Текст книги "Сталин. Тайный «Сценарий» начала войны"

Автор книги: Яков Верховский

Соавторы: Валентина Тырмос
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 52 страниц)

До начала операции «Барбаросса» осталось всего трое суток. 18 июня 1941, среда. Берлин

Молотов хотел встретиться с фюрером

Остаются последние дни до начала Русского похода. Сегодня на рассвете в Румынию вылетел генерал-лейтенант Гальдер, чтобы лично ознакомиться с положением дел на границе и убедиться в готовности армии Антонеску к войне.

А между тем в Берлине Геббельс все еще продолжает начатую им в начале июня 1941 г. игру в «Мирные переговоры». Каждый день он подбрасывает прессе новую «утку». То слухи о заключении нового военного пакта Берлин—Москва, то подготовка встречи Гитлера со Сталиным, а то и блестяще срежиссированная комедия с конфискацией газеты «Фёлькишер Беобахтер».

Сегодня мир захлестнула волна новых слухов – Германия планирует созыв мирной конференции, в которой примет участие и Россия.

ИЗ ДНЕВНИКА ГЕББЕЛЬСА

18 июня 1941, среда. …Маскировка от России достигла своей наивысшей точки. Мы настолько захлестнули мир потоком слухов, что уже и сам с трудом ориентируешься. От мира до войны – это такая шкала, из которой каждый может выбирать то, что ему хочется.

Наш новейший трюк: мы планируем созыв большой мирной конференции с участием также и России. Желанная жратва для мировой общественности!

Но некоторые газеты почуяли, что пахнет жареным, и подходят весьма близко к истине… Можно ли еще долго сохранять маскировку против России ? Я в этом сомневаюсь. Во всяком случае, с каждым днем маскировка эта все больше раскрывается.

Мы живем в лихорадочно высоком напряжении. Гроза должна разразиться со дня на день. Хоть бы скорее прошла эта неделя!

Геббельс понимает, что «маскировка раскрывается», вернее раскрыта уже давно. И никакие «утки» уже не имеют значения – реальная обстановка на советско-германской границе доказывает это. И все же…

Есть человек, для которого жизненно важно показать всем, что он верит в эти небылицы, что он не сомневается в «добрых намерениях» Гитлера. И этот человек – вождь Советской России Иосиф Сталин. Он четко ведет свою линию.

Сегодня, 18 июня 1941 г., за трое суток до «внезапного» нападения, Москва предлагает Гитлеру встретиться с Молотовым.

Событие это настолько невероятно, что можно было бы ему не поверить. Если бы…

Если бы этот факт не отметил в своем «Военном дневнике» Гальдер – человек, которого никак нельзя заподозрить в преднамеренном искажении фактов.

Гальдер сделает эту запись только через два дня, 20 июня 1941 г., когда он вернется из своей последней инспекционной поездки. А пока он объезжает северо-восточную границу Румынии и проводит совещание с военным министром Румынии Кристя Пантази и командующим 11-й германской армией Риттером фон Шобертом, принявшим уже, фактически, командование над румынскими войсками.

Гальдер спешит. Закончив свои дела в Румынии, он летит в Венгрию. В Будапеште за три часа, проведенные на военном аэродроме Матьяшфель, генерал успел позавтракать с начальником венгерского генштаба Генрихом Вертом и во время завтрака поразил его своим высказыванием о будущей войне с Россией: «Советская Россия все равно, что оконное стекло; нужно только раз ударить кулаком и все разлетится в куски».

Из Будапешта Гальдер вылетел в Братиславу и в тот же день, 20 июня 1941 г., вернулся в Берлин. Вечером он принял участие в обычном «ситуационном совещании» фюрера, и, по окончании совещания, сделал эту короткую, но такую знаковую, запись в своем дневнике:

«20 июня 1941. Молотов хотел встретиться с фюрером 18 июня».

Эта короткая запись Гальдера красноречиво свидетельствует о том, что в преддверии неотвратимо надвигающейся войны, за трое суток до «внезапного» нападения Германии, Сталин делает еще одну отчаянную попытку отсрочить нападение. Отсрочить назначенное на 22 июня 1941 г. нападение – под любым, самым невероятным, предлогом!

Но было уже слишком поздно! Понял ли Гитлер тактику своего хитроумного противника или не понял, но от встречи с Молотовым он отказался. И повторения «дружеских переговоров ноября 1940 г.», на которых Молотов довел Гитлера до истерики, не произошло.

До «внезапного» нападения осталось всего трое суток. 18 июня 1941, среда. Западная граница

Генерал Копец обещал застрелиться

В то же самое время, когда генерал-полковник Франц Гальдер инспектировал гитлеровские войска на границе, проверяя их готовность к нападению, генерал армии Кирилл Мерецков инспектировал советские войска по другую сторону границы, проверяя их готовность к отражению нападения.

Генерал армии Мерецков, снятый Сталиным с поста начальника Генштаба после Большой военной игры в январе 1941 г., сегодня занимает пост заместителя наркома обороны и отвечает за боевую подготовку Красной армии. С весны этого года по личному распоряжению Сталина Мерецков объезжает приграничные округа. В конце мая 1941 г. он принял участие в боевых учениях Ленинградского военного округа, а затем прибыл в Киевский округ.

Вспоминает маршал Кирилл Мерецков: «…начальник оперативного отдела округа генерал-майор Баграмян доложил мне обстановку. Дело приближалось к войне».

Мерецков поехал во Львов, а оттуда в Одессу и на румынскую границу.

И здесь опытного генерала поразил один неприятный и очень значительный факт – по ту сторону границы Мерецков увидел группу высших офицеров!

Вспоминает Мерецков: «…Смотрим мы на ту сторону, а оттуда на нас смотрит группа военных. Оказалось, что это были немецкие офицеры».

Вернувшись в Москву, Мерецков вместе с Тимошенко был у Сталина и доложил ему обо всем, что видел, слышал и почувствовал на границе. Сталин, по словам Мерецкова, отнесся очень внимательно к его докладу, приказав продолжать инспекцию округов и, в первую очередь, проверить состояние авиации у генерала Павлова.

Мерецков: «Я немедленно вылетел в Западный Особый военный округ. Шло последнее предвоенное воскресенье. Выслушав утром доклады подчиненных, я объявил во второй половине дня тревогу авиации.

Прошел какой-нибудь час, учение было в разгаре, как вдруг на аэродром, где мы находились, приземлился немецкий самолет. Все происходящее на аэродроме стало полем наблюдения для его экипажа.

Не веря своим глазам, я обратился с вопросом к командующему округом Павлову. Тот ответил, что по распоряжению начальника гражданской авиации СССР на этом аэродроме велено принимать немецкие пассажирские самолеты.

Это меня возмутило. Я приказал подготовить телеграмму на имя Сталина о неправильных действиях гражданского начальства и крепко поругал Павлова за то, что он о подобных распоряжениях не информировал наркома обороны.

Затем я обратился к начальнику авиации округа Герою Советского Союза Копецу: «Что же это у вас творится? Если начнется война и авиация округа не сумеет выйти из-под удара противника, что тогда будете делать?» Конец совершенно спокойно ответил: «Тогда буду стреляться!»

Настанет день, и участник войны в Испании, Герой Советского Союза генерал-майор авиации Иван Копец исполнит свое намерение.

22 июня 1941 г., на рассвете, за несколько минут до «внезапного» нападения Германии, генерал Копец отдал самочинный приказ поднять в воздух всю авиацию округа и, одновременно, сообщил о своем приказе в Москву. Москва ответила: «Немедленно дать отбой, иначе это спровоцирует Германию на войну, и вы ответите головой!»

Копец вынужден был подчиниться. Успевшие уже взлететь самолеты приземлились, и… в то же самое время над аэродромом появились черные кресты люфтваффе.

После гибели авиации округа на второй день войны Иван Копец, как и «обещал» Мерецкову, пустил себе пулю в висок. Если бы он этого не сделал, его наверняка постигла бы участь командующего авиацией Киевского округа генерала Птухина, который уже 27 июня 1941 г. был арестован и расстрелян.

Но тогда, в последние предвоенные дни, генерал армии Кирилл Мерецков вернулся в Москву и доложил наркому обороны о вопиющей реальности – германским пассажирским самолетам предоставлено право приземляться на советские военные аэродромы!

Тимошенко тут же, при Мерецкове, позвонил Сталину и немедленно выехал в Кремль для личного доклада. Доклад Тимошенко, вряд ли мог удивить Сталина, а вот реакция Сталина наэтот доклад поразила и Тимошенко, и Мерецкова. По воспоминаниям Мерецкова, «было приказано по-прежнему на границе порядков не изменять, чтобы не спровоцировать немцев на выступление».

До начала операции «Барбаросса» осталось всего трое суток. 18 июня 1941, среда. Румыния

«Румынское орудие уничтожения» готово к убийствам

Сегодня, когда специально прибывший из Берлина эмиссар Гитлера Гальдер завершил проверку готовности Румынии к военному походу против России, Антонеску практически уже закончил подготовку и ко второй части операции – «походу на уничтожение».

И точно так же, как гитлеровская война против России будет особой войной, сопровождающейся запланированным заранее массовым убийством гражданского населения, война его союзника Антонеску зальет оккупированные им территории кровью женщин и детей.

В Румынии, как и в Германии, для осуществления целей «похода на уничтожение» было создано специальное «орудие уничтожения», и это чудовищное оружие не только выполнит возложенную на него задачу, но по кровавой жестокости еще и превзойдет германское.

«Румынское орудие уничтожения» включало два специализированных подразделения профессиональных убийц – Оперативный эшелон SSI и особый Жандармский легион. Но, в дополнение к ним, немалая роль в уничтожении гражданского населения отводилась и румынской армии.

Оперативный эшелонSSI

Оперативный эшелон был практически уменьшенным аналогом германских Эйнзатцгруппе СС и имел ту же задачу – очистку занятых территорий от «иудо-большевиков». И точно так же как Эйнзатцгруппе СС были сформированы в рамках РСХА, Оперативный эшелон был сформирован в рамках румынской Секретной службы безопасности.

Румынская служба безопасности – сигуранца многие годы считалась одной из самых зловещих секретных служб мира. Своей печальной славой она была обязана ее создателю и главе генералу Михаилу Морузову.

Потомок запорожских казаков Морузов еще во время Первой мировой войны подвизался в сомнительной роли агента румынской разведки, а затем, сделав головокружительную карьеру, в 1924 г. организовал сигуранцу. Морузов поддерживал тесные профессиональные и дружеские связи с главами многих секретных служб и, в частности, со своим коллегой шефом абвера адмиралом Канарисом. Одна из секретных встреч двух шпионов произошла в сентябре 1940 г. в Венеции, во Дворце дожей, где состоялся тот самый, ставший известным, разговор о «Красной собаке» Антонеску. Морузов тогда откровенно и весьма непочтительно высказался об Антонеску, рассказав Канарису, как он однажды, по приказу короля Кароля II, должен был даже арестовать генерала. Канарис пытался уговорить коллегу учесть изменившуюся ситуацию и не возвращаться в Румынию, но Морузов пренебрег советом, считая, что Антонеску – «этот маленький напыщенный человечек» – не сможет причинить вреда всесильному главе сигуранцы.

Морузов просчитался. По возвращении в Бухарест, по приказу «этого маленького напыщенного человечка», всесильный глава сигуранцы был арестован и заключен в известную политическими убийствами тюрьму «Жилава». Надо отдать должное Канарису – он пытался спасти друга. 8 сентября 1940 г. адмирал специально летал в Бухарест и просил Антонеску пощадить Морузова. «Красная собака» обещал, но, по обыкновению, не сдержал слова. Морузов был расстрелян.

По официальному обвинению глава сигуранцы многие годы являлся штатным сотрудником советской разведки, что, принимая во внимание русские корни Морузова, могло быть и правдой.

После ареста Морузова, пост главы сигуранцы занял Эужен Кристеску – профессиональный убийца, человек такой бесчеловечной жестокости, которая затмевала даже печально известную жестокость Михаила Морузова. Кристеску служил под началом Морузова в сигуранце и, одновременно с этим, являлся секретным агентом действующей в Бухаресте полуподпольной ветви гестапо, в распоряжении которой были неограниченные деньги, склады оружия и даже целая армия, организованная из румынских граждан немецкого происхождения. Гестапо вмешивалось во все сферы жизни Румынского государства и старалось везде насаждать своих ставленников. И было вполне естественно, что после убийства Морузова, главой сигуранцы стал Кристеску. В этом же 1940 г. румынская секретная служба безопасности получила свое новое имя «Специальная служба информации – SSI», от чего ее зловещее содержание не только не изменилось, но стало еще ужасней.

В рамках SS1 и был организован Оперативный эшелон. Организацией Эшелона занимался лично Кристеску с помощью «специалиста по еврейскому вопросу» гауптштурмфюрера СС Густова Рихтера, который специально для этой цели был переведен в апреле 1941 г. из Парижа в Бухарест. Сегодня организация Оперативного эшелона завершена. Формальным его командующим считается сам генерал Кристеску, а непосредственное руководство убийцами осуществляет полковник Михаил Ион Лисевич. Помощниками Лисе-вича назначены родственники Кристеску – брат и племянник Эу-жена лейтенант в отставке Георге Кристеску и офицер полиции Георге Гуцэ.

Жандармский легион

Румынский Оперативный эшелон включал всего 160 убийц и нельзя было рассчитывать, что он сможет выполнить «очистку» огромной территории, которая должна быть захвачена румынами в ходе операции «Барбаросса». Эшелон, точно так же как и Эйн-затцгруппе, должен был, входя вслед за армией в захваченные города и села, осуществлять только первые акции убийства коммунистов и евреев и, не закончив «очистку», продвигаться дальше вслед за армией. Окончательная «очистка» должна была стать задачей жандармов. Не так давно Антонеску приказал своему министру внутренних дел генералу Думитру Попеску восстановить тот самый Жандармский легион, который действовал на территории Бессарабии, а после ее потери в 1940 г., был распущен.

ИЗ ПОКАЗАНИЙ МАРШАЛА ИОНА АНТОНЕСКУ Документ СССР – 153, Нюрнберг, 1946

Когда все необходимые приказы по армии были отданы, я в мае и в июне месяцах 1941 г. провел совещание с каждым из своих министров, которых также поставил в известность о моем и Гитлера решении напасть на Советский Союз, и каждому из них дал соответствующие указания … Тогда же я вызвал к себе министра внутренних дел генерала Попеску, которому поручил заняться формированием специальных жандармских частей, выделяемых в распоряжение гражданских административных органов, которые должны были действовать на оккупированной советской территории-После вторжения на советскую территорию румынские войска, находившиеся под моим главным командованием, оказали немцам большую помощь, в связи с чем Гитлер прислал на мое имя письмо с выражением благодарности мне и румынской армии. Показания написаны мною собственноручно.

Маршал Антонеску

«Жандармский легион» будет находиться в ведении главного инспектора жандармерии генерала Константина Пики Василиу. Подчиняясь формально гражданской администрации оккупированных территорий, подразделения легиона будут заниматься поимкой дезертиров, охотой за партизанами, арестами людей нелояльных к властям, а также, и это в первую очередь, полной «очисткой» территории от евреев, оставшихся в живых после экзекуций, учиненных убийцами Оперативного эшелона SSI.

Для усиления эффективности действий легиона, он был укомплектован жандармами, имеющими опыт убийств в Бессарабии, и пополнен молодыми солдатами-призывниками, прошедшими специальную ускоренную подготовку. Именно эти молодые солдаты в возрасте 18—20 лет будут проявлять особую варварскую жестокость в убийстве людей.

Готовык убийствам!

Массовые убийства еврейского населения, совершенные румынскими варварами на оккупированных ими территориях, не были спонтанными.

Эти варварские убийства, так же как и уничтожение евреев, осуществленное германскими убийцами, были хладнокровно обдуманы и запланированы. И так же как и германские солдаты, отправляясь в Польшу, хорошо знали, что они «едут бить жидов» и писали эту гнусность на вагонах поездов, солдаты румынской армии прекрасно знали, что они будут делать «на Востоке».

Сегодня, 18 июня 1941 г., «Румынское орудие уничтожения» уже сформировано и готово к будущим убийствам. Еще не наступил рассвет, когда Оперативный эшелон SSI, во главе с генералом Эуженом Кристеску, выступил в свой кровавый поход – на север, в Пьятро-Нямц, а оттуда в Яссы. Здесь, на румынской земле, в Яссах, убийцы получат свое первое «боевое крещение» – вместе с германскими убийцами из Эйнзатцгруппе «D» они будут уничтожать беззащитных женщин и детей.

Сегодня в нескольких городках и местечках на восточной границе Румынии проходит последний инструктаж командиров жандармских подразделений. В местечке Роман, для трех жандармских подразделений – Оргеевского, Лепушанского и Бельцского – инструктаж проводит сам генерал Василиу. Атмосфера торжественная. Жандармы, построенные в каре, затаив дыхание, слушают указ генерала Антонеску, разъясняющий принципы «очистки освобожденных румынских территорий от евреев». Указ предписывает: «В сельских районах – немедленно уничтожить всех евреев, безразличия пола и возраста. В городах – заключить евреев в гетто. „Подозрительных лиц“, партийных работников и тех, кто занимал ответственные посты при Советской власти, – арестовать».

Указ Антонеску был воспринят жандармами как миссия, которую им предстоит выполнить в интересах Великой Румынии. И, во имя Великой Румынии, жандармы будут убивать. Убивать с удовольствием. Убивать жестоко и безжалостно, так же жестоко и безжалостно, как и убийцы из Оперативного эшелона, так же жестоко и безжалостно, как и убийцы из гитлеровских Эйнзатцгруппе СС.

До «внезапного» нападения осталось всего трое суток. 18 июня 1941, среда. Москва

Почему Сталин не перешел Рубикон?

Поздним вечером Тимошенко и Жуков снова прибыли в Кремль. Сообщения о приближающемся нападении Германии стали в последние дни уже обычным явлением, но сегодня к ним, добавилось еще одно, особое чрезвычайное происшествие на границе. Перед рассветом на границе Киевского округа, на участке, занимаемом 15-м стрелковым корпусом 5-й армии, появился немецкий перебежчик. И, несмотря на то, что в последнее время пограничники почти ежедневно задерживали перебежчиков, рассказ этого немца поразил всех – перебежчик уверенно называл день и час нападения: «22 июня —в 4 утра».

Немец был срочно доставлен в Ковель – в штаб командира 15-го стрелкового корпуса полковника Ивана Федюнинского и допрошен самим Федюнинским. Перебежчик рассказал: «Я был пьян, ударил офицера, мне грозит военно-полевой суд и, скорее всего, расстрел. Вынужден был бежать. Через три дня – 22 июня в 4 часа утра – наша армия начнет кампанию против России».

Рассказ солдата, утверждавшего, что он, к тому же, сын коммуниста, показался Федюнинскому правдивым. Обеспокоенный командир 15-го стрелкового корпуса тут же позвонил командующему 5-й армией генерал-майору Михаилу Потапову и доложил о ЧП. Потапов, обеспокоенный не меньше Федюнинского, вынужден был ответить ему так, как было предписано «свыше» отвечать в эти дни: «Это провокация! Нет необходимости из-за каждой глупости поднимать панику».

Панику не поднимали… И все же генерал-майор Потапов немедленно доложил о ЧП командующему округом Кирпоносу.

Генерал Кирпонос, также уже не первый день встревоженный очевидной угрозой нападения и даже «самочинно» отдавший приказ занять предполье, доложил о ЧП в Москву. А вечером, в 20.25, Тимошенко и Жуков уже были у Сталина.

В эти дни каждое происшествие, связанное с ожидаемым нападением, немедленно докладывалось Сталину. Разговор со Сталиным в этот вечер был не из легких. Военачальники пробыли в кабинете Сталина более четырех часов, до половины первого ночи. Речь шла о необходимости ввести в действие ПЛАН ПРИКРЫТИЯ-41. Это был уже не первый разговор на эту жизненно важную тему. Впервые Тимошенко и Жуков затронули вопрос о ПЛАНЕ ПРИКРЫТИЯ в конце мая 1941 г., мотивируя это тем, что германские самолеты стали часто нарушать воздушное пространство страны, явно ведя разведку местности в преддверии войны. Тогда, в мае 1941 г., военачальники были поражены «непонятной доверчивостью» Сталина, который отклонил их требование о введении в действие ПЛАНА ПРИКРЫТИЯ и дал еще совершенно невероятное указание – позволить гитлеровцам проводить «розыск могил немецких солдат на советской территории», или, другими словами, кроме воздушной разведки, вести еще и наземную.

Вторично нарком обороны просил вождя дать разрешение на развертывание первых эшелонов по ПЛАНУ ПРИКРЫТИЯ на прошлой неделе, в пятницу, 13 июня 1941 г. В тот раз разговор между ними происходил по телефону, так как Сталин, занятый составлением «Сообщения ТАСС», в этот день никого не принимал. Но и тогда, 13 июня 1941 г., когда до «внезапного» нападения оставалось всего 8 дней, Сталин не согласился ввести в действие ПЛАН ПРИКРЫТИЯ и, на настойчивую просьбу наркома, ответил: «Сейчас этого делать не следует». После того, памятного для Жукова телефонного разговора, прошло пять дней, и ситуация на границах стала по-настоящему угрожающей. Сегодня, ни для кого уже, ни в Кремле, ни в Генеральном штабе, не было секретом, что «внезапное» нападение произойдет в ночь с субботы на воскресенье, 22 июня 1941 г., между двумя и четырьмя часами утра.

Эту дату и этот час называли многие, начиная от Рихарда Зорге и кончая немецким перебежчиком. Да и факты не оставляли места длясомнений – сосредоточение германских войск на советских границах было завершено, а 22 июня было, фактически, последним днем этого, 1941 г., когда нападение еще возможно было осуществить, не рискуя быть застигнутым русской зимой. Вероятность того, что Германия начнет войну именно 22 июня, усиливалась еще и тем, что эта дата приходилась на воскресенье – день, который обычно использовал Гитлер для нападения на свои жертвы. Все эти соображения и высказали сегодня Сталину военачальники, подкрепив свои доводы целой пачкой агентурных донесений военной разведки Генштаба Красной армии.

Трудно отделаться от мысли, что эта пачка донесений военной разведки, по своему содержанию, была идентична другой, не менее толстой пачке донесений, полученной Сталиным вчера, 17 июня 1941 г., от внешней разведки НКВД. Вчера донесения внешней разведки, сведенные в «Календарь сообщений», вызвали у Сталина настоящий взрыв гнева и, не найдя лучших аргументов для объяснения своих действий в преддверии надвигавшейся опасности, он разразился «матом» и наложил «матерную» резолюцию на представленные ему документы. Сегодня Сталин лучше владел собой и, выслушав военачальников, он лишь грубо высказался в адрес Зорге, повторившего уже надоевшую ему дату – 22июня 1941 г. В эти последние дни лексикон Сталина больше обычного изобиловал «матерщиной». Вспоминает Тимошенко: «В июне 1941 г., буквально за несколько дней до фашистского нападения, когда сообщения по разным каналам о готовящейся агрессии против СССР стали очень тревожными, мне удалось добиться у Сталина согласия принять меня вместе с начальником Генштаба генералом Жуковым. Обычно Хозяин, хорошо знавший мой прямой характер, предпочитал принимать меня с глазу на глаз. Мы вручили Сталину большую пачку последних донесений наших военных разведчиков, дипломатов, немецких друзей – антифашистов и других, убедительно свидетельствовавших о том, что каждый день следует ожидать разрыва Гитлером Пакта о ненападении и вторжения врага на советскую землю.

Прохаживаясь мимо нас, Сталин бегло пролистал полученные материалы, а затем небрежно бросил их на стол (они рассыпались веером), со словами: «А у меня есть другие документы». Достает и показывает пачку бумаг, по содержанию почти идентичных нашим, но испещренных резолюциями начальника военной разведки генерал-лейтенанта Голикова. Зная мнение Сталина, что в ближайшие месяцы войны не будет и стремясь угодить ему, Голиков начисто отметал правдивость и достоверность всех донесений.

«Более того, – продолжал Сталин, – нашелся один наш… (тут Хозяин употребил нецензурное слово), который в Японии уже обзавелся заводиками и публичными домами. Так он соизволил сообщить даже дату германского нападения – 22 июня. Прикажете и ему верить ?» Так ничем и закончился наш визит к Сталину».

В ответ на представленные наркомом агентурные сводки, которые, бегло просмотрев, Сталин с такой злобой швырнул на стол, что они рассыпались веером, он показал военачальникам «другую пачку бумаг».

Эта «другая пачка бумаг» удивляет! Ведь те, и «другие бумаги», были, фактически, одними и теми же!

И те, и «другие бумаги», были получены из одного и того же источника, от того же начальника военной разведки генерал-лейтенанта Голикова, подчиненного непосредственно начальнику Генштаба Жукову и наркому обороны Тимошенко. А все известные донесения Голикова, с резолюциями и без них, были адресованы не только Сталину, но и, одновременно, Тимошенко и Жукову!

Между тем, Тимошенко продолжал свои попытки убедить Сталина в необходимости ввести в действие ПЛАН ПРИКРЫТИЯ. Нарком обороны был уверен, что, если во время предыдущих разговоров со Сталиным, в конце мая и в средине июня 1941 г., он имел еще возможность «оттягивать» принятие этих мер, то сегодня, за 2—3 дня до нападения, этой возможности уже просто не существует.

Следует немедленно дать приказ о развертывании первых эшелонов по ПЛАНАМ ПРИКРЫТИЯ, тем более, что, при существующем глубоком эшелонировании войск, в случае «внезапного» нападения Германии, на советских границах нет достаточных сил, чтобы встретить врага – нет сил для прикрытия!!!

Рассказывает маршал Жуков: «На другой день мы были у Сталина и доложили ему о тревожных настроениях и необходимости приведения войск в полную боевую готовность.

«С Германией у нас договор о ненападении, – сказал Сталин. – Германия по уши увязла в войне на Западе, и я верю в то, что Гитлер не рискнет создать для себя Второй фронт, напав на Советский Союз».

Нарком обороны С. К. Тимошенко пробовал возразить: «Ну, а если это все-таки произойдет ? В случае нападения мы не имеем на границах достаточных сил даже для прикрытия. Мы не можем организованно встретить и отразить удар немецких армий. Ведь вам известно, что переброска войск к нашим Западным границам при существующем положении на железных дорогах до крайности затруднена».

Справедливые доводы Тимошенко все-таки вывели Сталина из с трудом сохраняемого равновесия. Диктатор вспылил. И немудрено – введение в действие ПЛАНА ПРИКРЫТИЯ означало объявление мобилизации и немедленное выдвижение войск к границе со всеми вытекающими из этого последствиями.

«Вы что же, предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы оба это или нет?» – вспылил Сталин.

«Нам все это ясно, – продолжал Тимошенко, – но мы отвечаем за готовность войск к обороне».

Затем Сталин все же спросил: «Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?»

Мы доложили, что всего в составе четырех западных приграничных военных округов 1 июля будет 149 дивизий…

«Ну вот, разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск», – сказал Сталин».

Да, дивизий, действительно, несмотря на их неполную укомплектованность, видимо, было достаточно. Но вот дислокация войск вызывала у военачальников тревогу. По свидетельству Жукова, и он, и Тимошенко ушли из Кремля с тяжелым чувством. Оба военачальника понимали, что Сталин пытается «оттянуть» введение в действие ПЛАНА ПРИКРЫТИЯ, и считали, что эта «оттяжка» в существующей ситуации смертельно опасна. Об этой «опасности» через 25 лет после окончания войны, в 1978 г., скажет маршал Александр Василевский: «…причин для того, чтобы добиться оттягивания сроков вступления СССР в войну, имелось достаточно, и жесткая линия Сталина не допускать того, что могла бы использовать Германия как повод для развязывания войны, оправдана историческими интересами социалистической Родины.

Но вина его состоит в том, что он не увидел, не уловил того предела, дальше которого такая политика становилась не только ненужной, но и опасной. Такой предел следовало смело перейти, максимально быстро привести вооруженные силы в полную боевую готовность, осуществить мобилизацию, превратить страну в военный лагерь.

Следовало, тянуть время где-то максимум до июня, но работу, какую можно вести скрытно, выполнить еще раньше.

Доказательств того, что Германия изготовилась для военного нападения на нашу страну, имелось достаточно – в наш век их скрыть трудно. Опасения, что на Западе поднимется шум по поводу якобы агрессивных устремлений СССР, нужно было отбросить.

Мы подошли волей обстоятельств, не зависящих от нас, к Рубикону, и нужно было твердо сделать шаг вперед. Этого требовали интересы нашей Родины».

Маршал Василевский после войны был убежден в том, что опасения быть объявленным агрессором, не стоило принимать в расчет.

Но Сталин тогда, перед войной, в июне 1941 г. считал иначе!