Текст книги "Записки секретаря военного трибунала."

Автор книги: Яков Айзенштат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Расстрел группы медицинских сестер в поселке Артемовскуголь

Когда Красная армия отступала из Донбасса и оставила один из его поселков – Артемовскуголь, почти все врачи местной больницы эвакуировались или ушли из города с отступающими частями Красной армии. Медицинские сестры местной больницы остались в поселке, спрятали у себя дома взятые ими из больницы медикаменты и перевязочные материалы и после вступления в город гитлеровских войск вернули всё спрятанное ими обратно в больницу и развернули в больнице госпиталь для немецких солдат и офицеров. Но через некоторое время Красная армия на этом участке фронта в Донбассе предприняла контрнаступление и Артемовскуголь был отбит у немцев. Выяснились все обстоятельства, связанные с организацией медсестрами госпиталя для немцев. Было проведено расследование и десять медицинских сестер предстали перед Военным трибуналом 12-ой армии.

Мужчины обычно в условиях фронта, когда каждый готов в любой момент встретить смерть, относительно спокойно выслушивали смертный приговор. Здесь же перед Трибуналом стояли женщины… И действительно, когда был оглашен приговор, по которому все медицинские сестры приговаривались к расстрелу, то никакого спокойствия, даже относительного, осужденными проявлено не было. Ими овладел панический ужас, они кричали, рыдали, бились в судорогах. Конвой ничего не мог с ними сделать и никак не мог вывести их из помещения, где заседал Военный трибунал. Я на всю жизнь запомнил эту страшную картину и часто вспоминал ее, когда возвращался мыслями к проблеме смертной казни.

«Расстрелянный» возвращается в военную прокуратуру дивизии

Расстрел – высшая мера наказания, но для Военных трибуналов Действующей армии он стал повседневным. Приговоры к расстрелу часто приводились в исполнение на передовых позициях на глазах товарищей по оружию. Председатель Военного трибунала оглашал приговор. Группа автоматчиков давала залп. Но при отступлении, когда не было времени для расстрелов перед строем, иногда расстрел производился не публично, а в присутствии узкого круга лиц. Так именно было в том случае, о котором я пишу. При этом расстреле в 1942 году на Южном фронте по должности присутствовали только Военный прокурор дивизии, Председатель Военного трибунала дивизии, Начальник дивизионного отдела «СМЕРШ» и военный врач, зафиксировавший смерть осужденного. Но осужденный в действительности не был убит, а лишь ранен. Военный врач ошибочно зафиксировал смерть. Закопали его не глубоко, ибо торопились. «Расстрелянный» нашел в себе силы откопать себя. Зашел в один из соседних домов, где ему перевязали раны. После этого он направился в расположение Военной прокуратуры дивизии, к прокурору, который присутствовал при его расстреле. Известно было, что этот военный прокурор йа редкость труслив. Когда к нему явился человек, при расстреле которого он в этот день присутствовал, то можно понять, в каком он был испуге. Последовали определение Военного трибунала Южного фронта, приказ Председателя Военного трибунала Южного фронта корвоенюриста Матулевича и приказы других высоких фронтовых инстанций. Согласно определению Военного трибунала Южного фронта, осужденный к расстрелу был освобожден от этой меры наказания. Она была ему заменена в порядке исключения лишением свободы. По приказу Председателя Военного трибунала Южного фронта и других инстанций, за халатное отношение к исполнению своих обязанностей направили в штрафной батальон всех присутствовавших при неосуществленном расстреле – Военного прокурора дивизии, Председателя Военного трибунала дивизии, Начальника дивизионного отдела «СМЕРШ», военного врача. Такое направление для каждого из них было равносильно смертному приговору. Мне известны многие случаи, когда трибунальские, прокурорские работники и другие штабные офицеры, посланные в штрафной батальон за утерю в боевой обстановке важных служебных документов или другие упущения, погибали в первом же бою.

Гитлеровские листовки

Часто на фронте перед Военными трибуналами Действующей армии представали военнослужащие за чтение и передачу содержания гитлеровских листовок. Их обвиняли в антисоветской агитации по статье 58 пункт 10 Уголовного кодекса РСФСР. Эти листовки полагалось уничтожать, но не было бумаги, чтобы свернуть цигарку из махорки или табака. Немцы же специально печатали листовки на курительной бумаге, и солдату жалко было их выкидывать. Он рисковал попасть под Военный трибунал, но сохранял листовку для курева, а подчас его интересовало и содержание листовки. Они часто содержали весьма доходчивую антисемитскую пропаганду. В них говорилось, например:

«Иван! Ты работал на заводе. У тебя директором был Хаймович, секретарем парткома Пейсахович, председателем профкома Рабинович, а у станков среди рабочих жидов не было. Теперь у тебя политрук Пейсахович, начальник штаба Рабинович, а в окопе среди бойцов жидов нет. Сводки Совинформбюро пишет жид Лозовский, их читает по радио жид Левитан, в газетах тебя обманывает жид Эренбург. Ты спишь в окопе, а жид работает в рабкоопе и спит с твоей женой. А за все отдуваешься ты, бедный Иван».

Такие листовки находили отклик в солдатской среде, воздействовали на сознание многих и содействовали росту антисемитских настроений не только в военные, но и в послевоенные годы, особо на территориях, которые были оккупированы немцами или находились в зоне, куда немецкая авиация имела возможность сбрасывать листовки.

Каждая немецкая листовка содержала призыв к бойцам и офицерам Красной армии переходить на сторону немцев, сдаваться в плен. Каждая листовка сопровождалась специальным пропуском, в котором указывалось, что он дает право на сдачу в плен для неограниченного числа советских солдат и офицеров. В Действующей армии были изданы приказы командования о том, что немецкие листовки подлежат уничтожению. Иногда по приказу командования специальные группы солдат и офицеров собирали сброшенные авиацией противника листовки и сжигали их. При обнаружении немецких листовок у солдат и офицеров их обвиняли часто не только в антисоветской агитации, но больше того, исходя из наличия в каждой листовке пропуска для сдачи в плен, предъявлялось более серьезное обвинение в попытке сдаться в плен, в попытке перейти на сторону противника, т. е. в «измене Родине в боевой обстановке». Таких дел в трибунальской практике было много, и иногда солдат или офицер, у которого не было никакого умысла перейти на сторону противника, а хранил он листовку лишь для курева, обвинялся в измене и приговаривался Военным трибуналом к расстрелу.

Хищения на фронте

Армия на фронте не только большая боевая сила, нацеленная на военные действия, но и весьма сложный хозяйственный организм. Интендентская служба, служба снабжения войск как вооружением и боеприпасами, так и обмундированием и питанием очень важна. От ее деятельности зависит и успех боевых операций, и настроение солдат и офицеров. На протяжении всей Второй мировой войны фронтовики упрекали интендантов и работников военторга во всех недостатках снабжения.

Между тем, интенданты проявляли иногда чудеса организованности. Я наблюдал, как на Северо-Кавказском фронте в условиях окружения, когда солдат на передовой не получал ни хлеба, ни сухарей, а лишь 200–300 граммов муки, нужно было организовать в горных условиях быструю доставку этой муки на передовую. Это осуществлялось при помощи маленьких американских автомобильчиков типа «Виллис». Когда эти, приспособленные для бездорожья, машины прибывали на пункт погрузки, их загружали мешками с мукой в несколько секунд. Чтобы не тратить времени на разговоры, интендант, руководивший погрузкой, всех прибывших водителей заставлял встать в строй и держал их по команде «смирно», пока другими солдатами загружались их машины. Потом раздавалась команда «по машинам», и они мчались к передовой, чтобы доставить солдатам быстрее хотя бы муку. Там, в своих котелках, солдаты из этой муки делали болтушку.

Но бывали на фронте и другие времена, когда в руках интендантов и военторговцев сосредоточивались тысячи тонн самых разнообразных продуктов – сливочного масла и табака, хлеба и сахара, круп и картофеля, тысячи литров водки и коньяка, всего того, что в условиях войны на рынке стоило очень дорого. Те из интендантов и военторговцев, которые вставали на путь хищения, наживались неимоверно.

Хищения всегда вызывают негодование, а хищения на фронте вызывали среди солдат и офицеров еще большее негодование. Мне часто приходилось слышать от солдат и офицеров такую фразу: «Чтобы в Военторге навести порядок, надо ежедневно одного военторговца расстреливать утром – за завтраком, второго – днем, за обедом, третьего – вечером, за ужином. Может быть, это подействует». Такие пожелания выражали настроения широких кругов военнослужащих и имели влияние на ход рассмотрения в военных прокуратурах и военных трибуналах дел о хищениях и хозяйственных злоупотреблениях.

Каждый виновный в этих преступлениях не мог расчитывать на снисхождение.

Помню дело о хищении с большого фронтового армейского склада в Ворошиловграде. Была весна 1942 года. Население этого большого города буквально голодало» на рынке цены на самые простые продукты выросли в десятки раз. А на армейском складе 12-ой армии Южного фронта горами стояли бочки с маслом, мешки с сахаром и крупами, ящики с водкой и коньяком. Интендант 2-го ранга Кривцов и старшина Сыченко отпускали на сторону эти продукты без надлежащей документации в корыстных целях, ради личного обогащения. Кроме того, они отпускали эти продукты своим сожительницам, а те ими спекулировали. Эта спекуляция и помогла раскрыть хищение, за которое интендант 2-го ранга и старшина поплатились жизнью.

Хищения в интендантских организациях и в Военторге на фронте часто раскрывались из-за случайных обстоятельств. Осенью 1942 года несколько работников Военной прокуратуры и Военного трибунала, в числе которых был и я, были посланы в командировку. Путь предстоял через горы в дождь и холод, а потому каждый для согревания взял с собой фляжку, наполненную купленным в Военторге коньяком. По мере употребления этого коньяка все мы поняли, что он почему-то на нас не действует. После возвращения из командировки Военная прокуратура занялась военторговским коньяком, и были вскрыты злоупотребления и обман покупателя, продажа разбавленного водой коньяка.

На протяжении всей войны хищения на фронте продолжались. Трибунальские расстрелы не помогали и не помогли.

Расстрел поварихи

12-ая армия Южного фронта отступала из Донбасса через Дон и Кубань к району Туапсе. При переправе через Дон у станицы Багаевской немцы бомбили понтонный мост, через который шла переправа. Река Дон в этом месте достаточно широка. Понтонный мост – удобный объект для бомбежки, а немецкая авиация имела превосходство в воздухе. Армия едва избежала полного уничтожения.

Штаб 12-ой армии являлся громоздким военным учреждением. В него входило много управлений и, помимо штабных офицеров, в этих управлениях работало много женщин – секретарей и машинисток. Еще больше женщин работало в штабной столовой военторга. Когда приближались к району Туапсе, то стало ясно, что с плодородной Кубани, где даже в условиях военного времени не было недостатка в продовольствии, армия уходит в бесплодные дикие горы, где с питанием будет очень плохо. Перспектива оказаться в этих горах особо тревожила женщин, работавших в штабных учреждениях. И вот, когда штаб 12-ой армии отступал из одной кубанской станицы, в ней осталась повариха столовой военторга. Она решила не следовать с армией в горы, а остаться в станице, в которую на следующий день должны были войти немецкие войска. Повариха эта была большим мастером своего дела. Ее отсутствие было замечено. В эти дни на этом участке фронта наступление немецких войск случайно приостановилось. Работники «СМЕРШ» выехали в оставленную армией станицу, арестовали там повариху и доставили ее в новое расположение штаба армии. Было проведено расследование, и она предстала перед Военным трибуналом 12-ой армии. Учитывая настроения женщин, работавших в штабе армии, и в назидание другим, Военный трибунал приговорил повариху к расстрелу. Приговор был утвержден Военным советом армии и приведен в исполнение.

На штабных женщин расстрел поварихи произвел устрашающее впечатление и цель вроде была достигнута.

«Давай менять двух румын на двух азербайджанцев»

В Действующей армии, когда в круговорот бурных событий были вовлечены представители самых различных национальностей, населяющих страну, значительную роль приобретали межнациональные отношения.

По многим трибунальским делам, рассмотренным на фронте, видно, как в условиях войны обострились национальные взаимоотношения, как честь и достоинство нации определялись прежде всего ее вкладом в ведение войны, поведением ее представителей во фронтовых условиях.

Я долго служил секретарем Военного трибунала 12-ой армии Южного, а потом Северо-Кавказского фронтов. В нашу армию на Кавказе вошла азербайджанская дивизия. Дивизия воевала плохо. Многие азербайджанцы стремились уклониться от участия в боях, симулировали заболевания. Обычные слова, которые можно было услышать от них: «Балной, курсак (т. е. живот) балной, на всю кровать балной». Такие слова часто произносили и узбеки из разных воинских частей. Их поведение особо контрастировало с поведением бойцов наших других подразделений, которые были сформированы из черноморских моряков. Морские бригады сражались героически.

В этих условиях запомнилось трибунальское дело, связанное с честью и достоинством азербайджанцев. Два солдата-азербайджанца, остановившиеся на ночлег в крестьянском доме, ночью зарезали козу, принадлежавшую хозяину дома, сварили козлятину и частично съели. Хозяин пожаловался лейтенанту-азербайджанцу и объяснил, что он и семья спасались от голода тем молоком, которое давала эта коза. Следует сказать, что офицеры-азербайджанцы глубоко переживали недостойное поведение солдат-азербайджанцев в боевой обстановке и в быту. Офицер-азербайджанец нашел своеобразный способ защитить честь и достоинство азербайджанцев. Он застрелил двух своих бойцов, зарезавших козу, и предстал перед Военным трибуналом. Его обвинили в умышленном убийстве двух человек, но симпатии многих были на стороне лейтенанта и по приговору трибунала он был направлен в штрафную часть.

Немецкое военное командование знало о плохой боеспособности азербайджанской дивизии и, когда эта дивизия выдвигалась на передний край обороны, предпринимало атаку, ибо знало, что ударяет по слабому звену, и добивалось успеха. На стороне немцев сражались румынские дивизии. Они были значительно слабее немецких, и когда румынская дивизия выдвигалась на передний край, советские войска предпринимали атаку и разбивали румын. На Кавказе в горах передовые позиции советских и немецких войск были расположены близко друг от друга, и раздавались взаимные иронические предложения солдат на русском и немецком языках: «Давай менять двух румын на двух азербайджанцев».

Азербайджанская дивизия доставляла военной юстиции много хлопот. К суду Военного трибунала азербайджанцы привлекались во много раз чаще, чем солдаты из других подразделений. Среди них, а также среди узбеков было много дезертиров, лиц, совершавших попытки перейти на сторону противника, членовредителей и симулянтов.

Часто переходили на сторону немцев армяне. Из них был сформирован немцами Армянский легион. Иногда солдаты Армянского легиона оказывались в руках советских карательных органов, и мне довелось участвовать в нескольких судах над армянами-легионерами. Их обвиняли в переходе на сторону врага, в измене Родине в боевой обстановке и дела заканчивались обычно расстрелом.

Лучше других против немцев воевали русские и евреи. Они сражались в едином строю, но их отношения омрачались проявлениями антисемитизма. Эти проявления имели место и на фронте, причем не только в разговорах, репликах, но дискриминация евреев имела место при представлениях к наградам, званиям, при назначениях на должности. Все это усиливалось под влиянием гитлеровской антисемитской пропаганды. Главное же поле национальной конфронтации между русскими и евреями во время Второй мировой войны находилось на оккупированной немцами территории, где уничтожение евреев проводилось под покровительством немцев, но часто руками русских и представителей других национальностей.

В советской печати и пропаганде на протяжении многих лет старались вообще умалчивать об уничтожении евреев на оккупированной немцами территории, но когда писали об этом, то всё приписывали немцам, а о роли русских и других национальностей предпочитали не упоминать совсем.

Интересные сведения по этому вопросу и официальную позицию ЦК КПСС я узнал уже в послевоенные годы, когда, будучи московским адвокатом, вел авторское дело писательницы Ариадны Громовой. При подходе немецких войск к Киеву Ариадна Громова, красивая молодая русская женщина, киевская журналистка, не смогла эвакуироваться из-за болезни мужа-еврея. Ей удалось подделать графу о национальности в его паспорте, но лифтерша в их доме донесла о национальной принадлежности мужа Ариадны, и он был уничтожен. После этого Ариадна Громова связалась с киевским подпольем, была арестована, сидела в гестаповской тюрьме, при отправке в лагерь уничтожения на территории Польши бежала из железнодорожного эшелона, проломив пол в вагоне, скрывалась при содействии польских железнодорожников, вновь вернулась в Киев и вела там подпольную работу, опять попала в лагерь. Она знала о положении на оккупированной немцами территории не понаслышке, а по своему жизненному опыту. После войны она написала обо всем этом книгу «Линия фронта на Востоке». Первая часть этой книги вышла в московском издательстве «Советский писатель». Вторую часть отказались издавать, ибо в ней правдиво рассказывалось о роли местного населения в уничтожении евреев. По просьбе Ариадны Громовой я вел дело в суде о взыскании авторского гонорара за вторую часть книги, ибо по закону она имела на это право. Вопрос об издании второй части книги был передан на рассмотрение в отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС. Там заняли твердую позицию: «вторую часть книги «Линия фронта на Востоке» не издавать». А на словах объяснили, что книга будет издана, если автор удалит из нее всё, что касается роли местного населения в уничтожении евреев. Ариадна Громова на это не соглашалась. Это было в 60-х годах. Теперь, когда наступила так называемая «гласность», когда многое увидело свет, вторая часть книги «Линия фронта на Востоке» так и не издана.

Ради справедливости следует отметить, что бывали отдельные случаи, когда местное население на оккупированной немцами территории спасало евреев, чаще еврейских детей и рисковало при этом жизнью. Но это были исключения. Об общей картине свидетельствует неумолимая статистика. В составе Красной армии воевало 500 000 евреев, из них погибло 200 000. На оккупированной немцами советской территории при содействии местного населения было уничтожено примерно полтора миллиона евреев.

Штрафной батальон и горная река

Штрафные роты и штрафные батальоны были созданы по сталинскому приказу № 227 от 28 июля 1942 года и попадавшие туда обычно по трибунальским приговорам бойцы обязаны были искупить свою вину кровью. Их бросали на самые опасные участки фронта и тут – как кому повезет. Боец мог погибнуть, а мог отделаться легким ранением и уже считался искупившим вину, ибо пролилась кровь.

Хочу рассказать о другом применении штрафного батальона, чему я был свидетелем.

При подготовке наступления осенью 1943 года командование Черноморской группы войск возлагало серьезную задачу на один кавалерийский корпус и туда была послана оперативная трибунальская группа для срочного рассмотрения дел, в состав которой я вошел в качестве секретаря. Корпус в это время дислоцировался далеко в горах, в условиях плохого снабжения продовольствием и боеприпасами. Для обеспечения бесперебойного снабжения необходимо было построить мост через бурную горную реку. Мост пытались строить несколько раз, и река тут же сносила его. Тогда командир корпуса приказал снять с передовой штрафной батальон и поручить ему построить мост. Мост надо было строить в ледяной воде. Штрафникам было объявлено, что если они построят мост, который река не снесет, то их батальон перестанет быть штрафным и ему присвоят обычный номер.

Командир корпуса распорядился не ограничивать выдачу штрафникам водки. После получасового пребывания в ледяной воде бойцы выскакивали на берег, накачивались водкой без ограничения и вновь отправлялись в ледяную воду. Несколько раз у них ничего не получалось. Но все же в конце концов им удалось построить мост, который река не сорвала, и по этому мосту смогли пройти автомашины с необходимыми грузами и артиллерия.

Командир корпуса в торжественной обстановке на берегу реки у моста объявил о том, что батальон перестает быть штрафным и ему присваивается обычный номер. Каждый из штрафников признавался искупившим свою вину. Для этого были основания в законе. Осужденные направлялись в штрафной батальон по приговорам Военных трибуналов в соответствии с примечанием 2 к статье 28 Уголовного кодекса РСФСР 1926 года, а во втором абзаце этого примечания говорилось, что в отношении военнослужащих, проявивших себя в составе действующей армии стойкими защитниками страны, допускается по ходатайству соответствующего военного начальства освобождение от назначенного ранее наказания по определению суда, вынесшего приговор. Все это было позже оформлено, но нужно было видеть этих людей, когда генерал читал приказ о том, Что они больше не штрафники. Для всех этих людей это было второе рождение, ибо штрафбат и смерть были слова-синонимы.

Однако длительное пребывание в ледяной воде не могло пройти бесследно для строителей моста. Было ясно, что многих из них ждут неизлечимые заболевания, а то и смерть.