Текст книги "Сталин. Тайный «Сценарий» начала войны"

Автор книги: Яков Верховский

Соавторы: Валентина Тырмос
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 52 страниц)

До «внезапного» нападения осталось всего 5 дней. В ночь с 17 на 18 июня 1941. Москва

Провокация «Глейвице», или «Консервы» а ля «Глейвице»

Было уже далеко за полночь, когда Лаврентий Берия покинул Кремль и направился на Лубянку. Ведь именно здесь, в этом зловещем здании, прославившемся на весь мир под именем «Лубянка», размещалась внешняя разведка НКВД, где под неусыпным оком Берия группа аналитиков майора Журавлева более 10 месяцев накапливала сведения о подготовке Германии к нападению на Россию.

Вернувшись в свою империю, всесильный нарком поднялся на персональном лифте на седьмой этаж и прошел в свой кабинет. Берия все еще не мог оправиться от шока, вызванного той неожиданной сценой, которая произошла сегодня вечером в кабинете Сталина. И дело было совсем не в матерной резолюции, начертанной Диктатором на документе, представленном руководителями внешней разведки. Сталинский «мат» не мог смутить Лаврентия. Сталин часто позволял себе грубый «мат», и не только по отношению к соратникам, но и по отношению к своей, ныне покойной, жене Надежде, и по отношению к сыновьям, и по отношению к дочери Светлане и, даже, что еще ужасней, по отношению к своей матери.

Да и «матерные резолюции» на документах, которые подписывал Сталин, были не так уж редки. Но сегодняшняя резолюция на сообщении внешней разведки была все-таки необычной – она сопровождалась необычным для Сталина взрывом чувств – в гневе Диктатор грязно выругался и буквально швырнул документ в лицо Фитину.

И Фитин, и Меркулов, и даже Берия были поражены и напуганы.

И не мудрено! Вызвать на себя гнев Тирана всегда было равносильно подписанию смертного приговора! Но в чем на этот раз была их вина?

За последние полгода Сталину были представлены десятки сообщений берлинской резидентуры, содержащих информацию, полученную от «Корсиканца» и «Старшины». Не далее как на прошлой неделе, 12 июня 1941 г., в Кремль было направлено агентурное сообщение тех же агентов почти полностью идентичное сообщению, представленному сегодня.

№ 2215/М, 12 июня 1941

Совершенно секретно

«Старшина» сообщает: В руководящих кругах министерства авиации и в штабе авиации утверждают, что вопрос о нападении Германии на Советский Союз окончательно решен. Будут ли предъявлены предварительно какие-либо требования Советскому Союзу – неизвестно, и поэтому следует считаться с возможностью неожиданного удара.

Ни одно из представленных Сталину сообщений берлинской резидентуры, включая вполне конкретное сообщение от 12 июня 1941 г., не вызвало такой неадекватной реакции. Да и не могло вызвать! Сталин прекрасно знал о давних проверенных агентах берлинской резидентуры и никак не мог считать их «дезинформаторами». Руководители внешней разведки недоумевали.

А в то же время сегодняшняя реакция Сталина имела вполне реальные и важные причины – последнее сообщение внешней разведки ставило Сталина в очень трудное положение – заставляло его признать существование опасности, «поверить» в опасность, и действовать соответственно. Сообщение внешней разведки заставляло Сталина дать указание о приведении в действие всего механизма отражения «внезапного» нападения! А вот этого-то Сталин как раз и не хотел делать!

Именно этот непонятный для окружающих отказ «поверить в существование опасности нападения» и действовать соответственно, Сталин пытался скрыть за искусственно дикой вспышкой гнева.

Действительная вспышка гнева Сталина могла закончиться для Фитина, Меркулова и, даже, для Берия расстрелом, но эта, искусственная, к счастью для руководителей разведки, последствий не имела.

После того, как оба Павла – Фитин и Меркулов – поспешно ретировались, Сталин неожиданно быстро успокоился и, задержав Лаврентия, дал ему важнейшее секретное задание.

Это задание прямо противоречило и «матерной резолюции», и «вспышке гнева», и явно свидетельствовало о том, что, с точки зрения Сталина, информация внешней разведки была нисколько не дезинформационной, а, совсем наоборот, вполне достоверной, и до «внезапного» нападения Германии остались считанные дни.

Сверхсрочное и сверхсекретное

Итак, задержав Лаврентия, Сталин дал ему важнейшее секретное задание – в срочном порядке собрать из числа подчиненных ему боевиков особую группу для проведения разведывательно-диверсионных актов во время ожидаемой со дня на день войны с Германией.

Первым заданием этой группы должно было стать противодействие гитлеровским диверсантам, целью которых, будет наверняка, еще до начала войны, осуществление различных провокаций, создающих повод для нападения на Россию и оправдывающих это нападение.

Вернувшись на Лубянку и войдя в свой рабочий кабинет, Берия позволил себе ненадолго расслабиться после нелегкого разговора с вождем, снял пиджак, выпил рюмку коньяку и вызвал к себе человека, больше всех подходившего для выполнения секретной задачи, поставленной Сталиным. Этим человеком был хорошо известный Сталину опытный боевик-ликвидатор полковник Павел Судоплатов. Это Павел Судоплатов, по приказу Сталина, в 1938 г., в роттердамском ресторане «Атланта» ликвидировал руководителя ОУН Евгения Коновальца. Это Павел Судоплатов, по приказу Сталина, в 1940 г. возглавил операцию «Утка», целью которой было уничтожение Льва Троцкого. И сегодня Сталину снова понадобился талант этого профессионального боевика.

Вспоминает генерал Павел Судоплатов:

«Втот день, когда Фитин вернулся из Кремля, Берия, вызвав меня к себе, отдал приказ об организации особой группы из числа сотрудников разведки… Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны.

В данный момент нашим первым заданием было создание ударной группы из числа опытных диверсантов, способных противостоять любой попытке использовать провокационные инциденты на границе как предлог для начала войны. Берия подчеркнул, что наша задача – не дать немецким провокаторам возможности провести акции, подобные той, что была организована против Польши в 1939 г., когда они захватили радиостанцию в Глейвице на территории Германии…»

Удивительно, но в разговоре с Судоплатовым Берия упомянул провокацию «Глейвице»! Многие годы считалось, что мировая общественность узнала правду о «Глейвице» только после окончания войны, в 1946 г., на Нюрнбергском процессе из показаний полковника Эрвина фон Лахузена. Но, как оказывается по свидетельству Судоплатова, Берия, да и он сам, прекрасно знали о том, что в Глейвице Гитлер осуществил провокацию уже в ию-не1941 г.!

Знал правду о «Глейвице» и Сталин – ведь именно Сталин несколько часов назад, давая приказ Лаврентию, упомянул о «Глейвице»!

Операция «Глейвице»

Идея операции «Глейвице» была предложена самим Гитлером.

Гитлер, талантливый мастер провокаций, нападая на очередную страну, всегда ухитрялся представить дело так, как будто бы нападение является только реакцией на угрозу со стороны противника. Перед агрессией против Польши пропаганда доктора Геббельса в течение нескольких месяцев трубила о «польском терроре по отношению к немецкому населению Польши» и о «бессовестном нарушении германской границы польскими войсками». Однако непосредственным поводом для вторжения послужила инсценировка нападения поляков на Германию.

По плану инсценировки эсэсовцы, переодетые в форму польской армии, должны были захватить небольшую немецкую радиостанцию, расположенную вблизи польско-германской границы, северо-западнее городка Глейвице, создав впечатление, что радиостанцию захватили поляки. В то же время отряды абвера, также переодетые в польскую военную форму, должны были совершить несколько нападений на германские пограничные посты.

Но самой главной частью дьявольской идеи Бесноватого была, конечно, кровь! Самая настоящая человеческая кровь!

Для того чтобы инсценировка нападения на радиостанцию была правдоподобна, она должна была сопровождаться реальными жертвами. Именно жертвы – изрешеченные пулями трупы людей – должны были, по замыслу Гитлера, убедить приглашенных «на поле боя в Глейвице» иностранных корреспондентов в том, что агрессором является Польша, а Германия – жертва этой вероломной агрессии.

Разработкой плана операции занимался Рейнхард Гейдрих и его подручный —шеф гестапо Мюллер. Ав качестве главного исполнителя операции был выбран некий Альфред Науджок.

Штурмбаннфюрер СС Атьфред Хельмут Науджок идеально подходил для задуманной Гитлером инсценировки. Несмотря на свою молодость, Науджок уже много лет был боевиком СД. Так, еще в 1935г. 23-летний убийца выследил и убил Рудольфа Формиса. Сотрудник штутгартского радио Формис, инженер по специальности, после прихода к власти Гитлера, бежал в Чехословакию и, скрываясь в горах под Прагой, с помощью сконструированного имсамим радиопередатчика вел антигитлеровскую пропаганду.

По личному приказу Гитлера, Науджок застрелил Формиса в ресторане «Сагорши».

Но в августе 1939 г. Альфреду Науджоку предстояло выполнить особое поручение фюрера. Это было уже не простое убийство какого-то политического эмигранта, а настоящее «театральное представление» под названием «Внезапное и вероломное нападение поляков на немецкую радиостанцию в Глейвице». В этом невероятном «представлении» было много участников – «артистов», наряженных в «театральные костюмы», была и необходимая «театральная бутафория». Костюмы и бутафорию – оружие, удостоверения личности и другие атрибуты, необходимые для инсценировки, подготовил и представил в распоряжение гестапо адмирал Вильгельм Канарис. «Артисты» должны были действовать по заранее подготовленному сценарию, а один из них даже должен был произнести заранее подготовленный текст – обращение по радио на польском языке.

И лишь одним это представление отличалось от театрального – по окончании представления «на сцене» должны были остаться трупы «артистов». Эти трупы людей, которые и после смерти должны были продолжать «играть» нападавших на радиостанцию поляков, гитлеровские палачи называли «консервами».

ИЗ СВИДЕТЕЛЬСКИХ ПОКАЗАНИЙ НАУДЖОКА

20 ноября 1945

Я, Альфред Хельмут Науджок, даю под присягой следующее показание: …примерно 10 августа 1939 г. начальник полиции безопасности Гейдрих приказал мне лично инсценировать покушение на радиостанцию в Глейвице, близ польской границы, и придать этому делу такой вид, будто нападение произведено поляками.

Гейдрих сказал: «Фактическое доказательство польского нападения необходимо для иностранной прессы и для немецкой пропаганды».

Мне приказали ехать с пятью другими сотрудниками СД в Глейвице, по условному сигналу Гейдриха захватить радиостанцию и удерживать ее некоторое время с тем, чтобы дать возможность передать речь на польском языке. Такой человек был предоставлен в мое распоряжение».

Альфред Науджок, сдавшийся в плен союзникам в октябре 1944 г. и заключенный в лагерь для интернированных лиц, рассказал американским следователям о залитых кровью «консервах», которые «подготовил» шеф гестапо Мюллер и которые должны были быть оставлены «на поле боя» у радиостанции: «Мюллер сказал, что в его распоряжении имеется 12 или 13 осужденных преступников, на которб1Х должны были надеть польские мундиры и трупы которых должны были быть оставлены на месте происшествия, для того, чтобы можно было показать, что эти люди были убиты якобы во время нападения… Условное название, которое он дал этим преступникам, было – „консервы“.

И вот, наконец, наступил решающий день 31 августа 1939 г.

Свидетельствует Науджок: «Происшествие в Глейвице, в котором я принимал участие, было осуществлено накануне нападения Германии на Польшу …В полдень 31 августа я получил от Гейдриха по телефону условный сигнал, что нападение на радиостанцию должно состояться в этот день в 8 часов вечера.

Гейдрих сказал: «Для выполнения этого задания обратитесь к Мюллеру за „консервами "».

«Консервы» были получены, и операция «Глейвице» выполнена.

В тот же день германское радио оповестило мир: «Сегодня, около 8 часов вечера, поляки напали и захватили радиостанцию в Глейвице. Со стороны захватчиков есть убитые…»

На самом деле, все «захватчики» были убиты. Науджок уничтожил их всех – и заключенных, названных «консервами», и участвовавших в операции немцев-эсэсовцев.

Так Адольф Гитлер срежиссировал предлог для начала Мировой войны.

В первый же день этой войны, пасмурным утром, 1 сентября 1939 г., когда германские бомбы уже падали на беззащитные польские города, а войска вермахта продвигались вглубь Польши, Гитлер произнес свою знаменитую речь в зале «Кролль-Опера» и обвинил в развязывании войны… Польшу: «Прошедшей ночью польские солдаты учинили стрельбу по нашей территории. До 5 часов 45 минут утра мы отвечали огнем, теперь бомбам мы противопоставляем бомбы…

Я не прошу ни от одного немца делать больше того, к чему мы готовились все эти четыре года. С настоящего момента – я первый солдат германского рейха!»

Газеты всего мира широко освещали «инцидент в Глейвице». А иностранные корреспонденты имели возможность собственными глазами увидеть «доказательства» нападения поляков – лужи крови и трупы людей, одетых в польские военные мундиры.

«Консервы» а ля «Глейвице»

Вот о какой ПРОВОКАЦИИ говорил в эту ночь на Лубянке Лаврентий Берия с Павлом Судоплатовым. Не дать возможности гитлеровцам организовать провокацию, в результате которой Россию можно будет обвинить в нападении на Германию! Это приказ Сталина!

На этот раз гитлеровская ПРОВОКАЦИЯ не пройдет! На этот раз весь мир должен будет убедиться в том, что жертвой агрессии является Россия.

И если для этой цели придется предъявить иностранным корреспондентам окровавленные «консервы», то Сталин сможет сделать это не хуже Гитлера. По части «изготовления консервов» ни один самый жестокий Тиран не может сравниться с Иосифом Сталиным!

От этих «сталинских консервов» до сих пор содрогается мир, все еще не распознавший в них «консервы» а ля «Глейвице».

До «внезапного» нападения осталось всего трое суток. 18 июня 1941, вторник. Москва

Оперативность поражает!

По указанию Гитлера, данному им еще 10 июня 1941 г., окончательное решение о сроке нападения должно было быть принято 18 июня 1941 г.

Прошла неделя… Наступило 18 июня 1941 г. Приказа о переносе срока нападения не последовало. Значит, срок нападения – 22 июня 1941 г. – остался в силе!

И… поражает оперативность! Почти немедленно об этом решении узнала Москва. Информация поступила из Берлина от заговорщиков «Черной Капеллы» в Швейцарию к Рудольфу Рёсслеру, от него – по цепочке к Шандору Радо и… в Москву.

ШИФРОГРАММА ИЗ ШВЕЙЦАРИИ

18 июня 1941, Директору

Нападение Гитлера на Россию назначено на ближайшие дни.

«Дора»

Германское посольство «сматывает удочки»

Статус дипломатических представителей одного государства в дружественном ему другом государстве является своего рода лакмусовой бумажкой, позволяющей оценить степень «дружественности» взаимоотношений между этими государствами. Первым признаком охлаждения обычно бывает отзыв посла – по инициативе своего правительства, или по инициативе правительства государства пребывания как «persona non grata». Отзыв посла еще не означает разрыв дипломатических отношений. Обычно разрыв дипломатических отношений является результатом объявления войны. В тайком случае, по международным соглашениям каждая из воюющих сторон обязана оказать иностранным дипломатам и членам их семей содействие в выезде из своей страны. Однако в реальной жизни дипломаты, обычно прекрасно информированные, стремятся заранее отправить своих жен и детей на родину, а иногда и сами пытаются улепетнуть под любым предлогом – «в отпуск», или «на консультацию с врачом».

Так, буквально с первых дней июня 1941 г. иностранные дипломаты стали покидать Москву. Сотрудники германского и итальянского посольств первыми начали отправлять на родину жен, детей и собак, мотивируя это «началом отпусков». К 10 июня 1941 г. поток отъезжающих заметно усилился, причем ответственные сотрудники германского посольства умудрялись отправлять в Берлин не только семьи, но и все имущество, нажитое за время пребывания в России, включая музейную мебель, ковры, картины и легковые автомашины. Советская контрразведка, естественно, не могла не заметить такого важного «признака» приближающегося «внезапного» нападения.

И сегодня, 18 июня 1941 г., в Кремль была направлена особая записка, содержащая подробный календарь поспешных отъездов дипломатов, с указанием фамилий, должностей и статуса отъезжающих.

ИЗ ЗАПИСКИ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СССР

№ 2294/м, 18 июня 1941

Совершенно секретно

По имеющимся в НКГБ СССР данным, за последние дни среди сотрудников германского посольства в Москве наблюдается большая нервозность и беспокойство в связи с тем, что, по общему убеждению этих сотрудников, взаимоотношения между Германией и СССР настолько обострились, что в ближайшие дни должна начаться война между ними. Наблюдается массовый отъезд в Германию сотрудников посольства, их жен и детей, с вещами.

Так с 10 по 17 июня в Германию выехало 34 человека: 10 июня с. г. – Шлиффен – жена пом. авиационного атташе; Хобуд – секретарь авиационного атташе; Госстах – сотрудник германского консульства в Ленинграде. 12 июня с. г. – Рейхенау – секретарь военного атташе; Заамфельд – сотрудница посольства с дочерью… 17июня с. г. – Бретшнейдер – жена сотрудника посольства; Пача – дочь сотрудника посольства; Аурих – жена секретаря консульского отдела;Хар-рен – жена сотрудника посольства…

Среди низшего персонала посольства из числа германских подданных проявилось открытое недовольство тем обстоятельством, что ответственные сотрудники посольства отправляют свои семьи и имущество в Германию, но не дают указаний низшим служащим, как должны поступить последние… 14 июня с. г. в Германию выехал германский авиационный атташе Ашенбреннер, забрав с собой все имущество, в том числе легковой автомобиль.

16 июня с. г. всем сотрудникам военного, авиационного и военно-морского атташатов было объявлено распоряжение быть на своих квартирах не позднее 2 часов ночи.

Народный комиссар госбезопасности Союза ССРМЕРКУЛОВ

Весьма примечательный приказ сотрудникам германского посольства быть дома не позднее 2 часов ночи, указывающий на примерный «час внезапного нападения», был, к сожалению, не единственным признаком приближающейся войны.

Так, например все последние дни сотрудники германского посольства были заняты уничтожением служебных документов.

ИЗ ЗАПИСКИ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СССР

Наряду со сборами к отъезду сотрудников посольства, производится спешная отправка в Германию служебных бумаг и сжигание части их на месте. 15 июня с.г. германский военный атташе Кёстринг и его помощник Шубут в течение всего дня разбирали свои дела и сжигали документы. Сжиганием документов уже в течение нескольких дней заняты инспектор авиационного атташата Тадтке и секретарь этого атташата Радазевская.

Но самой важной частью записки госбезопасности была ее последняя часть, содержащая запись подслушанных контрразведкой разговоров сотрудников посольства. Эти записи обычно были настолько секретны, что даже в материалах, поступавших в Кремль, текст во многих местах содержит пропуски, особенно это касается имен и упоминания слова «подслушаны».

ИЗ ЗАПИСКИ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СССР

10 июня с. г. НКГБ СССР… следующие разговоры между … и…

…Эти дела подлежат уничтожению? … Нет, в них говорится только о погоде. Они могут спокойно оставаться здесь.

Шеф сказал, что эти дела известны русским. Их мы оставили лежать в этой папке.

13 июня с.г… следующие разговоры между … и его помощником. …А вообще-то вы сожгли все вещи?… Конечно. … Значит, у вас больше ничего нет?… Да.

Запись подслушанных разговоров сотрудников посольства является еще одним доказательством того, что германское посольство было абсолютно «прозрачно» для советской контрразведки. Вот и сегодня, уникальный материал, представленный в Кремль, не оставляет никаких сомнений – «внезапное» нападение Германии совершится в самые ближайшие дни, после 2 часов ночи!

И хотя сложившаяся ситуация уже вполне ясна, руководитель контрразведки комиссар Петр Федотов, принимает решение проникнуть в помещение германского посольства и посмотреть «своими глазами», что там происходит. «Своими глазами» Федотова стала Зоя Рыбкина.

Младший лейтенант Рыбкина была, как известно, сотрудником внешней разведки, подчинялась полковнику Журавлеву и не обязана была выполнять задания Федотова. Но положение было слишком серьезным, а Рыбкина идеально подходила для задуманной операции по ряду причин – она обладала острым умом, прекрасно владела немецким и к тому же была на редкость привлекательной женщиной. Внешняя разведка в те годы славилась целой плеядой талантливых красавиц, среди которых была и жена Судоплатова Эмма Каганова, и Лиза Зарубина, и Зоя Рыбкина. Федотов вызвал Рыбкину, благо они работали в том же здании на Лубянке только на разных этажах.

Вспоминает Рыбкина: «Петр Васильевич сразу перешел к делу. Контрразведке нужна моя помощь. Гитлеровская Германия, желая опровергнуть распространяемые слухи о якобы готовящемся нападении на СССР, решила продемонстрировать верность заключенному в 1939 г. советско-германскому договору и прислала в Москву, что весьма знаменательно, делегацию, но не экономическую или политическую, а группу солистов балета Берлинской оперы.

Германский посол Шуленбург дает обед в их честь; и на обед приглашены звезды нашего балета».

Вместе с балеринами Большого театра, Рыбкина, разодетая в вечернее панбархатное платье со шлейфом, прошла в германское посольство. Официально она являлась представителем Всесоюзного общества культурных связей с заграницей – и в этой роли принимала участие в парадном обеде и даже танцевала вальс с престарелым послом фон дер Шуленбургом. Разведчице не удалось осмотреть помещения посольства – при ней неотлучно находился матерый шпион полковник Креббс, который, видимо, что-то все-таки заподозрил.

Но и того, что увидела Рыбкина, было вполне достаточно. А увидела она светлые квадраты на стенах от недавно снятых картин и в конце анфилады комнат, напротив открытой двери, груду чемоданов… Все это были явные признаки поспешных сборов и приготовлений к отъезду.

Рыбкина: «Мои наблюдения в германском посольстве и всякие подмеченные детали вполне удовлетворили специалистов нашей контрразведки. Из моего доклада было ясно, что германское посольство готовится к отъезду и вся эта „культурная“ акция с Берлинским балетом сфабрикована для отвода глаз. Шуленбург и его аппарат готовились покинуть Москву».

Война на пороге! Германское посольство «сматывает удочки»! Естественно было бы, чтобы и советское посольство в Берлине получило указание подготовиться к отъезду. Но…

Советские дипломаты не только не готовятся к отъезду, а даже «совсем наоборот» – посольство почти ежедневно пополняется новыми сотрудниками, прибывающими из Москвы.

Вспоминает секретарь посольства Валентин Бережков: «Ми, сотрудники советского посольства в Берлине, находились в состоянии какой-то раздвоенности. С одной стороны, мы располагали недвусмысленной информацией, свидетельствующей о том, что война вот-вот разразится. С другой стороны, ничего особенного как будто не происходило. Жен и детей работников советских учреждений на Родину не отправляли. Более того, из Советского Союза почти каждый день прибывали новые сотрудники с многочисленными семьями и даже с женами, находящимися на последних месяцах беременности».

Эта сюрреалистическая картина – русские, прибывающие в Берлин, с чемоданами, детьми, беременными женами, накануне готовой разразиться войны – удивляла и самих берлинцев, и иностранных корреспондентов.

И, вместе с тем, эта сюрреалистическая картина служила еще одним доказательством того, что Москва «слухам о войне не верит, войну не ожидает и к войне не готовится!»

А до «внезапного» нападения Германии оставалось всего трое суток…