Текст книги "Ботаники не сдаются (СИ)"
Автор книги: Янина Логвин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Уфимцева, ты что, не ела? Я же дал добро. Возьмись нормально, я не стану тебя искать в клумбе, не надейся.
Ну, нормально так нормально. Я прижалась шлемом к широкой спине парня, обтянутой кожей, и сцепила руки под крепкой грудью. Зажмурив глаза, приготовилась к свисту и реву в ушах, но спортбайк взрыкнул мотором и Воробышек ювелирно выехал со двора. Спокойно провел мотоцикл ночными улицами города, дав мне возможность от души поглазеть по сторонам. Даже жаль, что поездка так скоро закончилась. Оказалось, что Иван и правда живет не так уж далеко от меня по меркам города.
POV Воробышек
Девчонка шла, боязливо оглядываясь, и в лифте смотрела то на меня, то на носки моих ботинок так внимательно, словно ждала от них, что они вот-вот заговорят.
– Заходи, – я отпер входную дверь, сунул ключи в карман, и впустил ночную гостью внутрь квартиры. Включил свет. – Что у тебя там, кирпичи, что ли? – поставил на пол рюкзак ботанши, наблюдая, как она неловко мнется, оглядывая прихожую.
Точно Чудилка. Смешная. Так сжалась, словно в дом с привидениями попала. Ну, пусть помнется, заслужила. Я не спеша снял куртку и разулся.
– Почему кирпичи? Книги, – удивленно отозвалась. И когда только очки натянуть успела?
– Много?
– Немало, – ушла от прямого ответа. Ну-ну. Она что, надеется, что я их все за ночь прочту?
Я отодвинул створку встроенного шкафа и повесил куртку, оставшись в футболке и джинсах.
– Раздевайся, Уфимцева. И не смотри на меня так, словно я столетний вампир и сейчас вгрызусь в твою нежную шею. Давай без этой девчоночьей романтики. Не собираюсь я тебя кусать, хотя не спорю, вчера очень хотелось. Твое счастье, что София вмешалась, иначе бы я тебе шею свернул. Я тебе не мальчик, лучше уясни это на будущее. Больше никаких игр и сюрпризов, ясно?
– Ясно, – буркнула в ответ, но сомнение все равно перевесило: – Так уж и свернул бы?
– Попытался! – рыкнул, не сдержавшись, и с удовольствием заметил, как Зубрилка испуганно моргнула.
– А ты чего шумишь? – сказала шепотом, оглянувшись в глубину квартиры, но куртку сняла и присела, чтобы снять скетчерсы. – Разбудишь же всех.
– Не разбужу. Пошли! И тапки надень, у меня не убрано.
Я вошел в гостиную и зажег верхний свет. Если Уфимцева и удивилась, что мы одни, то виду не подала. На письменном столе лежала раскрытой курсовая работа неизвестного студента Белянкина – муть мутью, и девчонка, не заглянув в нее, закрыла папку и отодвинула в сторону. Точнее, все сгребла в сторону, освободив рабочее место. Расстегнув рюкзак, стала выкладывать на стол книги – одну, вторую, третью. Все довольно объемные и увесистые. Подтянула ближе стул…
– Можно мне сесть?
– Валяй.
Ну-ну. А, может, я зря согласился на встречу? Что она изменит? Весь вечер Уфимцева не шла из головы, сидела в мыслях занозой. Поверить не мог, что у какой-то тощей заучки так легко получилось мне отомстить. Выставить дураком перед друзьями, у половины из которых, только копни – имелись хвосты, еще длиннее моих. Даже София попалась. Поглядывала с интересом в нашу сторону, пока этот недоросль-вундеркинд пыталась и дальше вывести меня из себя, допытываясь о каких-то законах и формулах. Не представляя, какие картины расправы с ней рисует мое злое воображение. Руки так и чесались дотянуться до Мелкой пакости, вздернуть за косу и придушить. И ведь есть за что.
Сначала Мирон в клубе заявил, что моя девчонка не закрыла счет, оставив его мне. И заметил с ухмылкой, что Катя просила не скупиться на чаевые. Не такая уж и большая сумма, но сам факт. Не помню, чтобы хоть одна подруга мной так манипулировала. И какая она к черту моя? Это задело. Но объяснять не стал, глядя в хитрые глаза Мирона. Хорошо, что обошлось без лишних ушей.
Пришлось рассчитаться. Потом рыскал по округе, как дурак, пытаясь ее найти. Злясь на себя – на кой черт связался. Плюнуть бы, но кто их знает – этих сопливых ботанш с хлипкой нервной системой. Наверняка Уфимцева среди них самая непредсказуемая. На вид школьница, а тут район неспокойный. Сколько раз сам в драки ввязывался.
Утром думал, что больше никогда ее не увижу. Сначала найду, выдерну ноги, и заставлю забыть мое имя. И чем все закончилось? Половина первого ночи и вот она – Зубрилка, сидит, как ни в чем ни бывало, в моей квартире и снова о чем-то зудит. В моей квартире! С ума сойти! И я сижу вместе с ней, вместо того, чтобы зависнуть с симпатичной девчонкой. И заноза из мыслей никуда не делась. Хотя голос у Уфимцевой приятный – ровный и глубокий, никакого писка и девчачьих ужимок. И лицо спокойное. Сейчас даже не верится, что она вытворяла с ним, играя влюбленную дурочку. Разобраться бы еще, зачем это ей понадобилось. Про эксперимент слабо верится. Не так уж она проста, эта девчонка, как кажется на первый взгляд, а я наивен.
Сбоку, вплотную к столу, стоял диван – я плюхнулся в него и вытянул ноги. Уфимцева открыла и включила мой ноут. Быстро сориентировавшись на месте, сейчас читала в Word тот бред, который я пытался написать, оформив текст в реферат. Жалкие два абзаца непонятного мне набора слов. Недовольно сморщив аккуратный нос, Чудилка поправила очки и все удалила.
– Ну и зачем? И курсовую Белянкина зачем убрала? Я ее три часа разбирал.
– Я видела эту работу в прошлом году и знаю, почему София нам дала именно ее. Она никуда не годится. Это проверка.
– Нам? – Я вскинул бровь и усмехнулся. Хм, интересно.
Уфимцева оставила мой смешок без внимания. Добавила серьезно:
– Ни одной оригинальной мысли или вывода. Все изложено очень скупо и банально языком школьника. Обычная энциклопедическая калька, из которой даже сути не видно. А между тем кинетическое уравнение Больцмана очень сложное, оно описывает эволюцию функции распределения плотности вероятности во времени…
Рядом со мной на диване валялся пульт от телевизора, и я машинально нажал «Вкл». Огромная плазма на стене тут же зажглась светом, включился канал MTV и передача “Тачка на прокачку», где парни из гаража разбирали новенький Ford Mustang, чтобы сделать его зашибенно крутым! Внимание мгновенно переключилось на автомобиль, как только я увидел двадцати двух дюймовые тюнингованные диски, отливающие хромом и мощный кузов… Но телевизор внезапно выключился.
Что? Как?! Куда?!
Я и не понял, как Уфимцева наклонилась, отобрала у меня из ладони пульт и, на секунду замявшись, сунула его к себе за пазуху. Снова невозмутимо села за стол.
– Эй! Ты зачем это сделала?!
Я встал, потом сел. Потом разжал и сжал кулаки. Нет, я ее точно придушу!
– Ты перестал меня слышать, вот зачем. Я здесь не для того, чтобы сделать за тебя всю работу, Воробышек. Не обнадеживайся зря. А станешь дуться, уйду и сам будешь возиться с рефератом, понял?
Мы смотрели друг на друга. Точнее, она на меня, а я на ее грудь, где за пазухой джинсового комбинезона лежал мой пульт. Черт, было бы там, что щупать, может, и полез бы отобрать. А так только зубы клацнули и челюсти заходили, представляя, как я все-таки отращиваю клыки, чтобы выпить из Уфимцевой всю ее ядовитую кровь.
Я встал. Она тоже. Сказала, упрямо вздернув подбородок, вдруг достав пульт и опустив его передо мной на стол.
– Я не шучу, Воробышек. Включишь плазму, и я уйду. Выбор за тобой. Я сейчас не сплю, потому что хочу тебе помочь и если тебе на это плевать, то и мне плевать на тебя тоже!
Надо же. Какими ледяными у Зубрилки, оказывается, могут быть глаза и твердым голос. Вот сейчас и не скажешь, что она мелкая, упрямая и доставучая.
– Мне это неинтересно.
– Сочувствую.
– Непонятно.
– Поправимо.
– И ни к черту не нужно!
– Сомневаюсь!
– А все ты!
– Взаимно!
Я зашвырнул пульт в угол дивана и уселся, закинув руки за голову, почувствовав вдруг, что еще чуть-чуть, и дотянусь до девчонки.
– Ладно, Уфимцева, – выдохнул, – говори с чего начинать!
Уфимцева тоже села и развернулась к столу. Не знаю, о чем она думала, но на меня не смотрела.
– Я повторю то, что ты не услышал, еще раз. И, пожалуйста, Иван, будь внимателен.
– Попробую. Давай уже!
– Как я сказала, уравнение Больцмана очень сложное, в нем фигурирует пятикратный интеграл столкновения и все происходит в семимерном пространстве: время, три координаты и три скорости. У нас с тобой всего ночь, чтобы сдать доценту реферат. Я сделаю основную работу, но и ты должен понимать, о чем идет речь. Не забывай, что отвечать Софии придется тебе, а она спросит, я ее знаю. Никто не заставляет защищать докторскую, ты обычный студент, но разобраться в понятиях не помешает. Я уверена, что в этой части у тебя имеются пробелы.
Уфимцева взяла со стола карандаш, открыла одну из своих книг, нашла нужную тему и пробежалась по абзацам, делая на полях легкие пометки графитом. Так же сделала и со второй книгой, и с третьей. В рюкзаке оказался толстенный англо-русский словарь физических терминов, и она переложила все книги на край стола.
– Вот, держи! После того, как ты все это внимательно прочтешь – на самом деле там не так уж много, не пугайся, – мы поговорим о гипотезе, и о паре общих мыслей, которые я собираюсь озвучить в реферате.
– Надеюсь, ты не собираешься выставить меня идиотом и это не будет похоже на твой доклад перед всем курсом, который никто не понял? Потому что если так, то лучше сразу забить.
– Скорее не захотели понять, – спокойно возразила Зубрилка. – Не бойся, я постараюсь не углубляться и разверну вопрос в пределах общеобразовательных рамок. Все подготовлю и помогу тебе сориентироваться.
– Ты меня переоцениваешь, Уфимцева. Я запросто потеряюсь в этих дебрях.
– Ничего подобного, – девчонка все-таки подняла взгляд, на миг сощурив свои голубые глаза. – Это ты недооцениваешь, Воробышек.
С губ сорвался смешок.
– Себя? Вот уж это вряд ли. Я вполне себе знаю цену.
Но Уфимцева вновь смогла меня удивить, вмиг вернув с небес на землю.
– Меня, Ваня. Я найду тебя и не дам потеряться, если ты только захочешь.
Слова прозвучали неожиданно двояко, как-то излишне лично, и в ее глазах мелькнуло смущение, но она тут же его скрыла.
– На самом деле, – сказала, – прежде попытайся вникнуть, что в основе мира лежит молекулярно-кинетический синтез, согласно которому происходит постоянное взаимодействие частиц – атомов и молекул. Исходя из движения этих частиц и строится общая теория, которая совмещает в себе первое и второе начало термодинамики.
Ну, не такой уж я динозавр, как ей кажется.
– Это мне понятно, чего не скажу о гипотезе. Я сижу над этой мутью весь вечер, пытаясь понять: нафига мне тепловые потоки газов и разная скорость молекул?
– Тогда представь, что все уже закончилось. Что ты когда-то уже все это учил и знаешь, осталось только вспомнить. Так легче справиться с задачей, исчезает нервозность.
– То есть?
– Что завтрашний день прошел или его вообще никогда не было.
– Но это же невозможно.
– Почему? Вполне возможно, если взять за отправную точку другую координату.
– Объясни.
– Например, в сравнении с Вселенной нас не существует.
– Как это?
– А вот так. Наша жизнь настолько коротка – всего человечества, что по меркам предполагаемого возраста Вселенной – мы даже не секунда и не миг. А значит, по сути нас почти нет. Зачем нервничать?
– Хм. Печально.
– Как сказать. Но если мы вспомним срок жизни бабочки-однодневки, то в сравнении с ней мы почти Боги, обладающие вечной жизнью. Вот ты – Бог.
Ну хоть что-то приятное за вечер. Я довольно оскалился, потянувшись, как кот.
– Продолжай, Уфимцева, мне нравится.
На колени бухнулся тяжеленный словарь, согнув меня пополам.
– Обойдешься!
– 22 —
– Продолжай, Уфимцева, мне нравится.
На колени бухнулся тяжеленный словарь, согнув меня пополам.
– Обойдешься! Учи основы мироздания, Демиург-недоучка! Прежде, чем воображать!
Апрель непредсказуемый месяц. Весь день светило солнце, а ночью пошел дождь. Зашуршал за окном, замельчил в стекло несмелой моросью, а потом и застучал в подоконник крупными каплями – по-весеннему уверенный и спокойный, разгоняя тишину в квартире, в которой мы с Уфимцевой уже четыре часа кряду штудировали гипотезу Больцмана, разбирая ее по винтикам.
Я рассмотрел термины и прочел о теории почти все, что отметила Зубрилка в трудах по физике и даже на удивление кое-что запомнил. Уфимцева легко отвлекалась, очень точно объясняя мне материал, и так же легко набирала текст реферата. Стучала тонкими пальцами по клавиатуре, почти без пауз, сидя на стуле удивительно прямо и, казалось, не моргая. Я поймал себя на том, что смотрю на нее. Не знаю почему. Вот только что читал о фазовых потоках и кривой, о том, что в гипотезе австрийца не все идеально, и вот мой взгляд снова возвратился к девчонке…
Может, это ночь виновата, что на ум приходят странные мысли о симпатичных ботаншах? Да, наверняка ночь, иначе с чего бы вдруг рассматривать Уфимцеву в таком ключе? Это же мелкая мисс Уникум, совершенный ум современности и завтрашний нобелевский лауреат, если верить декану Крокотухе и профессору Белоконеву. Скучная зануда и синий чулок, как все ботаники. Во всяком случае, раньше я именно так о них и думал. Просто непривычно понимать, что сейчас в моей квартире девушка, мы с ней одни и… учим физику? Серьезно?
Х-ха! Как, наверняка, будет ржать брат, когда узнает, как и с кем я провел ночь. До сих пор по части общения с классными девчонками, мы друг от друга не отставали, а тут… Так я свои ночи еще не проводил – в обнимку с учебниками, вместо сна рассуждая о мироустройстве и законах Вселенной. Или у меня давно никого не было, поэтому я решил устроить себе мозговой штурм?.. Хотя не так уж и давно, чтобы не заметить, какие у Зубрилки красивые скулы и рот. И подбородок. И волосы – густые, я точно знаю, помнил, как держал их в руке. И зачем она только носит косу, как школьница? Вот сейчас, когда я ее привез, она что-то накрутила на голове – то ли хвост, а то ли пучок, и даже кажется старше. Почти нормальной девчонкой, у которой вполне себе может оказаться в наличии грудь и кое-что еще – пониже. Хотя фигуру Уфимцевой из-за дурацкой рубашки и комбинезона толком не рассмотреть.
Хм, а может, у нее ноги кривые? Или что-то с самооценкой? Иначе зачем этот детсад на подтяжках?
Одно точно: впечатлить меня она не стремится, это ясно. Иначе бы не сидела сейчас, уткнувшись в экран ноутбука, а заливала бы песнь сирены и строила глазки, пользуясь моментом. Плавали, знаем, как они (девчонки) это умеют. Наверняка понимает, что в случае со мной фокус не пройдет, вот и молчит.
А может, она и правда здесь ради науки? И сам я ей по боку? Но тогда как-то грустно от понимания, что Воробышек кому-то настолько безразличен. Ха! Даньке бы эта мысль понравилась! А вот Зубрилка… Интересно, что бы мой клон о ней сказал? Наверно, заметил бы, как она напоминает нашу старшую сестру – Женьку…
– Что?
– Что?
Уфимцева повернулась, сосредоточила на мне взгляд и моргнула по-совиному за стеклами очков. Склонилась ближе.
– Вань, ты смотришь на меня. Тебе что-то непонятно? Что, скажи? Я объясню.
Непонятно? Пожалуй, да.
Я отложил книгу в сторону и закинул руки за голову. Поиграл уставшими бицепсами, разминая плечи и шею.
– Да, мне непонятно, – сказал. – Откуда ты столько знаешь, Зубрилка? – я искренне восхитился. – Такое впечатление, что абсолютно все!
Она удивилась, но улыбнулась. Совсем немного, став милой девчонкой, а не занозой с оскалом Щелкунчика.
– Скажешь тоже, Воробышек! До абсолюта мне далеко. Я просто много читаю. Очень много.
– И что? Куча людей вокруг читают, но не каждый сможет сходу дать объяснение теории молекулярного хауса. Вот ты можешь. Почему?
– А почему ты здорово танцуешь? Все люди танцуют, но у тебя это получается гораздо лучше других, я видела. Почему?
– Хм, ну не знаю, – я пожал плечами. – Тренировки, наверно, сделали дело. Мне это нравится.
– Да, это важно, – согласилась Уфимцева, склонив голову, словно рассматривая меня под другим углом, – чтобы нравилось. Мне тоже нравится запоминать, осмысливать и заглядывать в будущее. Но дело не только в тренировках, Вань, иначе бы одаренных танцоров было бы на порядок больше. А в том, почему мне нравится одно, а тебе другое.
– И почему же? Ты считаешь, что дело в таланте?
– Э-м, не совсем. Хотя можно и так сказать. Скорее в факторах, определяющих путь развития человека. Если хочешь – в везении и в физике Вселенной.
– То есть?
– В удачной реализации природой твоей генетической программы. В двойном винте ДНК[24] и цепочке нуклеотидов[25]. В маленьких молекулах, – она снова улыбнулась, – содержащих исключительный код танцора или ученого. Когда из девяти возможных девяток, выпадает семь или восемь. Почти «Бинго».
– Почему почти?
– Потому что «Бинго» тогда станет реальностью, когда человек в свое благо научится исключать из этого кода ошибки – генные и хромосомные мутации, например. Увы, природа тоже допускает оплошности в рулетке вероятностей. Почему мы не можем ей помочь? Все это когда-нибудь случится.
– Звучит устрашающе-глобально, тебе не кажется?
– Не кажется. Если ты только снимешь шоры с глаз и посмотришь в нужном направлении, ты многое увидишь. Еще недавно человечество не умело читать, считало на пальцах и понятия не имело и существовании бактерий. А сейчас мы спокойно рассуждаем о генной инженерии, понимаем из чего состоит земное ядро, и знаем, что навозные жуки, например, в движении ориентируются по Млечному пути.[26]
Я, не сдержавшись, отпустил смешок.
– Да ну, Уфимцева! Жуки и галактика? Это невозможно!
– Почему? Птицы и люди ориентируются по звездам, а жук чем хуже? Даже если он навозный?
Уфимцева тихонько засмеялась. Да я и сам улыбался, глядя на эту интересную девчонку – ходячий кладезь знаний. С которой, похоже, не соскучишься.
– Все равно не верю! Ну, серьезно, Очкастик. Неужели мы и это знаем?
– Нет, ты не Воробышек, Ваня. Ты – Фома Неверующий! – Уфимцева откинулась на стуле, глядя на меня. – Знаем! Мы много чего знаем. А узнаем, Вань, еще больше. Вот наши дети так точно!
Фигасе заявочки? Я поднял бровь.
Уфимцева, опомнившись, нахмурилась и снова выпрямила спину, важно кашлянув в кулак.
– Ну, не наши в прямом смысле. Это я фигурально выразилась! Я просто хочу сказать, что люди созданы познающими. Любопытными и открывающими двери. Ты никогда не думал, зачем эти двери нам оставили? Кто нам их оставил? Почему мы? Почему проходит время, и природа рождает людей, способных их открыть? Да, не все сразу, одну за одной, и все-таки? Неизменно появляется тот, кто подбирает ключи к замку… Скажи, у тебя рабочий принтер? Можно включить?
– Что? Э-э, да. Бумага в верхнем ящике, – я не сразу сообразил, о чем спрашивает Зубрилка. – А тебе зачем?
Уфимцева отвернулась к столу и достала бумагу. Встала, чтобы зарядить принтер.
– Хочу распечатать реферат.
– А ты что, уже закончила?
– 23 —
– Давно, – девчонка пожала плечами. Я встал, нависнув над ней. Она оглянулась и отступила в сторону. Призналась: – Вань, я написала два реферата, пока было время. Один завтра сдашь Софии, а другой – по философии – в пятницу Мерзлякину. Ссылку на сопроводительные статьи я тебе скину по почте. Ничего сложного, но все-таки прочитай их, пожалуйста. И сам реферат тоже. На все вопросы Мерзлякина отвечай, что это твоя позиция и не отступай. Он, конечно, дядька вредный, но с этим не поспорит. Сразу хвост не закроет, но я еще что-нибудь придумаю, не переживай!
– Ничего себе, – я присвистнул. – Ну, ты даешь!
– Да обычное дело.
В кармане у Уфимцевой зазвонил телефон и от неожиданности она вздрогнула. Да, мы были вдвоем, но за окном стояла ночь, и звонка, судя по всему, девчонка не ждала. Я заметил, как она со страхом приблизила экран к лицу, но немного расслабилась, увидев номер абонента. Я отметил модель телефона в ее руке. Дорогой, но небольшой айфон, такой же, как у меня.
– Привет, – Уфимцева прикрыла динамик рукой и бросила на меня взгляд. – Да, со мной все в порядке, – ответила на чье-то недовольное бурчание. – Я же тебе сказала, что у подружки. Конечно, и родители здесь, – покосилась в сторону прикрытой спальни. – Со мной все хорошо, правда. Спи, давай! – буркнула и отключилась. А я удивился.
– Подружка, ты серьезно?
– Ну, а что я должна была сказать? – она виновато на меня посмотрела. – Что я у парня? Ночью учу физику, что ли? И кто бы мне поверил? Я про физику, если что.
С таким резоном пришлось согласиться.
– Хм, пожалуй, никто.
– Вот и я о том же.
Зубрилка спрятала телефон в карман, подошла к принтеру и собрала листы. Отсортировала рефераты в две стопки и снова повернулась ко мне.
– Вань, много тебе еще осталось? – спросила, указав на книги. – Потому что я уже все закончила.
– Да нет, ерунда – пара страниц. Кстати, спасибо тебе, Уфимцева. Не ожидал. Но в следующий раз будешь думать, прежде чем мстить.
Девчонка подняла лицо и поправила очки.
– Значит, ты меня уже не так ненавидишь? – осторожно спросила.
– А что, задело? – я усмехнулся, а Чудилка-Зубрилка смутилась.
– Ну, да, – улыбнулась краем губ. – Есть немного.
– Ненавижу, но уже меньше, – признался. И, кажется, сказал правду.
– Хорошо. – Уфимцева вздохнула и подняла с пола свой рюкзак. – Ладно, я, наверно, пойду, – сказала, кивнув в сторону входной двери. – Поздно уже.
Я посмотрел на часы, которые показывали начало пятого утра.
– Скорее рано, – заметил. – И дождь не прошел. Дорога скользкая, извини, но я не смогу тебя отвезти.
Прозвучало грубовато, но девчонка не обратила внимания.
– Не страшно, – отмахнулась, направляясь в прихожую. – Я все равно домой не пойду. Вернусь утром, скажу, что с пробежки. Насчет папы я не шутила, он у меня и правда строгий. Еще догадается, что меня ночью не было! Посижу где-нибудь в кафе. Слушай, Вань, – она высунула нос из прихожей. – А здесь поблизости есть круглосуточный фаст-фуд или бистро? Если честно, жуть как есть хочется!
Я уселся на диван и раскрыл книгу. Уже здорово хотелось спать, но мы с Уфимцевой сделали для этой ночи предельно много, чтобы вдруг все бросить и не довести дело до конца.
– Не помню.
Я прочел страницу, когда Зубрилка вернулась – в куртке и с рюкзаком за спиной. Подскакала ко мне на одной ноге, сняв с нее кед.
– Эй, Воробышек! – окликнула. – А ключи где? Я не могу выйти.
Ну надо же, какая печаль.
– У меня в кармане. Только я их тебе не дам.
– Как это? – Уфимцева не на шутку изумилась. – Почему? Совсем не дашь, или как?
– Или как.
Повисла пауза. Длинная! Ну говорю же – Чудилка! Ну и где ее хваленая сообразительность? Вот сейчас и не скажешь, что передо мной светлый ум университета. Наверняка представила, что я маньяк и заставлю ее строчить для меня рефераты всю жизнь! Пришлось повернуться и посмотреть на девчонку взглядом взрослого человека.
– Я же сказал, Очкастик: на улице дождь, время полпятого утра. Судя по твоему вопросу, район ты не знаешь. Где твое логическое мышление, Уникум? Ну и куда ты пойдешь одна ночью и без зонта? А я под дождь не хочу.
Я вернулся к книге, но показал рукой в сторону.
– Кухня там! Кстати, Уфимцева, я бы сейчас тоже чего-нибудь перекусил. Будь человеком, сделай два бутера, а? И кофе покрепче, а то усну. И не тяни. Знаю я вас девчонок, сейчас начнешь для меня стараться. Розочки там всякие вырезать…
– Кофе?
– Ага.
– Покрепче?
– Точно.
– И, наверно, сахарком присыпать по пеночке? Так, чтобы густенько?
Хм. Какой голос у нее странный? Но идея мне нравится! Определенно, в общении с Уфимцевой есть свои плюсы!
– Отлично! Давай по пеночке!
– 24 —
POV Катя
P-p-р…
Нет, не так.
Р-р-р-р-р-р-р!
Я стояла, смотрела на этого наглого Птеродактиля, с кривой улыбкой пирата, развалившегося на диване с моей книгой, и думала, чем бы мне его прибить. Подушкой с кресла или рюкзаком? А лучше бы и тем и другим, и ка-ак шандарахнуть по башке – хуком справа и хуком слева, чтобы звякнуло, тренькнуло, и на место встало! Никогда еще не видела таких бесстыжих парней!
А я его еще жалела! Два реферата накатала! Да с ним в наглости даже Элла
Клюквина не сравнится, которая вечно пользуется добротой Морозова! Значит, кофе ему подай? Бутерброды? Розочки?! Я сбросила рюкзак, оставив его у стены, и молча стащила с себя куртку. Сняла второй кед. Лицо у меня сейчас было, как у доктора Брюса Беннера[27], из комиксов Marvel, после его перевоплощения в Халка – о-очень напряженное и это слабо сказать. Не удивлюсь, если я так же позеленела, потому что глаз у меня точно дергался, а кулаки сжимались.
Ладно, будет тебе кофе, Птица счастья. И пеночка будет с сахарной каемочкой!
Я выдохнула, взяла себя в руки и молча направилась в кухню. Парень, краем глаза заметив движение, одобрительно кивнул и отпустил мне вслед смешок:
– И поторопись, Зубрилка! А то я твой словарь сожру, так проголодался!
Надо же, как у Клюва настроение поднялось – зашуршал страницами! А всего-то и нужно было, что поставить Уфимцеву на место. А я еще корила себя, ругала, что усложнила ему жизнь. Вот глупая!
Кухня у парня оказалась не очень большая, но отлично меблирована. Впрочем, как и вся квартира – очень симпатичная, надо сказать. Жил он тут не один – слишком много вещей на это указывало, но и следа родителей я не заметила. Скорее всего, делил квартиру с другом или друзьями, иначе откуда здесь столько немытых чашек? Гора! И тарелок! И что главное – по ящикам нет ни одной чистой!
Р-р-р-р…
Спокойствие, Катя. Только спокойствие. Вдох, выдох. Подумаешь, вдобавок к рефератам посуду вымыть. Да тут, видимо, все девчонки только этим и занимаются! Стараются, бедолаги, угодить Воробышку за снисхождение к ним и внимание. Ничего не скажешь – шикарная вышла ночка! Уж лучше бы я не прислушивалась к собственной совести!
Я огляделась и увидела кофемашину. И зерна нашла тут же. Разобравшись в агрегате, обнаружила забитый фильтр… Ох, Ванька! Дождешься, что я и правда познакомлю тебя с Сёмой и своим рюкзаком! Так бы и стукнула!
В животе заурчало, и я сглотнула – по кухне поплыл запах молотых зерен хорошей арабики. Ы-ы-ы! И где у него тут холодильник!
Когда заканчивала готовить бутерброды – почти из ничего, я уже была предельно спокойна и собрана. Перебрав дюжину способов мести, путем порчи кофе – таких как соль, перец, сода и лимон, а еще уксус, масло, кетчуп и соевый соус, пришла к выводу, что даже если соединить их все вместе (вот было бы здорово!) – все равно Клюву окажется мало! Ну, нет уж! Слишком просто. Ботаники не ищут легких путей. Уникум я или нет, в конце концов?
На ум пришла мысль, и я злобненько улыбнулась. Неплохо! Почему бы и не продолжить эксперимент. Самое время испробовать на Воробышке метод Агаты Кристи[28] и силы внушения! Жаль, что у меня нет усов Эркюля Пуаро. Я бы их сейчас так лихо закрутила!
Та-дам! Я медленно вошла в комнату и остановилась в дверной арке, держа на уровне груди поднос, но котором стояли исходящие паром две чашки кофе, а на красивой тарелке лежали бутерброды. (Честное слово, я постаралась.) На столе горела настольная лампа, под потолком светила люстра… Дождавшись, когда меня найдет синий взгляд Воробышка, я протянула руку и выключила верхний свет, оставив одну лампу, и как настоящая злодейка тонко улыбнулась. Вот сейчас. Сейчас до него долетит аромат густой арабики…
– Вау! Какой запах! – довольно протянул парень, откладывая книгу прочь, и удивился. – Что с тобой, Уфимцева? Ты какая-то странная.
Я молча и не спеша пересекла комнату и опустила поднос на журнальный столик. Придвинула его ближе к дивану и села рядом с Воробышком, выпрямив спину и вытянув руки на коленях.
– Ничего. Твой кофе, – ответила. И снова загадочно улыбнулась, как Мона Лиза живописцу – с тонким намеком на должок. Вот только на какой, Ванька не смекнул, но, озадаченно моргнув, успокоился и потянулся к чашке…
– Нет, постой! – я громко вскрикнула и на полпути к подносу отбросила его руку. – Ой! Прости, Вань! Перепутала! – виновато улыбнулась и поменяла чашки. – Махнула неловко рукой. – Вот этот твой! Я такая невнимательная…
Воробышек смотрел голодно, но слегка недоверчиво. Наверняка думал, что я туда плюнула. Ну-ну.
– Ты просто покрепче просил, а я люблю слабый.
– А-а…
Пенка в чашке стояла что надо, бутерброд светил колбасой, и парень расслабился. Задвигал челюстями, потягивая кофе.
Я нащупала рукой пульт и включила телевизор, правда звук сделала потише, выставив музыкальный канал. Была ночь, в стекло барабанил дождь, мы порядком устали и пили кофе в молчании.
– М-м, вкусно, – наконец отозвался Воробышек. – Очень вкусно. Зубрилка, ты угадала с сахаром. А добавка будет, если попрошу? Ты просто спец!
Ну, надо же, похвалил! А за реферат отделался простым «Спасибо». В этом месте, видимо, я должна вилять хвостом и смотреть на Клюва влюбленным взглядом. Фиг ему! Я не посмотрела, но ответила.
– Будет, Ваня, все будет.
Выдержав паузу в два длинных глотка и бутерброд, поинтересовалась между прочим, продолжая смотреть клип.
– Как кофе? Миндалем не пахнет?
– Да нет.
– И не горчит?
– Нет.
– Хм, странно.
– Что?
Иван посмотрел на меня и пожал плечом. Мол, что ты за ерунду несешь? И вновь пригубил напиток. Я тоже медленно пила кофе, а потом спросила, понизив голос до загадочной хрипотцы:
– А на языке? Нет чувство жжения и припухлости? Голова не кружится?
– Н-нет.
– Горло не стягивает сухость? Не тошнит? Может, пульс стал слабее и сердечко трепыхается? Тах-тах! Словно вот-вот остановится?
Вот теперь Воробышек отставил чашку и взглянул возмущенно.
– Уфимцева, что за бред ты несешь?
Вдох, выдох. Главное, спокойствие. Я выдержала паузу, продолжая смотреть телевизор.
– Да ничего особенного. Не обращай внимания, простое любопытство. Как-никак первый раз подсыпала яд человеку, интересно.
– В с-смысле яд? – Ого! Да мы развернулись? И глазами захлопали?
Я убавила звук до нуля и прошептала с тяжелым вздохом:
– В том смысле, что тебе, Воробышек, все равно уже ничем не помочь. Поздно!
Как же сейчас в ночной тишине квартиры, практически мертвой и полутемной, не хватило удара старинных настенных часов – распоровшего бы ночь надвое. Я так и почувствовала, как этот викторианский звон отозвался в Ванькином сердце набатом. Вам!
Ну, хорошо, еще не отозвался. Но обязательно отзовется! Вот сейчас!
– Достал ты меня, Клюв! – прошипела. – За все получишь! Я тут с собой ампулу с синильной кислотой ношу – с тех пор, как сперла в лаборатории год назад. Вот она и пригодилась. Только тебе признаюсь, раз уж ты все равно при смерти: давно хочу кого-нибудь убить! Совершить идеальное преступление! Все гении немного чокнутые, ты разве не знал? – и глаза прищурила за очками подленько, чтобы не сомневался. – А тут ты со своим «Очкастиком». Я даже обрадовалась, что ты не оставил мне выбора. Когда-то же надо решиться! Мы ботаники ужасно ранимые, понимаешь? Так и хочется кому-нибудь капнуть цианида! А когда тебя не ценят – накапать пол-литра!
