Текст книги "Путешествие по России голландца Стрейса"

Автор книги: Ян Стрейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава первая [23]23
  Лионское издание 1682 года, с которого сделан этот перевод, состоит из трех томов. Переведены здесь только те места, которые относятся до России. Они находятся в 1-м томе на стр. 291–293, 296–298 и 304–455; во 2-м томе стр. 1-103 и 107; в 3-м томе стр. 113–131. Слова, помещенные в скобках, не принадлежат Стрюйсу.


[Закрыть]

Отъезд автора в Московское государство. Неудобства путешествия по Ливонии.

(Сентябрь 1668 г.).

Возвращаясь из Ливорно (в Голландию, в Амстердам), я рассчитывал отдохнуть только несколько дней, но через шесть месяцев по возвращении (на родину), мне довелось жениться, и я не в состоянии был покинуть семейство в течении с лишком 10 лет. Однако ничто не могло меня удержать, когда я узнал, что Московский царь повелел снарядить в Амстердаме несколько кораблей, для следования чрез Каспийское море в Персию. Цель этой экспедиции заключалась в том, чтобы направить торговлю Персидским шелком в Московское государство, на путь более безопасный и удобный; потому что купцы, следуя по прежнему пути, не редко разорялись, вместо того чтобы извлекать пользу из этой торговли. Так как нельзя было перевозить шелк иначе, как совершая большой объезд, то нередко случалось, что, кроме чрезвычайных издержек на перевозку, часть его грабили Татары и другие народы, чрез земли которых доводилось проезжать купцам.

Его царское величество, узнав о потерях, причиняемых купцам на этом пути, пожелал поискать другого, именно того, о коем я выше упомянул. В этих видах, 2-го Сентября 1668 г., я сел на корабль «Жертва Авраама». На следующий день мы были в Энкуйзене, Enchuysen [24]24
  Пишется также Enkuisen и Enkuizen.


[Закрыть], а оттуда прибыли в Вли, Vli [25]25
  Сравни Vliland.


[Закрыть], где ждали попутного ветра. Чрез 8 дней он подул по желанному направлению, и мы с 15 другими лицами отправились в путь. Лишь только стали выходить из гавани, как подул противный ветер, заставивший нас лавировать. В довершение бедствий, в то время, когда мы меньше всего ждали опасности, корабль из Шеллинга, Schelling, наскочил на нас с такою силою, что мы едва не утонули; но к счастью дело окончилось благополучнее, так как у нас оказался разорванным главный парус, тогда как другое судно, вследствие столкновения, потеряло рею и бугсприт. Тем не менее, полагая, что повреждения должны быть значительнее, оба судна зашли в гавань Шеллинга, чтобы лучше осмотреться.

21-го мы в состоянии были продолжать наше путешествие, которому благоприятствовал ветер до самой Риги; только при выходе из Зунда дул такой сильный ветер, что изорвал наш главный парус, который скоро починили.

1-го Октября мы подошли к Больдераа, Boldera, речной гавани Риги, port de la riviere de Riga, где таможенные чиновники, найдя, что некоторые товары не были объявлены, взяли их с корабля и увезли с собою, но скоро возвратили, так как командир судна предложил им подарки, удовлетворившие их. На другой день мы рассчитывали войти в город, но привели это в исполнение только по окончании штиля, продолжавшегося до 3-го Октября.

Далее следует описание Риги, в котором упоминается, что «зимой этот город ведет торговлю только сухим путем и с Московским государством, при чем товары доставлялись на санях и телегах». Упомянул автор также о том, что Ливония была нередко театром войны между Польшей, Швецией и Московией.

Мы направились к Пскову и остановились на ночлег в Ньюмейлене, Nieumeulen, где на следующий день переправились на другой берег реки, по понтонному мосту, нарочно построенному для переправы лошадей и повозок. С 11-го (Октября) представлялись постоянно некоторые неудобства как от дурного пути, так и от того, что повозки были слишком нагружены; к тому же что-нибудь да требовало починки. На этом неудобном пути встречалось многое, достойное сожаления. Страна и население ее, по моему мнению, самые жалкие. Как мущины, так и женщины набрасывают на себя лишь плохое покрывало и то небрежно, в особенности женщины, которых нагота едва скрывается, но сия последняя возбуждает одно только отвращение. Прическа соответствует этому наряду: волосы у них подстрижены в кружок на два пальца ниже ушей, а сверху надета тряпка. Цвет лица трудно определить, так как для этого нужно было бы обмывать их щелоком в течение восьми дней. Вместо дворцов эти прекрасные нимфы живут в дрянных хижинах, при взгляде на которые содрогаешься, а внутренность их возбуждает отвращение и жалость.

Их домашняя утварь состоит только из котла и двух глиняных горшков, которых никогда не моют; спят они на земле, питаются хлебом, спеченным с отрубями, огурцами и кислой капустой. Причиною крайней нищеты этих несчастных людей – их господа, которые обращаются с ними хуже, нежели Турки с своими рабами. Они оправдывают такую жестокость мнением, что с мужиками надобно обращаться, как с животными; иначе ничего от них не добьешься. Как бы то ни было, мне кажется, что следовало бы несколько отличать их от животных по многим причинам, о которых говорить здесь неуместно; но корыстолюбие и сила, управляющие всем, возбуждают другие чувства, которые трудно подавить. Эта тяжелая, дикая жизнь влечет за собой такое глубокое невежество, что только по внешности и способности говорить можно признавать их за людей. Таким образом неудивительно, что они не имеют понятия о Боге. Слабое и грубое представление их о существе, враждебном Ему, вводит их в заблуждение, простительное для них, так как господа их не желают, чтоб они были менее невежественны и более просвещены. Они слышали, что дьявол владеет богатствами и употребляют все средства, чтобы заговорить с ним, потому что как они ни глупы, но все-таки понимают, что есть люди счастливее их и что богатство доставляет счастье, почему и стараются завести сношения с тем, кого считают обладателем оного. Они стремятся выйти из своей нищеты; это-то и наводит меня на мысль, что они способны понимать хорошее; но им отказывают в нем, опасаясь, чтобы они не поняли вреда, который причиняется им. Обращаясь к их религиозным верованиям, можно сказать, что они лишены их совершенно; обряды же, которые они совершают по привычке в известное время года, есть нечто столь нелепое, что не стоит о нем и говорить.

Далее автор описывает «нелепые и жалкие их суеверия». Вообще весьма мрачными красками рисует Голландец Ливонию, подчиненную Шведам, неоднократно отзывается о ней, как о «самом печальном месте» и видимо желает отличить жалкое положение Латышей и Финнов, которых поработили Немцы, от лучшей участи Русских. После двухдневного трудного перехода чрез лес, Стрюйс с товарищами достиг городишка Вольмара (Uvomer ou Uvomar). Потом в течение целого дня опять шел чрез лес.

Глава вторая

Продолжение того же пути от Печор (Pitsiora), первого села в Московском государстве.

19-го Октября мы проехали так мало, что ночь застала нас в лесу, в котором нам и пришлось провести ее. Здесь мы поголодали, но за то не щадили дров. В противном случае, я полагаю, комары заели бы нас. Вследствие усталости предыдущего дня и беспокойств о будущем, спали мы так чутко, что проснулись до зари. Такое рвение было причиной того, что мы очень рано прибыли в Печоры [26]26
  «От Изборска 12 верст (к северо-западу) город Печеры». (Книга Большому Чертежу, 1627 г., Спб. 1838, с. 180). Ныне станция в 20 верстах от Изборска.


[Закрыть]. Эти Печоры – небольшое, но очень удобное село, которое лежит первым при переезде из Ливонии в Московское государство. Население в нем живет в достатке, а хорошая почва дает ему возможность вести торговлю. Лишь только жители узнали о нашем прибытии, как пришли осведомиться, нет ли у нас для продажи жемчугу или бриллиантов. Этот вопрос заинтересовал нас и побудил погулять по селу, где мы увидели такие же лавки и магазины, как в самых больших городах. Подивившись виденному, я спросил у них о том, какое бы употребление сделали они из шелковых и узорчатых материй. На это отвечали мне, что продают товары во сто раз дороже ко двору царя, средоточию богатств; что они ездят туда от времени до времени и возвращаются весьма довольные своей поездкой.

21-го проезжали чрез большой лес, который показался нам менее скучным, нежели предыдущие, по той, может быть, причине, что в нем попадались некоторые ягоды, которые освежали нас или, по крайней мере, доставляли удовольствие. Я не знаю, моцион ли побуждал нас находить все вкусным, но мы ели чернику, des groiseles bleues, которая показалась нам восхитильнее лучшей Голландской черной смородины. Что касается до меня, я находил се до того вкусною, что незаметно приближался к тому месту, где ее росло больше всего. Но, прежде нежели я очутился там, огромный медведь вышел оттуда так неожиданно, что я потерял охоту есть её. Совершенно испуганный, я присоединился к своим спутникам. Один из окрестных крестьян, на ту пору случайно сопровождавший нас, заметил, что я дешево отделался и что этот зверь очень их беспокоит: пожирает днем и ночью все, что ему ни попадается. Эго предостережение побудило меня впредь не удаляться от спутников, в незнакомой стране, в особенности в лесах, которых очень много на этом пути.

В этот же самый день, очень рано, мы прибыли в Псков, куда были отосланы повозки из Риги, так как из первого уже города жители во всех местах, которые бы мы ни проехали, обязаны были давать нам помещение и все, в чем бы мы ни нуждались. Псков – большой город, имеет более двух лье <sup>[27]27
  Лье заключает в себе от 4 до 7 верст.


[Закрыть]</sup> в окружности. Стены его каменные и деревянные с несколькими дрянными башнями, без зубцов, платформ, бастионов, редутов и без всяких средств к защите. Издали, по некоторым признакам, в особенности по большому количеству колоколен, он кажется настоящим городом; вблизи же вид его жалок; а все дома – ничто иное как только деревянные избы, сооруженные наскоро и неряшливо. Что касается материала, то жители говорят, что они оттого предпочитают дерево, что деревянные дома здоровее каменных. Что же касается безобразной постройки, то в этом отношении они ссылаются на старинную привычку, которой они следуют с незапамятных времен; что на самом деле в этих строениях нет ни изящества, ни приятности, но она удобна и подручна и что они спят в них покойнее нежели иной из тех, что живет в прекраснейших дворцах. От этого разговора мы нечувствительно перешли к приключению с медведем и выразили удивление, что он, против обыкновения, не напал, а убежал. Мне рассказали при этом один случай, происшедший в прошедшем году, в соседней деревне, что медведь вошел ночью в избу и, найдя в ней женщину с ребенком на постели, сожрал мать, от которой осталось очень немного. Что же касается дитяти, то не оказалось следов, по которым можно было бы заключить о том, что могло бы случиться с ним. Спустя несколько времени, тот же медведь, которого привлек этот хороший ужин, возвратился в ту же деревню, в которой крестьяне, заметив его, напали на него и убили. Затем они увидели, что это была медведица, которая должна была иметь медвежат. На следующий день они нашли их, не сомневаясь в том, что долгое отсутствие матери заставит их жалобно реветь, что и обнаружит их. Долго и напрасно их искали и уже намеревались возвратиться, как услышали у одного пригорка вздохи дитяти; они взобрались на пригорок и, нашедши ребенка, отнесли к узнавшей его тетке, к которой я, из любопытства, ходил смотреть его.

Когда заметили мое любопытство, то позволили мне видеть у одного посадского, bougeois, кость необыкновенной величины. Это была бедряная кость какого-то человека, который, повидимому, не был карликом: она была пяти футов в длину. Других костей я не видел, потому что их оставили в каменном гробу, в котором их нашли крестьяне, вырывая корни дерев, срубленных ими. Меня, впрочем, уверяли, что все они по величине и толщине были пропорциональны бедряной.

С 26-го числа того же месяца сделалось так холодно, что, если бы мы раздумали отправиться в путь, то были в опасности, что не в состоянии будем окончить свое путешествие; но мы сделали над собою некоторое усилие и продолжали его, при чем нужно было ожидать подвод, le poddeuvode. Таков был царский указ [28]28
  Это место темное; оно читается так: il falut attendre le poddeuode; c’etait l’ordre l'empereur… Может быть под-воевода? Так он ниже говорит: il ne tarda a venir que trois jours apres…. (p. 311).


[Закрыть], которым его величество повелевал всем своим подданным, которые бы ни встретились на нашем пути, снабжать (нас) всем необходимым. Три дня спустя он (?) прибыл. Между тем все замерзло и покрылось снегом. И так из опасения худшего мы тронулись, 29-го, в санях. Ехать в них приятно и удобно, в чем мы особенно нуждались, чтобы немного прийти в себя от усталости, которую нам причиняла несносная грязь на предшествовавших болотах.

31-го мы прибыли к большому озеру [29]29
  Ильменю


[Закрыть], близ Новгорода. Так как оно еще не замерзло, то мы переправились чрез него в челноках, knoos. Это лодки, выдолбленные из цельных древесных стволов; по большей части они вмещают в себе свыше 4 или 5 человек. Озеро очень обширно, в 4 или 5 футов глубины. Мы переправлялись через него так долго, что наступила уже ночь, когда мы въехали в предместье. На следующий день я начал изучать Русский язык и занялся им с таким усердием, что, не смотря на краткость времени, знал его так, как должен знать иностранец.

Слово Новгород, составленное из Латинского [30]30
  Латинское novus.


[Закрыть] и Русского, значит новый город Его предместья почти также велики, как и самый город… Как стены его ни обрушились, все-таки по их остаткам видно, что он был чрезвычайно крепок и один из самых лучших в царстве. Прежде в нем чеканили монету, а правивший в нем около 300 лет князь, в качестве верховного владетеля, ни от кого не зависел.

Тогда он был так знаменит, что, когда шла речь о необыкновенном могуществе, то о нем упоминали непосредственно после Бога, в выражении: «кто против Бога и Новгорода?» В 1477 году[31]31
  Новогородцы присягнули великому князю 13 Января 1478 года. Главным действующим лицом был архиепископ Феофил.


[Закрыть]его князь был свергнут с престола Иваном Васильевичем, великим князем Московским; город лишился своих прав и почти всей своей красоты [32]32
  Видно, что предания о величии Новгорода были живы в народе даже двести лет спустя после подчинения города Москве.


[Закрыть]. Его торговля, которая в то время славилась в целом мире, сильно упала с тех пор. Впрочем, хотя соседние народы производят еще в нем значительную торговлю, но это – только тень прошлого. Любек, Гамбург, Дания, Швеция вывозили из него огромное количество всякого рода зерна, льну, пеньки, мехов и юфти, cuirs de roussi. Съестные припасы продаются в нем по ничтожной цене. Весьма дешево, во всякое время и очень вкусно кормят в нем и мясом, и рыбою. На одном краю города, где стены деревянные, стоит дом архиепископа, составляющий особый квартал, окруженный оградою из очень хорошего тесаного камня. Этот дом построен также из камня, и к нему прилегают некоторые другие здания, почти столь же прекрасные, обитаемые знатными боярами. Из дома (архиепископа) идешь по мосту, построенному чрез реку, в которую князь (Иоанн) Васильевич приказал бросить множество лиц, в монастырь св. Антония. Это здание, не отличающееся ничем особенным, – одно из лучших в городе и посещается народом с большим усердием и благоговением. Общее мнение, признаваемое здесь, как догмат веры, заключается в том, что этот святой, на которого они возлагают особенное упование, спустился из Рима по Тибру на мельничном жернове, достиг Волхова, Uvolga, и оттуда до Новгорода, где, встретив рыбаков, условился с ними, что ему будет, принадлежать (все), вытянутое ими в первую тоню, du premier coup de filet. Первое, что вытащили, был сундук, наполненный украшениями, которые священники употребляют во время богослужения, книгами и некоторым количеством серебра; на него святитель велел построить часовню на том же самом месте, на котором ныне стоит монастырь. прибавляют при этом, что в нем он провел остаток дней, в нем же был и погребен. Утверждают даже, что тело его лежит там еще таким, каким оно было в день его кончины [33]33
  Автор., как видно, был протестант, чем и объясняются его суждения.


[Закрыть]и что оно совершает постоянно великие чудеса. В этом-то месте выстроили здание, в котором чтут его и куда приносят в большом количестве значительные приношения. В 1611 году граф Делагарди, предводитель Шведского войска, подчинил этот город королю, своему повелителю. Два года спустя, оба государя помирились, и по трактату, заключенному между ними, он был возвращен под власть своего прежнего государя [34]34
  Шведы овладели Новгородом в ночь на 16 Июля 1611 года и только по миру, заключенном, в Феврале 1617 года, в селе Столбове, возвратили город.


[Закрыть].

9-го Ноября, мы продолжали путь и пришли на ночлег в Бронницы, маленький городок, где нет ничего замечательного. На следующий день мы отправились довольно рано, но так как снег растаял, то нужно было оставить сани и взять опять повозки. Сложив на них все свои вещи, мы, 10 Ноября, продолжали путь и проехали только три мили: до такой степени дорога была трудна. Кроме полурастаявшего снега, повсюду попадались одни болота; большею частью через них были переброшены дурные мосты, столь же неудобные, как и самые дороги, так что постоянно ломалось какое-нибудь колесо, или приходилось поправлять что-нибудь, почему мы чрезвычайно устали; но к счастью мы пользовались сильным покровительством, вследствие чего приехали на ночлег очень рано: это-то и помогло нам отдохнуть.

11-го, выехав из Яма-Крестцы, Gankrezza [35]35
  Ям (станция) Крестцы, в 41 1/4 версты от Бронниц.


[Закрыть], где провели ночь, мы попали в густой лес. Здесь заметили вдали многих всадников, которые, лишь только завидели нас, остановились. Сначала мы приняли их за тех, кем они были, но не допустили их приближаться с такой настойчивостью, как будто были сильнее. Пока мы приближались, они смотрели на нас молодцевато и, казалось, решились напасть на нас. Впрочем, ограничились вопросом: кто мы? На это мы отвечали, что едем для пользы его царского величества, и либо этот ответ заставил их изменить свое намерение, либо многочисленность испугала их, только они не забирали больше справок и ничем иным не показывали, что желают причинить нам вред. Однако ж если они этого не сделали, то это конечно произошло вследствие одной из тех двух причин, так как мы узнали, что лес был очень опасен, и воров в нем было очень много. Мы прибыли на ночлег в Яжелбицы, Jasel-Bitza [36]36
  Яжелбицы лежат по почтовой дороге в 34 1/2, верстах от Крестцов.


[Закрыть], которых жители всячески старались выполнить свою обязанность, т. е., обращались с нами хорошо.

12-го снег был так глубок, что надлежало взять сани и начать путь лесом, чрез который мы ехали почти до наступления ночи, которую провели в одной деревне, называемой Ям Зимогорье, Gamzinagora [37]37
  Станция Зимогорье в 20 1/4 верстах от Яжелбиц.


[Закрыть].

13-го мы, еще покидая деревню, вступили уже в лес, в котором было не так скучно, как в том, чрез который проезжали вчера, потому что ехали в нем только два часа. Конец дня провели на ровном поле, на котором нашли несколько разбросанных жалких изб; жители их казались полузарытыми. Словом, все, что нам попадалось, не было особенно приятным, и я бы провел время скучно, если бы наш проводник не говорил довольно хорошо по-немецки, да не был бы на столько учтив, что отвечал на вопросы, которые я предлагал ему. Мы поехали ночевать в Коломну. Коломна, одно из самых красивых сел на этом пути [38]38
  Любопытно, что Коломна и Бронницы и перед Москвою, и перед Новгородом, на пути с Юга. П. Б.


[Закрыть].

День 14-го протек в одном из этих больших лесов, в которых дорога весьма грязная и где взору представляются только печальные и жалкие предметы. В этом лесу мы увидели стаи волков, которых старались подпустить на ружейный выстрел; но они замечали нас и убегали. Наш пристав, это был наш проводник, заметил, что они издали чуют запах пороха и легко отличают тех, у кого есть огнестрельное оружие, от тех, у кого нет. Часто убеждаешься в их опытности и смелости; а также в том, что, когда нет оружия, то они нападают на людей и лошадей, и что будь без оружия они одерживают обыкновенно верх. Холод так усилился, что в этот день нужно было выйти из саней и бежать несколько времени, чтобы согреться.

16-го рано утром очутились в маленьком городке Вязьме Vuaisma, но так как было еще слишком рано отдыхать, то мы достигли станции Валдайка, Gam-Vuoldoka [39]39
  Кажется, автор по забывчивости спутал названия станций.


[Закрыть], где мы провели конец этого и пять следующих дней, в течении которых я с другим Голландцем, видя, что река стала, пожелали покататься, как в Голландии, на коньках, лишь только мы пустились по льду на коньках, как все село вышло смотреть на нас, дивясь, как чуду, кругам и полукругам, caracobs, которые мы производили.

Глава третья

Продолжение того же самого пути до Москвы, куда автор с своими спутниками приезжает благополучно. – Травля медведя с волком. – Смерть царицы и её погребение

(Ноябрь 1668 г.).

Так как время года было весьма холодное, и мы весьма устали, то остановились на 4 или 5 дней в этом селе, где, как было и до сих пор, нам доставили свежих лошадей, сани и другие необходимые на этот день предметы. И так, 22-го мы продолжали свой путь, въехав сначала в лес, где переносили бы те же неудобства, как и в других, если бы не несколько Фазанов, faisans [40]40
  Тетерева?


[Закрыть]и куропаток, дешево нам предложенных крестьянами; они послужили к нашему подкреплению.

Как лес ни был скучен и печален, нужно было однако ж выбираться из него, что мы и сделали как можно скорее; да очень поздно было, когда мы выехали из него, а в довершение неудобств нам пришлось расположиться на ночлег в самом ничтожном селе. Все в нем было так печально, так ветхо и бедно, что я и теперь еще дрожу, когда вспомню о нем. Так как в хижине, в которой мы поместились, не было ни хлеба, ни вина, ни постели, ни стола, то большая часть наших людей целую ночь курили. В это время случилось довольно забавное приключение. Один из этих людей, найдя свою табачницу опустошеннюю, не знал, с кого за это взыскать, тогда как один из проводников, которому он одолжил ее, скрыл от него топор. Этот последний нашелся, что отвечать. Прежде всего он приписал это Москвитянину, который отшучивался, вместо того чтобы отвечать на то, что другой ему говорил. Первому надоело видеть, что над ним смеются, и он стал горячиться; обвиняемый же, заметив, что он говорит серьезно, отломил кусок своей трубки и бросил ему в лицо, au nez. Обвинитель отплачивает пощечиною, обвиняемый хватает его за ворот. Они валят друг друга на землю и дерутся в течении более четверти часа. Так как их не разнимали, то они сами прекратили (драку), весьма недовольные поведением путешественников. Между тем виновник ссоры соскучился без курения и, забыв о том, что под ним топор, подошел к другому, переставшему курить, с тем чтобы взять его трубку. Тот, кому принадлежал топор, хватает его тотчас же; другой отнимает с намерением оставить его у себя, вместо потерянного табаку. Москвитянин не выпускает добычи. Они борятся, оба падают. Происходит сцена, столь же забавная, как и первая. Один из наших, опасаясь, чтобы от драки те не перешли к чему-нибудь другому, старался отнять у них топор. Так как он употребил для этого много усилия, то один Москвитянин счел своевременным вмешаться, находя несправедливым допускать, чтобы двое били одного; он бросается на последнего (отнимавшего топор), который призывает на помощь других; прибегают и разнимают их; они вновь горячатся, требуя один возвращения топора, другой табаку, снова начинают драться; один из разнимающих получает удар в лицо, отплачивает ударившему его, тот отдает вдвое сильнее; прочие присоединяются, никто не воздерживается, и все дерутся без разбора. Так как принимали участие все, то и не было посредников. Таким образом дрались до утра, которое заставило подумать о другом деле. Без пищи, питья и сна мы, наделенные ударами и синяками, покинули это проклятое село.

Большую часть 23-го (числа) провели мы еще в лесу, где бывшие с нами Москвитяне обратили наше внимание на могилы. При этом они лукаво заметили нам, что в них погребено 8 Голландцев, которых недавно убили разбойники на том месте, где были похоронены. Этим желали они внушить нам, что леса в Москве гибельны для Голландцев; но мы, не показывая вида, что их слова испугали нас, и не отвечая им, продолжали путь и вскоре после выезда из этого леса, прибыли в большую деревню, за которой стоит маленький городок Торжок, Torsioc, большая часть строений которого составляют церкви и часовни, chapelles, казавшиеся издали прекрасными. Из него мы поехали на судне [41]41
  По Тверце.


[Закрыть] до Медного, Troutzka-Miedna [42]42
  Тверская Медная (пристань)?


[Закрыть], где купили несколько провизии, а под вечер достигли Твери. Этот город несколько больше Торжка и лежит на реке Волге, впадающей в Каспийское море. Он расположен на склоне небольшого холма, возле реки Тверцы, названной так по городу Твери. Стены его деревянные с такими же башнями, вооруженными четырьмя пушками. В нем мы взяли сани и въехали в лес, из которого, я думал, никогда не выберемся: так он был велик и густ. Я мечтал в нем более четверти часа, чего со мной никогда не случалось; да и предавался бы и долее мечтам, если бы двое честных Москвитян, которые знали его лучше нас, не подошли равнодушно и не попросили нас провести с ними конец дня. Мы приняли их привет так, как они обратились к нам, т. е. довольно холодно. Оставшись этим недовольны, они спросили, что разве у нас вошло в привычку так редко слышать подобное вежливое предложение. Так как мы молча продолжали путь, и они не находили основательного предлога к спору, то и сказали, что это – гордость и в иностранцах невыносимая, почему они должны научить нас обхождению, и с этой целью им необходимо сопровождать нас, при чем они надеются, что будут случаи, которые доставят им довольно средств исправить нас. Мы отвечали, что это предложение не соответствует времени года, а болтовня их подозрительна для нас, почему советовали им идти учить своих соотечественников и желали им найти людей более послушных, чем иностранцы. Так как они, будучи только вдвоем, вовсе не имели намерения нас оскорбить, то я, признаюсь, был доволен тем, что заставил их немного поспорить. Их приемы были для меня чем-то новым, что сократило для меня переезд через лес: но наш капитан, capitaine (пристав?), бывший не в том расположении духа, в каком я, прервал разговор сильными ударами трости по их плечам; те отступили на несколько шагов, чтобы лучше поразить нас своими топорами, которыми были вооружены. Некоторые из наших спутников прицелились, чтобы тут же наказать их за дерзость; но наш капитан запретил стрелять в них, а только приказал спустить одну из собак, которая, без сомнения, тут же задавила бы этого человека, если бы мы не оторвали ее силою. Как только она отстала от него, то бросилась на другого, убегавшего, и с ним поступила бы так же, как с первым, если бы мы не сжалились над ним.

Вскоре после этого мы прибыли в Городню, Gorodna, бедную деревню [43]43
  В 28 верстах от Твери по почтовой дороге.


[Закрыть], в которой я спал несколько долее, чем в прошлую ночь, а ел и в ней не лучше. 24-го мы не проезжали лесом, а переправлялись чрез две реки [44]44
  Тверцу и Шошу.


[Закрыть], и пришли на ночлег в Завидовскую[45]45
  Станция Ник. ж. дороги, верстах в 28 от Городни.


[Закрыть], а на другой день в Спас-Заулок, Saulkaspaz[46]46
  Почтовая станция верстах в 14 от Завидовской.


[Закрыть], которого жители так грубы, что отказались повиноваться указу царя дать лошадей, как это делалось до сих пор везде. Но так как их принуждали к тому слишком упорно, то они, осыпая нас оскорблениями, расходились до того, что едва не избили нас. Наконец, мы к счастью избавились от последнего и добились того, чего желали. В этот день с нами ничего особенного не приключилось, дороги же были хороши, и мы прибыли на ночлег, отстоявший дальше, чем обыкновенно. Это село называется Клин, Klein; оно ничем не лучше других; впрочем, мы оставались в нем долее, потому что у нас не доставало денег. Мы ждали в нем нарочного, которого послали в Москву за деньгами; и хотя он скоро возвратился, но я томился от скуки. Моим обыкновенным развлечением было кататься по льду на коньках. В селе думали, что это стоит жизни, потому что река очень быстрая, а лед так тонок, что ломался у нас под ногами. По счастью я умел плавать, почему и вылез очень скоро, а товарищ, не столь искусный в этом, неизбежно утонул бы, если бы я ему не помог. Со времени возвращения нарочного, снег и дурная погода задержали нас еще несколько дней в этом печальном месте, откуда мы выбрались только 10 Декабря; да и в этот день проехали очень мало, так как нам нужно было переправляться два раза через реку по небольшим понтонным мостам, поднимавшим в один раз только четыре лошади. Мы остановились на ночлег в Черкизове, Serkisouvo[47]47
  Странно, что подъехали к Москве с северо-востока. Если не допустить предположения, что иностранцев нарочно не ввозили прямой дорогой, то иначе трудно объяснить это.


[Закрыть], откуда, полузамерзнувшие, до того холод был пронзителен, отправились в путь на следующий день.

11-го ехали еще через небольшой лес, по миновании которого прибыли в большое село Никола-Деревянной, Nicolo-Direveno. Отсюда мы увидели город Москву, к которой так давно стремились; а вечером, наконец, въехали в нее [48]48
  Как согласить разноречие? У С.М. Соловьева (История Р., ХII, 285) сказано, что 20 Ноября 1668 года явился в Посольский Приказ корабельный капитан Давыд Бутлер с 14 товарищами. Здесь даже различие между старым и новым стилем не выясняет дела.


[Закрыть]. Первую ночь провели в одном предместье, а на следующий день поместились в городе у одной женщины, которой новые гости до того не понравились, что она употребляла все средства избавиться от нас. Но вместо того, чтобы нас перевести от неё, её бранили и били, и она принуждена была устроить для нас помещение, снабжать дровами и всем необходимым, utenciles, в чем только мы нуждались. Эта бедная женщина, вся в слезах, возвратилась домой и стала целовать и обнимать икону св. Николая, которого умоляла о помощи с великим усердием и благоговением, Она решилась не покидать этого милостивого святого, чтобы он внял ей; но так как он слишком долго не внимал её молитве tardoit…. а se laisser flechir, то муж соскучился и побуждал ее хорошими советами добровольно выполнить требования, faire de necessite vertu. Она послушалась, но неохотно и, не сомневаясь в том, что если бы у нее был досуг постоянно докучать святому, то она умолила бы его, наконец, сотворить к ее благу чудо[49]49
  Ср. аналогические факты в сочинении г. Рущинского «Религиозный быт Русских» и пр., в Чтениях в И. О. И. и Др., 1871 г., № 3, с. 79 и мн. др. Но не смотря на частные случаи суеверного почитания икон и воззрения на них – это не было, по свидетельству Олеария, общим явлением, как утверждали протестанты.


[Закрыть]. Мы пробыли у нее 15 дней и, не обращая внимания на дурное расположение её духа, не щадили дров; потому что холод был такой сильный, что, только при сильно натопленной печи, мы были в состоянии переносить его.

27-го (Декабря) мы перешли в другое помещение и оставили в покое нашу хозяйку. Если она была от этого в восхищении, то и мы радовались этому не меньше, так как, кроме того, что поместились удобнее и просторнее, у нас была и печь большая, которая топилась и день, и ночь. Впрочем, хотя огонь у нас в квартире не потухал, что составляет величайшее наслаждение, какое только могут здесь доставить, я перенес в течении трех недель самую дурную погоду, какую когда-либо испытывал. Может ли быть что печальнее, как сидеть постоянно взаперти и почти не сметь выйти, иначе замерзнешь? Что касается до меня, то, признаюсь, эта жизнь мне не нравилась, так что я почувствовал величайшую радость, когда мы получили приказ быть готовыми к отъезду.

19 Января 1669 года мы отправили наш багаж в село, лежащее на расстоянии одного лье [50]50
  Т.е. мили Немецкой или 7 верст.


[Закрыть]от Москвы. В этом селе жила сестра царя. Дворец её, хотя построенный только из дерева, был обширен, правилен и украшен всеми орнаментами [51]51
  Судя по всем признакам, можно утверждать, что здесь идет речь о селе Измайлове и дворце. См. в сочинении И.Е. Забелина: «Домашний быт Русских царей», ч. I, с. 349–384.


[Закрыть]. При этом селе находился парк, в котором заключены медведи, волки и тому подобные животные, которых иногда травили одного с другим. Дня два спустя после нашего приезда, устроили травлю медведей с волками в присутствии его величества. Это развлечение, состоящее только и том, что смотришь на рассвирепевших до остервенения животных, с яростью одно другого разрывающих, не доставляло мне удовольствия. Я не описываю его, так как легко представить себе то, что происходило. А ежели бы я упомянул, что одолевали то медведи, то волки, что медведь казался сильнее, во волк был изворотливее: я бы ничего нового не сказал; а между тем в этом заключалась вся особенность зрелища. Впрочем, я заметил, что у этих зверей страсти не были ни столь пылкие, ни столь слепые, каковы они у людей, так как человек, когда рассердится и готов зарезать противника, то у него не оказывается ни рассудка, который бы в состоянии успокоить его ярость, ни друга, способного остановить его. До крайней степени взбешенные, эти животные немедленно бежали на зов своего хозяина.