сейчас она выскажет ему всё, что у неё накипело за эти полтора учебных года каждодневных издевательств. Представлял, как она пошлет его лесом и хлопнет дверью. Представлял, как вернется домой под горячую руку матери.
Но он предпочитал нырять в ледяной омут с быстрого разбега, а не входить постепенно. Егор был решителен, как никогда. Он нажал кнопку звонка и услышал мелодичную трель. После чего в глубине квартиры раздались легкие шаги и дверь распахнулась. Ему открыла сама Яна.
– Привет, – пробормотал он, глядя на неё исподлобья.
– Тебе чего? – спросила девочка, распахнув свои и без того огромные синие глаза.
Он молчал, не зная, как попросить у неё помощи в учебе после всего, что он сделал. Девочка распахнула дверь шире и отступила дальше в коридор, приглашая Егора войти. Он опешил, но вошел. Этот её шаг ему навстречу помог ему снова обрести речь и, наконец, заговорить.
– Ян, я немного скатился в учебе. Пробовал что – то дописать, досдать, но впустую. Долгов набралось слишком много. Ты не могла бы помочь мне немного?
– В чем именно?
– Ты же сразу после школы садишься за домашку? Давай будем заниматься вместе? – робко предложил Егор, не ожидая положительного ответа, но Яна неожиданно широко улыбнулась.
– Ну, приходи завтра. Сегодня я уже всё сделала. У меня обычно после школы отдых полтора часа, потом я приступаю к заданиям.
– Спасибо тебе большое, – поблагодарил он её от всей души.
Обратно по ступеням он скакал как молодой сайгак. Словно гора с плеч рухнула от этой Янкиной улыбки. Он и представить себе не мог, что она такая милашка. После всех его школьных издевательств она встретила его с такой доброжелательностью, на которую он сам вовсе не был способен. Внутри было так тепло и легко, что домой он влетел, будто на крыльях.
