Текст книги "Жили-были солдаты (сборник)"

Автор книги: Яков Длуголенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Музыкантские истории. Повесть

Перед вами несколько историй о капитане Насибулине. Свидетелем одних был я сам, историю о тыквочке мне рассказали другие.

Часто читатели спрашивают: какой процент правды заключён в том или ином художественном произведении?

Отвечу так: обычно не менее ста – ста двадцати процентов.

И это справедливо для большинства приводимых здесь рассказов. Для большинства, но не для «Тыквочки».

В «Тыквочке» – и это читатель поймёт сразу– присутствует процентов семьдесят пусть самого правдивого, но всё-таки сказочного домысла… Будем надеяться, реальный капитан Насибулин за это на нас не обидится.

ЗНАКОМСТВО С КАПИТАНОМ НАСИБУЛИНЫМ

1

Меня вызвал недавно назначенный к нам в округ начальник по культурно-массовой работе и сказал:

– Разберитесь вы с этими музыкантами. Особое внимание обратите на парашютно-десантный полк. Вернее, на его оркестр. Разумеется, другие оркестры тоже время от времени что-нибудь просят, но ведь не столько же?.. Смотрите сами: в прошлом месяце вы отпустили им десять валторн. Хорошо. Допустим. Хотя, на мой взгляд,

полковому оркестру достаточно и двух валторн. Теперь они требуют сорок три балалайки. Зачем духовому оркестру сорок три балалайки?.. В обоих случаях заявка подписана неким капитаном… На-си-бу-линым. Кстати, сами-то вы играете на каком-нибудь инструменте?

– Да, – сказал я, – на валторне.

– Вот и поезжайте, выясните: зачем им столько валторн, куда идут балалайки и так далее.

Я уехал. Вернулся через несколько дней, доложил, что всё в порядке, заявка оформлена по всем правилам, никаких финансовых или иных нарушений нет. Балалайки можно отпускать.

Парашютно-десантному полку были отгружены сорок три балалайки.

Однако через месяц пришла новая заявка. На этот раз им требовались кларнеты. Десять штук. Заявка вновь была подписана капитаном Насибулиным.

Начальник управления собрал нас всех и сказал:

– Товарищи офицеры! Только что из парашютно-десантного полка поступила очередная заявка. На этот раз на кларнеты. Не хочу заранее никого обижать, но, мне кажется, предыдущий проверяющий в чём-то не разобрался. Обычному полковому оркестру за глаза достаточно двух кларнетов. Есть у нас кто-нибудь ещё разбирающийся в музыкальных инструментах?..

Руку поднял мой друг капитан Осипенко.

– На чём вы играете? – спросил наш начальник.

– На кларнете.

Начальник несколько удивился, внимательно глянул на Осипенко, но потом пожал плечами и сказал:

– Хорошо. Поезжайте.

Осипенко уехал. Вернулся через несколько дней, доложил, что всё в порядке, заявка оформлена правильно, никаких финансовых или иных нарушений нет.

И в адрес парашютно-десантного полка были отправлены десять кларнетов.

Ещё через два месяца, когда наш начальник, вероятно, уже начал думать, что незнакомый ему капитан Насибулин наконец успокоился, из того же парашютно-десантного пришла новая заявка. На этот раз им требовались сорок три гармоники.

И я, и другие офицеры искренне сочувствовали нашему начальнику. И всё-таки больше нас занимало другое: что он на этот раз станет делать.

Он вновь собрал нас всех и сказал:

– Товарищи офицеры! Не буду говорить о том, что из парашютно-десантного полка поступила очередная заявка. Я полагаю, все вы уже об этом знаете. Теперь они требуют от нас сорок три гармошки.

– Товарищ полковник, – мгновенно поднял руку майор Гаврилов, – извините, что я вас перебиваю, но точнее говорить не «гармошка», а «гармоника», в крайнем случае «гармонь».

Уверен, именно в этот момент у нашего начальника мелькнула первая, ещё неосознанная догадка.

– А на каком инструменте вы играете? – с любопытством спросил он.

– На гармонике, – ответил майор Гаврилов.

Тут начальник цепко оглядел всех нас и быстро спросил:

– А ну-ка поднимите руки, кто еще на чём играет?..

Поднялся лес рук.

– Спасибо. Руки можете опустить. На этот раз в парашютно-десантный полк поеду я сам. Разумеется, я хуже вас разбираюсь в музыке, потому что ни на валторне, ни на кларнете, ни на ином инструменте, за исключением пионерского барабана, никогда не играл. Но думаю, моей квалификации окажется достаточно. Сопровождать меня будет лейтенант… – И он назвал мою фамилию. – Предупреждаю: если обнаружу какое-нибудь упущение, всем предыдущим проверяющим будет несдобровать.

Не знаю, почему для этой поездки он выбрал именно меня, – за всю дорогу мы практически не проронили ни слова. Лишь когда подъезжали к конечной станции, он (через сутки!) вдруг спросил, где я служил до работы в управлении.

Я честно сказал, что служил в этом парашютно-десантном полку начальником клуба.

Он кивнул.

2

На вокзале нас ждала машина. Рядом с ней прохаживался мой бывший командир – командир парашютно-десантного полка полковник Яковенко. Он был в папахе, при орденах, в начищенных до блеска хромовых сапогах. Вид у него был лихой по-казацки.

Я понял: капитана Насибулина в обиду он не даст.

Самого капитана нигде не было. Вероятно, когда я позвонил в полк и сказал, что мы едем, капитана на всякий случай куда-то спрятали.

Мой начальник и командир полка пожали друг другу руки, с ходу подсчитали количество общих знакомых.

Получалось: и тот, и другой служили всё время рядом, но ни разу не встречались.

– Зато теперь встретились, – гостеприимно сказал Яковенко. – И это хорошо.

От машины полковники отказались, решили пройтись по осенним улицам, подышать свежим воздухом, благо полк находился не так далеко от вокзала. Мне предстояло пройтись с ними.

Некоторое время мы шли молча. Полковники – чуть впереди, я – несколько сзади.

– Скажите, Валентин Яковлевич, – обратился наконец мой начальник к полковнику Яковенко, – скажите как на духу: что представляет собой командир вашего музыкантского взвода капитан Насибулин?..

– О це да!.. – немедленно отозвался Яковенко. – Высокий блондин. Метр восемьдесят ростом. Тридцать пять лет. Человек большой музыкальной культуры. Отличный дирижёр. Прекрасный командир. Солдаты в нём души не чают.

Мой начальник даже приостановился.

– Это вы всё говорите о достоинствах. А недостатки?

– А недостатков, товарищ полковник, у него нет.

Мой начальник кивнул и внимательно посмотрел на

Яковенко.

– А скажите, Валентин Яковлевич, вы случайно не играете на каком-нибудь музыкальном инструменте?..

– Случайно играю, – ответил Яковенко, и его щегольские усы тронула лёгкая улыбка. – Случайно играю на виолончели. Хотя могу и на баяне. А шо, нельзя?..

Мой начальник засмеялся и ответил, что, разумеется, можно.

– Так вот, – продолжал полковник Яковенко, – говоря серьёзно, заниматься этим приходится редко. Более важные вещи отнимают время. Но если выпадает свободная минута, собираемся непременно: я, мой начальник штаба, мой заместитель, мой зам по парашютно-десантной службе… Виолончель, скрипка-альт, кларнет, рояль. Квинтет.

– Четверо, – удовлетворённо подсчитал мой начальник. – Хотя, само собой разумеется, в квинтете должно быть пять человек.

– Пятый, как вы догадались, командир музыкантского взвода капитан Насибулин. Он играет первую скрипку.

Вообще, надо полагать, мой начальник всё это давно понял. Непонятным для него оставалось, вероятно, одно: зачем всё-таки парашютно-десантному полку понадобилось столько разных музыкальных инструментов.

3

На пороге музыкантского взвода нас встретил мой старый друг и учитель капитан Насибулин. Все те же, чуть раскосые глаза. Картошкой нос. Едва заметные рябинки на лице. Выходит, капитана никуда не прятали.

За его спиной в две шеренги выстроился взвод: орёл к орлу, грудь колесом. Правда, большинство в очках. Сказывалась, как говорится, консерваторская подготовка. Однако на груди некоторых мой начальник не без удивления заметил бело-голубые значки, говорящие, что их владельцы не раз имели дело с парашютом.

Капитан Насибулин, приложив руку к фуражке и чеканя шаг, направился к нам. Его подчинённые «ели» глазами начальство.

– Товарищ полковник! Музыкантский взвод…

Все формальности были соблюдены. Оба полковника замахали на него руками.

В сопровождении командира части и капитана мой начальник прошёлся вдоль музыкантского строя, расспросил, кто какой год служит, кто что окончил, кто на чём играет, кто сколько раз прыгал с парашютом. Затем проверил, в каком порядке хранятся музыкальные инструменты. Кажется, внешний вид инструментов его удовлетворил. Но если он искал среди труб, корнетов, тромбонов, медных тарелок и прочего сорок три злополучные балалайки и сорок три недавно выданные гармоники, то эго, скажем прямо, был напрасный труд. Все они хранились на своих местах в клубе. Это я знал точно.

Затем оба полковника поинтересовались, что сейчас по расписанию должно быть в музыкантском взводе.

По расписанию значился урок сольфеджио. Оба полковника, не сговариваясь, захотели присутствовать.

Музыкальный диктант прошёл вполне успешно, если не считать многочисленных ошибок, допущенных рядовым Карымшаковым (медные тарелки). Парень служил первый год, обладал безусловными способностями, но не имел никакого музыкального образования. Капитан Насибулин взял его из полковой самодеятельности.

По тому, как мой начальник реагировал на всё происходящее во время диктанта, стало ясно, что кое-что в музыкальной грамоте он понимает. Следовательно, он был не так прост, каким нам казался.

Прослушать игру оркестра решили вечером, в клубе.

Я всё ждал, когда мой начальник заговорит о балалайках и гармониках. Ведь ради них мы сюда и приехали!

Заговорил он о них лишь в кабинете командира полка. Он тактично спросил, зачем полку все эти гармоники, балалайки, незапланированные валторны и кларнеты, в которых, по-видимому, особой надобности нет.

– Как нет?! – изумился полковник Яковенко. – Да у нас только один оркестр гармонистов и балалаечников насчитывает сто человек!.. А инструментальный секстет? А эстрадный ансамбль?.. – Полковник продолжал перечислять, загибая пальцы. – Жаль, что у нас, военных, так мало личного времени, чтобы заниматься музыкой.

– Мне тоже очень жаль, – искренне сказал мой начальник.

Тут полковник Яковенко вынул из шкафа какую-то папку, подержал её на ладони, словно прикидывал вес, а потом сказал:

– Здесь письма, адресованные капитану Насибулину. Из училищ, консерваторий и так далее. Вот последнее – из Ленинградской филармонии.

– Простите, – удивился мой начальник, – но какое отношение имеет прославленный филармонический коллектив к капитану Насибулину?

– Самое прямое: почти половина его участников – бывшие воспитанники капитана Насибулина. Как видите, пишут ему, а отвечать приходится нам.

Вечером в клубе мы слушали концерт духового оркестра под управлением капитана Насибулина.

К полному удовольствию моего начальника, завершал концерт самодеятельный оркестр гармонистов и балалаечников. Не знаю, о чём думал мой начальник, разглядывая лица сидящих рядом с ним солдат, но я думал о капитане Насибулине.

4

На третий день мы вернулись в управление. Полковник тут же собрал офицеров и с ходу спросил:

– Товарищи офицеры! За время моего отсутствия из парашютно-десантного полка не поступало никаких заявок?

– Нет, – ответили ему.

Казалось, наш начальник был удивлён.

– Думаю, что поступят. Надо обязательно послать им десять малых барабанов. Я обратил внимание, что именно этих инструментов у них явно не хватает.

Мой друг капитан Осипенко посмотрел на меня, я, улыбаясь, – на него.

– И последнее, – продолжал наш начальник. – Поднимите, пожалуйста, руки, кто из вас давно и хорошо знает капитана Насибулина?

Поднялся лес рук.

Встал майор Гаврилов:

– Товарищ полковник, вероятно, не нужно ничего объяснять, но каждый из нас, правда в разное время, служил с капитаном Насибулиным. И если мы что-то понимаем в музыке и полюбили её, так это только благодаря ему.

НОВОБРАНЦЫ НА ЛЕТНОМ ПОЛЕ

1

В полк прибыло новое пополнение. Молодые, крепкие ребята из разных городов и областей. Все – недавние выпускники ПТУ: механизаторы, сталевары, наладчики станков с программным управлением, токари, фрезеровщики. В общем, специалисты своего дела.

Несколько студентов. И один учитель начальных классов. Фамилия его была Соламатин.

Ещё когда ехали в поезде, выяснилось, что почти каждый не раз и не два прыгал с парашютом. Одни – с настоящих самолётов, в аэроклубе. Другие – посещая городской парк культуры и отдыха, с парашютной вышки.

Сержант, который вёз новобранцев, невольно думал: «Ребята бывалые. Но морока с ними будет. Одно дело – прыгаешь, когда хочешь, и совсем иное – когда не хочешь, а над о».

Учитель слушал, о чём говорят его более опытные товарищи, и настроение у него всё ухудшалось и ухудшалось Ни с самолёта, ни с какого иного сооружения он никогда не прыгал, а если и решился однажды, то с трёхметрового трамплина в воду.

Один новобранец с пушкинскими бакенбардами и шкиперской бородкой (бороду и бакенбарды ему потом сбрили) рассказывал, что примерно на сотом прыжке с одним его другом приключился комический случай: друг повис на самолётном хвосте.

– Обхохочешься, – говорил новобранец. – Висит мой друг, как сосиска, а я подруливаю к нему левым галсом… то есть управляю телом в воздухе, что очень важно… обрубаю стропы… И мы вдвоём приземляемся на моём парашюте. Обхохочешься! Или вот ещё. У другого моего друга не раскрылся основной парашют. Переходит он на запасной…

«А ведь действительно, – думал учитель, – почему только основной и запасной? Материала жалко?.. Нажимаешь кнопку на пульте. И раскрываются сразу пять запасных. Пульт у тебя на груди. Исключается всякая случайность. Полная гарантия и надёжность».

Ночью в поезде под впечатлением передуманного учитель стал составлять своим ученикам письмо.

«А Дёмину передайте, – мысленно сочинял он, – что я его прощаю. Только пусть не думает, что я не знаю, кто подбил мою курицу. Если останусь жив, так и быть, поставлю ему годовую тройку».

Молодое пополнение встречали с оркестром.

Пока новобранцы выгружались из вагонов, пока строились, учитель смотрел на оркестр и думал: «А ведь и я бы сейчас мог… вон как тот… дудеть в трубу. И горя мне было бы мало…»

«Дудел в трубу», а точнее, играл на корнет-а-пистоне младший сержант Чудик – центральный нападающий полковой сборной и правая рука капитана Насибулина.

Но учитель Соламатин не знал ещё ни капитана, ни Чудика. Он просто смотрел, как младший сержант беззаботно раздувает щёки и нажимает на клапаны инструмента.

«Счастливчик», – думал Соламатин.

«Что он на меня так смотрит? – гадал младший сержант Чудик. – Учились вместе?..»

Вопрос так и остался открытым, поскольку новобранцев наконец построили и повели в баню. Где за два часа остригли, помыли, одели во всё новое, и сами они стали как новенькие.

2

Через несколько дней была экскурсия в учебный городок. Будущим десантникам показывали, с чем им в ближайшие дни придётся иметь дело, пока – на земле.

Экскурсию вели несколько офицеров и сержант, который новобранцев вёз.

Молодого учителя потрясло обилие тренажёров и прочих снарядов, помогавших десантникам приобретать и оттачивать своё воздушное мастерство. Но назначения всех этих приспособлений учитель не знал. Он впервые увидел в такой близи даже обыкновенную парашютную вышку.

На краю поля стояли макеты транспортных самолётов. В брюхе каждого была пропилена огромная квадратная дыра. Внизу под дырой была натянута сетка. Как гамак.

«Для безопасности, – благодарно подумал учитель. – Кто-то вот позаботился. Когда будем, тренируясь, вываливаться из самолёта, чтоб не шлёпались как лягушки о землю… А могли бы и везде натянуть. Летишь, скажем, с километровой высоты и уже знаешь, что тебя ждёт…»

Сержант подвёл свою группу к металлическому сооружению, похожему одновременно на детские качели и на взрослый турник.

– Многим из вас, – сказал сержант, – этот снаряд хорошо знаком. Во всяком случае, тем, кто занимался в аэроклубе. Ну вот, допустим, вы, – обратился он к бывшему бородачу. – Как этот снаряд называется?..

«Бородач» ошалело посмотрел на снаряд и, как двоечник на уроке, выдавил из себя:

– Т-турник…

Сержант удивился, но помог:

– Вы, вероятно, имеете в виду лопинг.

– Ну, – сказал «бородач».

– Договоримся так: «нукать» вы мне не будете, а будете отвечать «так точно».

При виде следующего снаряда «бородач» поспешно перешёл из передних рядов в задние. Однако это не спасло его от сержанта.

– А это что? – спросил сержант.

Сооружение напоминало крупногабаритное колесо для белки.

– Товарищ сержант, – запротестовал «бородач», – что это вы меня всё спрашиваете?..

– Я не только вас спрашиваю, я всех спрашиваю. Так сколько, говорите, у вас было прыжков?..

– Я ничего не говорю, – сказал «бородач».

– Но ведь я сам слышал. В поезде.

Поскольку «бородач» молчал, учитель ответил за него:

– Сто. Если не больше.

Все засмеялись, а сержант строго сказал:

– Вы ведь учитель?..

«Запомнил», – подумал Соламатин.

– За порядком следите в школе. Остряков одёргиваете. У нас тоже школа. Значит, никто никогда не прыгал?.. Беда не велика, бывает. Я сам до призыва парашют не видел. А увидел – печёночные колики на нервной почве начались и давление подскочило. После первого прыжка прошло. Не пойму только, зачем врали.

Ответом было общее молчание.

Учитель немного ожил. Выходило, не он один тут такой неумеха, остальные тоже. Это почему-то подбадривало.

Если несколько дней назад в порыве всепрощения он собирался ставить Дёмину годовую тройку, то теперь шансы Дёмина катастрофически падали.

«А Дёмину передайте: пусть учит правила. Приеду – спрошу. Учитель Соламатин».

– Ну, преувеличил, – извиняющимся тоном говорил «бородач». – Так ведь себя успокаивал.

– Вот и успокаивались бы молча.

Дальнейшая ознакомительная экскурсия действительно прошла в молчании. Говорил сержант. Новобранцы, переминаясь с ноги на ногу, угрюмо рассматривали тренажёры.

3

О своих безрадостных впечатлениях «экскурсоводы» рассказали начальнику парашютно-десантной службы. Тот – командиру части. Цепочка замкнулась на капитане Насибулине. Командир парашютно-десантного полка вызвал его к себе и сказал:

– Сергей Павлович, готовьте своих музыкантов.

4

Десять десантников укладывали на плацу парашюты. Парашюты лежали на брезентовых полотнищах, и десантники методично и тщательно проверяли крепление строп, каждую складку на куполе, даже состояние чехлов.

У новобранцев было личное время. Учитель Соламатин направлялся в полковую библиотеку. Он хотел обойти парашюты стороной, потому что только один их вид вызывал у него тревогу. Но в одном из десантников неожиданно признал знакомого.

«Где я его видел? – подумал Соламатин. – В Ленинграде? В Москве? В роно на совещании?..»

И вдруг вспомнил: в первый день, на вокзале, трубач из оркестра.

«Значит, и их заставляют, – огорчился Соламатин. – А я за них радовался».

Он подошёл ближе и вздохнул.

Услышав, что кто-то совсем рядом вздыхает, младший сержант Чудик поднял голову. На солдате было всё новенькое. Казался он озабоченным.

– Учитель Соламатин, – представился новобранец.

– Чудик, – ответил младший сержант.

– Я?.. – удивился Соламатин.

– Нет. Это фамилия у меня такая.

– Теперь понял, – сказал Соламатин. – Значит, вас тоже?..

– Что?

– Заставляют. Учтите, ни в одном уставе не сказано, что музыкант обязан прыгать. Я вам просто советую… пока не поздно… обратиться к командиру части.

Младший сержант Чудик с трудом, но сдержал улыбку.

– А что обращаться, когда он вон… ходит.

– Где? – спросил Соламатин.

– Свой парашют укладывает.

Глаза Соламатина округлились:

– Как, и его тоже заставляют?!. Но ни в одном уставе не написано, чтоб командир части…

Так младший сержант Чудик и не узнал, что не написано в уставе, поскольку подошёл начальник парашютно-десантной службы и сказал:

– Товарищ солдат, делаю вам замечание. Когда десантник укладывает парашют, его нельзя отвлекать разговорами. Уложит неправильно – полетит неправильно.

– Вы хотите сказать…

– Именно это я и хочу сказать. Но десантная служба имеет и определённые преимущества: за день до прыжков десантник освобождается от любых занятий, тренировок и работ. Всё для того, чтобы он был собранным, внимательным и не усталым. Вы куда-то шли?..

– Да, я шёл записываться в полковую библиотеку.

– Вот и идите.

Сконфуженный и огорчённый Соламатин, держа руку «лопатой», отдал честь и пошёл.

– Земляка встретили? – оглаживая свой парашют, спросил капитан Насибулин.

– Пока не разобрался, – ответил Чудик. – Чудной он какой-то.

– А у нас тут не вареники у мамки есть, – ползая на коленях, согласился полковник Яковенко. – Тут и под-растеряться можно. А придёт время – будет учить других.

– Он, кстати, по профессии учитель, – сказал Чудик.

5

После обеда будущих десантников собрали у кромки лётного поля и усадили на траву.

То, что не им предстояло прыгать, – это было ясно. Прыгать должны были другие. Двадцать – или сколько там? – воздушных асов сейчас продемонстрируют на их глазах свое умение, убеждая, что это всё не так страшно. Асам действительно всё не так страшно, потому что они уже асы.

(При этом почему-то забывалось, что каждый ас тоже когда-то был новобранцем.)

Заместитель командира полка (в руке – мегафон) прохаживался возле молодых солдат. В общих чертах он знал, о чём те сейчас думают. С ещё большей уверенностью он мог сказать, о чём они будут думать потом.

Наконец послышался гул приближающегося самолёта.

Будущие десантники, как по команде, посмотрели вверх.

«Транспортник» сделал разворот, и в то же мгновение от него с короткими интервалами отделились десять чёрных комочков.

Как тугие зонтики раскрылись десять белых парашютов.

На секунду они словно зависли в небе, а затем осторожно понесли десантников к земле.

Самолёт ушёл. Стало тихо.

И вдруг там, наверху, где ничего, кроме десяти парашютных куполов, казалось, не было, возникла мелодия. Духовой оркестр исполнял песню «Раскинулось море широко».

От неожиданности учитель младших классов Соламатин и все остальные новобранцы разинули рты.

Заместитель командира полка хорошо поставленным голосом пояснил в мегафон:

– Товарищи новобранцы! Группа десантников под руководством командира музыкантского взвода капитана Насибулина исполняет для вас песню «Раскинулось море широко». В группу входят: командир парашютно-десантного полка полковник Яковенко – баян, музыканты взвода: младший сержант Чудик – корнет-а-пистон, рядовые Смычков – второй баян, Перфильев – кларнет… – Заместитель командира продолжал перечислять, но учитель Соламатин его уже не слышал.

«Как же так… – думал он. – Допустим, младший сержант Чудик летит. Но ведь он ещё и дудит, придавая себе и другим бодрость!.. А возьми я с собой учебник математики – это даже не придаст никакой бодрости!.. Просто поразительно: труба подходит для такой цели, а учебник – нет…»

Когда музыканты приземлились, новобранцы, невзирая на мегафонные призывы замполка, ринулись на лётное поле. Каждый хотел если не пощупать инструменты руками, то хотя бы убедиться, что они есть.

– Ну что, сынки? – спрашивал полковник Яковенко, отстёгивая парашютную систему. – Вы не на меня смотрите. Вы на них смотрите. Мне по службе надо. А им – нет. Их попросили сыграть для вас, и они сыграли…

Молодые солдаты трогали клавиши баяна, с почтением взирали на владельца франтоватого корнет-а-пистона, удивлялись угольной черноте кларнета.

– Я его знаю, – пробиваясь к Чудику, говорил учитель Соламатин. – Мы с ним на вокзале познакомились.

– Пропустите Соламатина, – сказал Чудик.

«Запомнил!..» – радостно подумал Соламатин.

Солдаты расступились, и Соламатин как пробка выскочил вперёд.

– Ну как там наверху? – запросто спросил он.

– Полковник чуть не выронил баян. Температура нормальная. А вообще, что рассказывать? Скоро всё сами увидите.

6

Полковник Яковенко и начальник парашютно-десантной службы говорили, что поставленная в тот день задача была выполнена. Капитан Насибулин считал, что даже в большем объёме, чем надо.

Когда через несколько дней он прикрепил к дверям клуба объявление о том, что начинается запись в самодеятельный оркестр, записались около ста новобранцев: каждый желал научиться играть на каком-нибудь инструменте.

И это, пожалуй, был самый неожиданный итог показательного прыжка музыкантского взвода.

НЕЗАБИТЫЙ ГОЛ МЛАДШЕГО СЕРЖАНТА ЧУДИКА

1

Журналист просматривал сигнальный экземпляр газеты. Он был дежурным по номеру. С особым удовольствием читал он собственную статью:

«СМЕЛЫЙ ПОСТУПОК ВОИНОВ. Неделю назад, 14 мая, около магазина спорттоваров остановился бензовоз. Шофёр забежал купить набор летних блёсен и спиннинговую катушку «Дельфин». Каково же было изумление прохожих, когда бензовоз неожиданно тронулся с места и, набирая скорость, понёсся к деревянному мосту через речку Безымянку, где группа школьников младших классов удила рыбу.

Все растерялись. Не растерялись находившиеся в увольнении ефрейтор Оленич и младший сержант Чудик. Не сговариваясь, солдаты бросились за бензовозом. Почти у самого моста они его нагнали. Младший сержант Чудик вскочил на подножку машины со стороны шофёрской кабины, ефрейтор Оленич – со стороны пассажирского места. И тут младший сержант сообразил, что управлять машиной не умеет. Это уже понял и ефрейтор Оленич. «Спасай ребят! – крикнул он своему товарищу. – А я буду спасать машину!» Младший сержант Чудик прыгнул прямо с подножки машины в речку, где уже барахтались перепуганные рыболовы, а ефрейтор Оленич, рискуя жизнью, сумел открыть дверь кабины и дотянуться до рычагов управления… Как оказалось, смелые воины служат в разных воинских частях и даже не были знакомы друг с другом. Оба спортсмены. Оба футболисты. Так что, надо полагать, дружба их продолжится и на футбольном поле. Потом выяснилось: у бензовоза отказали тормоза. Шофёр наказан».

«Хорошая статья», – подумал журналист.

Было шесть утра. В семь тридцать газету получат подписчики.

2

У капитана Насибулина было хорошее настроение. К восьми ноль-ноль он шёл на службу, помахивая свёрнутой в трубочку газетой.

По дороге он нагнал своего товарища по полку капитана Зацепина. У капитана Зацепина было плохое настроение. Он отвечал в полку за спорт.

– Ты был вчера на футболе? – мрачно спросил капитан Зацепин. – Хотя да, не был.

На футбольном матче капитан Насибулин вчера действительно не был, поскольку находился в это время с сыном на представлении в цирке «шапито».

– Я был вчера в «шапито».

– У нас тут тоже был «шапито». Твой Чудик из выгоднейшего положения не забил гол. Смотри сам: вот тут лежит вратарь, тут стоит Чудик, а вот тут мяч. Что же делает твой Чудик?..

– Что он делает? – спросил Насибулин.

– Он стоит и ждёт, когда вратарь встанет на место!.. Мы ему кричим: «Бей!!!» А он стоит и ждёт. Просто псих какой-то. Нет, я его отправлю сегодня на гауптвахту.

Капитан Насибулин улыбнулся решительности своего товарища.

– Отравить его на гауптвахту могу я. Ты не его командир взвода.

– Значит, отправишь ты. А не ты, так командир полка. А не командир пола, так…

– Министр обороны, да?..

Капитан Зацепин засмеялся. Настроение его немного улучшилось.

– Коля, – спросил вдруг капитан Насибулин и даже остановился, потому что в голову ему пришла странная мысль, – ас кем наши вчера играли?..

– С кем – с танкистами.

– А у них там в воротах случайно стоял не… – Капитан Насибулин заглянул в газету. – Не ефрейтор Оленич?

– Оленич. А ты его знаешь? Классный вратарь, между прочим.

– Коля, это друг моего младшего сержанта Чудика.

Теперь капитан Зацепин тоже остановился.

– Я же говорю: твой Чудик – псих. Друзьям он, видите ли, голы забивать не может. Давай отправим его на гауптвахту, а?

– Нет, мы не будем отправлять его на гауптвахту. Я своих музыкантов в обиду не дам. Мы будем хлопотать о предоставлении ему отпуска. С чего ты начинаешь свой день?..

– С физзарядки, – ответил раздосадованный Зацепин.

– А надо начинать с газеты. На, почитай.

И капитан Насибулин протянул ему свежий номер газеты.

3

Через несколько дней младший сержант Чудик уезжал в Ленинград.

Командир танкового полка – в виде поощрения – наградил ефрейтора Оленича десятью сутками отпуска.

Командир парашютно-десантного полка полковник Яковенко ограничил отпуск Чудика неделей. Видно, три дня пошли в счёт незабитого гола.

Когда полковник спросил, почему Чудик никому ничего не говорил вплоть до появления газетной статьи, Чудик удивился:

– Да о чём я мог, товарищ полковник, говорить? Ефрейтору Оленичу я только мешал – висел на подножке и всё. Он и в воду велел мне прыгать, чтоб от меня избавиться. Но вы не беспокойтесь, я его уже предупредил: ещё раз неудачно выскочит из ворот – гол я ему забью. Теперь, конечно, уже по возвращении из отпуска…

ТЫКВОЧКА

1

С недавних пор командир музыкантского взвода капитан Насибулин стал замечать, что его подчинённый рядовой Карымшаков резко изменился: стал, что ли, более задумчивым, даже нервным, стал натыкаться на товарищей и старших офицеров (что вообще недопустимо), плохо есть, плохо спать, а в самые ответственные моменты, когда краса и гордость парашютно-десантного полка духовой оркестр под управлением капитана Насибулина замолкал, вдруг словно просыпался и делал тарелками запоздалое «дзинь» или «бум».

К тому же скопились и другие факты, на которые просто нельзя было не обратить внимания.

Так, во время развода караула, когда и начальник, и помощник, и разводящие, и будущие часовые, и оркестранты, подбадривавшие своей музыкой заступающих в наряд, одинаково мокли на плацу под проливным дождём, возле рядового Карымшакова появлялся неизвестный в резиновых сапогах и тюбетейке и заботливо раскрывал над Карымшаковым зонт.

А дождь барабанил по спинам и фуражкам, проникал в сапоги и карманы, заполнял пилотки и раструбы духовых инструментов.

Один Карымшаков стоял сухим под дождём.

Правда, он при этом сильно краснел и даже довольно невежливо говорил незнакомцу: «Уходи немедленно!»

Но на душе присутствующих всё равно оставался неприятный осадок: если условия созданы для всех равные, почему рядовой Карымшаков должен находиться под персональным зонтом?..

Что касается неизвестного, то он, взглянув с непередаваемой грустью на Карымшакова, тотчас же уходил. А если быть точным, то растаивал, исчезал, испарялся за завесой дождя.

Факт второй. Некоторое время тому назад возле контрольно-пропускного пункта полка, то есть буквально в каких-то двадцати метрах от въездных ворот, расположился некий неизвестный в тюбетейке и с большим сапожным ящиком. На ящике было написано: «Бесплатные услуги. Чистим сапоги».

Было установлено, что сапоги неизвестный чистит (во всяком случае, пытается чистить) только рядовому Карымшакову. Когда же и другие старались подсунуть, тут же вывешивал табличку: «Обед».

Говорят, рядовой Карымшаков демонстративно и с особым старанием надраивал свои сапоги ваксой на виду у неизвестного и при этом обращался к последнему со следующими непонятными словами: «Ну что, выкусил?..»