Текст книги "Карай. Сын Карая. Повести"

Автор книги: Яков Волчек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Андрей, ты пойдешь с майором. Я включаюсь в группу Дрнояна, там, видать, будет горячо. Пока что счет один – ноль в нашу с Маузером пользу.

Андрей засмеялся, пожал ему руку:

– Желаю удачи тебе и Маузеру.

Группы одна за другой уходили в ночь. Не было суеты, беспорядочных пререканий и обычной для такого дела неразберихи. Видимо, все удалось продумать заранее. Кто-то оставался с машинами, кто-то был назначен для связи. Голоса людей теперь звучали приглушенно и деловито.

– Петро, ты идешь замыкающим!

– Эй, группа Дрнояна, возьмите вашу рацию!

В полутьме на Андрея опять надвинулось что-то большое, громоздкое. Отсветы мечущихся огней увеличивали фигуру Геворка.

– Андрюша, дружок… – За всю жизнь Геворк еще ни разу его так не называл. Сейчас он крепко держал Андрея за плечи. – Дело, как я понимаю, будет опасное. Зря не рискуй. – Он не знал, что еще прибавить и потому спросил: – Понял меня?

– Чего ж не понять…

Но Геворку почему-то показалось, что как раз сейчас его и не поняли.

– Быть осторожным – это не означает, конечно, прятаться в кусты. Понял?

– И это понял, товарищ начальник.

– Ну вот. Все, что я могу тебе посоветовать, ты и сам знаешь. Верно? За тебя ведь мне не придется краснеть, правда?

Возможно, по своему начальственному долгу он говорил это сегодня каждому, кто уходил в ночь по его заданию. Но напутствие согрело сердце. Особенно это ласковое нежданное слово «дружок». И Андрей вдруг почувствовал, как давно и тесно связан с этим придирчивым, иной раз даже обижавшим его человеком.

– И ты зря не суйся, куда не следует, – проворчал он, пожимая Геворку руку. – Мы ведь тебя тоже знаем!

Отряд майора Гукасяна двинулся вперед на машине. Дикарь прыгнул на закрытый бортик, как на барьер, и взобрался в кузов. Его пропустили поближе к кабинке. Андрей взял его на короткий поводок.

Грузовик натужно жужжал и выбрасывал вперед два световых щупальца. По временам он приостанавливался у выбоины или большого камня и как бы задумывался: можно ли дальше? Можно! Снова гудел мотор, и среди пустынных каменных нагромождений метался свет фар, растворяясь в ночи.

Стало холодно. Андрей уселся на пол и прижался боком к горячему телу дремлющего пса.

А в кабине, где ехал майор Гукасян, было жарко. Клонило ко сну.

Молодой женский голос возник в кабине внезапно, словно выплыл из сна:

– Две девятки… Вызываю две девятки… Вызываю майора Гукасяна…

Это заговорила рация.

Майор передвинул рычажок, откашлялся. Все же голос его прозвучал хрипло:

– Майор Гукасян слушает.

– С вами сейчас будут говорить…

Тут же кабину заполнил густой мужской голос:

– Передаю новые данные. Большая часть бежавших возвратилась в колонию. Утверждают, что Числов отпустил их неподалеку от горки Дувал. Оттуда они сорок километров шли пешком. Единогласно сообщают, что бандиты бросили машину на том же месте, где расстались с ними, и намерены выйти к железной дороге возле пункта Спитак-гет. Что думаете предпринять?

Гукасян немного подумал. Сна уже не было ни в одном глазу. Голос звучал все-таки хрипло, наверно, простудился.

– Сообщению о намерении Числова выходить к железной дороге у Спитак-гет не верю. Однако примерно в том направлении у меня движется сейчас группа лейтенанта Дрнояна. Могу дать им по радио соответствующее распоряжение – искать машину у Дувала, бандитов – в районе Спитак-гет. Сам же со своими людьми хотел бы продолжать путь на Караджур и оттуда – к перевалу. Какие будут указания?

Мужской голос ответил:

– Поступайте по собственному усмотрению.

Когда грузовик, везущий бандитов, подошел к горке Дувал, было немногим больше четырех часов дня. Порывами налетал ветер. Солнце пряталось за облаками. Ничто тут не радовало глаз. Справа, слева, впереди и позади – только камни. Остро торчащие, будто они пронзили весь земной шар, от центра до поверхности, и гладкие, словно отшлифованные морской волной. А цветом какие угодно – от ржавого до густо-черного. Ветер сдувал верхний земной покров и пылью развеивал его по долине. Но что же тут прятала земля в своей сокровенной глубине? Опять камни. Были среди них огромные, величиной с обеденный стол и даже со скирду сена.

Вот на такой камень и влез Геннадий Числов. Огляделся. Вокруг стояли его приближенные. Кто разминал ноги после неудобного сидения в кузове автомашины, кто искал хоть какого-нибудь ручейка, чтобы напиться. Еды у них не было, и воды они здесь тоже не нашли.

– Граждане! – Числов повернулся, ветер ударил ему в лицо и замел бороду на плечи. – Кто из вас считает колонию родным домом, может отправляться к начальнику с повинной. Пообещал я отпустить вас – и вот на этом месте отпускаю. Как вы доберетесь – это ваша забота. Я лично советовал бы вам вызвать такси. А кто со мной на волю, тот слушай внимательно. Машину мы здесь бросаем. Дальше нам на ней не пробиться. Сюда ехали хоть и по бездорожью, но все же одолевали. А тут – вы сами видите, невозможно. И отсюда мы пойдем пешком. А куда – это я вам скажу. Наш путь будет к железной дороге. Витька Визгиленок тут ходил. Витька, как называется станция?

– Спитак-гет.

– Сколько до нее?

– Километров двадцать.

Помолчали. Подумали. Двадцать километров тоже не шутка!

– Дьякон, – Васька Короткий поднял руку, как школьник на уроке, – хотя ты и серчаешь, но я опять скажу. Вот ты этот народ отпускаешь в колонию. А они придут и стукнут начальнику: машину бросили там-то и сами подались туда-то. Хорошо это для нас будет?

– А они не скажут, Вася. Не такие они. Не скажете?

Возвращающиеся загалдели вразнобой:

– Мы к вашему побегу непричастны! Вы нас силком с собой утянули!

– Мы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем!

– Вот, Вася, какие это золотые люди. Они нас не продадут. Счастливо, ребята! Доброй жизни вам в клетке за решеткой!

– Не ломайся, Дьякон! – отвечали уже издали уходящие. – Не выставляй себя героем!

Они торопились. Как бы вожак не переменил решение…

Но, как только они скрылись из виду, Числов озабоченно приказал:

– Залазь, братва, обратно в машину.

Никто не шевельнулся. Очень уж неожиданным было это распоряжение.

Поглаживая автомат, Короткий лениво проговорил:

– Дьякон шутит!

Федор Пузанков выскочил вперед. Его трясло – от холода или от злости.

– Для чего ты людям голову крутишь? Большого начальника из себя строишь, да? Решили податься на этот Спитак или нет? Теперь твоей левой ноге другого захотелось – скачите все в машину и еще будем куда-то ехать!

– Феденька, милый человек, – ласково сказал Числов, – я тебя и раньше дурачком считал, а сейчас вижу, что у тебя котелок совсем не варит. Хотите, братва, чтобы я объяснил? Объясню!

Он подошел к самому краю камня и присел на корточки.

– В город мы ехать не можем. Почему? Автоинспекция на первом же контрольно-пропускном пункте всех бы нас зацапала: роба на нас лагерная, у шофера прав никаких. Пешком мы бы добирались в город двое суток. Тебе это понятно, Федя, или разъяснить?

– Отцепись от него, Дьякон, – сказал Визгиленок.

– Если среди вас есть, кроме Феди, еще дурачки, то, может, кто из них думает, что Геннадий Числов в одиночку не найдет себе путь на волю? Кабы я о вас не думал, а только о себе, то легкая была бы моя дорога. Но я пообещал, что всех выведу. Верите вы мне или нет? А может, разойдемся? Спасайся, кто сумеет!

– Да что ты! Верим тебе! – наперебой заговорили беглецы. – Как вел, так и веди!

– Тогда без разговоров давайте в машину!

Он подождал, пока все влезли в машину и разместились в кузове. Он мог не давать им больше никаких объяснений, и так все покорились теперь его воле. Но у него было хорошее настроение. Пусть они знают, какой он хитрый и как все в точности обдумал.

– Эх, чудодеи! Так никто из вас ничего и не понимает? Но надо же хоть немножечко шевелить мозгами! Нас будут здесь искать, будут в Спитак-гете ловить, а мы окажемся совсем в другом месте.

– С чего это они будут нас здесь искать? – спросил кто-то. – Откуда узнают?

– Да потому, что эти самые ребятишки, которые поклялись молчать перед начальством, – вот они и продадут нас, они и сообщат, где нас ловить нужно! И вот на это я и рассчитываю!

Он полез в кабину.

– Поехали! Полный вперед!

Майор Гукасян хоть и дремал, но все видел. Когда на дороге перед машиной появился человек на ишаке и призывно поднял вверх руку, майор сонным голосом сказал:

– Кому-то мы понадобились… Остановить машину!

Всадник торопливо спрыгнул на землю.

При свете фар он углядел милицейскую форму на Андрее, воинскую фуражку майора – и обрадовался.

– Ой, хорошо! Милиция? Очень хорошо. Ты начальник? Дело к тебе есть.

Вылезший, чтобы поразмяться, Дикарь осторожно ходил вокруг ишака и, по собачьему обычаю, пытался обнюхать его сзади. Ишак поворачивал голову на гибкой шее, и его огромные уши почти соприкасались с остроугольными настороженными ушами собаки.

– Дело есть – излагай, – велел майор Гукасян.

Дело было вот какое. Владелец ишака – чабан, житель селения Караджур. Он с маленьким сыном пасет здесь колхозных овец. Часа три назад показалась машина. В ней было много людей. Что за люди? Откуда? В Караджур автомашины прибывают не часто. Дорога плохая. Чабан хотел выйти навстречу из-за пригорка, предложить свои услуги, спросить: «Кто вы? Куда едете? Не хотите ли отдохнуть у костра, съесть сыру с лавашом, выпить вина?» Хорошо, что он не сделал этого. Люди были хуже зверей. Они ругались, дрались, набросились на машину и разбили окна. Сильный шум подняли. Потом ушли. Спустя пять или десять минут он услышал издали выстрел. Почему стреляли, не знает. Он сказал сыну: «Эти плохие люди пошли в наш Караджур. Садись на своего ишака, бей его палкой, торопись по обходной тропинке как только сможешь. В Караджуре разбуди председателя и все, что мы видели, расскажи!» Сын уехал. Но до села – двенадцать километров. Он беспокоится за сына. Стоял на дороге, смотрел – и вдруг милиция. Очень хорошо!

– Покажи, пожалуйста, где стоит брошенная машина, – попросил майор.

– Пожалуйста, покажу. Это близко.

Гукасян крикнул:

– Проводника с собакой сюда. Еще шестеро идут со мной. Остальные на машине тихонько едут за нами следом. – И предложил чабану: – Ведите!

Дикарь понял, что предстоит работа. Из любопытной собаки, заигрывающей с ишаком, он сразу превратился в деловитого пса, не любящего тратить время даром.

– Нюхай!

Он возбужденно потянул носом. Ничего подозрительного не обнаружилось. Вопросительно оглянулся на Андрея: «Тут ничего нет, хозяин!»

Брошенный грузовик действительно стоял неподалеку. Передними колесами он въехал на пригорок, а задние висели над ямой. Дверцы кабины были распахнуты на обе стороны.

– Товарищ майор! – Андрей козырнул. – Прошу вашего указания, чтобы никто не подходил к машине, пока Дикарь не обнюхает место. Надо узнать, они были на этой машине или кто другой.

– Пусть собака нюхает, – согласился майор Гукасян, – но только вы ее поторопите.

Андрей снова с нажимом приказал:

– След.

И всегда готовый к работе Дикарь поднял уши, повел над землей чутким носом.

Теперь он выглядел совсем иначе, чем прежде. Встрепенулся, подобрался, чуть ощетинился, и обернулся на секунду к хозяину, как бы подтверждая: «Нашел, чую, сейчас настигну!» Он обежал вокруг грузовика, поставил передние лапы на подножку, заглянул в кабину и зарычал. Но Андрей сразу понял, что это только от возбуждения. Кабина была пуста. Потом Дикарь, не оглядываясь, не сомневаясь больше, потянул по тропинке, еле видной при свете карманного фонаря.

– Они, товарищ майор! – крикнул Андрей. – Со всей уверенностью говорю. Разрешите преследовать? Собака рвется вперед!

– Придержите собаку, – сказал майор.

Ему хотелось узнать, почему бандиты бросили машину, хотя до Караджура оставалось еще двенадцать километров и проще было бы это расстояние одолеть на колесах.

Ветровое стекло было разбито, фары тоже. На дверце майор увидел вмятину. Надо так понимать, что в тупом озлоблении колотили по машине чем-то тяжелым, возможно, большим камнем.

Майор заглянул в кабину и тут же все понял. Ехать дальше они не могли: кончился бензин. И – дурачье злобное! – рассердились, значит, на машину.

Отсюда они пошли пешком. И где-то там, на тропинке, прозвучал выстрел. Один выстрел, как утверждает чабан.

В кого они стреляли? Или, может, кто-то стрелял по ним?

– Выпускайте собаку! – разрешил майор.

Теперь Андрею пришлось во тьме бежать за Дикарем. Шестеро вооруженных бойцов держались позади. А за ними скорым шагом поспевал тучный майор Гукасян.

И опять идти пришлось недолго. Дикарь вдруг залаял – сначала недоуменно, а потом часто, с визгливыми нотками. Было ясно, что он испугался.

Пес стянул Андрея с тропки в сторону шагов на двадцать. Тут были какие-то кусты. В темноте Андрей не разглядел их и ободрал себе лицо. Дикарь бросался грудью на кустарник и тут же с лаем отскакивал обратно.

– Выходи, кто там есть! – грозно приказал конвоир.

Ответа не последовало.

– Уймите собаку, чтобы зря не лаяла, – сказал майор Гукасян.

Он приблизился, чуть отдуваясь, и сразу всем стало спокойно. В присутствии этого человека все казалось простым, легко разрешимым.

– Давайте сюда фонарь. Павлов, подсвечивай!

Майор раздвинул кустарник. На земле в странной позе лежал человек. Руки у него были холодные.

– Мертвый, – определил майор. – Вытащите из кустов.

Тело вытащили, положили на спину, направили на лицо луч фонаря.

Майор негромко сказал:

– Федор Пузанков…

После того как выяснилось, что бензина больше нет и Василий Короткий с досады ударил прикладом по ветровому стеклу, все они набросились на грузовик и стали камнями крушить железо и дерево – будто именно машина была виновата в их неудаче. К этому времени они были уже очень усталые, голодные и злые. Их особенно пугал холод наступающей ночи. А впереди был тяжкий путь. И никто из них не знал, чем все кончится.

Геннадий Числов не мешал им. Ждал, пока они успокоятся.

– Братва, до села Караджур не должно быть далеко. Там мы добудем жратву и отдохнем. Во всяком случае, одно вам скажу: нас на этой тропинке искать не будут. Из всех дорог эта самая трудная. Никто и в мысль не возьмет, что мы можем по своей воле сюда сунуться. Немножко помучаемся, поголодаем, похолодаем, но волю я вам обещаю.

Он ступил на тропинку. Не оглядывался. Знал, что все остальные пойдут за ним.

И они пошли.

Поначалу сильно растянулись.

Влас Уколов шел последним. Он обогнал одного, другого, пробился вперед и вдруг полез на камень. Было темно, только светил захваченный из машины фонарик в его руке.

– Братва, – озабоченно протянул он, – может, конечно, я обсчитался… По-моему, нас тринадцать!

– Ты еще скажи, Минька, что нынче черная пятница! – крикнул кто-то из тьмы.

– Но зато уж кошка тут нам дорогу не перейдет!

– Братва, – Уколов упрямо мотал головой, – тринадцать – это плохо.

Геннадий Числов встал на камень рядом с ним.

– Не то плохо, что нас тринадцать, а важно, кто из нас тринадцатый…

Он стал считать людей, указывая на каждого пальцем и называя по имени:

– Короткий… Я… Минька… Витька Визгиленок… Лалаян. Вот ведь что получается, ребята: тринадцатый-то у нас, оказывается, Федя!

Он произнес это так значительно, что все поняли – дело принимает какой-то неожиданный оборот.

– Выйди сюда, Федя, чтоб люди тебя видели. Стань в круг.

Пузанков заревел, срываясь до визга:

– Ты со мной в эту игру не играй, Дьякон! Всю дорогу ты меня заедаешь! Не подавиться бы тебе мною! Давай один на один, и поглядим, кто кого!

Все молчали.

– Нет, Федя, эту игру не я начал, а ты. Еще в ту минуту начал, когда мы в лагере в машину садились и у тебя, бедняжки, живот заболел. – Он махнул кулаком. – Ты начал, а я только до конца доведу. Вы все помните, ребята, что я обещал, когда сговаривал вас на побег? «Кто меня захочет продать, тот недолго будет жить на свете». Ты помнишь эти мои слова, Федя?

Пузанков не ответил. Затравленно оглядывался по сторонам. Люди отходили от него. Он стоял теперь один.

– А ну, скажи, Федор, при всех открыто признай – не продать ли ты нас задумал, когда отказался ехать с нами, а?

– Нет!

– Зря, Федя. Теперь-то тебе уж не стоило бы врать, – проговорил Геннадий Числов как бы с сожалением. Он теребил бороду.

Фонарь на ветке покачивался, и тени, обступившие Пузанкова, то удлинялись, то укорачивались.

Числов объявил негромко, непреклонно:

– За то, что ты на наших костях хотел себе лично досрочное освобождение добыть, лишаю тебя жизни. Федя!

Он легонько прикоснулся к плечу Уколова:

– Минька, тебе давно хочется выстрелить. Давай!

И, спрыгнув с камня, пошел вперед.

Выстрел раздался уже за его спиной.

Не оборачиваясь, он крикнул:

– Бросьте его куда-нибудь, чтобы видно не было.

И опять они пошли по тропинке – один за одним, цепочкой. Фонарь качался где-то впереди. Чтобы не оступиться, идущие сзади клали руки на плечи передних.

Теперь их было двенадцать. Все молчали.

Но мальчик на ишаке прибыл в Караджур раньше, чем пришли они.

Село, правда, еще не успело приготовиться к встрече подозрительных людей, но председатель тотчас же послал дежурного будить дружинников. Несколько часов назад в Караджур прибыл участковый уполномоченный милиции – на тот казавшийся почти невероятным случай, если банда в самом деле решится пойти через перевал. И в селе, несмотря на позднее время, сейчас горели огни. По улицам ходили люди. И по всему Караджуру – из конца в конец – стали подавать весточку тревоги прикованные цепями собаки.

Не доходя до села, Геннадий Числов остановился. Огни в домах насторожили его. Маленькому горному селу сейчас самое время спать. Он прислушался к неумолчному собачьему лаю. Почему такой шум в селе?

Тут опасно! Тут что-то есть!

– Остановка, братва, – сказал он. И потише: – Не нас ли тут ожидают?

Теперь у них было три задачи: немного согреться, поесть и разведать поточнее, что происходит в Караджуре. Потом уже, отдохнув часок, надо идти на перевал. Путь трудный, но если все сложится хорошо, то утром они уже будут в безопасности.

– Гаси фонарь! – распорядился Числов.

Ночное небо было совсем близко, и на нем выделялись холодные звезды. Ветер здесь был ледяной – так и чувствовалось, что несколько секунд назад он гладил снега на перевале.

Чуть в стороне от тропинки стояла большая скирда сена. Вот где можно согреться! Они полезли в сено, бодая его головой, раздвигая плечами, отбрасывая руками. Кто-то первым улегся в берлоге и блаженно вздохнул от охватившего со всех сторон тепла, а рядом валились остальные, кряхтя и прижимаясь друг к другу.

– Ребята, – позвал Числов, – все меня слышат? Вот нам сейчас плохо, но я приготовил для вас подарочек. И сразу с вас и усталость, и голод как рукой сымет. На перевале нас будет поджидать мой корешок Антон Касьянов. Знаете его? Еще третьего дня я дал ему знать. И он не подведет. Еще ни разу в жизни он меня не подводил. Велю ему: «Антон, руби себе палец!» – отрубит и не спросит зачем. Уже верняк, что он залег на перевале и ждет нас. Ему было указано – принесть барахла, чтоб мы все экипировались на городской фасон. И утром я вас выведу в такое место, где будет для всех безопасно.

Геннадий чувствовал, что его слушают внимательно. И верят ему. Он опять мог делать с ними что угодно.

– А теперь пусть Лалаян идет в село и разнюхает, как там и что. Только потише. Если кто встретится – поговори по-армянски: турист, мол, отстал от своих, заблудился. Выпроси хлеба. Может, курочку найдешь где во дворе – так ты с нею не стесняйся. А мы за камнем костер разведем, зажарим, никто и не увидит.

Зашуршала солома. Лалаян полез на волю.

– Но, если почуешь опасность, – точно мышь давай назад. Главное сейчас – не вляпаться.

– Понял.

Послышались удаляющиеся шаги. Лалаян ушел.

Тепло разморило их. Васька Короткий спал и похрапывал. Стонал Минька, скрипел зубами. Геннадий Числов не закрыл глаз. Не позволял себе.

Кажется, и он вздремнул в конце концов. Очнулся от горячего шепота Лалаяна:

– Братва, плохо!

Геннадий не слышал, когда он вернулся.

– Толком говори, что там?

– Дьякон, это ты? Я, понимаешь, наскочил на каких-то. Хотели меня взять. Еле ушел. – Он тяжело дышал.

– Заметили, куда ты побег?

– Не знаю…

– Братва, кончай ночевать!

Вот оно то, чего он все время опасался! Неужели его планы разгаданы? Нет, все равно еще можно уйти!

Явственно слышны голоса снаружи. Приближаются люди.

– Эй, кто там есть в скирде? Вылезай! Все равно мы тебя видели!

Числов не успел ничего сказать. Васька Короткий выставил из соломы автомат и дал очередь.

– Товарищ начальник! – позвали из машины. – Вас по радио город требует.

Грузно ступая, майор Гукасян направился прямиком через кусты. Он влез в кабину, удобно уселся, закрыл дверцу. Только потом сказал негромко и чуть ворчливо, будто своему соседу по кабине:

– Ну, что там у вас?

– Майора Гукасяна лично!

– Он и слушает.

Монотонно и совсем мирно, словно передавая по бумажке сводку погоды, заговорил усталый женский голос:

– В селении Караджур полчаса назад бандиты, прячась в скирде, обстреляли жителей. В настоящий момент они окружены. Вам приказ от полковника – быстро прибыть в Караджур всеми своими силами и…

– Понятно! – сказал майор.

Двенадцать километров ехали двенадцать минут.

У скирды, едва машина затормозила, майор первым спрыгнул на землю. К нему тотчас же подскочил участковый уполномоченный Маркарян:

– Разрешите доложить?

– Они там? – Майор направил толстый указательный палец на скирду.

Вокруг скирды, но на довольно большом расстоянии от нее горели поднятые на палках фонари. Было светло. Люди, прибежавшие сюда из Караджура, прикатили пустые железные бочки из-под керосина и использовали их для укрытия.

– Полагаю, прячутся в глубине, товарищ майор. После произведенных ими выстрелов я немедленно прибыл к месту происшествия. Дал приказ немедленно всем отойти за укрытия ввиду опасности телесного повреждения. Боевых средств у нас мало, товарищ майор, – пистолет да несколько охотничьих ружей. – Он на секунду умолк. – Еще по моему указанию были доставлены фонари, подняты на палках, чем достигнуто полное освещение местности, товарищ майор!

– Прячутся, говоришь, в скирде? – Гукасян с сомнением хмыкнул. – Ну-ка, крикните им, чтоб сдавались.

Маркарян готовно сложил руки рупором. Поручение ему нравилось.

– Эй, которые в соломе! Вылазьте наружу! Вам другого исхода нету!

Скирда молчала.

– Здесь против вас целый вооруженный отряд. Считаю до пяти, после чего приму крайние меры! – Он оглянулся на Гукасяна за подтверждением, что ведет себя правильно и говорит то, что нужно. Потом он начал считать и сгоряча после условленных «пяти» провозгласил: «Шесть! Семь!» – и остановился.

Ответа не было.

Вперед выдвинулся конвоир Павлов. Он еле сдерживал возбуждение. Зашептал горячо:

– Товарищ начальник, разрешите подползу и обследую! Только автомат мне дайте.

– Ни к чему! – Гукасян отмахнулся. – Проводника сюда с собакой!

Андрей поспешил на вызов. Дикарь, нервно шевеля ушами и принюхиваясь, прижимался к сапогу. Майор ткнул рукой в сторону скирды:

– Пускайте собаку.

– Товарищ майор, разрешите доложить? Собаку там убьют без пользы…

Гукасян часто, тяжело задышал.

– Не пререкаться! Не рассуждать! – Он не кричал, но разделял слова на отчетливые слоги. – Что вы дорожитесь, понимаете, своей собакой, когда люди в опасности! Отставить! – повысил он голос, когда увидел, что проводник хочет возражать. – Дан приказ – исполняйте!

Дикарь не привык, чтобы так разговаривали с его хозяином.

Прижав уши к затылку, он ударил лапами в грудь тучного майора и едва не опрокинул его на землю. Оскаленная морда возникла перед самым лицом обидчика. Острые зубы рванули шинель на плече. Хорошо еще, что Андрей успел ухватить пса за ошейник.

На Гукасяна почему-то все это произвело успокаивающее воздействие.

– Черт знает что такое! – произнес он почти миролюбиво. – Шинель, понимаете, порвала… Надо же все-таки приучить, чтобы она разбиралась, на кого можно кидаться, а на кого нет… – Он отвернулся. – Выполняйте распоряжение!

Андрей нагнулся, отстегнул поводок. Вот сейчас он, может статься, потеряет и сына Карая. Что же делать. Дикарь, сын Карая, такая у тебя должность. Такая у нас с тобой работа.

Он погладил пса по узкой голове, ощущая рукой впадинку, разделяющую череп под теплой шерстью.

Маркарян закричал:

– Товарищ майор, видите? Сбоку что-то шевелится… Они там!

– Ничего не вижу, – сухо отрезал Гукасян.

– Ну, сейчас служебная собака обнаружит!

Андрей жестко подал команду:

– Фас, Дикарь! Фас!

И пес, злобно рыча, прыжками понесся вперед. Вот он пробежал уже половину расстояния. Возбужденно лает. Чует ненавистные запахи. Еще прыжок. Сейчас, наверно, из скирды выстрелят…

Нет, молчат.

Дикарь исчез в соломе. Через минуту он вылез откуда-то сбоку и обежал скирду кругом. Еще раза два он пробивал солому своей узкой мордой…

– Можно подойти, товарищи, – сказал Андрей, – там никого нет.

– Дурак! – с сожалением проговорил Числов, когда понял, что Васька Короткий стреляет из автомата.

Он ударил кулаком по руке с автоматом, потом чуть раздвинул сено. При свете звезд была видна фигура убегающего человека, отчетливо доносился стук его башмаков. Двое других прятались в отдалении за большим камнем. Ничего не стоило выйти и смять их, даже если они вооружены. Ему приятно было сознавать, что сила пока что на его стороне.

– Братва, больше нам тут не греться. Сейчас сюда сбежится все село. Мы можем их размести, да что толку? Уходим, ребята! Ползком с перебежечкой, чтоб никто не видел, куда пойдем. И чтоб они долго думали, будто мы все еще в скирде сидим. Минька, – позвал он, – изо всех у меня лишь на одного тебя надежда. Останешься, Минька. Минут десять – двадцать еще, после того как мы уйдем. А потом пальнешь раза два в белый свет – пусть считают, что мы все тут! – и догонишь нас. Понятно?

Влас Уколов скупо пообещал:

– Исполню.

– На выход, други, по одному! Короткий, дай немножко из автомата по камню. Пусть скроются, чтоб не могли нас видеть!

Из соломы они выбирались ловко, почти бесшумно, как ящерицы. Ползли один за одним в холод, в ночь.

Андрей с собакой шел впереди отряда. На перевал вело несколько тропок. Надо было выбрать ту, по которой ушли бандиты. Наверху тропинки расходились и если ошибиться, то можно долго и бесцельно плутать среди снегов.

Ветра теперь почти уже не было, но сверху скатывались волны стужи. Это дышал огромный холодильник, созданный природой. Рассветало. Дикарь бежал, уткнув нос в землю. Первую тропку он уверенно проскочил. У второй остановился и зарычал: «Тут, это тут, хозяин».

– Обнаружено! – крикнул Андрей, оборачиваясь и придерживая на поводке Дикаря. – Начинаю преследование, товарищ майор, по найденному собакой следу.

– Давайте! – пыхтя, согласился Гукасян.

– След, Дикарь, след!

Пса не надо было подгонять. Хотя тропка начиналась круто, он поскакал на подъем, словно заяц, прижав уши и высоко выбрасывая лапы. Поводок натянулся. Андрей не поспевал за собакой.

– Заставьте его – пусть лает, – сказал майор Гукасян. – Они с испугу скорее обнаружат себя.

– Голос, Дикарь! Голос!

Пес залаял.

Тропинка, по которой Геннадий Числов повел своих людей, была не только крутой, но и обрывистой. Упадешь – костей не собрать. Они шли – очень голодные, напуганные, продрогшие и невыспавшиеся. Через каждые полтысячи шагов – а шаги он считал в уме – Числов останавливался и обессиленно махал рукой:

– Перекур!

И все валились кто куда – на камни, на снег, один на другого, чтобы хоть немного согреться. Жадно, прерывисто хватали ртом обжигавший легкие морозный воздух. И курили – на всех две-три цигарки из последнего табака.

И каждый раз на остановке Числов говорил:

– Я уже здесь бывал, ребята, дорогу знаю, я вас выведу… Антон Касьянов нас встретит. Антон не подведет. И какая-нибудь жратва у него для нас найдется…

Но, чем выше поднимались, тем меньше он говорил об Антоне. А вдруг с Антоном что случилось? Вдруг не встретит? Что тогда делать? Вольной одежды нет, продуктов нет, денег нет. Спустишься с перевала – и сразу попадешься.

Но если Антон там, то для радостной встречи он обязательно прихватил бутылочку-другую. Дернешь прямо из горлышка – огонь разольется по жилам.

– Я вас выведу, ребята! – повторял он.

«Все равно выведу, – думал он, отсчитывая шаги, – даже если Антона не будет. Заткну глотку тем, кто взбунтуется. Без отдыха – чтобы не застыли – поведу вниз, вниз. Силком погоню, если упрутся. Идти будет легче, чем сейчас. Хлеба достану, как только спустимся. Как достану – не знаю. Но достану. Главное, хорошо, что никто за нами не гонится. Сельчане в горы не полезут. Им нужно только, чтобы мы ушли. Увидят, что скирда пустая, и успокоятся. А пока дадут знать в город да пока милиция появится, ой-ой, где мы уже будем!»

Пройдено три тысячи шагов.

– Я вас выведу, ребята! Выведу!

На этой остановке их догнал Уколов. Он шел без передышки, надо было наверстать упущенное. Всклокоченная грязно-седая голова показалась сначала на нижнем серпантине. Жилистый, мускулистый, он шел легко, хотя был много старше их всех – жалких, уставших.

– Ну что, Минька? Как там было?

Уколов бросился плашмя на снег и стал торопливо лизать его.

– Все сделано, как уговорились.

– А народу много набежало?

– Все село проснулось. Кто может ходить, тот и примчался.

– Милиции нету?

– Один какой-то там крутится.

– Подъем, братва! Вот и Минька теперь с нами. Я вас выведу!

Три тысячи сто шагов. Три тысячи двести. Три тысячи триста…

– Генка! Дьякон!

– Корешок, это ты?

На тропинке, почти над самым обрывом, стоял Касьянов.

– Братва, это Антон! Вались, братва, кто, где стоит. Глубокий перекур. Ну, здорово, корешок, здорово, Антошка!

– Здорово, Дьякон!

Коренастый Антон Касьянов с восторгом, с обожанием смотрит на обветренного, почерневшего, бородатого Числова.

– Пришел все-таки, Антон!

– Ты велел, Генка!

– Я вам говорил, други, – Антон не подведет. Теперь все! Отдыхайте. Теперь выйдем. Антон, жратва есть?

– Хлеба две буханки, колбаса, консервов пять банок.

– Дели на всех поровну! Водка есть?

– Три бутылки «московской».

– Братцы, подходи по одному за хорошим глоточком. Всех согрею! Три бутылки! Антон, вольную одежду принес?

– Найдется в моем сидоре.

– Антон! Корешок! – Шепотом: – Хрусты есть?

Так они называли деньги.

– Есть, Дьякон.

– Много?

– Триста новыми. Сейчас дать?

– Держи пока при себе. Братва, сколько вас? Четверо? На вас – бутылка, круг колбасы, хлеб. Подходи, следующая четверка! Васька Короткий, Минька, Лалаян! Не забудьте – моя доля у вас. Не спешите, ребята, заправляйтесь как положено в дальнем походе. Никто нас не гонит. Теперь уже скоро вниз пойдем, ноги сами понесут. Как я обещал вам, так все и стало…