Текст книги "Баллада о тыловиках"
Автор книги: Яков Липкович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
12
Что ж, он этого ожидал. Кому же еще возвращаться в отряд после гибели Срывкова, как не ему? Приятная неожиданность лишь то, что подбросить его туда собираются на «ПО-2», который с сегодняшнего дня был придан бригаде в связи с создавшимся положением.
– Вот смотрите! – Комбриг взял лежащий на карте карандаш. – Немцы обложили нас со всех сторон. С запада и севера – в самом Лауцене. На востоке они перерезали основную дорогу и захватили значительную часть Куммерсдорфа. На юге дорога блокирована фаустниками. Их немного. Зато восточнее, – карандаш уперся в подкову леса, – сосредоточено около двадцати танков и самоходок.
– Я знаю это место, – воспользовавшись короткой паузой, вставил Борис. – Иптаповцы предупредили нас, что там немцы, и мы свернули в лес…
– Правильное решение, – заметил комбриг.
– Молодчина медицина! – похлопал Бориса по плечу начальник политотдела майор Бурженков и засмеялся, довольный неожиданной рифмой.
– Смотрите и запоминайте, – предупредил Бориса полковник. – Сегодня с рассветом, а именно в шесть сорок пять, мы предпримем новую попытку прорыва. На этот раз здесь!..
Карандаш провел южнее Майнсфельда невидимую линию.
К пяти ноль-ноль будут готовы проходы в минном поле. Небольшие заслоны и фаустники, которые встретятся у нас на пути, мы надеемся, будут опрокинуты с ходу… А вот дальше нас ожидают неприятности. Мы сразу можем попасть под удар этих двадцати танков, а также тридцати танков, которые наверняка будут брошены на нас из Куммерсдорфа.
– Двадцать плюс тридцать… – начал почему-то вслух складывать Борис.
– Да, пятьдесят, – сказал комбриг. – Против пятнадцати… Задача Рябкина состоит в том, чтобы отвлечь на себя эти танки, тем более что вы от них близко… В Куммерсдорфе аналогичная задача будет поставлена перед батальоном Яценко.
– А разве Яценко в Куммерсдорфе? – удивился Борис.
– Да. Сегодня днем он зацепился за северную окраину городка, и немцы ничего не могут с ним поделать.
– Так вот в чем дело, – протянул Борис. – А то мы никак не могли понять, что там за стрельба.
– И последнее, – сказал комбриг. – Последнее по счету, но первое по важности. Передайте от меня подполковнику, что бой пусть начнет затемно до начала прорыва…
13
«Кукурузник» летел в кромешной тьме. Где-то над ним висела луна, прикрытая плотными и темными облаками. Хорошо, что ее уже нет, а то бы их запросто увидели с земли. Зато мотор слышно, наверно, за много километров. Шли они низко, и, как сообщил пилот, выше пятисот метров не поднимались. Близость земли ощущалась буквально пятками. Но разглядеть ничего не удавалось: густо темнели какие-то неясные тени.
Несмотря на считанные минуты полета, Борис стал дремать: сказывались усталость и напряжение этого долгого и тяжелого фронтового дня – дня, которому не видно ни конца, ни края.
А в полусне сегодняшний день дробился мелкими и неровными осколками. И только одна последняя стычка с начсанбригом расползалась во времени и пространстве.
Началось все с того, что Борис, радуясь предстоящей встрече со своими, спустился в длинный и низкий подвал, где размещался медсанвзвод, и увидел смутившуюся при его появлении врача Веру Ивановну.
– Вот привез бинты и вату! – сказал Борис, сбрасывая мешок на пол.
– А у нас уже есть, – ответила она, поджав губы.
– Заняли у кого?
– Боря, что случилось? – тихо спросила Вера Ивановна, покосившись на дверь в соседнюю комнату. – Почему вас так долго не было?
– Как почему? – Борис даже растерялся.
– Николай Михайлович вами недоволен, – шепнула она и опять оглянулась на дверь. Никого на свете, включая немцев, она не боялась так, как начсанбрига.
Борис вспыхнул:
– Только и всего?
– Боря! – упрекнула она его…
Борис с грохотом вошел в комнату начсанбрига. Тот встретил его вопросом:
– Вы где шляетесь?
– Я вам могу дать адреса. Сходите.
– Люди воюют, а вы пользуетесь любым поводом, чтобы околачиваться в тылу! Мне не нужны такие военфельдшеры!
– В таком случае разрешите идти?
– Идите!..
Борис четко повернулся и направился к выходу. У двери обернулся, сказал с усмешкой:
– Позвоните комбригу. Он представит вам исчерпывающую информацию насчет моего времяпрепровождения…
Надо было посмотреть на Николая Михайловича. Этой фразе под занавес позавидовал бы даже Юрка.
Но когда Борис проходил подвальными отсеками, сплошь забитыми ранеными, и слышал, как те стонали, ругались, хрипели, звали санитаров и врачей, вся злость на Николая Михайловича у него пропала. Бесспорно, майор был груб и несправедлив. Но понять его можно. Он отвечал за жизнь и здоровье десятков людей, и вдаваться в какие-то частности у него просто не было времени.
Вдруг на Бориса напало смутное беспокойство. Оно явно не имело никакого отношения к видениям.
Он сделал над собой усилие и окончательно проснулся… Ах, вот в чем дело! Самолет шел с приглушенным мотором и, похоже, планировал.
Борис посмотрел вниз. Ни черта не видно! Тянулись лишь какие-то тени… А ведь совсем недавно все это пространство было залито ослепительным лунным светом, и они втроем брели по нему, подвергаясь смертельной опасности. И вот двоих уже нет и никогда больше не будет…
Летчик сообщил:
– Сейчас будем садиться!
– Уже прилетели? – удивился Борис.
– Еще нет. Пакет просили доставить…
Самолет пошел на снижение. Но сел он не сразу, а некоторое время покружив в воздухе в ожидании сигнала с земли.
Наконец небо осветили две ракеты… Загорелись костры… Можно садиться! После короткого пробега самолет остановился…
Подошли двое.
Не выпуская из рук автомата, пилот потребовал:
– Пароль!
Ответил бас:
– Самара!
– Саратов, – сказал отзыв летчик. – Срочный пакет майору Яценко!
Чьи-то руки взяли пакет. Из темноты прогудел бас:
– Мигом доставим! – И добавил: – С вами адъютант полетит!
– Какой адъютант?
– Комбрига! – услышал Борис голос, который он узнал бы среди тысячи других.
– Юрка!
Юрка Коновалин подтянулся на руках и перевалился через борт Борису на колени.
– Борька, сукин сын!
Он и здесь, в немецком тылу, не забыл побриться и наодеколониться…
– Ну как, расселись? – спросил летчик.
– Полный порядок! – крикнул в переговорную трубку Коновалин. – Выходи из облаков! Атакуй с тыла!
«Кукурузник» быстро поднялся в воздух.
– Куда это он? – удивился Юрка.
Борис рассказал о рейде тыловиков. Хотел сказать о Рае, но в последний момент передумал: «Потом скажу».
– Ловко придумано! – засмеялся Юрка. – Здесь Яценко нанесет отвлекающий удар, там Рябкин. Словом, прикройте нас, идем в атаку!..
В его веселых словах была горечь.
И тут Борису пришла в голову мысль: а почему бы, собственно говоря, не вывезти знамя на самолете? В этом случае немцам уж точно не видать его как своих ушей!
Он поделился ею с Коновалиным. Тот насмешливо произнес:
– Слушай, давай внесем предложение: хранить знамена в тылу, отдельно от частей. А?
Вот так он всегда – доводил не понравившуюся ему мысль до абсурда и еще ждал ответа.
– Иди к черту! – проговорил Борис.
– Спасибо.
Некоторое время они сидели молча.
– Юрка!
– Что?
– Не помню, говорил ли я тебе, что там Рая? – чуточку слукавил Борис.
– Где там? – всем корпусом повернулся тот.
– У Рябкина.
– Чего ей у него надо?
– Тебя.
Коновалин хмыкнул и отвернулся.
Скоро самолет стал снижаться. Неужели долетели? Так быстро? Летчик оповестил:
– Иду на посадку!
– Боря! Меня здесь нет, – торопливо проговорил Коновалин.
– Она будет убита, когда узнает.
– А она не должна знать!..
– Что у вас произошло?
– Тебе непременно надо знать?
– Да.
– Она опять встречалась с Батей.
– Неправда!
– Ого! Как горячо ты заступаешься за нее!..
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ничего нового, милый Боря, – обнял Бориса за плечи Юрка.
– Интересно, что за сволочь накапала тебе на нее?
– Так я и скажу!
– Ну и держи эту гадость при себе!
– Значит, ни слова?
– Как хочешь.
Сигнальная ракета осветила кабину. Через несколько секунд самолет, подпрыгивая на ухабах, бежал по полю…
– Ну, бывайте! – сказал Борис.
– Бывай!..
Борис спрыгнул на землю и, положив пакет в карман, зашагал навстречу появившимся из темноты солдатам боевого охранения.
А самолет снова взял разбег и поднялся в воздух.
14
Около «доджика» выстроилось восемь бойцов. Шестеро из них – «черные пехотинцы». Этой группе дано задание незаметно подобраться к немецким танкам, находившимся в трех километрах отсюда, и забросать их противотанковыми гранатами. Все были добровольцами.
Получив последнее напутствие подполковника, группа двинулась в путь.
Затем зампотех и Борис, которого тот уже не отпускал от себя, подошли к соседнему строю. Там стояли так называемые «бронебойщики». Их было одиннадцать. Из них только двое имели опыт стрельбы по танкам. Остальные держали противотанковые ружья в руках впервые. Командиром «бронебойщиков» подполковник назначил капитана Осадчего: оружие тот знал слабо, зато его слушались и даже побаивались. Помощником себе Осадчий взял одного из младших лейтенантов, которого звали Миша Степанов. «Пусть учится», – сказал он зампотеху. Но у кого и чему тот будет учиться, так и осталось Рябкину неясным.
«Бронебойщики» получили задание: в полутора километрах от того места, где сосредоточились немецкие танки и самоходки, скрытно занять на опушке леса огневую позицию. Кроме того, им было сказано: без приказа огонь не открывать. Помнить, что стрелять в лобовую броню бесполезно. Бить исключительно по гусеницам и бензобакам. Терпеливо ждать, пока танк или самоходка повернется боком.
Дальше шла самая многочисленная и, пожалуй, самая боеспособная группа – «мотострелки»: автоматом и гранатой умел пользоваться каждый. Для удобства ее разбили на три отделения. Командиром отделения стал начфин, второго – начальник службы ГСМ, третьего – начхим.
Следующей была пятерка «фаустников» во главе со старшиной Кондратьевым, большим знатоком трофейного оружия. Но так как никому из них раньше не приходилось стрелять фаустпатронами, то никакого специального задания зампотех им не дал. Просто сказал: бейте танки, когда подойдут очень близко.
Немного подумав, зампотех приказал им догонять «мотострелков». «В общем, не теряйтесь!» – напутствовал он их.
Хмуро и молчаливо встретили подполковника экипажи «тридцатьчетверок». Они не сомневались, что бой будет тяжелый…
Подполковнику Рябкину не надо было ничего говорить, он все понимал. Поэтому и сказал то единственное, что еще имело смысл, – как избежать, оставаясь на поле боя, открытого и неравного столкновения с сильным противником. Это, во-первых, огонь вести из засады. Во-вторых, чаще менять огневую позицию. А в-третьих, заманивать вражеские танки и самоходки – пусть подставляют борта бронебойщикам и фаустникам.
Смотр своих «боевых сил» подполковник Рябкин закончил коротким напутствием медикам, выстроившимся в стороне, у медсанбатовской «санитарки». В связи с тем, что Борис фактически стал его адъютантом, обращался он в основном к Рае, которая, к тому же, была представителем медсанслужбы корпуса. Она принимала это как должное – видимо, и в самом деле считала себя главным медиком отряда. А ведь всего полчаса назад, казалось, ничто ее не интересовало – ни война, ни медицина, ни свое место в ней. Ничто, кроме Юрки… Узнав о возвращении Бориса, она сама разыскала его. И он вынужден был схитрить – сказать, что уже собрался идти к ней. А так, мол, у Юрки все в порядке, жив– здоров, тоскует. Хорошо, что она не видела в темноте его, Бориса, лицо.
– Доктор, поехали! – окликнул Бориса подполковник.
Ничего не поделаешь, придется ехать, товарищ новоиспеченный адъютант!
«Доджик» рванулся и, объехав какого-то отставшего солдата, выскочил на опушку.
Вдоль окраины леса гуськом шли бойцы. Многие – согнувшись под тяжестью оружия. Временами они сливались с деревьями и пропадали во тьме, и только слышно было, как громко чавкала и хлюпала под ногами грязь… Промелькнула пятерка с фаустпатронами под мышкой… Довольно долго тянулись отделения «мотострелков»… Остались позади «бронебойщики» с противотанковыми ружьями на плечах. Не видно было одних гранатометчиков. Их первыми поглотили ночь да поле…
«Доджик» остановился. Дальше нельзя. Дальше, в километре отсюда, немцы…
15
Сразу же после взрыва небо над немецкой танковой частью исполосовали десятки ракет. Густо рассыпалась дробь автоматных и пулеметных очередей… Но почему всего один взрыв? Неужели у остальных сорвалось?.. И вдруг снова вздрогнула земля. Из-за деревьев в небо плеснуло пламя…
Борис сжался, ожидая новых взрывов. Но время шло, а их не было. И уже, очевидно, не будет… Кто же из восьми швырнул свои гранаты, а кто нет?
Вверх пошла красная ракета. Это выстрелил стоявший в «доджике» подполковник Рябкин. Вслед за ним стали палить из ракетниц и остальные. Так договорились раньше – чтобы привлечь к себе внимание немцев.
Замешательство гитлеровцев продолжалось секунды. Вскоре на опушке, освещенной горевшей машиной, показались танки и самоходки.
Начало танковой атаки застало Бориса у «бронебойщиков». Он прибежал сюда с приказанием зампотеха немедленно поджечь сарай, стоявший неподалеку от них в поле: на фоне пожара лучше будут видны вражеские машины. Чтобы не выдать раньше времени бронебойки, поджечь решили бензином. Выбор Осадчего пал на младшего лейтенанта Степанова, который, повторив звонким юношеским голосом приказание, растворился в темноте. А через несколько минут началась атака.
Расстояние от «бронебойщиков» до танков сокращалось с невероятной быстротой, а сарай все еще не горел. Не случилось ли чего со Степановым?
– Слушай! Давай посылай второго человека! – крикнул Борис Осадчему.
– Тебя, что ли? – буркнул тот.
– А меня не надо посылать, я сам пойду. У кого есть спички? – спросил Борис у солдат.
Ему подали коробок. Он молча взял его и побежал по пахоте.
Но тут вверх по стене сарая устремился огонек, за ним второй, третий…
Борис оглянулся: до танков было чуть больше километра. В стороне мелькнул «доджик». Борис кинулся к нему. Но его не заметили, и машина пронеслась мимо.
Где Рая? Зная ее, он уверен, что она будет там, где опаснее. Надо бы последить за ней, а то полезет в самое пекло или угодит к немцам. Но он связан по рукам и ногам своим неожиданным адъютантством! На кой черт оно ему? Он фельдшер, и никто больше!..
– Товарищ старший лейтенант! – окликнули его.
К нему от горевшего сарая бежал Степанов. Чего он так долго возился?
– Спички отсырели… Товарищ старший лейтенант, мне не влетит за задержку?
– Пусть лучше влетит! – искренно пожелал пареньку Борис.
– Почему? – не понял тот.
– Потом поймете… Жмите во все лопатки к своим! Скоро у вас там начнется!..
Младший лейтенант побежал к пэтээровцам…
Борис встал. Где же зампотех? Не у «мотострелков» ли?..
В это время справа началась беглая орудийная пальба. Оказалось, что «тридцатьчетверки» Горпинченко и Агеева неожиданно вышли во фланг немецким танкам и самоходкам и первыми открыли огонь. Черноту осветили всплески выстрелов… Есть!.. Есть!.. Один за другим вспыхнули два фашистских танка!.. Ну и молодцы наши! Ну и молодцы!.. Стрелял, несомненно, Горпинченко. Немцы заметались. Что, съели?! А это уже совсем здорово!.. Снаряд настиг еще одну машину! Три танка за три минуты – такое не часто бывает! Любо-дорого смотреть на такую работу!..
Ах, вот что! Немцы решили взять смельчаков в клещи… Ведя на полном ходу огонь из орудий, два фашистских танка двинулись в обход слева, а три – справа… ^
Все! Немецкая болванка угодила в одну из «тридцатьчетверок». Машина рванулась, проехала немного и встала… Как же так?.. Чья она – Горпинченко или Агеева?.. Вторая «тридцатьчетверка» продолжала отстреливаться… И вдруг из нее вырвался сноп огня. Борис до крови закусил губу… Тотчас же немцы перенесли огонь на первый, уже подбитый ими танк. Его охватило пламя. Из люков выскочил экипаж, но его тут же скосили из пулеметов…
Немецкие танки разворачивались.
Борис побежал к темнеющим неподалеку траншеям и окопам. Рядом пронеслась и ушла веером в землю пулеметная очередь…
Свалился в первый попавшийся окоп.
Знакомый голос сказал:
– Теперь держись!
Филипп Иванович? Лучший брадобрей корпуса! Юрка называл его сулинский цирюльник. Филипп Иванович был из Сулина, что возле Шахт. Он гордился тем, что первым из фронтовых парикмахеров стал вводить в своей части бакенбарды. Юрка – и тот целых два дня ходил по бригаде этаким Васькой Денисовым.
Филипп Иванович держал в руках фаустпатрон и с отчаянной решимостью поджидал неприятельские танки и самоходки.
– Филипп Иванович, а где остальные ваши? – спросил Борис.
– Агафонычи, что ли? – так называл он портных, братьев Агафоновых. – А вон они!.. А чуток подальше сам Кондратьев!
– А пятый где?
– Ездовой-то?.. А кто его знает! Он не наш…
Борис замер. Танки и самоходки, которые после боя двигались беспорядочно, снова выстроились и теперь приближались к позиции «бронебойщиков».
– Доктор, на цигарку не найдется? – спросил Филипп Иванович.
Борис не ответил. Три машины – два танка и самоходка – ворвались в полосу света, отраженного горящим сараем, и понеслись дальше, поливая из пулеметов темноту.
Они же сами просятся, чтобы их подбили! Ну сколько можно выжидать? Господи, неужели проскочат?!
Но нет, одно за другим дробно защелкали противотанковые ружья…
Самоходка, которая шла крайней с той стороны, завертелась на месте и остановилась… Вот тебе и Осадчий! Если бы и дальше так пошло!.. Впереди идущий танк стал на ходу разворачиваться… Ну что же они медлят? Ну что же медлят?.. Но в это время опять ударили бронебойки. Подбитая самоходка задымила. Будешь знать, стерва!.. Второй танк задом попятился к горящему сараю и оттуда выстрелил из пушки. Вслед за ним открыли огонь и три новые, вынырнувшие из темноты, самоходки… Затем все пять машин, не прекращая стрельбы, устремились на позиции «бронебойщиков». Но почему молчит Осадчий? Почему он молчит? Неужели все?.. Едва разъяренные самоходки и танки ворвались на опушку леса, как ожило одно из противотанковых ружей. Оно сделало два торопливых и не метких выстрела и тут же замолкло, раздавленное танком…
– Доктор, уходите! – крикнул Филипп Иванович.
На окопы, занятые «фаустниками» и «мотострелками», двигалось шесть танков.
Понемногу светало, и Борису отчетливо была видна каждая машина.
Когда танкам до «мотострелков» оставалось каких-нибудь пятьсот метров, они прибавили ходу и открыли непрерывный огонь по окопам.
Борис крикнул:
– Филипп Иванович, у вас нет противотанковых гранат?
– Нет. Вон у хлопцев их полно!..
Борис выбрался из окопа и, согнувшись в три погибели, метнулся к «мотострелкам». За спиной ударили две пулеметные очереди. Он спрыгнул в ближайший окоп. Там находился офицер с перевязанной головой.
– Иванов? – Борис узнал артиллерийского техника. – Ты не видел, где подполковник?
– Где-то там! – кивнул тот головой.
– Противотанковые гранаты есть?
Иванов достал откуда-то у себя из-под ног гранату.
– Держи!
– А больше нет?
– Успей эту швырнуть!
Прижимая к груди тяжелую гранату, Борис вылез из окопа. Из соседней траншеи донеслись стоны. Он скатился туда. Раненый сидел, прикрыв лицо руками. Кто это? Узнать невозможно. Осколок снаряда срезал у него нос, губы, подбородок. Одна сплошная рана.
– Это я, Фавицкий, – просипел горлом раненый. – Пристрели меня.
– Больше мне делать нечего!.. Сейчас наложу повязку. А в госпитале тебе сделают пластическую операцию. Физиономия не хуже прежней будет, можешь не сомневаться…
Сильный взрыв сдвинул стенки траншеи. На спину Борису упал ком земли, но он не скинул его – продолжал перевязку.
Через несколько секунд раздался еще один сильный взрыв.
– Что там? – выдохнул Фавицкий.
– Дают фрицам прикурить! – ответил Борис, накладывая повязку.
Сквозь пальбу до него донесся голос:
– Сестра!.. Сестра!..
– Ну, все! – Борис закончил перевязку. – Ты подожди меня здесь, а я пока сбегаю посмотрю! Там еще раненые!
Борис высунулся из траншеи. Этого он никак не ожидал! Танки, оставив на поле две подбитые «фаустниками» машины, отказались от лобовой атаки и начали обходить отряд справа. Зато самоходки, что шли слева, остановились на опушке леса и трусливо, с расстояния, открыли огонь…
Чем все это кончится?
Борис вылез на бруствер и, согнувшись, побежал в направлении стонов. Новый разрыв просыпал близко целую пригоршню осколков. Сгоряча Борис не обратил внимания на легкий удар в правое плечо. Когда же в этом месте стало горячо и мокро, он понял, что ранен. Но так как боли не было и рука двигалась, то он отнесся к этому довольно спокойно. Тем более, сейчас ему было не до себя: стоны раздавались еще в двух-трех местах…
Когда он сбежал в большую воронку, сохранившуюся с давних времен, то увидел там Раю, которая перевязывала раненого солдата.
Она страшно обрадовалась Борису.
– Боренька, я сейчас!..
Закрепив повязку английскими булавками, она успокоила солдата:
– Ну все, милый. Через месяц снова будешь как новенький!.. Боря! Мне надо тебе что-то сказать…
– Там раненые…
– Я знаю… Если что со мной случится, – проговорила она, заглядывая ему в глаза, – мою полевую сумку передашь комбригу.
– Комбригу?
– Да, так надо.
– Юрке что передать из шмуток?
– Господи, до чего же вы все, мужики, глупые…
– А яснее?
– Неужели тебе непонятно, что обо мне Батя будет помнить всю жизнь! А Юрка… а Юрка быстро утешится… Ну как, передашь?
Борис услышал чье-то чертыхание, прерываемое стонами.
– Надо идти!
– Что это у тебя? – воскликнула Рая, заметив у него на рукаве шинели расплывшееся темное пятно.
– Так, пустяковина.
– Боря! Постой!.. Ты же ранен! Дай, перевяжу!
– Потом, сказал Борис и выбрался из воронки.
Пока Борис занимался ранеными, обстановка изменилась. Фашистские танки, которые шли в обход, уже поворачивали – по-видимому, чтобы напасть с тыла.
Из оврага, находившегося сразу за рядами траншеи и окопов, на короткое время показалась приземистая фигура зампотеха. Подполковника Рябкина поддерживали под руки два «черных пехотинца», господи, неужели и он ранен?..
Борис вылез из окопа и, зажав рукой уже сильно мозжившую рану, помчался к оврагу. По верхнему гребню его обоих склонов тянулись траншеи и окопы. В зависимости от направления неприятельского удара бойцы могли переходить с одного склона на другой. В настоящее время они держали оборону с тыла.
Здесь же, в овраге, укрылись от обстрела «санитарка» и «доджик». Около них прямо на земле лежали и сидели раненые.
Борис подошел к группе офицеров, окруживших подполковника Рябкина, который, сидя на снарядном ящике, отдавал распоряжения. Он был очень бледен. На одной ноге у него пузырем топорщился разрезанный и перетянутый бинтом сапог.
– Доктор! – сказал он, увидев Бориса. – Меня тут без вас и ранили, и перевязали… Ну что ж товарищи, по местам.
Ему помогли встать на ноги, и он, поддерживаемый двумя «черными пехотинцами», начал медленно подниматься по склону.
Борис добрался до свободного окопа. Там прижался раненым плечом к стенке и положил перед собой в нишу противотанковую гранату.
– Где он?
Рая? Она съехала к нему в окоп, разгоряченная бегом и очень решительная.
– Борька, наконец-то я тебя нашла!.. Дай перевяжу!..
– Ты что, не видишь? – кивнул он на приближающиеся танки.
– А плевать! Давай руку!
Она заставила его наполовину снять шинель и принялась за перевязку.
– Рай, сойдет!
– Еще немножко!..
Они оба вздрогнули, услышав чей-то отчаянный выкрик:
– Фельдшера!.. Фельдшера сюда!..
– Боря, я пойду! – сказала она и, воспользовавшись тем, что он никак не мог натянуть на раненую руку шинель, опередив его, выскочила из окопа.
Борис взял из ниши гранату. Почему она такая тяжелая? Ее можно докинуть, только когда танк всего в нескольких метрах…
