355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Яков Кедми » Безнадежные войны » Текст книги (страница 11)
Безнадежные войны
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 01:36

Текст книги "Безнадежные войны"


Автор книги: Яков Кедми



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

В ходе атаки я понял, почему Эхуд не разрешил взять десантников на броню танка. Мы ехали по позициям египтян, давя их и стреляя в них. Внезапно на нас обрушился залп ракет слева, с севера, где находилась «Китайская ферма» – «Миссури», согласно кодовому названию на карте. Я видел, как белые огненные шары движутся на нас, описывая на лету небольшие круги. Я слышал их характерный посвист, когда ракета пролетала над головой или возле нас, и увидел, как ракета попала в соседний танк. Мы сразу принялись считать выпрыгивающих из танка: один выскочил, второй выскочил, третий не вылез, четвертый не вылез. Все. Значит, два члена экипажа убиты либо тяжело ранены, у них почти нет шансов – танки горят, и снаряды внутри них взрываются один за другим.

Мы двигались дальше, бой продолжался. Вдруг я увидел, что огненный шар летит прямо на наш танк с огромной скоростью. Все произошло за долю секунды. По траектории полета я предположил, что ракета попадет в переднюю часть корпуса танка, и приготовился к удару. Я положил руку на автомат «Узи», чтобы не забыть его в танке. Также автоматически проверил фляжку с водой. Я уже видел, как танкисты выпрыгивают из подбитого танка без оружия и без фляжек с водой. Я знал, что, у раненого нет шансов выжить без воды под синайским солнцем больше чем несколько часов. Кроме того, у меня не было никакого желания остаться безоружным против египетских солдат. Все это длилось доли секунды, и я не смог произнести ни звука. Я не крикнул Эхуду, что ракета слева, и не приказал водителю остановиться. Вероятно, эти доли секунды я был в состоянии шока. Ракета почему-то приподнялась над корпусом танка и пролетела над кабиной водителя, прямо перед башней, оставив на память только свист и волну жара. Только тогда Эхуд заметил ракету. Это была не первая ракета, выпущенная по нам, но эта прошла ближе всех. Наша атака продолжалась.

После боя мы сняли более десяти нитей от противотанковых ракет, зацепившихся за корпус танка. Из-за шквала противотанковых ракет мы не могли оставаться на захваченных позициях. Мы расположились вдоль направления «Тиртур», в двух километрах от него, держа египетские позиции под огнем и не давая им расстреливать наших десантников, лежавших без движения перед вражескими позициями. В бою под шквалом ракет, огня танков и РПГ в нашем батальоне были подбиты семь танков из двадцати одного, вступивших в бой. Большинство подбитых танков отбуксировали, или они вышли своим ходом, кроме трех, подбитых ракетами. Эхуд решил попытаться вывезти парашютистов на бронетранспортерах мотопехоты и начал договариваться с командованием полка об артиллерийском прикрытии. Командир мотострелковой роты был убит в начале боя, и его заместитель, лейтенант Гидеон Дворецкий, на бронетранспортере, с одним водителем, двигался под огнем египтян между позициями десантников. Танки нашего батальона и артиллерия дивизии обеспечили огневое прикрытие и дымовую завесу. Дворецкий вместе с водителем бронетранспортера выезжали раз за разом на спасение наших солдат под огнем египтян, под самым их носом, так что иногда расстояние между египтянами и десантниками не превышало нескольких десятков метров. Его бронетранспортер собирал десантников и танкистов, спасшихся из подбитых танков, включая раненых. Эта почти самоубийственная операция продолжалась больше часа. Во время боя трудно следить за временем. Иногда кажется, что минула целая вечность, а потом выясняется, что прошло всего несколько минут, и наоборот. Все десантники были вывезены, а на более отдаленном от нас участке это сделала разведрота полка. Так и закончился этот бой. Если я не ошибаюсь, мы потеряли четырнадцать человек убитыми и более двадцати ранеными. Это был мой первый бой, и он оказался самым тяжелым из всех, которые мы провели в ту войну. За этот бой Дворецкий был награжден орденом Мужества, но получить его ему не довелось. Он погиб через несколько дней в бою у каменоломен Фаид на западном берегу Суэцкого канала.

После войны я слышал про «героический бой десантников у “Китайской фермы”». Поначалу я не понял, что речь идет про тот же самый бой – ведь мы сражались на направлении «Тиртур», а «Китайская ферма» – это как раз то место, откуда по нам стреляли ракетами. Только потом я понял, что речь идет о нашем бое. Не понимаю, почему этот неудачный для десантников бой назвали героическим. Я видел воздушно-десантный батальон, который запутался наиглупейшим образом – его бросили в бой, к которому он совершенно не был готов. Батальон неожиданно наткнулся на египетские силы, о которых ничего не знал, напоролся на хорошо организованные позиции, поддержанные танками, и гораздо лучше вооруженными египетскими солдатами. Батальон был на голову разбит и рассеян более организованным, более подготовленным и превосходящим по численности противником. Десантники залегли, прижимаясь к земле, почти без боеприпасов, раненые, большинство без воды. Это уже была не организованная воинская часть под единым командованием, а случайные группы или отдельные солдаты, пытающиеся помочь друг другу выжить, почти без шансов на успех. Они не задержали и не остановили никакую египетскую атаку, потому что ее просто не было. Их послали прочесать местность и обнаружить «охотников за танками», а они напоролись на хорошо организованные позиции египтян.

«Охотники за танками» – это термин, который возродили штабные герои израильской армии. Впервые «охотники за танками» появились во время Второй мировой войны. В 1973 году во многих армиях мира, особенно в Советской, а также в армиях Египта и Сирии, которые воевали по советской системе, были созданы специальные подразделения для борьбы с танками. Это были хорошо организованные и укомплектованные подразделения и расчеты с эффективной и разнообразной тактикой боя и с отлично подготовленными бойцами. Но израильская армия в 1973 году послала батальон десантников искать призраки Второй мировой войны. Не знаю, кто и почему назвал этот позор «героическим боем». В попытке спастись и выжить мало чего героического, разве что в попытках спасти товарища. И в этой войне, и в последующих я убедился, что чем больше неудачи, тем больше растет потребность воспевать якобы проявленный героизм бойцов и прославлять погибших, чтобы не отвечать на тяжелый вопрос: «А почему они погибли?» В этом израильская армия ничем не отличается от других. В Советском Союзе, наравне с реальными случаями героизма, выдумывали героев и истории о подвигах, чтобы поднять боевой дух и скрыть неудачи. В моих глазах «героический бой десантников у «Китайской фермы» – это типичный случай использования командованием советских методов пропаганды и сокрытия фактов. Впоследствии меня уже не удивляли рассказы о «героизме в комплексе событий». До совершенства циничного использования понятия героизма израильское командование и политическое руководство дошли через 35 лет, во время Второй Ливанской войны, самой неудачной из всех войн Израиля. Конечно, в боях на Синае совершались и настоящие подвиги. Одним из настоящих героев был сын генерала Исраэля Таля – Яир Таль. Еще во время курсов мы удивлялись его необыкновенной самодисциплине и честности. Во время одного из боев, будучи раненым, свой танк с поврежденной ходовой частью он сцепил с другим танком, у которого была повреждена башня. Танк с поврежденной башней буксировал его танк с позиции на позицию, и Яир, несмотря на ранение, продолжал вести стрельбу по египетским позициям из танка с неповрежденными башней и орудием.

До ночи мы перестреливались с египтянами, без каких-либо движений с той или другой стороны. В сумерках я вдруг разглядел тени необычных танков, прибывших нам на смену. Я узнал эти танки: это были M-60, которые поступили на вооружение незадолго до начала войны. Они были на вооружении только в 600-м полку. С одного из этих танков я вдруг услышал крик: «Яша, как ты? Ты жив?» Приглядевшись, я узнал Злотника, моего инструктора с курсов командиров танков. Я был рад, что он тоже жив, ведь на войне при каждой встрече первым делом выясняешь, кто из знакомых жив, кто ранен, а кого уже нет. Минутный разговор, а потом ты не знаешь, остался ли в живых твой собеседник. После войны я встретился со Злотником, когда он служил сержантом в запасном батальоне, куда я был направлен. В израильской армии это обычное дело: нередко твои бывшие командиры или инструкторы становятся твоими подчиненными. На отношения это не влияет. Даже когда я стал офицером, а он оставался сержантом, для меня он все равно оставался моим инструктором с курсов командиров танков.

Полночи ушло на мелкий ремонт, заправку топливом, пополнение боеприпасов, а затем мы начали движение к Суэцкому каналу. В одном месте Эхуд взглянул налево и рассмеялся. Там лежал застрявший в песках развернутый мост, сделанный из скрепленных огромных металлических бочек. По этому мосту израильская армия должна была форсировать Суэцкий канал, но мост так и не добрался до канала по тысяче разных причин, как оно обычно бывает на войне. Во время перестрелки с египтянами вдоль направления «Тиртур» мы видели, как по параллельной дороге проходили самоходные понтоны. Мы молились про себя, чтобы они не пострадали. Время от времени ракеты попадали, иногда – в бронетранспортер, иногда – в грузовик. Однако понтоны не пострадали и добрались до канала.

Район форсирования был знаком мне еще со времени срочной службы, когда мы располагались в центральном секторе Суэцкого канала. Мы хорошо знали этот район, и в том числе опорный пункт под кодовым названием «Мацмед» (Муфта). Вдруг мы увидели перед собой тихие воды канала. На несколько минут все замерло из-за артобстрела. Мы въехали на понтонный мост и пересекли канал. Часть танков переправилась на отдельных понтонах, потому что мост время от времени рвался. Было странное ощущение. Напряжение после дня боев спало, и вот мы переправляемся через канал. Еще несколько метров – и танковые гусеницы коснутся египетского берега.

Я много раз смотрел в бинокль на египетский берег. Мне вспомнился случай, который произошел со мной во время патрулирования территории вдоль канала в 1971 году. Тогда я был стрелком-наводчиком. Вдруг недалеко от насыпи вдоль канала я почувствовал, что танк приподнялся в воздух и рухнул. Я напрягся и прижался к внутренней стенке башни, чтобы не сломать себе чего-нибудь. Оказалось, что мы наткнулись на мину «сэндвич» – три противотанковые мины советского производства, соединенные друг с другом. Все гусеницы и торсионный вал разорвало. Танк завяз в песке, но все мы остались невредимыми. Я вылез из танка и увидел, что одна из мин не взорвалась. Наклонившись, я с любопытством прочел надписи на русском языке. Двух мин было достаточно, чтобы подорвать танк. Если бы сработала и третья, возможно, мы бы перевернулись. Это был танк командира взвода, и он приказал мне взять башенный пулемет и подняться на насыпь на случай, если египтянам вздумается атаковать нас, несмотря на соглашение о прекращении огня. Я залег на вершине насыпи, наблюдая за египетскими солдатами и офицерами, столпившимися на том берегу – они рассматривали нас и махали руками. Тогда я в первый раз видел египетских солдат и офицеров на расстоянии ста метров. Вчера, в бою, все уже виделось совсем по-другому.

Когда мы ступили на египетскую землю, я спросил Эхуда: «Когда ты был здесь в последний раз?» Немного подумав, он сказал, как всегда, очень спокойно: «Несколько месяцев назад». Как будто речь шла о посещении кино. Я понимал, что Эхуд – командир и боец спецназа Генштаба – знаком с каждым клочком земли на территории соседних стран. Пейзаж был пасторальным. Мы начали движение в сторону «пресноводного канала» и стали готовиться к ночной стоянке. Последовал приказ, который я повторил несколько раз: спать под танками или в танках, но ни в коем случае не на броне и не возле танков. Как только я залез под танк и уже собирался заснуть, на нас вдруг обрушился град снарядов. Это был залп «катюш», который попал прямо по нашей стоянке, и я видел, как снаряды падают один за другим. Когда я утром увидел следы артобстрела, то поблагодарил Бога, что Он сохранил нас в эту ночь под танками. В соседнем полку некоторые солдаты проигнорировали приказ – и не проснулись либо проснулись от ранений.

Мы продолжили наступление. Силы египтян были малочисленны. Перейдя «пресноводный канал», мы атаковали базу ракет «земля – воздух». Эхуд отдал приказ не стрелять по ракетам. Согласно приказу два танка должны были уничтожить антенну и командный пункт и тем самым нейтрализовать батарею. Однако, когда мы въехали на территорию батареи, один из офицеров не выдержал и в пылу атаки выстрелил в ракету SA-2. Снаряд поджег ракетный двигатель и ракета начала зигзагами, вверх и вниз, летать между танками. В этой ситуации нечего делать и оставалось только молиться, чтобы она не попала в кого-нибудь. Ракета пролетела мимо нас и взорвалась где-то вдалеке, не причинив никому вреда. Эхуд не оставил этот проступок без внимания и после боя «разобрался» с этим офицером.

Мы продолжили двигаться в глубь территории. Эхуд осмотрел линию горизонта в бинокль и обратился ко мне: «Видишь вот ту антенну? Если мы ее собьем, рухнет вся их система противовоздушной обороны». Получив разрешение у командования полка на ее уничтожение, он попросил Моше Сукеника (Иври), командира второй танковой роты, постановить танки на склоне холма под углом кверху и вести стрельбу из танковых пушек навесным огнем на расстояние около шести километров. Обычно танки не стреляют на такое расстояние. После нескольких выстрелов и корректировки огня мы увидели, что антенна падает. С этого момента система ПВО египтян на данном участке фронта практически «ослепла».

Примерно через час появились самолеты наших ВВС: в синем небе над пустыней закружились десятки машин. Ощущение было такое, словно мы, зрители, сидим на танках перед сценой, а над нами проносятся самолеты, некоторые из них падали. Но падали только египетские самолеты. В этой войне вопреки всем планам командования сухопутные бронетанковые войска «развязали» руки нашей авиации, прорвав и подавив часть ракетной системы ПВО египтян. Наши ВВС не смогли справиться с египетской системой противовоздушной обороны своими силами, потеряв слишком много самолетов в вынужденных атаках сухопутных сил египетской армии и наведенных ими переправ через канал из-за того, что высшее командование Армии Израиля не смогло правильно оценить ситуацию в начале войны.

Другой любопытный случай связан с Моше Даяном. Нам сообщили, что Даян прибыл на фронт и находится недалеко от нас. Вдруг появился египетский вертолет, а затем послышался взрыв. Вертолет развернулся и пролетел прямо над нами на очень малой высоте и довольно медленно. Два бронетранспортера возле нас и я со своим пулеметом МАГ открыли огонь по нему. Такое удивительное ощущение, когда очереди из твоего пулемета трассирующими пулями прошивают корпус вертолета, прямо перед твоими глазами, почти незнакомо танкистам, стреляющим из танковых пушек по целям на гораздо большем расстоянии. Было хорошо видно летчика, и мы продолжали стрелять, пока не изрешетили вертолет, который приземлился в нескольких десятках метров от нас. По приказу Эхуда наш танк, чуть продвинувшись, выпустил снаряд, который разнес вертолет на куски. Как выяснилось, этот вертолет и сбросил бочки с напалмом рядом с тем местом, где находился Моше Даян. Тот чудом не погиб, а пилот вертолета даже не знал и не узнает никогда, кого он бомбил. Через несколько минут на бреющем полете над нами появился египетский бомбардировщик «Сухой», и все опять повторилось. Четыре пулеметные очереди, включая и мою, прошили его. Самолет закачался, наклонился и рухнул на землю недалеко от нас. И снова, на расстоянии около 1500 метров от нас, приземлился другой египетский вертолет. По приказу Эхуда наш стрелок Галили, знакомый мне еще с курса молодого бойца, уничтожил и этот вертолет с первого выстрела. Итогом этого дня боев с египетскими ВВС стали два уничтоженных вертолета и один бомбардировщик. Совсем неплохо, да и батареи ПВО мы разрушили!

Мы продолжали медленно продвигаться в сторону Каира и заняли позиции напротив последних рубежей египетской армии между нами и Каиром. Но тут нами был получен приказ круто повернуть на юг, в сторону холмистой гряды Дженифа и аэропорта Фаид. Нас сменила другая воинская часть. До Каира оставалось чуть более ста километров.

20 октября мы остановились на гряде холмов Дженифа. Нам было приказано очистить район каменоломен и окрестности аэропорта Фаид. К этому дню у нас осталось исправными только 12 из 23 танков. В тот день мы атаковали каменоломни Фаид двенадцатью танками и силами мотопехоты. Несмотря на сообщения командования о том, что египтяне бегут, они отступали, обороняясь довольно упорно. На западном берегу канала, в отличие от восточного берега, военные действия были намного легче. У египтян не было организованной, укрепленной системы обороны, не было крупных соединений, а были отдельные подразделения, численностью до батальона, без поддержки артиллерии и без системы командования и управления. Расчетов противотанковых ракет и организованных противотанковых подразделений мы не встретили. Попадались небольшие противотанковые звенья, вооруженные только РПГ, так что танковые войска чувствовали себя намного увереннее. Но египетские пехотные подразделения и коммандос, и время от времени танки пытались оказывать серьезное сопротивление. Мы несли потери, и каждый километр давался с боем.

В бою у каменоломен Фаид часть мотопехоты и бронетранспортер командира их роты Дворецкого, двигаясь слева от нас, спустились в овраг под холмистой косой. Мы потеряли их из виду и вдруг услышали сильнейший пулеметный огонь. Были видны следы трассирующих пуль со стороны бронетранспортера и со стороны египтян, но что конкретно происходит, было не ясно. Мы продолжали двигаться вперед и прорвали линии обороны египтян. Бой закончился, и, пока мы закреплялись на новых позициях, наступил вечер. Все это время мы пытались выяснить, что случилось с бронетранспортером, но никто не знал. Бронетранспортер не прибыл на место дислокации и не выходил на связь. Батальон располагался на ночную стоянку, привычно занимаясь техобслуживанием, пополнением топливом и амуницией, эвакуацией раненых. Вдруг ко мне подошел Эхуд и попросил еще несколько гранат. Я закрепил ящик с гранатами на левой части башни и каждое утро наполнял его заново, поскольку к вечеру он пустел. Я не понял, зачем Эхуду нужны гранаты на ночной стоянке. «Я иду искать бронетранспортер, – сказал он тихо и словно предупреждая мой вопрос. – Я иду один. Никто со мной не идет».

Я не раз думал об этом случае. Эхуд поступил совершенно безрассудно. Командир батальона ночью в одиночку отправился на поиски бронетранспортера, который, возможно, был подбит, и его экипажа. Но я его понял. Это было удивительное чувство ответственности за подчиненных. Он счел своей обязанностью разыскать их, вопреки армейской логике. У него была своя логика, логика наивысшей нравственности и человечности. Я по сей день восхищаюсь этим его поступком. Это пример мужества и чести для любого офицера и командира в израильской армии. Я помню его удаляющийся в темноту, с рацией, силуэт. И тут пришло сообщение от разведроты полка, что бронетранспортер был подбит и уничтожен там-то и там-то. Мы тут же вернули Эхуда. Он был притихшим и погрустневшим – как в ту пятницу, когда его друг Ишай Изхар был убит на направлении «Тиртур». В ту ночь, после окончания боя, Эхуд отвел меня в сторону и попросил рассказать во всех подробностях, как погиб Ишай. Несколько раз он спрашивал меня, запомнил ли я то место, где мы оставили его тело. На следующий день, когда силы ЦАХАЛа захватили этот участок, он лично удостоверился, что тело Ишая нашли и вывезли с поля боя. После войны я навещал все семьи погибших нашего батальона и передал каждой карту с точными координатами места гибели их близких. Эхуд предупредил меня: «К семье Ишая поеду я, и я поеду один. Это сделать обязан я».

Наступило 22 октября. Мы расположились недалеко от Большого Горького озера, развернувшись на юг, по направлению к шоссе Суэц – Каир. Незадолго до того, в одном и боев на холмах Дженифа я смог оценить эффективность воздушной атаки. Мы поднялись на один из холмов, и вдруг я увидел египетскую батарею: четыре орудия – кажется, D-30 советского производства. Они были на расстоянии примерно двух с половиной километров. Классическая артиллерийская батарея, расположенная идеально, как по учебнику. Эхуд велел остановиться и ждать. Я спросил его, почему бы нам не уничтожить эту батарею. Это работа на несколько минут для танкового взвода. Эхуд сказал, что, согласно полученному приказу, это работа авиации. Я вылез из танка, который стоял на другой стороне склона, и поднялся на холм с биноклем, чтобы полюбоваться представлением. Появилась четверка «Скайхоков». Они спикировали на цель – и промахнулись. Через полчаса опять появилась четверка, спикировала и промахнулась. При каждой бомбардировке египтяне укрывались в окопах, а затем вылезали и снова продолжали стрельбу. «Скайхоки» атаковали батарею несколько раз в течение почти двух часов, но так и не попали в нее. Наконец приехал грузовик, и египтяне влезли на него и уехали, бросив батарею целой и невредимой вместе с боеприпасами, аккуратно сложенными позади пушек. Тогда я понял, что авиация – это хорошая вещь, но не везде и не всегда. В данном случае для уничтожения батареи хватило бы нескольких выстрелов из двух-трех танков.

Мне в память врезался еще один случай, который произошел на одном из холмов Дженифы. Во время атаки я заметил, как один из танков слева забирается на гряду и занимает позицию под запрещенным углом, так что даже днище корпуса танка оказалось открытым для обстрела. И в самом деле, через несколько секунд танк подбили, и из него повалил черно-серый дым. Мы стали считать танкистов, которые выбирались наружу: первый, второй, третий, четвертый. Позади, на расстоянии в несколько десятков метров, располагались санитары, которые оказали им помощь. Двигатель подбитого танка продолжал работать, и я подумал, что, может быть, можно его потушить и вывезти оттуда. Потом я отказался от этой безумной мысли, но тут Эхуд сказал мне: «Иди потуши танк». Без лишних слов я выпрыгнул наружу и попросил у Эхуда огнетушитель, потому что не был уверен в том, что огнетушители в горящем танке не повреждены. Он протянул мне огнетушитель, и я побежал к подбитой машине. По дороге я надеялся, что танк взорвется, прежде чем я успею до него добраться, ведь это моя единственная возможность остаться в живых. Но он не взорвался. Я обогнул его сзади, и все это время двигатель продолжал работать, а из башни валил дым. Я решил залезть сбоку. Танкист никогда не залезает на танк сбоку, только спереди. Однако передняя часть танка была обращена в сторону египтян. Я прижался к корпусу и влез наверх, опасаясь, что в любую секунду произойдет взрыв. Прижимаясь к корпусу башни, чтобы египтяне меня не заметили, я немного приподнялся и заглянул в башню. Огонь полыхал на снарядах и приборах, и я почувствовал, как мое лицо обдало жаром. Я просунул огнетушитель внутрь и направил струю на горящие снаряды. В течение всего этого времени краем глаза я наблюдал за египетскими позициями. Я увидел противотанковую позицию в составе одной или двух противотанковых пушек. Египтяне стояли возле орудий и смотрели на горящий танк. Я не понимал, почему они не стреляют. Ведь когда стреляют из танка или по танку, после первого попадания делают контрольный выстрел, чтобы гарантировать уничтожение цели.

Тем временем я скатился внутрь, в горящую башню и опустошил еще один огнетушитель, который нашел в танке. Только тогда огонь погас. У меня мелькнула мысль: если гидравлическая система повреждена, я могу сделать наводку и выстрелить вручную. Но я сразу понял: танк был в позиции, которая не позволяла опустить орудие достаточно низко. Египтяне были расположены слишком низко, а позиция танка слишком высоко. Маневрировать подбитым танком и вести из него стрельбу в одиночку было невозможно, и я отказался от идеи уничтожить противотанковый расчет. Пролезть в кабину водителя из башни тоже было невозможно. У меня не осталось другого выхода, кроме как вылезти из башни и забраться в кабину водителя прямо на глазах у египтян. Скатившись с башни, я влез в кабину водителя, в любой момент готовый к тому, что египтяне опомнятся и все-таки выстрелят. Усевшись на место водителя, я за долю секунды отпустил тормоза, перевел передачу на задний ход и нажал на газ. Танк рванулся назад с бешеной скоростью. Я пытался управлять им по памяти, поскольку не видел, куда еду, но знал, что сзади стоят танки и работают санитары. Все-таки мне удалось прикинуть расстояние и направление. Я спустился с холма примерно на двадцать метров и остановил танк. После этого я заглушил двигатель и выпрыгнул из танка, вздохнув с облегчением. На этот раз все обошлось. Не думаю, что стоило так рисковать, но приказ есть приказ, даже если я с ним не согласен. Все это произошло намного быстрее, чем время, которое занимает рассказ об этом.

Я подошел к раненым танкистам. Мы все были знакомы еще по курсам командиров танков и по курсам танкистов. Взглянув на них, я с раздражением обратился к одному из них: «Твое счастье, что ты ранен, иначе я бы тебе врезал!» Тот удивился: «За что?» Я отругал его: «По радиосвязи был передан приказ: застегнуть рукава. Перед атакой повторяли! А теперь посмотри на себя, что у тебя с руками?» Попадание было в гидравлическую систему танка, и гидравлическое масло сразу вспыхнуло. В результате его неприкрытые руки обгорели: они были серыми, кожа была разорвана в клочья. Я пожелал ему выздоровления и побежал к своему танку. Эхуд встретил меня с улыбкой: «Ты чуть всех не передавил!» Так закончился еще один день боев на холмах Дженифа.

22 октября мы уже знали, что скоро должно вступить в силу соглашение о прекращении огня. К вечеру мы получили приказ двигаться по направлению к крупной египетской базе. Мы въехали на базу около шести вечера, когда перемирие уже вступило в силу, и заметили возле забора двух египетских коммандос. Эхуд приказал прекратить огонь и сказал мне: «Иди скажи им, чтобы уходили. Началось перемирие». Я оставил «Узи» в танке и пошел к египтянам безоружным. Они смотрели на меня, я смотрел на них. Два офицера-коммандос были моими ровесниками, и даже комплекция была у нас схожая. Они стояли на расстоянии одного метра от меня, пальцы на курке. В первый раз я видел врага так близко. Я сказал им по-арабски, чтобы они уходили, и перешел на английский. Они понимали английский язык, и я объяснил им, что началось перемирие и что, если они уйдут, мы не будем в них стрелять, потому что боевые действия закончены. Они улыбнулись, но в этот момент появился на танке тот самый офицер, который поджег ракету на базе ПВО. Он задержался при нашем входе на египетскую базу и, прибыв с небольшим опозданием, не стал разбираться, что к чему, а просто выпустил пулеметную очередь в нашу сторону. Египтяне напряглись. Я следил за их пальцами на курках автоматов Калашникова. Ведь у меня оружия не было. Однако стрельба из танка прекратилась, египтяне улыбнулись, отдали честь и ушли. Я козырнул им в ответ, вздохнул с облегчением и вернулся в танк.

Официально перемирие вступило в силу 22-го числа в шесть вечера. Однако, кроме объявления о прекращении огня, других перемен заметно не было. Мы стали готовиться к ночной стоянке. Тогда нам в первый раз пришлось заниматься большим количеством пленных, на которых мы постоянно натыкались. Мы старались отделаться от них как можно быстрее и отправляли их в лагерь для военнопленных, кроме тех, кому нужна была медицинская помощь. Этих мы направляли в санчасть полка, и там наши врачи и медработники занимались ими. После получения первой медицинской помощи их тоже отправляли в лагерь военнопленных.

На следующий день мы оставались на том же месте до двух часов пополудни. В два часа мы получили приказ двигаться на юг, чтобы перерезать шоссе Суэц – Каир и завершить окружение Третьей армии. Командир полка попросил Эхуда, чтобы наш батальон был ведущим полка, а тем самым и всей дивизии. Ведь Эхуд был знаком с местностью лучше всех. Началась классическая атака танковой дивизии: более ста танков мчатся на предельной скорости, пересекая местность, а над нами на небольшой высоте пролетали наши самолеты, атакуя позиции перед нами, и их бомбы разрывались совсем близко, но, к счастью, нас не задело. Египетские части рассеялись, разбегаясь кто куда: солдаты бросали грузовики, танки и бронетранспортеры. Ничто не может сравниться по красоте и мощи с атакой бронетанковой дивизии. В этот момент я испытывал тот же подъем и восторг, как в тот день, когда я получил разрешение на выезд из Советского Союза. Я был горд, что это – моя армия, армия моей страны, и что мы побеждаем в этой проклятой войне, и что в этой победе есть и моя заслуга. Мы приближались к шоссе Каир – Суэц, и я мог различить в бинокль машины, едущие по шоссе. Кто-то успел проехать, а кто-то нет. Я вспомнил роман Константина Симонова «Живые и мертвые», где описывался бой с отступлением Красной армии в 1941 году. Там был мост, через который некоторые успели перейти, а некоторые нет. Симонов писал, что этот мост, по сути, поделил людей на живых и мертвых. Те, кто успел перейти мост, еще не знали, что останутся в живых. А те, кто не успел, еще не сознавали, что уже практически мертвы. Я подумал: пассажиры машин еще не знают о том, что ближайшие минуты определят, кто из них уже мертв, а кто останется жить.

Мы заняли позиции вдоль шоссе Суэц – Каир, а перед нами, восточнее и левее, был Суэцкий канал. Шоссе, ведущее на запад в Каир, уже было пустым. Еще до войны, по данным разведки, я был довольно хорошо знаком с египетской армией и системой обороны Египта и знал, что между нами и Каиром осталась только одна египетская часть, танковая школа численностью в полк в предместьях города, бойцы которой еще не участвовали в боевых действиях. Только этот танковый полк стоял между тремя израильскими бронетанковыми дивизиями и столицей Египта, Каиром. С военной точки зрения атакой бронетанковых дивизий можно было за несколько часов овладеть этим пространством. Мы получили приказ: двигаться на юг и окружить Суэц, а уже через два часа мы заняли позиции в трех километрах юго-западнее порта. Так было завершено окружение Третьей армии. Еще через два часа, ночью, по шоссе мимо нас, дальше на юг, промчался полк Арье Керена – на полной скорости и с включенными фарами, по направлению к порту Адабия. Мы не знали, что происходит на участке Второй египетской армии, но, по крайней мере, на нашем участке фронта задача, поставленная перед нами приказом от 14 октября, была выполнена.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю