Текст книги "Прицельная дальность"

Автор книги: Ян Валетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Господин Савенко? – спросил он дружелюбно.

– Чем обязан? – сказал Сергей, открывая дверцу своей новенькой «Ауди».

– Очень хочу познакомиться, – с располагающей улыбкой произнес стильно одетый незнакомец. – И, вообще, мне кажется, что я вас где-то встречал!

– Киев, город маленький! – отрезал Савенко, и сел в машину, не собираясь продолжать разговор.

Странный тип! На «голубого» не похож, а так – кто их разберет!

Незнакомец остановился у водительской двери и прижал к стеклу две фотографии. На одной из них был изображен господин Сафронов, году этак, славной памяти, девяносто втором. То есть – московского разлива. Фото было сделано длиннофокусным объективом превосходного качества: задний фон был размыт, но на втором плане угадывался «Белый дом».

А на второй фотографии был он нынешний, в обществе жены и детей, в Киевском зоопарке. Они гуляли там неделю назад. Оксанка выглядела молодой и счастливой, дети радостными, да и он смотрелся не на свои «за сорок», а много моложе.

– Вот, блядь! – сказал Савенко в слух, и нажал кнопку опускания стекла.

– Вы что-то сказали? – спросил незнакомец участливо.

– Я сказал «вот, блядь!» – повторил Сергей и, посмотрев на холенное, гладко выбритое лицо человека, показавшего ему фотографии, выговорил с плохо скрываемой брезгливостью. – А я уж заждался, прямо! Садитесь в машину, жарко же.

Незнакомец дважды приглашать себя не заставил и мгновенно оказался на правом сидении, не снимая с лица совершенно неуместной улыбки.

– Алекс, – представился он, захлопнув дверь.

– Серж, – мрачно проговорил Савенко, но руки не подал.

– Отдаю должное вашему чувству юмора, – продолжил тот, кто назвал себя Алексом. – Я знаю, как вас зовут, Сергей Савельевич. И как вас звали раньше, Николай Алексеевич.

– Рад за вас, Алекс. Доказать сможете?

– Легко! – радостно заявил тот. – И доказать. И арестовать. И экстрадицию организовать. Все, что пожелаете. Вы себе представить не можете, как вас ждут на родине, господин Сафронов!

Господин Сафронов-Савенко внезапно понял, что прикидывает расстояние от своего локтя до кадыка стиляги Алекса и мысленно просчитывает силу удара, да такого, чтобы убить наверняка.

– И не надо на меня так смотреть, – сказал Алекс торопливо, – убивать меня бесполезно. Просто добавите себе статью. Поверьте, мы можем договориться.

Савенко погладил одеревеневшую мышцу бицепса. Еще секунда и договариваться надо было бы со следующим Алексом.

– Сколько? – спросил Сергей.

– Вы о чем?

– Вы сказали, что мы можем договориться. Сколько?

– Вы о деньгах?

– Нет, о волшебных бобах! Шутите, наверное?

– Нет, деньги здесь не при чем, – заявил Алекс с искренним удивлением. – Зачем нам деньги? Из-за денег мы бы вас не трогали…

– Класс! И как прикажете с вами договариваться. Сразу предупреждаю, натурой не получится. Я лучше вас прибью!

– Слушайте, я тут недалеко знаю одну пиццерию, днем там пусто. Неудобно как-то на ходу. Вопрос, все-таки, серьезный. Там на тротуаре припарковаться можно.

В пиццерии с итальянским названием действительно было пусто, но Алекс, который очевидно бывал здесь не в первый раз, призывно махнул рукой и направился к лестнице, расположенной в правом углу верхнего зала. Они спустились в подвальчик и уселись за небольшой столик в нише – тут было настолько тихо, что, казалось, наверху нет шумных столичных улиц, полных яростного, почти летнего солнца, млеющих от жары людей и горячих, как консервные банки, брошенные в костер, машин.

Официантка с усталым лицом включила дежурную улыбку, получила заказ на кофе и удалилась, а в руках у Алекса возникла тоненькая папочка и хрупкая пластиковая упаковочка с мини-диском.

Савенко разглядывал его пухлую, неприятную физиономию, рыжевато-белесые редкие волосы, спадающие на лоб гитлеровской челочкой, водянистые, на выкате, непонятного грязного цвета глаза и подумал, что у парня только одна черта не вписывается в общий облик – тяжелый, правильно очерченный подбородок. Эта была деталь, украденная у другого типа лица, отчего при взгляде на Алекса создавалось впечатление, что кто-то ошибся, составляя фоторобот.

Но, зато, если судить по подбородку – воли и целеустремленности Алексу было не занимать.

– Дома посмотрите, – сказал он, передавая Савенко мини-диск. – Любопытно, знаете, этакие ностальгические воспоминания. И документики там интересные, познавательные, можно сказать, документы. Ну и …

– А в папке что? – перебил его Сергей.

– В папке? В папке только фотографии, и то чуть-чуть. Из армейских архивов. Институтские. Для вящей убедительности.

– Убедили уже. Что вам нужно?

Алекс посмотрел на официантку, ставящую перед ними чашки с «эспрессо», и совсем по-детски улыбнулся.

– Именно это я вас сейчас и объясню.

Он, словно фокусник, извлек из-под стола прозрачный файл и вытащил оттуда еще два документа – сколотые скобами листики, которые положил между собой и Савенко так, чтобы оба могли их одновременно рассмотреть.

– Вот, – сказал он. – Давайте-ка вместе глянем…

Обе бумаги представляли собой сканированные копии архивных документов.

Из архива какой конторы они были взяты можно было только догадываться. С копий их принадлежность тщательно убрали. В одной бумаге речь шла о господине Сафронове – подробно, надо сказать была написана объективка, мелким кеглем на три странички.

«Ух, ты… – подумал Савенко с невольным восхищением. – Живы, курилки… Это ж как надо было постараться! И биография, и связи, и экономика».

Если бы в файле содержались сведения о детском пристрастии объекта к онанизму, то особого удивления у Сергея это бы не вызвало.

Последние сведения о Сафронове датировались мартом-апрелем 1994 года. Далее, шли несколько непонятных ссылок на свидетельства лиц, фамилии или кодовые имена которых на оригинале были замазаны. Ссылка на Службу внешнего наблюдения, где якобы имелись дополнительные документы.

Вторая бумага была посвящена жизни и деятельности Сергея Савельевича Савенко – от рождения и до настоящего момента, и для того, кто сейчас носил эту фамилию, представляла большой интерес. Всегда интересно узнать что-то новенькое о себе, тем более что при покупке документов столь полную картину никто не представлял.

Сергей даже увлекся, читая те биографические подробности, о которых и не подозревал. Он, конечно, догадывался, что купленная им личность не была святой, но, чтобы настолько…

Видно Сергей слегка поменялся в лице во время чтения, потому что Алекс даже вздохнул, и сказал участливо:

– Да не расстраивайтесь вы так, не стоит…

Свой жизненный путь господин Савенко, по мнению неизвестных информаторов, закончил в 1993 году, в Приднестровье. Документы Сергей покупал в Вильнюсе, в 1994. Прибалтика тогда была местом вербовки «солдат удачи» со всего СНГ и, скорее всего, паспорт, военный билет и все прочее, оставались у вербовщиков, которые и заработали на покойном последний раз, продав все скопом Сафронову.

– Ну и? – спросил нынешний Савенко, отрываясь от текста второй объективки. – Что дальше?

– А дальше – нам с вами предстоит выяснить, что общего есть между этими двумя людьми, кроме того, что вы уже столько лет таскаете на себе чужую шкурку…

Алекс изобразил улыбку. На самом кончике носа у него росли три рыжие, достаточно длинные волосины, когда кондиционер посылал в его сторону струю холодного воздуха, волосины начинали шевелиться. Эта деталь обаяния собеседнику не добавляла, но и испортить впечатление уже не могла.

– А без «Что? Где? Когда?» можно?

– Как пожелаете. Смотрите…

Алекс достал из внутреннего кармана ручку и золотым пером отчеркнул несколько строчек на справке по Сафронову, а потом пометил почти целый абзац в объективке Савенко.

«Ах, вот оно что… – подумал Сафронов-Савенко. – Хотя это ничего не объясняет».

Общим оказалось то, что Сергей Савенко, как и Николай Сафронов, был кандидатом в мастера спорта по пулевой стрельбе. И военную службу они оба проходили в качестве снайперов, только Савенко повезло: он был на два года старше, и Афганистан случился уже после его демобилизации. Но если военная карьера для Сафронова на Афгане и закончилась, то Савенко к военному делу прикипел душой, и после развала Варшавского блока и СНГ засветился, где только мог, во всяком случае, по сведениям, полученным составителями документов.

– Мы-то и искали, собственно говоря, его, – извиняющимся тоном произнес Алекс, и почесал указательным пальцем то место на носу, откуда росли волосины. – А, как выяснилось, нашли вас. Что, надо сказать, тоже неплохо…

– И чем же это неплохо? – осведомился Сергей.

В горле у него пересохло так, что даже капельки слюны, кажется, шуршали, скатываясь по пищеводу.

– Ну, – заулыбался Алекс, – сами видите, господин Савенко, упокой, Господи, его душу, был, – он замялся, подыскивая слова, – не очень приятным человеком. Совсем не интеллигентным, в отличие от вас, Николай Алексеевич.

– Называйте меня Сергеем Савельевичем, мне так привычнее.

– Да как вам будет угодно! Суть дела это не меняет. Просто, ознакомившись с информационной справкой по вашему, так сказать, донору, я рад, что дело надо иметь с вами. Честно говорю, поверьте!

Савенко посмотрел на часы.

– А если ближе к сути, господин Алекс. Искали его, нашли меня… Да, я был снайпером в армии. Это моя вина?

– Что вы, что вы… Конечно же – нет! Более того, я даже не думаю, что вы могли взять деньги! Ну, те, самые двести миллионов из-за которых вы с 94-го в федеральном розыске!

– Правильно не верите, – огрызнулся Сергей раздраженно. – Я их действительно не брал!

– А кто их брал? – спросил Алекс ласковым, проникновенным голосом. – Неужели депутат Государственной Думы России, председатель думского комитета «Антипреступность», господин Бобиков? Лично?

– Так вы и это знаете? – вырвалось у Савенко непроизвольно.

– Разумеется, – так же сладенько протянул Алекс и опять почесал кончик носа. – Но тоже не верим. Разве мог столь уважаемый человек похитить бюджетные средства? Клевета, конечно…

Савенко почувствовал пламенное желание заехать тяжелой стеклянной пепельницей, стоящей на столе, прямо по суперменскому подбородку – да так, чтобы хрустнуло! Просто, чтобы привести в соответствие верхнюю и нижнюю часть физиономии собеседника.

– Но вопрос-то не в том, брали вы эти деньги или не брали, – продолжил Алекс неторопливо и, жестом подозвав официантку, спросил:

– Может быть водички? Сока? Что мы с вами сидим, как на профсоюзном собрании?

– Воды, – процедил Сергей сквозь зубы. – Холодной.

– Значит, два стаканчика холодной водички. Можете даже со льдом и ломтиком лимона. – Алекс снова повернулся к собеседнику и уставился на него своими выпуклыми глазами, обнесенными частоколом коротких, рыжеватых ресниц. – Так, вот, Сергей Савельевич, главное не в том, что вы можете оказаться действительно честным человеком, а в том, кому из вас поверят. Вам, человеку, прожившему больше десяти лет по подложным документам, разыскиваемому всеми структурами финансовому мошеннику, и, вы только не волнуйтесь, но такая версия тоже есть, убийце…

«Это он о Лане…» – подумал Сергей, за миг до того, как мышцы сработали рефлекторно, и он пружиной метнулся через стол, с белыми от гнева глазами и одной единственной мыслью: вцепиться зубами в горло этой рыжей сволочи.

В следующий момент он рухнул обратно на массивный деревянный стул, оплывая, как надувная кукла, из которой выпустили воздух. Движение, которым Алекс остановил его бросок, было незаметным – просто тычок пальцами в район грудины, но эффект от него был такой, словно в тело вонзилась раскаленная спица. Дыхание стало, и Савенко прошиб холодный пот.

– Экий вы нервенный… – протянул собеседник тем же дружелюбно-спокойным тоном. – Просто девица на выданье! Беда с вами, интеллигентами, честное слово! За вора вы на меня не бросались, однако! А за убийцу – прямо таки, как дикий вепрь! Не пыхтите вы так, Сергей Савельевич! Через пару минут отойдете. Вот водички только выпьете – и все пройдет.

Раскаленная спица в груди медленно повернулась против часовой стрелки, и Сафронов-Савенко стиснул зубы, чтобы не застонать.

– И с чего вы взяли, Сергей Савельевич, что вором быть почетнее? По мне так никакой разницы и нет…

Подошедшая официантка поставила перед ними стаканы с водой и удалилась, раскачивая худыми бедрами, затянутыми в тугую юбку из дешёвой ткани.

– Хлебните водички, – посоветовал Алекс, – я серьезно говорю – будет легче.

Савенко совету последовал – рука державшая стакан дрожала так, что зубы пару раз лязгнули о стекло. После нескольких глотков действительно полегчало.

– Больше прыгать не будем? Руками махать не будем? – осведомился Алекс, пытаясь скрыть иронию. – Давайте договоримся по-доброму, мне стучать вас по организму удовольствия не доставляет.

– Ох, – сказал Сергей хрипло, голос тоже не слушался – а я бы вам настучал бы по всему, до чего б дотянулся!

– Вот так всегда, – произнес собеседник с огорчением. – Отнесешься к клиенту по-человечески, а он тебя ни в грош не ставит! Я ведь вам руки не крутил, хотя мог. Не в подвале – в кафе разговариваем!

Он опять взглянул на часы и улыбнулся.

– Ну, самое время… Продолжим, Сергей Савельевич? Неужто вам не интересно узнать для чего мы с вами тут сидим битый час?

– Кто вы такой? – спросил Сергей. – Откуда вы взялись на мою голову?

– Я? – переспросил собеседник. – Я – Алекс. Я же уже говорил. Неужели не запомнили, Сергей Савельевич? Просто – Алекс. И больше ничего обо мне вам знать не нужно.

Савенко попробовал сесть поудобнее, и у него неожиданно получилось. Спица, засевшая в груди, стала тоньше и холоднее. Алекс не соврал – Сергей действительно начал отходить от болевого шока.

– Что вы от меня хотите, Бога ради?

– Вот! Наконец-то появился конструктив! Не бледнейте вы так, не волнуйтесь! Ничего страшного не произойдет, ни с вами, ни с Оксаной Михайловной, ни с детьми вашими. Кстати, очаровательные дети. Я, знаете ли, всегда хотел иметь двойняшек…

– Имеете?

– Не задалось у меня с детьми. У меня и жены-то, собственно, нет…

– Оно и лучше, – сказал Савенко, разглядывая Алекса, как особо любимое им членистоногое о восьми ногах. – Такие, как вы размножаться не должны. Ни в коем случае.

– Я не обижаюсь, – рассудительно заметил Алекс и отпил воды из запотевшего стакана, – вы перевозбуждены. У вас – состояние аффекта. Если бы вы знали, как я вам сочувствую!

– Комедию не ломайте.

– Да что вы, какая комедия! Ваши дети уже в безопасности!

– Не понял, при чем тут безопасность моих детей?!

– Сергей Савельевич, в настоящий момент ваши дети уже летят над Атлантическим океаном, в комфортабельном лайнере, в сопровождении вашей няни… Вот только попробуйте на меня бросится и я вас приласкаю уже по-настоящему!

Но броситься на собеседника Савенко уже не мог не из-за отсутствия желания, его как раз было выше крыши, а по причине того, что руки и ноги у него стали ватными, и окружающая их обстановка поплыла, как на фото со смазанной резкостью.

Его дети, его гордость и любовь.

Саша и Наташа.

– Если с ними что-то случится, – прохрипел он, со свистом выдыхая воздух через ставшую мгновенно узкой, как лисья нора, гортань, – я тебя загрызу. Зубами.

– Если вы будете человеком разумным, – серьёзно сказал Алекс, перегнувшись через столик, – с ними ничего не случится. Ни-че-го!

– Куда ты их отправил?

– Всему свое время. Обязательно скажу. Как приземлятся, так сразу скажу, не сомневайтесь.

– Я с тобой разговаривать не стану, пока ты не скажешь, куда ты их отправил. Все.

Над столом повисла пауза. Савенко ухватил со стола свой стакан и начал пить большими глотками, в тишине было слышно, как вода шумно падает к нему в желудок.

– Хорошо, – сказал Алекс. – В конце концов, на исход это никак не влияет. Панама. Не шляпа, конечно, страна. Хорошая вилла на берегу теплого океана. Фрукты, мороженное, ласковая няня. Очаровательная девушка, кстати… «Она пошла на удачу! Удача в жизни так много значит!» – пропел он, безбожно фальшивя.

Сергей молчал.

– Сергей Савельевич! Ну, что вы себя ведете, как ребенок! Ну, попали уже в историю, так расплатитесь и будьте здоровы. Дела то на пару недель, не более!

– Ты скажешь, наконец, чего вы от меня хотите?

– 28 июня ты сделаешь один выстрел. Всего один.

– Я не убийца.

– Вопрос. Ты же убивал на войне? Или в Афгане ты стрелял по тарелочкам?

– Это было четверть века назад!

– Ну, убивать – это как кататься на велосипеде, – возразил Алекс спокойно. – Если научился – то уже навсегда.

– Ты в своем уме? Я стрелял последний раз лет пять назад, да и то – из двустволки. После такого перерыва я в жопу слону с трех метров не попаду!

– Причем здесь слон? Мы люди гуманные, животных не стреляем. Стрелять надо будет в человека. И расстояние – метров четыреста.

Савенко даже рассмеялся, правда, невесело.

– С ума вы сошли, что ли? Нашли себе Робин Гуда! Это же нереально – нетренированному человеку попасть с такой дистанции!

– А у тебя будет время потренироваться. Выстрел должен быть очень точным.

– С четырехсот метров?

– Чуть меньше.

– Да какая, на хрен, разница! Ты когда-нибудь стрелял с такого расстояния?

– Сочувствую. Но, все-таки, придется исполнить.

– Слушай, вы допускаете ошибку! Вам нужен совсем не я. Я дилетант! Найдите профессионала, это же раз плюнуть…

– Вот тут ты заблуждаешься… Очень сложно найти подходящего человека. Почти невозможно. Нам не нужен был профессиональный киллер. Мы и Савенко искали потому, что ему несколько раз еще в конце восьмидесятых предлагали такую работу, но он отказывался. Воевать за бабки – пожалуйста, а вот отработать «заказ» ни в какую.

– У вас что – денег нет – кого получше купить? Так я могу дать!

– Деньги у нас есть, – обиделся Алекс, – этого добра – хоть завались. Но нам нужен особый человек. Специально мотивированный, но незаангажированный. Ух, ну и сказанул, даже самому приятно! Ладно, чего голову морочить? Нет никакой ошибки. Я когда понял, что ты такой же Савенко, как я Рабинович, сначала огорчился. А когда глянул твой настоящий послужной список – чуть не плясал от радости. Просто класс! Ты – с какой стороны не посмотри – находка.

– Почему?

– Кофе еще будешь? – Алекс потер затылок, и пояснил: – Давление, наверное, падает, голову жмет. Или поднимается, сам чёрт ногу сломит!

– Почему я – находка?

– Зачем тебе это знать? – печально сказал Алекс. – Это как раз то, что тебе знать совсем даже излишне. Просто, ты нам подходишь.

– Я не хочу никого убивать!

– Да, остынь, – он поморщился, но не брезгливо, а явно утомившись от бессмысленного разговора, – никого тебе убивать не придется.

– Не понял, – Савенко ошеломленно посмотрел на невозмутимого собеседника. – А что мне надо будет сделать? Ты что, меня разыгрывал?

– Ну, почему же? Конечно – нет! 28 июня ты должен будешь выстрелить в одного человека. Но не убить. Ранить. В плечо. И никак не иначе.

– Ага. И сейчас ты скажешь, что этот человек Президент Украины!

– Слушай, ты кофе будешь? А то голова болит, сил нет!

– Ты мне зубы не заговаривай!

– Ох, – сказал Алекс, опять почесал кончик носа. – Настырность – второе счастье! Президента ему подавай! Ну, ты и размечтался. Много чести будет! Бери ниже. Твоя мишень – всего лишь госпожа Премьер-министр.

Глава 2

Время тянулось, как жевательная резинка, прилипшая к подошве.

Савенко скосил глаза на светящийся в полутьме циферблат часов. Часовая и минутная стрелки стояли, словно приклеенные, и если бы не бег секундной, то часы впору было подносить к уху.

Но секундная стрелка говорила о том, что сложный электронный механизм работает и, через несколько часов, Сергей отожмет плечом распиленную доску и выползет наружу, прихватив с собой кейс с «винторезом». Разомнет усталые члены, снимет этот траханный памперс, от которого яйца уже сварились всмятку, и начнет готовить «гнездо» – вот там, где подпорная балка встречается со стропилом. Проушины, намеренно состаренные, ржавые, заранее вкручены в просмоленную древесину – ровно четыре штуки. На них закрепятся растяжки. Доски, пиленые в размер, но не совсем в размер, а ровно так, что бы ни броситься в глаза одинаковостью, уложены слева. Их надо поставить на поперечины. Потом стопорное кольцо с подвижным блоком – через него свободные концы растяжек. На тренировках на сборку конструкции уходило три с половиной минуты. Тут не тренировочный комплекс – пусть уйдет пять. Останется еще целая куча времени.

Оружие лежащее рядом с ним в специальном пенале, замаскированном под обычный кейс, было самым совершенным из тех, которые Савенко когда-нибудь держал в руках. За последние две недели он сделал из подобного ружья более тысячи выстрелов с разных дистанций, и пристрелял «с ноля» еще одно – то, которое сейчас ждало своего часа в чемоданчике.

Всего две недели, а, кажется, что прошла целая вечность.

По мере того, как солнце совершало свой путь, склоняясь к западу, на чердаке становилось все жарче. Раскалялась крыша, крытая крашенным кровельным железом, ошалевшие от зноя голуби прятались за трубами и в дождевых желобах и оттуда урчали, как работающий старый холодильник.

Воздух над городом дрожал, очертания зданий теряли четкость. Купола церквей сливались с расплавленным небом, и Киев начинал походить на пустынный мираж – такой же зыбкий, призрачный и нереальный.

Сейчас Савенко, конечно, видеть этого не мог. Представлял – это да. Он знал этот город лучше, чем многие коренные киевляне. И тому были причины. После страшной, грызущей душу ностальгии по Москве, он внезапно полюбил стремительно меняющийся Киев бурной любовью изгнанника.

И это не было изменой величавой Белокаменной. Есть категория людей не способных быть космополитами – Сергей относился именно к таким.

Москва изгнала его несправедливо и жестоко. Он едва не умер на ее грязных тротуарах. Там, в столице былой Империи, он потерял все, что у него было: осталось только острое чувство одиночества приправленное непреходящей обидой на вселенскую несправедливость случившегося. Он был брошен Москвой на произвол судьбы. И любовь к Киеву, к матери городов русских постепенно излечила его от безответного чувства к бывшей столице некогда великой страны.

Правда, порою во снах он видел Воробьевы горы, ночной проспект Мира и грязно-белые стены Ново-Девичьего монастыря. Видел Патриаршьи, на которых, возле пруда, весь в зелени, стоял старинный флигель, служивший ему офисом. Вспоминались улочки-ручейки Старого Арбата, причудливо сбегающиеся перед тем, как впасть в асфальтовую реку Арбата Нового. Но чаще всего, не слишком часто, чтобы стать навязчивым кошмаром (все-таки он умел забывать), но значительно чаще, чем хотелось бы, он видел во сне ту развязку на Кутузовском. А на ней – горящий, как сноп сухого сена автомобиль, зловещий блеск лака на корпусе джипа, мазки собственной крови на свежевыпавшем снегу, и снова и снова слышал вкрадчивый голос, выпевающий «Rain drops keep falling on my head…»

Живя здесь, в этом городе, сочетавшем изощренную склонность к византийской роскоши с совершенно бесхитростной южной жизнерадостностью, он нашел не только забвение – он нашел настоящую любовь, вторую жизнь и был благодарен Киеву за это.

Сегодня все заканчивалось.

Савенко не был наивным человеком. Того, что было, уже не будет никогда.

Никогда.

При любом исходе. Останется ли он жить или умрет сегодня – Рубикон уже перейден. Судьба не пощадила его и во второй раз, безошибочно достав черный шар из своего мошеннического барабана. Что толку менять личины, когда кто-то уже очеркнул ногтем посвященный тебе абзац в книге Судеб?

Но это не значит, что игра сыграна до конца. Он не сдался в первый раз, хотя похоронный оркестр уже вовсю разогревал инструменты. И не собирался сдаваться в этот – он не рождественский гусь, украшенный яблоками и цукатами, чтобы тихо лежать на тарелке, ожидая, когда его порвут на куски. Сафронов уже доказывал это в прошлом, Савенко докажет в ближайшем будущем. Он просто не может быть другим, когда рядом есть его жена. Его Оксана.

Лежа в полумраке схрона, он попробовал коснуться своей левой щеки, но ничего не вышло. Ему казалось, что щека горит, но он знал, что это только воспоминание, которому уже две недели.

По этой щеке Оксана хлестнула его со всей силы в тот день, когда он примчался на Владимирскую, в их контору. Сразу после разговора с Алексом.

Тогда он рассказал ей всё.

Несколько секунд жена молчала, словно оглушенная его словами, а потом он, скорее, услышал, чем почувствовал на лице пощечину.

Сергей молчал. Говорить, собственно, было уже нечего. Во рту после удара ощущался явственный привкус крови.

– Скажи мне, чего ты боялся? Ну, объясни мне, дуре, на что это могло повлиять?

– Я был в розыске, Ксюша, – выдавил из себя Савенко. – Я был испуган. И я не врал. Я просто не говорил всей правды.

– Ты врал, – убежденно сказала она и всхлипнула. – Ты – мой муж, врал мне!

Даже сейчас, будучи в шоке от его рассказа, заплаканная, растрепанная, она была так хороша, что при взгляде на нее у Сергея замирало сердце.

– Я боялся тебя потерять.

Она опустилась в гостевое кресло и заплакала, уткнув лицо в собственные колени.

– Ксюша, ты должна понимать, что то, что случилось сегодня, все равно бы произошло, даже знай ты все с самого первого дня. И в этом никто не виноват.

– Прости, – голос ее звучал приглушенно, – я понимаю. Извини, что я тебя ударила.

– Это ничего, – сказал Савенко и пощупал горящую щеку, – это бывает.

– Как мне теперь тебя называть? А? – спросила она, шмыгая носом. – Колей? Ох, всю жизнь терпеть не могла это имя!

– Того человека давно уже нет, он, наверное, умер тогда, в России – ответил Савенко, а про себя подумал, что, вполне возможно, что для Ксюши было бы лучше, если бы это действительно случилось в ту страшную зимнюю ночь, когда воздух пах взрывчаткой и палёными волосами.

Ему еще предстояло сообщить жене об исчезновении детей.

– Та девушка, которая сгорела в машине – была твоей женой?

Он невольно вздрогнул. Оксана словно читала его мысли.

– Нет.

– Мне жаль ее…

– Мне тоже.

Говорить, о том, что он ее даже не любил, Сергей не стал, тем более, что по прошествии стольких лет и сам не был в этом уверен.

– Мне надо умыться.

– Ксана, – сказал он. – Ксана… Это еще не все. Дети.

От его слов она сжалась, будто бы ее ударили плетью между лопаток – плечи сразу стали острыми.

– Они забрали детей? – спросила она хриплым, совершенно незнакомым ему голосом. – Они забрали наших детей?!

Она медленно повернулась к Савенко, и он похолодел, увидев ее глаза ставшие совершенно сухими, и сменившие цвет с бархатного оттенка гнилой вишни на черный окрас воронова крыла. Не только глаза, все ее лицо стало другим. Резко очертились скулы, между широкими, красиво очерченными бровями, через лоб к волосам, вздулась под кожей пульсирующая жила.

– Где они?

– Они увезли их. Их и Галину, – выдавил он из себя, не в силах оторвать от нее взгляд.

– Куда?

– Сказали, что в Панаму.

Внезапно Оксана рассмеялась, но не обычным своим звонким смехом, а очень недобро. От такого смеха вполне могло стать не по себе, только Савенко это уже не грозило. Ему и так было не по себе.

– В Панаму? Да ты что, Сережа? Какая Панама? Для этого паспорт нужен… Дай-ка я позвоню в СБУ…

– Не надо никуда звонить. Даже если они не в Панаме, и этот тип соврал мне, то Ната с Сашкой все равно у них. А, может быть, он не соврал… Паспорт… Уж поверь, – сказал Савенко серьезно, – если это те, о ком я подумал, то паспорт для них не проблема.

– А о ком ты подумал, Сережа? – спросила она. – Кому мы с тобой стали так интересны? Интересны, настолько, что чтобы насолить нам, надо тащить наших детей Бог знает куда, через полмира? Не поверю. Ни за что не поверю. Нас «разводят», Сергей! Знаешь, как уже было? Няня с детьми гуляют в парке, а в это время с запаниковавших родителей снимают выкуп. Помнишь, мы с тобой смотрели?

На ее лице была написана надежда. Так хотелось, чтобы все оказалось неправдой, розыгрышем дилетантов, устроенным для того, чтобы получить денег с испуганных родителей. Мечта. Как это было бы здорово просто отдать выкуп! Но, увы…

Савенко покачал головой.

– Это что угодно, но не банальный «развод». Им не нужны деньги. Я предлагал. Бесполезно. Так что, Ксана, это не шантаж и не киднеппинг. От парня за сто шагов несло Конторой.

– Ты видел его удостоверение?

– Мне необязательно видеть удостоверение, чтобы понять, что человек из Конторы.

Надежды в ее глазах больше не было.

Уж кто-кто, а Оксана не умела жить иллюзиями, они мешали ей преобразовывать мир. Впрочем, одну иллюзию она, все-таки, сохранила до сегодняшнего дня – она думала, что знает о нем все.

– Что ж, тем хуже для нас… – сказала Оксана. – Деньги – это только деньги. Их бы я отдала не думая.

Он смотрел на жену и удивлялся ее ледяному спокойствию, наступившему после того, как он сказал об исчезновении детей.

Сухим, горящим мрачным огнем ненависти, глазам.

Чужому голосу.

Лицу, превратившемуся в маску.

– А тебя и детей – не отдам, – добавила она совершенно без всякого пафоса, так, что Савенко сразу понял, что она пойдет с ним до самого конца. Каким бы он не был. И из любви к семье, и еще потому, что своих не бросают ни при каких обстоятельствах. Даже если, не отступив – не выжить.

Оксана Михайловна Савенко была «по жизни» настоящим бойцом и, одновременно, как и всякая женщина – клубком противоречий. За добрый десяток лет семейной жизни она не переставала удивлять Савенко: и разноплановостью своих талантов, и ранимостью, и неожиданными проявлениями силы характера.

В бизнесе, а хозяйство у супругов Савенко было немалое, она была прагматичным и жестким руководителем, почти лишенным сантиментов. Она, не меняя выражения лица, могла стереть в порошок конкурента, и, тут же, всю ночь напролёт утешать девочку-сотрудницу из бухгалтерии, от которой сбежал жених.

Когда приходило время договариваться, она оказывалась дипломатичной и прозорливой, угадывая ходы противника или возможного союзника, пожалуй, раньше, чем он сам о них подумал. И без раздумий, как носорог через кусты, могла броситься на зарвавшегося чиновника только за то, что он посмел ей хамить, наплевав на то, что с ним можно было без труда и совсем не дорого, найти общий язык.

Для мужа и детей Оксана Михайловна оставалась нежной матерью и женой, хотя, (и что с этим было поделать?) страдающей от нехватки времени, но никогда – от нехватки любви к ним.

Когда состоялось их знакомство, Оксана была миловидной невысокой девицей с несколько фольклорной внешностью. Как там, у классиков? Белолица, черноброва?

В ее ладной фигурке можно было разглядеть некоторую склонность к полноте, речь была полна украинизмов, что «тогдашнему» столичному Сафронову-Савенко казалось очень смешным. И, вообще, ежели б ту «дивчыну» нарядить в наряд с веночком, красные сапожки, да пустить в пляс под звуки славного «гопака» – перед глазами зрителей была бы живая иллюстрация к фразе из документальных фильмов советских времен: «Особенно хороши и колоритны женщины из украинской глубинки – сохранившие внешность и традиции братского украинского народа в неприкосновенности!».