Текст книги "Отель, портье и три ноги под кроватью"

Автор книги: Яков Томский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

* * *

Иногда в коридорах становилось слишком тихо. За время, проведенное на должности менеджера отдела уборки, я обзавелся как минимум одним сексуальным фетишем. Когда я слышал тихие стоны, приглушенные звуки секса, доносившиеся сквозь стены, то останавливался и внимательно слушал – потому что, честно говоря, меня это возбуждало. К сожалению, это всегда, всегда оказывался чертов телевизор: «Оооо, ой, ой, ооооо»; – и когда я, заинтересовавшись, застывал и прислушивался, в этот момент раздавалось: «А теперь вернемся к новостям из Афганистана».

Иногда, если коридоры становились похожи на города-призраки, в раскрытых дверях стояли бесхозные тележки, и нигде не было видно ни одного уборщика – это означало день игры «Нью-Орлеан Сейнтс». Я обходил люксы побольше, пока не находил номер, заполненный двадцатью пятью сотрудниками – черт побери, кто-то даже стоял на кровати, – смотревшими, как «Сейнтс» проигрывают. Терренс отстранил бы от работы всех до одного. А я? А я позволил «Сейнтс» завершить атаку, а затем вывел их всех, заставив троих последних убрать номер. Может быть, вы посчитаете меня плохим руководителем, но я никогда не считал дисциплинарные взыскания лучшим воспитательным методом. Конечно, если номера убирались как надо. Я заставал уборщиков и горничных занимающимися сексом и разнимал их, как будто они дрались: «Так, вы двое, разошлись. Господи. Дебра, трусы надень. Пожалуйста, закончите этот номер побыстрее. В фойе его ожидают вице-президент фирмы «Бест Бай» и ее дети».

Возможно, я должен был отстранять или увольнять их. Однако когда я просил их о чем-то, о какой-нибудь услуге, они все исполняли. Терренс мог попросить кого-то из сотрудников принести ему ватный шарик после смены, и ему отказывали. Я мог попросить их снять постельное белье в тридцати номерах, и они исполняли, причем быстро, чтобы мы все могли потом пойти выпить после работы.

Как семья задавак хреновых.

Каждое утро я появлялся на утренних совещаниях и шел здороваться со своими друзьями. Однако большую часть времени я отрабатывал смену, готовя номера ко сну. Подготовка номера ко сну важна для любого уважающего себя пятизвездочного отеля. Этот дополнительный визит служащего, пока гость ужинает, призван подчеркнуть истинную роскошь: гость возвращается – а свет погашен, радио приглушено, постель застлана и раскрыта – разумеется, с этими дурацкими конфетами на подушке (у меня в квартире хранились три украденные коробки таких конфет для, ну, вы понимаете, личного пользования), и, наконец, изюминка – свежая роза на кровати VIP-клиента. Я лично обходил VIP-номера каждый вечер, проверяя, чтобы все было сделано правильно и соответствовало стандартам. Стучал в одну дверь за другой. В первый месяц я стучал до тех пор, пока все костяшки на обеих кулаках не краснели и не начинали адски болеть – даже на бедном мизинце. Через месяц я научился стучать ручкой или карточкой-ключом.

Мне приходилось иногда пересекаться со знаменитостями (хотя, уверяю вас, я предпочел бы с ними не сталкиваться). Большинство из них (по крайней мере, на страницах этой книги) я не стану описывать (простые смертные – другая история). Но одного я здесь упомяну: этот кинорежиссер, расположившись на клубном уровне на несколько суток, славился своими довольно темными готическими наклонностями. Имя у него хоть и известное, но неоригинальное, так что, читая список VIP-клиентов, я подумал о нем, но уверен не был. Так или иначе, меня это не очень заботило, но в мои обязанности входило постучать в его дверь (в надежде обнаружить, что номер пуст), заскочить и проверить все ящики по своему списку, а главное, проверить, положили ли на кровать VIP-розу. Я постучал и, как это часто бывает, гость был в номере; тогда я просто спросил, подготовили ли его номер ко сну и всем ли он доволен.

Это и правда оказался тот режиссер. Он безучастно посмотрел на меня. Затем нацепил высокомерную улыбку и сказал: «О. О, понятно. Да, нормально, все в порядке», а затем закрыл дверь перед моим носом все с той же надменной усмешкой. Я постоял еще секунду в растерянности, отмечая номер в списке. Что это за реакция? Эта высокомерная ухмылка предназначалась мне? А потом я понял. Он решил, что я фанат, который придумал предлог, чтобы постучать в его дверь и познакомиться. Я же просто делаю свою работу (как и последние двенадцать часов, не отдохнув, сбив костяшки до ссадин), а этот самодовольный урод возомнил, будто встреча с ним – мечта всей моей жизни. Не пошел бы он куда подальше. Его фильмы – для малолетних идиотов, которые мнят себя готами. С тех пор я не смотрел их.

Этот режиссер не был последней знаменитостью, чьи творения я полностью удалил из своего плей-листа. Один актер, известный во времена моего отрочества, провел целый месяц в пентхаусе, снимаясь на площадке где-то в районе Нового Орлеана. И вот этот актер звонит как-то поздно вечером и просит еще пять мисок ароматических лепестков. Ну что ж, прекрасно. Человеку нравится приятный запах. Однако большие голубые чаши размером с небольшой тазик с ароматическими лепестками стоят только в дорогих люксах верхнего этажа, и запасных мы не держим. Поэтому, поскольку он был VIP-персоной и жил в пентхаусе, я сначала вынес две большие синие чаши из свободных люксов. Затем – об этом поступке я впоследствии мог сильно пожалеть, – постучал в занятые люксы (довольно поздно вечером) и, обнаружив, что гости ушли гулять, спер эти чертовы миски и оттуда. По правде говоря, я сделал это ради актера. Он снялся в каком-то подростковом фильме, одном из тех, что значат многое для многих, включая и меня. Так что я старался для него. Я принес эти пять чаш и, когда актер с треском распахнул дверь, чтобы забрать их, я попытался передать ему мешочки со свежими ароматическими лепестками. Тогда актер отпихнул мешки и заявил, что ему нужны только синие миски. Он хотел есть из них хлопья.

В эти проклятые чаши поместится целая коробка хлопьев. Зачем ему пять? Что это?

На следующий день я узнал: у чувака проблемы. Пробегая через пентхаус и проверяя, все ли убрано как следует, я увидел мешки таблеток; четырехлитровые мешки с зиплоком и написанными на них днями недели, причем в понедельничном мешке было достаточно пилюль, чтобы нафаршировать ими вас с ног до головы. Человек ездил со своим «диетологом» (девицей) и ел таблетки мешками (помимо полных коробок хлопьев; а может быть, он заполнял синие миски пилюлями, заливал их соевым молоком и с ложкой в руке набрасывался на них как маньяк?). Эта «диетолог» (и кавычки тут неспроста) звонила консьержу от имени актера и просила прислать специалиста по иглоукалыванию, врача вуду и мануального терапевта, причем всех как можно скорее. Парад уродов!

Но, если не считать того, что я ради него украл эти чаши из занятых люксов, актер никому не мешал. По крайней мере, до тех пор, пока съемки фильма не затянулись; тогда мы вынуждены были сообщить ему, что, хотя он, конечно, может продлить свое пребывание у нас, пентхаус уже заказали на сутки, и ему придется освободить его на одну-единственную ночь. Сначала актер отказался. Тогда мы постарались со всей ясностью донести до него: да-да, ублюдок, пентхауз зарезервирован более года назад, и ты съезжаешь. Наконец, переварив эту информацию, он потребовал, чтобы его переселили в номер с видом на Миссисипи. Есть еще одна проблема. Все номера с видом на реку тоже были заняты на эту ночь. Пытаясь решить свои проблемы самостоятельно, актер сообщил нам, что его «диетолог» переселится в номер поменьше, а он переедет в ее люкс с видом на реку. Получалось, что переезжали уже из двух номеров. Потом до нас дошло, что, сказав о переезде, он велел нам перенести его вещи, а не просто отправить посыльного с несколькими тележками. Мне пришлось собрать группу из десяти горничных, которые перенесли и распаковали весь гардероб актера. Когда я вел бригаду горничных по коридору, гость вышел в надвинутой на глаза черной бейсболке, почти прокрался по стеночке мимо армии женщин. Этим дамам предстояло перетаскивать его нижнее белье и огромные мешки таблеток в соседний номер, и он даже не посмотрел им в глаза, даже не поблагодарил их всех, просто надвинул кепку на глаза, как придурок, как будто мы донимали его просьбами дать автограф. Мудак. Я все еще злюсь на него.

Его фильмы уже не кажутся мне такими хорошими. Даже тот классический подростковый фильм.

Ладно. Как насчет хорошей истории со знаменитостью? Я уже чувствую, как теплеет внутри. И этот человек – звезда, и его Оскары – тому подтверждение. Мистер Икс. Хочу начать с того, как он впервые пообщался с сотрудниками. Он позвонил консьержу и вежливо попросил кое о чем. О чем именно? Акупунктура? Врач вуду? Большой пакет с зиплоком? Нет. Кроссворд. Он поинтересовался, может ли кто-нибудь занести ему в номер журнал с кроссвордами. И в уплату он положил на стол стодолларовую купюру. Уже достаточно, чтобы полюбить его; но это еще не все.

Как это часто бывает в гостиничном бизнесе, компания, где я работал, управляла другими компаниями. На самом деле эта бизнес-модель уходит корнями к временам постоялых дворов. Были даже трактирщики, которые платили владельцу здания фиксированную ежегодную арендную плату, а вся прибыль, превышающая эту ренту, и оплата накладных расходов шли прямиком в грубо заштопанные карманы самого трактирщика. Вроде аренды парикмахерского кресла, когда все чаевые и деньги за стрижку получает парикмахер. Но, если парикмахер криворукий и клиенты не хотят возвращаться в это кресло, арендную плату все равно приходится платить. Сегодня собственники – те, кто владеет самим зданием, – организуют общий бизнес с гостиничной компанией, которая управляет отелем. В данном конкретном случае наш хозяин построил себе дворец-резиденцию на верхнем этаже; личный кинотеатр, рояль, поле для гольфа – великолепие и роскошь. Он был готов ко всему, кроме погоды. Нельзя же находиться внутри дворца вечно, рано или поздно приходится выбираться в душное августовское луизианское пекло. И никакая роскошь не помешает новоорлеанскому поту течь ручьем по вашей шее и мочить дорогую одежду. Посему хозяин помещения быстренько прикупил особнячок в Бока-Ратоне, съехал и разрешил отелю сдавать свой дворец.

Именно там и остановился мистер Икс. Я столкнулся с Нэнси, горничной, отвечавшей за уборку всех люксов клубного уровня, и спросил ее, добралась ли она уже до апартаментов владельца.

– Оо. Этот человек такой приятный, мистер Томми. Такой милый.

– Кто? Мистер Икс?

– Неважно. Слушайте. Я пошла туда, чтобы убрать там пораньше, это же самый большой номер. Я начинаю уборку, и тут этот человек выходит, чтобы поздороваться. Сначала он предлагает мне еду. Я отказываюсь, и он спрашивает, сколько времени обычно уходит на уборку этого номера. Я говорю – чуть больше часа или около того. Угадайте, что он заставил меня сделать?

– Мистер Икс?

– Он усадил меня на час. Не дал мне убирать, сказал сесть и отдохнуть. Угощал меня всем, и фруктами тоже, но вы же знаете, я не ем фрукты.

– То есть он хотел, чтобы ты отдохнула, а не убирала? Обалдеть.

– Примерно полчаса он играл мне на рояле. Было очень приятно.

– Мистер Икс играл на рояле для тебя?

– Да неважно, кто он. Он хороший человек. Сказал уходить и не убирать его номер всю эту неделю.

– Ты никогда не смотрела ни одного из его фильмов? Ну, Нэнси! Мистер Икс – это же звезда! Невероятно!

– Вы лучше успокойтесь, мистер Томми. А то вон как разволновались. Слушайте… вы же не скажете Терренсу, что он отказался от уборки на этой неделе? У меня тогда не сойдутся баллы, и вы знаете, он снимет меня с моих этажей в качестве компенсации.

– Конечно нет. Если мистер Икс хочет, чтобы ты не напрягалась, то я и подавно. Но об этом больше никому, ладно?

– Мистер Томми, вы такой добрый. Все, идите, мне еще убирать.

Я не сказал Терренсу ни слова. В отделе уборки за номера начислялись баллы, и нагрузка каждой горничной должна была составлять определенное общее число баллов, чтобы распределяться равномерно. Стоимость номера в баллах определялась в зависимости от размера и сложности помещения. Пентхаус владельца составлял более половины списка Нэнси, так что неделя отдыха от этого номера означала для нее настоящие каникулы.

Горничные держались за свой обычный перечень номеров, которые назывались «секциями». Некоторые из наиболее трудоемких частей уборки – например, вытирать пыль с плинтусов и полировать серебро – не нужно делать ежедневно, поэтому очень важно постоянно убирать одни и те же номера. Новые работники никогда не получали постоянной секции, а переходили из одной в другую, занимаясь номерами тех, кто ушел в отпуск или болел, и на них обязательно жаловались: дескать, та сука, что заменяла меня на время моего больничного, работала спустя рукава.

Но борьба за секции была не самой большой проблемой. Попробуйте составить график для ста пятидесяти сотрудников, у большинства из которых есть дети и мужья с их кружками, врачами и другими проблемами, и все они хотят выходной на все праздники. Кроме того, я отвечал за закупки, заказ всех расходных материалов, необходимых для работы гостиницы, от сувенирных ручек до полотенец «клинекс», мешков для мусора, пластырей, моющих средств, больших розовых пакетов жидкого мыла для туалетов в фойе. Все это составляло длинный десятистраничный список. Я делал перекрестные ссылки на текущие запасы каждой позиции в кладовых по мере использования в течение месяца, согласовывая с прогнозом потребления за предстоящий месяц, сделанным на основании потребления в предыдущий год, чтобы получить идеальный график заказов, который затем нужно было писать от руки на бланках заказа и представлять в бухгалтерию. Господи Иисусе.

Кстати, о Христе: проще всего было заказывать Библии. Терренс поручил мне заказать еще двести пятьдесят Библий, и для этого потребовался всего один телефонный звонок в «Gideon Society» [14]14
  Религиозное общество, занимающееся распространением Библии. Прим. перев.


[Закрыть]. Я сказал, что нужно еще двести пятьдесят книг. Они пообещали прислать на следующей неделе бесплатно. Когда заканчиваются Библии, это не проблема, но об этом надо помнить, как и о том, что нужно заказать достаточное количество туалетной бумаги. И всем этим надо заниматься после уборки всего отеля (то есть после проверки всех номеров, за исключением «выпавших» – тех, что оставляли неубранными на ночь из-за низкой загрузки и недобора персонала), а также должной подготовки дорогих номеров ко сну. Не говоря уже о том, что рецепция непрерывно регистрировала гостей, из-за чего номер попадал в категорию «нужно подправить»: туда должны были заглянуть менеджер или горничная и проверить, не пользовался ли гость туалетом или не съел ли что-нибудь по-быстрому, прежде чем решил, что номер недостаточно хорош для него.

Я падал с ног. Одиннадцать – четырнадцать часов тяжкого труда в день. Мои новые костюмы протирались от того, что я постоянно опускался на колени в ванных комнатах в поисках «сюрпризов». Я работал в праздники, а как-то пришлось пахать целый месяц без выходных. Я забыл дорогу домой – на радость своему соседу по квартире. Алкоголь, который я невзначай начал употреблять, работая на рецепции, теперь стал единственным способом снять стресс. После пятнадцатичасовой рабочей смены, в одиннадцать вечера, у меня не было времени посмотреть телевизор. Вместо этого я ковылял в бар и пропускал изрядную порцию виски, потом шел домой и спал пять часов, а утром снова брался за списки для горничных.

А потом, однажды поздно вечером, когда я возился с адской таблицей закупок, у меня в кабинете зазвонил телефон. Это был Джон, мой старый менеджер с рецепции.

– Джон, ты звонишь из Кливленда?

– Черт, нет, Томми. Я даже месяца там не пробыл, мне предложили другую должность в столице, а сейчас я в Западной Вирджинии. Компания открывает новый отель, и ты разговариваешь с директором департамента по обслуживанию номеров. Ты можешь в это поверить?

– Конечно. Поздравляю.

– Так зачем я звоню… Я подумал, может, ты захочешь приехать сюда и поработать со мной. Например, управлять рецепцией?

– Быть управляющим отделом регистрации?

– Да. Из парковщиков в менеджеры рецепции, и это только начало. Когда ты поработаешь тут, не сомневаюсь, для тебя найдется и должность руководителя отдела обслуживания номеров. Что думаешь? Хочешь открывать его со мной?

– Ну, – начал я, откинувшись в кресле и потирая глаза. Мои ноги отекли в туфлях, и в холодном свете лампы глаза чесались из-за постоянного контакта с моющими средствами. Я был, как говорится, выжатым лимоном. – Вирджиния, говоришь?

– Западная Вирджиния. Не буду врать, Томми, мы – костяк команды. Я уже пашу шестнадцать часов в день, чтобы запустить это шоу, и тебя ждет то же самое. Но компания оплатит твой переезд, и я расскажу, как выбить приличную сумму, так чтобы еще тыщонка-другая осталась у тебя на счету после переезда. Все так делают. Это вроде как неофициальный бонус за вступление в наши ряды. Итак, приятель, хочешь управлять моей рецепцией?

Мне казалось, меня сейчас стошнит. Я не мог тогда понять, почему, но потом, держа трубку у уха, подумал, что сейчас меня вырвет прямо на клавиатуру, я сползу под стол и умру.

Глава четвертая

Когда я разговаривал с Джоном, было так поздно и я так вымотался, что вспомнил о его предложении только к середине следующего дня. В подвальной прачечной, вытаскивая простыню за простыней из желоба для грязного белья, я вдруг стал смутно припоминать этот разговор, будто сон (или, скорее, как послевкусие той еды, которой вас стошнило).

Я снял пиджак и повесил его за дверью предбанника прачечной, потому что работа предстояла тяжелая и неприятная. В какой-то момент в разгар полуденной суматохи, когда уборщики бегали по освободившимся номерам, снимали постельное белье и бросали его в спускной желоб прачечной, все вдруг застряло. Пол в помещении для белья под стирку был на полфута покрыт грязными постелями, халатами и полотенцами, которые я сгреб в кучу, чтобы добраться до устья желоба. Тот напоминал замерзший белый водопад простыней, поднимавшийся к металлической трубе. Когда я потянул за халат, висевший где-то посредине, очередная струя белья заморозила водопад.

Рукам было жарко, потому что на мне были латексные перчатки. Зачем я их надел? Чтобы рыться в бесконечном потоке мерзости! В прачечном отделе есть работник, отвечающий за этот желоб, он обязан раскладывать предметы по большим синим контейнерам для стирки – отдельно одежду, отдельно простыни, отдельно полотенца и так далее. Если верить начальнику прачечной, в то утро парня уволили. Начальник осматривал бельевые шкафы, пытаясь определить, какое постельное белье понадобится прежде всего, когда увидел пару черных кроссовок «найк», торчавших сбоку из металлического стеллажа. Вся передняя часть стеллажа была задрапирована простыней, и, сорвав ее, шеф обнаружил, что его работник преспокойно спит на стопках свежих простыней кинг-сайз, даже подушку под голову подложил. Парня разбудили и классически уволили. Нежное касание плеча – и, как только он пришел в себя (так рассказывали его ученики), прозвучало: «Ты уволен, Джамал. Убирайся. Прямо сейчас». Два смертных греха гостиничного бизнеса: кражи и сон на рабочем месте. Спорить бесполезно. Вас уволят.

Начальник прачечного отдела, конечно, удивился, обнаружив ту пару торчавших «найков», но не менее удивительным было то, что он не сообщил в мой отдел о том, что за желобом никто не следит. К чему это в итоге нас привело? Один из уборщиков, выносивший белье из номеров на десятом этаже, открыл желоб и обнаружил, что тот забит и куча белья уходит ввысь. Десять минут спустя вся махина была забита до пятнадцатого этажа, просто нафарширована грязным бельем. А уборщики на шестнадцатом и выше по-прежнему устраивали водопад из простыней. Так я оказался тут, в самом низу, разгребая грязное белье.

Я старался не касаться лица, не стирать капли пота со лба. Закряхтев, водопад вдруг тронулся, и я отпрыгнул, давая желобу изрыгнуть еще этаж постельного белья, которое рассыпалось по полу. Выдохнув, я изучил волнистую грязно-белую кучу уже двухфутовой высоты, на которой теперь стоял. Я увидел красные пятна (кровь) и тоненькие латексные презервативы, жирными змейками таящиеся в складках.

Мне уже не впервой было попадать в яму с дерьмом. Предметы, потерянные в номерах, тоже попадали под мою юрисдикцию. Первым побуждением гостя еще с первых дней гостиничного бизнеса – в 1800-х – всегда было обвинить горничную в воровстве. Я терпеть этого не могу. Горничные дорожат работой, и ни разу я не видел, чтобы кто-то из них ставил на карту свое место ради одной серьги. Как правило, гостья ее теряет или, возможно, забывает на постели; после того как простыни попадают в спускной желоб, меня отправляют сюда рыться в этой куче, чтобы найти пропажу. Или не найти. Чаще всего я ее не находил. К сожалению, я не могу дать дельного совета, как лучше искать потерянные вещи; крупный отель – это огромный мир, серьги здесь – песчинки в пустыне, а белые пижамные брюки – капли в океане. Пользуйтесь выдвижными ящиками в номере, не разбрасывайте одежду, как рассеянный пятилетний ребенок; это должно помочь. Неплохо бы пользоваться сейфами в номере для дорогих сердцу предметов вместо того, чтобы кидать ценности через левое плечо на счастье, как щепотку соли. Горничные воспринимают разбросанные вещи как мусор, поэтому храните документы в папке или в портфеле. В гостинице вы можете чувствовать себя как дома, но это не дом. Вы находитесь в потоке. В личном пространстве, но в общественном месте. Ведите себя соответственно и не забывайте о порядке.

Переведя дух, я прислонился к дальней от устья желоба стене, пытаясь балансировать на куче, а мои парадные туфли утопали в грязном белье. И вот тогда-то я вспомнил о телефонном звонке Джона. Снова подкатила необъяснимая тошнота. Что это за ощущение? Почему у меня бурлит в животе и колотится сердце? Разве дело в отвратительном запахе грязного белья? Нет. Мне было страшно. Из-за работы. Из-за бесконечной, неблагодарной работы. Из-за того, что я час за часом не мог присесть и помолчать. Планирование, закупки, уборка, прием на работу, увольнение – и постоянный стук в двери («Доброе утро, это обслуживание номеров». «Доброе утро, это обслуживание номеров». «Добрый день, обслуживание номеров». «Добрый день, обслуживание номеров». «Добрый вечер, обслуживание номеров!»).

Пожалуй, сейчас лучший момент, чтобы отметить: в этом бизнесе, где я в данный момент вынужден стоять на груде грязного белья и патогенных микробов, платят не очень хорошо. На рецепции я получал щедрую почасовую зарплату и располагал почти нормальным количеством свободного времени. Конечно, я работал в День благодарения и утром в Рождество, но у меня было два выходных в неделю и деньги на то, чтобы достойно их провести. Плохо оплачиваются именно руководящие должности среднего звена. Моя еженедельная получка в отделе обслуживания номеров превышала недельную зарплату за стойкой регистрации всего лишь на стоимость приличного ужина без вина и чаевых. Однако за три месяца на руководящей должности я работал не меньше одиннадцати часов за смену. Если разделить мою зарплату на примерное количество часов, получится, что я зарабатывал в час на 60 % меньше, чем на рецепции. Вот почему должности с фиксированной платой часто в шутку называют «рабскими». Но нахождение на работе круглосуточно имело одно денежное преимущество: мой банковский счет, выражаясь сленгом хип-хопперов, покрылся пылью (помните? «Both hands crusty, bank account dusty» [15]15
  «Руки покрылись коростой, а банковский счет – пылью».


[Закрыть]Гоустфейс Килла). Мои деньги лежали нетронутыми. Я не трогал счет, не снимал с него средства. Несколько месяцев я не покупал ничего, кроме виски. Питался я в столовой для сотрудников, которая была довольно выгодной, хоть и неприглядной. Я никогда не был дома. Никуда не ходил. Только на работу или с работы. Или спал все выходные напролет, не в силах заставить себя встать. Ходить и разговаривать в выходной казалось чем-то слишком сложным. Потому и валялись на моем пыльном нетронутом банковском счете тысячи и тысячи долларов.

Западная Вирджиния.

Я еще раз вполсилы дернул за наволочку и, пошатываясь, вышел из помещения, снял латексные перчатки и натянул пиджак на мокрую спину. Я нашел Терренса в кабинете, поедающего жирный двойной гамбургер.

С полным ртом сочного мяса он произнес:

– Этот компьютер не работает. Посмотри. Стрелка на экране вращается назад и кнопки не щелкают.

Он схватил мышь и стукнул по ней. Я увидел, что из-под его запястья тянется шнур. Рука Терренса дернулась – думаю, чтобы взять трубку телефона и позвонить в компьютерный отдел.

– Подожди, ты просто держишь ее вверх ногами. Шнур должен выходить сверху. Вот почему она странно двигается, и ты не можешь нажать на кнопки.

– Что? О черт. Ты знаешь, может, тебе устроиться в айти, Томми? Как тебе идея?

– Потому что я знаю, как пользоваться мышкой?

– Не умничай тут. Я видел. Ты знаешь компьютеры. И эта работа здесь – не для тебя. У тебя к ней душа не лежит.

– То есть я плохо работаю?

– Сотрудники любят тебя, но в остальном – неважно.

– Что, во всем?

Он сделал паузу и посмотрел мне прямо в глаза:

– В целом – да.

В этот момент, по-прежнему напоминая себе не прикасаться к лицу, я ненавидел гостиничный бизнес. Я ненавидел в нем все: обслуживание слишком привилегированных капризных постояльцев, низкую оплату слишком длинных смен, общение с этим хреном, который даже мышку не умел держать, но постоянно попрекал меня плохой работой. И вот передо мной замаячила перспектива еще глубже увязнуть в состоянии, впадать в которое у меня не было никакого интереса, и в итоге я мог оказаться управляющим отеля в городе, который меня тоже ни капельки не интересовал. В Западной Вирджинии, пока я готовил бы отель к открытию, у меня не было бы времени даже в туалет сходить, и уж тем более потратить деньги, которые я зарабатывал – так что получать их мне, по-видимому, было незачем. Этот бизнес убил во мне даже желание тратить их. Я видел, что другие менеджеры покупали на свои деньги – чаще всего находили квартиру получше и усердно обставляли ее мебелью – красивым диваном с фантазийными подушками, например, – хотя они, как и я, приходили домой только поспать. Что все это значило?

Мой крошечный мирок утратил опору, и я, пошатываясь, вышел из кабинета начальника отдела уборки, поднялся по лестнице к служебному выходу и вернулся в гараж. Я сел на скамейку в порт-кошере и уставился на белый мраморный фонтан, пытаясь отдышаться. Я думал о радости, о том, что может меня осчастливить. Поменьше работать. Путешествовать. Вот оно что: путешествия. Тот, кто заводит друзей в пятом классе только для того, чтобы потерять их в шестом, а потом в другом штате заводит новых и теряет их в седьмом, – в общем, я больше не мог отрицать свою страсть к переездам. Я не понимал, как вообще продержался в Новом Орлеане так долго. Но, как я уже говорил, этот бизнес – как метадоновая клиника для тех, кто «подсел» на путешествия. Я круто изменял обстановку, просто переходя из отдела в отдел, да и гости постоянно менялись, независимо от места моей работы. Но это были не путешествия, а «Клуб путешественников» по телевизору. И у меня не было особой надежды, что Западная Вирджиния – захватывающее приключение. Скорее самоуничтожение. Мне нужен был хороший укол в вену. Мне надо было переехать, причем куда-нибудь в абсолютно безумное место.

– Черт, сынок. Выглядишь совсем хреново. И сидишь на скамейке, как гость. Вставай, Томми. Давай прямо сейчас устроим перерыв, слышишь? Вставай, пойдем.

– Куда мы идем?

– В бар, идиот. Вставай.

Перри повел меня в «Алиби» и усадил на табурет. Я попытался заказать виски, но он заставил меня выпить с ним «Хайнекена». Однако пить следующие три бутылки меня никто не заставлял.

– Вирджиния? Да ладно. Что тебе делать в Вирджинии?

– В Западной Вирджинии. Работать, я думаю. Открывать отель… что, скорее всего, означает шестнадцатичасовой рабочий день.

– А платят сколько?

– Скорей всего, не так хорошо.

– Черт. Ты хочешь стать генеральным директором, Томми?

– А что, не должен?

– Ты слишком классный, чтобы быть генеральным. Ну ладно, тебе кажется, что ты будешь там счастлив?

– Мне кажется, там будут платить.

– Хочешь зарабатывать – иди в посыльные. Эти чуваки сейчас гребут бабки и ни черта не делают.

– Мне нужны перемены, Перри. Я должен уехать в какое-то новое место.

– А что не так с Новым Орлеаном? Лучший город в мире.

– А ты здесь достаточно давно, чтобы знать?

– Томми, я не был даже в Хьюстоне в Техасе. Но это не значит, что я неправ.

На следующее утро я подал заявление об уходе. Я накопил пятнадцать тысяч баксов, и мой волчок дрожал от нетерпения. Я хотел избавиться от всех своих бесполезных диванных подушек, взять одну-единственную сумку с вещами и двинуться в Европу.

Вот что должно помочь. Прямо в вену.

На следующий день на утреннем совещании я рассказал об этом горничным. Некоторые из них расплакались. Все уборщики радовались за меня. Рой с трудом встал и протянул мне руку. Он неуклюже двигал ею вверх-вниз, а затем заплакал, и меня начало пробирать. Потом ко мне подошла Нэнси. Она говорила со мной как взволнованная мамочка – настаивала, чтобы я хорошо питался и берег себя. Терренс, конечно, прервал шквал позитива, приказал дамам идти наверх и напомнил им, что их работа «Очень. Легкая».

В труде горничных нет ничего легкого. Ползать на карачках, убирая грязь за незнакомцами, – это нелегко. Дышать бытовой химией, чистить, полировать и драить – это нелегко. Терпеть сексуальные домогательства гостей; проверять, не оставили ли они порно-журнал под кроватью (раньше я даже не подозревал, что такое подол кровати, и уж тем более – как удивительно трудно заставить его висеть идеально) – и это нелегко. Чистить унитазы в рождественское утро – это нелегко, можете поверить. И уж, конечно, нелегко каждое утро выслушивать от босса слова о легкости вашей работы, – когда она, черт ее дери, совсем не такая.

* * *

– Просто скажи мне: почему, Томми?

– Нуу, мистер Дэниелс, я никогда не был в Европе, и я планирую переехать туда. В Париж.

– Ты собираешься переехать в Париж? Работать?

– Нет, просто потратить сэкономленные деньги, снять квартиру, читать романы, а может, и написать один, пить, путешествовать. Посмотреть часть континента, если смогу.

– Хорошо, – прошептал он, уткнувшись взглядом в стол. – Я слышал много причин для ухода отсюда. Главным образом это беременность. Но я скажу тебе одну вещь. Мне нравится твоя причина. – Он сделал паузу и поднял палец. – В ней есть смелость. Езжай и оттянись там как следует.