Текст книги "Поворот в сторону перекрестка"

Автор книги: Якушева Александровна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Я не намекаю, я говорю прямо. Это всего лишь рисунки и нет в них ничего особенного, – рыжеволосая незнакомка посмотрела мне прямо в глаза, и, улыбнувшись, добавила, – и все же спасибо. Знаешь, муж не разделяет подобных восторгов по поводу моих работ. Возможно ты единственный, кто отозвался о них положительно.

– Значит, он слишком глуп, чтобы это понять, – возмущенно заявил я.

– Нет, – спокойно заключила незнакомка, – просто все субъективно, я же говорю.

– Зачем ты тогда вышла за него замуж, если он не любит, то, чем ты занимаешься? – я и не заметил, как перешел на слишком уж личные вопросы, но на удивление девушку это не смутило.

– Я отвечу, если назовешь свое имя, а то мне как-то не по себе рассказывать столько подробностей из своей жизни незнакомцу.

– Кирилл, – немного замешкавшись, ответил я.

– Уже лучше. Кристина, – девушка протянула мне руку, и я легонько пожал ее, заметив на пальцах небольшой след от серого грифеля. – Многое можно не любить в других, но то, что нас в них цепляет, иной раз перевешивает недостатки в тысячу раз. Так вышло и с моим мужем.

– То есть человека не выходит любить целиком? – я обхватил руками остывающую черную кружку.

Кристина все так же продолжавшая выводить какой-то рисунок у себя в блокноте вдруг прервалась:

– Хм, – многозначительно изрекла она, – мне кажется, в каждом из нас есть что любить и ненавидеть. И тебе слишком повезет, если кто-то полюбит в твоей душе все то, за что стоило бы убить.

Девушка рассмеялась, и вновь принялась мастерски орудовать карандашом, а я замолчал, опять засмотревшись на нее с совершеннейшим неприличием.

Красивое, немного бледное лицо выглядело таким сосредоточенным, что мягкие черты его приобретали решительный оттенок. Тонкий, слегка вздернутый носик казался еще острее, когда девушка улыбалась тому, что под ее карандашом преображалось в настоящий рисунок. Зленые глаза, поглядывающие изредка на меня, светились невероятным огоньком, а вьющиеся локоны цвета не то жженого меда, не то темного золота до безумия кружили голову, делая красавицу просто обескураживающей. И самое прекрасное в ней было то, что во всем ее образе не имелось ни капли фальши. Искренность в чистом виде. Включая духи. Тонкий цветочный, но сводящий с ума аромат. Кому-то, возможно, он мог показаться простым и наивным, однако Кристине подходил идеально. Ей не требовалось прятаться за подобными сложностями женской атрибутики, кутаться в нагромождениях искусственных загадок. В том не было нужды, потому что она сама была воплощением тайны.

Вот бывает, входит человек в комнату, и все пространство преображается вокруг и меняются люди там находящиеся. И подобное происходит не столько от того, что этот человек учит тебя чему-то или намеренно меняет. Нет, все случается само собой, лишь потому, что ты рядом с ним и можешь преобразиться, открыв наличие новых граней в себе. И оказывается, что мир не однобок, а до бесконечности многомерен. И такое осознание подталкивает к следующей двери твоей жизни, к которой приближался планомерно шаг за шагом, и у которой вдруг оказываешься совершенно внезапно, понимая, что повзрослел, дорос до нее. И открывая дверь, узнаешь, как все за ней слишком непривычно, сложно, боязно, но безумно приятно и притягательно. И Кристина для меня как раз стала таким человеком. Только я позабыл о ней, о том, что испытал, познакомившись с девушкой. Ведь мой мозг после аварии, по какой-то совершенно непонятной причине, посчитал нужным забыть этот краткий, однако весьма емкий эпизод моей жизни. Правда он не учел одного очень важного обстоятельства, возможно памяти он и может лишить человека, но чувств и ощущений, это надо еще постараться. Не скажу, что мои метания и перемены в душе связаны с одной лишь Кристиной, но она явно оказалась одной из причин, переломным моментом, после которого я начал искать ту самую дверь, терзаясь так долго от бессилия и неспособности вскрыть истину происходящего со мной в последний месяц.

– Ты со всеми так откровенна или только со мной? – серьезно спросил я.

– Разве я сказала что-то особенное? Ты многого обо мне не знаешь. И этим я вряд ли с тобой поделюсь, – карандаш девушки замер над плотной страницей блокнота. – Возможно, если только ты очень захочешь.

Мне показалось, глаза Кристины потемнели. Она подалась вперед, тихим голосом, почти шепотом произнеся лишь для меня:

– Только не в этот раз.

Я вздрогнул от вкрадчивых слов девушки и замер на секунду. А из смятения мгновенно выдернула Кристина, которая туда же и повергла:

– Мне пора, – резко и неожиданно сказала девушка.

Она стала серьезной, хотя в этот раз в ней совсем отсутствовало волнение. Я еще не успел осознать слов Кристины, как она вырвала страницу из блокнота и резко захлопнула его. Я неотрывно следил за ее быстрыми и суетливыми действиями, и не мог ничего произнести.

Кристина протянула руку с блокнотом в сторону окна, и быстро оглядевшись, сунула маленькую книжицу в узкую нишу между подоконником и бетонным квадратом под ним. Она образовалась там скорее не по дизайнерскому замыслу, а по вине неуклюжих строителей, закрасивших столь уродливый дефект краской, вместо того, чтобы его устранить. К счастью, подобное оказалась на руку милой конспираторше, владеющей похоже уже большим стажем на этом поприще.

«Мы встретимся еще?», «Когда ты придешь сюда?», «Когда будет этот следующий раз?» – столько вопросов запоздало закопошилось в моей голове, ни один из которых я так и не осмелился озвучить. Кристина замужняя девушка, и она бы вряд ли повторила нашу встречу. И пусть я не претендовал на ее чувства и не искал в ней большего, чем дружба, все же призыв с моей стороны увидеться вновь, мог прозвучать весьма двусмысленно, и я прикусил язык, впервые за свою жизнь не зная, что сказать девушке. Хотя я мог-бы и спросить о той странной манипуляции с ее блокнотом, выглядевшей довольно странно, но не стал, ведь это казалось мне слишком неважным сейчас.

– В кафе ты всегда можешь найти меня, особенно в пятницу, – девушка протянула мне листок бумаги, что минуту назад вырвала из своего блокнота. Я неуверенно потянулся за ним, и тут она отдернула руку. – А вот если встретишь меня за пределами «Льва», беги не оглядываясь.

– Почему?

– Потому, что наша встреча и наш разговор останутся только здесь, и никогда не выйдут за пределы этих стен, как и он, – Кристина неопределенно махнула рукой в сторону ниши, в которой совсем недавно скрылся небольшой черный блокнот. – Пожалуй, кроме этого. – Девушка улыбнулась и снова протянула листок бумаги, которым в первый раз лишь подразнила.

Я развернул его и увидел свой портрет, удивительно точный и подробный. Мое лицо в обрамлении темных длинных волос, неулыбчивое и серьезное. Даже татуировки на шеи пририсовала. А все черты воспроизвела так реалистично, что возникало ощущение, будто я заглядывал в зеркало, только черно-белое. И пока я в него смотрелся, упустил, как Кристина упорхнула, не попрощавшись. Девушка исчезла, словно и не было ее никогда, а весь наш разговор всего лишь привиделся сумасбродному парню, частенько витающему в облаках, в поисках различных идей для своей музыки. Вот только одно обстоятельство рушило данную теорию как карточный домик – это портрет на пергаментно-желтом листе бумаги, достоверно передававший всю глубину заинтересованности модели создателем ее художественного образа.

***

Я почувствовал резкую боль в глазах, когда открыл их, отчего часто заморгал. Надо мною зависло бледное и взволнованное лицо Стаса, переменившее свое выражение на более радостное, когда я попытался что-то сказать.

– Сколько я в отключке? – я приподнялся на локтях, слегка просевших в песок.

– Всего пару минут, – сообщил мальчишка, и принялся поднимать меня на ноги, но вместо того, чтобы помочь ему в этом, я вновь рухнул на спину.

Голова кружилась, а еще в ней стоял такой гул как после чудовищной встряски, и я знал, отчего ощущал все прелести взрыва маленькой атомной станции внутри своего черепа.

– Не думал, что ты настолько безрассуден, – я услышал другой голос, и повернул голову в сторону его источника. Опершись о металлический столб, за который крепилась сетка, стоял Алик. Он крутил в руке трость, и не смотрел в мою сторону, но отчего-то казалось, это было лишь неумелым прикрытием истинного интереса к моей персоне.

– Ты застал меня врасплох с этим боем. Некогда было думать.

– Зато ты умудрился произвести сильное впечатление.

– Значит, я тебя все-таки не разочаровал? – спросил я, все еще лежащий на земле.

– Не разочаровал, – ответил Алик, подошедший ко мне и подавший руку. Я без колебаний принял его помощь.

Поднявшись на ноги, я покачнулся, но, кажется, понемногу начал приходить в себя.

Я заметил у сетки Кристину, за крупным ромбическим плетением которой девушка казалась такой далекой и холодной. Она бесстрастно смотрела на меня своими огромными зелеными глазами, и в них не было ничего, совершенно ничего, только сплошное безразличие ко всему вокруг, включая и меня. Закрытое темно-бордовое платье на ней делало ее старше и отстраненней, ничего общего с тем образом в кафе, о котором я вспомнил во время недавнего забвения. Оттого мучительнее мне было на нее смотреть сейчас, ведь оказывается, я знал ее другой. И после того как вернулась память о крошечном, однако ценном эпизоде из прошлого, я успокоился, терзания чуть стихли, однако вопросов только прибавилось.

– Тебе бы к врачу, – настороженно заметил подросток.

– Ну, уж нет. Я и раньше без них обходился, и сейчас обойдусь.

Я направился к выходу мимо Алика и Стаса, они удивленно посмотрели на меня.

– Как на счет долга? – спросил я у мужчины.

– Снят, – торопливо ответил тот. – Полностью. – Добавил он через секунду. – Куда ты собрался?

– Домой, – устало подытожил я.

На сегодня с меня хватило событий и новых загадок. Душа требовала отдыха, а уж тело и подавно. Я хотел лишь еще раз взглянуть на Кристину, но той уже и след простыл. Она снова бесследно исчезла, как и в ту нашу первую встречу в кафе. Только в этот раз девушка не оставила мне ничего на память.

***

Я достал из холодильника банку пива, и первое, что сделал с ней – приложил ко лбу. Приятный холод чуть заглушил пульсирующую боль, которая не покидала меня с тех пор, как я пришел в сознание посреди тайной арены бойцовского клуба «Легион». И только чудовищным усилием воли я заставил себя сокрыть такое разбитое состояние от тамошних обитателей, в надежде избежать лишнего внимания к собственной персоне, чтобы поскорее очутиться у себя в квартире.

Хотелось очень о многом подумать, однако голова не разделяла со мной такой невероятной прыти, отказываясь хоть как-то этому способствовать. Поэтому я решил сначала дать ей остыть в прямом и переносном смысле, а уже потом начать обрабатывать терабайты полученной за сегодня информации.

– Я в твоем возрасте тоже любил приключения. И мне всегда казалось мало, – эта фраза ворвалась в комнату так неожиданно, что я словно ужаленный соскочил с обеденного стола, на который с таким трудом взгромоздился.

«Я во сне?» – мелькнула мысль. Только как-то слишком натурально выглядело все сейчас, и даже боль в голове не давала в этом усомниться.

– Медведь? – неуверенно произнес я.

Мужчина закатил глаза. Он стоял, наклонившись на высокий кухонный шкаф, при этом расслабленно скрестив на груди руки:

– Ты каждый раз будешь удивляться моему появлению? Может, хоть разок обнимешь своего дядьку? – Медведь разомкнул руки и выпрямился во весь рост, будто и правда собирался заключить меня в родственные объятия.

– Ты ведь не настоящий, – с сомнением проговорил я.

– Да как же это, – обиженно буркнул он. – Я ощущаю себя здесь, ни где-то во вселенной, а именно здесь на этой кухне. – Мужчина постучал костяшками пальцев по холодильнику и сделал шаг вперед.

– Не подходи, – закричал я и запустил пивом в Медведя.

Наверное, каким-то далеким уголком своего сознания я надеялся, что образ стоящего передо мной человека растворится, рассеется иллюзией и все снова придет в норму. Но не тут-то было. Дядька инстинктивно попытался увернуться от жестяной банки, летевшей ему прямо в голову, но громадные пропорции тела не позволили быстро вылавировать, и я услышал звук глухого удара влетевшего в его плечо пенистого напитка.

– Какого черта Кир? Может, еще за нож возьмешься? – раздраженно спросил Медведь.

– А какого черта ты ко мне наведываешься? И вообще кто ты такой? – я уже начинал верить, что происходящее творится наяву, только признавать себя ненормальным как-то совсем не хотелось.

– Ну, вот опять, начинается, – вздохнув, протянул мужчина. – Мы уже проходили это в прошлый раз, помнишь?

– Тогда я думал, что сплю, а теперь в этом уже не уверен, – я обхватил голову руками. Боль не позволяла до конца отделить реальность от грез. Вот только в прошлый раз мне ничего не мешало, и я спокойно разговаривал с Медведем точь-в-точь как сейчас.

Возможно, я все еще лежал на арене без сознания на грани жизни и смерти и в это перепутье вселенных врывались те, кто уже давно почивал за бортом обетованного мира. Правда, чем же тогда эта теория не была безумнее той, что мой дядька нагрянул с того света воплоти прямо на одиннадцатый этаж двухкомнатной квартиры самого обычного спального района?

– Зачем ты здесь? – мне ничего не оставалось, как признать поражение в этой битве за разум. И я решил принять условия игры.

– Не знаю, – пожал плечами Медведь.

– Не знаешь? Ты появляешься так внезапно, пугаешь до смерти, повергаешь в сомнения о собственном здравомыслии, и даже не можешь объяснить, зачем ты здесь.

– Я и правда, не знаю, – искренне ответил дядька.

– Лучше молчи, – махнул я рукой, и поднял с пола откатившееся к моим ногам пиво. Резко вскрыв банку, я осушил ее до дна.

– Не найдется еще одна? – виновато спросил Медведь.

Услышав его, я решил, что хмельной напиток резко ударил мне в голову. Я не поверил собственным ушам. Но посмотрел на дядьку, и мне вдруг стало его жаль. Открыв холодильник, я достал новую банку, и кинул ее Медведю, вытащив себе еще одну.

– В стеклянной то получше будет, – начал было мужчина, но увидев мой суровый взгляд закончил фразу вероятно совсем не так как планировал, – но и так сойдет.

– Так что ты тут делаешь? – теперь уже куда спокойнее спросил я.

– Эй, вообще-то это моя квартира.

– Уже нет, – я отпил глоток из банки.

– Ну ладно. Честно, я ведь и правда, не знаю. Может потому, что я нужен тебе, потому, что ты просил меня вернуться, – дядька серьезно посмотрел на меня.

– Ты мертв, а оттуда не возвращаются.

– Я же вернулся, – мужчина расставил руки, пиво выплеснулось из банки на его кожаные штаны.

– Но кто ты? Что ты помнишь?

– Ничего, совершенно ничего, – задумчиво отозвался Медведь. – Последнее, что я помню, это как Андрей нашел меня там. – Мужчина кивнул в сторону спальни. – А дальше темнота.

– Отец говорил, что ты был уже мертв, когда пришел в квартиру? – насторожился я.

– Так и есть, – подтвердил дядька. – Я видел и его и себя со стороны.

Это просто не укладывалось в голове.

– С некоторых пор, я помню всю свою жизнь до мельчайших подробностей, а то, что было после, нет. Когда я не с тобой, меня словно и не существует. Но когда я здесь, какая-то сила тянет к себе обратно, будто высасывая из этого мира, а я противлюсь ей изо всех сил. Мне нет нигде места.

– О чем ты?

– О тех двоих в капюшонах. Я чувствую, когда они рядом.

– Безумие просто.

– Да, и не говори, – Медведь выпил пиво и поставил опустевшую банку на стол. Он резко встал со стула и подошел к окну. Штор у меня на кухне отродясь не водилось, но на улице давно темнела ночь, и сложно было в ней что-то разглядеть.

– Что? – только и спросил я, поднимаясь со своего места.

– Они, – многозначительно изрек дядька.

– Мы на одиннадцатом этаже…

Медведь повернулся ко мне, он выглядел непривычно встревоженным.

– А им видно все равно, – он хмуро сдвинул брови.

И не успел я ничего сказать, как белый свет поглотил его, ослепив меня на мгновение вспышкой.

Глава 6. У перекрестка много дорог

Я никогда не любил зиму. Никогда не проникался ее отчаянно холодящей злобой, сверлящей дыру в моей распахнутой груди, никогда не трепетал от ветра, пробирающего до костей, и уж тем более, никогда не был с ней заодно. Думаю, и она не любила меня в ответ. Но этот размеренный хруст под ногами, сейчас казался приятным, даже успокаивал в какой-то степени. Под этот звук я представлял будто мои мысли, опутавшие накрепко сознания, крушатся, ломаются как хрупкий шоколад, а таять им не дает мороз. Да, ведь и от него есть польза. Холод остужает мою безумную голову, замедляет безостановочные раздумья, при этом он не крадет их, лишь позволяя не торопиться в суждениях, а таких у меня не мало.

Когда мне зарядили по голове, и я в очередной раз свалился в беспамятстве, я вспомнил наше знакомство с Кристиной, вот только отчего-то усомнился в его реальности. Ведь сам момент аварии я так не увидел, а значит и верить тому, что родилось в моей голове за пару секунд забвенья на арене, не стоило. Я встретил ее, Алика, Стаса, но кто мог дать гарантию, что все эти люди вошли в мою жизнь, а не только в мою голову? Я уже пару раз встречался со своим мертвым дядькой, мало того, я беседовал с ним, да что уж там, пил пиво, как будто он и не умер в ту злополучную для нашей семьи ночь. И это показалось куда правдивее, чем прочие пересечения с людьми, которых я едва знал. Теперь я сомневался, где кончалась фантазия и начиналась явь. И потому, необходимо было разобраться со всей творящейся в моей жизни ерундой, чтобы не пропасть в омуте безумия. И сделать это, я обязан был непременно сам. Без помощи моего отца, у которого сейчас имелись совсем иные заботы.

У меня в скором времени должен был родиться брат или сестра, и это заполняло всю жизнь отца. Он не отходил от матери ни на шаг. И с одной стороны, я радовался, что в кое-то веки мог вздохнуть свободно от его нескончаемой опеки. Однако я так привык чувствовать своего старика рядом, хоть и таким странным образом, что немного приуныл, понимая, разгребать большой и сложный завал придется самостоятельно. Да и не уверен, что такое под силу бы оказалось даже моему отцу.

Вместе со мной в теплое и уютное кафе, в стиле жаркой Африки, ворвался холод. Ни один из посетителей не обратил внимания на хмурого бледного парня, озирающегося по сторонам и не спешившего проходить в зал «Льва», а вот зоркий бармен сразу приметил:

– Эй, Кир! Неужели ли это ты? – мой лучший друг Павел Луцев стоял за барной стойкой с полотенцем на плече и сиял как начищенный до блеска бокал для шампанского.

– Луц? Что ты здесь делаешь? – спросил я удивленно, направившись к другу.

– Давненько тебя не было слышно. Пропал совсем. Ни звонил, ни писал. Я вот за это время и на работу успел устроиться. Ты как сам?

Раньше мы виделись с Пашкой чуть ли не каждый день, а сейчас даже не звонили друг другу, и естественно, в большей степени по моей вине. Однако я обязан был отдать должное другу, не возжелавшему упрекнуть за подобный эгоизм. Ведь, в конце концов, истинная дружба измеряется не количеством выпитого вместе праздного алкоголя или извечным присутствием рядом, а пониманием и надежностью, на которые сможешь рассчитывать в случае чего, и которые сможешь дать сам, невзирая на свои собственные проблемы.

Я расстегнул свою куртку и присел на высокий барный стул.

– У меня тоже много чего произошло. Правда, это долгая история. Не хочу тебя грузить. Лучше расскажи о себе. Как так получилось, что судьба поставила лучшего барабанщика, которого знаю за барную стойку. Я думал уйти в такой творческий застой только в моем стиле.

Луц немного смутился и начал полировать стойку повидавшим виды полотенцем:

– Я всегда буду предан музыке, но как не крути, одной ей сыт не будешь.

– Что верно, то верно, брат, мне это знакомо как никому, – с Пашкой мы дружили с самого детства, даже первые татуировки сделали вместе, и уж кто как не он знал, о моих трудных отношениях с семьей, и о том, как я барахтаюсь в этой жизни в одиночку, не рассчитывая на деньги отца.

– Но я не бросаю репетиции, – воодушевился внезапно друг. – Всю нашу программу проигрываю от и до.

– Наша программа оказалась в итоге полным отстоем, пора похоронить ее вместе с группой. Нужно двигаться дальше.

– Не верю своим ушам, неужели ты говоришь о новом проекте?

– Ну, все может быть. Я ничего не исключаю, – мне захотелось поддержать друга, пусть даже одними словами, ведь иногда их бывает достаточно, тем более ничего конкретного я ему не обещал. Я не имел права тешить его простыми иллюзиями, и я такого не допустил. Но в какой-то момент, может даже в этот самый я ощутил дикую тоску по музыке, по гитаре, которая так давно пылилась дома без дела.

– То, что мы играли невозможно выносить на публику. И знаешь, Фил правильно сделал, уволив меня из собственной группы, если бы он не решился на это, думаю, я бы ушел сам.

– Фил придурок, и ты это прекрасно знаешь.

– Да, и, тем не менее, такие как он иногда выдают разумные вещи.

Луц рассмеялся, а вместе с ним и я. Мне вдруг стало легко, как не было уже давненько. Когда-то я и не пытался притормозить на повороте, проскакивая очередной вираж. Не пытался призадуматься, пораскинуть мозгами. Авария дала мне этот шанс. Теперь я хотел не просто опьянеть, набравшись дешевого портвейна, я хотел почувствовать вкус дорого вина.

– Пива? – будто бы продолжая мою скоротечную мысль, объявил Пашка.

– Лучше ничего, – торопливо изрек я. Моя аллегория с алкоголем, выглядела вполне себе красноречивой, вот только напиваться по-настоящему совсем не хотелось. Последнее время, когда я брался за бутылку, поблизости обязательно маячил мой дядька, а потрясений пока не хотелось. Уж слишком многое виделось под градусным дурманом.

Друг отвлекся на других клиентов, и я решил не тратить это время даром, а начать искать… Искать ответы на свои бесконечные вопросы, в коих зарылся уже по самое не могу. Пока я ждал, что за меня это сделает кто-то другой, принесет готовенькое на блюдечке, я упускал очень важную вещь. Все нужное под боком. Необходимо лишь отрыть искомое из-под толстого слоя обыденности. Самый яркий и крупный алмаз извлекается из обычного серого камня.

Я подошел к столику, за которым сидел с Кристиной несколько месяцев назад. Ощущение возникло довольно необычное. Будто я приблизился к жертвеннику, забравшему часть моего «Я», клочок души, обреченной пасть ниц перед чарами женщины. В силу лишь какого-то сиюминутного притяжения, необъяснимой привязанности. Странно. Я тосковал по чему-то все это время, и даже не осознавал по чему. И теперь я понимал насколько сильно и искренне проявление моих чувств. Погрузившись в совершеннейший вакуум, изоляцию от воспоминаний, мои эмоции оказались стерильными, и я не понимал их природы. Сейчас же, когда появилась возможность их привязать к кому-то, все словно встало на свои места. Медленно, вкрадчиво и с надрывом я познавал истоки собственных перемен.

Я осторожно присел за столик, стараясь подавить в себе беспокойство о том, что все вокруг может рассыпаться в любую минуту, обращаясь приятной, и все же хрупкой иллюзией. Я протянул руку к уродливой нише, изо-всех сил старавшуюся быть частью интерьера. Я не ожидал его там найти, но блокнот лежал на своем давно отвоеванном месте. Кажется, кроме меня до него никому не было дела, даже его хозяйке. Я открыл блокнот. Толстый кожаный переплет приятно хрустнул. Желтые листы его нутра почти все были усыпаны самыми разнообразными рисунками. Я перелистывал их один за другим, пока, наконец, не добрался до тех самых, с которых и началось мое знакомство с этим маленьким и таким объемным миром прелестной девушки с красивыми медовыми волосами. Пухлая девчушка все так же посиживала за плетеным столиком, и, покачивая ногами, уплетала мороженое. Я готов был поклясться, и она, и оживленная улица за окном на страницах блокнота выглядели абсолютно реалистичными, даром, что едва уловимое движение исходило от черно белых контуров.

Я коротко вздохнул, и захлопнул книжонку. Она выглядела самой настоящей осязаемой вещью, содержание которой поведало мне о правдивости моего воспоминания, и я поверил. Все было так, как и было. И каждое мое слово, сказанное ей, и ее ответы – все истина.

Распахнув блокнот на последних страницах, я помедлил, и лишь мгновение спустя мои пальцы прошлись по обрывкам желтых листов. Не хватало всего нескольких, и я знал, что изображалось как минимум на двух из них.

Входная дверь «Льва» открылась. Неуверенно, будто таясь, в кафе вошла Кристина. Словно угарным газом мое дыхание перехватило. Я быстрым движением сунул блокнот в нишу, и пересел за стоявший позади стол. Я отвернулся спиной к входу. Теперь я не мог видеть ее, но без сомнения знал, куда девушка направится.

Сердце забухало, стоило услышать приближающиеся легкие шаги. Похоже, Кристина не узнала меня, ведь она быстро присела на то место, где всего пару секунд находился я. Все это говорило о том, что бедняжку занимает нечто невероятно тягостное. Я вжался в свой стул еще сильнее. Всем нутром я ощущал присутствие девушки, а еще чувствовал ее страх.

Сейчас я знал ее не как жену Алика, сейчас я знал ее как девушку, с которой познакомился задолго до его появления в моей жизни. И я вновь захотел увидеть ее лицо, и это желание переполняло настолько, что я совсем не мог, и, в общем-то, не хотел с ним бороться.

– Кристина?! – тихо позвал я. Девушка вздрогнула за моей спиной. Она ничего не ответила. Но красноречивее всех слов оказались рыдания. Негромкие, с надломом, будто на предыдущие ушли все силы. Я вскочил со своего места, и подошел к Кристине. Всхлипывая, она крепко сжимала свой кожаный блокнот.

– Что с тобой? – мои ноги отяжелели и подкосились, я рухнул на стул рядом с девушкой. Она, наконец, подняла на меня свой взгляд.

– Всего этого не должно было произойти. Наша встреча ошибка, а ее продолжение злая ирония судьбы.

– Ты о чем? – непонимающе произнес я.

– Я допускаю случайности, такие, как твое знакомство со мной, но я не верю в совпадения, такие как твое знакомство с Аликом, – слова девушки вогнали меня в ступор. Я не знал, что они могли значить, а выяснять я это не хотел.

Слезы на щеках Кристины высохли, оставляя некрасивые следы. Она поднялась со своего места.

– Постой. Не уходи, – я вскочил как ошпаренный, становясь на пути Кристины. Она подалась назад, словно боясь прикоснуться ко мне. – Что держит тебя на расстоянии от меня так крепко?

Девушка промолчала, и попыталась прорваться сквозь мою преграду.

– Сбегаешь? От себя не убежишь, – я ухватил Кристину за плечо, удерживая ее на месте.

Девушка испуганно посмотрела на меня. Я позволил ей вырваться из крепкого плена, и отойти на несколько шагов назад.

– Я бегу не от себя, от тебя. Помнишь, я говорила, если встретишь меня за пределами кафе – беги. Но теперь не безопасно и здесь. Держись подальше от всех нас.

– Объясни, хоть что-нибудь, – потребовал я.

Кристина отрицательно покачала головой. Она вновь попыталась уйти, и я опять преградил ей путь.

– Просто поверь, – взмолилась девушка. – Просто поверь и отпусти. Все это не закончится добром.

Кристина оглянулась по сторонам как затравленный маленький зверек. Что-то кольнуло внутри меня. Она не просто боялась, она была в панике. И кто знает, сколько отделяет ее от безумия, на почве неимоверного всепоглощающего страха. Осознав это, я будто бы понял, что нужно делать.

***

Тонкое и бледное, как белый фарфор запястье, охваченное лишь мягкой тканью пальто, казалось до неприличия хрупким. И все же я и не думал разжимать своих пальцев, надежно удерживающих его как стальной замок. Кристина, изо всех сил вырывающаяся в начале, в какой-то момент лишь покорно приняла судьбу, и почти уже добровольно следовала за мной вверх по узкой лестнице.

– Куда мы идем? Куда мы… – ее слова поглотил тихий плач.

Я не видел смысла останавливаться на полпути, чтобы попытаться ее утешить. Только осуществив задуманное, я мог объяснить все так, чтобы она поняла.

Оттого что рядом находился заброшенный завод, имеющий неофициальный статус репетиционной базы, пристанищем для многих музыкантов, это недорогое кафе часто пользовалось спросом у таких, как я. Бедных и ищущих приключений бродяг. Поэтому по дороге никто не обратил на нас ни малейшего внимания. Пробирающаяся наверх парочка, едва ли выбивались из колорита местных завсегдатаев, к тому же мы не нарушали чей-то покой.

На втором этаже «Льва» располагались жилые комнаты, которые частенько сдавались за небольшие деньги нуждающимся в ночлеге, или просто перебравшим клиентам, после веселых посиделок. Вот только наш дуэт проигнорировал выход с лестницы на него, как и выход на третий, пустовавший этаж. Мы поднялись на самый верх, где железная дверь, ведущая на крышу, всегда бывала открыта, не став досадным исключением и в этот раз.

Вечер зимой наступал предательски быстро, однако сейчас его темнота оказывалась как нельзя кстати. Она скрывала всякого, кто мог подняться на крышу обычного трехэтажного здания, не в самом престижном и густонаселенном районе города, и это играло на руку мне, и в особенности Кристине, неистово желавшей спрятаться самой и спрятать все свои секреты от чужих глаз.

– Зачем мы сюда поднялись? – хрипло спросила девушка. Ее голос истомившийся плачем внезапно подвел ее. Я, наконец, отпустил ее руку.

– Здесь нас никто не увидит, не услышит. Отсюда есть выход на пожарную лестницу. Если захочешь, то никто и не узнает, как ты покинула кафе, или вообще, что ты была в нем. Все, что скажешь, останется на этой крыше. Я не требую от тебя многого, просто поговори со мной.

Кристина долго на меня смотрела, будто обдумывая услышанные слова. Ее огромные глаза больше не были полны слез, но все еще блестели как два огромных зеленых опала. Я не мог долго выдержать ее взгляда. В попытке добраться до правды, я, кажется, переборщил с методами, и теперь ощущал собственный укор. Я отошел от девушки к самому краю крыши. Высокий бетонный парапет, делал похожим эту часть кровли на огромный балкон.

– Прости меня. Я не должен был так поступать с тобой. Я только хочу знать больше. Ты и Стас все время твердите об опасности, которая может грозить мне, однако так никто и не удосужился объяснить, в чем она заключается. Я не собираюсь лезть в дела Алика, и уж тем более в ваши семейные разборки, но я имею право знать, во что я уже ввязался. Что нужно от меня Алику?

– Видимо то, чего он не смог найти во мне и Стасе. Я не представляю, что привлекло его в тебе, он об этом не расскажет. Но я знаю, что он никогда не мог получить от меня или брата. Понимание. Алик слишком сложен. Не хватит и целой жизни его разгадать, и это создает трудности, неимоверные трудности. Я пыталась, честно, много раз. И каждая такая попытка терпела крах. Мы поженились, когда мне было всего восемнадцать, и я по наивности своей полагала, любовь может все исправить, изменить его. О, как же я ошибалась. Не то это средство. Поменять человека невозможно, пока он сам не увидит в том смысл. Да, Алику это и не нужно. Он такой, какой есть, и не собирается меняться, а вот изменить кого-то, подстроить под себя… в этом весь он. И что хуже всего – Алик безгранично верит в свою правоту, заходя в своих действиях порой слишком далеко.