Текст книги "(Не) идеальный отец (СИ)"

Автор книги: Яна Невинная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава 7

Варя

– Варяг, почему в общем чате универа Исаев запостил твой браслетик? – заявляет в трубку подруга, звонка которой я совершенно не ожидала. Она же на меня обиделась. Думала, будет дуться, а мне придется извиняться. А тут такой вопрос…

Пока я думаю, что ответить, да и просто прихожу в себя, слышу уже второй:

– Ты ничего мне не хочешь рассказать, подруга?

– Не по телефону… – зачем-то понимаю голос, сжимаю телефон в руках и плотно прижимаю его к щеке. Смотрю на закрытую дверь комнаты. Смешно, ей-богу, будто меня кто-то будет подслушивать. Прислуга в таком вроде не замечена, да и кому я нужна? Но всё равно в меня уже вросла привычка скрывать свою страшную тайну. Хотя теперь я близка к разоблачению. Холодею. – Ась, я не поняла, что с браслетом?

– Ты в чат не ходила?

– Нет, мне там нечего делать, с кем мне там общаться? Я там половины не понимаю, да и люди мне незнакомы.

– Я держусь там, чтобы быть в курсе событий универа, – объясняет Ася, – так вот твой браслетик стал главным событием лета! Тем более что учеба еще не началась и местной публике скучно. Накинулись как коршуны и давай выяснять, почему это главный красавчик универа ищет обладательницу простенького браслета.

– Зачем он ищет ее? Да и откуда у него браслет? – непонимающе хлопаю глазами.

– Не ее, Варь, а тебя! – поправляет подруга. – А откуда браслет, это ты мне скажи.

Молчу, закусив губу, рискуя обидеть подругу. Тайна так глубоко в меня въелась, что я просто физически не способна ее из себя вытолкнуть. Уверена, что не смогу сформировать слова и выпустить их из себя наружу. Это так постыдно, ужасно, запретно.

– Расскажу, Асенька, расскажу, обязательно, – тараторю, ощущая небывалую, долго сдерживаемую потребность выговориться и извиниться, – ты меня прости, что сразу не рассказала, это не так просто всё в голове уложить…

Договариваемся встретиться завтра, и я кладу трубку.

Сижу какое-то время на своей постели, глядя в одну точку. В голове рой мыслей, на душе раздрай. Желудок сосет от голода, и я прихожу к мысли, что надо все-таки начинать нормально есть. Трудно привыкнуть к пониманию, что я больше не одна. Во мне уже есть маленькая частичка, которая будет расти и станет моим малышом. Кладу руку и глажу его. Совсем еще плоский. Ничего не свидетельствует о том, что он растет.

– Маленький мой, – шепотом зову его, чувствуя трогательную нежность. Представляя крохотные ручки, ножки, сморщенное личико, почти прозрачную кожу. Я как-то видела младенца соседки. Он был таким беспомощным, крикливым, но успокаивался, как только мама приживала его к груди. Ворковала нежно.

Я слышала, что ребенок в утробе слышит голос мамы, привыкает к нему. Надо и мне с ним разговаривать, чтобы в тот момент, когда он появится на свет и испугается, мой голос стал той ниточкой, что успокоит и свяжет с миром. Я же теперь за него ответственна, и значит, надо заботиться о себе. Высыпаться, спать, гулять, питаться. Не нервничать.

Спускаюсь в кухню, чтобы найти себе какую-то еду. В огромном пространстве обнаруживается домработница, перекладывающая продукты.

– Варвара, хорошо, что вы спустились, а я уже хотела подняться и позвать вас.

От ее вежливого и услужливого тона смущаюсь. Никто еще обо мне здесь так не заботился. Складываю руки, опустив голову, и присаживаюсь за узкую барную стойку.

– Спасибо…

– Вы за стол садитесь, а хотите, в столовую пройдемте?

– Нет, зачем? Не надо, – мотаю головой, – я одна за столом… Зачем?

– Хорошо, если вам удобно там, то я подам туда.

Передо мной оказывается густой наваристый суп-пюре.

– Суп с куриной грудкой и шпинатом, полезно и вкусно. Пока не будем нагружать желудок. Приятного аппетита! Я пойду, не буду вам мешать. В доме Нонна Аркадьевна и Вероника. Они в бассейн пошли, – докладывает, и я киваю, немного чувствуя себя хозяйкой.

Суп очень вкусный. Я даже не заметила, как съела всё до последней ложки. Жаль, что Алевтина Юрьевна ушла. Хотелось бы поблагодарить. В то же время вряд ли бы мне понравилось есть под ее взирающим на меня оком. Интересно, с чего она решила вот так индивидуально обо мне позаботиться? Наверное, просто не о ком особо, все же почти разъехались. Или Эляна распоряжение дала.

Убрав за собой тарелку, пускаюсь на прогулку вокруг дома, но жара загоняет меня в дом. На ум приходят слова домработницы про бассейн. Может, спуститься к новой родне? Попробовать хоть краешком коснуться их жизней? Не могу же я вечно прятаться. Да и не могут быть все такие, как Тимофей. Еда придала сил, энергии, я бы даже с удовольствием поплавала, ведь это полезно.

Поднимаюсь в свою комнату и нахожу купальник. Эля выкинула много моих вещей, в том числе купальник, поэтому я держу в руках что-то модное и стильное. Впрочем, мне не суть важно, какой он, лишь бы был закрытый. А этот именно такой. Фигура у меня довольно-таки худощавая, правда, сейчас грудь увеличилась. Рассматриваю себя в зеркале и трогаю выступающие косточки.

Вдох-выдох. Надо быть смелее…

Иду на голоса, звонкий Вероники и немного капризный – Нонны. Их хорошо слышно, так как они еще не принялись купаться, а только вошли в бассейн. Невольно слышу всё, что они говорят.

– Он взял эту девочку под свою ответственность и поручил твоему брату за ней присматривать. Конечно же, он зол, что Тимофей не углядел, подвел его. А теперь еще и сбегает, прячется, не хочет отвечать за то, что натворил, – ворчит бабушка.

– При всем желании он не мог проконтролировать… хмм… чтобы Варя не забеременела, – слышу слова сестры Тимофея. – А эта девушка, она же сестра Эляны. Кто знает, под кого она легла, чтобы чего-то добиться в этом городе?

Оба голоса затихают, как только они понимают, что я стою практически позади них. В проходе. Смотрим друг на друга. Я слышала каждое слово. Теперь у меня нет иллюзий по поводу того, что думает обо мне сестра Тимофея. Ничего хорошего!

Кусая губы от обиды, вылетаю из помещения бассейна, рискуя переломать ноги на крутой лестнице, несусь к себе, падаю на кровать и утыкаюсь лицом в подушку. Слезы душат. За что? За что меня так все не любят? Кому я что плохое сделала? В универе судят по обложке, считают тенью, за человека не считают. Родители никогда не любили. Здесь считают приживалкой и ушлой лимитой. А Тим так и вовсе презирает!

Стук в дверь меня не трогает. Не открою я, кто бы ни стучал!

Вообще из комнаты не выйду! Буду затворницей.

Да уж, «подружилась» с новыми родственниками!

Тимофей

– Во что ты меня втянул? – ворчит Ян, поправляя рукава пиджака и тугой ворот рубашки. Явно неудобно себя в этом наряде чувствует. Я тоже не особо рад, что запихнулся в эту «кольчугу». – Сегодня театр, завтра – музей и цирк? Ты решил нас окультурить по полной?

– Угомонись, это разовое мероприятие. Ради бабули. Да что ты паришься, Гор? – тычу его в бок локтем, озираясь. – Смотри, сколько тут зато дам…

– Вот именно, что дам, Иса, – закатывает он глаза, морщась при виде девушек и женщин в длинных платьях, с накинутыми сверху мехами и шалями, выходящих под ручку с привезшими их мужчинами в строгих костюмах. – Я как на приеме у королевы, но при этом никаких принцесс не наблюдается. Слушай, а твоя сестричка ничего такая…

– Ты что, опух? – смотрю на него глазами по пятаку. – Этой страхолюдине ничто не поможет.

Говорю, а сам мимоходом прохожусь взглядом по тонкой фигурке навязанной родственницы. И правда, бабуля постаралась привести ее в божеский вид. Какие-то бантики на шее завязала, платье светло-зеленое, облегающее, и кажется, черт, что она без одежды почти. Хрупкие косточки выступают из-под тонкой ткани, но теперь, когда платье ее обтягивает, понимаю, что не такая она и тощая. Стройная, скорее. И волосы не такие мышиные. Покрасилась, что ли? Светлые прядки сделали ее лучше. Симпатичнее. Хотя бы можно смотреть и не морщиться, думая о том, какая же она уродина. И зачем я на нее смотрю? Что за черт? Еще не хватало пялиться на эту убогую. Заметит и подумает еще что-то не то, возомнит о себе невесть что, мне оно не надо.

– Смотри, что у меня есть, – отвлекает меня Ян, что-то пихает в руку.

Оглядываю бинокль, маленький, почти крохотный. Ржу.

– Ты бы еще подзорную трубу притащил, пират!

– Ты у меня еще попросишь еще, когда поймешь, что с балкона ничего не видно.

Гляжу на него как на психа.

– Зачем мне туда смотреть?

– Да что ты будешь два часа делать? Придется смотреть, – нудит под ухо.

– Я лучше посплю!

Отмахиваюсь, не намереваясь уделять внимание спектаклю. Хватит и того, что я сюда приперся. Большего от меня не дождутся…

Проходим по вычурному залу, зрители рассаживаются по местам, везде люстры, бархат и прочая помпезность. Все говорят приглушенно, причем не сговариваясь. Мне и самому хочется понизить голос почему-то. Бабуля степенно шагает в сторону нашей ложи. Сестра переживает, что мама не пришла. Должна была, но я бы на ее месте тоже не пошел. А всё из-за папенькиной новой женушки, будь она неладна. Так бы и придушил за тонкие шеи обеих сестер. Видеть их не могу, слышать, на дух не переношу. Скорее бы свет погасили.

– Слушай, мне кажется, я ее знаю, – наклоняется ко мне Гор во время спектакля, – актрису в смысле…

– Ты бредишь, Ян, успокойся. Где ты, а где актриса театра.

– Да я отвечаю, я с ней вчера в клубе зажигал, – уверяет, хватая программку. – Смотри, вот, ее Дина зовут. Дина Мирохина. Именно с ней я…

– Мальчики, ну я же просила потише! – ругается бабушка, заставляя нас замолкнуть.

Она действительно прочла нам целую лекцию по поводу того, как вести себя в театре. Как мыши, короче, сидеть надо.

И хоть мы перестаем обсуждать актрису, Ян не успокаивается и в антракте, едва доходим до буфета, возбужденно размахивает руками.

– Вчера она от меня сбежала, думал, не найду, а вот она, это судьба, Иса!

– И что? – не понимаю я его настроения. – Давай дождемся конца спектакля, потом подойдешь к ней. А что, так сильно понравилась?

– Да нет, просто интересный экземпляр.

– Конечно, когда все остальные надоели! – подкалываю этого бабника. – Но, раз уж ты в эту степь пошел, лучше найди себе гимнастку, они хоть гибкие…

– Мальчики, как вам первый акт? – подходит к нам бабуля с фужером игристого напитка. Манерно пригубляет. – Диночка хороша, правда? Девочка просто прелесть, настоящий цветок.

– Н-да, – крякаю я, а что тут еще скажешь? В события на сцене я же так и не вник!

– А ты что думаешь, Варечка? – привлекает она к разговору девушку, прикинувшуюся мебелью. Подзывает ее к себе повелительным жестом, и убогой ничего не остается, кроме как подойти. Зачем-то снова оглядываю ее. Тростиночка какая. И в чем жизнь держится? Она вообще ест? Мне, конечно, насрать, но ребенку ее я зла не желаю, а ей его еще вынашивать. И как она это будет делать, если на ветру качается? Хочется сразу накормить. Что за странное желание? Едва затолкал в себя вчера желание позвонить Алевтине и поинтересоваться, что там ест и ест ли вообще «Варечка».

– Хороший спектакль, – мямлит что-то Варька, глазами бегает, губы облизывает, в общем, жутко нервничает, – особенно удачна отсылка к «Гамлету».

– О, ты заметила? – бабушка обрадованно приближается к Варе. – Тимофей, смотри, какая она умница, не каждый заметит! А Варенька смогла.

Смотрю на них с выражением «И что?». В самом деле, какая мне разница, что там эта заучка заметила в спектакле, который мне неинтересен. А Гор слушает внимательно, на ус мотает, ему эта инфа явно пригодится, когда пойдет завоевывать свою вчерашнюю Золушку. Он даже пару слов насчет спектакля говорит, и бабуленция втягивает его в разговор. Что за?! Стою как чурбан, просто чучело в поле, вокруг которого вороны летают. Тупым себя чувствую. Понимаю, что во время происходящего на сцене не смотрел на сцену, а только в свой телефон. Просто присутствовал, но не участвовал. Н-да, трындец, надо хоть немного вникнуть во втором акте.

Гор, заметно оживившись, что-то расспрашивает у Вари. Про спектакль. Ясно. Хочет перед охмурением артистки своей фактами запастись, а меня почему-то гребет. Слишком близко он к ней наклоняется. Что за черт? Мне какое дело, даже если он к ней в декольте залезет? Кстати, грудь у нее будто стала больше, у беременных она вырастает. А я думал, что Варя абсолютно плоская. Серая неприметная доска с пучком мышиных волос на голове. И с брекетами. А у нее вон и брекетов нет, и волосы стали приличного цвета, и вообще определения «убогая» и «уродина» к ней вряд ли можно применить.

Только хрен я кому в этом признаюсь!

«Нет, ну ты ее еще потрогай!» – почему-то бешусь.

К счастью, от того, чтобы оттащить друга от Вари, отвлекает бабуля, потянув ко мне себя за локоть. Ее птичьи руки на удивление сильные.

– Тимош, мы с Никочкой так Варюшу обидели!

Морщусь. Дважды. Первое – что за Варюша? Бабуля совсем потекла и стала заложницей милого личика приживалки? Второе – она переживает, что обидели убогую?

Смотрю на нее с выражением полного непонимания.

– Сплетничали по-девичьи в бассейне, а тут Варя в двери нарисовалась. Мы ее не видели, право слово! – прижимает руку к груди. – Я потом пошла, конечно, извинилась. Сказала, что мы Никочка не со зла, так и есть. Мы же Варю совсем не знаем. Но она – наша семья. Не закатывай глаза, Тимофей! – хлопает ладошкой мне по предплечью. – Я извинилась и за себя, и за Нику, и предложила ей участвовать в организации свадьбы твоей сестры с Арсением. Она согласилась. А ты поможешь!

– Я? Со свадьбой? Да еще и с ней? Бабуль, ну что ты придумала?

Хорошо, что не пил в это время, поперхнулся бы.

– Бабуль? – возмущается она в свою очередь, испепеляя меня взглядом.

– Нонна, – крякаю я, виновато опуская взгляд.

– То-то же, Тимоша! Мы все вместе сделаем грандиозную свадьбу для нашей Никочки!

Смотрю в сторону Варвары, и кулаки сжимаются.

Не нужны мне с ней точки пересечения!

Тимофей

– А можно как-то без меня? – закидывая удочку, уже сгибаясь под бабулиным гнетом и принимая правила игры.

Она просто строго смотрит на меня, и этого взгляда всегда было достаточно, чтобы унять самых строптивых.

– К концу спектакля вам принесут букеты, мальчики, поздравим труппу, – властно заявляет бабушка.

Звенит звонок, звуча для меня благословением. Неловкий разговор окончен. Смотрю с надеждой на деда Арсения, жениха Ники, что тоже пришел сюда вместе с бабулей. Кажется, у них даже какие-то шуры-муры намечаются. Вот бы он занял бабулю так, чтобы она слезла со своего любимого конька и перестала так нам всем покровительствовать. Люблю Нонну, но слишком уж она навязчива в стремлении примирить нашу рассыпающуюся семейку…

Хотя, зная бабулю, она успеет и роман закрутить, и нас всех построить.

Мы снова идем в зал, а я смотрю вперед, поэтому не замечаю, как Варя идет наперерез. Сталкиваемся.

– Сумочку забыла, – шепчет она, подняв на меня свои глазищи. Зрачки расширенные, нижняя губа трясется. Она что, боится меня?

Отодвигаю ее, держа за тонкие предплечья. Слишком тонкие. Опять появляется желание ее накормить. Дома она ходит в толстовках, рубашках, объемных футболках, и только сейчас я вижу ее тело. Близко. Машинально смотрю на ее живот. Его совсем не видно, но там уже есть новая жизнь, и мне почему-то есть дело.

А еще есть дело до отца зародыша. Вот бы он забрал ее, и конец моей заботе об этой малахольной.

– А чего женишка своего забыла?

– Что? – губы Вари поджимаются и белеют, в глазах столько растерянности, будто она совсем не понимает, о чем речь. Да сколько можно?

– Говорю, где папаша ребенка? Когда его с семьей познакомишь? Когда свадьба?

Опять молчит, только пару раз моргает. Вот и вся реакция.

«Прелестно», – как бы сказала Нонна.

– Если скажут помогать со свадьбой, прикинься больной, поняла? – наклоняюсь к ней и шиплю прямо в ухо, а чертов аромат забивается в ноздри. Как можно пахнуть чистотой? И почему я вечно реагирую? Нельзя нам рядом оказываться, пусть в комнате сидит. Она ж беременна. Какая ей подготовка к свадьбе? Ника же сумасшедшая, от одних ее мельтешений даже у здорового человека голова закружится, не то что у тех, кто не совсем здоров и испытывает проблемы с тошнотой.

– Но… Ника… – озирается она по сторонам, закусывая губу. Розовые они у нее, даже не накрашенные, и вся она такая естественная, лицо уже не такое опухшее. Ловлю себя на том, что рассматриваю ее. Бесит!

– Иди уже, – грублю, злясь на свои реакции.

Да что за на фиг?! Не хочу я на нее даже время тратить!

Второй акт даже не пытаюсь смотреть на сцену. Размышляю о том, как избавиться от Варвары, а Гор на удивление увлечен спектаклем. Отец довольно на меня посматривает, рад, что вся семья в сборе. Элянка к нему жмется. Укротила льва. А сестра милуется со своим женихом. И только отсутствие матери портит всю картину…

После завершения спектакля нам принесли заранее заказанные веники, огромные букеты с ярко-красными розами, и бабуля послала нас с Черногорским к сцене с напутствием поздравить Диночку. Ну, этот резвый козлик и поскакал со своим веником, только не к сцене, а сразу за кулисы.

– Куда ты? – подорвался я за ним. Что-то мне это не нравилось, хотя причин плохого предчувствия объяснить не мог.

– Поздравлю ее в гримерке, – буркнув, отвечает друг, проходя в технические помещения и заглядывая во все двери.

– Так мы ее год искать будем, – пытаюсь его остановить, но он прет как танк.

Ничего себе рвение. Зацепила его эта Дина, выходит. В принципе, такое с Гором случается. Но увлечение не длится долго. День-два – и ему уже становится по боку на предмет интереса. Но в эти два дня он готов достать луну с неба, лишь бы добиться своего.

В последнем витке коридора, на удивление, она и обнаруживается.

– Что ты тут делаешь?! – взвизгнув то ли от радости, то ли от испуга бросается к Яну девчонка в халатике. И чего она стояла возле двери в гримерку? Ждала кого-то?

– Тим, ты подождешь у двери? – оборачивается ко мне недоделанный Ромео.

– А с веником что делать? – задаю наитупейший вопрос. Вот это что, самое главное сейчас?

– Давай сюда, – хватает он его и протягивает Дине. – Это от нас, Тим, ну ты, короче, подожди пару минут…

– Ладно, давай, – киваю и прислоняюсь к стене, глядя на экран телефона и засекая время.

Пару минут, конечно, мягко сказано. Минут двадцать точно. И вот вопрос: зачем мне ждать, пока Ян накувыркается со своей девчонкой? А то, что они будут не конфеты есть, и ежу понятно. А что делать мне? Вижу дверь с наклейкой с изображением писающего мальчика и решаю, что мне – туда…

Проходит минут двадцать, пока я решаю постучать в дверь запертой гримерки. Ну в самом деле? Мне что, на стреме час стоять? Бабушка и остальные явно заждались. Поднимаю руку, чтобы постучать по дверному полотну, и тут слышу позади себя шаги. Почему-то сразу накатывает ощущение негативного сценария. Вот пятой точкой чую, что не к добру. Слишком тяжелые, увесистые шаги. Даже пол дрожит. Я парень не из трусливых, но как-то сам собой врастаю ногами в пол, когда оборачиваюсь и вижу двух огромных мордоворотов с жирными рожами, всех в черном, идущих прямо на меня.

– Парень, ты кто? – бухает своим басом один, шевеля толстыми губами.

– А вы кто?

– Щас узнаешь, – говорит второй и вдавливает мощный кулак в раскрытую ладонь. Силу демонстрирует. Я понимаю, он парень грозный, но в чем я провинился?

– Ребят, у вас какие-то проблемы? – пытаюсь быть мирным, мне моя голова еще нужна. А эти двое из ларца, одинаковых с лица, вполне способны инсценировать своими руками зажатие моего черепа стотонным прессом. Перспектива так себе.

– Это они у тебя щас будут, если не отойдешь!

В принципе, просьба адекватная, если бы я не переживал за друга.

– Так вам туда? – киваю на дверь.

– Отошел! – гаркает первый громила и толкает дверь, заставая Гора, лежащего сверху нашей артисточки на каком-то узком бархатном диванчике.

Ну, сейчас они поймут, что помешали горячему свиданию, и просто повернут на выход. Так я думаю, пока уши не закладывает от визга девчонки. Она сбрасывает с себя Гора и верещит как резаная:

– Помог-и-и-и-т-е-е-е! Наси-и-и-луют!

– Дина, ты что?! – вскакивает на ноги друг и пытается унять ее, но она отталкивает его в сторону излишне демонстративно и стягивает на груди халатик. Выглядела бы как жертва насилия, я бы тоже ей поверил, если бы не слышал заливистый смех и стоны через стенку. Трындец какой-то! Это что, третий акт спектакля, о котором нас никто не предупреждал? Аплодировать в каком месте?!

Тимофей

– Недолго песенка играла, – насмешливый голос отца раздается рядом с железной решеткой, куда нас кинули вместе с Гором. Заставляет вздрогнуть. Поднимаю взгляд. Я уже привык к полумраку, холоду, к вони от двух притихших в углу бомжей, да и к боли, что опоясывает тело, тоже привык. Но знал, что я здесь ненадолго. Верил, что отец придет. И вот он здесь.

Стоит столбом, скрестив руки на груди, и смотрит крайне раздраженно.

С пола не встаю, так и сижу, положив руки на колени и вытянув их вперед.

Попал я конкретно, и Гор тоже попал. А мне в тюряжку нельзя, никак нельзя.

– Я с тобой, Тимофей, разговариваю, – продолжает нравоучительную беседу отец, – тебе перед родней не стыдно? Испортил бабушке вечер. Что ты устроил? Ян, а ты? Как вам не стыдно, парни?

Гор не откликается, глядя в одну точку и притулившись на скамейке. Прикинулся шлангом. Но его отца тут нет, и неясно, приедет ли, а мой тут как тут. И мне придется повиниться, если хочу, чтобы вытащил меня отсюда. Не время уже строить из себя гордого и борзого.

– Стыдно, что полиция приехала, а что друга защитил – не стыдно, – начинаю каяться, всё же поднявшись с пола и подойдя к решетке. Чувствую себя стариком. Кости скрипят, болят, вижу одним глазом, другой опух, в районе печени разрастается боль, сбитые костяшки пальцем саднят. Всё же я не Рэмбо, далеко не он.

– У охраны Дины Мирихиной другая версия. Она твоего друга обвиняет в принуждении, – цедит папа сквозь зубы, через мое плечо кидая взгляды на Гора. Не пойму, чего в них больше, осуждения или сомнения. – Дело серьезное.

– Она врет, – кидаюсь на защиту друга без промедления, – я слышал, как двадцать минут он ее принуждал, – рисую в руках кавычки, – прежде чем она вопить начала, в аккурат когда охрана прискакала.

– Хочешь сказать, эта девочка разыграла спектакль? Зачем ей это?

– А зачем Гору принуждать ее? Девок, что ли мало? Говорит, они в клубе за день до этого пересекались.

Отец молчит, размышляет, стреляя глазами туда-сюда. Мужик в форме возле камеры сосредоточенно разбирает бумаги, на нас даже не смотрит. Бомжам тоже пофиг. Мы с отцом будто наедине общаемся, хоть и понимаю, что это не так, но остальное для меня перестает существовать. Как никогда чувствую связь с ним. Особенно сейчас, когда понимаю, что он пришел, в отличие от отца Гора.

– Ладно. Судя по всему, это их дело, но ты-то, Тимофей, зачем в драку полез?

– А мне надо было стоять и смотреть? Они не спрашивали, кто с Диной был, когда вдвоем нападали.

– Но-но, не наглей, я тебя выручить приехал, но что-то раскаяния не вижу.

– Потому что я не раскаиваюсь, – честно и открыто признаюсь.

Снова пауза. Вижу, что слова мои отцу не нравятся, он медленно закипает, сжимая челюсти и сурово сдвигая брови. По итогу кивает, приняв какое-то решение.

– Отлично, – оглашает результат своих размышлений, – тогда тебе не помешает посидеть тут пару суток и подумать над своим поведением.

Ждет, что я что-то отвечу, но меня просто придавливает к земле реальность. Он что, возьмет и уйдет? Бросит меня здесь? Позволит, чтобы я сам барахтался? Но я не могу, черт побери, мне тут нельзя оставаться, ни в коем случае…

Уже почти разворачивается, но я успеваю положить руку на решетку, сжать пальцами холодный металл, покаянно гляжу ему в глаза. Руки немеют от волнения. Не хотел я, чтобы отец вот так узнавал, и умолять не хотел, унижаться. Но сам виноват, что этот момент настал.

– Пап, забери меня отсюда, сделай так, чтобы не оформляли документы и мое имя не всплыло. Мне нельзя светиться, я по уши завяз в одной проблеме. Еще один залет – и меня надолго закроют. Ты должен меня вытащить.

Кажется, я реально вижу, как волосы у отца на голове шевелятся. Он стоит и пучит глаза, переваривая то, что я вывалил на него. Не думал, чтобы тема вообще всплывет. Но кто мог подумать, что я снова столкнусь с законом.

– Говори, – короткий приказ, на большее отец не способен. Стоит весь белый. Лучше бы он орал, чем так. Того и гляди с инфарктом свалится. Из-за меня.

– Я правда не хотел, чтобы ты вот так узнал. Тогда нас отец Пивоварова отмазал. Подчистил всё, но предупредил, чтобы больше не попадали в доблестные руки полиции, – говорю еле слышно, но вижу, что отец ловит каждое слово. – Я же там почти жил, в автомастерской этой. Им машину краденую привезли, перекрасить, но мы не знали, что краденая, кататься поехали, тачка крутая, черная ламба…

– Короче, сын! – цыкает на меня отец.

– Наткнулись на патруль, Пивоваров без прав, с травкой…

– Кто был за рулем?!

– Он, – дергано отвечаю, вспоминая тот случай.

Струхнули знатно, по крайней мере, кататься пьяным я себе запретил.

Но тогда всё сошло с рук, снова скатился по наклонной. И очередной залет. И снова надежда на отца, что вытащит, что не придется отвечать за последствия. Начинаю понимать, что, как бы я ни протестовал, отец во многом прав по поводу меня. Никчемный папенькин сынок, который только и может, что косячить и потом сбегать от своих косяков, избегая ответственности. Папа тысячу раз прав. Вижу в его глазах боль и сожаление, осуждение и разочарование. И мне неприятно это видеть. Хочу всё исправить. Вернуть его расположение. Мне, черт побери, не наплевать, как он относится ко мне и каким сыном видит. Я же не совсем пропащий…

– Ты подвел меня сын, – говорит тихо, голос надтреснутый, глухой, будто из бункера идет. У меня внутри всё скребет, гадко на душе. Только бы он не ушел, не махнул рукой, я же не убил никого, ничего не украл, просто оказался не в том месте не в то время… Другие и похлеще вещи делают, хотя знаю, что для отца не будет оправданием.

– Пап, ты меня отсюда заберешь? – звучу жалко, знаю, но не хочу присесть на нары.

– Мне нужно поговорить с нужными людьми и понять, что тебе вменяют.

– Ничего, пап, ничего, это просто драка…

– Просто, Тима, тебе всё просто! Просто нагадил, просто сбежал, ножкой мусор под ковер сметнул! Ты посиди подумай, а я пойду разберусь, как всегда. Но ты мне будешь должен…

Уходит, я понуро гляжу ему в спину, потом возвращаюсь и подсаживаюсь к Гору. У него своя беда и свои траблы с отцом. Застарелые обиды и даже трагедия. Я не лезу в душу, но и поддержать его нечем. Знаю, что меня отец вытащит. По крайней мере надеюсь, а с Гором сложнее. Его отец может и на нары кинуть. Так, в качестве урока жизни. Они друг друга люто ненавидят, и начало этому положено еще в детстве.

Поэтому мне нечего ему сказать, кроме как банальностей в духе «всё будет хорошо». Но, как оно будет на самом деле, хрен знает.