Текст книги "Тайны камня и воды (СИ)"

Автор книги: Яна Тарьянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Тайны камня и воды

Пролог

Древние легенды гласят, что в незапамятные времена из грота под Водопадом Жизни вышли юноша и девушка, сопровождаемые белым лисом. Это были первые люди, ступившие на землю Акваллы, прародители нынешних вызывающих. Они всем сердцем жаждали мирной жизни – беженцы с Пустоши, разрушившей их прежний дом, скитальцы, избегнувшие смертельных опасностей. Марита и Акон поклонились Лль-Ильму, духу Водопада, поблагодарили за приют и поклялись жить в согласии с природой, позабыв о зле. Аквалла в ту пору была воистину сказочным местом: буйволы, львы и драконы паслись рядом, щипая траву, и никто из зверей не помышлял об убийстве, не ведал вкуса крови. Засеянные поля и огороды приносили щедрые урожаи, фруктовые рощи делились плодами, леса полнились грибами. Дом в Озерной долине процветал, лесные опушки одаряли Мариту целебными травами – дети, уроженцы Акваллы, росли крепкими и здоровыми.

Шли годы. Неугомонный Акон-Следопыт, сопровождаемый белым лисом, прочесал окрестности, словно частым гребнем, и начал уходить все дальше от дома. Возвращаясь из путешествий, он приносил подарки Марите и подросшим детям, рисовал карты – углем на холсте. Среди корявых контуров гор, рек и деревьев попадались знаки вопроса. Не раз чей-нибудь палец размазывал уголь, звучало любопытное: «Что это?». Акон отвечал уклончиво: «Еще не понял. Надо разобраться».

Ему не хотелось рассказывать детям о странных диковинах – арках из радуги, вспыхивавших над реками и ручьями безо всякого дождя и туч, среди чистого неба. Они висели часами, манили искрящейся водяной пылью, сулили возвращение в прошлое. Сердце подсказывало, что шаг в арку выведет на Пустошь. Акона тянуло к аркам, словно пчелу к клеверу – несмотря на недовольство спутника-лиса. Жизнь в Аквалле начала казаться слишком скучной, слишком пресной. Ночами, особенно в лесу, возле костра, Акону снились воспоминания о Пустоши: битвы с солончаковыми котами и истерично хохочущими шакалами, охоты на оленей и мелкую дичь, ночевки на островках спокойствия – холмах, пронизанных корнями серебристых альб.

Однажды он проговорился Марите: «Хочется вернуться, посмотреть, живет ли там кто-нибудь, поискать трезубцы водяников. Славное было оружие!». Та всполошилась, замахала руками: «Что ты, что ты! И не думай! Лль-Ильм приютил нас, отсекая шлейф смертей и горестей. Не тревожь лихо, пусть спит. На твой век странствий по Аквалле хватит».

Слова Мариты были разумны, но Акона уже обуяла жажда приключений. Он ушел из дома не таясь, в дождливый осенний день, успокаивая себя тем, что семейство обойдется без него пару дней: срочные дела переделаны, амбары и кладовые заполнены – когда, как не сейчас?

Он добрался до старого знакомца – маленькой копии водопада Жизни, только без грота. Заночевал на широкой отмели реки, а утром, пробудившись, увидел желаемое: над водой сияла небольшая радуга, упиравшаяся краями в каменистые берега. Акон приблизился к окаймленной разноцветьем арке, заполненной водяной пылью. Лис предупреждающе зарычал, но получил в ответ только недовольный взмах руки: «Не хочешь – не иди, а мне не мешай».

Следопыт ступил на затвердевшую воду – не поймешь, то ли лед, то ли прозрачный камень – прошел под радугой и оказался на Пустоши. Та встретила его неласково, как злая мачеха, завидевшая непослушного пасынка. Ударила по лицу раскаленным ветром – хлестко, жестко – швырнула под ноги трещины, из которых шел подземный жар. Акон не отступил, двинулся вперед, не слушая хрипло лающего лиса. После часа блужданий, в которых ему не встретилось ни единой души, он наткнулся на странные сизые кусты, чем-то похожие на хвощ, в изобилии растущий на Аквалле. Молодые побеги растения были мягкими, а старые ветви, лежавшие на песке, казались искусными украшениями, выточенными из камня. Акон отломил пару игольчатых отростков, повертел их в руках, и решил собрать еще десяток – если обвязать их нитями, получатся ожерелья для Мариты и дочерей. Увлекшись сбором, он не заметил, что из огромной трещины, рассекающей глинистую твердь, выбрались твари, обликом напоминающие крыс, только с острыми бурыми рогами. Лис, отчаявшийся привлечь внимание Акона, заступил дорогу порождениям Пустоши. И, когда на него напали, принял бой. Вспомнил вкус крови и дал достойный отпор врагам, пятная белоснежную шкуру.

Акон бросил игольчатые ветви наземь, отступил к радужной арке, с трудом дозвался лиса, уговорил его вернуться домой. Отмытая в реке шерсть снова стала белой. Прародитель вызывающих решил, что кровь и смерть остались на Пустоши, не посмели последовать за ними в Акваллу.

Он ошибся. Это стало ясно следующим утром, когда Марита обнаружила во дворе десяток задушенных кур.

Перепуганный Акон бросился к Водопаду Жизни, моля Лль-Ильма изгнать из Акваллы смерть и вернуть его семье прежнюю, беззаботную жизнь. И получил ответ, определивший судьбу вызывающих.

«Мало тебе было даров земли моей? Тесно в ее пущах и перелесках? Не единожды, трижды остерегал тебя лис, но ты, Акон, не послушал защитника своего, и прошел сквозь Арку, и очаровался ветвями каменными – приманкой Пустоши, которую она показывает слабовольным. На тебе лежит вина за кровь, не на спутнике-лисе. Слушай и запоминай, ничтожный: не будет теперь покоя ни тебе, ни твоим потомкам. Жажда силы погонит Идущих-по-Следу в Арки, и только отломив окаменевший росток, смогут они призвать защитника. Лишь на время, на малый срок. Водопад поселит рознь в их рядах, посылая зверя по своей прихоти: кому-то – юркого лиса, кому-то – злого волка, кому-то – трусливого шакала. Дети твоих детей погрязнут в распрях и будут объединяться только перед лицом смертельной опасности».

Слова Лль-Ильма сбылись. Идущие-по-Следу выходили на Пустошь, искали рощи кристаллов и алчно ломали игольчатые ветви, желая продлить жизнь своих защитников. Мерились лисьей везучестью, стравливали волков, кичились силой медведей. И не замечали, что звери, присылаемые Водопадом в ответ на Призыв, почти всегда имели серый, бурый или рыжий окрас. Как напоминание о грязи и крови, запятнавшей белоснежный мех Первого Защитника.

Глава 1. Даллак: Знакомство

Тяжелая дверь сейо захлопнулась, едва не прищемив белый лисий хвост. Вызванный зверь недовольно фыркнул. Даллак вздохнул, потрепал защитника по голове. Тот ехидно осклабился и потрусил вниз по лестнице, цокая когтями по мраморным ступеням.

«Неправда, что они ничего не понимают! Он разозлился, услышав, как меня обозвали голодранцем, и порвал наставнику мантию. Или он почувствовал, что я обиделся, и порвал наставнику мантию, наказывая за мою обиду?»

Даллак махнул рукой – теоретическая часть отношений вызывающего и защитника давалась ему плохо. Лекции наставников влетали в одно ухо и вылетали в другое, не задерживаясь в голове. Нерадивого юнца не выдворяли вон из-за редкого зверя, явившегося в ответ на первый призыв. И не только из-за зверя. Детей из бедных семей, имеющих искру Дара, обучали в сейо бесплатно – опасались вспышек стихийной магии. Дар Идущего-по-Следу давил, заставлял воззвать к Водопаду Жизни, но карал за неверное обращение. Разрушительные ураганы, смерчи, внезапные летние заморозки, сковывающие землю и уничтожающие урожай – кому такие беды нужны? Проще потратить несколько пригоршней кристаллов, которые потом вернутся в десятикратном размере, чем оплакивать персиковые сады. Поэтому закон «двери храмовых школ открыты для всех» выполнялся неукоснительно. Только учили и относились по-разному.

Белый лис попил из стекавшего вдоль лестницы ручья-каскада, окунул морду в воду, отряхнулся и призывно тявкнул. Даллак задумался. По правилам он должен был отпустить, рассеять вызванного за храмовые кристаллы зверя – с урока-то их выгнали.

«Наверняка заставят за мантию платить. Эх, будет мне взбучка от отца!»

Настроение испортилось окончательно. Даллак не стал читать заклинание освобождения, и пошел по улице, наблюдая за лисом. Защитник, впервые оказавшийся за стенами сейо, заметался, жадно впитывая новые впечатления: добежал до порога травяного магазинчика, принюхался, чихнул, избавляясь от запаха мяты, помчался к оружейной лавке. И испуганно присел, столкнувшись с матерым бурым волком, выглянувшим из дверного проема. Чужой защитник сморщил нос, демонстрируя презрение к мелюзге. Подоспевший к лавке Даллак уважительно поздоровался с хозяином волка – тот снизошел до ответного кивка – и поспешил увести своего лиса прочь. От греха подальше. А то не послушается, сцепится...

Они углубились в лабиринт столичных улиц, оставляя за спиной малую Храмовую площадь. Лис кидался под ноги прохожим, вызывая то смешки, то проклятья, обнюхивал дома, ступени, заглядывал в открытые двери, калитки и ворота. Упоение теплым летним днем и радость познания нового мира передалась Даллаку. Он улыбнулся и решил: «Не буду рассеивать. Пусть побегает, пока отпущенного кристаллом времени хватит. Только надо увести его налево, к домам. А то мы прямо к Драконьему Торгу идем».

Защитник свернул без возражений. Наверное, потому, что не понимал – на Торге продают живых, настоящих драконов, а не рисунки из книг, которые им показывали в Храме. Да и хватало у него дел без драконов – вот, например: на порожке сидит толстый, вылизывающий заднюю лапу кот. Надо подойти и познакомиться.

Так – от кота к бабочке, от бабочки к телеге и сонному тягловому быку – они незаметно забрели в богатый район. Деревянные заборы сменились солидными каменными оградами, укрывавшими от нескромных взоров сады и фонтаны, примыкавшие к двух, а то и трехэтажным особнякам. Даллак замедлил шаг и огляделся по сторонам. Прогуливаясь по таким местам, он мог влипнуть в неприятности. Настоящие, крупные неприятности. Несравнимые с последствиями порчи мантии наставника. По уму надо было развернуться и пойти назад, но упрямство, перемешанное с болезненной гордостью, заставило молодого вызывающего свернуть в проулок между двумя оградами.

«Обойдем, опишем полукруг и пойдем к дому другой дорогой. А там и время вызова истечет».

Они потревожили пыль на булыжниках, добрались до большой лужи и остановились. По левую руку так и тянулся высоченный забор, а справа, за лужей, обнаружился большой кусок заброшенного, ничем не огороженного сада. Ветки деревьев гнулись от плодов, и Даллак, поколебавшись, протянул руку и сорвал крупную желтую сливу. Ни грома, ни молний, ни проклятий не последовало. Он съел сливу, кинул косточку в траву и подошел к кусту ежевики. Ягоды оказались переспевшими, на языке оставался привкус плесени.

– Подожди, – пробормотал Даллак, отпихивая ногой недовольно ворчащего лиса. – Пару персиков вот с того дерева, и пойдем.

За персиком нашелся маленький, слабо журчащий питьевой фонтан. Даллак подставил ладони под струйку воды, стекающую из волчьей пасти, и напился. Палец скользнул по каменным клыкам, сдирая наросший мох. Лис ощетинился и залаял.

– Ты чего?

Даллак не мог понять, что именно беспокоит защитника. Обычный питьевой фонтан. Обычные персики.

– Да что такое?

В ответном лае отчетливо послышалось: «Там, там!» Лис указывал в сторону высокого каменного забора, скрытого плющом.

– Там? Эй, кто там? – громко спросил Даллак, тут же мысленно выругал себя за безрассудство и отступил в кусты.

– Хозяйка. Ты в наш сад зашел.

Голос ответившей был не детским, но довольно звонким – не дама, а молодая девица. Даллак немедленно осмелел, и, вместо того чтобы спасаться бегством, вступил в препирательства:

– Ваш сад за забором. Я туда не лезу.

– Это тоже наш. Просто его не огородили, – невидимая собеседница говорила медленно, запинаясь и странно растягивая слова.

– Не огородили, фонтан нечищеный, фрукты гнилые валяются, трава по пояс... Хороша хозяйка!

Протяжно заскрипели петли – похоже, в заборе-стене была калитка. Плющ зашелестел, плети раздвинулись, образуя узкий лаз. Из него выглянула тщедушная девица, окинувшая Даллака и лиса настороженным взглядом, и упрямо повторила:

– Это наш сад.

Лис, переставший лаять, дернул ухом и пошел к тощей хозяюшке – познакомиться, обнюхать. Та заволновалась и потребовала:

– Убери зверя! Не подходи ко мне, ты! Прочь!

В выкрике прозвучала паника. Даллак ухватил лиса за шкирку, присел и мирно посоветовал:

– Не бойся. Он тебя не тронет.

– Убери его!

– Не могу. То есть, могу, но не хочу. Он же потом не вернется. Но ты не беспокойся, мы сейчас уйдем. Нам домой пора.

– Подожди... – незнакомка отодвинулась, плети зашуршали, увеличивая проем. – Ты его держишь? Не выпускай. Почему он не вернется? Это не твой лис?

– Мой. Но у меня кристалла нет, чтоб его снова призвать.

– А-а-а... Понятно. А почему он белый? Я белых никогда не видела. И лисов не видела. У всех вызывающих – волки. Или медведи.

Даллак нешуточно удивился. Ладно, белые звери наперечет, в столице их ровно три – два белых волка и его лис. Но ни разу не встретить на улице ни чернобурку, ни огневку? Даже если тощая только в карете раскатывает, неужели в окно не смотрит?

– Или это не защитник?

– Он не просто защитник, он следопыт. Водопад их очень редко присылает, – объяснил Даллак. – Белые лисы могут находить клады и артефакты.

– О! – глаза девицы округлились. – О!

Она даже сделала шажок вперед – видимо, упоминание кладов немного пригасило страх. Даллак снисходительно усмехнулся. А потом разглядел маячившее за спиной хозяюшки каменное создание и позорно взвизгнул, хотя уже больше года говорил уверенным баском.

– Что? – девица спряталась за калитку.

– Голем! – чуть дрожащим голосом сообщил Даллак, и ткнул пальцем в каменную тварь. – Голем! Ты – скальница?

– Нет, – тонкая рука спокойно коснулась голема. – Я – нет. Я не... у меня не получается... неважно. Не бойся. Это папин голем. Он не может выйти за ограду.

– Мы пойдем. Э-э-э... спасибо за гостеприимство.

– Подожди!

Из путаных объяснений Даллак понял одно: тощей скальнице скучно. Ей запрещают гулять по улицам, только изредка отвозят в Покои Исцеления при главном Храме-Каскаде, а еще ее ежедневно навещает врачеватель. Ну, и отец возвращается домой по вечерам.

– С нами должна была приехать моя кормилица, но она осталась в Пределе. Ей по дороге стало плохо. Она до сих пор в лечебнице, не встает, ее даже домой отправить не могут. Папа написал, чтобы ей прислали замену, но Совет Следопытов запрещает приезжать моим родственницам, потому что... – скальница замялась, продолжила. – Я тут две недели одна сижу. Слуги есть, но с ними разговаривать не хочется. Я на балконе сижу, вижу, что по улице никто не ходит. Ты первый, кто мимо прошел, да еще и задержался.

Даллак сочувственно посмотрел на осунувшееся лицо, бьющуюся на виске жилку – «от малокровия ее лечат, что ли?» – и согласился:

– Умом тронуться недолго. Тебя как зовут?

– Райна.

– А меня – Даллак. Если хочешь... и если можешь, иди сюда. Почистим фонтан. Нельзя так с водой. Рассердится, уйдет из сада – вон, уже лужа какая в проулке, ключ пути ищет. Потом никакими заклинаниями не вернете, вода у нас своевольная. А тебе размяться не помешает. Небось, не делаешь ничего? Убирать-готовить не надо?

– Я книжки читаю, – сообщила Райна.

Пришлось подавить вырвавшийся смешок: «Еще обидится. Книжки... тоже мне – дело».

Сам Даллак сложением букв в слова тяготился, и всячески старался избежать чтения, или, того хуже, писанины. Наставники давно оставили надежду вбить знания в его бестолковую рыжую голову. Вздыхали, слушая невнятное мычание на уроках, и отправляли бездельника на кухню, или хозяйственный двор. Даллак охотно хватался за колку дров, выносил мешки с мусором, таскал глину и замешивал кирпичи для пристроек – лишь бы не сидеть над книгами. Силой и ростом Лль-Ильм его не обидел. Уже сейчас, в шаге от права называться мужчиной, он был на пару ладоней выше школяров и большинства наставников. А тяжелая работа сделала его крепким и выносливым, как вьючного буйвола.

Райна мялась – заступала в проем, подбирала юбку, снова возвращалась под защиту голема, и, наконец, озвучила свои опасения:

– Если чистить фонтан... ты же одной рукой не сможешь. Лиса выпустишь. А он...

После знакомства с големом у Даллака исчезло желание смеяться над чужими страхами. Только обида грызла: лис-то – не каменная тварь. Не кинется, вреда не причинит. Чего его бояться?

– Иди, я вас познакомлю. Если долго собираться будешь, он исчезнет. Я же его на занятиях вызвал. Нам не отборные кристаллы, обломки дают. Для тренировок и такие годятся.

– А как его зовут? – Райна приближалась осторожно, видно было, что в любой миг готова сбежать.

– Пока никак. Мне еще не назначили день испытания. Когда выйду на Пустошь, тогда нареку.

Тонкая ладонь потянулась к лисьему носу. Защитник повел себя как вышколенный взрослый зверь – вежливо понюхал пальцы Райны, унизанные кольцами, наклонил голову, позволяя притронуться к уху.

– Мягкий!

– Он же молодой. Ни улицы, ни Пустоши не знает. Мы сегодня первый раз гуляем, – признался Даллак. – Ну, что? Не боишься? Можно его отпускать?

Дождавшись кивка, он разжал пальцы, поднялся с травы. Размял затекшие ноги, закатал рукава потрепанной холщовой рубахи, и, стараясь держать голема в поле зрения, – каменное чудовище действительно не выходило за калитку – начал выгребать мусор и водоросли из небольшой чаши фонтана. Райна не помогала, но и не мешала. Кружила по траве, стараясь не влипнуть в ежевичный куст, но сохранить безопасное расстояние между собой и защитником. Даллак отметил, что ловкостью новая знакомая не отличается – как ни обходит колючие ветви, все равно на платье из дорогой ткани остаются зацепки.

«Если б мне такую дорогую одежду справили, а я ее порвал... да отец бы убил!»

Райна, похоже, даже не подозревала, что за порванные вещи можно получить трепку. От нее веяло уверенным богатством – как-то сразу чувствовалось, что тощей выросла не потому, что плохо кормили. Скорее, перебирала куски, отпихивая невкусное. Даллак рассмотрел массивный браслет – пустынное серебро и янтарная руна от сглаза – и подумал, что за такой оберег можно купить родительский домишко вместе со всем нажитым добром, да еще и на буйвола с повозкой останется.

«Трясется за нее родня. Обереги, врачеватели... да видно, всё не впрок».

Светловолосая и темноглазая Райна была какой-то выцветшей. Словно болезнь или порча сожрали ее силы, краски и умение радоваться жизни, оставив только тоску и страх. Язык чесался спросить, от чего же такого страшного лечат, что ее – малозимку без магии – решились везти через Пустошь к врачевателям Акваллы. Даллак одернул себя – негоже о таком заговаривать с незнакомкой. Но работать в молчании было скучно, и он стал задавать другие вопросы: все-таки, с настоящей скальницей познакомился. И пусть говорит, что не скальница, все равно таким словам веры нет. Голем рядом есть? Есть. Сама приехала из Рока. Откуда же еще ей приехать?

Райна отвечала сбивчиво, однако от рассказов захватывало дух. Вот ведь повезло – летела из Рока в Предел на дирижабле, оттуда в Акваллу на драконе. Видела Пустошь. Хоть и с высоты, но видела!

– А мне выход разрешат только осенью. И то... – Даллак скривился, не собираясь объяснять, что гулять по Пустоши по своему желанию он, скорее всего, не сможет никогда.

Сейо подсчитывал каждый кристалл, потраченный на обучение. То же самое будет и с выходами. Сразу отработать долг не удастся – Пустошь редко балует новичков. Значит, нарастут проценты, и Даллак начнет выполнять задания Гильдии. И никто не отправит его искать клады. Придется работать как всем должникам: выходить в Арку, садиться на дракона, долетать до указанного участка и собирать зрелые кристаллы. А потом сдавать их привратникам в пользу Гильдии и Храма-Каскада. И так – годы. Если, конечно, лис не учует клад рядом с делянкой.

– Там страшно, – сообщила ему Райна. – Все пропитано магией. Мы видели извержение вулкана. Только-только была равнина, и вдруг выросла гора. Открылся кратер, и потекла лава – я моргнула, а земля клокочет. Страшно. А вдруг дракон упадет?

– С чего бы ему падать?

– Мало ли?..

Даллак подумал, что не о том Райна беспокоится. Дракон-то седока всегда вынесет, а вот от дирижабля неразумного чего угодно можно ожидать. Сломается и рухнет.

Он ободрал остатки мха с волчьих зубов, вытащил у фонтана из глотки пук скользких водорослей. И, ополаскивая руки под хлынувшей струей воды, почувствовал знакомую ноющую боль в груди. Время защитника истекло.

– Он!..

– Рассеялся. Вернулся в Водопад.

Райна присела на корточки, пачкая платье, потрогала заиндевевшую траву:

– Жалко.

– Мне тоже.

Они обменялись понимающими взглядами. И в зеленых, и в темно-карих глазах промелькнула тоска. Сожаление об исчезнувшей сказке, живом воплощении легенды. Но это длилось недолго. Повседневность вступила в свои права. Райна поднялась и пробормотала:

– Я пойду. Если отец вернется, он рассердится. Он запретил мне выходить за калитку.

– Мне тоже надо домой, – Даллака ждали привычные заботы – уборка, готовка, вечерняя подработка в соседской лавке.

– Ты заходи еще, – помявшись, предложила Райна. – Если вдруг будешь мимо... или просто приходи. Поболтаем.

– Если получится, – уклончиво ответил Даллак.

Выбравшись из сада на дорогу, он подумал: случайная встреча – это одно. А вот заходить в гости... от такого приятельства мигом неприятности заработаешь. Хоть и повторяют в Храмах и на улицах, что Рок и Аквалла вот-вот подпишут мирный договор, но разговоры слышны уже полгода, а перемирия все нет. И будет ли?

Скальники воевали с идущими-по-следу уже пару сотен лет. И те, и другие, выходили на ничейную Пустошь сквозь Двери. Только жителям Акваллы проход открывала Арка Водопада, а Року – Арка Скал. Бились, конечно же, из-за кристаллов. Может, скальники тоже прогневали своих богов, и те обрекли их на сбор каменных ветвей, без которых нельзя управлять твердью. А может, нет. Известно было только, что без кристалла враг не мог сотворить голема, так же, как идущий-по-следу – призвать защитника.

Соперники упрямо делили огромную, изменчивую Пустошь, не позволявшую возвести на себе засеки и рубежи. Границы существовали только в воображении, и схватки вспыхивали то возле рощ кристаллов, то в чистом поле, где семеро одного не пропустят и добычу отберут.

Все изменилось лет десять назад, когда на Пустоши появилась третья сила. Открылись старые, запечатанные Двери. На каменных площадках, в низких чашах, хранивших следы копоти, вспыхнули костры. И оттуда вышли саламандры. Казалось бы – идущие-по-следу, черпавшие силу в воде, должны были успешно противостоять огню. Но нет... защитники таяли, когда к ним прикасалось чужое пламя, и не могли добраться до саламандры. Стихийные маги, даже объединившись, были не в силах вызвать бурю, способную потушить пожар. Жизни следопытов спасали драконы – они выносили охотников и сборщиков из огня. Если успевали.

Скальники защищались более успешно. Огонь не причинял вреда големам, а каменные ловушки уничтожали попавшихся в них саламандр. Капканы и стены из скал охраняли участки, на которых чаще всего появлялись рощи кристаллов – и, конечно же, идущим-по-следу туда хода не было.

Главы семи племен и храмовники Акваллы предлагали союз, который был выгоден им, но не особенно-то нужен скальникам. Те справлялись. Справлялись на земле. Однако по-прежнему отставали от идущих-по-следу в воздухе – десяток их дирижаблей не шел ни в какое сравнение с армией выдрессированных драконов. Аквалла предложила платить драконами – Совет Следопытов был готов отменить вето на продажу. Но... пока переговоры не приносили успеха. Рощи-то в воздухе не росли.

Как будущий сборщик, Даллак всей душой радел за подписание договора. Сгореть заживо ему не хотелось. Лучше уж работать под охраной големов. Однако это не значило, что он был готов подружиться с первой же встретившейся скальницей. Он помнил рассказы отца о стычках в Пустоши, ежедневно здоровался с соседом, которому оторвало руку Клыками Скал.

«Ох, и ввалили бы они мне, если бы узнали, что я с Райной подружился!»

Даллак невольно поежился и ускорил шаг – теперь ему хотелось оказаться подальше от богатого района и сада с големом.

Он забыл о Райне на следующий день. Своих забот хватало: отца укусил дикий дракон – на Торге перегоняли молодняк из загона в загон, оплетка порвалась. Хозяин прибавил к паре монет слабенькое зелье исцеления, которое рану только поверху стянуло. Плечо воспалилось, компрессы из подорожника не помогали, зелья стоили дорого, а на подработку отец выйти не мог – замкнутый круг. На третий вечер, когда закончились и деньги, и еда, Даллак пошел на поклон к матери. Не любил заходить в Храм-Каскад, даже с черного хода – чувствовал, что не в свою тарелку заглядывает – но пришлось. Домой вернулся с готовой снедью и зельями и получил скандал от отца. Тот встать не мог, от жара загибался, но подачки от бывшей жены принимать не желал. Даллак терпеливо дождался, пока отец выкричится и задремлет, несколько раз смочил ему губы сильным зельем и оставил флакон на столе. Он постелил себе на полу в кухне, возле холодной печки, и долго вертелся, не мог уснуть. На улице чуть-чуть посвежело, а в комнатах стояла обычная августовская духота – такая плотная, что ножом можно резать.

Утром Даллак отправился в сейо с гудящей головой, в скверном настроении, и это немедленно аукнулось. Обычно он пропускал мимо ушей и насмешки над бедной одеждой, и язвительные подколки, и даже презрительное, клеймящее словосочетание «сын вора». Потому что многое из сказанного было правдой. Он вырастал из одежды, как весенняя трава, и постоянно портил то штаны, то рубахи – рвал, пачкал. Не умел беречь. Еще не умел отвечать на шутки, и частенько воспринимал всерьез безобидные замечания. И – да, он был сыном вора. Отца выгнали из Гильдии именно за то, что он пытался утаить часть трехдневной добычи. Богатого сбора кристаллов. Нельзя сказать, что это было диковинное или особо тяжкое преступление – ветку-другую старался припрятать в пояс едва ли не каждый сборщик. Но отец выбрал кусок не по зубам, да еще подвернулся судье под горячую руку: вместо штрафа загремел в тюрьму, навсегда испортив жизнь и себе, и сыну.

«Сын вора. Голоштанник. Отрепье».

Пий издевался над Даллаком не первый год. До урока, на котором они впервые вызвали защитников, внимания не обращал. А как увидел белого лиса, аж взбесился. Как же, у него, сына вождя Огневок, обычный бурый лис. А у какого-то голодранца... Пий впервые столкнулся с проблемой, не решаемой деньгами или влиянием отца. И стал преследовать Даллака со всем нерастраченным пылом юности. Уладить дело миром никак не получалось.

Вот и сегодня они сцепились, как два мартовских кота. Пий шипел и шипел оскорбления – из-за спины – и Даллак не выдержал. Развернулся, и врезал ему кулаком в нос. И тут же, на огороженной площадке, погрызлись их защитники. Наставник решил дело привычным способом: Даллака выгнал вон, а Пия отправил в Палаты Исцеления.

На улицу Даллак опять выкатился вместе с лисом. Тот еще не отошел от драки, рычал, пушил хвост. Нерастраченная ярость схватки требовала выхода. Они быстро зашагали по улице, оставляя за спиной сейо, и стараясь не задевать прохожих. Вроде шли, куда глаза глядят, а опомнился Даллак почему-то возле знакомого заброшенного сада. В районе богатых особняков.

Лис тут же углубился в заросли. Добежал до фонтана, тявкнул и исчез в густых кустах смородины. Даллак последовал за ним, стараясь не ломать ветки. За смородиной, переплетавшейся с нижними ветвями плодовых деревьев, обнаружился еще один сюрприз – почти скрытая виноградом мраморная беседка. Плети обвивали камень, пряча грязь и выщерблины, заметные на свободных участках.

– Ух! – восхищенно сказал Даллак и протоптал себе ход внутрь. Осмотрел стол и лавки, перепачканные сизыми и бурыми потеками, горы мусора на полу, и понял, что виноград тут не срезают уже лет пять. Если не дольше.

«Наверное, вкусный...»

Нижние гроздья были зеленоватыми. Солнце не проникало через разросшиеся деревья и кусты. Даллак задрал голову, осмотрел беседку, приметил сизо-розовые ягоды и решительно полез на перила. В просвете между деревьями открылся вид на дом, Даллак разглядел балкон и сидевшую в плетеном кресле Райну. Тощая скальница читала книжку. Свист заставил ее подскочить, оглядеться по сторонам.

– Я здесь! – негромко крикнул Даллак и махнул рукой.

Райна тут же бросила книжку, замахала в ответ. Исчезла в доме – видимо, побежала в сад. Даллак сорвал приглянувшуюся гроздь, слез с перил, присел на мраморные ступеньки и задумался. Не мог понять, с какой стати ноги принесли его именно сюда. И почему он окликнул Райну. Даже если забыть о том, что она скальница, остальное-то никуда не денется. Богачка, наверняка просватана за ровню. Явится кто-то из родственников, решит, что Даллак к ней клинья подбивает, сразу стражу свистнет, а те потащат перед судьей оправдываться. Зачем это ему?

Додуматься до чего-то определенного Даллак не успел. Райна раздвинула ветки кустов и вскрикнула – едва не наступила на защитника, отскочила. Белый лис взвизгнул, шарахнулся в другую сторону. Обиделся.

– Может, привяжем его пока? – спросила Райна.

– Зачем издеваться? Пусть побегает. Ему чуть-чуть осталось. Я чувствую. Ничего он тебе не сделает, успокойся. Почему ты его так боишься?

– Просто боюсь, – уклончиво ответила та.

Даллак укоризненно покачал головой, подобрал с земли палку и начал выгребать слежавшиеся листья из беседки – чуточку утихшая злость подталкивала к действиям. Лис, увидев импровизированные грабли, оживился. Нашел себе небольшую ветку, принес Райне. Та играть не желала – прятала руки, отступала, но хотя бы не орала в голос.

Под деревьями было душно, и Даллак, воевавший с мусором, мгновенно взмок. Он скинул рубаху, повесил ее на куст, потянулся и завел разговор – а то скучно же:

– Ты опять дома одна?

– Да. Отец в Совет уехал.

– В какой Совет? – уточнил Даллак.

– Следопытов. У них там эти... разногласия.

– Ну, надо думать! А почему с тобой кормилица ехала? Мать... – тут Даллак сообразил, что с матерью может быть что угодно: болеет, если такая же хилая, или, ни дай Лль-Ильм, померла, а он со своими вопросами.

– Мама не захотела сюда ехать. Она и чтоб меня везли, не хотела. Но папа сказал – надо использовать шанс.

– От чего тебя лечат? – не выдержал Даллак.

– У меня магия заперта, – тускнея на глазах, ответила Райна. – Я ничего не могу.

– Беда...

– Да.

Лис негромко тявкнул – пожалел. Подхватил ветку, подошел ближе, запнулся и рассеялся, вызвав два слившихся вздоха. Райна наклонилась, рассмотрела покрытую изморозью траву. И неожиданно предложила: