355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Яков Нерсесов » Маршалы Наполеона Бонапарта » Текст книги (страница 5)
Маршалы Наполеона Бонапарта
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 05:14

Текст книги "Маршалы Наполеона Бонапарта"


Автор книги: Яков Нерсесов


Жанры:

   

Cпецслужбы

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Кстати , Ланн очень любил вспоминать перипетии битвы при Маренго. Он даже крайне оригинально запечатлел расстановку сил: в парке его поместья Мэзон-Лафитт посадки тополей фигурно воспроизводили расположение позиций французских и австрийских войск. Всем посетителям маршал лично устраивал экскурсию «по местам своей боевой славы на поле Маренго».

Именно после этого судьбоносного для всей монархической Европы сражения Бонапарт нарек Ланна, подобно знаменитому рыцарю Карла Великого, Роландом французской армии, позднее добавив к нему еще и прозвище Ахилла Великой армии. Не будь жертвенной стойкости Ланна и Виктора, Наполеон не дождался бы контрудара подоспевших войск Дезе.

Между прочим , отнюдь не все было гладко в отношениях Наполеона с Ланном. Сполна оценив беззаветную отвагу и, несомненно, большой талант последнего, Бонапарт назначил Ланна командующим консульской гвардией. Жан посчитал, что это свидетельство их крепкой мужской дружбы, проверенной в боях. В то же время он не понял, что перед ним уже не генерал Бонапарт – брат по оружию, с которым они прошли огонь, воду и медные трубы, а первый консул – глава государства! Теперь обращаться к нему публично на «ты» уже… нельзя! Когда первый консул не раз и не два дал Ланну понять неуместность такого поведения, то искренний и открытый Жан счел это предательством. Дальше – больше! Ланн так и не понял, что в выстраивании государственного аппарата Бонапарт предпочитал опираться не только на боевых соратников, но и настоящих профессионалов. Когда Ланн начинал рекомендовать ему, как вести себя в вопросах государственного строительства, то нередко получал по шапке. В результате легковоспламеняющийся, взрывоопасный характер прямого гасконца приводил к взаимным перепалкам. Не умея быстро отходить, Ланн продолжал переживать произошедшее в «кругу друзей», т. е. генералов, тоже недовольных перерождением генерала Бонапарта в первого консула! Очень скоро выяснилось, что в этом тесном кругу «единомышленников» (Бернадот, Брюнн, Виктор, Ожеро, Массена, Лекурб, Делмас, Удино, Сен-Сир, Моро…) имеются «доброжелатели», систематически оповещавшие «зазнавшегося корсиканца» о недостойных речах командующего святая святых – гвардии! Как все образованные люди, первый консул прекрасно знал, что бывает с властителем, когда среди его генералов складывается кружок недовольных. Он нашел, как поставить на место зарвавшегося в своем панибратстве Ланна. Вообще-то это весьма темная история. Якобы Ланну потребовались большие деньги – 400 тыс. франков (на современные цены – несколько миллионов долларов)для меблировки его нового особняка, но нужной суммы у него не было, и он поделился проблемой с первым консулом. А тот возьми да и порекомендуй с самым невинным видом командиру своей гвардии взять взаймы в… гвардейской казне. «Возьми сколько нужно, а мы потом все уладим». Так, Наполеон «дал добро» на… казнокрадство! Сказано – сделано. А потом заместитель Ланна по руководству гвардией Бесьер, его старинный друг не разлей вода, его свидетель на свадьбе, возьми да и проведи ревизию. Очень скоро на стол первого консула ложится докладная записка, что Ланн совершил государственное преступление! Он растратил казенные деньги, направленные на приобретение нового обмундирования. Бонапарт показал своему другу, где раки зимуют, приказав «немедленно погасить недостачу, бросающую тень на честь гвардии». Когда наивный гасконец заикнулся о словесном разрешении, то в ответ услышал ледяное: «О такой баснословной сумме речи не шло! Впредь надо быть скромнее в своих меркантильных делишках!» Между двумя друзьями началась словесная перепалка, закончившаяся криком. Все аргументы Ланна не производили на первого консула никакого впечатления. Политика в действиях Бонапарта все больше преобладала над порядочностью, честью и дружбой. Тогда командир гвардии откровенно признал, что подобных денег у него нет и в помине. Ответ консула был обезоруживающим: «Обратитесь за помощью к столь близкой вам генеральской клике!» Именно в ту минуту Роланд французской армии понял, чем грозит ему покупка мебели: военный заговор под колпаком у консула. «Клика» тут же растворилась, а вокруг казнокрада-фрондера Ланна образовался столь естественный в таких случаях вакуум. С ним перестали здороваться, разговаривать и т. д. и т. п. Бонапарт грозно намекнул, что время пошло, и пора покрывать недостачу, иначе «первой шпаге Франции» грозит… военный трибунал! А это – позор, который невозможно смыть; его имя будет осмеяно, запачкано, карьера безнадежно разбита. Отстраненного от командования гвардией Ланна спас Ожеро, его старый товарищ по боям в Пиренеях. Ожеро в шутку говорили, что у него всегда имелся в наличии «хорошо наполненный фургон». Ни для кого не было секретом, что он крал на войне с наглостью и беззастенчивостью, однако это не мешало ему быть отзывчивым человеком и никогда не оставлять друзей в беде. Как только Ожеро узнал о несчастьях Ланна, он без всяких колебаний дал тому необходимую сумму. Всю свою жизнь Ланн был признателен Ожеро за этот жест солидарности. Почему Ожеро так поступил, до конца не известно. Зато точно известно, что с той поры между прежде неразлучными друзьями Бесьером и Ланном пролегла пропасть и они не упускали случая полаяться на таком солдатском сленге, что у всех окружающих просто уши вяли. Более того, Ланн перестал обращаться к первому консулу на «ты», и никогда между ними уже не было прежнего армейского братства. Дружба времен боевой молодости навсегда осталась в прошлом. Таковы гримасы человеческих судеб. Хотя Ланн и вернул деньги, Наполеон сместил его с поста командующего Консульской гвардией. Правда, помня о его заслугах, не опозорил окончательно. А вскоре, желая подальше убрать слишком вспыльчивого и республикански настроенного генерала из Парижа, направил его послом в Португалию. Ланн возвратился во Францию по окончании своей миссии богатым человеком – настолько богатым, что смог не только возвратить долг Ожеро, но и потом предаваться расточительству. Впрочем, Ланн был малый не промах: при случае брал подарки-подношения без сомнений и угрызений совести. После взятия Сарагосы городские власти решили непременно задобрить победителей букетами цветов. Правда, цветы были искусственными – из драгоценных камней. Последние оказались реквизированы отцами города из церквей и соборов ради спасения горожан от бесчинств французской солдатни. Ланн принял бесценный дар как само собой разумеющееся и увез с собой во Францию. А вот его брат по оружию Макдоналд, хоть и не столь «звездный», но из благородного шотландского рода, тоже получивший свой букет от благодарных сарагосцев, поступил иначе. Он тут же пожертвовал его в одну из местных церквей, т. е., по сути дела, вернул.

Ж. Жулес. Битва при Йене.1806 г.

Ланн был одним из самых выдающихся военачальников Наполеона, конкурировать с ним могли, пожалуй, лишь Даву, Массена и Сюше. Отважный, прямой, резкий, он порой досаждал Бонапарту, бесцеремонно и с редким прямодушием выговаривая за допущенные ошибки. Но Наполеон терпел своего любимца-удальца. Зато другие «братья по оружию» порой лаялись с ним по поводу и без повода. Так, в ходе неудачно складывавшегося сражения с австрийцами под Апсерном и Эсслингом у маршалов Ланна и Бесьера сдали нервы, и два гасконца затеяли ссору прямо на поле боя. Задиристый Ланн открыто обвинил Бесьера в том, что тот бесцельно маневрировал вверенными ему гвардейскими частями. Возмущенный Бесьер не мог стерпеть подобного обвинения и схватился за саблю. То же сделал и Ланн. Только рассудительный Массена не дал безумцам скрестить оружие. «Немедленно вложите свои клинки в ножны! – воскликнул он. – Вы находитесь на поле боя, и я не позволю, чтобы наши солдаты стали свидетелями позорного зрелища, как два французских маршала сходятся в поединке в присутствии врага!» Особенно плохо сложились у Ланна отношения с лучшим кавалерийским военачальником Европы Иоахимом Мюратом.

Между прочим , не исключено, что открытая конфронтация между Ланном и Мюратом (до поры до времени они считались закадычными друзьями и общались исключительно на «ты») началась летом 1799 г. из-за… женщины («шерше ля фам»!)После серьезного ранения в бедро в Абукирском сражении Ланн оказался со своим знаменитым земляком-бахвалом Мюратом на соседней больничной койке в госпитале. Задиристая язва Жан безнаказанно дразнил своего давнего соперника по воинской славе, благо говорливый Иоахим на этот раз никак не мог ответить: простреленная челюсть мешала ему говорить. Но вскоре Мюрат утешился: оказалось, что женушка так досаждавшему ему Ланна умудрилась родить сына через… 13 месяцев после отъезда супруга в Египет! Теперь уже Мюрат мог зубоскалить сколько угодно. Затем в начале 1800 г. Мюрат не без помощи особоблаговолившей ему императрицы Жозефины сумел «обскакать» Ланна в гонке, где главным призом была рука сестры Бонапарта – Каролины. Наш герой был всерьез увлечен этой юной особой, но надо же такому случиться, что пылкий рогоносец Жан ей был совершенно не интересен. Эта крайне амбициозная и сексуальная девица уже давно положила свой меркантильный взор на «короля храбрецов», к которому взрывной Ланн теперь относился с нескрываемой неприязнью. Несмотря на это, он просит Наполеона дать согласие на брак с его сестрой. Конечно, Бонапарт не прочь был иметь лично преданного ему Ланна среди своих родственников. Но этот генерал только что с грандиозным скандалом расстался со своей первой женой, и Наполеон отказал ему, отдав Каролину за наглеца и храбреца Мюрата. Самодовольный Мюрат потом не раз публично распространялся, что «ему помогала сама госпожа Жозефина»! Этим он не только заставил насторожиться ее супруга, но и жутко обозлил Ланна. Пройдут годы, но Ланн не простит Мюрата. После битвы при Эйлау Бонапарт публично и заслуженно похвалил Мюрата за его блистательный рейд во главе 80 эскадронов через центр русской позиции в самый критический момент сражения. Тогда всем показалось, что еще чуть-чуть – и русские гвардейские гренадеры окончательно сомнут начавший проваливаться фронт французов. Глубоко уязвленный громким успехом собрата по оружию Ланн допустил явную бестактность. «Ваш зять марионетка, паяц! – визжал докрасна распалившийся гасконец. – У него лицо моськи и рисовка пляшущей цирковой собачонки!»

Неприятная история случилась с Ланном и в преддверии Аустерлицкого сражения. За несколько дней до битвы группа маршалов собралась в узком кругу для обсуждения сложившейся ситуации. Все единодушно пришли к мнению, что обстановка не в пользу французов и не исключено их поражение. Если они, конечно, вовремя не отступят, тем более что позиция под Аустерлицем казалась весьма опасной. Мюрат и Сульт предложили Ланну как наиболее уважаемому императором военачальнику и к тому же не боящемуся говорить Бонапарту правду в глаза проинформировать того об их профессиональном вердикте. Ланн согласился озвучить мнение «консилиума», но попросил поддержать его. В момент составления маршальского рапорта внезапно появился сам император, прямо как черт из табакерки! Ланн рискнул доложить решение братьев по оружию, чем вызвал крайнее недоумение Бонапарта. Но когда в разговор ловко вклинился Сульт, то ошарашен оказался уже рисковый гасконец. Сульт бодро отрапортовал, что вверенный ему корпус готов сражаться в предстоящей битве за двоих – за себя и за корпус паникера Ланна. Подлил масла в огонь гробовым молчанием и «король храбрецов» Мюрат. И тут вдруг выяснилось, что Ланн-то – в суровом одиночестве! Началась дикая ругань, кое-кто схватился за шпагу, но последний бог (он же – демон) войны «по-божески» рассудил спор: «Полагаю отступление необходимым!» Все всё поняли, за исключением маленькой детали: Бонапарт на тот момент никому еще не рассказал своего гениального замысла Аустерлицкого разгрома. Ланн не забыл предательства со стороны коллег и вызвал Сульта на дуэль. Но тот не отреагировал. «Первая шпага Франции» не угомонилась. Перед началом сражения Ланн публично, в присутствии самого Наполеона и его свиты, еще раз вызвал Сульта. Последний, ловко прикрывшись судьбоносностью предстоящей битвы, попытался уйти от вызова. Тогда Ланн пошел на заведомую грубость, громко бросив в лицо невозмутимому Сульту: «Вы – негодяй!» Сульт и это проглотил молча: в схватке с «первой шпагой Франции» ему явно было несдобровать.

В кампании 1805 г. Ланн, уже ставший маршалом Франции, командовал 5-м армейским корпусом. Его войска участвовали в Ульмской операции и отличились у Михельсбергских укреплений австрийцев. Взятие этих высот привело к капитуляции австрийской армии генерала Мака 20 октября 1805 г. А 2 декабря на холмистой равнине близ деревушки Аустерлиц разыгралось сражение, которое по праву считается самым выдающимся и блестящим в полководческом наследии Наполеона.

В этой битве войска Ланна – дивизии Сюше и Кафарелли-младшего – расположились на левом крыле французов, на Сантонской возвышенности. Их прикрывала 18-пушечная батарея. Пока шли бои на правом крыле, где маршал Даву сковал главные силы союзников, Ланн удачно отражал атаки правофланговых войск Багратиона. Когда положение Ланна стало опасным, так как 30-пушечная батарея Багратиона открыла ужасающий огонь, он лично повел в атаку 34-й линейный полк, рядом с ним – командир дивизии и будущий маршал Франции генерал Сюше. Их отчаянную атаку поддержали еще три пехотных полка. К полудню войска Багратиона были остановлены на всех пунктах и отрезаны от центра союзной армии. Ланн и поддержавший его Мюрат захватили около 7 тыс. пленных, два знамени и 27 орудий.

Однако в победном бюллетене Великой армии Наполеон упомянул о маршале Ланне так скупо, что это сильно обидело героя. А вот о Мюрате было сказано много лестного. Чересчур импульсивный Жан не стерпел и самочинно покинул армию, уехав в Париж – к любящей жене и малым детям.

Между прочим , Ланн очень старался выглядеть изящно и опрятно. Он следил за собой, был всегда одет с иголочки. Невозможность в походах соблюдать чистоту внешнего вида угнетающе действовала на него. В письме своей второй жене, написанном спустя два дня после Аустерлица, он жаловался: «Я хочу тебе сказать, что после моего отъезда из Парижа я не раздевался четыре раза»…

После подписания мирного договора с Австрией Ланн уехал на родину, в Лектур, где провел большую часть 1806 г. Там он оказался в кругу семьи и друзей. В Лектуре он пользовался популярностью среди земляков не только из-за своих республиканских взглядов, но также благодаря искреннему простодушию и бескорыстию, к нему часто обращались за помощью. А он сам никогда не забывал тех, кто помогал ему. Однажды Ланн встретил крестьянина, друга детства. И так как маршал был приглашен на торжественный обед к главе местной администрации, префекту, то он, спросив разрешения у хозяина дома, послал адъютанта за упомянутым крестьянином. Представив друга всем присутствующим, Ланн усадил его за стол на почетное место рядом с собой.

Однако новая война, теперь уже с Пруссией, заставила Ланна покинуть родной город, и в сентябре 1806 г. он возглавил 5-й корпус Великой армии. С этим корпусом маршал участвовал в сражении у Йены, где действовал с такой же храбростью и решительностью, с какой поступал всегда и везде. Однако в бюллетене Великой армии благодаря интригам тщеславного Мюрата вновь не было практически ни слова о вкладе Ланна. В письме супруге Луизе маршал сетовал на неблагодарность Наполеона, который верил сплетням интригана Мюрата. Участвуя в преследовании разбитой у Йены и Ауэрштедта прусской армии, Ланн во многом способствовал тому, что Мюрат заставил капитулировать войска князя Гогенлоэ у Пренцлау. Скорость движения пехоты Ланна была такова, что солдаты 5-го корпуса прибыли к Пренцлау спустя короткое время после появления там кавалеристов Мюрата. Однако все лавры этой капитуляции присвоил себе Мюрат. В рапортах Наполеону он заявил, что пехота Ланна двигалась слишком медленно и ему приходилось рассчитывать только на свои силы. Мюрат как никто другой умел «тянуть одеяло на себя», когда дело касалось воинских лавров.

Кстати , àla guerre – comme àla guerre? Полководческой славой военачальники всех времен и народов делились очень неохотно! Так было в древности среди знаменитых диадохов Александра Македонского. Так было между «екатерининскими орлами» (Каменский-старший, Репнин, Суворов и др.). Так было со «сталинскими соколами» (Жуков, Конев, Рокоссовский и др.). Не были исключением и Мюрат с Ланном. Так было, так есть и так будет: слава, купленная кровью, не делится пополам.

Осенью 1806 г. Ланн писал жене: «Кажется, что мы двигаемся на Берлин. Если мы останемся там на зиму, я пошлю за тобой». Однако эта надежда не осуществилась, так как сразу после взятия прусской столицы французы двинулись в Польшу, где находились союзники Пруссии – русские войска.

Ланн столкнулся с русскими под Пултуском. Французы предполагали, что там могут находится только незначительные силы неприятеля. Однако на деле оказалось, что против 20–28 тыс. французов при 120 орудиях под Пултуском располагались 45 тыс. человек с 200 пушками под общим началом 61-летнего молодцеватого генерала от кавалерии Беннигсена.

Кстати , состоявший на русской службе уже более 30 лет, с 1773 г., крайне своекорыстный, бывший ганноверский барон Леонтий Леонтьевич Беннигсен (1745–1826) был скорее ловким и хитроумным интриганом-царедворцем, чем храбрым и толковым военным. Этот участник осады и штурма Очакова Г. А. Потемкиным в 1788 г., польской кампании А. В. Суворова 1794 г. и Персидского похода В. А. Зубова 1796 г. был в свое время отставлен «по болезни» от службы Павлом I. На самом деле – за связь с противными российскому императору братьями Платоном и Валерианом Зубовыми. Обиженный Беннигсен стал одним из убийц российского императора. По слухам, именно он золотой табакеркой нанес Павлу удар в висок, при этом табакерка даже сплющилась…

Верный своей манере Ланн атаковал русских, чьим правым крылом командовал генерал Михаил Богданович Барклай-де-Толли (1761–1818), а левым – генерал Карл Федорович Багговут (1761–1812). Накануне потеплело, земля оттаяла, и дороги размыло. Солдаты скользили, падали, еле вытаскивали ноги из хляби. Ланн попытался вклиниться в левый фланг противника, стремясь отрезать его от города, но не смог пробиться сквозь ряды русских гренадер. Обе стороны несли большие потери. Над сражавшимися кружил мокрый снег, под ногами чавкала болотная грязь. В решающий момент боя, когда французы были уже близки к победе, Барклай-де-Толли лично повел гренадер в штыковую атаку: железо ударилось о железо, люди падали рядами. Солдат Ланна опрокинули, и они откатились назад. Отличился русский генерал-майор граф Александр Иванович Остерман-Толстой (1770–1857) и его гренадеры: он первым с криком «Ура-а-а-а!!!» бросился в решающую контратаку. (За Пултуск он получил орден Святого Георгия 3-й степени.)После того как их дружно поддержал левый фланг под началом генерала Багговута, Ланн, потерявший уже от 4 до 6 тыс. солдат, видя, что силы неравны, счел за благо отойти.

Ланн понимал, что его главная задача – обязательно удержаться на тех позициях, которые занимал его корпус, иначе полное поражение неизбежно. Ближе к вечеру сражение возобновилось. Дело в том, что Наполеон, предполагая, что главные силы русской армии находятся у Голымина, отправил туда корпуса Ожеро и Даву. Однако, продвигаясь к Голымину и не встретив следов движения крупных сил противника, Даву утром 26 декабря на всякий случай отправил дивизию Гюдена к Пултуску. Последний заболел, и его сменил генерал Дольтан, который продолжил движение вперед. На подходе к Пултуску он услышал гул артиллерийской канонады и двинулся ускоренным маршем вперед.

Тем временем Ланн пребывал в нелегких раздумьях: после непрерывного многочасового боя он не выполнил поставленную задачу и не смог овладеть ни Пултуском, ни переправами. Он рассчитывал возобновить сражение на другой день, сохраняя дивизию Газана в резерве. А на противоположной стороне русский главнокомандующий, ошибочно полагая, что ведет бой с самим Наполеоном, готов был торжествовать победу, когда прибывший с правого фланга адъютант сообщил, что передовые разъезды казаков обнаружили сильную колонну противника, приближающуюся с северо-запада по Голыминской дороге. Французы Дольтана легко отбили все атаки русской кавалерии, пытавшейся остановить их. Выйдя из леса, Дольтан атаковал войска Барклая-де-Толли и потеснил их. Это столь неожиданное появление дивизии врага отвлекло на себя крупные силы русских. Ланну удалось спокойно отвести свои измученные войска на те позиции, с которых началось наступление на город. Темнота и неутихающая снежная вьюга окончательно развели противников. Сражение затихло.

Между прочим , в русских донесениях было сказано, что войска маршала Ланна наголову разбиты. Более того, Беннигсен приписал себе победу над корпусом Даву, которого и в помине не было у Пултуска, а также над «отрядом генерала Суше», да и вообще над самим Наполеоном. Во всех рапортах, направленных царю, говорилось о выдающейся победе над французской армией. Впрочем, и французы ответили «звонкой монетой»… они также приписали себе победу у Пултуска. Некоторые французские историки дошли до того, что называют Пултуск Ауэрштедтом Ланна, пытаясь таким образом провести параллель между двумя сражениями и двумя маршалами. Однако если и было сходство между Ауэрштедтом и Пултуском, то лишь в одном: и в том и в другом сражении французы имели намного меньше сил, нежели противостоящая им сторона. Под Ауэрштедтом маршал Даву имел 27 тыс. человек против 54 тыс. пруссаков (по другим данным, от 60 до 70 тыс.). У Ланна под Пултуском было против 45 тыс. русских около 20 тыс. французов. Но на этом сходство заканчивается: под Ауэрштедтом пруссаки были наголову разгромлены и в панике бежали; у Пултуска русские отразили все атаки французов и сохранили свои позиции. Правда, ночью Беннигсен отдал приказ об отходе к Остроленке, однако это отступление было вызвано не пораженческими настроениями в русском штабе, а явилось следствием сосредоточения крупных сил французов у Голымина и беспокойством Беннигсена за свои тылы.

О. Верне. Наполеон на поле боя под Фридландом.1836 г.

Спору нет, в том бою Ланн лицом в грязь не ударил. Имея гораздо меньше сил, он воевал весьма умело, оставив нетронутой дивизию Газана, в то время как Беннигсен часто вводил в бой резервы из второй линии, чтобы ликвидировать прорывы французов. Несмотря на неудачу в захвате Пултуска и большие потери, Ланн не только не отступил, а остался на своих позициях с твердым намерением дать русским еще одно сражение на следующий день. Бой французов с русскими, потерявшими более 3 тыс. человек, закончился вничью. Ланн остро переживал эту «ничью»: он еще не знал, что пройдет всего полгода, и в его судьбе пробьет звездный час!

«Момент истины» для Ланна наступил в последнем крупном сражении той тяжелой кампании. Это случилось под Фридландом, в кровавой битве-шедевре Бонапарта, завершившей войну и вынудившей Александра I пойти на мир. Утром 14 июня Ланн, в распоряжении которого находились гренадеры Удино и кавалерия Груши (всего 10–12 тыс. солдат), оказался против 25, а затем и 50 тыс. неприятеля. Он по-военному лаконично оповестил Наполеона: «Мы держим в руках всю русскую армию». Действительно, все силы Беннигсена уже сосредотачивались у Фридланда и собирались форсировать реку Алле.

Противник располагал столь значительным численным преимуществом, что мог раздавить войска французов. В подобной ситуации Ланн имел шанс с боем отступить или, по крайней мере, не особо лезть на рожон. Однако, с другой стороны, военачальник отчетливо понимал всю опасность выбранной Беннигсеном позиции, оставлявшей Алле в тылу русских войск. В такой ситуации подход основных сил Великой армии обрекал неприятеля на поражение и давал французам победу в войне. Риск был очень велик. На фронте шириной 6 км солдатам Ланна противостоял вчетверо-впятеро превосходивший неприятель. Рисковый гасконец Ланн решил приковать противника к себе до подхода Бонапарта с остальными корпусами.

Догадайся Беннигсен о реальном соотношении сил в этом бою, он, без сомнения, поспешил бы раздавить французов. Но Ланн блестяще восполнил малочисленность своих войск отчаянным и умелым маневром. Используя складки местности, он то выводил полки в первую линию, то скрывал их от огня, показывая противнику, будто бы все новые и новые части подходят к нему. Хотя на самом деле наступали и отступали одни и те же подразделения. Попытки же русских сбить французов с занимаемых позиций решительно пресекались драгунами Груши, который 15 раз бесстрашно водил свои эскадроны в атаку.

Замысел Ланна блестяще оправдался. Введенный в заблуждение Беннигсен решил, что ему противостоят главные силы неприятеля, и вознамерился разгромить их. Но столь сокрушающий удар, по его мнению, следовало хорошенько подготовить, и он начал тщательно перегруппировывать свои дивизии.

После полудня к Фридланду прибыл Наполеон. Он по достоинству оценил действия Ланна. Его хладнокровие, выдержка и талант военачальника, стойкость и отвага Груши и Удино наряду с неукротимым натиском солдат Нея и Виктора позволили вырвать победу в генеральном сражении и триумфально закончить войну. Действия Ланна у Фридланда на начальной стадии сражения достойны восхищения. Его мастерство в этом случае вполне сравнимо с мастерством Даву при Ауэрштедте.

До сентября 1808 г. Ланн отдыхал от ратных подвигов в кругу семьи, но вскоре его вызвали сопровождать Наполеона на встречу с Александром I в Эрфуте. Ланн вошел в относительно небольшое число приближенных, которых император взял с собой: Бертье, Даву, Сульт. Честь встретить на французских аванпостах русского царя была предоставлена именно ему – «храбрейшему из храбрых». (Мишель Ней получил это прозвище позднее, после гибели Ланна, за блистательные арьергардные бои во время отступления из Москвы в 1812 г.) Приобретенный опыт посла в Португалии и общение в великосветском кругу пригодились Ланну на этой встрече. Александр I был приятно удивлен галантностью и учтивостью французского вояки. Маршал произвел на русского самодержца настолько хорошее впечатление, что по окончании переговоров Александр наградил герцога Монтебелло высшим российским орденом Андрея Первозванного. Забегая вперед, скажем, что, когда новость о смертельном ранении Ланна во время битвы у Эслинга дойдет до Александра, он в разговоре с французским послом Коленкуром выразит горькое сожаление и, по его словам, «продумал об этом всю ночь».

Еще летом 1808 г. открылась «испанская язва», через которую медленно вытекла «кровь империи Бонапарта». Немало маршалов Франции погубило там свою репутацию. Отправился в Испанию и Ланн. Ехал он туда с тяжелым сердцем. О своих чувствах военачальник написал супруге: «Я надеюсь, что это не будет долгая кампания и к весне мы возвратимся домой». Но, как говорится, человек предполагает, а судьба располагает!

Находясь в Испании, Ланн принимает командование над 3-м корпусом новобранцев инертного Монсея. Будучи полководцем, одно присутствие которого способно из нерешительного солдата сделать храброго, Ланн быстро приводит корпус в чувство. И вот подчиненные уже готовы идти за ним куда угодно. Под Туделой 34 тыс. его солдат разбивают 45-тысячную испанскую армию генерала Кастаньоса. Потери испанцев составили не менее 4 тыс. человек убитыми и ранеными, 3 тыс. пленными. Урон был бы еще больше, если бы Ней прибыл вовремя и зашел испанцам в тыл. Задержка Нея у Туделы имела неприятное последствие: разбитый, но не уничтоженный Кастаньос отошел к Сарагосе.

Вскоре Наполеон, недовольный долгой осадой города, направляет туда Ланна с приказом взять эту неприступную крепость. Сарагоса стала символом испанского сопротивления. С 20 тыс. Ланну предстояло одолеть 60тысячный гарнизон, включая жителей, которые принимали активнейшее участие в обороне. Штурм города продолжался несколько дней, то затихая, то возобновляясь. Испанцы дрались с упорством обреченных, французы с таким же упорством пытались ворваться в Сарагосу.

В одном из донесений Ланн сообщал Наполеону: «Государь, это совсем не то, чему мы научились на войне. Я не видел такого упорства. Несчастные защищаются с яростью, которую нельзя себе представить. Я видел, как женщины отдавали себя на смерть… Это война, приводящая в содрогание». А в письме жене этот человек редкостной отваги признавался: «Я предпочел бы десять ежедневных сражений той войне, которую мы здесь ведем за каждое здание».

Подкопы и бомбардировки города продолжались с неослабевающей энергией. Сарагоса постепенно разрушалась, превращаясь в руины, однако продолжала сопротивляться любому натиску французов. Каждый дом превратился в крепость, каждый сарай, конюшню, погреб, чердак нужно было брать с боем! Солдаты Ланна убивали без разбора всех, даже женщин и детей, но и женщины и дети убивали солдат при малейшей их оплошности! И все же положение в городе становилось отчаянным. Вскоре после очередной массированной бомбардировки крупнокалиберной артиллерией Сарагоса сдалась. Взятие неприступной крепости можно по праву поставить в ряд выдающихся достижений Ланна. Однако маршал не испытывал радости от одержанной победы. Он сильно изменился, не ощущая больше справедливости дела, которому служил. «Какая война! Быть вынужденным убивать столько храбрых людей или пусть даже сумасшедших людей! Эта победа доставляет только грусть!» – сказал Ланн, обращаясь к свите, когда проезжал по улицам залитого кровью, мертвого города. Вернувшись из Испании, во время встречи с Наполеоном в замке Фохбург в Германии Ланн по обыкновению быстро вышел из себя и бросал резкие обвинения прямо в лицо Бонапарту, сравнивая его с Чингисханом, а французов – с дикими монгольскими ордами.

В конце марта 1809 г. Ланн вновь отправляется в свое семейное гнездышко, как оказалось, последний раз в жизни. Наполеон все больше и больше увязал в Испании, а в Австрии тем временем подняли голову реваншисты. Перевооружив и реорганизовав армию, «партия войны» в очередной раз попыталась сбросить гнет Франции. Началась новая война. В кампании 1809 г. против Австрии корпус Ланна участвует в сражениях у Абенсберга, Рора, Ландсхута и Экмюля. При штурме Регенсбурга неоднократные попытки французов взобраться на крепостные стены были отражены австрийцами. Нашим пылким маршалом-героем овладела холодная ярость, он лично с лестницей наперевес кинулся на стену… За ним бросилась вся дивизия! Поздно вечером Регенсбург был в руках Ланна. Великая армия устремилась на Вену. Разбитые австрийцы не стали защищать столицу, а, переправившись на противоположный берег Дуная, уничтожили за собой все мосты.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю