Текст книги "Месть. Все включено"
Автор книги: Ярослав Зуев
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– День коту под хвост, – проворчал Любчик, сверяясь с часами. – Еще за этим клоуном в Симферополь переться. По жаре, блядь.
– Сколько там натикало? – осведомился Вардюк.
– Одиннадцать разделить на тридцать.
– Давай в салон. Кассу подобьем. И будем сворачиваться. Пока до того гребаного аэропорта дотилипаем, уже и самолет сядет. – Вардюку, получившему приказ лично от Украинского, совсем не улыбалось схлопотать нагоняй.
Утренний «банк» не дотягивал до нормы, лучше, чем ничего, однако хуже, чем обычно.
– М-да, суббота, б-дь, называется, – вздохнул Любчик.
– Может, еще постоим?
– Как знаешь, Коля. Тебе потом перед Михалычем отдуваться.
Вардюк хлопнул ладонью по торпеде.
– Достал он меня.
– Не то слово, – поддакнул Любчик. – Веревки из нас вьет.
– И не конца, б-дь, не краю… – начал Вардюк, и тут запищал телефон. Пожав плечами, капитан поднес к уху трубку:
– Алло? Кто это говорит? Алло? Вардюк слушает? Алло? На связи?
– Кто это?
– Хрен поймешь.
Потом с ним, очевидно, заговорили, и он сделал знак Любчику – помолчать.
– Надо так надо, – сказал в трубку Вардюк.
«Опять какая-то скотина припахать хочет?» – предположил Любчик, и попал почти в точку.
– Коля, кто это?
– Да помолчи, твою мать!
– Ты знаешь, где пансионат «Камень Шаляпина»? – добавил Вардюк, закрывая ладонью трубку.
– Прямо тут он и есть. Еще метров триста вниз скатиться. К морю. И все…
– Иди ты? Отвечаешь?
– Чтоб я сдох.
Любопытство прямо съедало Любчика, но он терпеливо ждал, когда напарник нажмет «отбой».
– Баба какая-то, – Вардюк спрятал мобилку в карман, – говорит, что теперь командует парадом.
– Как это? – удивился Любчик.
– Молча, б-дь. Сказала, Украинский приказал.
– Вот, конь, б-дь, с яйцами! – возмутился Любчик. Ну на х… нам такие дела? Мало того, что и так по уши в говне, так теперь еще и сука, б-дь, какая-то!
– Точно, – согласился Вардюк, скрипнув зубами.
– И чего будем делать?
– Чего делать? – с ненавистью сказал Вардюк. – Будем пердеть и бегать, понял? Возьмем под козырек, и сделаем. Что, б-дь, есть другие варианты? Может, хочешь Михалыча на х… послать?! Так давай! Вперед и с песней!
– Знаешь, что, Коля? – в свою очередь повысил голос Любчик. Задолбал Михалыч со своими загонами. Задолбал, конкретно. То-то, то-это, то мудака киевского встречай, то ему, б-дь, ствол достань, теперь шалава какая-то левая!
Вардюк одарил напарника испепеляющим косяком.
– Свояку спасибо скажи. И себя, блядь, не забудь, с благодарностями.
Любчик сразу сник.
– Да ладно, – сказал он примирительно. – Ладно.
– Вот так-то лучше.
Три года назад они крепко влипли на торговле стрелковым оружием. Конечно, если перепродаешь автоматы с пистолетами на черном рынке, то должен быть готов к чему-то подобному. С другой стороны, а как подготовиться? К тому же, ведь каждый надеется не попасться. И, все-таки они вляпались.
Их грехопадение началось под занавес перестройки. Свояк Любчика, старший прапорщик, наладился тягать пистолеты со склада кадрированной мотострелковой дивизии. За пистолетами последовали автоматы, затем парочка гранатометов, и пошло поехало. Свояк решил подключить к делу Любчика, бизнес следовало расширять. Любчик, в ту пору сержант милиции, сначала пришел в ужас и даже подумывал заложить свояка властям – с оружием шутки плохи, но… То ли родственные узы оказались крепкими, то ли высокая рентабельность предприятия заставила Любчика забыть о долге, а только свояка Гриша не только не застучал, а, напротив, сам вскоре взялся за дело, засучив рукава. Чуть позже Любчик втянул в Мероприятие (это было выражение свояка, Любчику оно понравилось) старшего лейтенанта Вардюка, только-только поступившего на службу в Органы.
В своей былой жизни Вардюк был кадровым армейским офицером, командиром разведроты танкового полка, укомплектованной плавающими чудовищами ПТ-76. Служить бы Вардюку до трех полковничьих звезд к пенсии, или до двух, на худой конец, не доконай разоружение с конверсией все восемь советских танковых армий. После того, как сами эти армии, вися неподъемным грузом на плечах отечественной экономики, не переломили ей хребет.
На гражданке Вардюк с полгода прозябал не у дел, пока кум не пристроил бывшего разведчика в МВД. Там он и познакомился с Любчиком, который, к тому времени, по всем понятиям превратился в милиционера-оборотня. В преступный бизнес втянуться легко. Выйти – значительно сложнее. И не потому, даже, что надо чем-то кормить семью. Просто – это как бросить курить.
В стрелковом оружии Вардюк разбирался досконально, служебные удостоверения гарантировали относительную безопасность, а перевозимым в багажниках легковых машин грузам неприкосновенность. Дело у троицы спорилось, тем более что товар был штучным, а соотношение габаритов и стоимости в пользу финансовой составляющей.
Неизвестно, как долго бы процветал их преступный промысел, если бы черт не дернул Любчика поставить в столицу два новеньких, в заводской смазке ручных пулемета РПК. Вот с ними Вардюк с Любчиком и засыпались, угодив в лапы оперативников Сергея Украинского. Их взяли с поличным, надели браслеты и препроводили, куда следует. Увидев над головой небо в клеточку, причем, скорее всего, на долгие годы, Любчик впал в истерику. Пока он хныкал и визжал, куда более развитому в интеллектуальном плане Вардюку представлялись первые полосы центральных газет с его фотографией в милицейской или даже военной форме. Заголовки, набранные крупным, бросающимся в глаза кеглем, гласили примерно следующее: «Оборотни в погонах работают на криминал», или «Офицер схвачен за руку на перепродаже оружия», или «Старший лейтенант Вардюк считал армейский склад личной кормушкой». И так далее.
«Бедные мои жена и дети», – думал Вардюк, изучая свежевыкрашенные стены одиночки в поисках крюка, подходящего, чтобы удавиться. К счастью, все обошлось. Если значение слова «обошлось» трактовать с определенным натягом. Полковник Украинский выпустил Вардюка с Любчиком на волю, но с тех пор крепко держал на поводке, заставляя, время от времени, оказывать разные «мелкие услуги». Такое положение вещей категорически не нравилось обоим милиционерам, но их мнения никто не спрашивал. Они крепко влипли, и теперь гасили долги с процентами.
– Где же эту трахнутую бабу искать?
– Я ж тебе адрес продиктовал. База отдыха «Камень Шаляпина».
– А… – протянул Любчик. – Понял. А что она там делает?
– Спроси чего полегче.
– Вот совпадение. – Любчик покачал головой.
– Да уж, совпадение, – проворчал Вардюк. – Поехали. Время поджимает.
Вместо того чтобы вернуться на трассу Ялта-Алушта, Любчик направил «шестерку» к морю. Ему даже передачи не пришлось включать – дорога шла с уклоном, они ехали накатом. Двигатель работал вхолостую.
– Тут бы с прибором контроля СО встать, – размечтался Любчик, имея в виду тот факт, что при движении с горы топливо не догорает в цилиндрах, следовательно, показатели предельно допустимых выхлопов превышают допустимую норму вне зависимости от того, правильно ли отрегулирован мотор. Измерять СО на спуске – откровенное свинство. Зато дело беспроигрышное, с финансовой точки зрения. А разве сейчас существуют какие-то другие?
– Нашел, о чем думать! Давай, гляди по сторонам!
– А чего глядеть-то? – обиделся Любчик.
* * *
Они въехали в распахнутые ворота пансионата. Ни людей, ни машин нигде видно не было. База отдыха казалась заброшенной, как какая-нибудь заимка сибирских староверов.
– Такое место пустует, – сказал Любчик.
– Куда, интересно мне знать, «БМВ» с джипом подевались? – озираясь, спросил Вардюк. Он был наблюдателен еще со времен службы в разведке.
– Это те, которых я вздрючил?
– Дрючер, – фыркнул Вардюк.
Любчик предположил, что иномарки проехали прямо на пляж.
– Видишь? Вон – проселок вдоль забора идет.
Остановившись у крайнего к морю бунгало, милиционеры выбрались из машины.
– Это восемь или не восемь? – почесал затылок Любчик. Если единица просматривалась четко, то цифру восемь можно было посчитать также девяткой, шестеркой или нулем.
– Восемь, – сказал Вардюк и расстегнул кобуру.
Сразу за бунгало начинался высокий обрыв, по краям которого росли какие-то кусты. За кустами земля казалась отхваченной гигантским секачом. С гребня кряжа открывался великолепный вид на линию берега справа и слева. Далеко внизу плескалось море, то накатывая на неширокий галечный пляж, то с шипением отступая. Высокий берег отвечал прибою эхом и оба звука, причудливо переплетаясь, достигали ушей стоящих в нерешительности милиционеров грозным, вибрирующим гулом.
– Ну, и где наша начальница, е… ее мать?
– Внутри, наверное.
Поправив портупею, Любчик постучал в дверь.
– Эй, откройте! Вы тут?
Как бы в ответ на его слова дверь со скрипом подалась. За ней никого не было.
– Вы тут или нет? – повторил Любчик, переступая порог.
Окна бунгало были плотно зашторены. Не успели глаза лейтенанта приспособиться к царящему в комнатах полумраку, как что-то с треском врезалось ему в лоб. Даже не охнув, Любчик повалился на пол. Вардюк, следовавший по пятам за напарником, отшатнулся к выходу, рванув из кобуры пистолет, но, уже на крыльце получил предательский удар в основание черепа и, в свою очередь, рухнул носом вперед. Головорезы Витрякова затащили милиционеров в бунгало, изъяли оружие, документы и деньги, а затем крепко связали по рукам и ногам.
* * *
В сознание Вардюка привела тяжелая затрещина, поразившая правую скулу, как метеорит беззащитную лунную поверхность. Поскольку левую скулу тоже пекло огнем, затрещина явно была далеко не первой.
– Ну что, очухался, мусор?! – спросил из мрака лающий мужской голос и кулак, готовый нанести очередной удар, замер в сантиметре от носа. – Очухался, спрашиваю, быдло?!
– Вроде того, – прошептал разбитыми губами Вардюк. Зрение потихоньку возвращалось к нему. Сначала картинка была нечеткой, изображение подергивалось, как случается, когда засоряется воспроизводящая головка видеомагнитофона. Вардюк попробовал шевельнуться и скривился от боли, немедленно полыхнувшей в разбитом затылке.
– Ах, ты ж…
Немного повернув голову, капитан обнаружил Любчика, лежащим неподвижно, словно бревно. Руки и ноги лейтенанта были крепко связаны. Как, впрочем, и его собственные конечности.
– Очухался ты, падло, или нет?! – нетерпеливо повторил тот же голос.
– Да понты гоняет, милитон долбаный! – сказал кто-то еще. Подняв глаза, Вардюк различил лишь одни темные силуэты. Окна в бунгало оставались зашторенными, а враги располагались спинами к свету. Вардюк насчитал пять или шесть фигур. Одна смахивала на женскую, остальные, похоже, были мужчинами. Женщина тихонько сидела в углу, руки на коленях, и Вардюк подумал, не та ли это коза, что пятнадцать минут назад звонила по телефону, представившись подружкой Украинского.
«Украинский, – мелькнуло у Вардюка, – чтоб ты подох, сволочь!»
Одна фигура наклонилась к беззащитному пленнику:
– Значит так, мусор, у меня к тебе разговор.
Вардюк с ненавистью посмотрел исподлобья. Голова раскалывалась, но взгляд удался:
– Кто ты такой? – прохрипел он.
– Тут я задаю вопросы, ментяра!
Вардюк собрал в кулак все мужество, какое было, набрал в легкие побольше воздуху, словно собирался нырнуть в глубину (в определенном смысле, именно так дело и обстояло), и выпалил на одном дыхании:
– Пошел к матери, сука.
Кто-то из бандитов хохотнул. Смех, впрочем, вышел неискренним, с явными истерическими нотками. Склонившаяся к капитану фигура резко выпрямилась, выбросив вперед ногу. Ступня в кроссовке угодила Вардюку в челюсть. Он отшатнулся, врезавшись затылком в стену. Из глаз брызнули искры. Кто-то ударил его в живот, кто-то каблуком в бровь. Бандиты кинулись на него, как свора бешеных собак. Вардюк, извиваясь, словно гигантский червяк, пытался отползти в угол, но его достали и там.
Когда подонки просто выдохлись, и отступили, тяжело переводя дыхание, Вардюк остался лежать на полу. Вид у него был ужасен, но сознания он не потерял.
Витряков снова наклонился к нему и сгреб за грудки:
– Ну, что, ментяра, понял, кто в доме хозяин?!
Вардюк поднял изуродованное лицо к палачу, и, делая невероятные усилия, прошептал громко и внятно, старательно выговаривая каждое слово:
– Пошел на хуй, тварь!
Комната окунулась в молчание. Потом Витряков молча схватил окровавленную голову Вардюка в ключ и провернул от себя и вверх. Что-то громко хрустнуло. Витряков разжал руки, и тело Вардюка тяжко осело на пол.
Наблюдавший за экзекуцией Боник не проронил ни слова. Убийство не входило в его планы, но он и так крепко поругался с Леней каких-нибудь десять минут назад, и не жаждал продолжения. Когда Леня срывался по-крупному, то мог покусать кого угодно. Началось с того, что Бонифацкий высказал сомнения по поводу нападения на милиционеров. Винтарь сразу завелся с пол оборота:
– А что ты б-дь на х… предлагаешь?! – они стояли лицом к лицу, слюни летели Бонику в лицо, он отступил на шаг. – Может, это я ментяр приплел?! Может, они, б-дь, меня завалить хотят?!
Бонифацкий пошел на попятную. Витряков, не найдя выхода охватившему его гневу, шагнул к Миле, которая стояла не жива, ни мертва. И, залепил оплеуху. Госпожа Кларчук упала в кресло.
– Ты чего сука, лыбишься?!
Падая, Мила Сергеевна не издала ни звука. Только закрыла лицо.
– Леня, – попытка Боника заступиться выглядела жалкой, это осознавали все. – Леонид, зря ты это…
– Убить тебя, суку, мало, – процедил Витряков, и, возможно, Мила Сергеевна не отделалась бы так легко, если бы не крымские гаишники, как раз подкатившие на своей снабженной мигалками «шестерке».
– Менты! – зашипел Филимонов.
– Все, б-дь, тихо, ни звука!
Через мгновение Любчик заколотил в дверь.
* * *
Перешагнув через застывшего в неестественной позе Вардюка, Витряков направился к двери.
– Шрам, – обронил он на ходу, – тачку легавых – за дом.
– Он так ничего и не сказал… – с долей уважения пробормотал Дима Кашкет. Витряков резко остановился и смерил Забинтованного взглядом. – Я имею в виду, что мы ни хрена не узнали… – добавил Дима.
– А второй тебе на х…? – Леонид пнул ногой Любчика. Тот глухо застонал. – Давай, притащи пару ведер. Выкатишь на него, живее очухается.
Глава 6
ЛЕЙТЕНАНТ ЛЮБЧИК
«Я это вынесу», – решил Андрей, в первый раз очутившись на борту авиалайнера. Перелет из Хабаровска в Москву, совершенный с родителями в 78-м году, он решил сбросить со счетов. Тогда он и в школу-то не ходил. То давнишнее путешествие теперь вспоминалось, как сказка. Оно хранилось в памяти в виде почти не потускневших от времени картинок – выруливающего к терминалу белоснежного ТУ-134, накрахмаленной блузы стюардессы, крылатой эмблемы «Аэрофлота» и потрясающего заката, раскрасившего ковер из облаков теплой оранжевой пастелью. Облака казались Андрею уютными и безопасными, как пуховое бабушкино одеяло в Дубечках, а опасения звездануться с многокилометровой высоты не донимали.
«То ли дело сейчас, – подумал Андрей, наблюдая далеко внизу облака, напоминающие мокрый снег на поверхности темного пруда, – то ли дело сейчас!»
Пока он ехал в аэропорт, почти осязаемый страх перед тем, что его ожидает на полуострове, давил кадык скользкими ледяными пальцами. Андрей с легкостью мог представить себя летчиком-самураем, отправляющимся в последний полет. В голове звучали отрывки песни, которую он когда-то услышал:
Шесть пятнадцать, взревели моторы,
Заглушив грозный крик «Банзай»,
Впереди ожидает море,
А земля наших предков прощай.
Позади, остались пляжи,
Зелень пальм поглотила даль,
Лишь внизу океана чаша,
Только неба чужого сталь.
Так хлебнем же саке на дорогу,
А товарищи рявкнут «Банзай»,
Мы теперь не люди, а боги,
Нам уже уготован рай…»
И припев:
«Товарищи твои неизвестно где, – отметил тошнотворный внутренний голос, – ты трезв, и потому вибрируешь, а на рай можешь не рассчитывать, не светит ни при каких раскладах».
Потом самолет взлетел, и совершенно новые ощущения прогнали страх, как ветер туман. Временно, по-крайней мере.
* * *
– Через десять минут наш самолет совершит посадку в Аэропорту города Симферополь, – бодро сообщила стюардесса.
«Ну, конечно, тебе-то что? Ты всю жизнь между небом и землей болтаешься. – Девушка повернулась спиной. Андрей сконцентрировался на разглядывании ее попки, на которой фирменная юбка сидела плотно, будто перчатка на руке. Попка была симпатичная, и, каким-то образом подарила Бандуре уверенность, что полет закончится благополучно. – А, все равно, скорей бы уж сели».
Как только стюардесса исчезла за дверью, Андрей, вздохнув, скользнул взглядом по салону и с удовлетворением убедился, что значительная часть пассажиров разделяет его тревогу. Стоило лайнеру пойти на снижение, пассажиры оживились. Вопреки неумолимой статистике, утверждающей, будто наибольшие опасности подстерегают воздушные суда как раз при взлетах и посадках, пассажиры, очевидно, считали себя почти на земле. Снова появившаяся в дверях стюардесса попросила пристегнуть ремни безопасности. Бандура безропотно подчинился. Зажегся плафон с надписью «не курить», зачем-то дублированный по-английски. Как будто в отечественных самолетах летают иностранцы. И, курят. Невидимый в кабине пилот подал штурвал от себя и самолет, покачнувшись, заскользил вниз, как санки с горы. Обитый ковриком пол ушел из-под ног Андрея, а желудок устремился вверх. Андрей крепче вцепился в подлокотники, подумав, что коридор между креслами стал похож на прогулочную палубу парохода, проваливающегося носом в пучину. Затем снижение прекратилось. По всей видимости, экипаж занял указанную авиадиспетчером высоту.
«Вот при таких выходах из пикирования возникают опасные перегрузки, и самолет очень даже легко может переломиться надвое. Как подмокшая сигарета», – пробурчал внутренний голос Андрея.
«Типун тебе на язык, кретин! – шикнул на него Андрей. – Еще накаркаешь». Вскоре ему показалось, что тембр работы двигателей поменял тональность. Скорее всего, так оно и было на самом деле. Скорость самолета упала. Атмосфера вокруг стала более плотной. Земля в иллюминаторе уже не напоминала гигантскую топографическую карту, развернутую на столе великана. Ан-24 продолжал снижаться и за ревом моторов сквозь обшивку прорвался свист рассекаемого плоскостями воздуха.
«Ничего, ничего, – успокаивал себя Андрей. – К этому, наверное, можно привыкнуть, если летать чаще. Почти как с горки на санях, с той разницей, что вокруг не сугробы, а пустота, а ты сидишь в тяжеленной железяке, несущейся по воздуху вопреки закону всемирного тяготения, благодаря чуду, именуемому аэродинамикой».
Пилот совершил очередной маневр, самолет начало трясти. «А еще это смахивает на скоростной монорельс, готовящийся сорваться под откос, с той разницей, что никаких гребаных рельс под нами нет в помине».
* * *
Съежившись и обливаясь холодным потом, Андрей неожиданно для себя вспомнил Атасова, обожавшего поразглагольствовать о техногенном прессинге на мир, в особенности, когда бывал пьян.
– Черт возьми, – сказал тогда Атасов, отодвигая стакан в строну, – вся наша беда заключается в том, что мы – чрезвычайно сообразительные животные. Вот ты, типа, хотя бы понимаешь, что все, на чем мы ездим, плаваем, летаем, готовим жратву или трахаемся – искусственного происхождения?
– Это если на травке не трахаться, – глубокомысленно вставил Протасов.
– Посмотри на улицу, – предложил Бандуре Атасов. – Что ты видишь?
– Дома, – Андрей пожал плечами, – дорогу… машины разные…
– Вот. – Атасов удовлетворенно кивнул. – Ни черта бы этого не было, если бы человек, типа, не извлек железо из руды, стекло из песка, а резину из нефти… даже водки, которую синтезируют из пшеницы – добавил Атасов, наполняя стакан. – Тебе, типа, налить?
– Какой человек? – не понял Протасов.
– Я это к тому, что не преобразуй человек природу, по своему усмотрению, о телевизорах, кроватях и санузлах можно было бы спокойно забыть.
– Иди ты? – удивился Протасов.
– Выходит, – развивал мысль Атасов, – что из всех живых существ на земле способности к созидательной деятельности такого уровня наблюдаются только у человека. Вот в чем, друзья, разница. Я, типа, не прав?
– А муравьи, е-мое?
– Саня! Ты Жюля Верна в детстве читал? – спросил Андрей, потрясенный неожиданной мыслью.
– Что с того?
– Не помню, как книга называлась, где шторм людей на необитаемый остров выбросил. А через год они электричество провели, и водопровод с канализацией.
– «Таинственный остров», – сказал Атасов. – Только не шторм выбросил, а на воздушном шаре они туда прилетели.
– Так вот, – продолжил Андрей, – когда я книгу читал, то подумал, что, если меня на такой остров выкинет, дальше набедренной повязки дело не продвинется. Понимаешь? Случись завтра катастрофа, наподобие той, что в «Дне триффидов»[30]30
Роман, написанный английским писателем-самоучкой Джоном Уиндемом (1903–1969), который не имел высшего образования, работал батраком, продавцом, рекламным агентом и пр. «День триффидов» (1951) принес Уиндему мировую славу
[Закрыть] описана, я будущим поколениям разве что на пальцах показать смогу: была такая хреновина – автомобиль. Наподобие телеги, только коня впрягать не надо. И еще одна штука была, телевизором называлась. Кнопку нажал и лежи, балдей…
– Понял, – сказал Атасов. – Ты про разделение труда слыхал что-нибудь?
– Слышал, – кивнул Андрей. – Только если у меня ствол отобрать, я и лука-то толкового не слеплю. Рогатку, и ту, не уверен…
– А тебе и не надо, – помрачнел Атасов. – Наше дело – курки спускать. И все.
Они немного помолчали. Прикончив бутылку, Атасов загрустил.
– И что из этого всего следует? – спросил Андрей, наконец.
– Следует, – лицо Атасова приняло задумчивое выражение, – например, то, что я, как гораздо более высокоорганизованный организм, знаю о предназначении унитаза, в то время как Гримо – тупиковая ветвь развития, можно сказать, не шарит в этом абсолютно
– Ну и что?
– Как, что? Ты, Бандура, слепой, если не видишь, как он уже битый, типа, час, прыгает на дверь, потому что приспичило?
– Надо выйти?
– Так вот ты, типа, и иди, – сказал Атасов, и полез в холодильник за очередной порцией выпивки.
Выплывший из памяти диалог почему-то заставил Андрея задуматься о глубинных корнях переживаемого в лайнере страха. По мысли Андрея страх этот, замешанный на клаустрофобии и чисто животной боязни высоты, возник вследствие реализованной тяги к полетам вопреки физиологическому отсутствию крыльев.
«Сижу я, значит, в железном гробу с двумя турбореактивными моторами и мечтаю только о том, как бы из него живым выбраться», – подвел итоги Андрей.
Глянув в иллюминатор, Андрей обнаружил, что зеленое лоскутное одеяло с аккуратными прямоугольниками полей и бирюзовыми шнурками рек исчезло, теперь были видны отдельные дома, похожие на спичечные головки. Между домами тянулись проволоки дорог с ползущими букашками автомобилей.
Вздрогнув всем корпусом, самолет лег на левое крыло. Очевидно, это был последний вираж перед посадкой. Иллюминатор Андрея заполнило небо. Повернув голову к противоположному борту, он увидел землю, проносящуюся во всех окнах. Крен составлял градусов тридцать, которые казались всеми семьюдесятью. У страха глаза велики.
«Это чертовски противоестественное занятие», – подумал Бандура, когда самолет выровнялся. Потом с гулким стуком из ниш в крыльях выдвинулись шасси. Посмотрев на висящие в воздухе колеса, Бандура убедился в правоте своих мыслей о противоестественности.
«До чего, все же, ненормальное зрелище – вид торчащих над пропастью колес».
Самолет скользнул вниз, опять накренился, выровнялся, еще раз провалился в пустоту. Машина вибрировала, Бандура тоже. В иллюминаторах замелькали какие-то сараи, кусты и деревья, появляясь и мгновенно исчезая. Мимо проскочила красно-белая, аэродромная вышка и, наконец, Андрей увидел светло серую бетонку посадочной полосы. Только теперь стала ощутима скорость, это естественно, ведь в небе отсутствуют обочины. Последовал сильный толчок, самолет подпрыгнул, как запущенная по воде «лягушка». Взвизгнула резина, повстречав бетонку. Самолет покатил по земле, раскачиваясь всем корпусом. Вой двигателей перешел в рев – пилоты сбрасывали скорость.
– Фух, – выдохнул Андрей и смахнул пот со лба.
* * *
Стоило только вступить на трап, как не по-весеннему теплый крымский воздух пахнул в лицо.
– Ух, ты, настоящее лето, – пробормотал Андрей, на мгновение, позабыв и о Поришайло, и о Бонифацком. Мозг иногда бывает милостив, и дает расслабиться, не думая о плохом. Даже песня такая была когда-то: «Думай о хорошем, думай о хорошем, ага…» Вот Андрей и задышал полной грудью, радуясь аромату ковыля, а, может, и винограда. Запах был чудесным, правда, не без легкой примеси испарений нагретого солнцем асфальта и резины от шасси. Но то было ничего.
Жмурясь, Андрей спустился по трапу к выкрашенной желтой краской аэродромной развозке, немного напоминающей гусеницу. И пяти минут не прошло, как развозка степенно двинулась в путь. По дороге к терминалу им повстречался тягач «КрАЗ», буксирующий сине-белый Як-40 и канареечный бензовоз на шасси 205-го «МАЗа». «Раритет! – подумал Бандура, встречавший такие топливозаправщики разве что на картинках в энциклопедии»
«Хорошо было ее перелистывать, сидя дома, в Дубечках. В особенности, когда за окнами непогода. Ветер завывает, или льет дождь…»
Степенно раскачиваясь, развозка доставила его к терминалу. Андрей зашел в здание. В аэропорту было сумрачно и безлюдно. Пройдя пустынный вестибюль насквозь, он очутился на улице.
Стоянка была забита автомобилями, среди которых преобладали частные такси, пришедшие на смену государственным таксопаркам после того, как вместе с социалистическим государством исчезли гарантированные рабочие места. Отмахнувшись от трех или четырех таксистов, обещавших доставить куда угодно с ветерком и задешево, Бандура остановился на ступеньках, и принялся крутить головой, выглядывая обещанных Артемом Павловичем людей. Поришайло еще обмолвился, что они будут в милицейской форме:
«Доставят на место, поселят, и подберут тебе, гм, подходящий инструмент. Можешь им доверять, гм, но, смотри, языком не болтай. Зачем ты приехал, им знать не положено. Так что, держи язык за зубами, гм».
«Ты не подведешь Артема Павловича, – с нажимом добавил Поришайло, – а он позаботится о тебе».
«Да уж, ты позаботишься, сволочь…»
Впрочем, у него все равно не было выбора, что бы он там себе не думал.
«По-крайней мере, не многим больше, чем у патрона, заряженного в ствол».
– Эй, парень? Это ты, что ли, Андрей?
– Я. – Было бы глупо отрицать очевидное.
– С киевского самолета?
– С него…
– Мы тебя битых десять минут ждем.
– Вы? – переспросил Андрей, всматриваясь в тяжелое лицо незнакомца. Именно тяжелое, благодаря массивному носу картошкой и крупному подбородку из тех, которые принято называть волевыми. Сидящие близко, словно пенсне, водянистые глазки смотрели пристально, при этом оставаясь непроницаемыми.
– Мы, – подтвердил незнакомец, и, сняв блейзер, утер пот. Растущие на голове волосы были огненно рыжими, и, судя по виду, жесткими, как проволока. Андрей подумал о щетках для пальто, продающихся с галантерейных лотков.
«Ну и рожа, – констатировал Бандура. – Хотя, если разобраться, чем не мент? Такие они и есть. Разве что одет, какого-то хрена, в штатское».
– Вы от Артема Павловича? – уточнил Андрей.
– От него, – Рыжий сцедил слюну через зубы, такие же крупные, как все лицо.
«Лошадиные», – подыскал эпитет Бандура.
– Ладно, пошли, – сказал Рыжий, – чего тут репой торговать.
«И то верно», – согласился Андрей:
– А тачка ваша где?
– Вон, – Рыжий махнул в сторону красного «БМВ» с тонированными стеклами. Машина стояла метрах в двадцати от ступеней.
– Патрульная тачка? – удивился Андрей, предполагавший, что милиционеры прибудут на служебной машине. – Круто.
– А мы тут не пальцем сделанные, – ощерился Рыжий. – Давай, двигай. А то голову напечешь.
Когда они подошли к машине, Рыжий показал на заднюю дверь, а сам полез вперед. Двигатель машины еле слышно урчал на холостых оборотах, в салоне работал кондиционер. Второй милиционер, крепкий парень с монголоидным лицом, даже не повернул головы. Он сидел за рулем неподвижно, как манекен. И тоже был в штатском.
– Привет, – поздоровался Андрей. Водитель и бровью не повел. – «Нацмен паршивый», – заключил Бандура.
– Поехали, Ногай, – сказал Рыжий, перебрасывая ремень безопасности. Как вскоре выяснилось, не даром. Не успел Бандура как следует удивиться кличкам, которые носят некоторые милиционеры, «и, вообще, о каком Ногае речь, если ясно и четко сказано: один Гриша, другой Коля, и никаких на фиг, нацменов!», как уже летели по улице, не особенно, кстати, приспособленной для скоростных заездов. Однако, такие мелочи, вероятно, не интересовали водителя. Ногай то подрезал другим машинам, то обгонял по встречной полосе. А как только они выехали за город, нажал так, что Бандура в свою очередь потянулся за ремнем безопасности.
«Чего бы я так летел? – думал Андрей. – Как на пожар?»
«С другой стороны, если машина позволяет, а в кармане ксива, так, почему бы и нет?» – Андрей понятия не имел, задался водитель целью продемонстрировать лично ему резвый нрав машины, или просто всегда так ездил, однако, оба варианта считал клиническими.
* * *
Оставив позади Симферополь, трасса устремилась через живописную зеленую долину. Горы следовали параллельно по обеим сторонам, с каждой минутой прибавляя в высоте.
– «Растишки» от «Данона» обожрались, – пробормотал Андрей и поймал мрачный взгляд водителя в панорамном зеркале заднего вида. Если, конечно, можно говорить о взгляде, когда на вас смотрят через солнцезащитные капли. Водитель смахивал на Брюса Ли.[31]31
Брюс Ли (Ли Сиу Лунг – «Маленький дракон»), (1940–1973), знаменитый киноактер и мастер боевых единоборств, создавший свой оригинальный стиль Джит Кун До (Путь опережающего кулака). Его внезапная смерть в июле 1973 до сих пор не находит вразумительного объяснения, а фильмы с его участием, вышедшие на экраны уже после того, как сам ли был похоронен в Сиэтле («Остров дракона», 1973 и «Игра смерти», 1978) в свое время стали кинобестселлерами
[Закрыть] Андрей даже подумал, что он «косит» под великого мастера кунг-фу и кинозвезду семидесятых. Черные, словно воронье крыло волосы длиной до плеч подчеркивали общее сходство.
«Интересно, как это его начальство до сих пор не остригло?»
– Я говорю, красиво тут у вас, – добавил Бандура. Водитель молча уставился на дорогу. Машина проскочила Заречье. Местность стала еще живописней. К дороге примкнула река, бьющаяся в тесном каменном русле, как сумасшедший в смирительной рубашке.
– Ангара, – Андрей успел прочитать мелькнувший справа информационный знак. – Ребята, мы что, в Сибири?
Попутчики проигнорировали шутку.
– Куда мы, кстати, едем? – осведомился Бандура. Затянувшееся молчание действовало на нервы. Может, оно и не было враждебным, однако, вполне могло стать. – Вы бы меня в курс дела ввели?
– На месте введем, – сухо пообещал Рыжий, не поворачивая головы.
– На месте, это где?
– В Никите.
– Поясни, а то я в вашей географии, как баран в геометрии…
* Рядом с Никитским ботаническим садом база. Вроде дома отдыха. Там для тебя домик зарезервирован. И все такое. Надежное место. – «Пристроим, шахтеры не откопают».
