Текст книги "Собрание сочинений. Том второй"

Автор книги: Ярослав Гашек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 43 страниц)

Несчастный случай с котом

Однажды пан Густолес, споря со своим соседом Кршичкой, сказал:

– Ваша партия – прекрасная партия. Как только ей удастся снять с виселицы какого-нибудь грабителя, она сейчас же выставляет его кандидатом в депутаты.

В ответ на это Кршичка заявил:

– Мы с вами, господин Густолес, еще рассчитаемся.

Густолес обладал не только большой политической прозорливостью, но и черным котом, который всегда сидел на пороге его мелочной лавочки. Этого кота любила вся посещавшая лавочку публика и относилась к нему с большим уважением за его хорошее поведение, веселый и ласковый нрав, что, как известно, является залогом хорошего здоровья. Никому и в голову не приходило, что ярый противник этого исключительного существа живет рядом и что он не кто иной, как Кршичка, который после упомянутой ссоры на политической почве с Густолесом сказал своему восьмилетнему сыну Йозефу:

– Пепичек, как только увидишь эту черную тварь дурака Густолеса, наступи ему на хвост.

Разве найдется хоть один ребенок, который отказался бы исполнить такое поручение?

Пепичек пошел в лавку, наступил коту на хвост и вдобавок так обрызгал его водой из рта, что у старушки из дома напротив чуть не разорвалось сердце.

Затем он убежал. Первое время кот никак не мог понять, что это значит, но затем прочувствовал боль, причиненную ему мальчиком, и неприятное ощущение от холодной воды, которой тот обрызгал его изо рта, а к вечеру он пришел к заключению, что в другой раз он этого не допустит и примет меры предосторожности…

За свое мужественное поведение Пепичек получил от отца в награду крейцер; кроме того, отец обещал подарить ему еще один, если он будет продолжать в том же духе. В коте Густолеса Кршичка олицетворял всю неприятельскую партию и считал, что, нанеся вред коту, он как бы тем самым наносит вред имуществу своего политического противника. Таким образом, Пепичек наступил на хвост не коту, но всей враждебной политической партии и плевал не на кота, но на всех сторонников этой партии, к членам которой он относил также и черного кота.

Пепичек весело отправился на новую политическую битву.

Кот лежал перед дверью и, казалось, дремал. Однако это не так: он притворялся. В этом его никто не должен упрекать, так как он не ходил в школу и не знал, что притворство – грех…

Итак, кот притворяется, и Пепичек снова наступает ему на хвост и плюет на голову.

Вдруг кот с фырканьем вскакивает и царапает ногу Пепичка. Затем взбирается ему на голову, дико мяучит, кусает его за ухо, спрыгивает, торжествующе задрав хвост, убегает от ревущего мальчика и спокойно садится на порог лавки своего хозяина, уютно мурлыкая.

Когда Пепичек, оборванный и окровавленный, вернулся домой, Кршичка закричал:

«Наконец-то я тебя уличил, Густолес!» – и повел Пепичка в полицейский комиссариат, где полицейский врач, осмотрев его, составил протокол, а полицейский комиссар отдал распоряжение арестовать кота и подвергнуть его ветеринарному осмотру.

Двое полицейских отправились исполнять приказ и арестовали кота именем закона. Но так как кот пытался убежать, фыркал и царапался, то полицейские вынуждены были послать за специальным ящиком, в котором они заперли кота, допустившего перед этим открытое насилие над полицейскими и укусившего одного из них. Кроме того, фырканьем он явно оскорбил представителей власти. Что именно он хотел этим сказать, осталось неизвестным.

Таким образом, кота привезли в ветеринарное отделение, и полицейские подали на него следующий рапорт:

«Когда мы за ним пришли, он фыркал, царапался и кусался. Мы вынуждены были, ввиду его отчаянного сопротивления, запереть его в ящик. Кроме того, он пытался сорвать с нас револьверы…»

Протокол был подписан и отправлен в государственную прокуратуру.

Прокуратура усмотрела в поведении Густолеса преступление против статьи, предусматривающей наказание за недостаточный присмотр за животными.

Ему ставилось в вину, что его кот не был привязан на цепи и ходил без намордника.

Густолес обязан был привязать кота, тем более что в городе происходили выборы, во время которых животные могут легко заразиться бешенством.

Затем между Кршичкой, отцом мальчика, подвергшегося нападению кота, и Густолесом, собственником черного кота, напавшего на сына Кршички, долгое время существовала вражда на политической почве. Прокурор считает доказанным, что кот Густолеса совершил нападение умышленно, чтобы как можно сильней изувечить сына своего политического противника, что ему действительно и удалось. Так как, согласно действующему в Австрийской империи закону от 8 января 1801 года, кота надлежит считать особой слабоумной, за которую отвечает своим именем и своей жизнью ее собственник, то вся вина падает на Густолеса.

Тем временем в ветеринарном отделении было исследовано душевное и телесное состояние кота, и протоколы этого исследования поступили в распоряжение государственного прокурора.

Документы гласили следующее:

«Франтишек Густолес, подвергнутый исследованию, обладает широкими костями, хорошо упитан, но страдает воспалением надкостницы, так что его укусы могут быть небезопасны для жизни.

По этим причинам желательно, чтобы исследуемый был уничтожен.

Д-р М. Кашпарек».

Государственная прокуратура послала это отношение для исполнения в полицейский комиссариат, где оно было зарегистрировано и отнесено к делу, касающемуся Густолеса.

Тем временем кот был возвращен Густолесу. Неожиданно в пять часов утра четыре полицейских пришли к нему домой, арестовали пана Густолеса и увели его с собой. В полицейском участке строгий полицейский пристав довольно угрюмо начал допрос:

– Вы – Франтишек Густолес?

– Так точно, ваше благородие.

У одного молоденького полицейского навернулись на глаза слезы.

– Дайте сюда дело, касающееся Франтишека Густолеса, и не хнычьте.

Подали дело.

– Выслушайте приказ градоначальника, касающийся вас, Густолес, от 15 июня 1911 года за № 75/289:

«Франтишек Густолес, согласно донесению ветеринарного отделения за № 2145/65, подлежит немедленному уничтожению. Против этого постановления, в согласовании с законом об эпидемиях скота § 5 от 12 февраля 1867 года, никаких возражений не имеется.

Градоначальник советник Ваничек».

– Как видите, – сказал несчастному человеку полицейский пристав, – постановление не отменено. Напишите ваше последнее распоряжение и не хнычьте. Вы будете уничтожены, как только из Вены придет подтверждение решения и распоряжение о способе вашего уничтожения.

Мне самому интересно: как выпутался Густолес из этого дела?

Непоколебимый католик дедушка Шафлер в день выборов

Крейцер да крейцер – глядишь, и гульден наберется. И так дальше, в зависимости от того, насколько ты бережлив и умеешь пользоваться любым обстоятельством для приумножения своих доходов. Блестящие маленькие глазки дедушки Шафлера смотрели на удостоверение о праве участвовать в выборах и избирательный бюллетень именно с этой мыслью. Как человек верующий, он решил продать свой голос христианским социалистам.

– Слава Иисусу Христу! – произнес он, входя в канцелярию христианско-социалистической партии. – Я насчет выборов…

Молодой капеллан, заведующий канцелярией, пошел ему навстречу, ввел его в комнату и усадил на стул, Кроме двух старушек, которые за три кроны молились в углу с восьми часов утра и до четырех дня (срок окончания выборов), там не было ни одной христианской души.

В другом углу этого священного места, под плакатом, собака капеллана, полусидя, полулежа, бесстыдно вылизывала себя, подняв заднюю ногу торчком вверх и дотягиваясь нескромным языком до интимных местечек под ней.

Капеллан с утра жег в помещении ароматические «монашки». В этом церковном благоухании чистые скатерти на обоих столах производили впечатление напрестольных покровов. Свет проникал сюда, смягченный занавесками, так что все помещение напоминало ризницу маленького деревенского костела. В отличие от полных народа избирательных помещений других политических партий здесь царила таинственная тишина, как в заброшенном монастыре.

Пробило одиннадцать, а дедушка Шафлер был первым избирателем.

Капеллан, возведя очи к небу, сказал дедушке Шафлеру:

– Брат во Христе! Вы пока единственный противостояли натиску.

Дедушка Шафлер кивнул головой. Коли так, он будет настаивать на двадцати кронах.

– Все ненавистники Христа объединились и дружно ринулись в атаку на церковь Христову и на избранных ее. Словно вернулись времена преследования первых христиан… Давайте ваш избирательный листок, дедушка, я его заполню.

Дедушка Шафлер почесал в затылке.

– Ваше преподобие, поверьте, я искренний христианин-католик. И что делают социалисты, знаю тоже. И моя мозолистая рука не предаст господа нашего Иисуса Христа. Но времена тяжелые, ваше преподобие. Я нетрудоспособный старик, и двадцать крон мне ох как пригодятся. Я желаю подать свой голос за католика. Но окажите снисхождение, ваше преподобие, не извольте сердиться: дешевле двадцати крон не могу за это взять.

Капеллан нахмурился.

– Вы не должны этого требовать, дедушка. Это великий грех, У других партий множество платных агитаторов и агентов, они швыряют сотни тысяч на распространение пасквилей и предвыборных листовок. А мы идем в бой, вооруженные только своими убеждениями. Для нас день выборов – это день публичного исповедания веры; и не станете же вы, дедушка, исповедовать свою веру за двадцать крон! Вы должны явить доказательство, что в стране святого Вацлава еще есть люди, сохранившие свою веру и не стыдящиеся публично признаться в этом посредством избирательного бюллетеня! Я дам вам пять крон; больше мы не можем.

– Ваше преподобие, поверьте мне: я искренний католик. Я читаю наши католические газеты. Но что делать, когда такая страшная дороговизна? Я бы с радостью принял за господа нашего Иисуса Христа мученическую смерть, да вот хочу тут купить у Штихи, мерзавца косого, – может, знаете? – козу. Прошлый год он за нее пятнадцать гульденов просил, а нынче уж восемнадцать просит. Видно, недаром господь наказал его мальчишкой хромым! И всюду так, ваше преподобие. Я, ваше преподобие, с удовольствием доказательство дам, о котором вы говорите, насчет того, что в стране святого Вацлава – это как раз мой патрон – еще есть люди, которые не стыдятся святую веру при помощи избирательного бюллетеня признать, но… дайте хоть шестнадцать крон, ваше преподобие!

– Послушайте, дедушка, искренний католик не должен так говорить. Сомкните ряды свои вокруг знамени креста, если вы еще не стыдитесь этого знамени, и воскликните: «Святой Ян Непомуцкий, святой Вацлав, патроны чешской земли, святые покровители чехов, помогите тем, кто борется за наследие ваше! Пресвятая дева Мария, заступница христиан, да поможет заступничеством своим и нам, борющимся за дело Христово!» Даю вам, дедушка, шесть крон: это мое последнее слово!

– Ваше преподобие! Я знаю, социалисты требуют отделения церкви от государства и свободы брака, а платят, слышно, по пятнадцати крон за голос. Досточтимый! Если это ваше последнее слово, я перейду к социалистам. Для бедного католика пятнадцать крон хоть бы от кого не вредно получить. А господь бог милостив: он знает мою бедность и простит меня, что я против него голосовал, – ведь ему известно, какой я искренний христианин-католик.

– Подумайте, дедушка, что вы говорите! Господь бог никогда вам этого не простит. И неужели вы думаете, что социалисты в самом деле дадут вам пятнадцать крон? Вы проголосуете против господа бога, а денег все равно не получите. Попадете в ад – и только. Но мы этого не можем допустить. Вы наш честный сторонник. Даю вам десять крон. Вера должна вести вас к избирательной урне. Вот вам десять крон – и давайте ваш бюллетень.

– Ваше преподобие, накиньте хоть пару крон, чтоб двенадцать мне получилось. Ведь я всюду исповедую господа Иисуса Христа, я искренний католик, но мне надо пиджак, сапоги себе купить…

– Приближается священное мгновение. Вот вам, дедушка, еще крона.

– Тогда, ваше преподобие, хоть водочки поднесите. Для куражу!

Через полчаса в канцелярии христианско-социалистической партии снова царила тишина.

Собака по-прежнему себя вылизывает, старухи по-прежнему молятся, в комнате по-прежнему запах костела.

Дедушка Шафлер отголосовал, доказав, что в стране святого Вацлава еще есть люди, сохранившие святую веру и не стыдящиеся публично исповедовать ее при помощи избирательного бюллетеня, – в том случае, если это приносит им одиннадцать крон.

Христианско-социалистическая партия в общих чертах

Это партия, о которой даже сами члены ее не говорят ничего хорошего, и, пожелай ты написать о ней самое дурное, все равно злее, чем они сами о себе пишут в «Рейхспосте» и других своих официальных органах, не получится. А ведь это еще самое безобидное из того, что они могли бы о себе вообще написать. И напиши я, что все они мерзавцы, им это, безусловно, показалось бы слабым.

Что до моих личных контактов с ними, должен сознаться, за свою жизнь я всего два-три раза встречался с христианскими социалистами. Один раз – в Нуслях. Я проходил после двенадцати ночи мимо «Бансетов». «У Бансетов» в Нуслях так приятно», – поется в песне, и они как раз выкидывали кого-то из трактира.

– Что это за господин? – спросил я.

– Да какой-то христианский социалист. Пришел, сказал: «Слава Иисусу Христу», а не прошло и четверти часа, как он затеял драку. Мы его выставили.

И долго еще в тиши нусельских улиц раздавался голос сего поборника веры и благочестивого человека:

– Негодяи, так обращаться со мной, человеком набожным!

В другой раз в поезде я наблюдал пассажира, который вздыхал и вполголоса молился, перебирая четки. Рядом с ним сидел жандарм, держа винтовку с примкнутым штыком. История весьма простая. Богомольного человека везли на суд. Он поджег дом соседа, весьма прохладно относившегося к религии, желая, видимо, подогреть его религиозные чувства.

Вот два случая, когда я лично встречался с христианскими социалистами.

В третий раз встреча состоялась лишь наполовину.

Один христианско-социалистический лидер, увидев у меня деньги, во что бы то ни стало захотел проводить меня через лес. Поскольку я возражал, опыт моего общения с христианскими социалистами недостаточный, но, с другой стороны, благодаря этому я по сей день жив и здоров, а когда вышел из лесу, деньги были еще при мне.

Любой христианский социалист, прочитав эти строки, одобрительно кивнет и скажет:

– Ну, этот не особо нас поносит, мы про себя хуже пишем.

Должен разочаровать. Не имея больше никакого личного опыта, я вынужден черпать информацию из газет, принадлежащих христианским социалистам, особенно «Рейхспоста», органа провалившегося министра Вайскирхнера.

В этой газете известного христианско-социалистического депутата Белоглавека назвали овцой в вертячке, ослом, негодяем, пастырем дураков (дело в том, что одно время он был лидером христианских социалистов), разбойником, выродком, безвольным прохвостом.

После этого Белоглавек написал в христианско-социалистической газете «Дер христлих-социале» о бывшем председателе нижней палаты Патае, тоже лидере христианских социалистов, что возвращает ему все оскорбления, потому что такой пьянчуга и подлец оскорбить его не может.

В той же газете венский бургомистр Ноймайер обозвал другого лидера христианских социалистов, принца Лихтенштейна, грязным хулиганом.

Принц Лихтенштейн ответил открытым письмом, заявив, что у христианского социалиста Ноймайера слишком длинные руки и, когда он проверяет городскую казну, к ним неминуемо что-нибудь да прилипнет.

Затем объявился Вайскирхнер и сказал:

– Люди добрые, что ж вы делаете?

Ему надавали подзатыльников.

Потом их газеты занялись Гессманом. Об этом своем лидере они писали, что он их объедает. Кроме того, он был назван казнокрадом.

Руководители христианских социалистов писали друг о друге самые лестные вещи. Украли сиротские деньги, вообще крали и тому подобное. А Вайскирхнер высказался:

– Да, мы хорошо знаем друг друга, так что все в порядке.

Тому, кто пишет о христианско-социалистической партии, ничего не нужно выдумывать.

Любая выдумка бледнеет в сравнении с действительностью. И после выборов они возвращались по домам без мандатов.

Всем было ясно, чего они стоят, а в ходе избирательной кампании их узнали еще лучше. А кто избежал подобной участи, о тех тоже все известно, и, пожалуй, депутатские их кресла придется ежедневно как следует дезинфицировать.

Писать же о христианско-социалистической партии в Чехии вообще не стоит. Мы сразили всех их семерых депутатов. И вне сомнений, свершили тем самым нечто чудовищное.

Дело в том, что лишение христианских социалистов мандатов «Власт» назвала святотатством.

Патер Роудницкий пишет: «Избирателей, что голосовали против нас, не раз будут мучить по ночам угрызения совести, когда узрят они орошенный слезами лик распятого».

«Меч» писал: «Влекли нас на Голгофу и распяли нас наши люди».

Полагаю, однако, что они имеют в виду не спасителя, которого, как ни странно, кандидатом не выставляли, а разбойников справа и слева от него.

Но, быть может, под спасителем Мысливец подразумевал себя самого и около шести часов 20 июня в достаточно узком кругу громогласно воскликнул, обращаясь к патеру Горскому:

– Еще ныне ты будешь со мной в раю!

Того, слева, звали то ли Шахл, то ли Адам.

В шесть часов всех семерых подкосили результаты выборов.

Чуда при этом не произошло никакого, разве что христианские социалисты в Чехии перестали существовать.

Трупы их даже не омыли, это была бы изрядная работенка, а отнесли неомытыми в «Чех», «Кршиж» и «Марию», «Меч», «Власт» и «Мир».

После объявления результатов выборов редактора «Чеха» Швеца-Бланицкого увезли в санаторий доктора Шимсы в Крчи, поскольку он тоже кричал на Вацлавской площади перед зданием «Политики»:

– Депутатов у нас нет, но мы победили!

Вот и все, что мне известно о христианско-социалистической партии в общих чертах. Партия эта такова, что говоришь о ней не иначе как с отвращением, однако при всем желании не можешь написать о ней хуже того, чем сами они о себе пишут.

Сказка свечной бабы Альбрехтовой о том, почему в Пелгржимове прокатили на выборах его преподобие священника пана Милоша Зарубу

Первым делом, детки милые, помолимся за мерзавца учителя вашего, что голосовал против его преподобия пана Зарубы. «Отче наш, иже еси на небесех…» А теперь расскажу вам сказку. Покамест шли выборы, помогала я. «Я, баба, помогу богу, чем могу, а чего не смогу – оставлю богу».

Значит, так.

Учитель ваш, детки милые, как есть мерзавец. Отцовское добро пропил, а не стало чего красть, пошел он, прости, господи, его, грешного, по белу свету счастья искать.

Ведь и у таких мерзавцев, как ваш учитель, тоже есть ангелы-хранители, и такой ангел все над ним летал.

Осталось у учителя всего три крейцера, и повстречал он за околицей старичка, а старичок попросил подать ему милостыньку.

Ангел и подскажи учителю: мол, дай ему крейцер. Учитель и дал, только не из милосердия, а за ради озорства. Идет он дальше, и снова навстречу ему старичок и просит подать христа ради. Ангел-хранитель залез к учителю в карман и дал нищему крейцер.

Идет он дорогой и опять-таки встречает дедушку, и тот дедушка просит: «Пан учитель, подайте христа ради крейцер».

Залез ангел учителю в карман, достал крейцер и дал его дедушке.

Тут старичок и говорит: «Я и есть господь бог, ты мне нынче трижды подал милостыньку. За это выбирай себе три вещи, да не забудь попросить о самом главном».

Стал учитель выбирать. Само собой, боженька-то к нему со всей душой, да ведь у мерзавца этого, нехристя, одно на уме – натрескаться да шары залить, он и просит: «Пусть – как скажу: столик, накройся – будет на столе, чего душа пожелает». – «Будь по-твоему, да не забудь о самом главном».

«Пусть, – говорит тогда подлый мерзавец учитель, – как скажу: нет ли у вас мелочи на сотню? – чтоб был у меня полный карман монет на сотню да еще сотня в придачу, и так всегда».

А старичок боженька ему в ответ: «Будь по-твоему, но осталось у тебя всего одно желание, и ты про главное не забудь». – «Пусть, – говорит учитель, – будет у меня мешок, и, когда скажу: полезай в мешок, чтоб любого в него запрятать мог и держать, покуда не вздумаю выпустить».

Опечалился тогда дедушка боженька и говорит: «Одно ты позабыл попросить: чтоб его преподобие инецкого священника пана Милоша Зарубу выбрали. Не видать тебе царства небесного». – «Как это так, – заорал учитель, и, не успел крикнуть: «полезай в мешок», глядь – а вокруг никого.

Пришел он на лесную опушку и велит: «Столик, накройся».

И сразу на столе закуски всякие и вина оказались, ест он, пьет, и тут объявляется ангел-хранитель и говорит: «Я твой ангел-хранитель. Пойдешь со своим мешком в Пелгржимов и, как встретишь там какого аграрника, скажи: «Полезай в мешок». Иначе не видать тебе царства небесного». – «Это мы еще поглядим, – закричал мерзкий негодяй пан учитель, – полезай в мешок!»

Не успел он договорить – ангел в мешке очутился, а безбожник учитель пришел с тем мешком в ближнюю кузню и спрашивает: «Нет ли мелочи на сотню».

И тут же привалила ему куча денег. Дал он каждому из подмастерьев по десятке и попросил: «Постучите-ка маленько по моему мешку молотками!»

Те и рады стараться – бросили мешок на наковальню и ну лупить по нему.

Ангел-то в мешке знай посмеивается, да наружу вылезти не смеет – мешок-то был учителю от господа бога подаренный.

Тут уж учитель и сам сказал – будя, мол, кончайте. А Кузнецовы подмастерья враз почернели.

И начал с тех пор безбожник учитель в Пелгржимовском крае всяко безобразничать. Заходит, к примеру, в корчму, а там сошлись все деревенские католики. Он и спрашивает: «Кого выбирать будете?» Если скажут они: «Его преподобие пана Зарубу», он безо всякого: «Полезайте в мешок!»

И все, кто собирался подавать голос за его преподобие, оказывались в мешке.

Обошел он таким путем весь Пелгржимовский край и в одних только Иржицах загнал в мешок 84 христианских социалиста.

Денег у него пропасть была, куда он ни придет к избирателям, сразу же: «Столик, накройся!» – и «Клерикалов не выбирать!» А если кто говорил: «Я голосую за его преподобие пана Зарубу», он сейчас же: «Полезай в мешок!», и всех несчастных католиков – прямо в кузню и на наковальню.

И господь бог не мог этому воспрепятствовать – он ведь сам ему все это дозволил.

А в день выборов стал учитель поджидать на пороге дома, где выборы шли, всех, кто за его преподобие голосовать собрался, и только появится кто из них, он враз: «Полезай в мешок!»

Вот и вышло, что аграрник Донат выиграл, а его преподобие домой отвезли. Но как дознался про все господь бог, само собой, хоть и прошли первые выборы, поразил безбожника учителя ударом.

Помер он, а после смерти захотелось безбожнику в рай, чтоб избавиться от геенны огненной, от мучений адских. Да. Стучится, значит, мерзавец в райские ворота, и выходит к нему святой Петр, а за ним и ангел-хранитель учителев. Увидел ангел мерзкого безбожника учителя и в крик: «Это, – кричит, – тот самый, что меня под кузнечный молот бросал!»

Ну, сбежались тут все райские жители и выкинули учителя на дорогу, что в пекло ведет.

Стучится он в адские ворота, а сам от страха обмирает. Вышел на стук черт и остальных чертей зовет: «Ребята, – говорит, – это тот самый учитель, что обрек нас на муки вечные. Голосуй мы за пана Зарубу, наслаждались бы теперича райской благодатью».

И схватили его, миленького, и потащили через смолу горящую в пекло, и бросили в самый большой котел.

А 5582 избирателя, что голосовали против пана Зарубы, нынче в пекле обретаются и на веки вечные обречены подкладывать дрова под котел с мерзким негодяем учителем, который корчится в кипящей сере и почем зря орет: «Полезай в мешок!»

Вот, детки, куда его завело безбожие.