Текст книги "Цитатник бегемота"

Автор книги: Ярослав Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Вдруг он подумал, что нигде ведь не говорится о, так сказать, амурных похождениях бабы-яги. Похоже, обитательнице дряхлой избушки и потенциально потрясающей красавице личной жизнью жить не положено…

Пока он переваривал свое неожиданное открытие, хозяйка справилась немного со своими чувствами.

– Так кто же ты, если не гусар? – почти весело сказала она. – Пушкарь? Рейтар?

Иван помолчал, потом нехотя ответил:

– Спецподразделение… Главразведупра.

– Чего-чего?.. – ошеломленно переспросила хозяйка.

– Спецназ, говорю!..

– Первый раз слышу, – немного растерянно сказала красавица. – А это как – лучше, чем гусары?

Иван хмыкнул.

– Не знаю, как лучше, – сказал он, – но круче – это точно.

Она посмотрела непонимающе, но промолчала. Молчал и Иван, взяв со стола бокал и мрачно глядя в него: как-то неприятно вдруг показалось вмешивать реалии заданий и спецзаданий в сказку.

Он тряхнул головой. В самом деле: с какой это стати? У него есть дорога, и он идет по ней. Солдат – он и есть солдат.

– Ладно, – заговорила красавица. – А чего же тебе, Иван-солдат, в наших краях надобно? Как говорится – дело пытаешь аль от дела летаешь?

– Ищу я талисман заветный, – буркнул Иван. – А попутно всяких гадов истребляю. Ползающих там, плавающих, двуногих, шестиногих – мне все равно.

– А, – с интересом сказала хозяйка. – Так это ты бегемота огнедышащего одолел?

– Я, – неприветливо буркнул Иван и вдруг спохватился: – Елки-палки! Языки!.. Неужто опять потерял?..

Он принялся лихорадочно ощупывать карманы и пояс. Точно – нету ни сумки, ни языков!..

Ему захотелось выругаться от всей своей широкой души.

– Не волнуйся. – Хозяйка успокаивающе подняла ладонь. – Найдутся твои языки. Всему свое время.

– Как же, – зло сказал Иван. – Я о них и помнить-то не помню, забываю постоянно… Постой-ка, – покосился он на хозяйку с подозрением, – а ты откуда знаешь?

– О чем? – удивилась красавица.

– О бегемоте, о языках…

– Ах, об этом. – Она снисходительно улыбнулась. – Слухами земля полнится. Теперь я, кстати, представляю примерно, кто ты такой и чего тебе надобно.

– Да? – саркастически произнес Иван. – Тогда, наверное, сейчас мне что-то рассказывать будешь и предупреждать о чем-то?

– Нет, – спокойно ответила она. – Рассказывать и предупреждать не буду, не мое это дело… в данный момент. Но вот кое-что, что тебе весьма пригодится, я тебе на дорогу дам. Попозже.

– Когда попозже?

– Не спеши. А теперь надобно тебе в баньку…

Иван поразмыслил.

– Пожалуй, – согласился он и потянулся к хрустальному кувшину с искристой влагой. – Хорошее у тебя вино, ничего не скажешь…

– Постой, – сказала она. – Попробуй красного.

Иван удивился. Он готов был поклясться, что тяжелого темного кувшина с непонятным золотым вензелем только что на столе не было.

Он посмотрел на хозяйку. Она наливала себе полный бокал из точно такого же кувшина.

Иван помедлил, взял кувшин и налил себе. Вино было густое, тягучее, темно-красного, почти черного цвета, не лишенного загадочной приятности. Ивану показалось, что над полным бокалом поднялся легкий дымок.

Он поднял бокал, посмотрел на хозяйку – она уже поднесла свой к губам – и выпил вино.

Оно оказалось необычного сладко-соленого вкуса, теплое, почти горячее. Иван почувствовал, как огненная жидкость проникает в каждую клеточку его тела, становясь все горячее и горячее, заставляя пузыриться его кровь и лопаться кожу. Жар внутри становился нестерпимым: тело отказывалось повиноваться, кости стали хрупкими, а мышцы одеревенели.

– Что… – прохрипел он из последних сил и умолк: челюсти свело судорогой, язык высох. Глаза готовы были вылезти из орбит: он не мог даже прикрыть веки и только с удивлением смотрел на хозяйку.

– Ничего страшного, – спокойно сказала она, допила свое вино и встала. – Вполне обычная процедура. Так надо

Иван ощутил, как нестерпимый жар стал стихать. Тело успокоилось, никакой боли он не чувствовал, однако по-прежнему, несмотря на все свои усилия, не мог пошевелиться Голова же оставалась удивительно ясной: более того, он стал как-то лучше видеть, в мире появились новые краски, и он обрел четкость и объемность.

Иван почему-то не дышал, однако чувствовал, как на него обрушилась целая лавина незнакомых пугающих запахов.

– Успокоился? – ласково сказала хозяйка. – А теперь иди ко мне. Банька тебя уже ждет.

Почти испугавшись, он почувствовал, как, помимо своей воли, встает и идет, равномерно переставляя ноги, к хозяйке. Подойдя к ней, он замер.

Ласково улыбаясь, она смотрела ему в глаза. Он чувствовал, что его сознание словно отделяется от тела, взлетая невесомо куда-то вверх, в то же самое время оставаясь внизу, на своем месте.

– Не бойся, – сказала хозяйка, и болотная непроглядная зелень ее глаз затянула властно. – Полезай в печь.

Тело Ивана без желания хозяина подошло, неловко переступая негнущимися ногами, к печи, одеревеневшими руками отодвинуло заслонку, залезло вовнутрь, поставило заслонку на место и удобно улеглось.

В печи было удивительно просторно. Иван потерял ориентацию и теперь не понимал, где явь, а где наваждение: привычная система определения отношений с миром, пусть даже и нереальным, отказалась работать, и никакие знаки не желали быть узнаваемыми. Иван лишь пытался спокойно наблюдать.

Он увидел, как его тело горит, деловито потрескивая: боль тут же появилась и стала невыносимой. Булькала, закипая, кровь, с треском вспыхнули волосы, зашипело поджариваемое мясо; съеживалась обугленная кожа, вот уже и лопнули глаза, но Иван продолжал видеть: он наблюдал, как баба-яга, снова превратившись в безобразную старуху, притащила скрученного веревками голого двойника Ивана и бросила его в большое чугунное корыто. Откуда-то налетело воронье и стало яростно клевать связанное тело, только кровь брызнула во все стороны. Баба-яга в это время кружилась, приплясывая и завывая, вокруг корыта. Потом воронье пропало' появились громадные волки, которые, свирепо рыча, стали грызть изуродованного двойника.

Потом волки тоже исчезли: показалось, что они скрылись за какой-то грязной занавеской. Тогда старуха взяла в руки неимоверной величины топор, подошла к двойнику и стала деловито рубить его на мелкие кусочки.

Изрубив двойника в капусту, она подставила кожаное ведро, наклонила корыто и вылила из него в ведро черную Дымящуюся кровь.

Потом она подошла к напрочь сгоревшему Ивану и окатила то, что от него осталось, этой самой кровью.

Этого Иван, который все видел, все чувствовал, существуя отдельно от себя – от своей боли, от всего мира. – почему-то не вынес, и, как он сам успел подумать, распадаясь на мелкие частички, – куда-то потерялся.

Часть третья
ПЛУТОН ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

– Вставай, – услышал Иван чей-то усталый голос. Нечего тут разлеживаться.

Он открыл глаза. Сон ли это был? Вроде бы нет…

Иван ощутил свое легкое, непривычно сильное тело, осознал, что может двигаться и думать, вспомнил, кто он такой… но такой ли на самом деле?..

Он рывком приподнялся и сел.

Иван увидел, что оказался в том самом зале, где трапезничал с коварной хозяйкой: более того, на том же самом столе; только стол этот был свободен от посуды и покрыт свежей белой скатертью. Сам Иван был одет в черное.

Он поспешно слез со стола: все-таки это не место для возлежаний.

Присмотревшись, он увидал, что зал все же не совсем тот, что был раньше: стало чуточку темнее, куда-то пропали витражи; гобелены и оружие на стенах изменили свой вид. Однако он не стал задумываться над такими мелочами: главное, что он цел и невредим выбрался из такой передряги, по сравнению с которой все его предыдущие приключения кажутся просто ерундой.

Он поикал глазами хозяйку, то есть бабу-ягу, как он подумал о ней несколько сердито. Она сидела на высоком деревянном троне, обитом пластинами темного металла, закутанная в темные одежды; голова ее была покрыта, лицо посуровело: она казалась строже и красивее, чем была.

Да, подумал Иван, трудно понять этих женщин: одна поначалу писаная красавица, а на поверку выясняется, что просто крокодил, а на другую глянешь – ну чисто баба-яга, а потом красивеет с каждым часом…

– Подойди, – негромко приказала она, и Иван послушно приблизился к трону.

Он не решался заговорить первым. Она тоже не спешила начать разговор, разглядывая Ивана словно впервые, но с явным одобрением.

– Похоже, ты готов к путешествию, избранник, – заговорила хозяйка. – Сам понимаешь, оно будет опасным… и не в дилижансе каком-нибудь, хоть и не пешком. Станет трудно – позовешь помощников: как понадобится, сам поймешь, как это сделать. Я же могу тебе передать только это…

Сказав так, она встала и сошла с трона, неся в руках огромный меч в изукрашенных драгоценными камнями ножнах. Иван опустился на одно колено и принял меч в свои руки.

Ладонь его легла на рукоять меча, и словно великая сила коснулась Ивана. Он потянул клинок из ножен и зажмурился.

Полыхнуло белым огнем, и в зале стало светло. Широкий клинок сиял не отраженным светом, нет – он сам испускал его, озаряя все вокруг мощью и жаждой битвы.

Иван совсем вынул меч из ножен. Сталь, если это была сталь, потемнела, перестав светиться, и Иван почувствовал кожей, всем своим существом, что меч этот жаждет напиться крови.

Он вложил меч снова в ножны, повесил его за спину и посмотрел на хозяйку. Та ответила грустной улыбкой.

– Это и есть знаменитый Эскалибур, – сказала она, – меч короля Артура. Здесь ему не место, и ты должен вернуть его королю, получив взамен другой клинок… ты поймешь зачем. Будь осторожен в дороге: всегда найдутся охотники отобрать у тебя меч, помешать в пути. Так что врагов у тебя прибавилось. Иди, Иван, ведь ты солдат.

Иван поклонился до земли, повернулся и пошел к выходу из зала. Пока он шел до двери, то все время чувствовал пристальный взгляд хозяйки и знал, это запомнит его надолго…

Он открыл дверь, поколебался немного и ступил на землю Пройдя несколько шагов, он понял, что теперь можно обернуться, остановился и посмотрел назад.

Избушка стояла на месте: прежняя покосившаяся хибарка на курьих ногах, одна из которых явно поражена артритом. Двери видно не было: значит, изба опять развернулась.

Иван поправил за спиной меч и бодро зашагал вперед.

Вскоре он увидел перед собой бескрайнюю водную гладь Он подошел к кромке воды и обнаружил тихо покачивающийся на волнах челн – не лодку, не байдарку какую-нибудь, а именно челн, – и семь огромных лебедей, в этот челн впряженных.

Иван решил, что необычный экипаж предназначен для него, а посему не стал мешкать и полез в воду, сразу провалившись по пояс. Забравшись с трудом в челн, он долго ворочался, постукивал зубами и сдержанно ругался – вода оказалась ледяная.

Все это время лебеди косились на него, терпеливо ожидая. Наконец Иван перестал дрожать, придал своему телу удобное положение, посмотрел на птиц, кивнул им, и странный экспресс резко взмыл в воздух.

Иван невольно ухватился за борта челна – подъем был стремителен и крут. В считанные секунды они поднялись чуть ли не до звезд. Впрочем, присмотревшись, Иван усомнился, что это были именно звезды: слишком крупными казались неподвижные мерцающие огни, равномерные скопления которых вовсе не напоминали привычный рисунок созвездий.

Иван осторожно перегнулся через борт и посмотрел вниз. Там где-то далеко-далеко тяжело плескалась водная безбрежная поверхность. Именно безбрежная: как Иван ни приглядывался, никакой земли он не увидел.

Вода внизу казалась темной, почти черной, но вдруг там появилось, постепенно увеличиваясь в размерах, размытое по краям белесое пятно. Иван изумился, прикидывая, каких же размеров оно должно быть, если его хорошо видно с такой немыслимой высоты!..

Он посмотрел повнимательнее, и мурашки побежали у него по коже. Пятно оказалось медузой, противной прозрачной скользкой гадостью, вполне обычной, впрочем, если не считать того, что гадость эта имела, наверное, километр в диаметре и прямо в центре колыхающегося диска открылся круглый рот, обращенный вверх и снабженный явственно различимыми зубами, о размерах и остроте которых не хотелось даже и думать.

Иван потрогал рукоять меча за спиной, опять посмотрел вниз и мысленно пожелал, чтобы птицы летели быстрее. Эскалибур, конечно, это хорошо, но уж слишком велик этот зубастик… Хотя, наверное, если даже и просто брякнешься с такой высоты, то костей все равно не соберешь.

Иван вдруг почувствовал себя слишком маленьким в этом небе. Под ним находилось самое прекрасное из морей, какое только можно представить, и незачем лететь к равнодушным звездам, незачем вдыхать опостылевший свежий воздух, надо дать отдохнуть уставшим легким, не думать ни о чем и не бороться, уснуть, погрузившись во тьму чистых глубин, где уже ждут те, кто ждал тебя годами, кто и сейчас ждет: это сила, это – воля; с тем, что в глубине, невозможно спорить…

Летящий челнок вдруг резко просел. Затуманенным взором Иван посмотрел на лебедей и увидел, что взмахивать крыльями они стали реже. Он улыбнулся. Не надо никуда спешить, лучше опуститься к темному манящему морю…

С улыбкой он посмотрел вниз. Там, далеко, на волнах Мчалось то, что поможет ему, даст возможность отдохнуть и прийти в себя, успокоит и утешит… Умереть, уснуть… и видеть сны…

Тут что-то стукнуло по голове счастливого Ивана, и причем довольно больно. Он дернулся, не понимая, что бы это могло быть, и с удивлением обнаружил большущего, черного как уголь ворона, который уселся на борт челна и очень сердито смотрел на Ивана.

Ну и пусть, вяло подумал Иван, пусть мешает, все равно сейчас, совсем скоро ничего этого не будет…

Ворон подскочил и заехал твердым, как железо, клювом Ивану прямо в лоб, да так сильно, что у того слезы чуть было не брызнули из глаз.

Тут уж Иван рассвирепел. Сонливость его как рукой сняло.

– Ты чего, сдурел, что ли?! – заорал он и замахнулся на дерзкую птицу.

Ворон, взмахнув крыльями, шустро отскочил подальше. Он насмешливо посмотрел на Ивана угольками своих глаз, подмигнул ему, что уже выглядело по меньшей мере странно, а потом, с трудом сложив крылья, и вовсе сделал неприличный жест. Получилось не совсем удачно, но Иван его понял. У него чуть глаза на лоб не вылезли.

Он невольно схватился за меч, дабы покарать такого нахала, и тут как молния сверкнула в его мозгу – запоздалое следствие дружеского удара клювом. Он подскочил и посмотрел вниз. Совсем близко, в нескольких десятках метров, под челном разевалась чудовищная бездонная пасть, и каждый зуб в ней был намного больше самого Ивана. Да что там зуб – весь экипаж целиком готов был вот-вот провалиться в неописуемую глотку.

– Вверх! – заорал Иван не своим голосом. – Быстро вверх!!

Лебеди встрепенулись и отчаянно заработали крыльями, стремительно набирая высоту. Иван хотел было с облегчением перевести дух, но увидел, что из воды высоко взметнулись гигантские щупальца, каждое из которых было усеяно многочисленными пастями с клацающими зубьями и заканчивалось устрашающей величины когтем.

– Быстрее! – закричал Иван и выхватил меч. – Еще быстрее!!

Но подгонять лебедей не надо было – они и так изо всех своих сил старались убраться поскорее, однако Иван с ужасом увидел, что одно из щупалец почти достает их.

Вдруг челн дернулся, и скорость его заметно возросла. Непонятно откуда появился восьмой лебедь, крупнее остальных, подхватил на лету постромок, которого тоже только что не было, и со свежими силами потянул шаттл – в смысле челнок.

И они все-таки успели убраться, пока щупальце их не схватило. Правда, чудовищный зубастый отросток почти чиркнул когтем по днищу челна, но Иван перегнулся через борт и сверху вниз ударил мечом.

Клинок сверкнул и прошел через скалоподобный коготь совершенно свободно, не встречая препятствий. Коготь треснул, из трещины толчком выплеснулась белесая слизь, щупальце упало в бездну.

Волна жуткой ненависти окатила мозг Ивана, но он лишь рассмеялся, крепко сжимая меч.

Айда кладенец! С таким можно в любой поход идти, ничего не боясь. Иван сунул драгоценное оружие в ножны и весело посмотрел на ворона. Тот довольно вежливо поклонился, хрипло каркнул, взмахнул крыльями и улетел.

Такие, значит, теперь у него помощнички. Дремать не дают… Иван потер ушибленный лоб. Что ж, спасибо: от мудреца прими и подзатыльник…

Иван посмотрел назад. Колыхавшаяся исполинская туша куда-то пропала: очевидно, неведомый хищник вновь опустился в бездонную пучину, чтобы ждать и надеяться.

Иван содрогнулся, вспомнив ощущение сладкого сонливого безволия, овладевшего им. Чужая сила подчинила себе его разум, чуть не погубив, и в этом виноват он сам: здесь нельзя расслабляться, здесь каждый готов подчинить, завладеть и захватить, и нужно быть воином, чтобы одолеть врага…

Мерно взмахивая крыльями, лебеди несли челн через океан. Темнота неба и чернота воды, сгустившись, соединились, и Ивану чудилось, что лебеди и челнок протискиваются сквозь узкий тоннель, ведущий неведомо куда: стало тесно и было трудно дышать..

Решительно ничего не было видно ни впереди, ни позади, только белые крылья птиц поднимались и опадали. Тишина, над миром повисла тишина, которая не нарушалась ни одним звуком.

Иван потрогал рукоять меча, ощутив силу и сдержанную мощь оружия. У него вдруг мелькнула мысль: а не слишком ли он доверился новому союзнику? Да и союзник ли это вообще – убийца, не знающий ничего, кроме радости смертельной схватки? Или это и есть идеальный спутник солдата?.. Иван не успел додумать эту интересную мысль, как небо стало светлеть, а лебеди замедлили ход и начали снижаться.

Иван посмотрел вниз. Среди поистине бескрайних вод зазеленели небольшие пятнышки. Они все увеличивались в размерах, пока наконец не превратились в острова, покрытые аккуратными полями и рощами; на полях зрел обильный урожай, по лугам слонялись тучные стада, ветви деревьев сгибались до земли под тяжестью фруктов: стали видны красивые величественные постройки.

Лебеди заложили крутой вираж и стали опускаться на самый крупный остров. Через несколько минут челн с Иваном на борту плавно приземлился подле высокого замка, обнесенного крепкими стенами. Перед замком был ров, наполненный водой, мост через него был поднят, ворота замка закрыты.

Опустившись на землю, лебеди подождали, пока Иван выберется из челна, и тут же взмыли в воздух. Не прошло и нескольких секунд, как они растворились в синем небе – будто их и не было никогда.

Иван с укоризной посмотрел им вслед. Не могли, что ли, через стену перенести, раз уж все равно сюда доставили? Как через этот ров прикажете перебираться?

Он покачал головой и подошел к краю рва, заглянув в воду. Вода оказалась очень чистой и прозрачной: глубина искусственного водоема была, очевидно, преизрядной, а на дне Иван углядел острые колья, меж которых проворно сновали большие гибкие тела – змеи, или рыбы, или водолазы, но все равно наверняка зубастые.

Иван вздохнул, погладил рукоять меча, потом сложил ладони рупором и что было мочи крикнул:

– Эй, на стене! А ну отворяй ворота! Молчание.

Иван подождал немного, прислушиваясь, потом снова заорал:

– Алё! В замке! Вы что там, заснули, что ли?

Никакого ответа.

– Эй, вы там! Опускайте мост, дурьи головы!..

В бойницах над воротами по-прежнему никто не появился. Было тихо, только посвистывали быстрые птички, пролетая над головой Ивана.

Он покричал еще минут пять, не добился результата и, притомившись, замолчал.

Иван чувствовал, что оказался в дурацком положении, и потому здорово злился. В самом деле, прилетел черт-те откуда, очутился зачем-то перед этим кретинским замком, где его в упор не видят, и что теперь делать? Вплавь, что ли, перебираться?

Некоторое время он топтался на месте, постепенно свирепея. «Доберусь я до вас ужо», – мелькнула мысль, и он заглянул в ров, всерьез задумываясь над задачей преодоления водной преграды. Потом Иван услышал конское ржание у себя за спиной и обернулся, нахмурившись.

Ба! Знакомые все лица. Это оказался тот самый черный жеребец, что катал Ивана по бескрайним прериям. Он посмотрел Ивану в глаза своими чудными очами и, оскалив зубы, снова заржал, ударив оземь передними копытами.

Иван покачал головой. Нет, похоже, что жеребец все-таки не тот, подумал он: львиных клыков не оказалось, а все зубы были равновеликими и такими острыми, что становилось даже неясно, чем, собственно, животина с таким арсеналом во рту обычно питалась: но явно не травой.

Жеребец ко всему зачем-то нагрузил себе на спину массу всякого металла: он был буквально обвешен какими-то кирасами, поножами, кольчугами, стальными рукавицами и прочим барахлом, которое, по-видимому, должно было составить костюм романтика с большой дороги, то бишь рыцаря. К высокому седлу были приторочены щит и длиннющее копье.

Конь фыркнул и покивал Ивану на свой груз. Иван фыркать не стал, но тоже кивнул и подошел к жеребцу.

Похожи, однако, кони были просто на редкость – прямо близнецы.

Иван стал разбирать амуницию и облачаться. Доспехи были сработаны очень добротно и по весу оказались гораздо легче, чем он предполагал: во всяком случае, натянув сначала тонкую кольчугу с капюшончиком, а потом и все остальные части металлической униформы, включая шлем без забрала и с высоким султаном из перьев, Иван с некоторым удивлением понял, что он вполне свободно может двигаться, орудовать мечом, бегать, прыгать и вообще чувствует себя достаточно уверенно. Хотя раньше он и слышал где-то, что рыцаря в полном вооружении в седло можно было поднять только с посторонней помощью.

Решив проверить последнее, он легко вскочил на коня. Жеребец даже не присел. Иван усмехнулся, поправил висевший на боку меч и, тронув коня с места, шагом подъехал ко рву.

– Отворяй ворота! – зычно гаркнул он.

Тотчас заскрипели цепи, и тяжелый окованный железом мост стал медленно опускаться. Ворота открылись.

Ага, смекнул Иван, сейчас, значит, он стал гостем первого сорта.

По-прежнему шагом он проехал по мосту и оказался за воротами. Его никто не встречал. Иван слегка удивился: благодушное настроение, владевшее им с момента облачения в доспехи, уступило место чувству неясной тревоги.

Вдруг заскрипели наматываемые на барабан цепи, и мост стал подниматься. За спиной у Ивана упала тяжелая решетка. Ворота закрылись.

Иван с досадой сплюнул. Так глупо попасться! Он схватился за меч, оглядываясь в поисках угрозы и чувствуя себя незащищенным, несмотря на доспехи: он знал, что если со стен посыплются стрелы или полетят камни, то ему придется совсем плохо.

Но никто ничем в него кидаться не собирался. Ни души не было ни на стенах, ни в бойницах и окошках башен замка. Было совершенно тихо, и даже птички, которые чирикали возле рва, за Иваном в замок не последовали.

Конь повернул голову и равнодушно покосился на своего седока. Он чувствовал себя спокойно, но сам Иван по-прежнему испытывал безотчетную тревогу и не выпускал рукояти меча из ладони.

Потом он спешился и подошел к воротам. Они оказались наглухо заперты: более того, на них висел гигантский замок, проржавевший и присыпанный вековой пылью, да еще и без отверстия для ключа вдобавок.

Так. Интересно, подумал Иван, вытаскивая осторожно меч. Эскалибур с готовностью сверкнул – не красными лучами, но тоже достаточно зловеще. Иван совсем было примерился рубануть по запорам ворот, как услышал мелодичный хрустальный звон, донесшийся со стороны дверей замка.

Звук отразился от камней, которыми был вымощен двор, завибрировав, метнулся к окнам и снова возвратился обратно, усилившись и превратившись в низкий гул, от которого заныли зубы. Секунду вибрация была нестерпимой, потом звук просочился в невидимые щели и стих, затаившись.

Иван замер, прислушиваясь, но напряженная тишина снова ничем не нарушалась.

В этом гулком замке становилось совсем интересно, хоть и немного жутковато. Иван готов был поклясться, что ни единого человека здесь не могло находиться, но в то же время чужое присутствие явственно ощущалось. Но это было, пожалуй, и не совсем то, о чем Иван где-то читал, в каком-то фантастическом рассказе: город, который своей предупредительностью и услужливостью доводит своих обитателей до умоисступления; в этом месте была лишь холодная пустота и бесстрастный механизм, непонятная гигантская игрушка, повисшая между звезд.

Иван, держа меч наготове, настороженно приблизился к высокому крыльцу, поднялся на него, рывком распахнул тяжелую дверь и вошел внутрь.

Подняв меч над головой, он огляделся.

Опять это был просторный зал. Большую часть его пространства занимал довольно грубый стол со скамьями вокруг него… Окон не было, но света хватало: множество факелов, развешенных по стенам, позволяли неплохо разглядеть подробности обстановки.

Сами эти стены украшала странная живопись, какой Иван никогда не видел: роспись шла от пола до потолка. Более ничего интересного в этом зале не было, кроме еды.

Но зато какая это была еда! Она прямо-таки царила здесь, бросалась в глаза, распространяла ароматы, заставляла стол трещать под тяжестью горшков, чаш, чарок, кувшинов, тарелок, ваз, судков, блюд и прочей посуды, переполненной всевозможными яствами, как-то: супами, кашами, мясом, пирогами, маринадами, соусами, майонезами, салатами, соленьями, сластями, фруктами, сырами и прочим; всякие там осетры, форели, икра и осьминоги представляли дары моря; имелись тут рябчики, куропатки, фазаны, гуси, куры, утки, перепелки, какие-то совсем малюсенькие птички и другие отлетавшие свое пернатые; Иван углядел и экзотические блюда типа всяких змей, толстых и тонких, фаршированных чем-то и просто зажаренных на вертелах, тушеных земляных червей на широких листьях и массу другой подобной невнятицы…

Напитков тоже хватало. Хрустальные кувшины хранили в себе пойло всевозможного цвета и прозрачности: были жидкости красные и черные, желтые и зеленые, были белые, как молоко, и прозрачные, как слеза младенца…

Огромный стол готов был сломаться под тяжестью всей этой пищи, приготовленной для неведомых едоков, но для тех, кому количество ее показалось бы мало, по углам громоздились кучи окороков, горы колбас, бастионы тугих сыров, завалы бочек, бочонков, бутылок и шкаликов. Количество продуктов, находившихся в этом зале, поражало всякое воображение.

Причем все это гастрономическое великолепие не лежало просто так, брошенное и ненужное, нет – оно манило к себе, призывало отведать, съесть и обожраться, взять вилку, ложку… не-ет, не надо никаких ложек: руками, только руками: по локоть измазаться, извозиться в креме, соусе, подливке, ухватиться, разорвать и сожрать, чавкая, пуская пузыри и довольно отрыгивая…

Все это выглядело как ставший реальностью горячечный бред несчастного, обреченного на голодную смерть и стоящего буквально на пороге этой самой смерти.

Иван опустил меч и невольно сглотнул слюну. Ему захотелось есть – не очень сильно, но все же… Однако тревожное предчувствие не совсем улеглось: оно и вполне естественное любопытство заставили Ивана повременить с возможной трапезой. Сначала он решил совершить небольшую обзорную экскурсию по замку.

Он ходил довольно долго, но так и не встретил ни одной живой души. Мертвых, правда, тоже не было.

Чем дальше он ходил, тем более замок напоминал воплотившийся бред. Бесконечные анфилады богато убранных комнат, где были хрустальные бассейны с искрящейся водой, бившей из фигурных золотых фонтанов, альковы с мягчайшими даже не кроватями, а целыми лежбищами, коврами и гобеленами; горы дорогого оружия и богатой одежды, побрякушки и финтифлюшки непонятного назначения и всюду золото, и бриллианты, и самоцветы, и опять золото, и опять бриллианты…

Попадались, правда, и не совсем понятные места: помещения, заваленные объедками и грязью, заросшие толстой паутиной и насквозь провонявшие какой-то немыслимой гнусью; затхлые комнаты, где стены были покрыты шевелящейся плесенью, а с потолка свешивались мохнатые грибы; страшно холодные комнаты, напоминавшие скорее мрачные подвалы, где с потолка капала вода, падая на пол ледяными брызгами; абсолютно пустые залы, где, кроме тумана, ничего не было… Все это тоже напоминало бред, но несколько иного сорта.

Книг вот только Иван нигде не видел. Ни целых, ни изорванных, ни вообще чего-нибудь напоминающего книги. Хотя какой средневековый замок без библиотеки!.. Впрочем, могло статься, что она могла по традиции находиться где-то в потаенном месте за семью или большим количеством печатей.

Иван набродился вдоволь и решил спуститься вниз.

Как только он снова вошел в обеденный зал, то моментально подвергся сенсорному нападению со стороны еды. В глаза полезли всякие яства, предлагая себя на выбор, и при этом совершенно бесплатно; обоняние подверглось химической атаке: ароматы продуктов питания налетели, закружили в аппетитном вихре, схватили за нос и наполнили слюной рот.

Сначала Иван замер в нерешительности: промелькнула мыслишка, что, может, ничего страшного не будет в том, что он съест кусочек и отопьет глоточек: а за это время появятся гостеприимные хозяева, которые в данный момент изо всех сил спешат домой, дабы по полной программе встретить притомившегося с дороги доброго рыцаря… Но потом мыслишка эта куда-то подевалась. Иван решил, что он уже сыт по горло.

Он еще раз посмотрел на накрытый стол. Теперь великолепие еды уже не вызывало аппетита и слюноотделения: Ивану показалось, что все это какое-то нарисованное, ненастоящее… точнее, сыр в мышеловке. Вот червячок на крючке – он выглядит как настоящий и, наверное, вызывает у рыбки зверский аппетит… а на самом-то деле это уже вовсе не еда. Это приманка.

Так же было и здесь. Неведомый рог изобилия просыпался над столом, щедро изрыгнув из себя еду, которая была уже не едой, а чем-то другим… хотя она и выглядела как настоящая.

Иван только не мог понять, для чего все это надо было. Пища не могла быть отравлена, он это чувствовал…

Иван зябко поежился и отвернулся от стола. Внимание его привлекла необычная роспись на стенах зала. Он подошел поближе, чтобы лучше ее разглядеть.

Роспись эта шла несколькими уровнями, занимая все пространство от пола до потолка, и изображала она сцены некоего пиршества. Мрачноватые темно-коричневые, черные и кирпично-красные тона превалировали: неприятно искаженные пузатые человечки с выпученными глазами жрали, пили, валились на пол, попираемые своими более голодными и трезвыми сотрапезниками, образуя гекатомбы тел, сплющенных и уже раздавленных. Там и сям сновали гигантские насекомые, ползающие по лицам, заглядывающие в обессмысленные глаза, забирающиеся в пузырящиеся густой слюной рты, срывающие с людей одежду… Обнаженные женщины с огромными грудями и отвисшими животами куда-то уволакивали не держащихся на ногах объевшихся мужчин: мужчины с женщинами и вовсе не церемонились… Где-то в уголке совсем уже непонятные полулюди, полузвери, полурыбы, голые или странно одетые, деловито отрезали головы, распарывали животы, отгрызали конечности всем подряд, расфасовывая части человеческих тел по прозрачным закрытым посудинам… Все это было как бы в середине композиции; справа же вереницей шествовали гордые рыцари в доспехах, зачехлившие свое оружие, благовоспитанные дамы, опустившие полуприкрытые вожделеющие очи в притворном смирении, мерзкого вида слюногубые старикашки и гнусные скрюченные старухи, потрясающие розгами, какие-то юнцы и юницы, подпрыгивающие от нетерпения; не было видно только детей.