Текст книги "Гаугразский пленник"

Автор книги: Яна Дубинянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

ГЛАВА ПЯТАЯ

– Долго еще? – спросил, кажется, Винс.

Кто– то негромко захихикал: скорее всего тот мрачный мужик с неопределенными обязанностями то ли грузчика, то ли интенданта. Этот тип издевался над Винсом с самого начала, и даже я уже перестала злорадствовать, проникшись к бывшему односоцгруппнику искренним сочувствием. Но ни Ингар, ни тем более Роб за него не заступались.

– Пять километров до заставы, – с опозданием послышался голос моего брата. – Там можно будет переночевать.

Тут меня сильно тряхнули, и мрачный нецензурно выразился прямо над ухом. В том смысле, кто – такой-то и такой-то – укладывал этот – такой-то и такой-то – вместитель. И – так-разтак – что там вообще лежит.

– Палатки и оборудование, – кратко ответил Ингар.

Я живо представила себе, как он поморщился от сквернословия. Однако ничего не сказал. А два дня назад пытался делать замечания. Но тогда экспедиция еще не вышла на открытый воздух, и все было по-другому.

Кстати, вместитель собирала Далька. Только никто из них об этом пока не знал.

Первым делом Далька сказала, что у меня не все дома. Я согласилась. И напомнила, что она моя подруга. Она сообщила насчет меня еще кое-что, но это к делу совершенно не относится.

Затем Далька начала думать. И поделилась выводами. Во-первых, во вместитель все равно полезут, чтобы достать что-нибудь срочно нужное, и хорошо, если уже в Приграничной зоне, а не прямо в городе, – да и плюс таможня. Во-вторых, от неподвижного лежания в позе буквы «зю» у меня руки и ноги поотпадают. В-третьих, мне придется не только есть и пить, но и дышать, а также справлять некоторые надобности, после чего, между прочим, снова дышать, есть и пить. В-четвертых… хотя первых трех аргументов, по Далькиному мнению, было вполне достаточно.

Я возразила, что, во-первых, палатки раньше Гауграза никому не понадобятся, не говоря уже обо всяких там приборах, а про какую-то таможню вообще смешно говорить: с ними же Роб! Во-вторых, лежать я буду не в позе буквы «зю», а как раз наоборот – эмбриона, самой естественной позе для человека, тем более такого тренированного, как я, плюс специальные упражнения каждый час. В-третьих, наша цивилизация изобрела для чего-то атмосферой и биоаннигилятор, к тому же сейчас, как всем известно, на рынке имеет место быть прорыв миниатюризаторских технологий.

Далька сказала, что это ужас как дорого. Я ответила, что у меня висит нераспечатанный базовый счет по первичной специализации. Далька – что мои родители очень удивятся, узнав, что я его распечатала. Я – что к тому времени буду уже далеко.

Я и далеко. Всего пять километров до заставы. А там уже Приграничье. Вот!…

Как вы поняли, труднее всего оказалось уговорить Дальку. У меня был черновой вариант взять в сообщники Винса, но, хорошенько поразмыслив, я его похоронила – в смысле, вариант. Он – в смысле, Винс, – конечно, втюрен в меня по уши и готов что угодно для меня сделать, но, с другой стороны, он по уши предан, верен и тому подобное своему доктору Валару. И, разумеется, сдал бы меня ему с потрохами. Как мудрому старшему товарищу, способному принять за него – и заодно за меня – правильное решение. А как поступил бы Ингар, объяснять не нужно. Достаточно того, что он в свое время уже принял безупречно правильное решение – за Роба.

Но экскурсию по экспедиционному багажу, спрятанному в древнем подсобном помещении позади кафедры сравнительной истории и этнографии доглобальных народов, провел среди нас с Далькой, естественно, Винс, кто же еще. Именно благодаря ему мы узнали, в каком вместителе что уложено, и смогли выбрать подходящий – с тем, чтобы потом приобрести для меня вместитель-близнец и установить на него точно такой же код.

А собственно подменить оказалось вообще делом техники. Ведь никто, кроме членов экспедиции, не знал про тайный склад. Мы выбрали время, когда Ингара заведомо не было на кафедре, и Далька эффектно подкатила с огромным вместителем на грузовой скользилке. Далька – уже почти студентка, она проходит первичную специализацию на кафедре оптических технологий, в соседнем корпус-блоке. Так что, не сомневайтесь, ее знает весь институт – это же Далька. Ей без проблем открыли кафедру, а подсобка даже заблокирована не была, вы представляете?! Тоже мне нелегалы-конспираторы. И что бы они делали без моего брата?…

Потом Далька точно также укатила назад, и вместитель на ее скользилке ничуть не изменился. Правда, этого я уже, конечно, не видела.

Я и сейчас мало что могла видеть. Далька вмонтировала в замок оптический мониторчик диагональю в два с половиной – но он помутнел на второй же день, а перед тем мрачный мужик, который издевался над Винсом и тащил меня, интересовался, что это за такой-растакой дизайн. И чуть было не полез открывать.

В конце концов я плюнула на обзор и ориентировалась по слуху. По голосам. А с тех пор, как мы вышли на открытый воздух, – еще и по бесчисленным звукам приграничной экосистемы, которые было ужас как интересно пытаться идентифицировать. Только ничего – ну, почти ничего – не получалось.

И поза эмбриона меня уже страшно достала.

– Конечно, неправда, Винс. Даже странно, что ты спросил.

– А Робни рассказывал, что некоторые артефакты из тех, что он выносил, обладали магической силой.

– Естественно. Потенциальным покупателям он тоже об этом рассказывал.

– Значит, ты не веришь в магию? Абсолютно?

– Абсолютно. Я же ученый.

– Но ведь Гауграз…

Ингар и Винс то и дело беседовали о разных интересных вещах. Однако при этом имели неприятную манеру прохаживаться туда-сюда, то приближаясь к моему вместителю, то, увы, от него удаляясь. Не понимаю вообще-то: привал, отдых, почему бы не посидеть на одном месте? Мрачный, например, на каждом привале заваливался спать, причем иногда подкладывал меня под голову. Стенки вместителя, конечно, гасили давление, но делать ежечасовую гимнастику становилось гораздо труднее, а главное – храп прямо во внешние рецепторы глушил все остальные звуки. Тоже малоприятно.

Но сейчас мрачного, насколько я поняла, здесь не было: ушел вместе с Робом на заставу, договариваться о ночевке. Ингap с Винсом остались на хозяйстве. Сторожить снаряжение и вести разговоры про Гауграз.

– …держится на верованиях. Вспомни, сколько времени понадобилось Глобальному социуму, чтобы заменить разнообразные религиозные течения единой общечеловеческой моралью. Традиционное общество не может позволить себе такой роскоши. Без религии оно бы погибло. Все доглобальные народы создавали себе богов, чтобы не так тяжело осознавать собственную слабость. А так называемая магия давала им, кроме того, иллюзию собственной силы. Гауграз – не исключение. Анахронизм – да. Но правила-то остаются теми же…

Ингар говорил, а я пыталась представить себе его лицо, как оно меняется в такт словам. Вот здесь он чуть-чуть улыбнулся, здесь приподнял крылатые брови, тут, наверное, подкрепил слова жестом… Еще я любила представлять, каким станет лицо Ингара, когда он увидит меня. Не вылезающую из вместителя – это было бы, прямо скажем, туповато и даже смешно. Нет, я придумала по-другому: как только мы окажемся на Гаугразе и они начнут искать место для привала, я незаметно выберусь наружу и спрячусь в.кустах или среди скал. А потом просто возьму и выйду к костру…

Про костер мне как-то рассказывал Роб. Я, конечно, не совсем поняла, чего ради устраивать посреди экосистемы реакцию горения, но, если судить по его словам, это должно получиться красиво.

Оранжевые языки пламени. Красные отблески в удивленных глазах Ингара. Моя улыбка из темноты… А потом мы с ним будем вместе сидеть у костра и греть руки над огнем. И беседовать о Гаугразе Ингар будет уже не с Винсом, а со мной…

– …разумеется, много необъяснимого. Например, рычаги их взаимодействия с природой. Ты же знаешь, любое доглобальное общество, основанное на потребительском включении человека в экосистему, рано или поздно непременно приходит к экологической катастрофе. Даже простейшие земледельческие работы вызывают истощение земель и, соответственно, необходимость миграции. На Гаугразе из-за ограниченной территории это невозможно. А ведь его жители занимаются не только земледелием и скотоводством, но и ремеслами, обработкой и добычей металлов…

– И еще войной.

– Ну, война – это отдельный разговор…

Хотя вряд ли они разведут костер. Вот если бы экспедицией руководил Роб – тогда да. Но главный – Ингар. А он ни за что не станет вредить экосистеме просто так, для красоты. Придется выдумать что-нибудь еще… время у меня есть.

– …или возьмем демографию. Угроза перенаселения отступает перед менталитетом, допустим. Для доглобального социума естественна неконтролируемая рождаемость, позволяющая выжить в условиях высокой детской смертности, низкого уровня развития медицины и перманентной войны. На Гаугразе последний фактор имеет превалирующее значение – а ведь он избирателен по тендерному признаку, в традиционном обществе воюют только мужчины. Загадка, каким образом у них достигается оптимальный баланс полов. У нас нет сведений о каких-либо искусственных методах… регулирования этого соотношения, какие имели место в культурах некоторых доглобальных народов…

– Это когда младенцев приносили в жертву?

– Я вообще-то говорил об институтах многоженства, женского монашества… но и это тоже. Однако на Гаугразе не зафиксировано ничего подобного. Создается впечатление, что у них действительно из поколения в поколение рождается в несколько раз больше детей мужского пола, чем женского. Что опять-таки легче всего объяснить со сверхъестественных позиций. У нас просто слишком мало информации, а та, что есть, настолько разрознена, полулегальна, что многие уже не видят разницы между наукой и форменной доглобальной мистикой, чуть ли не мракобесием…

Громко вскрикнула какая-то птица; я уже бросила попытки определять, какая именно, – сама виновата, надо было внимательнее слушать аудиокурсы на часах по экозоологии. Раздались шаги, и не одного человека, и даже, кажется, не двоих, а чуть ли не целого отряда. Отрывисто подало голос смутно знакомое животное: тут уж мне стало по-настоящему стыдно насчет аудиокурсов.

И кто, интересно, пришел?

– …а сейчас мы у него и спросим. Робни, у нас тут с Винсом дискуссия о роли магических обрядов и верований в жизни га…

– Это и есть наш руководитель, – загремел, перебивая все на свете, голос моего брата. – Инспектор Валар. И стажер Винсант Прол… Познакомьтесь, инспектор, с начальником заставы… как вас там?

– Комендант Бигни, – ответил грубый, но не очень уверенный мужской голос.

Животное звучно возмутилось. Другой мужчина – сколько их там всего? – приказал ему молчать, а затем, когда оно не послушалось, еще раз, бессильнее и злее. Зверь ответил жалобным визгом.

– Инспектор надеется на ваше абсолютное содействие, – продолжал Роб. – Разумеется, есть соответствующий документ. Сигналец насчет вас, комендант. – Голос брата стал негромким, чуть ли не интимным. – Нарушения норм аннигиляции отходов, превышение уровня человеческого присутствия на участке… Ну да ладно, глядишь, обойдется. Собирай манатки, ты… стажер!

– Ага, – точь-в-точь как вспугнутая птица, чирикнул Винс.

– Ребята, помогите с вещами, – засуетился комендант Бигни.

Поднялась возня, полная шорохов, лязганья и голосов; я попробовала активизировать Далькину оптику, но все равно ни черта не разобрала – сплошное мельтешение силуэтов, которые и пересчитать-то никак не удавалось. И тут же прямо на монитор спикировала разлапистая тень, что-то вроде осьминога из морской экосистемы. Я оторвалась от земли и взлетела вверх.

Послышался голос Ингара:

– Я сам.

Меня всколыхнуло.

И я поняла, что он несет меня! То есть не совсем меня, а тот вместитель, где должны быть палатки и оборудование для экспедиции, чересчур, наверное, ценные, чтоб доверить их какому-то пограничнику. Впервые во мне шевельнулось подозрение, что Ингар может и расстроиться из-за того, что они остались в институте… но развивать мысль в этом направлении я не стала. Ингар несет меня!!!…

Почти на руках.

Шаги пограничников стали слаженными, словно подчинялись неслышному маршу. Слегка удалились и размеренно зазвучали впереди. За ними – а может, уже и перед ними, – с радостным воплем бежало животное.

– Значит, так, – засвистел у самых рецепторов шепот Роба. – Легенда на фиг меняется. Мы теперь санэкоинспекция из центра. Побольше молчи. Если пойдет совсем уж не так, я подам сигнал. – В паузе Роб наверняка продемонстрировал Ингару какую-то зверскую гримасу, он у нас умеет. – Тогда спасай пацана. Я как-нибудь сам.

– А Чомски?

Чомски звали мрачного – нашего грузчика либо интенданта; это имя ему категорически не шло, потому я его все время забывала. Стало обидно за Ингара: нашел, о ком беспокоиться. Впрочем, он же не знал, что я здесь.

Роб выругался. Не так заковыристо, как упомянутый Чомски, но, пожалуй, выразительнее:

– Из-за этого… мы и влипли. Ляп языком, как последний…Слышишь, Ингар, а он у тебя случайно не того?.. – Он несколько раз отрывисто стукнул пальцем по чему-то твердому, кажется, по моему монитору.

– Нет, – резко ответил Ингар, и меня как следует тряхнуло. – Это исключено. Я доверяю своим людям… людям, с которыми работаю.

Помолчал и добавил:

– Он просто… рассеянный. И чересчур романтичный.

Я обеими руками зажала рот – в позе эмбриона это довольно удобно. Хотя в принципе стенки у вместителя звуконепроницаемые, никаких внутренних рецепторов, естественно, нет, так что можно и в голос обхохотаться.

Вдалеке послышалась ругань и жалобно заскулило животное. Собака, вспомнила я. Побитая собака.

– …денег ни хрена… в смысле, недостаток финансирования. Сами видите, даже нормального блока под заставу не выделили, сидим тут в приграничной хате, хозяйство приходится держать… Но стараемся. Как можем, обеспечиваем порядок на участке…

Комендант Бигни. Я уже навострилась неплохо различать их по голосам.

– У этих приграничных никакого понятия о дисциплине! – Парень, которого комендант называл то «сержант», то «Плюч».Наверное, щуплый и прыщавый пацаненок вроде Винса.

– В прошлом квартале поймали одного шустрого на торговле с чернопузыми… со смертовиками. – Басовитый дядька без имени, все его звали просто «дядя». – Сдали в центр чин чинарем. Хотя, если честно, на таких прямо руки чешутся… шволочи!

– Оружие? – Роб, со знанием дела.

Дядя:

– А то!

– Но вы, я так понял, больше насчет экологии? – Комендант довольно удачно перекинул тему. – Вы не поверите, инспектор, приграничные чхать хотели… совершенно наплевательски относятся к экосистеме.

– Как будто им самим тут не жить! – Возмущенный сержант Плюч.

– Ничего, если я спрошу, как вы думаете с ними… ну, влиять? – Бигни, осторожно. – А, инспектор Валар?

Образовалась пауза. До сих пор Ингар отмалчивался, а мой брат честно его прикрывал. Но понемногу делалось очевидно – даже мне изнутри вместителя! – что комендант Бигни решил во что бы то ни стало разговорить именно самого большого начальника. А иначе – усомнится, что он, Ингар, является таковым.

Мрачный Чомски, из-за которого, как я поняла, им всем теперь приходилось врать на ходу, голоса не подавал. А может, его вообще здесь не было.

И тут влез Винс. Разумеется, так идиотски, как мог только он один.

– Есть методы, – произнес внушительно, словно персонаж виртуалки про шпионов. – Не в первый же раз.

Прокололся он, как опять-таки было ясно даже мне, капитально – и текст, и тон откровенно не соответствовали его роли. Однако положение в который раз спас Роб. Расхохотался громовой глушилкой других возможных глупостей с этой стороны:

– Молчать, стажер! – и снова обратился к дядьке: – А что они сейчас в основном туда толкают? Стволы, взрывчатку?

– Бери выше! – Дядя зарокотал довольным басом. – Спорим, хрен угадаешь, какую штуку мы изъяли у того…

– Вообще-то у нашей экспедиции чисто контрольная миссия, – параллельно негромко заговорил Ингар. – Применение каких-либо санкций не входит в полномочия…

– Свиньи! – продолжал возмущаться Плюч. – И я имею в виду не животных, хотя и за своими животными, прямо скажем, тоже можно было бы…

Разговор разделился на несколько звуковых дорожек, стал общим, многоголосым, смазанным. У меня жутко затекла левая нога: последние два часа я не рисковала делать гимнастику. По идее, стенки вместителя должны гасить любое движение, но мало ли… Одно дело – когда все вокруг точно знают, что внутри снаряжение, которое в принципе не может шевелиться; если что, спишут на глюк. Другое – когда на вместители с подозрением таращится куча пограничников. И в случае чего моментально полезут внутрь.

Попыталась выделить из общего гула голос Ингара. Получилось – правда, только голос, приглушенный звук, слов не разобрать. Однако спокойный, уверенный, совсем как тогда, в «Перфомансе»… Ингар справится. Он самый умный, он всех сумеет убедить в чем угодно… Но что такого, интересно, ухитрился ляпнуть этот Чомски? И какая легенда для пограничников была у членов экспедиции раньше? Почему они вообще не пересекли границу по воздуху, в капсуле? А Винс ведь знал, наверное… и надо же, не сказал…

…Вздрогнула. Напоролась на полную тишину. И поняла, что благополучно заснула.

На абсолютную темноту никак не повлияли ни раскрытие глаз на сто восемьдесят градусов, ни активизация монитора – что в принципе меня не удивило. Странным был новый, незнакомый предмет округлой формы, упирающийся в грудь. Я довольно долго ощупывала его со всех сторон, пока не идентифицировала как собственную коленку.

А вот это уже нездорово. До сих пор я регулярно делала упражнения, тщательно следила за позой, в которой засыпаю, и за все время ничего себе не отлежала. Но теперь нога казалась чужой и не подавала признаков жизни. Даже после того, как я воткнула в нее по очереди ноготь, трубочку от пищевого комплекта и острый угол связилки.

Я прислушалась: тихо. Совсем тихо. Риск, естественно, имел место быть: мало ли, может, пограничники именно так, в совершенном безмолвии, несут ночную вахту. Во всяком случае, с юного сержанта Плюча (насколько я успела узнать его изнутри вместителя) запросто сталось бы.

Но риск остаться без ноги, согласитесь, по-любому перевешивал, даже самый что ни на есть минимальный. Кому как, а мне мои ноги дороги как память – и не только. Словом, ужас как хотелось вылезти. Тем более что я никогда не была в Приграничье. И багажом быть мне давным-давно надоело. И вообще…

Вместитель, в который мы с Далькой вмонтировали внутренний замок с обратным кодом, распахнулся бесшумно и широко, словно створки моллюска тридакны из океанской экосистемы. Я высунула голову и огляделась по сторонам. Не увидела ничего, кроме двух больших квадратов на стене, чуть более светлых, чем окружающая тьма. Черт его знает, что это такое. Попыталась встать: разумеется, ничего не получилось, пока не догадалась пальцами разогнуть левую ногу и зафиксировать ее ступней вниз. Опираясь на правую, пока еще вроде бы мою конечность, приподнялась – и тут же зашаталась, размахивая руками в поисках равновесия. Хорошо, что не загремела во весь рост, перебудив всех, кого только можно.

Глаза потихоньку привыкали к темноте. На фоне квадратов обнаружились темные силуэты, похожие на растения, только почему-то в больших чашках. А напротив – кровать, на ней кто-то спал, тихо, без храпа. В странных беловатых отблесках света из квадратов было никак не разобрать, кто именно, если он, конечно, из наших. Никого из пограничников я все равно не знала в лицо, лишь по голосам.

Я сделала шаг; переставлять бесчувственную, словно приделанную к телу ногу было даже прикольно. Однако в следующий момент нога начала оживать и отозвалась как бы и не болью, но таким нестерпимым ощущением, что я чуть не зашипела вслух. Снова едва не рухнула на пол. Сцепив зубы, кое-как добралась до стены и схватилась за выступ, на котором и вправду стояли чашки с растениями.

«Окна», вспомнила я из часов по доглобальной архитектуре. Вот что они такое, эти квадраты. А выступ, соответственно, называется «подоконник».

Тем временем становилось все светлее. За окном уже можно было что-то разглядеть, и я прилипла носом к прозрачному стеклопластику. На ощупь он оказался очень твердый и холодный, но это ерунда.

Там, за окном, была экосистема! В тусклом сером свете протягивали ветви деревья – большие, настоящие, и я сразу узнала по форме листьев липу и ясень. Листья шевелились, как живые, и я догадалась, что дует ветер. Мимо странной перегородки (такое впечатление, будто ее делали не из пластика, а из живых древесных веток!) пробежало животное собака с поднятым вверх колечком хвоста. Если честно, из вместителя мне казалось по голосу, что оно раза в два крупнее, но, может, это другая собака? Под ясенем обнаружился маленький блок с круглым отверстием, где она, судя по всему, жила: только мохнатое колечко смешно вильнуло снаружи.

Небо за деревьями начало отсвечивать желтоватым и розовым, и это было ужас как красиво. На вертикальную палку посередине перегородки (тоже, кажется, деревянную) взлетела большая птица с пышным хвостом. Запрокинула голову и звонко закричала: по крику я вспомнила, что такая птица называется «петух» и что она самец.

Страшно хотелось туда, на открытый воздух. Но было уже так светло, что каждый, кто вышел бы вслед или хотя бы выглянул в окно, моментально меня застукал бы. К тому же я припомнила, что крик птицы петуха, кроме всего прочего, несет сигнальную функцию, что-то вроде психобудильника. Сейчас они все попросыпаются, и… Короче, пора назад, во вместитель. Обернулась. Теперь можно было спокойно рассмотреть комнату, темную и тесную, без единого монитора. Почти всю ее занимал прямоугольный стол: даже странно, что я не врезалась в него, когда ковыляла к окну на одной ноге. В стене торчала одностворчатая дверь, рядом был сложен экспедиционный багаж во главе с моим до сих пор распахнутым вместителем, сплющенным, как дохлый моллюск без раковины. Возле двух других стен стояли кровати; люди, которые на них спали, и не думали как-то реагировать на петушиный крик. Не пограничники, решила я. Наши.

Тихонько, на цыпочках – нога уже слушалась беспрекословно, как родная, – я подошла поближе, чтобы разглядеть спящих. Один из них был Винс; наискось черкнула взглядом по его сонной физиономии с полуоткрытым ртом и, не задержавшись, шагнула дальше.

Ингар.

Надо же – оказывается, это его я несколько минут назад не узнала в темноте. Ингар лежал очень прямо, до подбородка укрытый каким-то непонятным, явно не одноразовым одеялом, под которым угадывались очертания безразмерно длинных рук и ног. Свет, падавший от окна, делил его лицо на две половины, разрезанные четким профилем. Дальняя – черная, словно вырубленная из камня доглобальная скульптура. А та, что ближе, казалась мягкой, трогательной, почти беззащитной. Чуть изогнутая линия губ… полукруглый рисунок ноздри… веко с пушистым полумесяцем ресниц… бровь – будто распластанное крыло усталой птицы чайки… Ингар шевельнулся, и я отпрянула. Поспешно, позабыв про цыпочки, метнулась к вещам и встала в середину открытого вместителя. Теперь только присесть на корточки, свести створки над головой, закодировать, принять позу эмбриона…

С резким стуком распахнулась единственная створка двери.

– Подъем! – громовым шепотом рявкнул Роб, и в то же мгновение Ингар и Винс разом подскочили с кроватей.

– Значит, так, – заговорил мой брат с почти запредельной скоростью. – По-быстрому собираемся и уходим. Сменился патруль, один тамошний кадр меня знает. Будем переходить на другом участке. Ну, живо!…

…Потом, прокручивая всю эту сцену в памяти, я сообразила, что в принципе у меня еще было время упаковаться во вместитель. По крайней мере те полторы секунды, пока Роб говорил все это, а Ингар с Винсом пытались спросонья вникнуть в смысл его слов. Не знаю, как так вышло. Откуда он взялся, этот идиотский ступор, заставивший меня так и стоять столбом посреди экспедиционного багажа, на который вот-вот должны были обратиться все взгляды…

И обратились.

– Имелось в виду – мы нелегалы, – шепотом рассказывал Винс, шагая рядом со мной. – Ну, контрабандисты, торговцы оружием. Робни… твой брат… он говорил, что эти, с заставы, обычно соглашаются на долю. Нас бы провели чуть ли не до самой границы и, главное, не стали бы докладывать начальству. А насчет санэкоинспекции они обязаны доложить. И это плохо. Когда выяснится, что мы самозванцы, за нами тут же пошлют по следу.

– А что сделал Чомски?

– Профессор Чомски? Не знаю точно… Наверное, проговорился насчет экспедиции… или просто сказал что-то слишком интеллектуальное. В общем, не сумел соответствовать. Он же ученый, интеллигент…

Я тихонько присвистнула. Самое смешное, что в Винсовом шепоте не было ни капли иронии. А вообще-то в моем положении не стоило, наверное, ни смеяться, ни тем более свистеть. Равно как и проникаться степенью интеллигентности мрачного профессора (!!!) Чомски.

Роб сказал, что убьет меня. Он был совершенно серьезен. Просто сейчас – чересчур занят.

Мы торопились: до вечера следовало как минимум пересечь условную границу участка. В Приграничье, как говорил Роб (в пересказе Винса), с незапамятных времен творится черт-те что, никакого порядка нет и близко, и если мы успеем уйти с территории, контролируемой этой заставой, все еще может обойтись. Поэтому нельзя позволить себе даже привала на обед; перед походом Чомски раздал всем по энергетическому комплекту, которые следовало употребить в дороге, не сбавляя темпа. Выдавая порцию мне, скривился так, словно его заставили выпить литр натурального кофе без сахара.

А вообще профессор (!!!) держался как ни в чем не бывало, вышагивая замыкающим в строю. Все правильно – роль вредоносного элемента в нашем малом социуме была благополучно ретранслирована мне. Очень вовремя для некоторых.

Кстати, все равно непонятно, почему Роб не выкрутился там, на заставе. Ну, наплел бы пограничникам, будто этот идиот Чомски пытается их обмануть, поскольку в дурости своей не понимает, что с местной властью надо дружить… Неужели мой брат не сумел бы? Полная непонятка, кажущаяся логичной только дремучему желторотику Винсу.

И еще Ингару; однако Ингар – другой. Он абсолютно верит людям, которым доверился… тавтология получается, но это не важно.

Ингар…

Он шагал впереди, рядом с Робом, указывавшим дорогу. Ни разу не обернулся. И не сказал мне ни единого слова.

Разговаривал со мной один Винс. Хоть и шепотом, но очень демонстративно, всем своим видом показывая, что не отвернулся от меня даже в роли вредоносного элемента. Честно говоря, это грузило. Хотелось послать его подальше, но пока я сдерживалась. Как-никак он владел некоторой ценной информацией. И охотно ею делился.

– Теперь придется пересекать границу на высокогорном участке, самом трудном, там на тридцать километров ни одной заставы, потому что местность неприступная. Но твой брат говорил, что знает тайные тропы… А зато потом спустимся и сразу попадем на побережье! На Южный Гауграз, представляешь?!

Я представляла себе очень смутно: ведь на часах по экогеографии о Гаугразе сообщается только то, что он есть и расположен на таких-то координатах, а любые вопросы на эту тему Лекторина игнорирует. Впрочем, лично у меня и особого желания не было их задавать, вопросы… Но строить из себя чайника перед Винсом я, разумеется, не стала: тем более что тут сложного? Если есть Южный Гауграз, значит, имеется и Северный, а также наверняка Западный, Восточный и, возможно, Центральный. Элементарно и запомнить нетрудно. А там посмотрим.

Под ноги подвернулся камень, и я чуть было не запахала носом, подгоняемая в спину навешенным на меня экспедиционным вместителем. Винс битый час пытался его отобрать, пока Чомски не догнал нас и не объяснил ему внятно (совершенно не обращая на меня внимания), что такому задохлику и один-то дай бог дотянуть. Но сейчас пришел звездный час Винсова рыцарства: вцепившись в мой локоть, он таки реально не дал мне упасть, хотя в какой-то момент показалось, что мы вот-вот вдвоем пересчитаем все камни на этой дороге.

Посмотрел на меня с блаженной ухмылкой: отважный победитель силы тяжести, блин. Я ничего не сказала.

Спина Ингара по-прежнему маячила впереди. Спокойная и целеустремленная.

А дорога, и без того до невозможности неудобная, неровная и каменистая, начала к тому же забирать вверх под наклоном никакие меньше пятнадцати градусов. Нет, я, конечно, не ожидала, что в приграничной экосистеме уложено скользильное покрытие; но не до такой же степени! Выяснилось, что путешествовать во вместителе, несмотря на позу эмбриона, куда приятнее, чем тащить оный на себе: и чего они, спрашивается, в него напихали на мое место?!. Теперь я спотыкалась на каждом шагу, а Винс, некоторое время попридержав меня под руку, в конце концов сообразил, что выглядит при мне уже не рыцарем, а грузом на буксире, и отстал. Хоть что-то приятное.

Справа и слева от так называемой дороги высились известковые валуны, похожие на окаменевшие хлопья одноразовой постели, кое-где среди них попадались и остроконечные гранитные скалы. Из щелей выбивалась жухлая трава, а то и чахлый кустарник; из животных я заметила только каких-то серых птичек и пару раз – коричневых ящерок, мелькавших от одной расщелины к другой, как в стрелялке на последней скорости. В целом довольно скудная экосистема, ничего сверхъестественного. Вот только воздух…

Воздух здесь был не только с движением, но и с запахом! Вернее, с целым букетом запахов каких-то невидимых трав, цветов, деревьев, пыли, известняка и солнца. Ничего общего с ароматиком для атмосферона, даже самым что ни на есть дорогим. От этого воздуха кружилась голова и хотелось выкинуть что-нибудь сумасшедшее. Например, бросить ко всем чертям вместитель, догнать Ингара и, подпрыгнув, обнять его за плечи…

Ясное дело, он бы не понял. Как не понял – ну абсолютно не понял!!! – зачем я вообще увязалась за экспедицией. И рассердился. И теперь не хотел меня замечать.

Винс безнадежно остался позади, о чем я уже потихоньку начинала жалеть. Все-таки его навязчивый шепот возле уха был получше, чем совсем ничего. Экосистема не издавала ни единого звука, если не считать шороха мелких камней и сухой травы под ногами; тишина дополнительной тяжестью наваливалась на плечи. Собравшись с силами и духом, я прибавила шагу – и почти догнала Ингара с Робом. Просто чтобы слышать хоть чьи-то голоса.

– …не собираюсь тебя осуждать, Робни. Я о другом…

– Еще немного – и я сам поверю, что ты тут с инспекцией, доктор Валар.

– И все-таки. Ты мне не ответил.