355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Яков Берлин » Дикари. Их быт и нравы » Текст книги (страница 8)
Дикари. Их быт и нравы
  • Текст добавлен: 13 апреля 2017, 08:00

Текст книги "Дикари. Их быт и нравы"


Автор книги: Яков Берлин


Жанры:

   

Культурология

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Австралийский рисунок на закопченной древесной коре.

Внизу налево – пруд; направо – дом еврoпeйца-колониста. В следующем ряду изображена пляска корроборри. Еще выше – ряд отдельных сценок: два человека, с топорами в руках, намереваются убить змею. Рядом – охотник, стоя в лодке, преследует какую-то птицу. Далее, опять пруд с плавающими птицами. Повыше налево – человек с помощью топора взбирается на эвкалиптовое дерево. Правее от него – несколько птиц-эму, кенгуру и два человека: один с ружьем, – другой с трубкой во рту.

Когда дикого австралийца спросили, откуда он взял узоры, которыми украсил свей плащ, он ответил, что образцами для них ему служили следы, оставляемые на коре одной гусеницей, а для рисунков– кожа змеи и ящерицы. А в хижине предводителя племени бакаир в Бразилии любопытствующему европейцу так объяснили орнаменты, которые тянулись в виде фриза вдоль стен: волнообразная линия с перемежающимися точками изображает гигантскую змею-анаконду с ее большими темными пятнами; ромб с зачерненными углами– известный вид рыбы, водящейся в лагунах; а треугольник– отнюдь не просто геометрическую фигуру, а маленький треугольный передник, который носят тамошние женщины.

Значит, несмотря на весьма причудливый вид узоров, дикарь не выдумывает их просто из головы. Он воспроизводит на них только то, что видит кругом. Постепенно, однако, он упрощает и изменяет срисованные линии и фигуры, и так из-под его руки выходят узоры, которые не похожи ни на что в природе и в с биходе.

Так произошли и все наши узоры. Теперь нам уже трудно открыть их происхождение и былой смысл. Однако наши вышивальщицы и кружевницы видят еще в непонятных для нас узорах сходство с некоторыми определенными предметами внешнего мира. Так, олончанка, заполняя какой-нибудь большой узор различными швами, видит в каждом стежке «елочку», «березку», «сосенку», «ягодку», «бороздку» или еще «звездочку». В Рязанской губернии отдельные, ничего не говорящие нам, узоры носят названия: «бабочки о шести рожках», «вороньи глазки» и т. д. А у мордовцев узоры зовутся: «цвет гречихи», «яблоко», «заячий хвост».

У дикаря мы находим не только начало всех наших искусств, – он стал уже знакомиться и с теми науками, обладание которыми составляет силу и гордость белого человека.

Нет дикаря, который бы не был посвящен в начатки искусства счисления. Но, конечно, большинство дикарей еще очень плохие математики, и они неоднократно срезались, когда их пробовали экзаменовать их белые гости.

Но свидетельству немецкого ученого путешественника, бушмены не могли считать дальше двух. У ботокудов есть только одно единственное числительное: «один». Все выше этого количества определяется словом «много»; впрочем несколько единиц они все-таки сумеют счесть и покажут пальцами рук, сколько у них вышло. Европейцу неоднократно приходилось наблюдать, в каком забавном затруднении оказывается иной дикарь, когда ему приходится разрешить какую-нибудь пустячную для нас числовую задачу и определить словом какое-нибудь количество.

Один готтентот, находя, что его хозяин-голландец хочет его заставить работать дольше, чем следует по уговору, пришел жаловаться судье. «Мой баас (господин), – сказал он, – уверяет, что я должен служить ему вот столько (здесь он вытянул левую руку и кисть и показал мизинцем правой руки на середину предплечья), а я говорю, что я должен служить ему вот столько», и при этих словах он дотронулся пальцем только до сочленения кисти…

А вот что рассказывает один английский ученый про математические познания племени дамарров, соседей готтентотов.

«Когда вы совершаете с ними торг, вы должны платить за каждую овцу особо. Так, например, если в обмен за одну овцу полагается давать две пачки табаку, то любой дамарра придет в большое затруднение, если взять у него две овцы и дать ему четыре пачки. Я раз поступил таким образом и видел, как мой продавец отложил особо две пачки и глядел через них на одну из овец, которых он продавал. Убедившись, что за эту было заплачено по справедливости, он с удивлением смотрит на оставшиеся две пачки, перебегая глазами от пачек к овцам и обратно и совершенно теряясь в счете. В голове его становится туманно и смутно, и, утомленный неразрешимой задачей, он совершенно отказывается от сделки. Приходится вложить ему в руку две пачки и увести одну овцу, а затем дать другие две пачки и увести вторую».

Не все дикари, однако, такие плохие счетчики. Многие из них подвинулись вперед в арифметике, догадавшись воспользоваться той счетной машиной, которой снабдила человека сама природа: они ведут счет по пальцам рук и ног, полагая на каждую единицу по пальцу. От такого счета получили свои названия и их числа. Индейцы-таманаки в Южной Америке, дойдя в счете до 5, обозначают его словом «целая рука» (по числу пальцев); «шесть» на их языке значит – «один палец с другой руки» «семь» – «два с другой руки» и так далее до десяти, или «до двух рук». Затем счет так же продолжается на ногах: 11 это – «один (палец) с ноги», 16 – «один (палец) с другой ноги», 20 получает название «одного человека», – числа всех пальцев у человека. Так ведут свой счет и многие другие дикари: «рука», «нога», «человек» составляют у них обычные числительные.

Когда эскимосу нужно выразить число 24, он говорит «четыре на другом человеке», обозначая этим, что 24 соответствует количеству всех пальцев одного человека с прибавлением четырех пальцев другого. Еще большие количества считают «человеками», то есть совокупностями в двадцать единиц. Слова «сорок пять» передаются на языке туземцев Гвианы так: «биам – локо – абар – дакобо – таже – аго», что значит: «два человека и одна рука сверх того». Нам после этого не покажется непонятным, почему сибирские чукчи, вместо «считать», говорят «пальчить», а вместо «сколько?» спрашивают «сколько пальцев».

Счет по пальцам не забыт еще вполне и образованным европейцем: к нему прибегают, когда начинают учиться арифметике. Наши же предки совсем не знали еще другого счета; об этом нам напоминает числительное «пять», находящееся в очевидном родстве с словами «пясть» и «пята». На такое незнатное происхождение искусства счисления европейцев указывает и установившийся у них обычай вести свой счет десятками. Первоначально первой единицей высшего разряда считалось число «пять», то есть число пальцев руки, а второй – десять; но потом нашли, очевидно, число пять слишком незначительным, чтобы производить его в высший ранг и разжаловали его в простые рядовые. Впрочем, от этого пострадали и все остальные «чиновные» числа, заняв низшие разряды, и прежде всех – число «десять», которое стало теперь первой единицей среди высших разрядов. Теперь уже никто среди нас не помнит о былом счете «пятками», только, изображая числа «римскими цифрами», мы бессознательно отдаем последнюю дань этому древнему счету. Знак для пяти – V (этот знак произошел от сокращенного изображения руки, то есть ее двух крайних пальцев) служит здесь как бы основным для дальнейшего счета. Ибо. следующие числа до десяти изображаются соответственным прибавлением черточек-единиц, и так получаются цифры: VI, VII, VIII, а первоначально и – VIIII. Наконец, «десять» получается из соединения двух знаков V, обращенных друг к другу своими вершинами, т. е. X.

Чтобы облегчить себе счет, дикари иных стран придумали пользоваться вместо пальцев мелкими предметами– камешками, семечками, раковинами и т. д. На африканском рынке можно видеть черных торговцев, ведущих свои счета при помощи голышей; когда они доходят до пяти, они откладывают камешки в сторону в виде отдельной маленькой кучки и считают затем такие кучки. Уже маленькие дети предаются здесь расчетам при помощи таких кучек, и эти постоянные упражнения развивают в неграх немалые арифметические способности. Недаром же иорубы в западной Африке в виде оскорбления употребляют выражение: «ты не знаешь, сколько будет девятью-девять».

Островитяне Южного океана идут еще дальше: отсчитав раковинами или камешками десять единиц, они откладывают в сторону не всю кучу из десяти предметов, а только один кусок кокосового ореха. А когда у них наберется десять десятков, – они прибирают эти куски и кладут на их место новый большой кусок, служащий для изображения сотни. Так они доходят в своем счете и до тысяч. На этом способе счета основаны и те «счеты» с двигающимися по проволоке шариками, которые были изобретены китайцами, а от них перешли и к европейцам.

Счеты индейца.

Как счет, так и первые измерения дикарь начал производить при помощи своего тела: Так, ведь, произошли первые меры длины и у развитых народов – «локоть», «пядь», «ладонь», «фут» (т. е. стопа), «четверть», «маховая сажень».

Чтобы измерить высоту какого-нибудь Предмета, панамские индейцы прибегают к. следующему хитроумному способу. Если нужно, например, определить высоту дерева, они идут до того места, откуда, опустив голову меж широко расставленных ног, можно увидать как раз его верхушку. Чем выше дерево, – тем дальше, конечно, наблюдателю нужно отойти для того, чтобы увидать между ног его верхушку. Поэтому, чтобы определить относительную высоту дерева, индеец вымеряет шагами расстояние от места, куда он должен был дойти, до основания дерева. Благодаря постоянному упражнению, дикари достигли такой точности при подобном измерении, что не уступят, пожалуй, нашим землемерам с их сложными инструментами.

Счет времени дикари ведут по тем переменам, которые наблюдают в животном и растительном царстве, в состоянии погоды, или в расположении звезд на небе. Индейцы оджибвеи считали по порядку: луну (т. е. месяц) дикого риса, луну падающих листьев, луну льда, луну лыж и так далее.

У земледельческих негров месяцы называются по имени тех полевых работ, которых они требуют. Название отдельных месяцев в календаре полинезийцев напоминают нам тоже о земледельческом хозяйстве: седьмой месяц в году новозеландцев (наш декабрь) носит название: «теперь едят свежие бататы»; восьмой – «бататы зарывают на хранение».

У фиджийцев наш холодный февраль соответствует времени начала цветения тростника и потому носит название: «цвет тростника мал», а следующий месяц – «цвет тростника велик».

Апрель, когда природа рядится у нас в новый, свежий наряд, для фиджийцев– «луна (месяц) рассеяния», ибо тогда осыпаются у них листья на деревьях. А в мае они уже выкапывают свои корнеплоды и потому дали этому месяцу титул «луны копания».

Дикаря умеют различать также и времена года. Один индеец, спрошенный, когда умер его отец, ответил: «три дождливых сезона и три зимы тому назад». На Новой Гвинее год разделяется по смене чередующихся ветров-муссонов. Другие островитяне Великого океана различают два времени года, смотря по положению некоторых звезд на небе.

Год свой дикари начинают в связи с самыми различными явлениями. Так индейцы-крики встречают новый год на празднике жатвы, а новозеландцы приурочивали это торжество к появлению на звездном небе Плеяд. Иные дикари научились вести счет и большим срокам времени, чем год: на некоторых островах в Полинезии ведется счет по поколению, заменяющий здесь наш счет по векам.

У киргизов период времени в двенадцать лет составляет «круг», и каждый год имеет в нем, смотря по занимаемому им месту, свое особое название: 1-й год – «мышиный», 2-й – «коровий», 3-й – «барсовый» и т. д. до 12-го, который носит название «свиного». Когда у одного старика-киргиза спросили, сколько ему лет, он ответил: «пять мышиных».

Это значило, что он в пятый раз встречает мышиный год, то есть прожил 5х12=60 лет.

Чтобы вести точный учет времени, дикари завели у себя даже род календарей. Когда индейцу предстоит что-нибудь предпринять в определенный срок, он связывает в пучок столько палочек, сколько осталось до этого срока дней, а затем каждый вечер выдергивает по палочке: это заменяет ему вполне наш отрывной календарь.

А когда новозеландский вождь готовит торжество, он посылает тем соседям, кого считает своими друзьями, веревочки со столькими узелками, сколько дней осталось до торжества. Получивший такое приглашение не забывает каждый день спускать по узелку, и так все гости являются безошибочно к назначенному дню.

Для учета летящего времени дикари делают еще деревянные бирки с зарубками: на нашем рисунке изображен такой первобытный календарь, встречаемый у кочевников Сибири.

Календарь сибирских кочевников.

Есть у некоторых дикарей уже и часы: у индейцев племени зуни перед каждой палаткой водружается шест, и по отбрасываемой им тени дикари определяют часы дня.

За время своей долгой скитальческой жизни дикари успели близко ознакомиться с тем краем, что достался им в удел. Они знают в нем каждый ручеек, каждую тропинку, каждое дерево, каждую скалу. Путешественникам много раз приходилось удостоверяться, что дикарь разбирается в родной глуши лучше, чем иной горожанин в своем городе. Капитан Сарычев, объездивший северо-восток Сибири в XVIII веке, рассказывает про тунгусов: «Путь наш шел через горы, леса и тундры. Не было ни дороги, ни тропы, а тунгусы вели караван с такой же уверенностью, как ямщик мчит своих седоков по столбовой дороге».

Дикарь настолько точно подметил и запомнил все в родном крае, что может даже изобразить его вид, – начертить карту родных мест. Такими картами туземцев европейские путешественники неоднократно пользовались во время своих странствований по диким странам и всегда поражались их точностью и достоверностью.

Один вождь краснокожих, по прозванию Толстый Орел, набросал однажды по просьбе европейцев карандашом на бумаге карту. И хотя он в первый раз в жизни держал в руке карандаш и совершил свою работу в очень короткое время, – его карта оказалась гораздо вернее печатных карт европейцев.

Без дикарей, точно изучивших свою родину, европеец не нашел бы так скоро доступа и в суровые полярные страны. Много раз эскимосы содействовали успехам и славе полярных исследователей, изображая им самым точным образом строение берегов, расположение долин, холмов и ледников своих неприветливых стран.

Один путешественник так описывает работу этих первобытных географов: «Раньше всего они изобразили береговую линию, разделив ее по дням пути. После этого, при помощи песка и камней, они представили горные кряжи, а пользуясь кремешками, – острова, при чем старались соблюсти их относительную величину и возможно вернее передать их форму. В то время, как работа подвигалась вперед, собравшиеся кругом эскимосы высказывали некоторые замечания и делали поправки. Когда горы и острова были изображены, картограф при помощи деревяшек представил разбросанные по стране поселки эскимосов. Так постепенно возникла на наших глазах точная топографическая карта всего побережья от мыса Дебри до мыса Крузенштерна». Европейцы так доверяют верности карт эскимосов, что исправляют и пополняют по ним свои собственные.

Таких же искусных картографов европейцы открыли в островитянах Тихого океана, которые изготовляли морские карты из бамбуковых палочек. Во время своих частых и продолжительных плаваний они успели изучить родной океан на далеком пространстве. Таитянин Тупайя, приехавший с капитаном Куком посмотреть Европу, описал ему свои прежние плавания и перечислил до 80 островов, определяя их величину, положение, внешний вид и т. д. Сведения, сообщенные им, простирались на 900 килом, вокруг его родного Таити.

Так, без книг, руководств и учителей, дикарь превосходно изучил самоучкой отечественную географию. Он познакомился также во время своих скитаний и со всем растительным и животным миром своей страны; как огородник в своем огороде, знает он в своей стране всякое растение; как пастух свое стадо, – знает он всех населяющих ее живых тварей.

«Такие народы, как туземцы бразильских лесов, – говорит один ученый, – имеют названия для каждой птицы или зверя; голос, жилище и нравы этих животных они знают с такой точностью, что повергают постоянно в изумление европейского испытателя природы, которому они служат проводниками в лесной чаще».

Они знакомы со свойствами растений, знают, какие из них страшны своим ядом и какие отличаются своими целебными свойствами.

«Эти познания дикарей перенимали у них не раз их „старшие братья“ – европейцы.

Известно, что „хинин“ перешел к нам от индейцев. И если хорошенько поискать, то можно найти в нашей аптеке еще другие лечебные средства, доставшиеся европейцам от дикарей и сохранившие даже свои первоначальные названия. Так, например, вы найдете во всякой аптеке „ипекакуану“; это странно звучащее для европейского уха название заимствовано, как и самое средство, у бразильских дикарей, и значит – „маленькое подорожное рвотное растение“»…

Вот какая любопытная история приключилась с одним европейским ученым, путешественником по Австралии. В той стране растет одно с виду очень красивое дерево, которое туземцы зовут «вивага». Листья его покрыты снизу сплошь чрезвычайно тонкими волосками, вроде иголок; и концы этих волосков, проникая в тело, в ту же минуту вливают в него страшный по своей силе яд. Туземцы предупреждали ученого о губительном свойстве «виваги». Но упрямый ученый захотел непременно сорвать себе лист со странного дерева. Едва он успел коснуться листа своим пальцем, как вдруг почувствовал, что вся его рука до самого плеча омертвела, пальцы скрючились и прижались один к другому, и вся рука повисла, как отрезанная. Старый дикарь, который, к счастью, оказался подле путешественника, бросился во все стороны и начал поспешно собирать листья какого-то растения. Затем, нажевав этих листьев, дикарь раздел ученого до пояса и начал тереть разжеванными листьями онемевшую руку, пальцы и всю грудь. Мало помалу рука ученого, до сих пор бледная и окоченелая, начала розоветь, а затем стала и совсем здоровой.

Так дикарь спас европейца, втерев в его отравленное тело противоядие. Неуч научил тут ученого.

Дикарям вообще известно много разумных лечебных средств. Бушмены лечатся от упущения змей и скорпионов прививками их яда. Даяки на о. Борнео были знакомы с оспопрививанием раньше, чем с ним познакомились европейцы. У полинезийских врачей-знахарей есть клешни, морского животного для вскрытия нарывов. Их африканские коллеги прибегают часто к кровесосным банкам. Повсеместно дикари врачи-знахари умеют удачно производить очень трудные операции. Вот что рассказывает один ученый про медицину краснокожих дикарей С. Америки.

«Все важнейшие органы человеческого тела известны индейцам и называются ими особыми именами. Они знают, что кровь исходит из сердца, что дыхание происходит посредством легких и что мозг – орган умственной деятельности человека. У них, помимо знахарей, врачующих волшебными средствами, есть еще настоящие лекаря, мужчины и женщины, пользующие больных без всякого волшебства.

Им известно много лечебных трав, которые они тщательно сушат, толкут и хранят в мешочках. Резаные раны они постоянно промывают и умеют их зашивать; при переломах кости они делают перевязки и вкладывают поврежденный член в лубки, чтобы предупредить движение. Они умеют ставить банки из рога, высасывая из открытого конца воздух. Им знакомы слабительные средства, средства, останавливающие кровотечение; при отравлениях они удачно употребляют некоторые рвотные; они умеют делать припарки из различных трав, а также пластырь для нарывов. Как к восстановляющему силы средству, они прибегают к паровой бане».

Краснокожий лекарь у постели больного.

Как видит теперь читатель, дикарь успел создать немалое духовное богатство. Как же он хранил его? Мы ведь бережем наши знания и нашу литературу в книгах, и потому неграмотному человеку у нас остается недоступным наслаждение теми духовными богатствами, которые накопили все образованные народы. Дикарь не знает книг и бережет свое духовное достояние иным способом: путем изустной передачи. Одно поколение учится тут у другого и, в свою очередь, передает воспринятое в детстве своим детям.

Однако совсем без письма не обходятся в своей жизни и дикари. У них есть своя грамота, – более грубая, чем наша азбука, но не менее интересная. Мы закрепляем нашу мысль черным на белом – в буквах, а дикари делают это в предметах и картинах.

Когда тунгус Сибири отправляется в дальний путь, он втыкает в. снег папку, наклоняя ее в одну сторону. Его собрат безошибочно и быстро прочтет по ней, в каком направлении ушел водрузивший этот знак. Если палка наклонена сильно, – он узнает, что ушедший расположится на стоянку где-нибудь вблизи; из того, что палка перегорожена колышком, а подле воткнута новая в другом направлении, – он прочтет: «я пойду в этом направлении, а потом сверну туда-то».

Это один образец «предметного» письма, а вот другие.

Тлинкиты в Америке пользуются собственным телом, как мы нашей памятное книжкой: для того, чтобы отметить себе на память какое-нибудь событие, вроде большого празднества, своих побед и т. д., они прокалывают в ушной мочке дыру и продевают через нее красную нитку, птичье перо или еще какую-нибудь мелочь. А у индейцев племени сиуксов волосы служили для записи их подвигов на поле брани: по орлиным перьям, различно подрезанным и окрашенным, которые воин носил в своем головном уборе, другие всегда могли прочесть, сколько врагов сразил он в бою, сколько «скальпов» снял с них и сколько ран получил сам.

Как следует понимать орлиные перья в головном уборе сиукса.

На Палаузских островах в Великом океане туземцы передавали друг другу сообщения при помощи различных завязанных узелков на веревочке. Поэтому, увидав, как европейцы переписываются между собой, они обрадовались письму, как своему старому знакомому, и сказали, что по ихнему оно называется «русль», то есть «веревочка с узелками».

Один островитянин, поехавший посмотреть, как люди живут в Европе, всякий раз, когда узнавая по дороге что-нибудь любопытное, отмечал это особым узелком на веревочке. Матросы корабля в шутку назвали эти веревочки его «дневником». Однако любопытного оказалось в пути так много, что бедный палаузец совсем спутался в своих узелках и бросил свое «узловое письмо».

Северо-американские индейцы употребляли при совершении договоров другой вид предметного письма– так называемые «вампумы»; то были пояса, состоявшие из шнурков с нанизанными на них раковинами. Их различали по величине и по цвету раковин, а также по сочетанию разноцветных шнурков. Послы, произнося свою речь, старались обратить внимание слушателей на сочетание раковин, которые находились в связи с содержанием их речи. Слова и раковины связывались так в одно целое в представлении слушателей, что, отдавая «вампум», посол говорил: «Этот пояс содержит мои слова». Если предложения посла принимались, то вампум оставался в качестве документа у вождя, и сколько бы у него таких шнурков ни было, – он отлично помнил, кто какой принес и что при этом говорил. Через известные сроки вождь собирал молодых людей своего племени, показывал им эти своеобразные документы и заставлял запоминать их значение. Рассказывают, что многие с точностью могли указать на поясе место, которое соответствовало известной части речи посла, подобно тому, как мы можем указать, на какой странице прочитанной нами книги напечатано то-то и то-то.

Таким образом вампумы вполне заменяли индейцам наши писанные документы.

Мы уже знаем, что дикари – искусные рисовальщики; слыхали мы также, как картинно и образно привыкли они выражаться. После этого было бы странным, если бы дикарь не мог изобразить того, что он хочет сказать рисунком. И, действительно, мы находим у дикарей в большом употреблении живописное письмо.

На нашем рисунке изображен «путевой журнал» эскимоса с полуострова Аляски, вырезанный на палочке из мамонтовой кости.

Путевой журнал эскимоса.

Первая фигура изображает самого рассказчика, который указывает правой рукой на самого себя, обозначая этим «я», левая рука показывает вдаль – «отправился». Следующие фигуры в переводе на обычный язык значат: 2 – в лодке (поднятое весло); 3 – сплю (рука на. голове) одну ночь (на левой поднятой руке выставлен один палец); 4 – на острове с юртою посредине (юрта указана маленькой точкой); 5 – отправляюсь дальше; 6 – на необитаемый остров (без точки), 7 – сплю там две ночи (подняты два пальца); 8 – охочусь с гарпуном; 9 – за тюленем; 10 – стреляю из лука; 11 – возвращаюсь в лодке с другим человеком (два весла, направленные назад); 12 – в юрту становища.

Вот как много может сказать дикарь при помощи своего иносказательного живописного письма! Особенно широкое приложение находило себе это письмо в жизни индейцев Северной Америки. Очень часто они прибегали к его помощи при переговорах с враждебными племенами: каждая сторона посыпала тогда другой кору с изображениями, излагающими условия мира. Таким же путем индейцы не раз сносились с белыми. Например, в 1849 году племенем чиппевеев были посланы «Великому Деду», т. е. президенту Соединенных Штатов, прошения, написанные живописным письмом на шести кусках березовой коры.

Одно из них воспроизведено на нашем рисунке: изображение нескольких озер обозначает предмет просьбы; сами же просители – все роды племени чиппевеев – представлены посредством их родовых знаков: тут легко различить роды, именующими себя Рыбами, Бобрами, Журавлями и т. д. Глаза всех соединены линиями; это должно сказать, что у всех один взгляд на спорный вопрос; а единодушие изображается соединенными сердцами. Глаз предводителя из рода Журавля смотрит одновременно по двум линиям: одна из них направлена к «Великому Деду» (с просьбой), а другая– к озерам (составляющим предмет просьбы).

Прошение индейцев.

Живописным письмом индейцы пользовались также очень часто для закрепления в потомстве памяти о выдающихся членах своего рода: на могилах вождей, родоначальников, жрецов и т. д. они воздвигали камни, на которых изображали в рисунках и иносказательных знаках подвиги и заслуги усопшего.

Помощью живописного письма индейцы отмечали также все те события и происшествия в жизни своего племени, которые казались им достойными примечания. Во время странствований и походов индейцы очень часто на местах своих стоянок оставляли надписи, говорящие о том, какое племя здесь проходило, сколько дней было в дороге, какие приключения испытало в пути и куда направилось дальше.

Таким же способом у индейцев велись даже целые «летописи» на кусках коры и выделанных кожах. У тлинкитов особый искусный рисовальщик, сопровождавший вождя во всех походах, изображал на деревянных досках и на кожах все, что происходило на его глазах, живописными письменами.

О виргинских индейцах рассказывают, что у них велись на кожах летописи важнейших событий. В одной из подобных летописей год прибытия европейцев в Америку был обозначен лебедем, извергающим из клюва огонь и дым. Белые перья птицы, которая живет на воде, означали белые лица европейцев, прибывших по морю, а огонь и дым, вылетающие изо рта, напоминали об их огнестрельном оружии. Не правда ли, читатель, виргинский летописец был очень находчив и остроумен?

Иные из таких летописей велись семьдесят, сто и даже более лет подряд. На нашем рисунке передан вид такой летописи индейцев-дакотов, отмечающей важнейшие событие года за 70 лет. Перед нами здесь буйволова кожа, на которой в виде спирали следует друг за другом ряд знаков и рисунков. Летопись начинается с зимы 1800–1801 года, и эта «зима» (индейцы считают по «зимам», а не по «летам», как мы) обозначена 30 черточками: они напоминают о том, что 30 дакотов были убиты в битве с вороньими индейцами. Следующий год отмечен изображением человеческой головы и тела, покрытых пятнами, – читай: «многие умерли от оспы». Подобным же образом обозначены главнейшие события следующих «зим»; они говорят нам о сражении и о мире, о хвостатой комете, стоявшей на небе, о наводнении, во время которого погибло несколько индейцев и т. д.

Летопись дакотов. Начало ее отмечено звездочкой.

Мы видим теперь, что у дикарей есть своя грамота, которой они широко пользуются в жизни. Самая совершенная их грамота – живописное письмо – имеет для нас особый интерес: подобными письменами пользовались некогда древние египтяне, и от них произошли потом буквы употребительной теперь у европейцев азбуки. Значок, которым мы обозначаем теперь букву, есть не что иное, как испорченный выродившийся рисунок, служивший египтянам для изображения какого-нибудь предмета или понятия.

Развитие азбуки.

Вообще, все образованные народы проходили в свое время курс того «приготовительного класса», в котором засиделись дикари. Так же они самоучкой учились слагать песни и мелодии, так же упражнялись в рисовании и художественных ремеслах, так же, наконец, и грамоту свою составляли. Это было, однако, так давно, что образованные народы успели забыть, чему и как они учились в начальные годы своего учения.

И только, когда они наблюдают духовную жизнь дикаря, – перед ними словно вновь воскресают их первые школьные годы, и они уясняют себе, из каких ничтожных начал происходят все те знания и искусства, которыми по праву гордится современный образованный человек.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю