Текст книги "Жили-были солдаты (сборник)"

Автор книги: Яков Длуголенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Яков Ноевич Длуголенский
Жили-были солдаты

Не потеряйте знамя. Рассказ

Однажды играли ребята в войну. Играли, играли, а потом надоело. И патроны кончились, и обедать позвали. Заключили они мир и побежали домой.

А знамя осталось.

Воткнутое в кучу песка.

Подошла к нему пожилая собака Альма, потрогала носом, знамя упало, и Альма наступила на него.

А в это время с работы шёл Мишин папа. Увидел забытое знамя, прогнал Альму и снова воткнул знамя в песок. А потом сел на скамеечку рядом.

Увидел Миша в окно папу и выбежал во двор.

– Ты что тут, папа, сидишь?

– Так, – сказал Мишин папа.

Удивился Миша и сел рядом.

Увидел Митька Соловушкин в окно, что Миша и его папа сидят рядом, и тоже вышел во двор.

– Вы что тут сидите?

– Так, – сказал Мишин папа.

Потоптался немного Соловушкин и тоже сел.

Тут возвращается из булочной Колька с пятого этажа, видит, что все сидят, и тоже подошёл.

– Можно, я посижу?

– Посиди, посиди, – сказал Мишин папа.

Колька, конечно, тоже сел.

А потом и другие ребята подошли. Посмотрел на них Мишин папа и вдруг спрашивает:

– Так кто у вас тут командир?

– Я, – отвечает Миша, – я командир.

– А знаешь ли ты, командир, что на твоём знамени Альма сидела?

– Знаю, – говорит Миша. – Она на нём всегда сидит. Она, наверно, его любит.

Ничего не ответил Мишин папа, только нахмурился.

– Тогда слушайте, что я вам сейчас скажу… Представь себе, Михаил, что ты – маршал, и ещё представь, что я – командир. Дивизия моя только что сформирована, привезли ко мне молодых солдат, отдали под моё начало. Всё теперь у меня есть: и пушки, и солдаты, нет только знамени. А без знамени дивизия – ещё не дивизия. И вот ты, маршал, приезжаешь вручать мне знамя…

– А на чём он приезжает? – спросил за Мишу Соловушкин.

– На коне. На чёрном, как порох, коне… Я встаю на одно колено, целую край знамени и говорю: «Клянёмся не опозорить это знамя!» И вся дивизия вслед за мной говорит: «Клянёмся!» И вот проходят годы, меняются люди в дивизии: одни погибают на фронтах, другие просто стареют, – а знамя остаётся. Не такое, правда, новое, как в первый день, но остаётся. И все по-прежнему отдают ему честь…

– Почему не такое? – спросил Миша. – Ты же сам говоришь, что я новенькое вручал…

– А что же тут удивляться? – сказал папа. – Люди стареют – вы не удивляетесь, дивизии стареют – вы не удивляетесь, а если знамя побывало в боях и остались на нём следы пуль – вы удивляетесь? Знамёна тоже стареют… Да только делаются ещё лучше. И вот наступает самый грустный день, когда приходит на пост к знамени молодой солдат и засыпает, стоя на посту… Вернее, не засыпает, а уходит домой обедать. А к одинокому знамени подбегает Альма, садится на знамя и начинает грызть его и трепать. И от знамени остаётся одно древко. А древко – это не знамя, древко – это просто древко.

– А я не уйду обедать, – сказал Миша. – Сяду вот тут и не уйду.

– И я не уйду, – сказал Соловушкин. – Сяду вот тут и не уйду.

– Я первый сяду, – сказал Коля и сел поближе к знамени.

Остальные ребята тоже сели.

Подождал немного Мишин папа и говорит:

– А помнишь, Михаил, когда вручал ты мне знамя, мы говорили, что без знамени дивизия – не дивизия, и говорили, что не опозорим?

– Ну, – хмуро сказал Миша, – говорили.

– Значит, не сдержали слова. И дивизию наказывают: зачёркивают боевой номер, а всех солдат и командиров отправляют по разным другим частям. И больше никогда не быть дивизии дивизией, не иметь своего знамени, а номер её никогда не появится в военных сводках, потому что опозоренный номер не захочет носить никакая другая дивизия… Вот что такое знамя! – Папа встал, подошёл к знамени и вытащил его из песка. – А теперь, товарищи бойцы, разрешите вручить вам знамя…

Миша сразу вскочил со скамейки, остальные ребята тоже, а Соловушкин ещё успел сказать Коле:

– Ты положи батон на скамейку… в строю с батоном не стоят.

Коля положил батон.

И Мишин папа вручил знамя. А потом отдал знамени честь и пошёл домой. И когда он совсем ушёл, Миша сказал:

– Эх вы, взяли и бросили знамя…

– Это ты сам бросил, – сказал Соловушкин. – Я-то не бросал. Я только на минуточку домой сбегал. А оно вон, смотри теперь, всё в песке…

– И я сбегал, – сказал Коля. – В булочную.

И Миша, видя, что все говорят неправду, тоже сказал:

– Пока ты бегал, я за ним из окна наблюдал… Я и во двор-то вышел, чтобы Альму прогнать…

– И я – чтобы прогнать, – сказал Соловушкин.

– И я…

– И я…

И тут им всем стало страшно неловко, что они говорят друг другу неправду, и они поскорее сели около знамени и стали стряхивать с него песок.

МИША ЕДЕТ К СОЛДАТАМ

Вечером Миша сказал папе:

– Папа, возьми меня к солдатам!

– Ладно, – сказал папа. – Возьму.

И Миша очень обрадовался, что увидит теперь настоящее знамя.

Утром они ехали в трамвае, потом шли пешком.

– А у тебя солдат много? – спрашивал Миша.

– Много.

– А пушки большие?

– Большие.

– А постреляем?

– Постреляем.

– Эх, – говорил Миша, – пушечки, мои пушечки, всё равно я буду моряком.

Тут они подошли к высокому забору, дверь перед ними открыли, и Миша увидел:

большой, как пустая площадь, двор,

несколько домиков на краю площади,

солдата под деревянным грибком,

ещё солдата, который, не торопясь, подметал площадь,

и солдата в переднике, с бачком в руках, который шёл по самому краю площади.

– Смирно-о-о! – вдруг закричал кто-то. И Миша вздрогнул от неожиданности.

И солдат под грибком вздрогнул.

И солдат, что нёс бачок, торопливо поставил свой бачок на землю.

А солдат, что подметал площадь, недошаркнул вдруг метлой и перестал подметать.

Мишин папа посмотрел на всё это и сказал:

– Вольно.

– Вольно! – опять закричал кто-то.

И солдат под грибком немедленно поставил карабин к ноге.

Солдат с бачком отправился дальше.

А солдат с метлой просто-таки затанцевал по площадке: «вжик-шик, – запела метла, – шик-вжик…»

– Вот мы и пришли, – сказал папа.

СУРГУЧНЫЙ ПАКЕТ

В штабе Мишиного папу ожидал пакет.

Это был настоящий военный пакет с тремя сургучными печатями и одной красной звёздочкой наверху.

Пока Мишин папа читал, Миша познакомился со всеми офицерами, а с одним офицером даже дважды: когда офицер был в плаще и когда офицер снял плащ. Конечно, они долго смеялись, что не узнали друг друга.

А потом Миша оглядел штаб и спросил:

– А ведь это штаб?

– Штаб, – сказали ему.

– А это карты?

– Карты, – сказали ему.

– И по ним воюют? Если это военная тайна, то можете мне не говорить. Прямо из штаба воюют?

– Прямо из штаба. Всё обдумают и вот, понимаешь, воюют…

– А лишних звёздочек у вас нету? – на всякий случай спросил Миша.

– Нету.

– И у вас нету?

– И у меня нету.

«Так, – вздохнул Миша, – лишних звёздочек, значит, ни у кого нету».

Тогда сказал один офицер:

– У меня есть блокнот. И я обязательно дам порисовать тебе, когда ты захочешь.

– А я уже хочу, – сказал Миша.

Офицер вытащил из стола хороший толстый блокнот и ещё две коробки цветных карандашей.

– Рисуй, – сказал он Мише.

Но только Миша сел рисовать и нарисовал пятерых солдат и пятерых матросов, часть из которых шла в атаку, а часть не шла, как Мишин папа сказал:

– Придётся тебе, Михаил, погулять одному. Около штаба – так, чтоб я тебя видел. А потом мы что-нибудь придумаем.

– А что мы придумаем? – спросил Миша.

– Кто с тобой будет гулять дальше. Показывать солдат и пушки.

– А ты? – спросил Миша.

– А я не могу. Видишь, пакет. И никто из офицеров не может. Надо быть на совещании. Погуляй, а то вон как тут накурено… – И папа стал разгонять дым, а потом закурил сам. – Только не исчезни.

– Не, – сказал Миша, – не исчезну…

Слез со стула и пошёл.

БРЫКИН

«Хотя с папой, конечно, интереснее, – думал Миша, – но без папы тоже хорошо. Будто один пришёл к солдатам и куда хочешь, туда и иди».

Миша походил немного под окнами, как просил папа, а потом решил посмотреть, что делается за углом.

За одним углом, например, двое солдат красили забор.

За другим – двадцать, а может, пятьдесят солдат разучивали, как правильно поворачиваться на месте.

Миша посмотрел и сам попробовал.

«Ничего трудного, – подумал Миша. – Раз попробовал – и получилось…»

А солдаты всё поворачивались и поворачивались. Наверно, у них ничего не получалось.

За третьим углом опять сидел солдат. Волосы у солдата на голове торчали «ёжиком». Рядом с солдатом сидела большая собака (ещё больше Альмы), и солдат, на коленях у которого лежала гимнастёрка, чистил собакой пуговицы. Собака жмурилась, а пуговицы на гимнастёрке блестели.

Миша даже рот раскрыл: «Неужели правда – собака пуговицы чистит?»

Тут солдат надел гимнастёрку и стал чистить собакой пряжку от ремня.

Миша подошёл поближе и сказал:

– Здравствуйте.

– Здравствуй, – посмотрел на него солдат.

– А вы что делаете? – спросил Миша.

– Пуговицы чищу, – сказал солдат.

– А она что делает?

– Помогает, – сказал солдат. – Верно, Гашетка?

Собака посмотрела на Мишу жёлтым глазом и будто сказала: «Верно».

«Всё равно не поверят, – подумал Миша. – Ни Соловушкин не поверит, никто, что собака пуговицы чистит…»

– А ведь я тебя знаю, – сказал солдат. – Ты сын начальника штаба. Миша.

– Да, Миша, – удивился Миша. – А вы откуда знаете?

– Я всё знаю, – сказал солдат. – Я только одного не знаю: почему ты ходишь один, а не смотришь с папой солдат и пушки? Вот чего я не знаю…

– А папа не может, – сказал Миша. – Папе принесли пакет. И папа сказал: походи немного у штаба, а потом мы что-нибудь придумаем… А что он придумает?

Тут солдат отправил Гашетку в конуру («Карауль», – сказал).

– А вы правда всё знаете? – спросил Миша.

– Правда, – строго сказал солдат.

– А пушки какие, вы знаете?

– Зелёные, – сказал солдат.

– А почему зелёные, вы знаете?

– Знаю, – сказал солдат. – Потому, что зелёный цвет – защитный цвет. Для военных защитный цвет – очень важно. Вот тебе пример. Стоит красная пушка в зелёном лесу. Видно красную пушку в зелёном лесу?

– Видно, – подумав, сказал Миша.

– А вот тебе другой пример. Стоит зелёная пушка в зелёном лесу. Видно зелёную пушку в зелёном лесу?

– Не видно, – признал Миша.

– Солдат всё знает. А теперь давай пойдём к штабу, и ты позови: «Папа!»

– А дальше что? – смотря солдату в рот, спросил Миша.

– А дальше твоему папе скажу я. Кажется, я тот самый человек, который тебе, Миша, нужен. А то мне, понимаешь, неудобно кричать в окно: «Товарищ полковник, а товарищ полковник!»

Они пошли к штабу, и Миша сделал так, как говорил солдат.

– Что? – высовываясь из окна, спросил папа. Но тут увидел солдата, обрадовался и сказал: – А, это вы, Брыкин?

– Так точно, товарищ полковник, это я.

– Послушайте, Брыкин, – сказал папа, – что вы сейчас делаете?

– Он пуговицы чистил, – сказал Миша и хотел добавить про Гашетку, но подумал: «Может, нельзя?»

– А шефство над моим сыном не возьмёте? – спросил папа. – А то, понимаете, у меня совещание, и я никак не могу. Возьмите шефство над моим сыном, Брыкин, и покажите ему солдат и пушки. Справитесь?

– Так точно, – сказал Брыкин. – Справлюсь.

– А ты веди себя как следует, – сказал папа Мише. – Я потом проверю.

– Я буду вести себя как следует, – сказал Миша.

Тут Брыкин взял его за руку, и они пошли.

ПРОБА

– Что ты хочешь сначала посмотреть, – сказал Брыкин, – пробу, пушки, солдат или знамя?

– Пушки! – сказал Миша.

А потом подумал и сказал:

– Знамя!

А потом ещё подумал и спросил:

– Какую пробу?

– Как обед приготовили, – сказал Брыкин.

Они пошли к столовой, и там Брыкина ждал повар.

Военный повар был обыкновенным поваром. Военными у него были только сапоги.

Сразу было видно, как волнуется повар.

– Осторожно, Брыкин! Не упади, Брыкин! Здесь плохие ступени, Брыкин! Как здоровьице, Брыкин? Что пишут из дома, Брыкин?

Даже Мише, который вовсе не собирался снимать пробу, повар говорил:

– Ишь какой, Брыкин… Он с тобой, Брыкин? Ему дать компот, Брыкин? Он чей, Брыкин?

– Начальника штаба, – сказал Брыкин.

И повар сразу откликнулся:

– На, ешь компот.

Но Миша не стал есть компот, так как боялся пропустить, как Брыкин будет снимать пробу.

А Брыкин вымыл руки, надел белый халат и подошёл к плите.

– Хе-хе, – сказал повар, – щец – что надо…

Брыкин зачерпнул немного в тарелку, попробовал…

– Что надо? – спросил повар.

– Что надо.

Потом Брыкин попробовал гречневую кашу.

– Ты масло положи, – обиженно сказал повар. – Что же ты без масла пробуешь?

Брыкин положил. Каша оказалась тоже что надо.

А потом Брыкин попробовал компот.

– Ну, – тревожно спросил повар.

– Ну? – спросил Миша тревожно.

– Что надо, – сказал Брыкин.

И повар сразу потерял всякий интерес и к Мише, и к Брыкину. Стал командовать кому-то, чтоб резали хлеб. Раз вкусно, что же теперь беспокоиться? Надо теперь кормить.

Когда Миша и Брыкин вышли из столовой, Миша спросил Брыкина:

– А чего он вас про здоровье спрашивал? Вы что, болели?

– Нет, – сказал Брыкин. – Это он волновался.

– А чего он волновался?

– Вкусный обед или нет. Может, это только ему кажется, что вкусный, а я попробую и скажу, что нет… Вот он и волнуется. У него обеды всегда вкусные, но он всё равно волнуется. Такая уж должность – повар.

НЕРАЗГОВОРЧИВЫЙ ЧАСОВОЙ

Тут они подошли к домику, где хранилось знамя, вошли, и Миша сразу увидел знамя: оно стояло на возвышении, под стеклом, а рядом был часовой.

Брыкин отдал знамени честь.

Миша тоже хотел отдать честь, но, во-первых, постеснялся, а во-вторых, не знал точно: отдают моряки сухопутному знамени честь или не отдают.

Миша посмотрел на часового. А часовой посмотрел на Мишу. У часового шевельнулись только глаза – сам часовой не шевельнулся.

– Здрасте, – сказал ему Миша.

Часовой не ответил.

– А он что, не дышит? – спросил Миша.

– Что ты, дышит, – сказал Брыкин.

– А не шевелится почему?

– А потому, что он – часовой у знамени. У знамени часовой не шевелится.

– И давно не шевелится? – спросил Миша.

– Вот, – сказал Брыкин, – скоро уже два часа.

И тогда Миша подумал, что часовой устал, наверное, не шевелиться так долго, и сказал Брыкину:

– А давайте принесём ему табурет. Он посидит немного, отдохнёт, а потом опять встанет и опять не будет шевелиться.

– Нельзя ему это, – сказал Брыкин.

И Мише показалось, что часовой хотел улыбнуться, но не стал.

– Нельзя ему, – повторил Брыкин. – Сядешь на табурет и уснёшь. А тут, сам понимаешь, знамя…

– Да, – сказал Миша, – понимаю. Знамя.

И тут вспомнил, что рассказывал ему папа про знамя, и ещё вспомнил про Гашетку, испугался и сказал:

– Дядя часовой, а дядя часовой…

Но часовой опять только шевельнул глазами.

– Ему говорить тоже нельзя, – сказал Брыкин.

– А мне можно?

– Тебе можно.

– Тогда пусть он не говорит, – сказал Миша, – я ему сам скажу… важное. Он слышит?

– Слышит, – сказал Брыкин.

И Мише опять показалось, что часовой хотел улыбнуться.

Миша сказал:

– Часовой, а часовой… Я знаю один случай – про то, как собака знамя съела. Часовой ушёл, а она прибежала и съела… У вас тут Гашетка бегает; она не съест?

– Нет, – сказал часовой.

– Он говорит?! – удивился Миша.

– Это я говорю, – сказал Брыкин. – Он не говорит. У нас, Миша, знамя не пропадёт. У нас не такие солдаты. Да и Гашетка не будет его есть. Ведь это солдатская Гашетка, и понимает: самое дорогое у солдата – знамя. Разве будет она его есть?

Миша подумал и решил, что, конечно, не будет: разве военная собака станет знамя есть?

– А можно, – сказал Миша, – я посмотрю на знамя вблизи?

– Можно, – сказал Брыкин.

Они подошли к часовому совсем близко, под сильные лампы, которые освещали часового и знамя, и Брыкин приподнял Мишу, и Миша вдруг увидел на знамени дырки.

«От пуль!» – сразу догадался Миша. И ещё увидел на красном полотнище орден. А какой – Миша не знал.

– Какой это орден? – спросил Миша Брыкина.

– Суворова, – сказал Брыкин. – Не так уж много знамён, которые носят орден Суворова. А теперь – пошли. А то часовому попадёт, что мы около него крутимся. У знамени никто крутиться не может: ни ты, ни я, ни командир… У знамени может быть только часовой.

Миша сказал:

– До свиданья.

Брыкин отдал знамени честь.

И тогда Миша тоже отдал знамени честь. Про себя только.

«Так вот оно какое, знамя, – думал Миша. – Настоящее знамя. С орденом. И с дырками от пуль».

ЛЁША

– А теперь мы куда? – спросил Миша. – К пушкам?

– Пушки все одинаковые, – сказал Брыкин. – Одну посмотришь, а другие и смотреть нечего. Другое дело солдаты: разные все… В спортзал мы пойдём.

В спортзале стояли брусья, конь, турник и стол. Самый обыкновенный стол.

В углу смуглый солдат в синих трусах и белой майке поднимал штангу. На штанге было много блестящих никелированных «блинов», и солдат поднимал их все сразу.

– Это мой знакомый солдат Лёша, – сказал Брыкин.

– Сильный, – уважительно сказал Миша.

– Конечно, сильный, – подтвердил Брыкин. – Ты сядь на него – он и тебя поднимет. Да что тебя! Он знамя одной рукой несёт…

– Одной рукой? – не поверил Миша. – Сильный!

– Конечно. Чтоб держать знамя, надо быть сильным.

Миша хотел спросить, куда Лёша несёт знамя, но Лёша опустил штангу и сказал:

– Привет, Брыкин!

А потом объяснил, почему не сказал раньше «привет»: держать над головой штангу и говорить «привет» – тяжело.

– А стол вы поднимете? – подумав, спросил Миша.

– А стол ты поднимешь? – спросил Брыкин.

– За одну ножку? – понимающе спросил Лёша.

– Да, – радостно сказал Миша, – за одну.

Лёша подошёл, крякнул и поднял стол за одну ножку.

– Сильный, – уважительно сказал Миша.

– Конечно, сильный. Ты сядь на него – он и тебя поднимет.

– А вы? – спросил Миша.

– А я не могу, – сказал Брыкин и посмотрел в сторону, где солдат Лёша натирал руки чем-то белым.

– Почему не можете? – спросил Миша.

– Потому что я не сильный…

– Но вы же солдат? – горестно спросил Миша.

– Солдат, – горестно сказал Брыкин.

Тут Миша посмотрел» на Брыкина, сравнил, какой высокий Лёша и какой маленький Брыкин, и всё Мише стало понятно.

«Эх, – подумал Миша, – почему Лёша такой высокий и почему Брыкин не такой? Будь он высоким, обязательно нёс бы знамя. И стол за одну ножку смог бы тогда поднять…»

Мише стало ужасно обидно за Брыкина.

И Миша впервые усомнился в том, что солдаты всё могут.

ЧТО МОГУТ СОЛДАТЫ

От огорчения Миша не спросил даже про пушки, а только сказал рассеянно:

– А теперь куда?

– На полосу препятствий, – сказал Брыкин.

Миша пошёл за Брыкиным и увидел, что никакая это не полоса: просто за домиками, понастроены какие-то штуки, около них стоят солдаты, и офицер что-то объясняет им.

– Это и есть полоса? Тогда это у нас тоже есть, – сказал Миша, показывая на гимнастическое бревно. – Мы по нему бегаем, и не страшно. Только Митька Соловушкин трусит. Один во всём дворе.

– А чего он трусит? – спросил Брыкин.

– Так – боится…

Миша хотел рассказать про Соловушкина, но в это время двое солдат спрыгнули в окопчик, офицер сказал: «Внимание… марш!» – и солдаты снова выскочили из окопчика и побежали, пригибаясь к земле.

– Куда они бегут? – удивился Миша. – К проволоке?

Солдаты действительно бежали к проволоке. Это было странно, потому что проволока была натянута над самой землёй и в ней запутался бы даже кролик, вздумай он туда залезть.

– Они поползут под проволокой, – сказал Брыкин.

– Зачем? – удивился Миша.

– А если проволока в бою попадётся? Не проползут, запутаются… Уж лучше пусть сейчас запутаются.

И точно. Один солдат запутался.

– Не дёргайся! – кричали солдату, который запутался. – Не дёргайся! А то ещё больше запутаешься!

А второй солдат уже бежал по бревну, словно это было не бревно, а асфальтовая дорожка, потом перепрыгнул низенький заборчик, потом одолел высокий забор, потом спрыгнул в маленький окопчик и швырнул две гранаты в какую-то щель.

«Бабахнет сейчас!» – зажмурился Миша.

Но Брыкин сказал:

– Они не настоящие.

И Миша сразу тогда открыл глаза и как ни в чём не бывало поправил свою бескозырку.

Запутавшегося солдата вынимали из проволоки. У него съехала каска, и Миша вдруг увидел, что солдат – рыжий. Это почему-то так удивило Мишу, что он сказал:

– А солдат-то рыжий?

– Ну и что? – сказал Брыкин. – Красиво.

А второй солдат в это время подбегал уже к деревянному дому. Конечно, не к настоящему дому: вместо дома была стена и окошки – на первом и втором этажах.

– Сейчас полезет на второй этаж, – задрав голову, сказал Брыкин.

– На второй этаж по этой стене? – не поверил Миша.

– По этой.

– Но там же не за что держаться!

– Удержится, – сказал Брыкин. – Солдат есть солдат.

И точно. Солдат вскарабкался по голой стене и прыгнул со второго этажа.

– Всё? – зажмурился Миша.

– Бежит дальше.

– Ну, теперь-то просто, – открыв глаза, сказал Миша. – Теперь-то он перепрыгнет эту канаву. Там что, вода?

– Вода.

– А не перепрыгнет?

– Свалится в воду.

Солдат не перепрыгнул.

– Придётся ему начинать сначала, – огорчённо сказал Брыкин. – Не перепрыгнул.

– Он устал, вот он и не перепрыгнул, – сказал Миша. – Если б не устал, перепрыгнул бы…

– Верно, – сказал Брыкин. – И всё-таки придётся ему начинать сначала…

Солдат вылез из канавы, поднял свои ненастоящие гранаты и пошёл начинать сначала. Даже каска и автомат были у него мокрые, не говоря уже о сапогах, гимнастёрке и сумке с противогазом. Солдат снял каску и вытер лоб.

– Так ведь он тоже рыжий! – взвизгнул Миша. – А вы говорили – солдаты разные… Одинаковые все!

– А они братья, – сказал Брыкин. – Братьям можно быть одинаковыми.

Но Миша только недоверчиво покачал головой.

Как будут бежать солдаты второй раз – смотреть не стали.

Миша сказал:

– Вы тоже так бегаете?

– Тоже, – сказал Брыкин. – Я на этом деле зуб потерял. Пластмассовый вставили.

– Больно было? – спросил Миша.

– Больно, – сказал Брыкин. Но, увидев, что Миша как-то странно задумывается, добавил: – Да ты что? Солдатам огорчаться не положено. Ты же видел – они храбрые парни, и полоса препятствий для них, в общем-то, пустяк. А случайности бывают везде: идёшь-идёшь, например, и споткнёшься…

И хотя случайности бывают везде, Миша всё равно расстроился:, во-первых, из-за зуба, а во-вторых, из-за того, что солдатам приходится взбираться по стене, где нет даже ручек, а у них не всегда всё получается, и они устают.

– Ты не расстраивайся, – сказал Брыкин. – Ты ещё не знаешь, что могут солдаты.

– Ну, – сказал Миша. – Что?

– Всё. Реки переплывать. Заборы красить. Песни петь. Сапоги чистить. Дома строить. Из пушек стрелять. Всё могут! А ты расстраиваешься…

– И вы можете?

– И я могу. Я только штангу поднимать не могу. Вот чего не могу. – Тут Брыкин посмотрел на часы и сказал: – Идём, Миша, обедать.

КАК БРЫКИН ПОЧИНИЛ РУКУ

После обеда Брыкин сказал, что надо идти принимать больных.

– Каких больных? – сказал Миша. – Тут врач нужен. А вы ведь не врач.

– Врач, – сказал Брыкин. – Солдатский врач. Или, говоря проще, фельдшер. Как кто заболел – сразу ко мне, в санчасть.

Миша даже споткнулся от такой новости.

– Вот это да! – сказал Миша. – Вы и солдат, вы и фельдшер!

Такого от Брыкина, честно говоря, Миша никак не ожидал.

Не успели они прийти в санчасть, как Миша увидел в окно двух солдат, которые шли к санчасти, и один солдат поддерживал другого.

«Уже ранили кого-то, – испуганно подумал Миша. – К Брыкину ведут…»

И только хотел позвать Брыкина, как здоровый солдат сам позвал:

– Эй, Брыкин!

И Миша узнал солдат: это один рыжий брат привёл своего раненого рыжего брата.

«Эх, – огорчённо подумал Миша, – говорил я Брыкину: нельзя лазать по стене, где нет ручек…»

– Что случилось, ребята? – высунулся из окна Брыкин.

– Ох, Брыкин, – только и сказал раненый.

– С рукой у него что-то, – пояснил второй брат. – На полосе, понимаешь, гранату кинул, а после обеда с рукой у него что-то случилось…

– Проходите сюда, – сказал Брыкин.

Он поправил халат, вымыл руки и насухо вытер их полотенцем.

– Так что у тебя? – спросил Брыкин, осторожно щупая руку.

– Ох, Брррыкин, – снова сказал раненый.

– А ты не рычи, – посоветовал ласково Брыкин. – Не очень-то мы твоего рычания испугались. Верно я говорю, Миша?

«Верно», – хотел сказать Миша, но тут Брыкин как дёрнет руку.

– Ой, ма! – сказал солдат.

Мише показалось, что Брыкин оторвал руку. И солдату, видно, тоже показалось.

– Что же ты, Брыкин, делаешь? – чуть не плача, спросил он.

– А уже ничего, – сказал Брыкин.

Раненый недоверчиво пощупал руку. Рука шевелилась.

– Ох, Брыкин, – сказал он. – Уж не думал, что будет шевелиться.

– Зашевелится, – строго сказал Брыкин.

Тогда второй брат сказал:

– Ты ещё дёрни. Чтоб наверняка было.

– Нет-нет, – сказал бывший раненый. – Достаточно. Спасибо, Брыкин.

Брыкин засмеялся, второй брат тоже, и братья пошли.

– А полосу препятствий они пробежали? – спросил Миша Брыкина.

– Ты у них узнай, – сказал Брыкин. – Пока они не ушли.

Миша побежал за братьями, догнал их и спросил:

– А полосу препятствий вы пробежали?

– Пробежали, – сказал один брат.

– И нигде не запутались?

– Не запутались, – сказал другой брат.

– И в воду не упали?

– Не упали, – сказал первый брат.

– А рука работает? – спросил Миша.

Бывший раненый попробовал:

– Работает!

– В любую сторону?

– В любую!

И тогда Миша с удовольствием спросил:

– Это ведь Брыкин вправил?

– Он, – сказал солдат и покрутил рукой перед самым Мишиным носом. – Чуешь, какая работа!

Миша вернулся в санчасть, прошёлся несколько раз мимо Брыкина, который писал что-то в толстой тетради, а потом остановился и сказал:

– А полосу препятствий они пробежали…

– Вот видишь, – сказал Брыкин. – А ты сомневался… Тогда Миша ещё немного прошёлся и сказал:

– И рука работает…

– А в этом я не сомневался…

Тогда Миша опять прошёлся и сказал:

– Вы, Брыкин, конечно, не такой сильный, но вы, Брыкин, тоже сильный…

– Да, – удивился Брыкин. – Это ты верно сказал.

Тут Миша заметил на столе фотографию и спросил:

– Это кто?

– Сын, – сказал Брыкин.

– Ваш сын? А где он? – удивился Миша.

– Дома, – сказал Брыкин.

– А вы почему здесь? – ещё больше удивился Миша. – Или вы живёте тут близко?

– Нет, – сказал Брыкин. – Я живу там, далеко…

– А кто же ходит с ним в зоопарк? – спросил тогда Миша.

– Мама, наверно, – сказал Брыкин.

– И он с тех пор не спит?

– Почему не спит? – встревожился Брыкин. – Он всегда хорошо спит.

– А как вы уехали. Я, например, всегда не сплю, если папы нет дома… – Тут Миша подозрительно посмотрел на Брыкина и сказал: – А может, вы нарочно уехали?

– Стал бы я от него нарочно уезжать, – сказал Брыкин. – В армию меня призвали, вот я и уехал.

– А вы отпроситесь, Брыкин, – сказал Миша. – Отпроситесь. Скажите, что вам к ребёнку надо. Вас и отпустят. А хотите, я папе скажу.

– Нет, – сказал Брыкин, – говорить ничего не надо. У каждого солдата есть кто-нибудь дома. И если всех отпустят, кто же тогда будет охранять знамя?

Миша подумал-подумал:

– Правда, некому…

И вздохнул.

ПУШКИ ВЫПОЛЗАЮТ НА ПЛОЩАДЬ

По дороге к пушкам встретили они Мишиного папу. Мишин папа сказал:

– Я вас ищу-ищу…

– А мы никуда не терялись, – сказал Миша. – Можешь спросить у Брыкина.

– Очень хорошо, – сказал папа. – Тебе надо ехать домой!

– Почему домой? – сразу заныл Миша. – Я пушек не видел!

Но папа сказал:

– Домой.

И едва папа это сказал, как затрубила труба и из домиков стали выбегать солдаты. Миша и не думал, что в таких маленьких домиках спрятано столько солдат.

– Что случилось? – спросил Миша.

– Тревога, – сказал папа.

– Какая тревога?

– Учебная.

Миша посмотрел на Брыкина, но Брыкина на прежнем месте уже не было. Брыкин во весь дух убегал к себе в санчасть.

– Ты куда, Брыкин? – закричал Миша. – Ты куда?

– Что ты кричишь? – сказал папа.

Миша хотел объяснить, но тут раздался такой лязг и грохот, что задрожала от этого грохота земля и Мишины щёки, и Миша поскорее вцепился в папину руку.

«Что это?» – хотел спросить Миша.

И увидел сам:

здоровенные пушки, прекрасные пушки неизвестно откуда выползали на площадь, их тащили огромные тягачи, тягачи были похожи на танки, а пушки – одна на одну.

«Р-р-р-р», – хрипели тягачи.

«Ур-р-р», – урчали моторы.

«Да куда же это всё прятали?» – сам себя спросил Миша.

В это время из знакомого домика вынесли какую-то длинную штуку, завёрнутую в чехол. Нёс её Мишин знакомый Лёша.

«Знамя», – догадался Миша.

Чехол был зелёным.

Тягачи были зелёными.

Пушки были зелёными.

Солдаты были во всём зелёном.

«Защитный цвет», – вспомнил Миша.

Открылись огромные ворота в заборе, и поползли туда пушки, а за пушками – солдаты на машинах, а за солдатами – полевые кухни, а за ними – ещё машины. Зачем они – Миша не знал.

Миша дёрнул папу за руку и крикнул:

– Брыкин где?

– А? Что? – тоже крикнул папа.

– Брыкин!

Но папа только показал на свои уши: не слышу, мол.

И тут Миша сам увидел Брыкина.

Брыкин в каске.

Брыкин с автоматом.

Брыкин с санитарной сумкой на боку садился в машину.

– Брыкин! – закричал ему Миша. – Брыкин!!!

Да разве услышишь, когда такой шум?

– Папа, – жалким голосом заныл Миша, – папа, покричи Брыкина… Мне надо ему сказать…

– Что? А? – спросил папа.

– Брыкина! – крикнул Миша.

Но было поздно: машина, в которую сел Брыкин, поехала.

И когда скрылась за воротами последняя пушка, на площади наступила такая тишина, что Миша даже поковырял в ухе.

– Что ты хотел сказать? – громко сказал папа, всё ещё думая, что на площади не тишина.

– Про Брыкина, – тоже громко сказал Миша и опять поковырял в ухе.

– Ты мне скажи. Я ему передам.

А Миша и сам не знал, что хотел сказать Брыкину.

«Спасибо» – наверное, за то, что ходил с ним Брыкин целый день.

«До свиданья» – наверное, потому, что неизвестно, когда они ещё увидятся.

«Привет вашему сыну» – который находится где-то дома, и Миша не знает даже где.

И ещё многое хотел он сказать Брыкину.

Да разве скажешь всё?

ДОМА

Дома, во дворе, Мишу окружили ребята. Все уже знали, что Миша ходил к солдатам.

– Ну что? Ну как? – спрашивали все.

– А так, – сказал Миша. – Солдаты все разные, а пушки – одинаковые. А на знамени – дырки от пуль.

– Ну? – удивились ребята.

– А ещё там у них есть собака Гашетка, и она чистит пуговицы.

– Врёшь! – не поверили ребята.

Но Миша и сам знал, что никто не поверит.

Вечером приехал Мишин папа и удивился, что Миша не играет в свои солдатики. Солдатики лежат в коробках: пушкари к пушкарям, пехотинцы к пехотинцам, моряки к морякам.

– Ты что делаешь? – спросил папа.

– Думаю, – сказал Миша.

– Ага, может, ты тогда надумал, кем хочешь быть: артиллеристом или моряком?

– Брыкиным я хочу быть, – сказал Миша.

– Кем-кем?

– Брыкиным.

Папа озадаченно посмотрел на Мишу, а потом подумал: «Хм… Надо будет получше приглядеться к этому Брыкину…»

Но Мише-то папа ничего не сказал.

Мише папа только улыбнулся.