Текст книги "Дикари, их быт и нравы"

Автор книги: Яков Берлин

XV. Опять сказочные люди

Сосуды для питья ашантиев, сделанные из человеческих черепов.

Иные наши сказки рассказывают о страшных существах. Когда мы слушаем в детстве такие сказки, нас охватывает страх, и мы искренно радуемся, что сказочного царства на самом деле нет.

Однако в сказке не все – выдумка, и многое из того, что кажется нам теперь в ней невероятным и неправдоподобным, существовало прежде в действительности у наших предков и существует еще и у теперешних дикарей.

Так обстоит дело и с теми страшными существами, которые кажутся нам теперь только созданиями богатой на всякие выдумки сказки. Баба-яга, которая любила полакомиться человечьим мясом, и людоед, от которого мальчик-с-пальчик едва успел спастись, – эти страшные люди наших сказок живы и здравствуют еще и поныне в диких странах (хотя, конечно, никакими волшебными свойствами они не обладают).

На далеком Тихом океане лежат острова Фиджи. Один путешественник был там однажды свидетелем такой сцены: туземец, по имени Лоти, отправился в поле сеять таро вместе со своей рабыней. По окончании работы он разложил костер и стал накалять на нем камни, чтобы с помощью их приготовить себе в вырытой яме обед. По приказанию своего господина, рабыня нарвала листьев и травы, чтобы разложить их в печке, и приготовила из ствола бамбука острый нож для разрезывания пищи. И когда она исполнила так все приказания, дикарь схватил несчастную рабыню, убил и съел ее, пригласив на этот пир еще нескольких друзей…

Разве наши сказки рассказывают более ужасные вещи?

Вилки для человеческого мяса с островов Фиджи.

А на островах Фиджи – такие зверские дела вовсе не редкость, и туземцы не видят в них ничего худого. Напротив: эти людоеды хвастаются количеством пожранных ими жертв. Один из их вождей гордился тем, что за свою жизнь он участвовал в общем в съедении 900 людей. Другой же, хвастаясь, показывал европейцам список имен 48 пожранных им жертв. Путешественники с ужасом описывают нам целые поселки рабов, – мужчин и женщин, – которых фиджийцы откармливали для больших пиршеств, устраиваемых ими от времени до времени.

Такие картины ужаса открывались перед путешественниками и на других островах Тихого океана. Когда лет восемьдесят тому назад один новозеландский вождь, по имени Хонги, одержал со своими воинами победу над враждебным племенем, – они съели на поле битвы 300 человеческих тел. Насытившись на этом чудовищном пиршестве, победители увели с собой множество пленников, которых потом пожирали при участии своих жен и детей.

И в рассказах путешественников про Африку мы встречаем опять тех же страшных людоедов. Иные племена ведут там войны только для того, чтобы добыть себе человечьего мяса. Захваченных во время набега пленников они откармливают, словно убойный скот, – они называют их даже своими «козами», – а потом убивают одного раба за другим, чтобы полакомиться человечьим мясом.

Во дворце одного властелина людоедов весь пол и стены парадной комнаты были плотно уставлены черепами таких несчастных рабов, пожранных во время пиршеств. Даже дорога во дворец была замощена черепами, словно булыжником. Почти каждое утро гостивший в этой стране путешественник видел у порога дворца головы новых убитых, а однажды он насчитал их больше 20… Как на островах Тихого океана, людоеды и здесь хвалятся количеством пожранных ими жертв.

Трофеи людоедов Африки.

Когда мы читаем рассказы про подобные дела людоедов, нам невольно становится страшно, и мы представляем себе этих дикарей какими-то чудовищами. И тем больше приходится поэтому удивляться, когда, со слов тех же путешественников, узнаешь, что людоеды в своей домашней жизни– самые добродушные, кроткие и даже нежные существа. Они избегают в своей среде всяких ссор, предупредительны в отношениях друг к другу, нежно привязаны к родным и друзьям.

И заезжих белых гостей эти людоеды принимали не раз с истинным радушием и дружелюбием. Русский путешественник Миклуха-Маклай провел несколько лет среди людоедов Новой Гвинеи, которых моряки прежних времен так страшились, что объезжали подальше их остров. Этот путешественник нашел, что новогвинейцы в своей повседневной жизни в высшей степени добродушные и веселые люди, и что с ними легко жить в ладу. Он расстался с ними, как их друг.

Очевидно, людоеды не такие уже чудовища, какими себе их представляешь, читая описания их отвратительных пиршеств. С лютостью кровожадного зверя они соединили много высоких душевных качеств человека, и, несмотря на все свои зверства, эти дикари остались все-таки людьми.

А людоедство, которому они предаются с такой страстью, – это только их болезнь. Как нужда делает дикаря убийцей своих детей, так она же учит его людоедству. К этому страшному обычаю ведет его еще ненависть к врагу, которая от постоянных войн становится все более жестокой.

В одной кафрской сказке про людоедов говорится: «Сначала они были обыкновенными людьми. Но потом их страна была опустошена, голод свирепствовал, и они принялись поедать людей. Они бродили повсюду, ища людей для еды, и их начали считать особенным народом, живущим людоедством». Такая судьба, действительно, не раз постигала дикое племя. Когда негрское племя маримов было вконец разорено войнами, – оно начало кормиться человечьим мясом. И этот обычай, вызванный голодной нуждой, скоро укоренился в их среде, и черные маримы стали страстными людоедами… Они не только нападали на чужих, но и среди своих выбирали жертвы. Сварливые женщины, крикливые дети, болезненные члены племени – падали под топорами мужей, братьев, отцов…

Этот ужас создала беспощадная голодная нужда. На такие дела она толкала не раз и европейские народы. Рассказывая о страшном голоде 1230-31 годов, наш летописец сообщает: «инии простыя чадь резаху люди живыя и ядяху, а инии мертвыя мяса и трупие обрезаюче ядяху».

Подобные сообщения часто встречаются и в средневековых летописях западных народов. «В это время случился во всем римском мире ужасный голод, – повествует в своей хронике один французский летописец про 1005 год. – Много народа погибло. Под влиянием нужды забыты были родственные чувства. Ибо до того доходили муки голода, что взрослый сын поедал мать, а мать, поправ материнскую любовь, убивала младенца». Еще более ужасную картину рисует тот же летописец, описывая голод 1033 г.

«Начался тогда по всей земле голод, и гибель стала угрожать роду человеческому. Все люди одинаково страдали от недостатка пищи: богачей, людей среднего достатка, бедняков, – всех изнурял голод. Страшно рассказывать, до чего доводили людей лютые страдания. Увы! Горе мне! О чем раньше и слышать приходилось редко, стало теперь заурядным: муки голода заставляли людей пожирать человечье мясо. На путников нападали люди более сильные и, разорвав их на части и изжарив на огне, съедали их мясо. Многие, кто блуждали с места на место, гонимые голодом, и приходили к кому-нибудь на ночлег, ночью умерщвлялись хозяевами и шли им в пищу. Другие заманивали детей яблочком или яичком в укромное место и, умертвив, пожирали их. Эта безумная страсть к убийству дошла, наконец, до того что животные находились в большей безопасности, чем люди. И употребление в пищу человечьего мяса стало казаться до такой степени обычным, что один человек принес его на рынок для продажи, как простую говядину. Изобличенный, он даже не отрицал своего преступления. Он был сожжен. Мясо, которое он продавал, зарыли в землю. Его откопал ночью и съел другой…»

Вот как появляются людоеды.

Но не одна нужда сделала дикарей людоедами. Самые страшные людоеды живут в достатке и могли бы кормиться от своих стад и полей. Такие дикари научились людоедству в своих вечных войнах с иноплеменниками. Постоянная вражда разжигала в них жажду мести, и их ненависть к врагу становилась все более яростной. В диком воине, привыкшем к пролитию крови, пробуждалась кровожадность хищного зверя; ему мало было убить врага, – он чувствовал потребность насладиться его муками, он жаждал «съесть его сердце» и «упиться его кровью».

Пиршество негров-людоедов после удачного похода.

И теперь еще иные дикари, с отвращением говорящие о людоедстве, отрывают у убитого врага куски мяса и пальцы, тотчас выплевывая их. Этим они дают удовлетворение своему чувству ненависти и жажде мести. Другие же дикари, все более свирепея в своей яростной вражде, стали пожирать тела убитых врагов. Постепенно они так пристрастились к подобным неестественным пиршествам, что стали уж настоящими людоедами, видящими в человеческом мясе лакомое блюдо.

Итак, мы видим, что людоедами дикари созданы не, от природы. Нужда и взаимная лютая вражда занесла в их среду обычай людоедства, словно какую-нибудь заразу. Далеко не все дикие племена охвачены, однако, этой болезнью. Иные совсем ее не знали, а другие сумели от нее избавиться. И часто путешественникам приходилось встречать среди дикарей такое же отвращение к людоедству, какое питают к нему европейцы.

Впрочем и среди европейцев бывали случаи, когда лютая ненависть к врагу доводила их до людоедства. История рассказывает нам, что в XIV веке флорентийские граждане ели из слепой мести тела ненавидимых и низвергнутых ими правителей.

Такие примеры учат нас быть снисходительнее к диким людоедам и верить, что они не от природы свирепы и кровожадны, а от своей грубой, неналаженной еще, жизни, в которой человеку придается весьма невысокая цена.

XVI. Мирные сношения

Странствующий индейский торговец и его немая торговля.

Европейцы охотно представляют себе своего «меньшого брата» по человечеству большим забиякой. В диких странах и в самом деле соседние племена, как мы видели, постоянно между собою враждуют. Дикарь живет в вечном страхе нападения врага, и потому он никогда не расстается со своим оружием.

Но и дикарь хорошо понимает губительность такой вражды. Из страха беспощадной мести он учится уважать права соседа-иноплеменника и из собственной выгоды вступает с ним в мирные сношения. Вместо того, чтобы подвергать себя опасности во время разбойничьего набега, он идет к соседу с миром и, предлагая ему то, чем сам богат, просит соседа дать ему взамен те предметы, которыми тот владеет в изобилии.

Такие мирные сношения завязались между дикарями с давних пор и повсюду. Сама природа способствовала возникновению этих сношений, неравномерно распределив свои богатства на земле. Одной стране она дала пушных зверей, другой послала изобилие плодов, третью наделила солью и поставила тем самым обитателей отдельных стран в необходимость пользоваться взаимными услугами. А кроме того и ремесла развились разно у различных диких племен: одни достигли большого мастерства в изготовлении каменных орудий или в кузнечном деле, другие прославились как горшечники, а третьи стали особенно искусны в плетеньи и резных работах. И такие дикари охотно отдают предметы своей работы, имеющиеся у них в излишнем количестве, в обмен на такие, в которых они терпят недостаток.

В Австралии племена тех стран, которые лишены годного для оружия камня, посылали всякий раз, когда нуждались в нем, торжественные посольства в области, где такой камень попадался в изобилии. Там послы, с соблюдением известных, предписанных обычаев, правил, вступали в торг с туземцами и выменивали у них камень на продукты собственного производства.

В дикой глуши Бразилии только немногие племена умеют выделывать глиняную посуду, но все племена ею пользуются, получая ее в обмен у горшечников.

Изготовление страшного по своему действию яда «кураре» составляет тайну лишь нескольких индейских племен по реке Амазонке. И, чтобы получить его, другие дикари приходят к этим племенам, для чего им приходится подчас предпринимать целое путешествие, длящееся несколько месяцев.

В Африке народы, живущие в местностях, неблагоприятных для добывания пищи, но изобилующих железной рудой, специально занимаются изготовлением оружия и орудий, которые они выменивают у своих соседей-земледельцев, незнакомых с кузнечным мастерством, на съестные припасы. Так и на о. Новой Гвинее есть целые племена горшечников, а в Северной Америке – ткачей и изготовителей наконечников стрел, которые снабжают предметами своего производства все окрестные племена.

Когда меж дикими племенами только начинают завязываться мирные сношения, они не доверяют еще друг другу и опасаются, как бы их встреча не кончилась бедой. Потому они ведут меж собой торг так, что не видят друг друга.

Дикие охотники на о. Цейлоне – веды – не умеют сами выделывать металлических наконечников для своих стрел, а получают их от сингалезских кузнецов, отдавая им в обмен сушеную оленину, мед, воск, слоновую кость. Когда веда нуждается в наконечниках, он оставляет вблизи жилья кузнеца свои приношения и уходит. Кузнец, найдя дары дикаря, понимает заказ и кладет на их место определенное количество железных наконечников. Кузнец исполняет заказ вполне добросовестно, так как он знает, что иначе ему грозит жестокая месть со стороны его заказчиков.

А вот как идет торговля между чукчами Сибири и индейцами северо-западной Америки. Чукча в своей лодчонке переплывает Берингов пролив, оставляет на берегу шкуры северного оленя и удаляется. Тогда является индеец, рассматривает оставленное добро, кладет рядом столько мехов, сколько, по его мнению, следует дать в обмен за шкуры, и удаляется в свою очередь. После этого вновь приближается азиатский дикарь и присматривается к мехам. Если они, по его мнению, стоят его шкур, он берет меха и уезжает с ними. Если же он находит сделку невыгодной для себя, он оставляет все вещи на месте и удаляется, ожидая прибавки от покупателя. Так идет торг между чукчей и индейцем без крика и шума; они обмениваются своими товарами и расстаются, не видев друг друга и не сказав друг другу ни одного слова.

Такая «немая торговля» была известна в древности и европейским народам.

Там, где торговые сношения становятся более частыми и оживленными, у дикарей устанавливаются особые обычаи, цель которых способствовать ведению торговли. Эти обычаи обеспечивают торговцу полную безопасность в чужой, враждебной стране. У диких и буйных массаев в Африке, даже в самый разгар войны, никто не тронет женщин, которые ходят там по стране в качестве разносчиц всяких товаров. В странах негров можно даже встретить дороги, предоставленные в исключительное пользование торговых караванов; ни одна враждебная сторона никогда не решится ступить на такую тропинку, по завету предков предназначенную для мирных людей. Чтобы содействовать торгу, дикари придумали еще объявлять некоторые участки земли «замиренными землями». Там обычно под страхом жестокого наказания запрещается всякая вражда, а для лучшего соблюдения мира – даже ношение оружия. Такие земли становятся местом мирных встреч различных племен и средоточием всякой торговли.

У северо-американских индейцев это рыночное место лежало в обширной, покрытой травой, долине, близ Красных Гор. По их преданию, бог «Великий Дух» собрал здесь когда-то краснокожих и заповедал им жить в мире и согласии. «Он простер к ним сень десницы», – говорится об этом в их прекрасном сказании, —

 
Чтоб смягчить их нрав упорный,
Чтоб смирить их пыл безумный
Мановением десницы.
И величественный голос
Прозвучал ко всем народам,
Говоря: «О дети, дети!
Слову мудрости внемлите,
Слову кроткого совета
От того, кто всех вас создал!
Дал и земли для охоты,
Дал для рыбной ловли воды,
Дал медведя и бизона,
Дал оленя и косулю,
Дал бобра вам и казарку.
Я наполнил реки рыбой,
А болота – дикой птицей.
Что ж ходить вас заставляет
На охоту друг за другом?
Я устал от ваших распрей,
Я устал от ваших споров,
От борьбы кровопролитной,
От молитв о кровной мести.
Ваша сила – лишь в согласии,
А бессилие – в разладе.
Примиритеся, о, дети!
Будьте братьями друг другу!
Погрузитесь в эту реку,
Смойте краски боевые,
Смойте с пальцев пятна крови;
Трубки сделайте из камня,
Тростников для них нарвите,
Ярко перьями украсьте,
Закурите „Трубки Мира“
Ж живите впредь, как братья!»,
Так сказал владыко жизни;
И все воины на землю
Тотчас кинули доспехи,
Сняли все свои одежды,
Смело бросилися в реку,
Смывши краски боевые,
Вышли воины на берег,
В землю палицы зарыли,
Погребли в земле доспехи.
 

Все краснокожие свято чтили эту «Страну Мира», где явился когда-то «Великий Дух». Самые заклятые враги встречались здесь, как друзья, и ни один индеец никогда не осквернял этого, освященного преданием, места пролитием крови. В одну и ту же нору туда стекались ежегодно толпы краснокожих различных краев.

Сделка между двумя северо-американскими индейцами, закрепленная живописным письмом. Крест означает совершенный обмен. Влево от него– бобер, 30 черточек и ружье, что значит: «тридцать шкурок бобров, убитых из ружья». С другой стороны креста можно различить бизона, выдру и овцу. Документ, в переводе на наш язык, гласит: «Сим удостоверяю, что взамен 30 бобровых шкур получил бизона, выдру и овцу».

Каждое племя приносило свои товары, которых не было у других, и между всеми происходил оживленный обмен всякими предметами. Здесь можно было найти зерновой хлеб, гончарные изделия, меха, табак, плащи, лодки, разных животных, домашнюю утварь, ткани из хлопчатой бумаги и даже волшебные талисманы. Словом, эта была настоящая ярмарка. И, как на наших ярмарках, краснокожие устраивали здесь всякие развлечения – состязались между собой в силе и ловкости, играли в кости и другие азартные игры.

Есть и у воинственных островитян Тихого океана свои места мирных встреч враждующих племен. Туда съезжаются они на своих судах в определенный день года для общего обмена товарами.

Однако нигде в дикой стране не встречаются такие знатоки торгового дела и страстные его любители, как негры. В их странах повсюду разбросаны рынки, на которых свято блюдется мир. Издалека спешат туда сотни и тысячи людей со своими товарами для того, чтобы променять их на произведения чужой страны и незнакомого ремесла и с новой ношей вернуться в родное селение. На рынках в долине Конго можно найти и кожу буйвола или гиппопотама, и рыбу, и кур, и маисовое пиво, и слоновую кость, и табак, а также плетеные корзинки, котелки, трубки, браслеты и разные медные украшения. Особенно высоко ценится здесь соль. Природа, снабдив богатейшими залежами этого минерала пустынные и бесплодные части Африки, совершено лишила соли роскошные тропические страны. И потому жители плодоносных стран так высоко ценят соль и охотно уступают за нее обитателю бесплодной пустыни зерновой хлеб и изделия своей промышленности.

Другой ходкий товар на африканских рынках совсем неизвестен теперь у нас, и мы должны углубляться в далекое прошлое для того, чтобы увидать на европейских рынках подобный «товар». Это – рабы. Их охотно приобретают, потому что они обеспечивают своему владельцу возможность ничего не делать.

Караван пленных негров.

Пять рабов в изобилии снабдят господина и всю его многочисленную семью маисом, свекловицей, бананами, апельсинами и т. п. Пока рабы копают землю, толкут рис, исправляют хижину своего господина, последний бездельничает или развлекается охотничьим спортом. Он заботится теперь только о том, чтобы добыть побольше кораллов и металлических побрякушек для украшения любимых жен.

Негр пристрастился к торговле не только ради ее выгоды, но еще больше ради развлечения, которое она доставляет ему, любящему шум, суету и движение. Как древний римлянин отправлялся для препровождения времени на свой форум, так негр идет теперь на свой многолюдный рынок, чтобы потолкаться там и удовлетворить вдоволь свое любопытство и болтливость.

Среди негров есть даже такие племена, которые, кроме торговли, никаких других занятий не знают. Таковы, например, диолы. Эти бродячие торговцы живут на берегах южных рек; они совершают со своими товарами далекие путешествия, и их можно встретить даже далее Нигера. Такие дикари-торговцы не могут себе даже представить, что можно путешествовать с какими-нибудь иными целями, кроме торговых. Если посетивший их страну чужеземец объявит им, что вовсе не занимается торговлей, а пришел для того, чтобы исследовать их край, то он рискует быть немедленно изгнанным. Ибо такой человек кажется неграм очень подозрительным проходимцем, от которого, кроме беды, ничего ждать нельзя.

Негры поставили свою торговлю на широкую ногу. Они проложили по своей стране торговые пути, по которым движутся взад и вперед караваны носильщиков с тюками товаров на головах. Длинной вереницей выступает один носильщик за другим, и они идут так целыми неделями и месяцами по узеньким извилистым тропинкам, в полметра ширины, которые заменяют здесь наши трактовые дороги. Иной раз такая тропинка теряется в кустарниках и в зарослях, и носильщики с трудом пробираются со своими тяжестями сквозь образуемые тут туннели. В других местах им приходится прокладывать себе путь сквозь жесткую высокую траву, через ручьи и вдоль болотистых речных берегов. А во время ливней, которые затопляют целые страны, носильщики идут по пояс в воде. Понятно, что по таким дорогам даже и выносливый дикарь далеко не уйдет. Обыкновенно караван проходит в час 3–4 километра и идет так часов 8 в день. Иные племена негров славятся как особенно выносливые и проворные носильщики. С такими носильщиками один путешественник делал до 42 километров в день.

Чтобы поддержать друг в друге бодрость и сократить себе время в пути, носильщики затягивают песни, перекликаются, выкрикивают неслыханные прежде слова. Понятно, что такой шум удваивается, когда караван подходит к деревне, и носильщики радуются близкому привалу. «Гупа, гупа! – кричат они, – вперед! вперед! Мгоголо (остановка)! Еда! Еда! Не уставайте! Здесь деревня, родина близко! О, мы увидим наших матерей, мы поедим всласть!»

Постоянные торговые сношения повели у негров к установлению некоторых своеобразных обычаев. Каждый путешествующий имеет у них своего «кала», или друга, в среде других племен, который дает ему приют и берет его вообще под свою защиту, Понятно, и он, в свою очередь, гостеприимно принимает такого «кала», если этому случится зайти в его сторону. Скрепление такой дружбы обставлено очень торжественными обрядами. Иногда эти будущие друзья обмениваются между собой кровью (такой обычай «побратимства» известен и теперь еще кое-где в Европе, – например в горах Черногории). Или они обмениваются кольцами из шкуры жертвенного животного, съеденного сообща. Еще более сильно скрепляется дружба клятвою в верности, произносимою при огне. А у народа вакамбов заключающие между собой дружбу, после прославления взаимной верности и преданности, берут горшочек и разбивают его со словами: «Если мы нарушим дружбу, которую прославляем здесь теперь, пусть мы будем разбиты, как этот горшок».

Когда дикие племена только завязывают между собой торговые сношения, они не покупают товаров, как мы, а выменивают их друг у друга.

Меновой торг.

Однако при такой простой мене торг иной раз очень затрудняется, так как не у всякого есть тот товар, который хочет иметь продавец в обмен за свой.

Одному английскому путешественнику нужно было как-то уплатить за переезд на лодке. Лодочник ничего другого, кроме слоновой кости, не хотел принять. А между тем, у путешественника такого товара не было. Но тут ему сказали, что есть такой человек, который готов уступить ему слоновую кость в обмен на кусок сукна.

Беда была только та, что у англичанина и сукна не было. Тогда, наконец, отыскался негр, который имел лишнее сукно, а сам нуждался в медной проволоке. Этим товаром путешественник запасся, зная, что у негров на него большой спрос. Тогда началась продолжительная мена. Человек, желавший иметь проволоку, принял ее от англичанина и передал свое сукно тому негру, который хотел получить его взамен за слоновую кость; этот, в свою очередь, вручил лодочнику требуемую им слоновую кость. И только теперь путешественник мог получить в свое распоряжение лодку для переезда.

Другой путешественник, посылавший своих слуг на местный базар за зерном, рассказывает, что они, исполняя его поручение, совершенно выбивались из сил, ибо только после целого ряда сделок они могли, наконец, получить зерно от вынесшего его для обмена земледельца.

Наши покупатели на базаре не знакомы совсем с такими тягостными хлопотами, ибо деньги всякий охотно возьмет, и на них можно приобрести всякий товар. Наших денег дикари совсем не ценят: когда один путешественник предложил в дар негрскому властелину Мтезе кошелек с золотыми и серебряными монетами, тот пренебрежительно отложил его в сторону, но зато с двойной радостью ухватился за блестящие бусы.

Однако и у дикарей есть свои «деньги», которые служат меркой для оценки разных товаров; это такие предметы, которые дикари привыкли особенно ценить, и обладать которыми всякий стремится. Ими могут быть предметы украшения – вроде бус, раковин или металлических колец, – также и предметы первой необходимости, – как, например, соль. «Продается молоко за плитку соли!» выкрикивает свой товар африканский разносчик. Или: «Масло по пяти бус кусок!».

Всякая дикая страна имеет свои особенные «денежные знаки». В восточной Африке, например, одно племя принимает в качестве мелкой монеты темно синие и темнокрасные бусы средней величины, а соседнее требует исключительно мелкий розовый и голубой бисер; еще немного дальше эти побрякушки не кажутся уже никому привлекательными, но всякий примет в оплату за мелкий товар железную и медную проволоку.

Если бы собрать «деньги» дикарей всего света, то из них составился бы целый естественно-исторический музей, где камень и минерал оказались бы рядом с металлом, растением и животным.

На нашем рисунке можно видеть своеобразные каменные деньги с Палаузских островов и Микронезии. Верхняя «монета», называемая «барак», из обожженной глины, составляет величайшую драгоценность и имеется на островах всего в количестве 3–4 штук.

Каменные деньги с Палаузских островов. 1). Барак. 2) Калебукуб. 3) Кабьдоир.

Можно себе представить, как дорожит бараком его счастливый обладатель, – какой-нибудь маленький властелин! «Калебукуб», сделанный из агата, тоже имеется лишь в руках богатых начальников, которые в минуту опасности, зарывают его в землю, как какой-нибудь клад. Красный камень, отшлифованный, как барак, называемый «бунгау», тоже считается на Палаузских островах очень ценною монетою, почему им располагают только знатные островитяне. Кроме этих, у палаузцев есть еще четыре рода мелких денег, которые обращаются в народе. Это куски вулканического стекла, иногда искусно отшлифованного, иногда же имеющего вид простых осколков. Все эти каменные деньги служат и украшением, а потому просверлены для ношения их на ожерельи.

Одному путешественнику папаузцы рассказали такую интересную легенду про свои каменные деньги.

«Однажды пришла лодка, пассажиры которой – семь родов денег – отправились со своего острова за поиском новых земель. Они долго плавали средь безбрежного океана, ничего не видя, кроме волн и неба. Наконец их лодка пристала сюда, на Палау. Тогда Барак, который, как самый знатный из всех прибывших, лежал растянувшись на палубе двойной лодки, приказал следующему за ним по чину Бунгау выйти на берег и осмотреть остров. Бунгау, столь же ленивый, как его начальник, отдал то же приказание своему ближайшему подчиненному – Калебукубу. Так каждый чин передавал приказание ближайшему чину, пока это приказание не дошло до самого младшего из всех – долготерпеливого Оледонгль (так называется самая мелкая монета палаузцев). Ему уже некого было послать, и поэтому он пошел сам. Но он не вернулся более. Тогда Барак повторил вновь свое приказание. Самый младший из оставшихся, Аделоббер, пошел с неудовольствием и также не вернулся. Тогда настала очередь Клука, который был послан привести их обоих. Но и он остался на острове. Так продолжалось до тех пор, пока, наконец, Барак остался один в лодке. Тогда он сам пошел отыскивать своих подчиненных, но и ему понравилась наша страна. Все семеро они остались здесь и продолжали вести прежний образ жизни. Барак только и делал, что ел, пил и спал. Высший постоянно посылает низшего, и так идет депо, – закончил рассказчик с лукавой насмешкой, – так же, как у людей; крупные среди денег спокойно сидят дома, а мелкие усердно бегают взад и вперед и работают за себя и за высших».

На острове Яве, лежащем неподалеку от Палаузских, деньгами служат глыбы камня аррогонита, привозимого из других стран. Тамошние «богачи» с чванной гордостью выставляют такие сокровища перед своими жилищами.

Подобные громоздкие деньги, которых не поместишь ни в кошельке, ни в бумажнике и не упрячешь в кармане, встречаются и у других дикарей. Взгляните, например, на негрских начальников, изображенных на нашем рисунке. Они отправились в торговое путешествие и несут всему свету напоказ свои денежные сокровища: громадные полосы железа, выкованные в виде копий и весел.

Железные изделия служат во многих африканских странах денежными знаками, которые принимаются в оплату за всякий товар, но только они более удобной и легко переносимой формы: это – клинки для ножей и мотыг, или наконечники для копий и стрел. У сенегамбских негров эти железные деньги имели форму прутьев; 20 пачек табаку они называли «прутом табаку»: это значило, что его стоимость равняется пруту железа. Точно так же бутылку рому они определяли на своем коммерческом языке, как «прут рому».

Негрские начальники с их деньгами.

Вместо денег идут у иных дикарей еще цыновки и различные материи. Есть у них, наконец, и живые деньги. У негров скотоводов Африки мерилом ценности при больших оборотах служит рогатый скот; им они платят выкупную плату за своих жен, им же откупаются в случае совершения какого-либо проступка. Потому-то африканские скотоводы с такой алчностью «копят» скот, словно наш скряга свое золото. Так и самоед считает свое богатство по оленям, которыми он выплачивает и «калым» за жену, и штраф за совершенные преступления.

Негры знают еще другую живую ценную «монету»: это – рабы. Сильный и крепкий невольник представляет в странах по Нигеру ценность, которая равняется двум быкам. Слабосильный раб или раб-ребенок имеет одинаковую цену с быком. Самым же высшим денежным знаком тут считается красивый, хорошо сложенный юноша, лет пятнадцати.

Вот как богато казначейство дикаря всякими денежными знаками, начиная с крупинки соли или зернышка риса и кончая громадными камнями, начиная с бисера и кончая живым человеком. Поистине, ни один наш собиратель монет не обладает такой разнообразной коллекцией!

Когда-то, однако, и среди европейских народов можно было бы набрать не менее разнообразную коллекцию. И если мы об этих деньгах стародавних времен давно уже забыли, то наш язык помнит еще, откуда ведут свое происхождение деньги. Довоенный «гривенник» никак не мог отречься от того, что происходит от «гривны», которую в былое время носили на Руси в виде украшения и в то же время употребляли в качестве денежного знака. А «рубль» не напрасно напоминает нам слово «рубить» в старину, действительно, серебряный прут рубили на куски определенной величины и таким образом создавали «рубли».